Дочь самурая

36

Когда они выезжали из города, туман сгустился и фары не могли пробить его желтую завесу. Они попали не на тот пляж, сделали несколько поворотов, прежде чем поняли, где находится бухта Жиг. Когда фары погасли, исчезла и желтая вата, но так как на прибрежном песке не росли уличные фонари, вместе с ней испарился и весь окружающий мир.

Они продвигались еле-еле, держась за руки. Ингрид вспоминала бетонные плиты, защищавшие дюны от размывавших их волн. Благодаря приливу море приблизилось, и они быстро дошли до края воды. Из-за облака показалась луна. Она не была ни полной, ни угрожающей. Мирный полумесяц, который позволил им, присмотревшись, различить четкие очертания лодки, стоявшей на якоре слева от острова.

— Я доберусь до нее и вернусь за тобой.

— Ты же заледенеешь!

— А какой смысл мокнуть нам обеим?

Крыть было нечем. Ингрид быстро сняла одежду и оставила Лоле, которая вздрогнула от холода и восхищения, когда та без колебаний вошла в воду вместе с гейшей и всеми игривыми рыбками и поплыла к острову. Вновь набежали облака. И вот уже светлую голову было не различить в темноте. Главное, не думать о случаях недомогания или обморока в холодной воде. Впервые в жизни Лола Жост порадовалась тому, что ей не удалось поужинать в ресторане.

Ожидание показалось ей бесконечным. Лодка, как и все вокруг, растворилась в темноте. Ветер, который никогда не стихал в этих краях, ночью десятикратно усилился. Он нагонял волны, которые с яростным шумом бились об остров.

Американки не было больше четверти часа. В такую ночь это слишком долго, чтобы плыть в костюме Евы. К тому же в таком густом тумане бог знает, на кого можно наткнуться, и пикнуть не успеешь. Как же была рада Лола, когда увидела, что она возвращается! Они вытащили лодку на песок, потом Лола растерла подругу полотенцем, взятым в гостинице, и помогла ей одеться. Ингрид, стуча зубами от холода, не сразу смогла выговорить, что она никого не видела. Не слышала ни собаки, ни хозяина.

Они гребли вдвоем. Остров был близок, но море делало дорогу втрое дольше, то поднимая лодку на гребень волны, то бросая ее вниз. Каждый раз желудок Лолы болезненно отзывался на качку, и ей вдруг пришло в голову, что они могли взять не тот курс и плыть теперь в открытое море. И тогда слово «плыть» обретало страшную силу. Они уплывут так далеко, что их никогда больше не увидят…

Когда их утлое суденышко с силой ударилось о берег, Лола едва удержалась, чтобы не приложиться к скале, как к святыне. Сейчас не время кривляться, надо быть готовым к любой неожиданности. Если дом пуст, придется отступиться. Природа, несомненно, в эту ночь была полна счастливых предзнаменований. Луна поднялась отвесно прямо над крышей и хорошо освещала здание. Сосны надежно противостояли ветру, и хотя флюгеры и поскрипывали под его порывами, в этом звуке не было ничего зловещего. А если поднимется настоящая буря? И если обитатели будут заперты стихией на этой вершине, тем более тесной, что неизвестно, какая опасность их здесь поджидает? Страхи Лолы притупились, когда Ингрид взяла ее за руку, чтобы подняться вверх по каменистой тропинке.

Деревянные ворота были окованы железом.

— Ты сумеешь перебраться через стену? — спросила Ингрид.

— Переберись сама, и откроешь мне изнутри.

— А если они открываются только ключом?

— Великий Часовщик отправился в круиз в Гонолулу, но богиня Моря сменила его и присматривает за нами. Да и матушка Луна тоже. Я ей обо всем рассказала. Она на нашей стороне.

— Ты уверена, что все будет в порядке?

— Не беспокойся. Море опьяняет меня лучше, чем вино.

— Ну, ты меня успокоила.

Ступеньками ей послужили неровности старинной стены. Лола подумала, как бы ветер не сорвал Ингрид с ее насеста, но подруга держалась крепко и ловко приземлилась с другой стороны. Когда она открыла ворота, они еле скрипнули, звук почти не отличался от поскрипывания флюгера. Они дождались, когда матушка Луна в своих одеждах из облаков покажет им дорогу. Разглядели две постройки справа от внушительного хозяйского дома. Дверь первой из них не была закрыта. За ней оказался дровяной и продовольственный склад. И поломанный мопед. Они обменялись понимающими улыбками, вспомнив о шикарном лысом типе на старой керосинке, упомянутой Тома Ле-Корнеком.

Они направились ко второй постройке. Резкие порывы ветра помешали им почуять запах, который они распознали, только когда проникли внутрь здания.

— Осторожно — предупредила Лола прежде, чем включить карманный фонарик. — Только не кричи.

Круг света выхватил из темноты одеревеневшую, как весло, Ингрид, которая закрыла нос и рот воротником. И тело старика в плаще, скрюченное на постели. На затылке у него запеклась кровь. Лола подошла, наклонилась. Полузакрытые глаза мертвеца успели остекленеть.

— Он тут уже несколько дней.

Ингрид указала на каморку под лестницей. Лола осветила двух убитых собак. Застреленные лабрадоры.

В буфете она нашла нетронутую коробку с пятьюдесятью патронами «Селье и Бело», чистый прямоугольник на пыльной поверхности указывал, что у этой коробки была сестра-двойняшка. Нигде ни следа оружия, к которому подходили бы эти припасы.

— У него длинноствольный карабин 22-го калибра. Мы не имеем права на ошибку.

— Yeah, I know.

— Мы должны передвигаться очень тихо.

— Ясно.

— Обдумываем каждый шаг. Совещаемся шепотом.

— Без вопросов.

Они вышли как оглушенные. Холода они не чувствовали. В этой кромешной тьме перед глазами всплывало тело старика сторожа. Они открыли дверь дома. Было тихо, стоял терпкий запах. Где американец? Не расправились ли и с ним? И может быть, с его семьей? Лола сдержала дрожь и взяла себя в руки. Пожалуй, в доме не пахло ничем, кроме одиночества.

В вестибюле мраморный пол в шахматную клетку, множество картин, прекрасная мебель. Слева просторная гостиная, справа кухня. Они тихонько осмотрели кухню. В сушке тарелка, сковорода, на столе еще свежий хлеб, завернутый в тряпицу, кое-какие продукты в холодильнике. Они вернулись обратно, пересекли столовую и в гостиной обнаружили два светлых прямоугольника на выцветших обоях.

— Морские пейзажи, — прошептала Ингрид.

— Похоже на то.

— Думаешь, он наверху?

— Наверняка. Он там уже несколько дней, должно быть, он предпочитает спать в постели.

— А если он прячется на чердаке?

— К чему? С чердака ничего не слышно. Пошли наверх.

— Ты уверена?

— Наша цель — украсть его карабин. Или мы с ним справимся сразу, или придется набраться терпения.

— То есть?

— Мы станем тише ночи. Но на рассвете разбудим его песней.

— А может, лучше попросить подкрепления? Этот негодяй только что убил человека!

— Вмешивать в наши дела Луи Ле-Гоффа не будем, а то он станет разрываться между должным уважением к начальству и дружескими чувствами ко мне. Разрушить карьеру можно и из-за меньшего.

— Мы могли бы позвонить ему анонимно.

— Могли бы.

— Но так мы не узнаем, кто виновен в самоубийстве Алис.

— Ты как будто бы читаешь мои мысли, Ингрид. Итак, подготовим план «Б» на случай форс-мажора.

— Это французский морж?

— Не совсем.

— Ты мне все это объяснишь на холодную голову.

— Я тебе все объясню на свежую голову в более или менее близком будущем. А пока — ни звука.

— Конечно! Ты что, считаешь меня дилетанткой?

— Только не говори, что ты уже вламывалась в чужой дом в Гонолулу, Владивостоке или Уагадугу!

— Нет, только в Осаке, и у меня были благие намерения и…

— Об этом мы поговорим позже. Уж не знаю, какая у нас тогда будет голова — свежая или несвежая. Словом, после форс-мажора и схватки с моржом. Когда мы скажем «прощай» оружию и слезам и закончим военные действия. Договорились?

— OK! All right! Не надо нервничать! — отвечала Ингрид, сделав знак победы.

Она вернулась на кухню и обыскала стенные шкафы. Она осматривала все не спеша, пока Лола колебалась между подставкой и кухонными ножами. Бывший комиссар заявила, что не чувствует в себе таланта Джека-Потрошителя; придется найти другое средство самозащиты. Ингрид предложила использовать все, что было у них под рукой: утюг, обыкновенную кастрюлю, канистру со спиртом и зажигалку. Они разложили все это на столе.

Деревянная лестница упорно хотела сообщить о двух непрошеных гостьях в доме, где засел вооруженный убийца. Инстинктивно они подчинялись ритму моря, стараясь, чтобы каждый их шаг совпадал с ударом волны о берег. Бесконечно долго они поднимались по ступенькам и наконец оказались в коридоре. Пол был покрыт ковром. Они легли рядом друг с другом.

Прошло не меньше часа, и Ингрид заснула. Лола время от времени встряхивала ее, чтобы она не сопела слишком громко, тем более что завывания ветра стали прерывистыми. Лола размышляла о тысяче жизней Ингрид — от Осаки до Мехико. О моряках, которые даже в этот поздний час возвращаются домой. Об отдыхающих, которым посчастливилось в полной безопасности играть со своими детьми и собакой на прекрасном мирном пляже. О стороже, которому больше не придется играть со своими лабрадорами; о Ришаре Паризи, который, возможно, месит тесто; об Адаме Ноне, спавшем в «зоне X» сном уставшего китобоя; о Морисе, который, несомненно, оплакивал Алис, совсем один в своей квартире на улице Эклюз-Сен-Мартен. Лола уже сама не знала, думала ли она об этом несколько часов или пять минут. А впрочем, вряд ли здесь уместен глагол «думать». Скорее, это были бессвязные обрывки мыслей. Предположения, которые вертелись у нее в голове, как морская галька под ударами волн. Она осторожно повернулась. Может быть, на правом боку ей удастся уснуть.

Но на правом боку было хуже, чем на спине. С каждым вдохом она глотала целую колонию клещей, уютно устроившихся в ковровом покрытии. Дом казался ухоженным, прекрасная мебель была тщательно начищена воском. Все, как в кафе «У Люлю», только гораздо шикарнее. Тем не менее здесь давно не пылесосили. Где же владелец? Почему он живет в другом месте, когда у него есть такое прекрасное имение? Идеальное место, чтобы уединиться с избранными пазлами и бутылкой портвейна. Вспомнив об этом вине, согревающем, подкрепляющем и бесконечно уютном, Лола сумела наконец укротить волны своих мыслей и незаметно уснула.