Этим вечером значительно похолодало.
Захар стремительно шагал к станции метро, кутаясь в свой шарф. Изо рта то и дело вырывались клубы пара, мешая обзору. В воздухе уже витал свежий аромат снега. Со дня на день он выпадет и покроет собой голые ветви тополей и газоны с пожухлой травой, превратив унылую черноту в пушистый белоснежный ковёр. Захар одинаково сильно любил и раннюю осень, когда листья только начинали срываться с ветвей, и позднюю осень, когда, казалось бы, всё замерло в ожидании зимы.
Тем более теперь поводов любить это время года стало на один больше. Или на миллион больше. Именно осенью он встретил того самого человека, в объятиях которого он хотел находиться бесконечно. Даже год спустя это желание не стало ни на йоту меньше, наоборот, оно ещё сильнее укрепилось в нём.
Захар торопливо поправил лямки рюкзака и, оттянув рукав своей зимней куртки, взглянул на часы: он уже немного опаздывал. Андрей, наверняка, ждёт его у станции, где они договорились встретиться. Отсюда рукой подать до дома его родителей. Подойдя к станции, Захар действительно заметил высокую фигуру, стоящую у урны и стряхивающую пепел с сигареты. Заметив Захара, Андрей торопливо потушил сигарету и выбросил её.
— Давно ждёшь? — спросил Захар, подойдя ближе.
Окончание его вопроса утонуло в чёрной ткани куртки, Андрей порывисто прижал его к себе, затем, чуть отстранившись, прижался губами к его уху и прошептал:
— Безумно скучал по тебе.
— Мы виделись утром, — напомнил Захар, довольно улыбаясь.
— Да, целый день без возможности прикоснуться к тебе — это слишком долго, — подтвердил Андрей.
— Что там у тебя? — спросил Захар, оглядываясь назад, в надежде рассмотреть, что держит в руке Андрей.
— Торт, — ответил Андрей, шурша пакетом, — ты говорил, что твоя мама любит трюфельный.
— Да, всё правильно. Пойдём, тут совсем близко, — Захар, улыбаясь, потянул Андрея за собой.
Их пальцы в перчатках переплелись друг с другом, и Захару всё это безумно нравилось.
Ему нравилось засыпать в тёплых объятиях Андрея, лёжа на влажной от пота груди, убаюкиваемый бешеным биением его сердца после очередного восхитительного проникновения и совершенно безумной жаркой волны наслаждения, что накрывала их обоих с головой.
Ему нравилось просыпаться и убеждаться, что Андрей до сих пор рядом, спит с открытым ртом, как младенец и трепетно сжимает Захара во сне.
Ему нравилось наблюдать за его пробуждением, когда он совершенно очаровательно потягивается и приоткрывает глаза, шепча что-то про доброе утро.
Ему нравилось сидеть на мотоцикле позади него, обхватывая своими руками его торс, любоваться руками в митенках, сжимающими ручки руля. Ему нравилось ощущать себя в безопасности в его руках.
Ему нравилось слушать ворчание Андрея, когда тот просил надеть шапку, потому что на улице сильно похолодало. Ему нравилось ловить на себе его пристальные взгляды, когда они находились не одни.
Ему нравилось ощущать его заботливые прохладные руки, встревоженно касающиеся лба, когда Захар заболевал. Иногда у Захара возникало желание кричать с крыш, как сильно он любит этого парня. Но сейчас ему вполне хватало и того, что их руки переплетены друг с другом, пока они шагали к подъезду.
Оказавшись на свету и остановившись у двери квартиры, Захар озадаченно оглядел Андрея и спросил:
— Брюки? Почему не джинсы? Зачем ты надел брюки? — он привстал на носочки и, потянув молнию куртки вниз, заглянул за ворот, — и рубашка? Ты же говорил, что у тебя на работе нет дресс-кода?
— Нет, я заглянул домой и переоделся. Хотел предстать в глазах твоих родителей цивилизованным человеком, — нервно усмехнулся Андрей.
— А бабочку и смокинг почему не захватил? — рассмеялся Захар.
— А надо было? — встревоженно спросил Андрей.
— Нет, Андрей! Будь ты хоть весь увешан пирсингом, я уверен, они полюбят тебя. Потому что им не важен внешний вид, главное, что человек хороший. А ты хороший. Очень, — проговорил Захар, потянувшись вверх и чмокнув Андрея в губы.
— Буквально этим утром ты ворчал на меня за то, что я не закрутил крышку у тюбика с зубной пастой, — напомнил Андрей, рассмеявшись.
— Да, потому что тюбик с зубной пастой это святое! Она же засохнет! — притворно серьёзным голосом проговорил Захар, но, не удержавшись, рассмеялся.
— Немного… не по себе, — взволнованно проговорил Андрей, цепляясь за руку Захара.
— Волнуешься? Это лишнее! Они будут очарованы тобой, даю зуб!
— Даже не знаю на кой мне твой зуб, но ладно… о чём мне с ними говорить? — растерянно спросил Андрей, и Захар вновь сражён наповал этой непосредственностью, что жила внутри этого парня и время от времени застенчиво выглядывала, словно стеснительный ребёнок.
— Главное, не начинай разговор о том, что ты спишь с их сыном, и всё будет в порядке, — усмехнулся Захар.
— А начинать с того, что я занимаюсь любовью с их сыном, значит, можно, да? — хитро ухмыльнулся Андрей.
— А формулировки мы обсудим сразу, как только вернёмся домой, — прошептал Захар на ухо Андрею, — можешь даже использовать наглядные пособия.
— Ты же знаешь, что с ума меня сводишь, когда шепчешь на ухо, — хрипло прошептал Андрей, водя губами по его щеке.
— Знаю, — улыбнулся Захар, отстраняясь и с удовлетворением отмечая, как потемнел взгляд Андрея.
Он резко притянул Захара к себе и влажно поцеловал губы, скользнув языком внутрь. Захар всегда терял голову, когда видел, как сильно он действует на Андрея. Они самозабвенно и жадно целовали друг друга в подъезде, пока не услышали звук отворившейся двери. Со слегка запоздалой реакцией они отстранились друг от друга.
— Э-э-э… привет, мам, — пробормотал Захар, до сих пор немного дезориентированный после поцелуя.
За дверью стояла миловидная хрупкая женщина с цветом волос точь-в-точь как у Захара. На миг можно было заметить её изумлённое выражение лица, которое впрочем быстро сменилось на улыбчивое.
— Э-э-э, здравствуйте, — пробормотал Андрей, прочистив горло.
— Добрый вечер, мальчики! — улыбнулась она, с интересом оглядывая высокую фигуру Андрея, затем прокричала куда-то вглубь квартиры. — Дорого-о-ой, можно тебя на минуточку?
— Ни за что! Ты меня не проведёшь, Яна! Я знаю, что как только я уйду из комнаты, ты опять переключишь мой футбол на свои слезливые сериалы, — донёсся из гостиной голос отца.
— Ох, да нет же! Валера, тут мальчики пришли! — проговорила она, закатив глаза к потолку, затем вновь обратилась к парням, — а вы, значит, целовались?..
— Ох, прекрати, пожалуйста! — перебил её Захар, категорично сложив руки на груди, — мам, вот только давай без подтруниваний!
— Какие тут подтрунивания, солнышко?! А это, я так понимаю, Андрей? — всплеснув руками, она посторонилась, пропуская ребят в квартиру. Андрей выглядел так, будто был готов провалиться сквозь этот бетонный пол.
— Добрый вечер! — в коридор вышел отец семейства, и, доброжелательно улыбнувшись, протянул руку для рукопожатия сначала Андрею, затем Захару, — здорово, что вы пришли, иначе этим вечером мы бы с мамой точно подрались из-за пульта!
Пока парни проходили в квартиру и были заняты тем, что снимали ботинки, женщина едва слышно обратилась к своему мужу.
— Кстати, ты проиграл! — ликующе возвестила она, победно глядя супруга.
— Ты о чём? — недоумённо спросил отец.
— Помнишь наш спор? — женщина хитро улыбнулась.
На лице отца появилось понимающее выражение лица, которое быстро сменилось недоверчивым.
— Да ну?! Ты опять блефуешь!
— Это правда! — возмущённо возразила она, кивая в сторону сына.
Взгляд отца остановился на Захаре, в это время снимающего куртку, затем на Андрее, помогающему тому повесить верхнюю одежду на крючок, находившийся слишком высоко. Затем взгляд снова вернулся к супруге.
— С тебя трюфельный торт! — с довольным видом заявила женщина, затем уже громче обратилась к парням, — Андрей, проходи, чувствуй себя как дома. Ребята, идите мыть руки. Захар, покажи, где у нас ванная!
Женщина выскользнула на кухню, оставив мужа в коридоре недоумённо хлопать глазами. Взгляд остановился на коробке, которую протягивал ему Андрей.
— Там… э-э-э… торт. Трюфельный, — смущённо пробормотал Андрей.
— О, это очень кстати! — радостно воскликнул отец, беря коробку из его рук. — Спасибо, Андрей, правда, очень выручил.
Андрей стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, и смотрел на то, как Захар запускает руку в волосы, откидывая выбившиеся пряди с лица. Его щёки были румяными от осеннего морозца, и Андрею захотелось обхватить их своими ладонями, чтобы согреть своим теплом. Но он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя, ведь рядом стоял отец Захара и всё время кидал на них внимательные взгляды. Когда они зашли на кухню, отец передал коробку с тортом своей жене:
— Вот, держи! Трюфельный торт. Теперь я тебе ничего не должен.
— Может, кто-то объяснит мне, что тут происходит? — озадаченно проворчал Захар, наблюдая за своими родителями.
— Присаживайтесь, пельмешки уже ждут на столе, — пропела мама, со счастливым видом беря коробку с тортом в руки.
На столе действительно уже уютно дымились пельмени, а в комнате витал аппетитный аромат. Но идиллию этого семейного ужина вскоре нарушил возмущённый вопль Захара:
— Какого чёрта, мам, пап! Как вы могли заключать пари на собственного сына?!
— Не дуйся, солнышко, — ласково потрепала его мама по белокурой голове, проходя мимо. Она поставила на стол большой и красиво украшенный торт, нарезанный на куски.
— Родители себя так не ведут! — насупившись, проворчал Захар, утыкаясь в свою тарелку с тортом. — Сейчас вот возьму и в угол вас поставлю!
— Только маму сладкого не лишай, а то я с ума сойду от её истерик, — усмехаясь, подал голос отец.
Эти трое продолжали, шутя, препираться друг с другом, а Андрей тем временем с лёгкой улыбкой переводил взгляды на собравшихся за столом, и понимал, как Захару повезло с родителями. И, конечно, его прежние волнения и страхи, что он не понравится этим людям, улетучились ещё в начале вечера. Он чувствовал себя здесь невероятно комфортно, будто бы он тоже часть этой семьи. Андрей кинул взгляд на Захара и на белокурую прядь, что упала на лицо, когда тот наклонился над тарелкой, чтобы ощутить аромат торта. Конечно, Андрей не мог увидеть, сколько нежности и любви появлялось в собственных серых глазах всякий раз, когда он смотрел на Захара, но это точно не осталось незамеченным.
Мужчина и женщина переглянулись друг с другом и слегка улыбнулись. Разве не главное, что их сын нашёл то место в жизни, где он счастлив по-настоящему? Что он нашёл того человека, кто искренне любит его и он так же искренне любит в ответ? Да, это главное.
Четверо собравшихся за столом продолжали шутить и вести непринуждённую беседу, с аппетитом уплетая торт, не замечая, что за окном, за уютно запотевшими от готовки стёклами, начали падать первые снежинки, превращая черноту газонов в белоснежный пушистый ковёр. Да и ветви тополей тоже менялись до неузнаваемости, покрываясь снегом. Но тем не менее ветви всегда остаются ветвями, независимо от того, какая погода вокруг них. Главное — это оставаться собой независимо от того, что творится вокруг. Главное — это оставаться верным своим истинным убеждениям и желаниям.
Захар до сих пор считал себя счастливчиком, встреча с Андреем помогла ему разобраться в себе. Он кинул взгляд на профиль своего парня, любуясь тем, как его губы обхватывают вилку с кусочком торта на ней, как двигается кадык на шее, когда он глотает, как он улыбается, когда отвечает на какой-то вопрос отца.
В мире по-прежнему нет ничего более приятного, чем заползти в постель рядом с Андреем, даже если тот уже уснул, и просто лежать рядом, слушая умиротворённое дыхание и вдыхая его запах. Нет ничего лучше после напряжённого рабочего дня прийти домой, чувствуя витающий в комнате аппетитный аромат и оказаться в тёплых объятиях. Ничто не сравнится с тем, как серые глаза Андрея становятся мягкими и нежными, когда Захар делает то же самое и для него, когда тот возвращается домой слишком поздно. И та тесная связь, которую они чувствуют между собой, не ощущается как обязанность, а скорее как безопасность и неоспоримое доказательство того, что они оба являются особенными друг для друга.