Догоняя свою душу

Глава четвертая. Правила рыбалки

Слово «власть» на большинство людей действует гипнотически, маня до головокружения и толкая вперед вопреки здравому смыслу и собственным зыбким морально-этическим принципам. Почему? Может в людях во все времена говорит доносящийся с пещерных времен голос, что вождю племени достается самый большой кусок мяса, лучший военный трофей или самая желанная из имеющихся женщин?! Во всяком случае, историческое развитие всех без исключения народов в любые эпохи лишь подтверждает эту мысль. Власть, как и богатство, стала неким фетишем для людей. Стремление доминировать порой побуждает человека совершать странные поступки. В случае с Альбертом это стремление стало доходить до помешательства.

Генеральный директор преуспевающей столичной PR-компании «Аль-Пач», Альберт Пачкин, прозванный подчиненными Альпако, хотя и не имел ничего общего с очаровательным южноамериканским травоядным, искренне недоумевал, почему люди бывают так неблагодарны. Альберт в ярости перелистывал на мониторе компьютера кадры «фильма для взрослых», снятого в квартире его любовницы Полины Линьковой. И ведь он отсутствовал всего две недели!

– С ума сойти, до чего этот блондинчик на Мишку похож! – воскликнул он, впервые увидев Сеню. – Как эта замарашка сумела подцепить такого красавца?!

Альберт этого не понимал, крупным планом разглядывая кадры, где его Полли кувыркается с хорошеньким до дрожи юношей, похожим на златокудрого ангелочка. Альберт поставил кино на пузу, залюбовавшись обнаженным торсом Сени.

– Хорош! Просто прелестен! – возбужденно покусывая губы и раздувая ноздри, прошептал он. – Нужно с ним поближе познакомиться, а мою маленькую сучку как следует проучить. Мало я ее воспитывал! Неблагодарная тварь! Я вытащил эту девчонку из грязи, превратил ее в подобие человека, выучил, обеспечил работой, и какова благодарность?! Права была моя бабка! Все эти девки грязные шлюхи вроде моей развеселой мамаши!

Мания все контролировать привела Альберта к тому, что он превратил квартиру, в которой поселил Полину, в съемочную площадку транслируемого лишь для него одного теле-шоу. Альберт установил скрытые камеры не только в жилой части квартиры, но и в прихожей, на кухне, и даже в ванной, включая душевую кабину. С маниакальным азартом он подглядывал за интимными сторонами жизни своей безропотной «невольницы», которая со временем уже привыкла к всевидящему «господину». Просматривая записи, Альберт негодовал:

– Я только что избавился от ее прежнего любовника, того спортсмена, Димы, но, стоило эту бродяжку ненадолго оставить без присмотра, она завела себе нового хахаля! Совсем от рук отбилась! Такое непослушание стоит одной из ее жизней!

Полина, конечно же, знала о том, что исполняет роль единственной штатной звезды снимаемого Альбертом реалити-шоу. Она уже по опыту знала, что срыть что-либо от Альберта все равно невозможно. Казалось, ей с мазохистским удовольствием нравилось дразнить его, провоцируя на грубость.

– Пусть смотрит, если это его так заводит, – рассудила она, заманивая очередного искателя приключений в свое логово.

Альберт был опасен и Полина, как никто, об этом знала. Если она и пыталась об этом забыть, зарубки на ее руке напоминали о ее ошибках багровыми полосами шрамов от бритвы, оставленными Альбертом, хотя, иногда он сам предлагал ей развлечься и разрешал погулять на стороне, но лишь при условии, что она будет делиться с ним мельчайшими подробностями своей личной жизни.

Предыдущим увлечением Полины, до Сени, являлся инструктор по плаванию в фитнес-центре, атлетически сложенный смуглокожий красавец-брюнет Дима. Он всерьез заинтересовался хрупкой девушкой, с детским восторгом нырявшей и плескавшейся в бассейне. Полине нравилось водная стихия во всех ее проявлениях. Она любила плавать, поскольку лишь в воде ощущала свободу, которой не чувствовала, когда у нее под ногами была твердая почва. В каждом незнакомце Полине мерещился избавитель от ее тирана, но каждый раз она обманывалась в своих ожиданиях, принимая желаемое за действительное.

Альберт открыто насмехался над ее жалкими попытками избежать его заботы. Ему доставляло удовольствие разоблачать внутреннюю сущность ее мужчин, показывать их пороки, демонстрируя ей наглядные примеры трусости, алчности и всей мелочности их душонок. Ради такого удовольствия он не жалел никаких денег и готов был прибегнуть к любым средствам.

Например, одного горе-любовника Полины Альберт до полусмерти напугал, всего лишь пообещав ему участь его предшественника, которого, он якобы живым замуровал в подвале своего загородного дома, хотя на самом деле Альберт все это придумал. У него не было загородного дома, потому что он не терпел природу, насекомых и не упорядоченные городом формы. Он считал враждебной средой все, что не мог контролировать, будь то пробивающаяся между плитками зеленая трава, либо неизвестно откуда прилетающие и пугающие его своим разноголосым пением птицы, но особенно раздражал нескончаемый поток осенних листьев, оккупирующих не принадлежащую им территорию. По ошибке купив прекрасный особняк в Пушкине, Альберт его возненавидел и с радостью продал, подарив новому владельцу возможность наслаждаться хаосом царящей по соседству дикой природы. Средой обитания Алеберта являлись каменные джунгли. Только здесь, в городе, особенно среди небоскребов новой Москвы, он чувствовал себя в своей стихии. Мегаполис для Альберта – это, прежде всего камни, зеркальные стекла, бесчисленные автомобили и похожие на заведенные механизмы люди.

Хорошо знающему психологию людей боссу нравилось тыкать носом свою глупышку Полли в ее же ошибки. Чаще всего Альберт откупался от ее любовников, с удовольствием показывая Полине, в какую сумму ее возлюбленные оценили любовь, которой она, несмотря ни на что, продолжала грезить. Альберт разыгрывал перед Полиной целые спектакли, у нее на глазах соблазняя ее мужчин другими женщинами, дорогими подарками или деньгами. Что бы Альберт ни предпринимал, итог всегда был один – никто не ставил любовь выше материальных благ, удовольствий или собственной безопасности.

Дима не стал исключением из правил. Качки, пусть и очень соблазнительного вида, никогда не интересовали Альберта. Ради «воспитания» своей Полли, он придумал кое-что поинтереснее. Альберт знал, что Полина строила планы увести любовника из семьи и сбежать вместе с ним в Сочи. Щедрый подарок Альберта в виде двухнедельной поездки во Францию, на Лазурный берег, для Дмитрия и его беременной супруги решил все их семейные проблемы, как и расставил точки во взаимоотношениях Полины с ее любовником. Альберт прислал Полине на почту полное злорадства сообщение:

– Ну что, бросил тебя твой Дима?! Он сейчас кувыркается со своей благоверной, наверняка, считая меня полным кретином. Вот только Димочка перестанет смеяться, когда его женушка узнает о внебрачном ребенке, как и девушке Наташе, считающей себя его гражданской женой. Полли, ты никогда не поумнеешь, да? Тебя мало обманывали и предавали?! Мало макали, да?! Только я один о тебе забочусь! Когда же ты, глупышка, это поймешь?!

Ярость и насмешки Альберта потонули в океане отчаяния Полины. Значит, Дима ее нисколько не любил, как и все прочие?! Он такой же, как все остальные! Полине какое-то время казалось, что она полюбила Димку. Он был такой веселый, интересный и сильный, хотя местами грубоватый как в своих шутках, так и в постели. Первый росток любви, проклюнувшийся среди пошлых декораций дешевого придорожного мотеля, зачах в лишенном финансовой подпитки безвоздушном пространстве их отношений. Полина недолго горевала, найдя спасение от одиночества в объятиях Сени.

Альберт не ожидал, что его наивная мечтательница Полли так быстро найдет замену Диме, но увидев Сеню, он на мгновение сам потерял дар речи. Перед ним словно возник воскресший друг детства Мишка, его тайная, первая и единственная любовь, в которой он не осмелился признаться ни одной живой душе. Миша утонул в озере Байкал. Альберт всю жизнь корил себя за то, что не сумел его спасти. Это было так давно… Им было по семнадцать лет. Естественно, друг скромного тихони Альберта не подозревал о его нежных чувствах к себе. У советской молодежи, как известно, были твердые моральные принципы, а всякого рода извращения не только порицались общественностью, но и преследовались по закону.

Альберту нелегко было разобраться в себе, и еще сложнее принять себя таким, каков он есть. Его во сне и наяву навязчиво преследовал образ Мишки. Альберт искал и охотно находил его черты в других юношах, прекрасно понимая, что в его руках оказывается лишь подделка, а оригинал навсегда покоится на дне Байкала. Альберт доверил свою тайну лишь одному человеку – австрийскому коллеге, Генри Шнайдеру.

С возвращением Альберта счастье Полины угасло, как свеча на сквозняке. Она получила короткую передышку, пока Альберт, как он выразился, «лечил нервишки», в австрийской клинике, пытаясь с помощью лучших специалистов договориться с навязчиво звучащими в его голове голосами и убедить их хоть на время замолчать. Громче всех, как обычно, звучал умоляющий его спасти голос навсегда потерянного друга детства Мишки, но были и другие. Например, Альберт никогда не мог спрятаться от упреков своей бабушки, Зинаиды Карповны Пачкиной, в одиночку растившей его, пока ее непутевая дочь прожигала жизнь на курортах Краснодарского края, а затем на восемнадцать лет была направлена на перевоспитание в женскую колонию за убийство любовника и его жены. В «благодарность» за это, Альберт оставил свою полу-парализованную бабушку умирать в одиночестве, а сам уехал из Екатеринбурга в Ленинград, чтобы продолжить медицинское образование и набраться практического опыта. Временами давала о себе знать его жена Марина, от которой Альберт сбежал в середине 90-х, оставив ее жить в нищете, несмотря на то, что в Москве он довольно быстро встал на ноги и развернул собственное дело.

Альберт сходил с ума и прекрасно это понимал. Экспериментальное лекарство, предложенное его австрийским коллегой, на время успокаивало взвинченное сознание Альберта и заглушало голоса воспоминаний, но ему все сложнее становилось контролировать себя. Он сам, будучи психиатром, прекрасно осознавал свои проблемы, как и то, что вылечить его невозможно. Альберт лишь пытался отсрочить неизбежный финал.

Полина ждала и боялась возвращения Альберта из Австрии. Ее бросало в дрожь при мысли о неминуемом объяснении с боссом по поводу появления в ее жизни нового мужчины. Сеня не мог не заметить нервозность Лины.

– Если босс так тебя достал, не понимаю, почему ты не уйдешь от него. Смени жилье, поменяй работу! Что ты держишься за него, как приклеенная? – как-то раз спросил Сеня мрачную Лину, узнавшую, что босс возвращается из заграничного «санатория» уже в конце недели.

– А содержать меня будешь ты, что ли, или твои «мамики»? – зло ответила Лина и, по обыкновению, когда ей не нравилась тема разговора, отвернулась к нему спиной, подставив под его поцелуи свой трепетно-нежный затылок.

– Мы найдем работу и заживем вместе, как нормальные люди, – лучезарно улыбаясь, предложил Сеня, целуя ее шею. – Только ты и я. Разве ни этого мы оба хотим?

– Нормальные люди… Где ты их видел, этих нормальных людей?! – с горечью воскликнула Лина, проигнорировав его вопрос. – Мне в жизни встречались лишь убогая пьянь и моральные уроды.

– А твой босс? – поинтересовался Сеня, которому не было понятно ее безропотное смирение.

Его раздражало, что Лина ничего не рассказывает о себе, своей работе, страшном боссе, который ее пугал до дрожи даже отсутствуя рядом. Сеня заметил, что Лина даже говорит о нем полушепотом, словно боится, что он ее услышит.

– Как же босс ее затерроризировал!– подумал Сеня, с жалостью глядя на Лину. – Неужели он действительно такой моральный урод, как она говорит?

– Одним больше, одним меньше, – обреченно прошептала Лина. – Сеня, скажи, что ты нашел во мне? Я не красивая, не сексуальная, я это знаю, да и на женщину мало похожа. Просто ответь, почему ты тогда в кафе подошел именно ко мне?

– Ну, ты себя сильно недооцениваешь! – сказал он, обняв ее и крепче к себе прижав.

Сеня ни за что сам себе не признался бы, что именно его привлекает в похожей на бесполый манекен девушке. Лина была словно заживо заморожена. Ему хотелось разбудить ее, вдохнуть в нее желание и научить получать удовольствие, а не воспринимать секс как трудовую повинность. Как это ни парадоксально, Сеню привлекала в Лине именно ее асексуальность. Беззвучная девушка: она бесшумно смеялась, чихала и даже в его объятиях не издавала ни единого звука, хотя явно млела от него, как от любовника. Сеню почему-то волновала и возбуждала эта привычка Лины все делать молча.

В тот пятничный вечер Полина приехала с работы раньше времени, надеясь переодеться и поскорее примчаться к своему возлюбленному, но ее ждал развалившийся на диване Альберт. Вместо приветствия, он зловеще улыбнулся Полине, демонстративно вертя в руках желтенький стикер. Не переставая скалиться в ухмылке, он вслух прочитал оставленную Сеней записку:

«Я, наверное, еще есть на этом свете, а, быть может, местами даже существую. Но живу я только когда ты рядом со мной! Жду тебя у себя после девяти. Вечер сюрпризов только начинается…»

– Твой новый любовник что, больной на голову? Что за бред он написал?! – спросил Альберт, сунув Полине под нос записку Сени.

– Он же поэт! Он не может видеть мир таким, каким его видят другие люди. Он не живет в нашем линейном мире. У него свой взгляд на все и своя точка зрения, – сказала Полина, по-привычке сев на пол возле ног Альберта.

– Видел я его поиски точки зрения на тебе. Ну и что он нашел, точку опоры или точку G? Ха-ха! Могу сказать точно одно: мальчик перешел точку невозврата, встав между тобой и мной, – ухмыльнулся Альберт, насмешливо глядя на задрожавшую Полину.

– Что вы с ним сделаете?! – испуганно спросила Полина, обхватив его коленку. – Альберт, умоляю, не причиняйте ему вреда! Сеня, он такой красивый и… Он очень славный мальчик!

– Я заметил, – отпихнув ее ногой сказал Альберт. – Не понимаю только, что он нашел в тебе? Может, ему нравятся мальчики? Тогда мы с ним точно поладим! Ха-ха! Он мне нужен, я хочу его, а ты мне поможешь его заполучить!

– Нет… Альберт, не отнимайте его у меня! Он ведь все, что у меня есть, – ползя на четвереньках, взмолилась Полина.

– Полли, глупышка, ты так ничего и не поняла?! Эх, ничего ты не поняла! У таких, как ты ничего нет и не может быть на этом свете! Ты никто! Ты то, что я из тебя создал, – сказал Альберт, приподняв кончиками пальцев ее подбородок и заглянув в полные слез глаза. – Ты мне поможешь заполучить поэта, а я за это не стану отнимать у тебя жизнь. Седьмую, если я не ошибаюсь? Я же тебя не наказываю за то, что ты мне изменила, хотя имею на это все основания?! Ведь так?

– Да, так… Альберт, Сеня, он другой, понимаете? Он не такой, как мы. Он мечтатель… – начала что-то объяснять Полина, но Альберт прервал ее.

– Мечтателям тоже хочется кушать, причем, каждый день. Этот Сеня на так уж прост! Он любит роскошь, красивые дорогие вещи и, как я заметил, ему по вкусу мой французский коньяк. Да он сам выглядит, как ходячий предмет роскоши, – мечтательно улыбнувшись, произнес Альберт. – Я тут подумал… Нам ведь нужен в Творческий отдел человек, способный ладить со словами? Думаю, наш поэт, Семен Полин, справится. Не все ли равно, сочинять стишки про любовь-морковь или про средство для мытья унитазов?! Ха-ха! Главное, чтобы рифма была! Надеюсь, с чувством умора у него тоже все в порядке.

Полина моргая, слушала Альберта, в душе разрываясь надвое и не зная, как поступить. Она искренне не желала втягивать Сеню в их с Альбертом порочные отношения, но и расставаться со своим чудесным возлюбленным тоже не хотела. Кроме того, Полина понимала, что Альберт не простит ей, если она не выполнит его поручение. Если измену он еще готов был ей простить, ослушание и провал задания точно будут стоить ей седьмой жизни. Альберт редко просит ее о чем-то серьезном, а на Сеню он конкретно запал. Полина это видела и готова была завыть от отчаяния.

– Он ждет меня. Что мне делать? – не покидая гладкой поверхности пола, спросила Полина.

– Как что? Разумеется, идти на свидание! Да, Полли, сейчас же иди к нему, обольщай его, как хочешь, чтобы он намертво к тебе прирос, – сказал Альберт, властно положив руку ей на макушку. – Только переоденься во что-то менее официальное.

Полина не успела встать на ноги, Альберт властно произнес:

– Стоять! Признавайся, ты скучала по мне, Полли?

– Да… – с придыханием и в данный момент вполне искренне ответила Полина.

– Докажи! – потребовал Альберт, хищно прыгнув на нее со спины и схватив рукой за шею.

Полина тихонько вскрикнула, приняв неизбежное как должное. Она нехотя себе призналась в том, что за две недели соскучилась по его диковатым садистским ласкам и железным рукам на своей шее. Альберт за девять с лишним лет стал для Полли своеобразной разновидностью тяжелого наркотика, без которого даже в райском саду у нее началась бы мучительная ломка.

Минут через пятнадцать Полина убежала в душ, а затем предстала перед Альбертом: свеженькая, переодевшаяся, с лихорадочным румянцем на щеках. Она молча ожидала его одобрения. Полина слегка взлохматила идеальную укладку волос и сменила деловой костюм на светлые джинсы и симпатичную желтую шелковую рубашку, надетую поверх короткого белого топика. Альберт с довольным видом кивнул и, напутствовал ее:

– Беги к своему Ромео! На ночь можешь не возвращаться. Я устал с дороги и пойду к себе. Нужно как следует выспаться. Ты знаешь, что мне нужно… Ты ведь будешь умницей? Мне нужен он, твой поэт. Ты приведешь его ко мне, Полли?

Полина кивнула, уже начав себя грызть упреками за предательство Сени. Ведь ей с ним было так хорошо! Им обоим, а она вновь стала соучастницей одной из дьявольских игр больного изощренного сознания Альберта! В дороге Полина мысленно высказала себе все, что думает о своей трусливой душонке, обзывая себя последними словами. Единственное, что ее могло бы оправдать в собственных глазах, это безвыходность собственного положения. Так, во всяком случае, ей было спокойнее думать. С полным ощущением того, что она конченная дрянь, виновато улыбаясь, Полина позвонила в дверь квартиры своего романтичного возлюбленного.

Сеня с порога заговорщически улыбался, предвкушая увидеть счастливую улыбку на частенько грустном личике его милой Лины. Он решил удивить возлюбленную приготовленным по собственному рецепту безалкогольным коктейлем с кусочками свежих тропических фруктов, ананасовым соком и спрайтом. Сеня знал, что напуганная пьянством отца Лина совершенно не пьет ничего алкогольного. Он, тщательно рассчитав пропорцию ингредиентов для достижения максимально гармоничного вкуса, изобрел этот коктейль специально для Лины. Даже оригинальное название придумал: «Мечта влюбленного поэта».

– Очень вкусно! Просто супер! – на редкость эмоционально произнесла Лина. – Ты запатентуй рецепт! Я серьезно, Сеня! Станешь богатым человеком. Ха-ха!

– Я уже богатый человек, раз у меня есть ты! – сказал он, страстно поцеловав ее губы и нежно обхватив пальцами изящную шею, как она любила. – Я весь день думал о тебе, Лина! На занятия идти было неохота. Я приготовил салат с морепродуктами и офигенный десерт. Дегустировать будем или…

– Или! Распробуем все, но попозже, – дерзко, но, в то же время, томно произнесла Лина, снова удивив Сеню не свойственной ей эмоциональностью. – Ты мой десертик…

Лина сама прыгнула Сене на шею. Она, такая невесомая, гибкая и нежная, кружила ему голову своим переливчатым смехом и веселыми ужимками не знавшей любви юной девушки, которой, несмотря на почти тридцатилетний возраст, оставалась где-то глубоко в душе. Полина извивалась в объятиях Сени, демонстрируя накал страсти, на которую в принципе не была способна. Альберт подсадил Полли на другого рода удовольствия для ценителей БДСМ, по сравнению с которыми любовь и секс в привычном понимании этого слова казались ей детской игрой влюбленных подростков. Полли свыклась с «методами воспитания» Альберта, любившего с изощренной утонченностью знатока острых сексуальных ощущений блуждать по ее худенькому податливому тельцу мягким замшевым ремешком или тонкой плеткой. Альберт со знанием дела подсадил Полли на «шоколадный секс», сделав своей «рабыней» и многоразовой игрушкой. Со временем какая-то часть Полины стала разделять любовь «господина» к такого рода развлечениям. Полина сама не знала, ненавидит она Альберта или любит. Или любовь – это степень компромисса?

Во взаимоотношениях с Сеней Полли хорошо играла отведенную ей роль невинной мечтательницы Лины, хотя, в какой-то степени, таковой действительно являлась. У Сени захватывало дух, когда Лина выгибалась в его объятиях, переполненная негой и ей одной свойственной беззвучной страстью. В такие минуты она была с ним искренна и отдала бы все на свете, чтобы навсегда скрыться со своим сказочным возлюбленным там, где их никто не сможет найти.

Сеня посчитал личной заслугой то, что Лина стала более смелой и откровенной в физических проявлениях своей любви к нему. Он считал ее своей маленькой феей. Круговорот любви, ненадолго прерванный для дегустации кулинарных шедевров Сени, закружил их с новой силой, вновь и вновь бросая в объятия друг друга, пока они, утомленные и счастливые не забылись сном. Лина загадочно улыбалась, глядя на спящего рядом Сеню.

– Хоть в каком-нибудь из миров есть такое место, где бы нас оставили в покое? – с грустью подумала она, любуясь безмятежно спящим Сеней.

Полина старалась не думать об Альберте, догадываясь, что именно он мог задумать, чтобы привязать к себе Сеню и получить то, что пожелал. Внутри нее боролись желавшая угодить своему «господину» Полли с впервые влюбившейся Линой, которая хотела во весь голос крикнуть Сене, чтобы он бежал от нее без оглядки и спасался от уготованной ему ловушки, но трусливо молчала, боясь навлечь на себя гнев «господина». Полина по опыту знала, что Альберта никогда не нужно было недооценивать!

Действительно, Альберт, понимая, что стандартный вариант товарно-денежных отношений с влюбленным в Лину Сеней не пройдет, придумал сложный план соблазнения понравившегося ему молодого человека и превращения его в свою дорогую, любимую игрушку.

– Поэты слишком тонко организованные натуры. В этом их сила, но и слабость тоже, – усмехнулся Альберт, проверив в зеркале наличие именно того выражения мудрости, доброты и великодушия, которое должно было закрепиться на его лице на время его прихода в гости к Полине.

Для начала он решил усыпить бдительность Сени и по-человечески очаровать его, а затем завлечь заманчивым предложением хорошо оплачиваемой, а главное, творческой работы в его PR-компании.

Вечером Альберт как бы случайно заглянул в гости к Полине, зная, что Сеня сейчас у нее. Он велел Полли сказать Сене, что она окончательно рассталась с боссом, но они остались добрыми друзьями.

– Можешь сказать ему, что я старый импотент, – захлебываясь смехом, предложил Альберт. – Так будет даже интереснее. Ха-ха!

– Ха-ха! – эхом отозвалась Полина, хотя больше всего хотела куда-нибудь увезти Сеню, хоть на край света, и спрятать его от волков, вроде ее босса.

Альберт изображал из себя старшего друга и наставника, готового всегда поделиться собственным опытом и знаниями. За стаканчиком коньяка Альберт дружески беседовал с Сеней, исподволь пожирая его глазами. Он старался создать о себе впечатление открытого, остроумного и многоопытного, видевшего жизнь человека. Альберт расспрашивал Сеню о его родителях, о семье, восхищался родными местами Сени, вспоминая свой отдых в Евпатории лет десять назад и говорил, что этим летом непременно съездит в Крым.

– Вы хорошо воспитаны, умеете слушать и слышать людей, а это уже немало, – не переставая мило улыбаться, произнес Альберт. – Сеня, предлагаю выпить за ваших родителей, воспитавших такого прекрасного, талантливого и образованного юношу. Мне Полли говорила, что вы еще, в добавок ко всему, и поэт! Не представляете, она, оказывается, записывает все ваши стихи в отдельную тетрадь и носит ее с собой, как будто это Священное писание. Ха-ха! Она мне показала ваши стихи. Честно, впечатлен, хотя я и ни черта не понимаю в поэзии! Ха-ха!

– Ну, что вы?! Полина все сильно преувеличила, – скромно улыбнулся Сеня, довольный произведенным эффектом.

– Как это, наверное, чудесно уметь из обычных букв создавать поэзию слов. Молодцы ваши родители! Такого славного парня воспитали. За них?! Они, наверняка, гордятся вами, – провозгласил тост Альберт, хотя прекрасно знал, что Сеня круглый сирота.

– Ну, тогда не чокаясь, – грустно улыбнулся в ответ Сеня. – Мама заболела раком и умерла, когда мене было двенадцать, а брату Грише пятнадцать. Папа и мы с Гришкой остались совсем одни. Мы, три мужика, научились все делать по дому, стирать, убирать, готовить…

– Да-да! Сеня оказывается, умеет великолепно готовить, – поддержала разговор Полина, нервно блуждая глазами между Альбертом и Сеней.

– Ах, Сеня, как мне жаль, что ваши родителя не видят вас сейчас таким, каким вижу вас я! – театрально возвел очи к небу Альберт, пнув под столом ногу Полины, осмелившейся без приглашения влезть в мужской разговор. – Так, ваши родители были врачами?! Жаль, что они больше никого не смогут спасти. Очень жаль!

– Папа хотел, чтобы я тоже пошел по семейным стопам и стал врачом. Так что я, как видите, непослушный мальчик, – сказал заметно повеселевший и слегка разомлевший от коньяка Сеня. – Мне на роду было написано стать хирургом, как папа, или кардиологом, как мама, а я грезил горами, воображал себя геологом и мечтал научится находить в глубинах горных пород спрятанные от людей сокровища.

– Слышишь, как говорит?! – шутя, обратился Альберт к Полли. – Сразу видно, настоящий поэт!

– Да-да! – согласилась Полина, скользнув под столом ногой по ноге Сени.

– Вот именно, поэт! А папа считал, что у нас в семье по наследству передается профессиональная склонность к врачевательству. Шутка ли, пять поколений врачей?! – темпераментно воскликнул Сеня, не заметив, как многозначительно переглянулись Альберт и Полина. – Похоже, на нас с братом наследственность не сработала. Гришка стал горноспасателем, а я… Я и сам толком не знаю, кто я и кем буду! Смешно, правда?

– Нисколько, – очень серьезно ответил Альберт. – Я вообще не верю в наследственность. Вот, посмотрите на меня, к примеру! Чем я плох?! Я прекрасно образован и воспитан, хотя, не знал своих родителей и, признаться, ничуть об этом не жалею. Можно сказать, я вырос в детдоме. Ха-ха!

Альберт раскатисто рассмеялся, увидев удивленные лица Сени и Полины.

– Шучу, конечно! Я правда все детство провел в детдоме, но лишь потому, что там работала воспитательницей моя бабушка, – уже серьезно продолжил он. – По-моему, главное, это то, кто и как воспитывает ребенка, среда, в которую он помещен, а не наследственный фактор. Как видите, моя бабушка, Зоя Карповна, неплохо постаралась! Фортепиано, математика, изучение английского и немецкого языков, обязательное посещение бассейна и много чего еще, что требовалось для создания идеального ребенка. Ха-ха! Бабушка держала меня в ежовых рукавицах, даже запрещала мне играть с «испорченными детьми», как она называла своих воспитанников. Сама она была из семьи репрессированных москвичей. Ее отца, крупного ученого, физика, в 37-м году расстреляли за измену Родине, а мать отправили в лагерь для таких, как она, жен врагов народа, где та и загнулась от какой-то болезни. Мою бабушку, как сироту, определили в детский дом. Так вот, она, дочь выдающегося ученого, ненавидела науку и всю жизнь проработала в детском доме простой воспитательницей. Так, причем здесь наследственность?

– А ваши родители? Они умерли? – поинтересовался Сеня, изо всех сил старавшийся сохранить серьезное лицо при том, что Лина шаловливыми пальчиками ног щекотала его под коленками.

– Очень надеюсь, что я круглый сирота. Ха-ха! Да я живое опровержение теории наследования детьми личностных черт их родителей! – воскликнул Альберт, многозначительно улыбнувшись заметно покрасневшему Сене. – Мне, например, с родителями крупно не повезло! Моя мать отсидела восемнадцать лет в женской колонии за убийство своего любовника и его жены, а своего отца я вообще никогда не видел и, скорее всего, он даже не подозревал о моем существовании. Бабушка была человеком с железными принципами, правда, она вспомнила о них только когда воспитывала меня, а с моей мамой, похоже это не сработало. Ха-ха! Мама все делала назло своей матери и, в конце-концов, доигралась в свободу, окончив жизнь в женской колонии. Да! Моя мать шлюха и убийца, но это не помешало мне стать незаурядным человеком! Так, позвольте узнать, причем здесь наследственность?!

Полина впервые за девять лет знакомства с Альбертом услышала столько откровений о его семье и о том, что он не считал уместным обсуждать со своей безмолвной «рабыней». Зато Сене он охотно все рассказал о себе при первой же встрече. Полина невольно поперхнулась от обиды. Альберт протянул ей стакан воды и продолжил:

– Я выучился на врача-психиатра, долго работал в специализированных ленинградских мед. учреждениях, но затем бросил это дело и в середине 90-х переехал в Москву. Я предпочел изучать современную жизнь, а в рекламе увидел огромные перспективы. Мое маленькое рекламное агентство очень быстро становилось на ноги, росло. Я ни черта не смыслю в законах рекламы. Для этого есть специальные сотрудники, но я знаю как руководить людьми. К каждому свой подход никогда не найдешь. Будешь пытаться угодить всем, в итоге все тебя за это и возненавидят. Ха-ха!

– Как необычно сложилась ваша жизнь, Альберт Борисович! – задумчиво заметил Сеня.

– Да уж… Так что, молодой человек, я нисколько не верю в наследственность. Каждый сам кует свое счастье подручными инструментами, – подытожил свою речь Альберт. – Вот, ваш инструмент, вне сомнения, слово! Так и пользуйтесь им, мой юный друг!

Сеня завороженно слушал бывшего доктора, умевшего одним лишь своим голосом очаровывать людей, словно гипнотизируя их. Работая в рекламном бизнесе, Альберт не только не растерял, но и отточил прежние профессиональные навыки манипуляции сознанием людей. В непринужденной манере, Альберт охотно рассказывал о своей PR-компании, с показной откровенностью «разоблачая» все ее плюсы и минусы. Он жестко высказался о своих сотрудниках, искренне считая большую их часть кончеными кретинами и тупицами.

– Почти каждый, «по своему скромному мнению», лучше других знает, как нужно управлять компанией, как организовать работу персонала, а все прочие совершают сплошные ошибки и, конечно же, кругом не правы, – смеясь, сказал Альберт, подливая Сене коньяк. – Даже далеко не самые амбициозные сотрудники в глубине души убеждены, что будь они на месте руководителя, уж они бы, непременно, навели в компании порядок. Стоит в пантеоне руководителей компании появиться новому лицу, так оно первым делом начинает что-то переделывать, имитируя бурную трудовую деятельность, пока не наиграется властью или не выдохнется весь энтузиазм. Тогда обязанность принимать ответственные решения и, главное, нести за них ответственность, постепенно превращается в рутину, горы бумаг и полную некомпетентность всегда и во всем виноватого персонала.

Альберт просидел в гостях у Полины с Сеней почти до полуночи. Он на нетвердых ногах поднялся из-за стола, собираясь уходить и было понятно, что самостоятельно он не доберется домой. Полина вызвала такси.

– Альберт Борисович, я провожу вас до такси, вы не против? – предупредительно поддержав его под локоть, спросил Сеня.

– Ну, что вы?! Я не желаю доставлять вам хлопоты… А, впрочем, благодарю вас, молодой человек, – виновато улыбнувшись, сказал он.

Альберт с Сеней ушли, а Полина пыталась унять нервы, моя посуду, которой в этот вечер не повезло попасть в ее дрожащие руки. Разбив две тарелки, расстроенная Полина бросила это бесполезное занятие и, упав на диван, громко разрыдалась. Ей было наплевать, что ее увидит и услышит Альберт, запрещавший ей реветь даже в свое отсутствие. Она могла думать только о Сене, который сейчас находится рядом со старым развратником, изображающим его друга и покровителя. Лина винила себя в том, что втянула Сеню во все это. Она могла только догадываться о том, что именно задумал Альберт, но хорошо зная его, понимала, что ничем хорошим для Сени это точно не закончится.

– Жду вас завтра к девяти утра, молодой человек, – садясь в такси, сказал на прощание Альберт и горячо пожал изящную руку Сени. – Полина покажет вам, куда идти.

– Спасибо, Альберт Борисович! Я непременно приду вовремя, – сверкнув белозубой улыбкой, ответил Сеня, еще больше взволновав Альберта своей юношеской доверчивостью.

Сеня вернулся к заплаканной Полине с сияющими надеждой глазами и выражением детского восторга на лице.

– Лина, Альберт Борисович такой классный! – восхищенно произнес он, обнимая ее за плечи. – Мне он так понравился!

– Насколько понравился? – усмехнувшись, спросила Полина. – Я бы на твоем месте в его присутствии никогда не расслаблялась. Никогда, слышишь?

– Лина, я что-то так и не понял, почему ты считаешь босса страшным человеком? – пожал плечами совершенно очарованный Альбертом Сеня. – Такой добродушный старик! Он тебя, наверное, очень любит и хочет, чтобы ты была со мной счастлива. Он мне такую интересную работу предлагает! Я надеюсь, у меня все получится. Никогда не думал заниматься рекламой, но попробовать-то можно?!

– Да-да, конечно, – с истекающим кровью сердцем ответила Лина, спрятав лицо на его груди.

Сеня, как и обещал, наутро был в приемной Альберта. Пришлось минут десять подождать, пока босс освободится. Сеня с любопытством оглядывал современный офис, со вкусом обставленный дорогой мебелью. Его внимание привлекли развешенные по стенам черные плакаты с напечатанными белым мудрыми изречениями знаменитых людей. Еще вчера Сеня заметил, что Альберт вообще любит поумничать и бросается цитатами выдающихся людей. Так, за спиной Полины красовался плакат со словами Отто фон Бисмарка: «За всякое порученное дело должен отвечать один и только один человек». Другой плакат гласил: «Умение общаться с людьми – это товар, который можно купить точно также, как мы покупаем сахар или кофе…» (Дж. Д. Рокфеллер). Третий плакат с оттенком самоиронии особенно понравился Сене: «Кто умеет – работает, кто не умеет – учит других, кто не умеет учить – управляет, кто не умеет управлять – правит» (Закон Х. Л. Менкена).

Альберт показался в дверях своего кабинета, приглашая Сеню войти. Лина хотела-было последовать за ним в кабинет, но Альберт жестом велел ей испариться и не мешать их разговору. Альберт в двух словах обозначил круг обязанностей Сени в своей компании. Для начала от Сени требовалось побольше слушать и вникать в новое для себя дело. Альберт вызвал к себе начальника Творческого отдела, пожилого сутуловатого мужчину с мрачным взглядом уставших глаз, скептически наблюдавших за окружающим миром из под набрякших век.

– Дмитрий Иосифович, вот, знакомьтесь с нашим молодым дарованием. Семен Полин поэт, а нам что нужно? Как вы там сказали вчера на совещании? – сам себя спросил Альберт, слегка нахмурив брови. – Ах, да, вспомнил: «Легкая, пробивающая мозг рифма в сочетании с простеньким мотивчиком и яркой анимацией». Так, кажется? Такую рекламу, как попугаи, начинают повторять дети и раздраженно пытаются забыть в течение всего дня их родители, а вечером, после работы, они идут в супермаркет и покупают именно тот стиральный порошок или лекарство от простуды, рекламой которых СМИ с утра бомбят их головы.

Дмитрий Иосифович Привалов недоверчиво посматривал на Сеню, слишком жизнерадостно улыбающегося для здравомыслящего человека. Не имея ни малейшего представления о законах создания рекламы, Сеня легко вникал в детали профессии. Вначале он искренне зажегся новым видом деятельности, с интересом участвовал в обсуждении различных проектов, предлагал очень свежие, оригинальные, а местами и слишком дерзкие идеи, легко рифмовал слова и помогал создавать рекламные слоганы. Сеня был полностью согласен с начальником Творческого отдела, считавшего, что всем опостылевшая реклама, прерывающая любимые телепередачи, звучит намного приятнее в легкой и остроумной стихотворной форме, а стихи являлись для Сени хорошо знакомой, родной стихией.

Неожиданно для себя Сеня преуспел в новом деле, заслужив поощрение руководства и восхищение завистливых коллег. Сеню не называли иначе, как рекламным гением. По сути, так оно и было. Природа одарила Сеню многими талантами, но только не проницательностью. Общаясь с людьми, он был доверчив, как ребенок. Сеня не догадывался, что многие в компании были с ним преувеличенно дружелюбны исключительно по причине того, что считали его протеже Альпако. Кто-то даже швырнул в массы мысль, что Сеня внебрачный сын Альберта. А еще все видели, что между Сеней и бывшей пассией Альберта расцвел бурный роман, но старик не бесится, и даже всячески покровительствует молодым.

По обыкновению Альберт с энтузиазмом принялся учить уму-разуму нового сотрудника, заканчивая свои «уроки» ставшей присказкой словами: «Ловите каждое мое слово, пока я жив!»

– Если с кем-то не согласны, критикуйте, мнение автора, а не его самого, – наставлял он Сеню. – Есть точка зрения, а есть кочка зрения, слезть с которой твой собеседник упрямо не желает, боясь потерять достоинство в глазах окружающих и увидеть в них насмешку. Бей по больному, по его самолюбию, и никогда не промахнешься. Постарайся внушить ему страх, что он, отказавшись от твоего предложения, попадет в смешное, глупое положение, и он твой. Все остальное на всех этапах переговорного процесса сделает его гордыня.

– Это как «на слабо» брать, что ли? – уточнил Сеня, с трудом понимавший то, о чем говорил ему Альберт.

– Хм… Ну, вроде того, – усмехнулся Альберт.

В отличие от босса, Сеня не стремился к власти ни в каком виде, хотя и был честолюбив. Он, прежде всего, желал добиться признания своих талантов и способностей, а давить на людей искренне считал совершенно неинтересным занятием. Его интересовали сказочные миры, поэзия, высокие материи и земные удовольствия, а на кого-то оказывать давление, кем-то руководить, это точно было не для него. Альберт напрасно тратил время, пытаясь вылепить из Сени руководителя, а если повезет, то и своего приемника. Зачем-то ведь он потратил столько сил и времени ради создания собственной империи?!

При всей своей проницательности, Альберт не понял и не разглядел в своем ближайшем окружении затаившейся сущности другого человека, всегда находящегося рядом, все слышавшего и впитывавшего каждое его слово, но для него и всех окружающих остававшегося незаметной тенью. Альберт недооценивал и не пытался понять Полину, игнорировал тот факт, что у девушки острый ум и прекрасная память, она не упускает ни одной мелочи, хитра и наблюдательна. Он видел в ней свою маленькую помощницу, по его прихоти превращающуюся в покорную рабыню, предназначенную для ночных утех.

Альберт взял за правило в обеденный перерыв или после работы подолгу беседовать с Сеней, который считал гендиректора своим настоящим другом и покровителем. Полина стыдливо прятала глаза от ясного, лучистого взгляда счастливого Сени, справедливо считая себя последней тварью и предательницей. Она-то прекрасно понимала, что задумал Альберт, мороча парю голову и убеждая его в своей искренней дружбе!

– Ну, что нового вы узнали обо мне и моей компании за сегодняшний день? – с неподдельным интересом спросил Альберт.

– Я так понял, вас, Альберт Борисович, считают авторитарным руководителем, – простодушно ответил Сеня. – Ребята из Творческого отдела обижаются на вашу слепую принципиальность, говорят, что вы тиран и не хотите видеть в них живых людей.

– Э-эх! – сокрушено вздохнул Альберт, – Находясь в роли подчиненных все они мечтают о креативном, демократично настроенном руководителе, который готов прислушиваться к мнению и пожеланиям подчиненных, всегда «входить в их положение», но стоит кому-либо из подобных защитников либеральных форм управления персоналом самому занять руководящую должность, жизненные позиции меняются на едва ли не противоположные. Демократия становится некой витриной, а коллегиальное принятие решений сводится с старому «доброму» принципу: «Мы посовещались и я решил».

– Что, правда? – удивился Сеня, никогда прежде не интересовавшийся вопросами управления.

– Сеня, знаете, сколько раз я с этим в жизни сталкивался?! Десятилетия проходят, а ничего не меняется! Ха-ха! – снисходительно улыбнулся Альберт, положив руку на плечо Сени. – Так что, не рекомендую всерьез воспринимать болтовню людей, большая часть которых здесь не задержится больше, чем на год. Все они слишком много хотят, практически ничего не вкладывая в развитие компании. Вот и скажите мне, Сеня, зачем они мне, если вы за месяц сделали больше, чем весь Творческий отдел за последний квартал?!

– Просто невероятно, как вы умудряетесь управляться с таким количеством людей?! – восхищенно воскликнул Сеня. – Я бы так никогда не смог…

– Сократ сказал: «всегда вероятно наступление невероятного», Эйнштейн пришел к выводу, что все в мире относительно, а современные ученые доказали, что сама теория относительности тоже относительна, – рассмеялся в ответ Альберт.

Работа в рекламном бизнесе каждый день открывала Сене что-то новое, вдохновляя его на интересные решения. Сеня за короткий промежуток времени сумел показать себя. Он легко подходил к любой задаче и находил решение там, где другие топтались на месте, сомневаясь, соответствует ли то или иное решение принятым в рекламном бизнесе правилам и нормам. Сеня всей этой теории не знал и не хотел знать. Альберт действительно разглядел в Сене перспективного сотрудника. Он не раз приглашал его поприсутствовать на деловых совещаниях и переговорах. Сеня с интересом наблюдал за манерой общения Альберта с людьми.

– Мне нравится «Принцип земляники со сливками», сформулированный Дейлом Карнеги: «Лично я люблю землянику со сливками, но рыба почему-то предпочитает червяков. Вот почему, когда я иду на рыбалку, я думаю не о том, что люблю я, а о том, что любит рыба», – со смехом заявил Альберт на одном из совещаний. – Господа, кто предпочитает клубнику, прошу покинуть мой кабинет, а тех, кто готов к крупной рыбалке, попрошу сосредоточить внимание на экранах ваших ноутбуков. Вы видите статистику и отчет, а на графике показана динамика роста прибыли компании по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Одной лишь радости по этому поводу явно недостаточно. Мы должны понимать, к каким последствиям приводит каждый наш шаг и научится заранее просчитать все возможные исходы любой ситуации, как и внешние риски. Тогда мы по-настоящему сможем контролировать рынок рекламных услуг и получим возможность реально влиять на него.

Сене порой становилось скучно на таких официальных мероприятиях. На важных переговорах с заказчиком Альберт начал помпезно рассуждать о необходимости уважать точку зрения других людей.

– Ну, сейчас опять начнет Карнеги цитировать, спорим? – весело шепнул Сеня, наклонившись к уху Полины и незаметно под столом ухватив ее за острую коленку.

Альберт начал с легкой иронии, по обыкновению, к середине переговоров превращавшуюся в тяжелую артиллерию. Широко улыбнувшись, он сказал:

– Не могу не согласиться с Дейлом Карнеги, сказавшим, что в мире существует только один способ одержать верх в споре – уклониться от него. Мы с вами собрались здесь не для того, чтобы спорить…

– Дай пять! – продолжал тихонько веселиться Сеня.

– Да, ты был прав. Бисмарк к утра, это тяжеловато, а вот Карнеги в самый раз, – улыбнулась Лина.

– Что-то сегодня Альпако разошелся, – сказал офис-менеджер Николай Рябов.

Сеня улыбнулся, вспомнив, как Альберт при нем возмущался своему нелепому прозвищу, заявив, что с большим удовольствием воспринял бы, если бы его, к примеру, за глаза называли Аль Пачино или Аль Капоне, а не сравнили с мирным травоядным, словно насмехаясь над его жестким нравом. Но внешне Альберт никак на свое прозвище не реагировал.

– Если кто-то заподозрит, что мое погоняло мне не нравится или уязвляет мое самолюбие, это прилипнет ко мне навсегда и станет одной из любимых корпоративных шуток, – по-дружески разоткровенничался он с Сеней.

Альберт вообще много времени уделял развитию корпоративной культуры своей компании, с одной стороны, требуя немедленной локализации любых конфликтов, с другой, – не допуская формирования чересчур сплоченного коллектива, как и расцвета внутри него субкультур, которые при смене ветра легко могут трансформироваться в контркультуры, оппозиционные ему, как руководителю. Тогда компания пропала! Психология и практический менеджмент, – вот все, что, помимо личной харизмы, разумеется, было необходимо Альберту для осуществления успешного руководства компанией с шестью филиалами, разбросанными по стране.

– Если руководитель не может контролировать собственное поведение, как он сможет руководить другими? – объяснял свою позицию Альберт, продолжая «обучение» Сени. – Порой приходится быть беспощадным как с другими, так и с самим собой.

В жесткости Альберта, как руководителя, Сеня имел возможность убедиться, когда тот увольнял своего заместителя. Не было никаких серьезных нареканий к его работе, но Альберт твердо решил с ним распрощаться, при этом не утруждая себя объяснением своих мотивов. Он просто поставил человека перед фактом.

– Я же вас во всем поддерживал! – воскликнул бывший зам. директора, не веря собственным ушам.

– Ага, как удавка висельника! – цинично ответил Альберт, показав рукой на дверь. – В наше время ваш этот бесценный талант, думаю, будет востребован. Искренне надеюсь, что он в самое ближайшее время потребуется моим конкурентам. Если желаете, я лично напишу вам блестящие рекомендации. Не желаете? Ну, как хотите!

– За что вы его уволили? – спросил ошеломленный Сеня.

– Да, ни за что, или за все сразу, – смеясь, ответ Альберт. – Мальчик мой, в моей компании каждый должен работать в режиме 24/7, причем, работать не на меня, а работать над собой, расширять свои знания, оттачивать профессиональные навыки, следить за новшествами а, главное, уметь своевременно признавать собственную неправоту и научиться не совершать повторно хотя бы собственные ошибки. Что уж там говорить об умении учиться на чужих ошибках! Если история ничему не учит целые народы, что можно хотеть от отдельно взятых людей?! Геннадий Павлович утратил прежнюю хватку. Для него жизнь и работа стали рутиной, понимаете? Понимаешь, о чем я?! Он превратился в лежачий камень, а мне нужно движение. Мне нужны такие, как ты…

Сеню коробило от такого вот обволакивающего взгляда Альберта. Вначале Сеня ревновал Лину к ее боссу, но во взгляде Альберта на нее он ни разу не заметил хоть сколько-нибудь очевидной теплоты. Лина всегда избегала разговоры о своем всемогущем боссе, особенно, когда находилась у себя дома. Встречаясь с Сеней на его съемной квартире, она пару раз откровенно заявила, что не раз мечтала вышвырнуть старого психа из окна его же кабинета.

Проработав чуть больше месяца в компании Альберта, Сеня начал кое-что понимать, но все еще доверчиво считал ее директора своим другом. Нуждаясь в его мудром совете, Сеня пошел поговорить с боссом. Сеня, не обнаружив никого в приемной, осмелился без стука заглянуть в кабинет Альберта. Он тут же выругался матом и захлопнул дверь. Альберт по-мужски потом объяснил своему молодому другу, что это ничего для него не значит и, вообще, Сеня ведь изначально был в курсе отношений, на протяжении почти десяти лет связывающих Полину с ее боссом.

– Есть вещи, которые лучше Полли никто не может сделать, – подмигнув, сказал Альберт. – Я не собираюсь становиться между вами. Забудьте о том, что видели, Сеня. Я постараюсь в дальнейшем быть сдержаннее. Обещаю! Мир?

– Да-да, конечно! Я все понимаю. Маленькое одолжение со стороны вашей Полли, так сказать, по старой дружбе, – презрительно хмыкнув, произнес Сеня.

– Не стоит стрелять словами! Прошу, не горячитесь, сядьте, – потребовал Альберт, указав рукой на кожаный диван у окна.

Сеня нехотя подчинился, возможно, именно этим положив череду уступок выбравшему его доминанту.

– Кто, как не поэт, понимает значение слов?! Если бы люди говорили только по-существу, на земле воцарилось бы молчание, а если бы люди умели слышать то, что сами же говорят, они наверняка говорили бы намного меньше. Если бы… Все зависит от того, как смотреть на вещи, – сказал Альберт, накрыв своей рукой руку Сени, который подпрыгнул, словно его обожгло, и вопросительно взглянул на Альберта.

Тот в ответ широко улыбнулся и кивнул. Сеня вскочил с дивана и стал нервно ходить по комнате.

– Альберт Борисович, я очень благодарен вам за все, что вы для меня сделали, но, пожалуй мне лучше уйти, – тщательно подбирая слова, наконец, произнес Сеня, стараясь избегать масляного взгляда босса. – Я напишу заявление об уходе?

– Глупый мальчишка! Куда ты пойдешь?! – в бешенстве воскликнул Альберт, но, взяв себя в руки, продолжил уже более спокойным тоном. – Сеня, нам нужно было поговорить намного раньше. Я должен был быть с вами намного откровеннее.

– Я уже достаточно всего увидел и понял, для чего вы столько времени потратили на «молодого друга», – уязвленный случайно открывшейся правдой, произнес Сеня.

– Сеня, как мне убедить тебя в том, что мы нужны друг другу? – спросил Альберт, встав и вплотную подойдя к Сене. Я богат, уже не очень молод и совершенно одинок. Для чего я все это создавал?! А главное, для кого? Детей у меня нет, родственников, к счастью, тоже. У меня ведь нет никого, кроме вас с Полли.

– Это ваши проблемы! – жестко ответил Сеня и отвернулся от него.

Альберт ненавидел, когда во время разговора собеседник избегал его взгляда или отворачивался. Он резко схватил Сеню за плечи и развернул к себе лицом, заставив посмотреть ему в глаза. Рядом с высоким, широкоплечим Альбертом едва доходивший ему до подбородка Сеня казался еще более молодым и хрупким.

– Не смей отворачиваться, когда с тобой разговаривают! – сказал он, стиснув плечи Сени своими сильными руками и встряхнув его, как тряпичную куклу.

– Не смейте прикасаться ко мне! – оттолкнув Альберта, крикнул Сеня.

Альберт с восхищением заметил огоньки ярости в его всегда таких мечтательных синих глазах. Он отошел на полшага и, чтобы занять руки, закурил.

– Прости, я не хотел… Просто не терплю, когда меня игнорируют, – вроде успокоившись, сказал Альберт. – Моя бабушка, если я невнимательно ее слушал, заставляла меня стоять на коленях перед большим зеркалом, чтобы я видел, какой я жалкий, когда наказан. А еще, когда она меня за что-то ругала, совала мне в руку куриное яйцо. Если я злился и сдавливал кулачок, раздавливая яйцо, она меня наказывала за неумение контролировать свои эмоции. Вот такая была славная женщина моя бабуля, Зинаида Карповна! Ха-ха! Ей бы в гестапо работать, а не детей воспитывать! Впрочем, она так трудилась только над моим воспитанием, а своих детдомовских подопечных считала человеческими отбросами, в которые сколько ни вкладывай сил и времени, ничего путного из них все равно не выйдет. Она любила повторять, что это не дети войны или жертв сталинских репрессий, а выродки, и если они не нужны собственным родителям, тогда зачем они вообще нужны?!

– Повезло вам с бабулей, ничего не скажешь! Я должен расплакаться от жалости к бедному мальчику? – насмешливо спросил Сеня.

– Не смей издеваться надо мной, Сеня! Лучше послушай, что я тебе скажу, услышь меня! Я ведь ничего не пожалею для тебя, – проникновенно произнес Альберт, нацелив на Сеню объективы своих непроницаемых глаз. – Ты любишь Полли?! Она милая девушка, но как и все женщины, безвольная шлюха. Только я смогу позаботиться о тебе. Подумай хорошенько, что я тебе предлагаю? Я не пытаюсь тебя купить. Я лишь хочу обеспечить тебе комфортную жизнь. Кто, как не ты, достоин самого лучшего в этой жизни?! Я один смогу создать условия, в которых твой гений расцветет, ты сможешь творить, благодаря мне ты сможешь наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Сеня, у тебя будет абсолютно все, чего бы ты не пожелал…

– А взамен?! – гневно перебил его Сеня.

– Я уже говорил: я очень одинокий человек. Кто, как не ты, сможет скрасить мою старость? Не так уж много мне нужно для счастья… – с кротким видом ответил Альберт. – Эх, жаль, что мы живем не во времена античности! Сеня, запомни, я никого не неволю и ни к чему не принуждаю. Я уважаю чужое мнение, ну, твое, уж точно…

Альберт хотел дотронуться до руки Сени, но тот брезгливо ее отдернул, крикнув:

– Нет!

– Не горячись! – крикнул в ответ Альберт. – Меня не будет в городе несколько дней. У тебя появится время все хорошенько обдумать. Подумай о том, какие для тебя откроются перспективы.! Да, и еще… Я дважды одно предложение никому не делаю! Так что, советую взвесить все «за» и «против», а уж потом повышать на меня голос! Просто подумай…

Лучше узнав Альберта, Сеня уже не осуждал Полину, понимая, что она существо подневольное и желание босса для нее закон. Все это, конечно, так, но волшебный ореол, которым Сеня в своих мечтах окружил Лину, как-то мигом потускнел, оставив только лишенную романтики физиологическую сторону их взаимоотношений. Для Сени его любовь к Лине словно превратилась в осадок с не растворившимся сахаром на дне опустевшей чайной чашки.

Альберт, как и сказал Сене, на два дня уехал по делам в Санкт-Петербург, подарив своим подчиненным надежду почувствовать себя свободными от его диктата, хотя, разумеется, у него все было под контролем.

Полина не знала, как вымолить прощение Сени. Он с ней холодно разговаривал и не позволял к себе прикасаться. Ему было противно вспоминать ее на коленях перед боссом со спущенными штанами. Во время обеденного перерыва, Сеня, погрузившись в собственные мысли, безучастно сидел в приемной и ел яблоко, а Лина, от нечего делать, стала просматривать в интернете психологические тесты.

– О! Сеня, смотри, какой интересный тест я нашла! – с напускной веселостью сказала она, пытаясь вернуть к себе его прежнее отношение. —Направление называется психогеометрия. Выбираешь геометрическую фигуру, и то, что ты выбрал характеризует тебя, как личность.

– Ну, если человек может быть похож на фигуру, тогда Альпако точно треугольник, – хмыкнув, заметил Сеня. – Он настолько помешан на треугольниках, что даже эмблемой своей компании сделал золотой треугольник. Что бы это значило?! По-моему, у него не все дома!

– Точно! – согласилась Лина, – Хотя здесь о другом. Пишут, что «треугольники» являются настоящими лидерами. А вот я бы выбрала зигзаг. Это непредсказуемая личность…

– Ха-ха! Как интересно! И в чем же непредсказуемость? В выборе коленопреклоненных поз? – жестоко пошутил Сеня.

– Зачем ты так?! – обиженно произнесла Лина. – Думаешь, мне легко? Если тебе здесь все так не нравится, ну и ехал бы к своим в Симферополь. Мне-то вообще некуда податься.

– Так поехали со мной! – с издевкой в голосе предложил Сеня, прекрасно зная, что Полина добровольно ни за что не покинет свой жалкий комфортный мирок у ног босса. – Что, боишься? Чего? Кого? Его? Себя? Бедности? Одиночества? Ты кажешься такой жалкой…

– Да, ладно тебе, Сенечка! Что ты завелся? – примирительным тоном произнесла Лина, внутренне сжавшись от обиды. – Давай вернемся к тесту. Ты не против? Смотри, тут есть еще круг, квадрат, прямоугольник…

– На черта мне все эти фигуры?! – резко прервал ее Сеня. – Любая геометрическая фигура ставит нам рамки. Какая разница, какой формы клетка? Я не признаю геометрию, как и любые рамки! Ха-ха! Я свободный ветер, а ветер не загонишь ни в какие в рамки! Знаешь, в детстве, бывало, я пойду в горы, залезу на самый высокий горный уступ и слушаю… Просто слушаю, понимаешь? Я слышал песню ветра, шум леса, трели птиц… Не поверишь, иногда мне слышался колокольный звон. Даже не знаю, чудился он мне или его откуда-то издалека приносил ветер… Мне тогда казалось, что со мной говорит сам Бог! А потом я словно оглох. Теперь, когда я вслушиваюсь в тишину, я слышу зловещее завывание ветра, словно доносящиеся откуда-то из глубины своей собственной души. Вообще, вокруг стало слишком много тишины… Мы точно еще живы?

Полина странно посмотрела на него, но ничего не ответила. Сеня не захотел оставаться у нее на ночь, сказав, что ему в одиночестве лучше думается и он поедет к себе на съемную квартиру. Полина искренне считала Сеню настоящим гением, которым она ни при каких обстоятельствах не перестала бы восхищаться и от которого готова была стерпеть что угодно. В особо трудные минуты жизни она перечитывала его стихи и ей начинало казаться, что она тоже обретает свободу, становясь, как и он, вольным ветром, а не прикованной невидимыми цепями рабыней страдающего иллюзией собственного могущества монстра, возомнившего себя вправе распоряжаются жизнями других людей.

Больше всего на свете Полина хотела всегда присутствовать рядом со своим невероятным возлюбленным. Он был ее персональным Богом, которого она не всегда могла понять, но которому поклонялась и была готова исполнить все, что бы он ни потребовал. Трагедия любви Лины к ее Божеству в том и заключалась, что оно никогда ничего не требовало и не принимало бессмысленных жертвоприношений. Если ветру становилось душно, он молча покидал тесное для него пространство. Сеня – он был похож на извилистую горную тропу, вьющуюся вверх среди острых камней жизни, и каждый, идущий по ней, рисковал в любую минуту упасть в пропасть. Идя по одной дороге с таким головокружительным человеком, ни в коем случае нельзя смотреть вниз. Это один из секретов выживания рядом с гением.