Дог-бой

Глава 4

«Правда Московии», 10 июня 2003 года

В Москве поймали мальчика-маугли

Руководство московского департамента опеки и попечительства подтвердило слухи о том, что несколько недель назад на северной окраине столицы найден мальчик-маугли. Жители окрестных домов обратили внимание на двухлетнего мальчика, который лаял и бегал на четвереньках, окруженный стаей бродячих собак.

По мнению специалистов, ребенок живет с собаками с младенчества. Для своего возраста он мал ростом и очень худ. Зато наблюдается обильное оволосение всего тела. Он умеет с большой скоростью бегать на четвереньках. Общается исключительно с помощью лая и рычания.

Самое необычное в московском маугли — его возраст. В последнее время по всей стране находят немало уличных детей, которые живут с собаками или кошками, но все они значительно старше. К тому же часто выясняется, что у найденных детей на самом деле есть дом и родители.

Ничего не известно о том, как жизнь среди собак в дальнейшем влияет на физическое и умственное развитие человека. Нашего российского мальчика-пса поместят в детский центр имени Антона Макаренко. За ним будут наблюдать ведущие ученые. О ребенке хорошо позаботятся. Ученые всего мира будут с интересом следить за успехами мальчика, воспитанного собаками.

Дмитрий Пастушенко отложил газету и вздохнул. Если бы все было так просто! Еще три недели назад никто не требовал у них объяснений, а теперь им придется оправдываться, защищаться… Оказывается, у мальчика-маугли есть брат! Ерунда какая-то. Вот посмеются над ним его противники! И дело не только в «песьих мальчиках». На нем отыграются за его высокомерие, за чрезмерную самоуверенность… За надежды.

И за его взгляды. Дмитрий неоднократно утверждал, что в глубине души каждый человек — зверь. Он вспомнил свои слова: «Исцеление детских душ начинается с удовлетворения их животных инстинктов. Каждому ребенку следует предоставить крышу над головой, еду и ласку».

Что же он тогда имел в виду? Дмитрий улыбнулся, вспомнив собственный уверенный голос: «Да, мы никогда до конца не убиваем в себе зверя. Достаточно вспомнить образы животных в искусстве. Сказки о животных олицетворяют единство человека и зверя. Невозможно не согласиться с тем, что мифы и легенды, в которых упоминаются животные, свидетельствуют об исконном родстве…»

Он говорил убедительно; ему верили.

Дмитрий оторвался от газеты. В его кабинете полным-полно зверей. Он собирал старинные каменные и бронзовые фигурки животных. На ярмарке в Измайлове накупил деревянных медвежат. А еще он любил часы с кукушкой.

Но сейчас он вдруг почувствовал отвращение к своей коллекции.

— Конечно, мы звери, — произнес он вслух.

Его часы с кукушкой марки «Маяк» зажужжали, откашлялись. Кукушка куковала каждые полчаса. Дмитрий прекрасно понимал, что он имеет в виду. Звериная сущность — фундамент, так сказать, скрытый под землей. Человеческая личность — основная часть здания, прекрасное, продуманное произведение искусства.

Три недели назад Дмитрий очень переживал из-за ссоры с Натальей. Они поссорились утром, за завтраком. Наталье захотелось завести собаку; Дмитрий и слышать ничего не желал. У их соседа был пес породы московская сторожевая — помесь овчарки с сенбернаром. По словам Юрия Андреевича, его пес отличался «необычайной силой, умом и поразительной — просто поразительной! — ловкостью».

Пса звали Мальчик. Дмитрий, который скучал, слушая излияния соседа, как-то сказал Наталье: гипертрофированная любовь к животным — одна из форм одиночества, имитация настоящих чувств, бегство от действительности. Межвидовая привязанность — всего лишь проекция, и в этом смысле характерно, что Юрий назвал своего пса Мальчиком. Человек, который так привязан к своему псу, ненормален. Любовь к псу отражает его детские комплексы или депривацию[3]. Так же кролик, оставшийся без матери, привязывается к козленку, а кошка может выкормить своим молоком ежонка. К сожалению, все его доводы не подействовали, и Наталья только укрепилась в желании завести собаку.

Сам Дмитрий животных не любил. Он брезговал даже дотрагиваться до них. Всякий раз, входя в университетскую лабораторию, где проводили опыты на животных, он затаивал дыхание. Он не любил даже чистеньких лабораторных крыс. Прикоснувшись к любому зверьку, сразу бежал мыть руки. Сегодня утром он, наконец, признался Наталье в своей нелюбви к животным, но вместо сострадания и сочувствия удостоился ликующего взгляда исподлобья. Когда за завтраком он добавил, что, возможно, у него аллергия на собачью шерсть, ему пришлось отвернуться. Он понимал: стоит ему взглянуть на Наталью, и его убежденность растает.

Наталья засмеялась, звонко воскликнула своим замечательным певучим голосом:

— Ах, как жаль, что у тебя нет никакой аллергии!

Задетый ее словами до глубины души, Дмитрий тут же объявил, что животных он любит, но что-то в них его смущает.

На работу он пошел накрученный; похоже, они все-таки заведут собаку. Наталья всегда настаивала на своем. Дмитрий понимал, что его огорчение символизирует совершенное осознание философского и научного водораздела между человеком и животным, но выразить свои чувства он не умел. С Натальей он всегда терялся, лишался ясности ума и красноречия. С Натальей никто не спорил; все охотно подчинялись ее прекрасному голосу и радовались ее светлому, солнечному лицу, заражались ее уверенностью и не задавались вопросом, почему, собственно, ее нужно слушаться.

Да, Наталья — прекрасный педиатр. Тем не менее Дмитрий считал ее немного чокнутой. Знакомясь с ним, она первым делом поинтересовалась, кто он по знаку зодиака. Дмитрий снова поежился, вспоминал ее многозначительную улыбку. Она так посмотрела на него, как будто сразу узнала о нем много нового.

Наталья такая наивная, чистая, цельная. Она по-детски уверена в своей правоте — и необычайно умна и проницательна. Дмитрий с удовольствием женился бы на ней, но боялся, что Наталья откажется выйти за него замуж. Он очень удивился, когда Наталья согласилась жить с ним. Обставлять квартиру пришлось Дмитрию.

— Свое барахло я оставила дома, — сказала ему Наталья.

Дмитрий так и не набрался смелости спросить ее почему.

Его детство, по сравнению с детством Натальи, было трудным. Может, в этом все дело: те, чье детство было трудным, прекрасно понимают, что домашние животные — глупая прихоть.

А какие собачники ханжи! Каждый день на улицах российских городов умирают дети — кстати, Наталье известно об этом так же, как и ему! И все же как бурно общество протестует, узнав об отлове и уничтожении уличных собак! В каком другом городе мира выделяют деньги на стерилизацию бродячих псов? Где еще предлагают платить пенсионерам за то, что те подкармливают собак? Но Наталья упорно стояла на своем: русской женщине для счастья нужна собака.

В свое время Наталья была превосходной дочерью — талантливой гимнасткой, умной, добросердечной; теперь она неотразимая любовница — независимая, страстная, обворожительная. Из нее выйдет великолепная жена, хотя она не слишком любит заниматься домашним хозяйством. Она будет образцовой матерью, любящей тетей и самой лучшей русской бабушкой из всех бабушек. И вся эта квинтэссенция современной русской женщины, оказывается, неполна без собаки!

Дмитрий улыбнулся и вздохнул. Он как мог старался отсрочить неизбежное. Но три недели назад в их жизни появился мальчик-пес, и Наталья на время забыла о собаке.

Когда Дмитрий впервые увидел крошечного волосатого полуголого ребенка, распластавшегося в кузове милицейского пикапа, его охватили отвращение и жалость. Потом, набирая в шприц успокоительное, он вдруг почувствовал странную радость, смешанную со стыдом. Вот он, водораздел. Вуаля! Человек-животное — наглядное доказательство того, что преодолеть границу невозможно.

Ребенок обнажил белые детские зубы и грозно зарычал, заранее защищаясь, хотя никто не собирался его обижать. Дмитрия передернуло, и он подумал: «Вот бы на кого взглянуть ханжам-собачникам, которые очеловечивают своих питомцев!»

Дмитрий работал со многими детьми-инвалидами, детьми с задержкой развития и роста, но последняя находка поразила его. Они столкнулись с величайшей трагедией и изумительным примером выживания. Дмитрий наблюдал за мальчиком-маугли с ужасом и вместе с тем с надеждой. Возможно, ему удастся доказать, что этого ребенка действительно «воспитали собаки».

— Давай назовем его Марко, — с порога предложил Дмитрий, войдя в кабинет Натальи.

Он тут же замолчал. Наталья набирала текст статьи, повернувшись к нему спиной. Она специально передвинула стол так, чтобы во время работы смотреть в окно, а не на дверь. Ну кто, кроме нее, добровольно сядет спиной к двери? В их учреждении всем хочется защищаться. Пальцы Натальи порхали по клавиатуре; она взмахнула рукой, словно извиняясь. Медные кудряшки доставали до плеч. Дмитрий уловил ноздрями запах ее шампуня. Он подошел поближе. Ему очень хотелось, чтобы Наталья одобрила имя, которое он придумал для найденыша. А еще так и подмывало спросить, не передумала ли она насчет собаки. Но, вспомнив все ее абсолютно алогичные доводы в пользу собаки, он понял, что после сегодняшнего она лишь еще тверже укрепилась в своем мнении. Больше всего Дмитрию хотелось сейчас поцеловать ее. Загладить утреннюю ссору.

— Это имя воина — в честь первых лет его жизни, которые он провел подобно Ромулу!

Наталья подняла голову; глаза у нее потемнели. Дмитрий обрадовался. Судя по задумчивому выражению на обычно открытом лице, маленький найденыш произвел на Наталью сильное впечатление. Потом в ее темных глазах засверкали огоньки.

— Ты поосторожнее с именами — а то он еще вырастет и устроит государственный переворот!

— Наташа, пока мы смеем лишь надеяться, что он в должный срок встанет на ноги и заговорит.

Дмитрий покраснел. Ему казалось, что при Наталье он говорит как-то напыщенно и вместе с тем сбивчиво, непонятно. Ее же голос звенел, как колокольчик. Дмитрию было очень хорошо рядом с Натальей: он буквально захлебывался какой-то детской радостью.

— Что ж, возможно, такое сильное имя и увеличит его шансы на выживание, — весело заметила Наталья. Она, как всегда, отвергала возможность неудачного исхода.

И все-таки, осмотрев мальчика, она пришла к выводу, что у него слабое здоровье. Двигался он неуклюже и как-то неуверенно; скорее всего, у него авитаминоз, но все окончательно выяснится в пятницу, когда придут результаты анализов.

Доктор Пастушенко не терял надежды. Его труды по восстановлению речевых и когнитивных нарушений у детей, которые воспитываются вне общества, известны во всей Европе. Только за последний год его статьи перевели на немецкий, французский и английский. На его лекции в университете набиваются полные аудитории. Дмитрий услышал собственный голос:

— Дети, владеющие минимальным словарным запасом, но в остальном обладающие нормальными умственными способностями, попав в общество, стремительно развиваются. В некоторых случаях такие дети за несколько лет догоняют своих сверстников.

Когда в центр имени Антона Макаренко привезли «собачьего найденыша», карьера Дмитрия достигла своей вершины. Он воспринял мальчика-пса как награду, достойное увенчание своих трудов. Доктор Пастушенко занимал пост директора центра. Его назначили не только за успехи в науке, но и за умение ладить с коллегами. Кроме того, Дмитрий не отличался чрезмерным честолюбием. Он стеснялся, когда его хвалили, и обычно преуменьшал значение собственных открытий. Центр Макаренко был образцовым учреждением. Его учредили после того, как был опубликован ужасающий доклад международной комиссии о систематических нарушениях прав детей в интернатах и домах ребенка. В центр Макаренко часто привозили иностранных журналистов. И все же, несмотря на известную показуху, Дмитрий любил свою работу. В центре он обладал всем необходимым для своих опытов и исследований.

Кроме того, он подобрал себе отличных помощников. Все сотрудники центра были одной командой. Особенно незаменимой казалась Дмитрию Наталья; именно она сплотила коллектив. Все невольно заражались ее воодушевлением. Работающие в центре детские психологи и психотерапевты считались лучшими в Москве. Невролог, первоклассный специалист, был еще и выдающимся общественным деятелем. Помимо работы в центре, он преподавал в университете. Анна Александровна, директор-распорядитель, отлично организовала работу в центре, причем казалось, что это удается ей безо всяких усилий. Анна Александровна работала с доктором Пастушенко много лет — начинала она его личным секретарем. И с Константином Петровичем, Костей, главой службы безопасности и по совместительству водителем, Дмитрий дружил очень давно. По специальности Костя, кстати, был педагогом-психологом — он получил образование на Кубе. Костя стал для центра потрясающей находкой. Впрочем, он очень тщательно подбирал всех сотрудников, включая учителей-предметников, медсестер и бухгалтеров. Дмитрий и Анна Александровна охотились за особо ценными специалистами, переманивали их из министерств и с университетских кафедр, где когда-либо работали сами. Весь коллектив, от уборщиц и поваров до врачей, гордился своей работой.

Только само здание оставляло желать лучшего. Каждое утро Дмитрий смотрел на центр и сокрушался. Раньше здесь размещался обычный детский дом. Его перестроили, но как-то наспех. Да, центру Макаренко выделили самое лучшее оборудование; кроме того, полностью отремонтировали несколько палат, но покрасили лишь местами, и в комнатах, где живут дети, по-прежнему стоят старые металлические кровати из прежнего времени. Просто в каждой палате их стало меньше. Кроме того, закупили новое постельное белье.

В настоящее время в центре живут и учатся тридцать пять детей. Их всех пришлось буквально спасать из обычных детских домов-интернатов. И дело не в том, что другие дети, оставшиеся в интернатах, не поддаются обучению. Такие тоже попадаются, но редко. В детских домах содержится много умных детей, которые долго были лишены нормальной жизни. Однажды Дмитрий и Наталья побывали в областном доме-интернате и провели среди тамошних ста двенадцати воспитанников тест на умственное развитие. Тест прошли восемьдесят процентов детей! Они демонстрировали нормальные когнитивные навыки — результат тем более поразительный, если учесть условия, в которых содержались эти дети. Некоторые кандидатуры не подошли, потому что они слишком долго прожили в интернате. Считается, что к четырем годам они уже проходят некий критический порог, после которого ускоренное развитие невозможно. Других не взяли в центр Макаренко из-за отклонений в поведении. Нескольких детей пришлось исключить из списка из-за дефектов физического, а не умственного, развития. Для таких детей Дмитрий и Наталья разработали особые рекомендации. Правительство требовало, чтобы центр, который находился, так сказать, на переднем крае науки, регулярно отчитывался об успехах, и только об успехах.

Дмитрий старался выработать в себе отстраненное отношение к сложной проблеме. Он заранее смирился с тем, что перевести в центр Макаренко всех понравившихся им детей не удастся. Наталья же с первых дней рисковала и отчаянно ловчила, пользуясь своей властью над людьми. Находясь рядом с ней, Дмитрий восхищался ее смелостью, а потом качал головой. Как он будет выкручиваться, если ее поймают? Наметив какого-нибудь ребенка — с точки зрения Дмитрия, невосприимчивого и бесперспективного, — Наталья упрямо поджимала губы и заявляла:

— Мы забираем его отсюда!

Обычно она безошибочно выбирала кого-нибудь через несколько секунд после того, как входила в палату. Дмитрий не сомневался: часто ею руководила жалость. Наталья особенно жалела уродов, детей с задержкой в развитии и детей-инвалидов, хотя, когда Дмитрий высказал свои догадки вслух, она ответила ледяным молчанием. Наталья вертела им, как хотела, она подделывала отчеты, данные и результаты опытов. Ради того, чтобы уничтожить чьи-нибудь прежние, не слишком радужные данные, она, нимало не смущаясь, раздавала взятки — не только из своих денег, но и из фондов центра. С молчаливого попустительства Дмитрия именно Наталья занималась всеми детьми, которых они вырывали из детских домов и переводили в свой центр. Дмитрия поражало, что Наталья еще ни разу не ошиблась: если не считать двух летальных исходов, «ее» дети демонстрировали поразительные успехи.

Одна мысль давно не давала Дмитрию покоя. Может быть, вообще нельзя оставлять в детских домах-интернатах ни одного ребенка из тех, кого они осмотрели и признали нормальными? Поняв, чем занимается Наталья, он больше не мог относиться к детям отстраненно, как раньше. Ему расхотелось ездить по интернатам. Страх внушал даже прежде любимый детский дом. Его энергичная и чуткая директриса, которая раньше заведовала воинской частью, обеспечивала детям хороший уход. И все же в последнее время Дмитрию все больше хотелось, чтобы директриса тоже нарушала закон, подделывала отчеты и даже потакала отдельным любимчикам. В самые отчаянные, безысходные минуты Дмитрий думал: в одиночку он ни за что не справится. В стране множество брошенных детей. Они либо умирают в раннем возрасте, либо попадают на улицу, где подвергаются насилию. И множество детей, у которых есть дом и родители, страдают физически, психически и нравственно.

Дмитрий часто злился на Наталью. Зачем она оборудовала в подвале гимнастический зал? Зачем учит детей гимнастике? Неужели думает, что так можно вылепить из них гармоничных людей — по ее собственному образу и подобию? Наталья всеми силами стремилась спасти детей, которых им удавалось перевести к себе в центр. О тех же, кто по каким-то причинам остался за бортом, она просто не думала. Наталья прекрасно умела отключаться. Заметив на улице по пути на работу нищенку с ребенком на руках — в народе их называют «мадоннами», — Наталья немедленно вызывала милицию. Она дожидалась наряда и добивалась, чтобы ребенка отобрали у побирушки. Из-за своей принципиальности она вечно опаздывала на конференции и в гости. Ее не трогали протянутые руки нищенок, их ужасные лохмотья, посиневшие от холода, слабенькие младенцы. Побирушек с детьми она считала общественным злом. А со злом, считала Наталья, нужно непримиримо бороться. Дмитрий не сомневался: о нищих как таковых она никогда не размышляла. Однажды он заметил: младенцы, с которыми нищие ходят попрошайничать, часто умирают от голода или гангрены — ведь пеленок им не меняют. Он немного порассуждал о деградации материнских чувств и безнравственности.

Наталья сухо возразила:

— Дмитрий, не философствуй. Это тебе не идет. Не ты произвел на свет этих несчастных младенцев, и не ты развратил их матерей.

Он едва не выпалил в ответ:

— Что бы ты сказала, если бы узнала, что такой была моя мать?

Наталья шагала впереди него по Пятницкой улице; она обернулась к нему — такая свежая, юная, не ведающая зла, что мысли у него перепутались, и он потянулся к ее руке. Он словно очутился у костра, и ему захотелось погреться от ее пламени.

Наталья очень удивлялась, если с ней не соглашались, но, какими бы убедительными ни были доводы оппонентов, не меняла точку зрения. Однажды, проспорив с ней пару дней, Дмитрий в сердцах заметил, что Наталья просто не в состоянии признать себя неправой. Наталья в ответ только рассмеялась:

— Чушь какая!

Его слова нисколько не убедили ее. Дмитрий часто говорил себе: сумасбродство и уверенность в себе настоящая взрывчатая смесь.

Наталья потянулась; дети хором прокричали:

— Спа-си-бо!

Смысла того, что они кричат, они не понимали. Тем не менее Наталья с первого занятия настаивала на том, чтобы в конце они выражали свою благодарность. Она улыбнулась. Дети построились парами и вышли.

Перед занятием ей приходилось долго разминаться — сказывался возраст. И все же Наталья не считала себя старухой. Конечно, для гимнастики тридцать два года — крайний срок, зато педиатр в тридцать два — еще ребенок, ну а техникой она владеет превосходно. Она с удовольствием делилась с малышами своими навыками. А Дмитрий… Дмитрию, к сожалению, более чем достаточно, что их питомцев хорошо кормят, воспитывают и обучают, подгоняя к самым общим стандартам «домашних» детей.

Наталья подняла руки, согнулась в поясе и, сбрасывая напряжение, положила ладони на пол. Потом она прижала голову к голеням и стала похожа на странное четвероногое существо с густой гривой мед-но-рыжих кудряшек, которые доставали теперь до пола. Наталья подняла одну идеально прямую ногу, потом вторую и сделала стойку на руках. Дмитрий залюбовался ею — она напоминала перевернутую статуэтку. Потом она ловко перекувырнулась и одним движением встала на ноги.

Какой Дмитрий бездеятельный, вялый! Наталье самой пришлось добывать гимнастические маты, станки, шведскую стенку и прочее для своих занятий. А Дмитрий, сам рано осиротевший, не доверял ее чутью и принижал значение спорта в развитии детей, хотя сама Наталья с детства понимала, насколько важны занятия физкультурой. Однажды в споре Дмитрий сказал: Наталья с детства была талантлива и любима — как будто обвинял ее в чем-то. Ну и пусть себе упрямится. А ее дети будут заниматься гимнастикой. И не обязательно все они потом захотят стать спортсменами. Она же не захотела. Сама предпочла стать детским врачом. Зато на стороне Дмитрия — все преимущества когда-то действенной государственной машины; он зациклен на успехе и ничего вокруг не замечает — слеп, как крот!

Как ни странно, только Дмитрий осмеливался не соглашаться и спорить с Натальей. Даже в детстве родители почти никогда не противоречили ей. Дмитрий по-своему очень умен, но его ум какой-то… вывернутый, как ветви у старого ореха… Наталья перестала злиться на него и улыбнулась. Дмитрий по-прежнему пишет свои статьи от руки! Интересно, как он поладит с собакой? В конце концов он полюбит ее гораздо больше, чем она: ведь собака нужна именно ему! А еще из него выйдет прекрасный отец! Да, она зажигает, окрыляет своих питомцев, как и подобает хорошему учителю; и все же они тянутся к Дмитрию. Просто он сам пока этого не понимает. Ничего, она ему объяснит.

Наталья распустила волосы, собрала одежду и пошла в душ для персонала, чувствуя, как под гимнастическим трико застывает пот. Ха! Пусть для Дмитрия гимнастика — нечто необязательное, но ее гибкостью он безусловно восхищается. Как он всегда любуется ею! Надо признать, ее Дмитрий — настоящий красавец. Обаятельный, темпераментный, прямой… Ему сорок пять, но фигура у него еще замечательная.

С пятнадцати лет Наталья знала: ей нужен мужчина, который удовлетворял бы двум критериям. Во-первых, он должен быть физически привлекательным. Во-вторых, она должна ему помогать. Тогда она придумала себе пианиста, который страдает агорафобией — боязнью пространства; красивого и талантливого, но в каком-то смысле увечного человека. Подобных мужчин она находила без труда. Сначала она полюбила пьющего инженера-нефтехимика; потом — писателя-невротика. Но оба упорно отказывались принимать ее помощь, и Наталья вскоре потеряла к ним интерес. Но Дмитрий — совсем другое дело… Наталья не сомневалась, что сделает из него человека.

Надо будет приготовить ужин и надушиться любимыми духами; Дмитрий воспламенится, застонет от наслаждения… Наталья втянула живот.

Дмитрий смотрел на Марко в полупроницаемое стекло — «зеркало Гезелла». Рядом с ним на столе лежали результаты анализов. Какой удивительный ребенок! В какой-то степени он способен усваивать новое — все время лижет его руки, иногда бывает рассеян, и глаза у него делаются грустные. Наблюдается стереотипия — он часто подолгу раскачивается из стороны в сторону или бесцельно мечется на четвереньках по всей палате. Мальчик не умеет разжевывать еду, но понимает, когда наступает насыщение, что необычно для большинства заброшенных, запущенных детей. Марко не произносит ни отдельных слов, ни словосочетаний, но часто бормочет себе под нос отдельные гласные или мычит. И вздыхает, причем вздыхает как-то… вот именно, по-собачьи, а не по-человечески! Сначала Дмитрий не понимал, почему мальчик часто и быстро вертит нижней частью туловища. Потом сообразил; он «виляет хвостом»! Дмитрий как-то видел большую собаку, которая виляла хвостом, раскачиваясь при этом всем телом. Речевые навыки застопорились — во всяком случае, Дмитрий не видел прогресса в развитии вербализации и мышления. Зато он заметил кое-что очень странное.

В чем-то Марко напоминал обычного заброшенного ребенка из детского дома или дома малютки. Но во многом он сильно отличался от интернатских детей. Самое главное, он умел играть — вещь для таких детей совершенно необычайная.

Дмитрий размышлял: все собаки любят играть. Он посмотрел в одностороннее зеркало. Малыш носился по палате с большим желтым мячом. Допустим, все собаки могут играть с мячом. Зато собаки не умеют строить из кубиков — а Марко умеет! А еще он берет в одну руку желтый кубик, в другую — красный, поднимает желтый кубик и громко лает. Он изображает, что желтый кубик лает на красный! Этот ребенок гораздо лучше поддается обучению, чем дети, которые долго прожили в детских домах. Марко демонстрирует широкий диапазон эмоций: страх, надежду, радость, гнев и голод. Спит он тоже необычно. Он проявляет активность в ночное время, а наевшись, сразу крепко засыпает. Больше всего Дмитрия тревожило физическое состояние мальчика. Наталья диагностировала у него муковисцидоз. Что ж, его можно подлечить. Результаты тестов на физическое развитие оказались такими же непонятными, как и все остальное. Несмотря на серьезное отставание в развитии, худобу, гипертрихоз и нарушения осанки, он оказался вполне нормально развит.

Ясно, что ребенок провел долгое время в темноте. Зрение сужено, что нехарактерно для ребенка его возраста. Зато у него великолепно развиты слух и обоняние. Очень интересно! Неужели…

Дмитрий перестал грызть ручку. Что, если… что, если они на пороге великого открытия? Что, если прежние теории неверны, а данный случай, пусть и косвенно, подтверждает правоту Выготского? Да, подтверждается важность психологии игры, но он пойдет дальше Выготского и Леонтьева! В его руки попал поразительный материал. Он наблюдает за играми испытуемого, совершенно не похожего на обычного беспризорного ребенка. Мальчик упорно создает, так сказать, несобачью зону ближайшего развития! Отсюда следует, что… Что человеческая сущность заложена в нем от природы!

Не в силах сдерживаться, Дмитрий вскочил и почти побежал к себе в кабинет. Нужно записать результаты тестов и ввести в отдельный файл кое-какие свои мысли. Голова полнилась словами, мысли наскакивали друг на друга, им было тесно. Дмитрий взял лист писчей бумаги и четким, красивым почерком начал писать:

«Определить возраст по зубам невозможно, т. к. зубы искривлены из-за недостаточного питания и индивидуальных особенностей. Костный возраст по рентгенограмме кисти и запястья также установить невозможно. Нельзя полагаться и на данные сравнительной статистики. Тем не менее комплексная психоневрологическая и нейровизуализационная оценка различных отделов мозга довольно высока. Результаты поразительны: испытуемый демонстрирует высокий психоневрологический статус. Неврологические тесты обнаруживают нормальный уровень, в некоторых отделах мозга даже гипернормальный. Функции мозга значительно отличаются от показателей детей с полной депривацией…»

Дмитрий подробно описал игры Марко и привел свои выводы. Ручка стремительно бежала по бумаге. Возможно, они на пороге великого открытия, которое заставит пересмотреть достижения современной нейропсихологии! Нет, не надо спешить. Он погрыз кончик ручки и перечитал последний абзац. Пусть весь ученый мир ахнет от изумления, ему же больше пристало сохранять хладнокровие.

Испытуемый сильно отстает в психическом развитии. Но тесты на психическое развитие довольно трудно проводить, их ценность весьма сомнительна. Результаты отягощены индивидуальными особенностями испытуемого: недоразвитием мелкой моторики, недостаточной привязанностью к людям, отсутствием речи. С другой стороны, мальчик демонстрирует поразительную гибкость и приспособляемость в играх, что по меньшей мере необычно — а возможно, и беспрецедентно. Скорее всего, обстоятельства, сформировавшие его личность, тоже беспрецедентны для современной эпохи. Дмитрий понимал: у него отыщется немало оппонентов. Результаты тестов неоднозначны. Наверное, многие специалисты поставят Марко диагноз «аутизм».

Но как он играет! Сенсорно-двигательные функции, репрезентация[4] и богатая символика исключают аутизм. Абсолютно исключают! Дмитрий приписал на первой странице: «Испытуемый — нормально развитый ребенок. Скорее всего, его умственные способности выше среднего уровня».

Наихудшие результаты испытуемый продемонстрировал в области социализации[5]. Он неизменно пугался других детей, находящихся в центре, даже если смотрел на них издали или из-за прозрачной перегородки. Он не различал малышей и детей постарше; заметив любого ребенка, оскаливался, рычал и огрызался. Но, несмотря на необъяснимую враждебность к другим детям, с наблюдающими его врачами он держался доверчиво и ласково. Этого Дмитрий тоже не мог объяснить.

Прогноз во многом представлялся доктору Пастушенко благоприятным. К тому же такая возможность для исследования выпадает один раз на миллион. Или даже на триллион.

Дмитрий выглянул в окно. Не замечая играющих на площадке детей, он попытался представить, какой была жизнь Марко до того, как он попал в центр Макаренко. Вечная темнота. Логово. Много собак. Он погладил кончиками пальцев свою любимую фарфоровую кофейную чашку. Мальчик весь в шрамах и укусах — следы игр со щенками и взрослыми собаками. Наверное, в логове очень сыро и холодно — согреться можно, лишь прижавшись вплотную к собаке. Альфа-сука, главная в стае, защищала его, добывала для него пищу и вылизывала. Зрение у него почти не развивалось, зато обострились слух, обоняние и осязание. Вот в чем разгадка: этот малыш, хоть и развивался однобоко и без конца раскачивается из стороны в сторону, не страдает от полной депривации[6] столь частой у детдомовских детей.

Как он научился играть в игрушки? Может, это просто особенность личности плюс повышенная способность к адаптации? Примитивные животные реакции, своеобразная походка, издаваемые звуки, острые слух и обоняние — все говорит о том, что мальчик врос в жизнь собачьей стаи. Его много раз видели на улицах города вместе с собаками. И когда его поймали, две собаки пытались отбить его у милиционеров. Дмитрий записал; как можно скорее взять в отделении милиции копию протокола — а то, не дай бог, еще потеряется. Ему нужны доказательства. Почему мальчик вышел на улицу только весной? Конечно — зимой он, скорее всего, сидел в логове. А раньше был слишком мал… Все указывает на то, что перед ними — настоящий городской маугли. Не иначе как сам Господь послал их центру такой подарок! Теперь-то власти не откажут им в финансировании — дело получит огласку, они будут в центре всеобщего внимания.

Дмитрий повертел в руках чашку, разрисованную цветами и птицами. С одной стороны мирно играли волчонок и козленок. И все-таки откуда у мальчика одежда? Может, сам нашел или украл? Откуда он знает, как одеваться? На Марко были жалкие лохмотья, убогие еще когда они были новыми. Неужели он понял, что нужно наблюдать за людьми, и, когда ему стало холодно, сумел одеться самостоятельно?

Сзади ожили часы с кукушкой. Дмитрий вздрогнул, но не двинулся с места. Половина первого! Марко не говорит. Очевидно, человеческой пищи он не получал. Тем не менее физически мальчик необычайно крепок. И при этом одет в одежду… Бессмыслица какая-то! Одно противоречит другому.

Кто его одел? У него непременно должен был быть родитель или опекун.

Черт!

Ромочка, не переставая, гладил Щенка по новым волосам. Сначала, увидев, что Щенка остригли, он неприятно удивился, но теперь решил, что новая голова его братца очень красивая. Немного напоминает голову Белой летом — даже еще лучше. Упругая, гладкая, золотистая, блестящая — и пахнет мылом.

Он вошел в комнату Щенка с опаской. Слишком много света; резкие, неприятные запахи. И даже сам Щенок пах по-новому. Ромочка обнюхал его и учуял лишь слабый отголосок его прежнего запаха. Увидев и учуяв Ромочку, Щенок завыл и затявкал от избытка радости. Ромочка присел рядом с ним на корточки, Щенок чуть не сбил его с ног. Он бросался к Ромочке на колени, туг же убегал и носился вокруг него кругами. Щенок то вскакивал на ноги и обхватывал Ромочкину шею своими тощими ручонками, то опускался на четвереньки. Угомонить его было невозможно. Наконец, Ромочка поймал малыша за руки и удержал на месте. Несмотря на новый запах, он очень радовался Щенку. Наклонился лицом к его лицу. Щенок повизгивал и все время ерзал. От счастья он не находил себе места. Ромочка с удовольствием вылизал бы братца, но никак не мог избавиться от подозрения, что за ними кто-то подсматривает. Они вдвоем обследовали всю комнату, посмотрелись в большое зеркало, поиграли в игрушки. Ромочка искал в стене или в полу дырку, а за ней — глаз, но ничего такого не находил. И сквозняка, который помог бы ему учуять чужой запах, тоже не было. Ромочка так и не выяснил, как взрослым удается подсматривать за ними, но не сомневался, что за ними следят.

Поняв, что Щенку нравятся сухопарый мужчина с хрустящим голосом и женщина-лосиха, Ромочка немного успокоился. Щенок не боялся их и даже радовался им. Значит, они не сделали ему ничего плохого. И все же Ромочка не ослаблял бдительности. Он все время прислушивался. Вдруг сейчас за дверью послышится топот тяжелых ботинок и в комнату ворвутся милиционеры? Он старательно притворялся обыкновенным мальчиком, человечьим детенышем: не вылизывал Щенка, хотя очень хотелось, и не слишком явно его обнюхивал. Брал игрушки руками, а стоял все время на двух ногах.

Щенок решил, что Ромочка предлагает ему новую игру, и очень обрадовался. Они как будто мальчик и его щенок, а не два пса! Иногда Щенок тоже вставал на задние лапы, притворяясь мальчиком. Повизгивая от радости, он вылизывал Ромочке руки, а потом застенчиво брал руку Ромочки в свою, как младший брат берет за руку старшего брата. Он опускался на четвереньки и носился по полу вокруг Ромочкиных ног. Щенок не порывался в шутку схватить Ромочку за горло или, неожиданно набросившись на него сбоку, повалить его на спину. Он вел себя примерно. Ромочка гордился своим братцем.

Щенок свернулся калачиком у него на коленях, весь обмяк и заснул. Его рука безвольно упала на пол. Ромочка отдыхал и соображал, как выбраться отсюда. Нелегко долго притворяться человеком; он устал, издергался и разозлился. Он осторожно ощупал Щенка руками. Щенок вздохнул, улыбнулся и потянулся во сне. Ромочке захотелось ущипнуть Щенка, чтобы тот проснулся. Он не стал щипать его только потому, что твердо знал: за ними подсматривают. Время от времени Ромочка озирался по сторонам, надеясь застать невидимок врасплох, но комната ничего не выдавала. Щенок похудел; в новой одежде он казался маленьким. Ромочка уже не помнил, ложился ли Щенок раньше к нему на колени, разбросав руки и ноги, как сейчас. Ему показалось, что Щенок как-то усох, сморщился. Он заволновался. Что будет, если он выведет этого голого, безволосого Щенка на холод?

От тоски по теплому логову стиснуло горло. Ромочке захотелось в гнездышко. Лежать бы там рядом со Щенком! Его можно обнять за круглый живот, вылизать и поворчать ему в ухо. Он спустил Щенка с коленей, встал, осторожно открыл дверь и, не оглядываясь, вышел. По спине пробежал холодок, но ничего не случилось. Никто его не остановил. Ни сухопарый мужчина, ни женщина-лосиха — его самка. Лосиха только немного проводила Ромочку по коридору, улыбнулась и сказала;

— До свидания, Ромочка!

Он насупился и побежал. Кубарем скатился по лестнице, вышел на улицу, под проливной дождь. Ее голос еще долго звенел у него в ушах.

Ты недоволен потому, что он оказался человеком. — Наталья ткнула в сторону Дмитрия шампуром.

Дмитрий молчал. Она ошибается, как она ошибается! Он хочет только одного: чтобы Марко оказался либо человеком, либо собакой — а не серединка на половинку. Всю жизнь у него так: серединка на половинку, а остальное непонятно. Только с Натальей ему повезло. Не сводя с Дмитрия взгляда, она облизала пальцы. Кровь бросилась ему в лицо.

— Теперь все понятно и с одеждой, — продолжала Наталья как ни в чем не бывало. Она, как всегда, старалась видеть во всем только хорошее. Но Дмитрию не стало легче. Старший мальчик называл Марко Щенком. Однажды Дмитрий наблюдал девочку, чья мать выгоняла ее спать на улицу, вместе с двумя собаками. Неужели и сейчас они столкнулись с еще одним случаем родительской жестокости? Рушатся все планы, которые он связывал с Марко… Скорее всего, у него есть семья, пусть и без определенного места жительства. Малыш обладает элементарными навыками выживания, свойственными всем уличным детям, переросшим возраст реабилитации. Ничего необычного в Марко, оказывается, нет. Он просто очередная жертва общества. В России свыше пяти миллионов уличных детей, но центр Макаренко такие дети не интересуют.

Дмитрий и Наталья, обнявшись, сидели на кожаном диване. Наталья принесла ему коньяк. Потом заговорила, и Дмитрий немного успокоился.

— Давай подкормим старшего мальчика. Из благодарности он поподробнее расскажет нам о Марко.

Да, неплохо бы понаблюдать за двумя братьями вместе. Возможно, они узнают что-то новое. И все же радость испорчена. Дмитрий вздохнул. Подсознательно ему хотелось, чтобы Ромочка пропал. Эх, да что там… Он, конечно, не желает ребенку зла. Просто Ромочка приоткрыл ему нечто такое, что лучше бы и вовсе не видеть, не знать. Но теперь уже поздно, назад дороги нет. Марко должен находиться не у них в центре. Он живет с семьей. А Дмитрий хотел оставить его себе.

Наталья встала с дивана и заботливо подложила ему под голову две подушки. Сама же быстро ушла — наверное, в душ и спать.

Дмитрий растянулся на диване. Коньяк приятно согревал его. Он припоминал все события сегодняшнего дня. Оказывается, у Марко есть родственники… Делать нечего. Он погладил упругую желтую обивку дивана. Как приятно гладить кожу — шелковистую и теплую. Дорогой диван из последней коллекции фабрики «Восьмое марта» уценили из-за небольшого заводского брака. Сидя и лежа на своем яично-желтом диване, Дмитрий всегда испытывал какую-то робкую и смутную радость. Такой диван тоже служил мерилом его успеха. Он снова вздохнул. И Ромочка, и Марко — явные аберранты; придется учитывать особенности их психики во всех тестах и экспериментах. Почти наверняка выяснится, что оба брата — обыкновенные мальчики, правда с отклонениями в развитии. Никакого открытия он не совершил. С их помощью он не узнает ничего нового о человеке. Обычная история, пучина человеческих страданий.

Домой Ромочка не поехал на метро. Всю дорогу он бежал. Рядом с ним неслась Белая. Ему хотелось согреться и устать, почувствовать ветер в лицо. Он бежал и бежал по знакомой дороге и, не задумываясь, срезал путь или обходил опасные участки. Моросил дождь; Ромочка шлепал по лужам, разбрызгивая грязь. Он никак не мог забыть новое имущество Щенка: мягкий узорчатый коврик, от которого пахло, как от окошка машины; ярких игрушечных зверей — красных, желтых, синих, чистеньких, не изгрызанных; гладкие, бледно-желтые стены и водянистые стекла окон. Запах Дмитрия. Голос Натальи. Ромочка очень сильно затосковал по дому.

Но на следующий день ему снова захотелось навестить Щенка.

Дмитрий, Наталья и Анна Александровна привыкли к приходам Ромочки. Он появлялся в приемном покое всегда неожиданно. Все решили, что его визиты помогают восстановлению Щенка. Едва увидев Ромочку, Анна Александровна звонила Наталье в клинику. Наталья спешно заканчивала осматривать очередного маленького пациента и предупреждала, что ближайшие два часа она будет занята. Наталья начала вести дневник наблюдения — просто так, для себя. Дмитрий правил черновик статьи для журнала «Современная нейропсихология».

Старший мальчик и привлекал, и отталкивал Наталью. Подобно всем бомжам, отбросам общества, он являл собой пример человеческой трагедии. Наталья всегда гордилась своей принципиальностью. Она не морщилась брезгливо и не выходила из вагона метро, в котором сидел бомж. Хотя воняло от бомжа так, что резало глаза. Наталья упорно не отходила и твердила себе: «Этот человек — тоже русский. Этот человек — мой брат».

Сначала она и к Ромочке отнеслась так же, как к любому встречному бомжу, но, когда изгладилось первое потрясение от его внешности и запаха, отвращение ушло. Теперь он интересовал ее как человек. Интересная личность! И дело даже не в яркой внешности. Наталье почему-то казалось, что внешность Ромочки — маскарадный костюм.

Сегодня 17 июля, вторая неделя наблюдения за Ромочкой и Марко. Что объединяет двух мальчиков? Ромочка смуглый и вспыльчивый, как порох. Настоящий маленький воин. Волосы черные как вороново крыло. Частые приступы дурного настроения. Марко светловолосый, белокожий, хрупкий. Снежинка, которая падает на землю, лежит без движения… а потом тает. По сравнению со своим смуглым братом он — само очарование. Ромочка кажется неуязвимым. Ногти у него просто жуткие — наверное, лучше назвать их когтями. Он похож на выжившего после ядерной войны из какого-нибудь американского фильма — кстати, и одет соответственно. Марко выглядит так, словно он в любой миг может исчезнуть так же загадочно, как появился. Он какой-то прозрачный — как будто не от мира сего. Он немного окреп, но, помимо физического здоровья, к жизни нас привязывает что-то еще, как знают (или, по крайней мере, должны знать) все врачи. Как интересно наблюдать за ними вдвоем! Живое воплощение разных архетипов[7]. Странно!

18 июля. Жаркий, душный день — совсем как Ромочкино настроение. Чем-то Рамочка очень похож на маленького профессионального побирушку. Он непроницаем и замкнут, но, по-моему, я научилась понимать его. Мы мало что можем ему дать. Да, мы можем накормить его, но он слишком лукав и опытен и ни к кому не привязывается. Я не жалею его и не хочу его спасти. Убеждена, что он умен, несмотря на явные признаки умственной отсталости. Об этом говорит его манерность и психическая асинхрония. Но жалеть его трудно — у него явно завышенная самооценка. Он любит себя и считает, что окружающие (в том числе мы) тоже должны его любить. Точнее, даже не любить его, а восхищаться им. Еще одна необычная черта. Обычно умственно отсталые дети не нравятся никому, кроме своих матерей, да и то надо исключить те случаи, когда сами матери являются безнадежными вырожденками. Марко — ребенок-жертва, его хочется спасти. За Ромочкой мне видится нечто гораздо более романтичное и ужасное. Он гордится своими жуткими когтями. Он активно пользуется ими — в том числе и для того, чтобы запугивать других детей. Как-то я увидела, как он точит их о кирпичный забор в парке. Надо будет подарить ему ножницы — пусть сделает себе красивый маникюр. Он тщеславен!

28 июля. Ромочка разговорился. Он много говорит и с нами, и с Марко. С Дмитрием беседует гораздо сдержаннее, чем со мной. Его речь отличается странной выразительностью. Сегодня утром он сказал мне своим странным скрипучим голоском: «Я принесу тебе птицу. Сегодня солнце, херовая погода для охоты, но я добуду тебе птицу». Самая длинная фраза, какую я от него слышала. Жаль, что я не так много знаю о развитии речи. Это специальность Дмитрия. Он считает, что у Рамочки врожденное психическое недоразвитие, но я с ним не вполне согласна. Дмитрий не обладает интуицией — он опирается на сухие цифры и данные. Интересно, что он скажет по поводу длинной связной фразы, произнесенной Ромочкой? Мальчик — не олигофрен, готова поручиться своей профессиональной репутацией. Он — что-то другое. Хотя он говорит монотонно, почти без выражения, и почти все предложения эллиптические, речь у него образная и живая. Часто вполне уместно употребляет обсценную лексику. Сегодня я нечаянно уронила тарелку, и Ромочка вдруг глубокомысленно заявил: «Вся жизнь — говно, кроме мочи». Он выражается, как маленький старый пьяный мужичок. Когда я засмеялась, он бессмысленно улыбнулся — но тут же посерьезнел. Он явно рисовался передо мной. Иногда в его речи слышится акцент, как будто русский для него — неродной язык. Он повторяет все, что слышит, и конструирует фразы, постигая смысл на ходу. Так, сегодня он несколько раз явно подражал Дмитрию. Спросил: «Что же это такое, в самом деле?» А потом задумчиво протянул: «Человекозверь». Интересно, что теперь скажет Дмитрий? На эхолалию[8] совсем не похоже! И еще он время от времени вставляет в речь итальянские слова. Например, Марко называет «саго». Сегодня перед уходом он снял Марко с коленей и сказал ему: «Линяй отсюда, саго».

Ромочка и Щенок дружно пытались убедить Дмитрия и Наталью в том, что Ромочка — человек. Ромочка понял, что к Щенку здесь относятся по-особому из-за его собачьих повадок, но сам не открывал взрослым свои тайны. Стоит ему захотеть, и Дмитрий с Натальей полюбят его гораздо больше Щенка. Не хочется только, чтобы его забирали из семьи — а они непременно заберут его, если узнают. Когда он был псом, Белов запер его в клетку и с его помощью вымогал деньги у своих сослуживцев. Похоже, для того, чтобы сохранить свободу, надо притворяться человеком. Поэтому со Щенком он продолжал притворяться обычным мальчиком, но на сей раз вовсе не для того, чтобы кого-то запугать; игра доставляла им обоим радость.

С тех пор как Ромочка нашел Щенка в центре Макаренко, он ни разу не вылизывал его. Не тявкал, не лаял и не требовал, чтобы Щенок демонстрировал ему свое почтение, перевернувшись животом вверх. Он старался не обнюхивать младшего братца. Он наблюдал за маленькими мальчиками в метро и на улицах и стал ходить и говорить, как они. Кое-чему он учил и Щенка, который подражал ему во всем: хлопал себя по бедрам, громко хохотал, плевал на руки и приглаживал волосы ладонями. Ему нравилось такое притворство.

Других детей, живших в центре, Ромочка запугивал, но исподтишка. Если взрослые не видели, он рычал на них. Правда, пугать других детей ему скоро надоело. Гораздо интереснее было наблюдать за Дмитрием, Натальей и Щенком. Щенок, со своей стороны, понимая, что делает Ромочка, и, как всегда, радостно и изобретательно помогал ему.

Дмитрий старался расспрашивать Ромочку как можно деликатнее. О том, что из себя представляет их жилище, можно было только гадать. Во всяком случае, Ромочка по этому поводу хранил молчание. Не говорил он и о том, почему потерялся его младший брат и почему о нем заботились собаки — и как Ромочка его нашел. Может быть, как и в случае с той украинской девочкой Оксаной, все соседи знали о ребенке, который живет с собаками? Однажды Дмитрий попытался расспросить Ромочку об их с Марко родителях, и Ромочка ответил ему очень странно.

— Лучше меня ему никого не найти, — произнес он спокойно, уверенно и даже горделиво.

Дмитрий поразился и задумался. Что Ромочка имеет в виду? Наверное, мальчики — сироты. Он обрадовался и вместе с тем забеспокоился. С одной стороны, можно не бояться неприятного сюрприза в лице других родственников, с которыми придется как-то контактировать… Дмитрий не скрывал радости. До признания Ромочки его часто терзал страх. В любой момент может объявиться мамаша, которая имеет законное право забрать у них Марко! Придется долго разбираться с ней, лишать ее родительских прав и так далее… Грош цена тогда всем результатам, добытым ими с таким трудом. Но если, кроме Ромочки, у Марко никого нет, может, взять в центр и Ромочку тоже? Да, они не могут спасти все пять миллионов бездомных детей, но эти двое все-таки братья.

Как ни странно, Наталья решила перестраховаться.

— Ромочке и без того повезло, что мы пускаем его к себе и кормим. Он безобиден, не похож на других… Интересный случай! Но мы больше ничего не можем для него сделать… А ты думаешь, у других детей, которых мы взяли к себе, нет братьев и сестер, живших в жутких условиях? У Нади их пятеро. Все наркоманы, а один регулярно насиловал ее. Почти у всех наших подопечных братья и сестры — психопаты, наркоманы, бандиты, насильники. В интересах общества их лучше сажать в тюрьму или держать в психушке. Ты и их хочешь взять сюда? О родителях я уже не говорю.

Дмитрий решил, что Наталья тоже не хочет взваливать на себя заботу о Ромочке.

В центре Ромочку кормили горячей вкусной едой — вареной, тушеной, жареной. И добавку давали, если он просил. Охотиться он стал меньше; добычи, которую он приносил домой, не хватало. Играя со Щенком, он волновался, как там собаки, а в логове или на охоте он думал, как там Щенок. Он научился различать будние и выходные дни, потому что два дня в неделю центр бывал закрыт.

Ромочка с нетерпением ждал неспешных прогулок с Дмитрием. На прогулках они беседовали о том о сем, в основном о Щенке. Ему нравилось приноравливаться к походке длинноногого Дмитрия; запрокинув голову, он наблюдал, как у Дмитрия на шее ходит вверх-вниз кадык, когда тот говорит. У Дмитрия оказались добрые серые глаза. Он совсем не злился, если долго смотреть на него в упор. Дмитрий не возражал, когда Ромочка поднимал нос, чтобы держаться к нему поближе и устанавливать глазной контакт. Дмитрий никогда не смеялся, и все же с ним было весело и уютно. Совсем не так, как с Натальей… Ромочка немного жалел Дмитрия: он видел, что тот тоже побаивается Наталью.

Дмитрий почти ничего не знал и все время расспрашивал Ромочку. Он объяснил, что хочет помочь Щенку. Сухой голос Дмитрия говорил правду — он утешал. Но больше всего Ромочке нравился запах Дмитрия.

Он следил за Дмитрием и Натальей. Они часто целовались и называли друг друга ласкательными именами; иногда они ссорились. Ромочка уже понял, что Дмитрия больше всего интересует Щенок. Зато Наталью привлекал он, Ромочка! Поняв это, Ромочка страшно обрадовался. Всякий раз, как Наталья приближалась к нему, Ромочка хмурился. Ему хотелось подергать ее за рыжие кудряшки. От Натальи пахло слегка подгнившими цветами, Дмитрием, волосами, мылом и девичьим потом. И от ее промежности шел специфический запах, напоминающий весеннюю грязь и свежесрезанную траву. Взрослые мужчины пахли совсем иначе. У них был резкий, мускусный запах. И все равно обоим было далеко до Мамочки с ее уютным, сладким запахом. Ромочка старался показать Наталье, какой он сильный. Он специально расшвыривал во все стороны стулья, что-нибудь ломал или гнул. Кстати, мальчиком он притворялся в основном тоже ради Натальи. Иногда ему снился ее запах.

И все же с Дмитрием было как-то спокойнее.

31 августа. Сегодня Ромочка пришел в 10.30 и принес очень вонючую и грязную куртку. Куртка ему явно мала, а Марко велика. Жуткая гадость — вся в грязи и в пятнах снаружи и изнутри. Пятна темно-коричневые и серые. Что это — кровь? Цвет куртки определить трудно. Вокруг капюшона обрывки кроличьего меха. Ромочка очень ею дорожит. Показал мне ее робко и вместе с тем торжественно. А воняет она! Вонь заполнила все здание. Едва войдя в палату Марко, Ромочка начал любопытный ритуал. Он положил куртку на пол перед Марко. Малыш при виде куртки пришел в восторг, но как будто боялся до нее дотронуться. Он отнесся к ней с какой-то почтительностью. Священная вещь? Ромочка опустил голову и стал смотреть на свои руки, а потом отвернулся и выглянул в окно. Марко подполз к куртке на животе и робко положил на нее руку, не сводя взгляда с Ромочки. Марко долго лежал без движения, держа неподвижную руку на куртке. Потом он уткнулся в нее лицом и пролежал так довольно долго, секунд десять. Потом Ромочка встал, вышел из комнаты и ушел. Я слышала, как он довольно громко топает вниз по лестнице. Марко повалился на куртку и расхныкался. Я позвала Анну Александровну и Дмитрия. Марко не переставая нюхал куртку, потом неуклюже натянул ее на себя, покатался в ней по полу, снял, лег на нее и заснул, запихав в рот чуть ли не половину капюшона. Я вошла через десять минут. Вонь в палате стояла невыносимая.

Не знаю, что скажет об этом Дмитрий. Наверное, опять начнет рассуждать о том, что старший брат-аутист усвоил какие-то навыки общения и обучил им младшего. Но когда он успел? Откуда Ромочка знает, что Марко хочет получить подарок? Мне показалось, их связывает чутье, как собак. Почему Марко то надевает куртку, как человек, то возится в ней, как щенок? Жаль, что Д. П. совершенно не разбирается в собаках.

Мы живем в странное время. Что, если Марко просто-напросто был рожден собакой? Может, он вовсе не воспитан собаками, но притягивает их к себе. Может, он — новая форма развития, мутация? А что, всякое бывает… Д. П. со мной не согласится. Бесполезно даже говорить ему…

И все же они — странная парочка.

Ромочка радовался успехам Щенка. Он столько времени проводил в обличье мальчика, что оценил все преимущества человеко-людей. Ему хотелось стать еще больше похожим на человека. Щенок во всем подражал ему. Теперь он почти всегда стоял и ходил на двух ногах и даже издавал много звуков. Правда, его звуки были бессмысленными. Они лишь отдаленно напоминали человеческие слова. Дмитрий очень хвалил Ромочку. Он сказал, что Щенок так хорошо развивается благодаря ему. Ромочка добавил Дмитрия и Наталью в клан человеко-людей, которые ему нравились. В клан входили Лауренсия, Певица, Дмитрий, Наталья — именно в таком порядке. Ромочка часто произносил их имена человеческим голосом, нараспев. Как красиво! Имена превращались в песню, которая звучала то высоко, то низко, как собачий вой. Прежде из всех человеко-людей Ромочка выделял только Лауренсию и Певицу.

Щенка он за человека не считал. В конце концов, даже его имя — Щенок — было ненастоящим. Его настоящее имя было беззвучным и проявлялось в особом, только ему присущем запахе. Запах Щенка был неразрывно связан с их логовом и с самим Ромочкой.

Ромочка задумывался: может, забрать Щенка из центра Макаренко и вернуть домой? Как обрадуется вся стая! Он представлял, как Щенок носится по логову, вспоминает знакомые запахи и игры. Тогда они снова станут полноценной семьей. Но что-то беспокоило его. Сейчас Щенок такой чистый и мягкий. Мускулы ослабли, мозоли на ладонях сошли. Он привык к совсем другой пище; ест горячее, супы, пироги, жаркое — и всего помногу. Гораздо больше, чем Ромочка. Сумеет ли Ромочка прокормить нового Щенка? И еще он в последнее время почему-то постоянно кашлял. Вряд ли он выдержит прежнюю жизнь… Как-то раз Ромочка спросил у Дмитрия, что будет, если Щенок сбежит. Он решил, что Дмитрий не догадывается о его намерениях.

Дмитрий смерил его задумчивым взглядом:

— Знаешь, Ромочка, Марко крупно повезло, что он попал к нам. Он очень тяжело болел. Теперь он должен жить здесь, иначе он может умереть.

Заметив, какое у Ромочки сделалось недоверчивое лицо, Дмитрий вынул из шкафа крошечную пластинку и повертел ее между пальцами.

— Ты за него не переживай. Видишь? Мы вживили такую пластинку — она называется микрочип — Марко под кожу. Она все время издает сигналы — очень тихие, человек их не слышит. Но если Марко вдруг потеряется, милиция по этим сигналам отыщет его, где бы он ни был.

Ромочка протянул руку, и Дмитрий дал ему посмотреть пластинку — гладкую, сверкающую. Повернувшись к Дмитрию спиной, Ромочка тайком надкусил пластинку. Потом вернул ее Дмитрию. Во рту остался привкус металла и пластика. Из слов Дмитрия Ромочка ничего не понял. Ясно одно: Дмитрий все равно что посадил Щенка на цепь.

30 сентября. Ромочка сегодня опоздал, пришел в 11.35 с подарком. Лицо у него полностью закрыто гривой. Оскалившись, он протянул мне грязную, окровавленную курицу, с которой капала вода. Видимо, ко мне он благоволит, раз решил сделать мне подарок. По-моему, примерно так же домашние кошки приносят своим хозяевам убитых мышей. Курица с лапами, но без головы. Она весьма неумело ощипана — перья выдраны кое-как — но не выпотрошена. Даже не представляю, где он ее украл. Уж конечно, не купил, хотя, возможно, на что-то выменял. Я взяла подарок и поблагодарила его, и он горделиво и молча отступил. Весь день он держался оживленно, много говорил — очевидно, очень доволен собой. Он долго не уходил и заговаривал со всеми. Помог мне передвинуть стол, демонстрируя, какой он сильный — он и правда очень силен. Сейчас он играет в саду с Марко и одноухой собакой, которая все время вертится рядом. Должно быть, они тайком прикармливают ее. Марко тоже обожает собаку. Как ни жаль ее, от нее придется избавиться.

16.30. Я снова застала Ромочку на месте преступления. Он до смерти напугал других детей своими дикими выходками. Увидев меня, сконфузился и убежал.

Его страшную курицу я вымыла и положила в морозилку. Тушка вся в кровоподтеках. Видимо, Ромочка где-то украл живую и убил ее. Какой он все-таки безжалостный! Отнесу ее домой и зажарю, а завтра угощу Ромочку бутербродом с куриным мясом. Надо будет посмотреть в Интернете, как ощипывать и потрошить курицу. Кажется, сначала надо ошпарить ее, а потом извлечь внутренности через гузку… Ужас! Бабушка наверняка умеет это делать, но спрашивать ее не хочется: она будет смеяться надо мной. Надо успеть до прихода Дмитрия привести курицу в более-менее приличный вид — он ведь такой брезгливый! Но подарок есть подарок, даже краденая и довольно противная с виду курица!

Дмитрий стоял у окна своего кабинета на четвертом этаже и смотрел мальчику вслед. Он надеялся, что развившаяся привязанность к Наталье не помешает Ромочке. Наталью любят все дети. Она — классный специалист. Но с Ромочкой, похоже, дело обстоит по-другому. Видимо, с ним она решила подружиться. Наверное, все дело в том, что он не их подопечный. Наталья всячески старается польстить мальчику, да и ей самой, несомненно, льстит его привязанность. А этого настоящий профессионал не допускает. Сегодня Дмитрий особенно досадовал: он заметил, как мрачно покосился на него Ромочка после того, как Дмитрий отругал Наталью за то, что та взяла Ромочку с собой в кабинет наблюдения. В самом деле, зачем она это сделала? Мало того, что она нарушила правила, так нельзя поступать. А если он расскажет остальным детям, что все они круглые сутки находятся под наблюдением? Тогда вся их работа насмарку!

Ромочка — загадка, он не похож на детей, которых раньше вел Дмитрий. Да, несомненна явная умственная отсталость. С Марко он общается совершенно без слов, но очень живо. Он держится с малышом властно и проявляет заботу о нем. Вместе с тем Ромочка радуется успехам Марко. Малыш все чаще ходит на двух ногах, а не на четвереньках. Поняв, что Ромочка может заставить Марко сделать что угодно, Дмитрий вначале обрадовался, но потом…

Поведение Марко во многом остается собачьим, а не человеческим. Иногда Дмитрию казалось, что Ромочка специально обучает Марко всяким трюкам — так хозяин учит щенка давать лапу. Но иногда Ромочка пел младшему братишке, и Дмитрий отбрасывал сомнения. Он пел обрывки песен — как ни странно, итальянских. У Ромочки хриплый голос, но есть музыкальный слух. И именно Ромочке удалось заставить Марко произнести слово. Он снова и снова повторял братишке, как его зовут:

— Ромочка, Ромочка, Ромочка, Ромочка.

И вдруг Марко с трудом выговорил:

— Ром… Ром…

Дмитрий смотрел в окно. Ромочка не спеша брел по дорожке, помахивая дубинкой. Да уж, к такому не подступишься! Ромочка — бомж, сирота. Он давно миновал критический порог, когда еще возможно нормальное развитие, и все же по-своему привязался к ним с Натальей. А если его усыновить? Дмитрия часто мучила совесть. Они обязаны как-то помочь Ромочке. Он очень полюбил Наталью… Дмитрий догадывался, что и Наталья питает к мальчику слабость. А если напомнить ей ее прежние высказывания, она наверняка возмутится и скажет, что никогда так не считала. Дмитрий криво улыбнулся.

Братья, несомненно, привязаны друг к другу, но в последнее время Марко становится хуже после приходов Ромочки. Может быть, именно Ромочка виноват в том, что Марко не может говорить? Странно, необъяснимо. Судя по играм. Марко вполне способен воспринимать человеческую речь. Когда он только поступил в центр Макаренко, Дмитрий не сомневался, что малыш вот-вот заговорит. И все же он до сих пор не стремится овладеть речью. Когда Ромочка обращается к Марко с какими-то словами, малыш почти не реагирует. Однако, если Ромочка ворчит или что-то бормочет, Марко откликается немедленно. Дмитрий невольно вспомнил Виктора, «дикого мальчика из Авейрона»[9], который не обращал внимания на пистолетный выстрел, но сразу оживлялся, если неподалеку щелкали орехи. Когда Ромочки нет, Марко все больше скучает по старшему брату. Что же делать с Ромочкой? Ради обоих братьев придется взять его к ним в центр.

Ромочка шел к выходу. За ним бежала большая белая собака. Дмитрий нахмурился. Наталья больше недели назад обещала избавиться от нее. Время от времени собака подбегала к мальчику и лизала ему руку. Потом отставала и трусила сзади. У самых ворот Ромочка остановился, нагнулся и понюхал ее. Потом, не оглядываясь и не стесняясь, быстро помочился на столб. Странно! Он как будто…

О господи!

Он с самого начала не замечал очевидного. Они оба… У Дмитрия закружилась голова.

Дмитрий шел уже больше часа — быстро и энергично, но без какой-либо цели. Как два брата стали мальчиками-псами, волчатами? Кто они — один такой смуглый, а другой блондин? Он вспомнил, как разволновался, когда им привезли Марко, и ему вдруг стало стыдно. Существование Ромочки не просто обесценивает все их исследования и полученные результаты. Открытия, сделанные благодаря Марко, показались ему ничтожными и глупыми. Он вспомнил свои статьи про «языковой порог», «несобачьи зоны ближайшего развития» и «врожденную человечность», призванные разоблачить в людях двадцать первого века веру в «диких людей».

Дмитрию казалось, что его нарочно обманывали, водили за нос. Разумеется, его обманывал не Марко. И не Ромочка. Он остановился, припоминая некоторые особенности поведения мальчика, поразившие его с первой встречи. Ромочка, городской одичавший ребенок, сознательно и убедительно притворялся. Он очень умен. Он талантлив! И все же он не обманывал их… по крайней мере сознательно. Это он сам, доктор Пастушенко, дал ввести себя в заблуждение, словно вдруг разом ослеп. Дмитрий снова зашагал вперед. Кто же виноват? Он сам? Бог? Современники? Его область науки? Или все же непонятные дети? Дмитрий заметил, что наступил в грязь, и поморщился. Раньше одичавшие дети, дети-волчата, встречались так редко, что многие считали их выдумкой. Теперь их стало очень много, даже в Москве. Миллионы бездомных детей! Собакам есть из кого выбирать и есть кого воспитывать.

Дмитрий снова остановился. А если такое уже бывало раньше? В двадцатых годах прошлого века по стране бродили орды беспризорников. Наверняка тогда некоторые тоже попадали в собачьи стаи. А потом голодные и грязные дети тоже сбивались в стаи — так им было легче выжить. Да, наверное, именно так и было.

Он горько рассмеялся. Оказывается, наивный дневник Натальи, в который она записывает свои впечатления от Ромочки, гораздо ценнее его научных экспериментов. В дневнике Наталья часто пишет о нем. Называет его «Д. П.» или «Проклятый Дмитрий». Крах эксперимента угрожает существованию их центра. И все же придется смотреть правде в глаза. Наталья пристрастна, но ее наблюдения интересны. Нужно еще раз внимательно перечитать ее записи и переписать все, что можно. Как странно! Наталья очень привязана к Ромочке, но до сих пор ни о чем не догадалась.

А Марко становится все хуже. Участились приступы удушья. Он отказывается играть. Интересно, что будет с Ромочкой, если Марко умрет?

Дмитрий зашагал быстрее. Ему стало стыдно. Он покачал головой. Задето его профессиональное самолюбие! Что будет дальше? Недруги его засмеют. Он был слеп, искренне не замечал очевидного. Марко и игрушки… Дмитрий покраснел. Теперь, когда все разъяснилось, все видится в совершенно ином свете! И все же, если вдуматься, здесь открываются новые горизонты…

Что, если два мальчика несколько лет прожили с собаками? Не с домашними псами, как Андрей Толстых[10], и не в качестве вожаков уличной стаи, как Ваня Мишуков в 1998 году[11]. Нет… они воспитаны стаей диких собак, причем сами тоже считают себя псами, членами стаи, и ведут себя соответственно. Ромочка — охотник, добытчик; Марко — щенок, которого надо кормить и охранять. И все же, кое-чему научившись друг от друга, они превратились в своего рода промежуточный случай — ив своем развитии, и в психосоциальном смысле. Марко не умеет говорить, потому что в собачьей стае Ромочка, конечно, общался не с помощью человеческой речи.

Зато сам Ромочка умеет мастерски мимикрировать. Среди людей он почти может сойти за обычного мальчика. Возможно, у него синдром Аспергера, легкая форма аутизма, плюс элементарная запущенность, следствие рождения в неблагополучной семье. Почти три месяца он успешно морочил головы — и не кому-нибудь, а опытным психологам! Какой он среди собак? Здесь Дмитрий вступал в область догадок. Наверное, надо вспомнить, как вел себя Марко в первые дни в центре. Но Ромочка… может пересекать черту. Он обладает навыками прямохождения и умеет говорить. Должно быть, он стал «собачьим приемышем» уже после того, как овладел речью, сенсорно-двигательными, репрезентативными, игровыми и символическими навыками.

Возможно ли такое? И… что это означает? Неужели Ромочка живет с собаками уже три года? Три зимы. Потрясающе, беспрецедентно! Можно почти с уверенностью утверждать, что младший мальчик — скорее щенок, чем человек; другой, наоборот, больше человек, чем пес. И все же они успешно боролись за выживание. Оба!

Чем больше Дмитрий размышлял о Ромочке и Марко, тем больше волновался. Они перепишут свои данные и представят поразительные выводы в свете новых сведений. Он запишет все, что сумеет вспомнить. Огромное значение приобретает дневник Натальи: придется пересмотреть его вместе с ней и кое-что переписать. За обоими мальчиками нужно установить пристальное наблюдение. Хотя бы на время надо поместить Ромочку в центр, оторвать его от собак. Дмитрий вспомнил: при них Ромочка никогда не ел. Он забирал угощение с собой, украдкой обнюхивал и запихивал под одежду. Дмитрий шел широким шагом, и кровь в нем бурлила. Он вернет обоих мальчиков в человеческое состояние! А заодно понаблюдает за адаптационными способностями детей и выяснит, как влияет на развитие общение, пусть и не совсем полноценное, лишь с одним представителем своего вида. Если Ромочка поселится в центре, возможно. Марко скорее выздоровеет. А если Ромочка перестанет доминировать, как в собачьей стае, малыш, возможно, научится говорить. В последнем Дмитрий был почти уверен. А сам Ромочка замечательно впишется в человеческое общество. Взять хотя бы Ваню Мишукова — его реабилитация прошла очень успешно; по развитию он уже догнал сверстников.

Дмитрий вспомнил один случай. Они с Ромочкой шли по коридору: Дмитрий впереди, Ромочка чуть поодаль. Ему никак не удавалось приноровиться к широкому шагу Дмитрия. Они шли навестить Марко. Ромочка что-то сказал Дмитрию — повторил раз, другой. Дмитрий слушал его невнимательно, потому что задумался. Вдруг он вздрогнул: Ромочка сильно ударил его по руке. Он обернулся. Ромочка стоял в двух шагах от него, скорчив злобную и вместе с тем беспомощную гримасу. Глаза полыхали злобой. Вспомнив то происшествие, Дмитрий невольно покачал рукой. Он вспомнил, как было больно. Жаль, что он не расслышал, что тогда говорил мальчик. Оказывается, он упустил нечто важное. Еще тогда у него могли открыться глаза!

Собачья стая подобрала Ромочку, когда ему было года четыре. Ну а Марко? Марко… родился позже.

Нет. Невозможно! Дмитрий тяжело вздохнул. Наверное, он все-таки чего-то не учитывает, и все гораздо проще. Дети растут в неблагополучной семье, взрослые не занимаются их воспитанием…

Дмитрий поднял голову. Ход его мыслей нарушил медленный поток пешеходов. Как далеко он, оказывается, ушел от центра Макаренко и от университета! Он посмотрел на часы. Половина пятого. А с работы он вышел сразу после обеда. Куда он забрел? Какое-то незнакомое место. Тротуары узкие, разбитые, все в трещинах — как будто больные, и дома уродливые. Попадаются совсем старые, полуразрушенные, и хрущевки поновее. Впереди какой-то затор. Многие пешеходы выбегают на проезжую часть и лавируют в потоке машин… Подойдя поближе, Дмитрий разглядел, в чем дело. По обочине ползла старуха в грязном пуховом платке. Она с трудом тащила две битком набитые авоськи с продуктами. Мимо проносились машины; они разбивали ледок на замерзших лужах, обдавая грязной водой их обоих. Дмитрий постоял рядом со старухой. Он хотел перевести ее через дорогу, но никак не мог решиться.

Наконец, он перешел на ту сторону сам и остановился на перекрестке. Куда идти дальше? Он не знал. Поблизости не было ни трамвайной остановки, ни автобуса, ни метро. Придется спросить, как пройти. По мостовой трусил черный пес с грустной мордой. Он бежал настороженно, но целенаправленно. Интересно, куда он бежит?

Дмитрий сам не знал, зачем пошел за черным псом — разве что из любопытства. Через пять минут пес вдруг замер на месте, принюхался, поднял ногу и пометил бетонную скамью. Покружил вокруг нее вроде бы без дела и обнюхивая землю. Полил деревце, росшее за скамьей. Оглядевшись, Дмитрий заметил станцию метро — сравнительно новую, хотя построенную еще в советскую эпоху.

Внутри его обдало теплом. Вздохнув с облегчением, Дмитрий направился к турникетам. У входа толпились бомжи — как мужчины, так и женщины. Они стояли вдоль стены с протянутыми руками, Дмитрий долго ехал на эскалаторе. Станцию вырыли глубоко под землей. Название было незнакомым, Дмитрий поискал взглядом схему. Надо понять, в какую сторону ехать и где делать пересадку на свою линию. Так-так… Предпоследняя станция.

Несмотря на уродливые переносные перегородки, многочисленные арки и колонны придавали станции величественный вид. На противоположной платформе толпились усталые пассажиры — судя по виду, рабочие из пригородов. На конечной станции этой линии можно пересесть на пригородную электричку. К стенке снова жались бомжи. Одни спали на кучах лохмотьев, другие зорко охраняли грязные тележки со своим нехитрым скарбом. Тележки закрывали пакеты или синий брезент. Бомжи как будто ждали поезд. Особенную прыть они проявляли при виде милиционеров. Дмитрий невольно обратил внимание на собак. Одна осторожно кралась вдоль внешнего края платформы, а другая бродила между людьми, но ухитрялась ни к кому не прикасаться. Она держалась настороженно, но ничего не боялась. На куске брезента сидела маленькая черная собачка; она бессмысленно выпучила черные глазки. Собаки передвигались совершенно бесшумно. Как их, оказывается, здесь много! Дмитрий понял, что замечал их и раньше, но не обращал на них особого внимания.

Дмитрий стоял в толпе рабочих и терпеливо ждал поезд в сторону центра. Впереди вильнул пушистый собачий хвост. Дмитрий подошел поближе. Крупный метис овчарки тоже стоял в толпе. Если кто-то подходил слишком близко, пес вежливо отодвигался.

Зашипели рельсы, послышался грохот, и из туннеля к платформе подполз поезд. Дмитрий поморщился от грохота. Пассажиры задвигались. Всем хотелось очутиться поближе к дверям вагонов. Большой пес вильнул хвостом и вместе с толпой двинулся навстречу подходящему поезду.

Пес подождал, пока откроются раздвижные двери и из вагона выйдет первая порция пассажиров, а потом ловко запрыгнул в вагон. Дмитрий последовал за ним. Пес стоял сбоку и смотрел куда-то вдаль. Люди не обращали на него никакого внимания. Дмитрий стоял недалеко от пса и, почему-то волнуясь, наблюдал за ним. Пес вывалил язык и часто задышал, глядя на дверь. Когда поезд тронулся, шерсть на загривке у пса поднялась дыбом. Он оскалился, как будто широко улыбался. Потом судорожно сглотнул, пустил слюну и снова тяжело задышал, по-прежнему хмурясь и не сводя с двери взгляда умных карих глаз. На следующей остановке пес затих и, униженно прижав уши к голове, огляделся по сторонам. Видимо, ему было неловко, потому что он путался под ногами у пассажиров, мешал им входить и выходить. Потом снова стал глазеть m станцию и занял более расслабленную позу. Когда поезд замедлил ход перед следующей остановкой, пес перестал пыхтеть. Пропустив людей вперед, он тоже вышел из вагона и задвигался в толпе людей. Дмитрий следил, как пес трусит к переходу на кольцевую линию и исчезает на ступеньках эскалатора, ведущего вверх.

Он снова сгорбился на сиденье. Поезд вез его в знакомую часть города. У Дмитрия снова закружилась голова. Его мир в чем-то перевернулся, расширился, чтобы объяснить некое явление, существовавшее и раньше, но прежде недоступное ему. Почему собаки всегда казались ему неодушевленными, символами, когда на самом деле каждая собака — личность и символична не более и не менее, чем он сам? Куда, например, направлялся метис овчарки? Есть ли у него хозяин? Как он научился пересаживаться на нужной станции? А может, он время от времени путешествует сам… ради удовольствия? По спине у Дмитрия пробежал холодок. Доехав до своей станции он вышел из вагона, а перед глазами все плыл образ большого четвероногого существа.

Наверх все было знакомо: его дом совсем рядом, за сквером. Вон и его окна на седьмом этаже. Из них видна березовая роща, особенно красивая сейчас, осенью, отреставрированная церковь и новый жилой квартал. Дома его ждет Наталья. Дмитрий надеялся, что она воспримет новость нормально. И все же ему не терпелось сообщить ей о своем открытии. Ходьба утомила его; от усталости дрожали ноги. И еще он натер пятки.

У фонаря рядом с воротами он увидел пса — большого, косматого. Поймав на себе его взгляд, пес опустил голову и убежал в тень, а потом скрылся за салоном связи «Мегафон». Еще три собаки чуть поодаль рылись в большом, сравнительно новом мусорном баке. Одна из них встала на задние лапы. Она все время виляла хвостом и крутила носом — явно что-то говорила своим собратьям. Еще один пес, черный, стоял под уличным фонарем, отвернувшись от остальных.

Вдруг Дмитрий понял: все псы заодно. Они — одна команда. Распределили обязанности. Один перевернул бак. Второй — разведчик. Третий — охранник. Причем охранник смотрит прямо на него.

Он отвернулся и толкнул ворота в парк.

Считалось, что в их просторном, хотя и плохо освещаемом, сквере по вечерам безопасно. Все знали, что милицейские патрули выгоняют оттуда пьяных, нищих и наркоторговцев. Наверное, милиция крышевала здешнюю территорию, но факт оставался фактом: сквер считался тихим и нищих в нем не было.

Зато сегодня здесь оказалось множество собак. Дмитрий насчитал не менее семи. В темноте они казались просто громадными. Почему он раньше не замечал их? Он сел на свою любимую скамейку под березкой. Он часто отдыхал здесь по пути домой — в любую погоду, особенно если день на работе выдавался трудным. Ясными осенними вечерами, вот как сегодня, весь парк мерцал и блестел. Сухие пожелтевшие листья, тихо шурша, падали на землю, закрывая ее золотистым ковром. Армия уборщиков еще не вышла на смену. Скоро они сгребут все листья и утрамбуют их в мусорные мешки, обнажив черную землю для снега. Но пока неубранный сквер переливался разноцветными огнями под черным безоблачным небом. За шесть лет, что он здесь прожил, он видел мало таких ночей. Дмитрий закрыл глаза. Ну конечно, собак он видел и раньше. Бродячие псы в сквере беспокоили его, как и всех местных жителей. Но сейчас он отнесся к ним совсем по-другому.

Рядом что-то шевельнулось, и Дмитрий открыл глаза. Ну конечно — собака. Огромный пес, московская сторожевая. Добродушная слюнявая морда, мохнатые уши… Дмитрий узнал его. Соседский Мальчик! Пес сел рядом и дружелюбно вильнул огромным хвостом.

— Привет, Мальчик, — тихо сказал Дмитрий, и Мальчик склонил свою мощную голову набок, словно здороваясь с ним.

Дмитрий не помнил, разговаривал ли он раньше с собакой. Он протянул Мальчику руку. Пес проворно встал, подошел к нему и лизнул. Язык у него оказался теплый и шершавый. И очень слюнявый. Дмитрий быстро вытер руку о штанину. Выполнив ритуал. Мальчик снова уселся рядом с Дмитрием и даже привалился к его колену. Задрал большую голову и склонил ее набок, чтобы удобнее было смотреть человеку в глаза. Дмитрий погладил Мальчика по мохнатой голове, ощупал мощный загривок. В теплом подшерстке сразу согрелись пальцы. Под толстой шерстью перекатывались крепкие мышцы. Дмитрий улыбнулся, продолжая рассеянно гладить пса. Он воровато оглянулся — не видит ли кто — и быстро обнюхал свои пальцы и шею Мальчика. От пса пахло довольно приятно. Гораздо приятнее, чем от Ромочки. Юрий Андреевич, наверное, моет Мальчика шампунем. Только как такая туша помещается в маленькой ванне? Просто нелепо. Трам-там-там. Да уж, если держать пса в квартире, его придется регулярно мыть.

Дмитрий снова погладил пса. Ему хотелось окликнуть его, но он почему-то смутился. Мальчик… А как его зовут на самом деле — по-собачьи? Девочка, Мама, Папа, Малыш — общие термины, обозначение близкого родства. У Дмитрия закружилась голова. Он понял, что не просто устал, но еще и умирает с голоду. Он вздохнул. Наталья не любит заниматься кухней. Готовит редко, с непредсказуемыми результатами. Она даже на кухне словно что-то кому-то доказывала.

«Вот, я готовлю для тебя, видишь?» Дмитрий никогда не упрекал Наталью за бесхозяйственность, а когда на нее вдруг нападал стих, удивлялся и ничего не говорил. Наталья всегда возвращалась домой раньше него, но в последние дни ему было как-то не по себе, когда он входил в квартиру и видел, что она окружена кухонными ароматами и победоносно улыбается, преимущественно выигрывая спор.

Интересно, чем она его накормит? Дмитрию почему-то вдруг захотелось отбивную — наверное, собаками навеяло. Собачья мечта: огромная отбивная с кровью. И жареным луком. Он сам пожарит мясо, и они вкусно поужинают!

Дмитрий встал.

— Пошли, Мальчик! — сказал он, и они направились домой.

Дмитрий никогда в жизни не выгуливал собак. Мальчик трусил рядом с ним величественный, как лев, и беспрестанно шевелил бровями. Морда у него вдруг морщилась; он заглядывал Дмитрию в глаза. От Мальчика так и веяло дружелюбием. Огромный и проницательный зверь, который не говорит на его языке, легко передавал человеку свои чувства.

Дмитрий нажал звонок на соседской двери. Едва Юрий Андреевич открыл. Мальчик, пуская слюни, стрелой метнулся. в дом. Дмитрий кивком указал на пса и улыбнулся. Юрий пытливо посмотрел на него.

— Славный пес, — торопливо сказал Дмитрий и махнул рукой на прощание.

Наталья положила босые ноги на желтый подлокотник дивана. Она распустила волосы, и буйные кудри поблескивали в свете настольной лампы. Она ничего не приготовила, но холодильник был набит продуктами, а на кухне чисто. Лицо ее слабо мерцало, освещенное экраном телевизора. Она подняла на него лицо со своей всегдашней простодушной улыбкой; и, как всегда, его возбудило всегдашнее здоровье и теплота ее лица. Все сегодняшние неприятности показались ему маленькими и незначительными, они куда-то уплыли. Он поделится с ней, и ему станет легче.

1 ноября. Мы долго беседовали с Ромочкой. Наконец-то все разъяснилось. Нам очень повезло, что Ромочка умен и умеет говорить! Почти на все наши вопросы он отвечал односложно, но был вполне откровенен. Все очень печально, но для нашего времени вполне заурядно. Ромочка и Марко, которого он ласково называет Щенком, живут с матерью — Ромочка зовет ее Мамочкой. Видимо, он очень к ней привязан. Все они любят собак. По словам Ромочки, у них много собак — они живут с ним и Марко. Отца, кажется, нет; мать работает целыми днями, а мальчиков оставляет с собаками. Он ее не предает: говорит, что она «очень хорошо заботится» о них, дает им молоко и другие полезные продукты, «моет и чистит их». Марко Мамочка принесла «в подарок» ему, Ромочке — по-моему, это тоже очень мило. Судя по всему, все в их маленькой обнищавшей семье очень любят друг друга. Недавно их мать пропала. Я несколько раз спрашивала, что с ней случилось. Ромочка неизменно отвечает: он не знает, но больше он ее не видел. Зато теперь он — «вожак». Теперь он заботится о Марко и о собаках.

Пока он способен лишь на смутные, неопределенные ответы. Придется продолжить наблюдение за Марко и немного поразмышлять.

Они на самом деле не «городские волчата», просто выросли в семье, где хорошо понимают собак. В последнее время круг общения сузился и свелся к собакам. Старший брат заменил младшему и мать, и отца, что часто случается в таких семьях. Борцы за чистоту нравов и выдумщики сильно разочаруются. Хотя Ромочку и Марко нельзя назвать в полной мере «городскими Маугли», но они по крайней мере в течение двух лет выживали в нечеловеческих условиях. Однако для бедного Д. П. в их истории мало толку. Кстати, Ромочка до сих пор заботится о своих собаках и живет вместе с ними. Он сказал, точнее, подтвердил, что дому них красивый, там есть все, что нужно. Иногда какие-то люди дают им еду и одежду — наверное, они живут на чердаке или в подвале. Дмитрий в самом деле прав — во многом поведение Ромочки объясняется каким-то психическим расстройством и эмоциональной привязанностью к собакам, единственным постоянным элементом жизни их семьи.

Как отличить нормального ребенка от дикого, от «собачьего мальчика»? В нем все же доминирует человеческая составляющая, хотя собак он считает членами своей семьи. Он любит их, привязан к ним… Наверное, в нем сильно развито чувство ответственности. Будь он постарше, ответственность за близких затмили бы другие интересы.

И все же хорошо, что мы докопались до сути. Интересный случай — очень интересный!

По распоряжению Натальи Марко перевели в блок интенсивной терапии. Пришли результаты анализов: на фоне муковисцидоза у мальчика развилось воспаление легких.

Оксиметр показал резкое падение уровня кислорода в крови. Пульс у мальчика участился. Он весь дергался; Наталья видела, как ему больно. Ее он как будто не узнавал, но все время в упор смотрел на Дмитрия. Прослушивая его грудь стетоскопом, она чувствовала, как взгляд Дмитрия скользит по кровати. Что тут скажешь? Наталья молча писала историю болезни. Они не виноваты в том, что Марко так тяжело болен. Почему Дмитрий так сурово смотрит на нее? Его взгляд прожигает насквозь. Конечно, для него многое поставлено на карту. Он по-прежнему хотел понаблюдать за обоими мальчиками и упорно твердил: они все-таки дикие дети — по крайней мере, частично одичавшие. Наталья вздохнула. Ей тяжело и без осуждения Дмитрия.

Она велела сестре сделать мальчику внутривенную инъекцию гентамицина с морфином и вышла из палаты. Если что-то случится, Дмитрий ее позовет. Бросать малыша не хотелось. Она успела привязаться к Марко, но почти ничем не могла ему сейчас помочь. Сейчас нет смысла терзать себя. Значит, о привязанности придется забыть. В конце концов, вскрытие делать ей, а не Дмитрию.

На огромной белой кровати тельце Щенка казалось маленьким холмиком. Он почти не реагировал на внешние раздражители. Дмитрий проводил в его палате дни и ночи. Щенку регулярно делали уколы морфина, снимавшие боль. Всякий раз, ловя на себе взгляд Дмитрия, Щенок улыбался. Улыбка у него была странная — не собачья, но и не человеческая. Он сильно изменился с того дня, как попал в центр Макаренко. Дмитрий наблюдал за ним и вздыхал. Интересно, кого сейчас видит бедный Марко — и кому так нежно улыбается? В нем крепло неприятное чувство, что мальчик видит не его, а кого-то другого.

Щенок умер на следующий вечер — легко, почти без мучений.