Доктор Праздник

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Я тебе не верю. — Это был шепот, попытка защититься. Не слишком удачная, подумал Дрю.

— Может быть, ты мне поверишь тогда, когда Я тебя поцелую. А я собираюсь тебя поцеловать, Тэйлор, дорогая. Если повезет, то целовать красивую женщину под омелой станет первой праздничной традицией Хэйвудов.

— Будь осмотрителен в пожеланиях, тебе может не понравиться то, что ты получишь.

— Раньше мне это нравилось. — Он оперся обеими ладонями о дверь.

— Тогда почему… — И она тотчас же осеклась, чтобы не вышли наружу предательские слова.

— Потому, что тебе было шестнадцать. — Он подался вперед, пока грудь его не коснулась ее грудей, но не прижался к ней. Так что она могла отступить на шаг, но она этим не воспользовалась. Языком он коснулся уголка рта и продолжал: — Что мне оставалось делать? Воспользоваться твоим смятением? Я был старше. Слишком стар для тебя тогда.

Он наклонил голову, чуть-чуть склонил ее набок, желая добиться того, чтобы она поняла его.

— Я был слишком стар, чтобы не знать, что моя обязанность заключалась в том, чтобы оберегать тебя, а не наносить тебе еще большую боль, просто взяв, что я хотел, когда ты боялась одиночества.

Поле зрения Тэйлор сузилось до такой степени, что охватывало одно лишь его лицо, напряженное выражение глаз и твердые очертания подбородка, а он в это время признавал вину, о наличии которой она и не подозревала. Перемена перспективы странно подействовала на ее сердце. Старая боль исчезла, и место ее заняло сострадание по отношению к Дрю, которому в тот день пришлось делать выбор за двоих. Она знала все о выборе, таящем в себе вину.

— Я не понимала, — прошептала она, ища в его глазах обещание, присутствовавшее в них ранее, намек на волшебство. И нашла. Она нерешительно положила ему руку на спину и расправила ладонь.

Дрю думал, уж не собирается ли она этим движением оттолкнуть его, но тут она полезла под его свитер.

— Теперь тебе больше не шестнадцать, и на этот раз… — губы его быстро и грубо прошлись по ее губам, — я собираюсь закончить то, что начал. Раскрой рот, Тэйлор!

Инстинкт сработал на секунду ранее, чем логика успела возразить, и отступать было слишком поздно. Рот Дрю впился в ее рот, и с нею было кончено. В этом поцелуе не таилось и намека на утешение, только влечение: прошлое, настоящее, его, ее. Она спрятала руки у него под свитером, ощущая прильнувшими пальцами то давнее сочетание мягкого и твердого, испытывая то самое ощущение, которое могло сравниться лишь с прикосновением его языка к ее языку. Она почувствовала себя живой и защищенной. И отдалась этим чувствам.

Дрю ощутил, что Тэйлор сдается, что она становится мягче, и услышал негромкий звук, похожий на вздох. Целовать ее было все равно, что войти в дом с мороза. Она согревала ему душу и разжигала огонь внутри. Он хотел большего, но был связан тем самым доверием, которым она одарила его много лет назад. Он не мог осквернить ее дар, взяв больше, чем поцелуй.

И когда округлые контуры ее тела интимно впечатались в него, он сильнее уперся в дверь вместо того, чтобы начать шарить руками по мягким ее изгибам. Каждая секунда была одновременно и раем, и адом. Ему хотелось скользнуть руками по ее спине и задержаться ладонями на ее попке, которая, он знал, окажется наощупь мягкой и округлой.

Постепенно он стал упираться в дверь все слабее и слабее. Еще секунда — и он позабудет о своем обещании, данном самому себе, но тут он услышал шаги. Тэйлор, должно быть, тоже их услышала, поскольку ее руки впились ему в ребра, замерли на мгновение, а затем она прервала поцелуй, быстро отступив. Несмотря на то, что она переживала то же самое, что и он, во время поцелуя, глаза ее были неуверенные и встревоженные. На ней как бы повсюду было написано: «Я совершила ошибку».

Отрешенно вздохнув, Дрю молчаливо выругался.

Тэйлор закрыла глаза и попыталась расставить шарики и ролики на место. Этот мужчина и пальцем к ней не прикоснулся, а пульс у нее бешено забился. В комнате не хватало воздуха, руки ловили пустоту. Отдельные части ее тела, не дававшие о себе знать целую вечность, находились в смятении. Почему Дрю разбудил все ее потайные места? Почему на его месте не находится какой-нибудь приятный, неженатый заместитель директора универмага, семья которого живет на Аляске?

— На меня до такой степени трудно смотреть? — спокойно спросил Дрю, врываясь в ее мысли и напоминая ей, что у нее до сих пор закрыты глаза.

Когда она не ответила, Дрю нетерпеливо вздохнул.

— Простой вопрос, Тэйлор. И на него мне нужен простой ответ.

Ответ, однако, был не так прост. Слова мешались с эмоциями, которых она надеялась избежать. Физически глядеть на Дрю Хэйвуда было легко, но эмоционально… Глядеть на него было бы совсем нетрудно, если бы он сконцентрировал взгляд этих своих невероятных глаз, которые были гораздо более грешны и на два тона темнее, чем шоколад, где-то поверх ее плеч, а не на ее губах, не на ее теле. Он смешал все ее представления о том, что важно, а что неважно. И выглядел, будто жаждал поглотить больше, чем она была готова ему предложить. И он еще требовал ответа.

Как она могла сказать ему, что ответа у нее нет, просто-напросто от того, что, когда он не сводит с нее глаз, она лишается способности думать? Как она могла объяснить, что речь идет не об упаковке, а о внутреннем содержании? Могла ли она сказать: «Прошу прощения, но такой мужчина, как ты, хочет детей и будет охотно посещать родительские собрания в школе, а потому для меня он становится плохим парнем»?

Тэйлор ушла от ответа, потому что Ной уже спустился по лестнице из холла и позвал папу. Его холодный, монотонный голос прозвучал неестественно громко:

— Мне обязательно обувать эти красные резиновые сапожки?

— Думаю, что да. Там, куда мы едем, может быть сыро и грязно, — ответил Дрю, не поворачивая головы. Он знал, что это излишне. Его сын никогда не спорил, только шаги его вверх по лестнице были заметно тяжелее, чем тогда, когда он спускался. Месяц назад такого бы не было.

Когда звук шагов затих, Дрю предупредил ее:

— В нашем распоряжении минут пять, пока он надевает сапожки. — Он поднял руки жестом уличного драчуна, призывающего соперника начать драку. — Выговорись, Тэйлор. И давай покончим со всем этим.

— Покончим с чем?

Он взял себя в руки, не давая волн гневу. Повернулся и прошелся по внешней кромке восточного ковра, высовывающегося из-под обеденного стола.

— Не играй со мной в игры, Мышка. Ты никогда не могла меня обмануть. Мы оба знаем, что в данную минуту ты усердно пытаешься найти наилучший способ сказать мне, что этот поцелуй был ошибкой.

— Он и был ошибкой. — Тэйлор была абсолютно уверена в этом. — И не надо больше так делать.

— Почему? Мне он очень понравился. И поправь меня, если что не так, но… — Тут он сделал паузу, как бы картинно размышляя, однако понимающая полуулыбка была вполне уверенной. — Но я абсолютно убежден, что тебе он тоже понравился.

— Это не имеет отношения к делу! — выпалила она.

— Нет, Тэйлор, как раз имеет. Ведь тебе понравилось.

— Но я ничего подобного не хотела!

— Тогда скажи мне, почему. — Каждое слово звучало, как приказ. — Речь идет обо мне в частности или о мужчинах, как таковых?

— Какая разница? — проговорила Тэйлор закатывая рукава.

— Ты пытаешься вывернуться, Мышка. Думаю, что первопричина — я.

— О, ради Бога! — Тэйлор сложила руки на животе. Теперь у него был обиженный вид. — Тут нет ничего личного.

— Ничего личного? — надулся Дрю еще больше.

— Да, конечно, ничего. — Она ухватилась за первую же пришедшую ей в голову правдоподобную ложь. — Работа забирает у меня все. Отсюда следует, что на людей у меня времени не хватает, так что я не встречаюсь с людьми, живущими за пределами Литл-Рока. Слишком много сложностей. Ты же сам понимаешь, как это бывает, когда знакомство поддерживается только по телефону.

— Не понимаю. А ты?

Она раскрыла рот, но оттуда не вылетело ни звука.

— Ты тоже так не думаешь. Тогда, как я полагаю, остается лишь продемонстрировать, насколько изобретательным может быть парень, имеющий в своем распоряжении телефон.

— Не надо! Это не обязательно. То есть… — Тут она осеклась и больше не делала попыток ничего объяснить, поскольку сама не имела ни малейшего понятия о том, что собиралась сказать и как выбраться из ямы, которую сама же для себя вырыла.

Дрю сразу почувствовал себя лучше, как только решил, что понял причину ее сдержанности. Если ее пугают отношения на расстоянии, то этот страх он в состоянии преодолеть.

— Доверься мне, Тэйлор. Ты, да я, да телефон — все это сработает. У тебя еще стоит в спальне розовый телефон типа «Принцесса»? Тот, что подарил тебе папа, когда тебе исполнилось шестнадцать?

— Нет. — Телефон, однако, стоял.

— Врунишка! — рассмеялся Дрю и направился к себе в кабинет. — Готов поспорить, что если я справлюсь по телефонной книге, то увижу, что папа никогда не отключал этот дополнительный детский номер. Тот, которым ты так гордилась. Тот, по которому можно было звонить тебе прямо в спальню.

— Ладно. Ладно! — Эти слова остановили его посреди гостиной. — Телефон до сих пор на месте. Только не знаю, работает ли линия.

— Не беспокойся. Эту загадку легко разрешить, если обратиться к телефонной книге.

Чуть ли не перепуганно она спросила:

— А если этот номер там есть?

— Тогда жди звонка.

— Ты дерешься не по правилам, Деревня Неотесанная!

— Я никогда не действую по правилам. Особенно, когда дерусь за то, чего сильно хочу.

И прежде, чем она возразила ему, желая дать понять, что дело заведомо проигрышное, Ной с тяжелым топотом стал спускаться по лестнице. Добравшись до холла, он замер в напряженном ожидании.

— Я готов.

— Я тоже, парень. Я тоже, — улыбнулся Дрю Тэйлор.

Бойскаутский базар был разбит на пустом участке земли, где раньше находилась бензозаправочная станция, пока ее владелец не очутился по ту сторону судебного барьера. Вслед за объявлением банкротства заправка была снесена, а танки выкопаны. Этот прелестный базарчик теперь являлся составной частью крупного ежегодного мероприятия по сбору средств на нужды скаутов, и выручка от продажи елок помогала значительному числу мальчиков поехать в летний лагерь В уголке был знак наподобие сэндвича, где сверху было написано: «Елочный ряд», а снизу — «487 отряд».

По обеим сторонам торгового ряда на специально установленных столбах были развешаны гирлянды обычных лампочек, придававших, однако, этому месту праздничный вид и заодно служивших вечерним освещением. Дрю без труда представил себе, как этот базар будет выглядеть ночью, освещенный и призрачный, точно вечнозеленый оазис в мире снега. И задумался, а не устают ли работники от соснового запаха, переполняющею воздух.

Внутри заборчика жиденькими рядами были расставлены еще не проданные шотландские пихты и самые разнообразные ели. У «входа» стояли два незанятых складных металлических стульчика. Пара скаутов прохаживалась, приплясывая, чтобы не отморозить ноги, а взрослый доброволец оглядывал пространство, пристроившись грубо сколоченной стойкой, представлявшей собой широкую доску, прибитую к двум бочонкам, где лежали венки и зеленые ветки.

Дрю съехал с дороги на краю поворота и выключил мотор.

— Эй, войско, мы прибыли.

Все одновременно расстегнули ремни безопасности. Ной перегнулся через сиденье и посмотрел:

— Елок тут не так уж много.

— Все в порядке, — успокоила его Тэйлор, распахнув дверцу и выпрыгнув из машины. — Наши еще есть.

Тут она замерла. Наши? Наши еще есть? Она не верила собственным ушам. Как она только могла сказать такое? Слово «наши» подразумевало, что она считала себя частью семьи. Семейное мышление для нее было абсолютно чуждо, не говоря уже о высказываниях вслух в подобном духе. Она хотела бы взять свои слова назад, но это было невозможно. Если бы она это сделала, то тем самым раскрыла бы истинную причину сдержанности по отношению к Дрю, что повлекло бы за собой новую цепочку вопросов.

Тэйлор искоса бросила на него взгляд, чтобы проверить, обратил ли он внимание на эту оговорку. Похоже, не обратил, поскольку он стоял, улыбаясь, в ожидании того, как Ной выскочит из джипа и прыгнет ему в объятия. Его любовь к сыну была явной и очевидной до боли. Оба они составляли единое целое, хотя и были совершенно непохожи друг на друга.

Светловолосого и сероглазого, Ноя, скорее, можно было принять за ее сына, а не за сына Дрю. В такие моменты она вынуждена была смириться с тиканием собственных биологических часов с тревожным ощущением, от которого становилось все труднее к труднее отмахиваться. Ведь когда она ляжет спать, она наверняка будет вертеться и крутиться в постели, обуреваемая надвигающимися сомнениями относительно мудрости сделанного ею выбора оставаться незамужней и бездетной.

— Так которая из них наша? — спросил Ной, спрыгнув наземь и стараясь идти в ногу с отцом. — И почему на вас нет сапог?

— Потому, что я, к примеру, не лезу нарочно в каждую встречающуюся по пути лужу, делая при этом вид, будто это случайно. А нашей елкой будет та, которую выберет Тэйлор.

Ной пропустил отца вперед и подождал Тэйлор.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Помочь? Это я пришла сюда помогать вам. Я даю советы — делаю намеки — а ты выбираешь елку.

— Прямо сам? А если я выберу не то дерево?

— Такого не может быть.

Положив мальчику руку на плечо, она провела его мимо скаутов, которым улыбнулась и кивнула. В эту свою первую поездку с Ноем она хотела, чтобы рядом с мальчиком никто не крутился и никто бы его не торопил, подгоняя сделать выбор.

— Елка, которую мы ищем, должна быть самой лучшей. Ты сразу ее узнаешь.

— Почему?

— Потому, что она будет выглядеть именно так, как ты бы хотел, чтобы выглядела рождественская елка у тебя в доме. Некоторые любят, чтобы зелени было поменьше, некоторые — чтобы елка была попышнее. Есть такие, которые хотят, чтобы елка смотрелась, как совершенный треугольник, а есть и такие, кто хочет, чтобы елка была с характером: например, с кривым стволом или с двумя верхушками.

— А какие любите вы сами?

Тэйлор не удержалась и рассмеялась.

— Мои елки всегда с характером. Я всегда умудрялась приволочь домой такую елку, какую, кроме меня, никто бы не взял.

— И вы до сих пор любите такие елки, точно это самое лучшее дерево? Точно прекраснее не бывает на свете?

Столь неожиданный вопрос застал Тэйлор врасплох, и она замерла. Она понятия не имела, как ответить, но вдруг сообразила, что Ной спрашивает не про елки, а про самого себя. Иносказательным образом он пытался выяснить, может ли кто-нибудь полюбить маленького мальчика, который оказался не нужен. В этот момент она поняла, что если ей будет суждено добраться до горла Анны, то эту женщину она задушит собственноручно и с радостью. До нее дошло, почему в голосе Дрю проскальзывает едва сдерживаемый гнев, когда он говорит о своей бывшей жене.

Ной глядел на нее выжидательно и тихо. И тут ей припомнились слова Дрю о том, что доверие ребенка — самая хрупкая вещь на свете. От такого доверчивого лица становится не по себе — такое оно внимательное и искреннее.

Тэйлор слегка коснулась указательным пальцем холодного, покрасневшего носа Ноя.

— Я всегда люблю такие елки, точно это самые прекрасные деревья на свете. Потому что это мои елки и ничьи больше.

Ной наградил ее редкой для него улыбкой, на которую она тотчас же ответила.

— Конечно, — предупредила она, — выбор дерева не сводится только к его внешнему виду. Если оно нам годится, то у него должен быть клейкий ствол, а когда проводишь руками по веткам, иглы не должны выпадать. Или, по крайней мере, их должно выпадать совсем немного. Твой папа может даже раскачать дерево, чтобы проверить, не осыпается ли оно.

— И оно будет выше ростом, чем папа, — доверительно добавил Ной Вцепившись ей в руку, чтобы не упасть, он перепрыгнул через широкий автомобильный след, перерезающий дорожку, не имея ни малейшего понятия о том, какой эмоциональный ералаш породил он в душе Тэйлор, так естественно взяв ее за руку, веря в то, что она поможет ему не упасть. — А он ведь по-настоящему высокий. Каким и должен быть папа.

Тэйлор не могла не согласиться с этим, глядя на мужчину, рыскавшего среди елок где-то в отдалении. Да, действительно, Дрю полностью отвечал всем требованиям, применимым к отцу: высокий, заботливый, думающий, любящий, преданный. К сожалению, он также был широкоплечий, страстный, уверенный в себе, да и просто желанный Что делало его для нее весьма опасным.

Точно у него в голове был радар, Дрю обернулся в ее сторону, и взор его стал красть из воздуха кислород. Его лицо медленно озарилось улыбкой, когда он заметил руку Ноя в ее руке. И когда он перевел свой взгляд на ее лицо, в нем она прочитала одобрение.

— Думаю, я нашел то, что мы ищем.

Она чуть не споткнулась. Он смотрел не на дерево. Он смотрел на нее, слегка улыбаясь, и это предвещало беду. А уж беду-то она способна была распознать сразу. Беда стояла рядом с елью Дугласа, довольная и сексапильная. И ей стало неприятно глядеть на него.

Ведя Тэйлор за руку, Ной поспешил исследовать находку, но уже через несколько секунд покачал головой.

— Что тебе в ней не нравится, парень?

— Тэйлор говорит, что иголки не должны осыпаться, как у этой. — И указал на ковер из иголок, засыпавший основание дерева.

— О’кей. Ну, а как насчет этой? — Дрю показал на стоящую в противоположном ряду шотландскую пихту.

— Мала по размеру, — ответили Тэйлор и Ной чуть ли не хором.

— Мала по размеру? — повторил Дрю в отчаянии. А когда Ной прошел вперед, он взял Тэйлор под руку и отвел ее в сторону. — Минуточку. А как насчет всех твоих прежних практических советов? «Купите маленькое дерево, потому что ему будет все равно. Ной — мальчик маленький, даже небольшая елка будет ему казаться огромной. И не придется покупать много украшений». Вам эти слова знакомы?

— Это было раньше.

— Раньше чего?

— Раньше, чем я узнала, что его личным эталоном роста является его папа. И дерево должно быть выше, чем ты.

После такого заявления Дрю ощутил, как у него перехватывает дыхание Быть эталоном — это нечто новенькое, это ощущение, одновременно чудесное и пугающее. Каждый день, в такие минуты, он вновь вспоминал о чувстве ответственности, о необходимости быть там, где он всего нужнее сыну, стоять во весь рост и отпугивать прячущуюся по темным углам нечистую силу. Больше всего ему хотелось быть там, где он мог быть сыну опорой.

— Хорошо, — проговорил он, откашлявшись. — Ной хочет елку-монстра. Это я еще переживу, но ответь-ка мне вот на что. Ты посоветовала мне не накупать в этом году кучу украшений, а подождать и прикупать каждый год понемногу и со смыслом. Тогда чем же мы украсим это дерево-башню, которому Ной отдаст свое сердце?

— Превеликим множеством имбирных пряничных человечков, а также гирляндами из дикорастущих ягод.

— А! — Дрю выпустил ее руку и отправился за Ноем. — Удачная мысль.

— Я тоже так думаю. И каждый год все меньше будет пряничных человечков и все больше украшений.

После тщательного осмотра двух третей базарных елок Ной сделал выбор, и Тэйлор безоговорочно с ним согласилась. Как утверждали они оба, это была та самая елка. Боясь выказывать сомнение перед лицом их энтузиазма, Дрю поглядел на это дерево и чуть не упал в обморок. Он не мог бы даже представить себе, чтобы кто-либо в здравом уме позарился бы именно на это дерево. Оно было зеленым и пахло, как вечнозеленое. Но на этом сходство кончалось.

Голубая ель невероятных пропорций превышала в высоту три метра. Вершина у елки оказалась двойная, причем одна из них была слегка сдвинута вправо в сторону от центра. Скрюченный ствол и поломанная ветка давали понять, что у этого дерева была трудная судьба. Единственной его надеждой оставалось то, что елка не пройдет испытаний.

Дрю схватился за ствол где-то посередине и как следует его потряс в ожидании того, что вот-вот посыпется дождь игл. Ничего подобного! Тэйлор проверила елку в последний раз и решила, что две по-настоящему голые ветки картину не портят, поскольку их можно будет повернуть к стене. Ной провел рукой по стволу и заявил, что он достаточно липкий. Молясь о чуде, Дрю устроил дереву окончательную встряску, но не упала ни одна иголка.

Заметив как его попытку, так и нахмуренный лоб, Тэйлор даже пожалела Дрю, но потом вспомнила, что он сам на это напросился.

— Добро пожаловать на Рождество по рецепту Тэйлор Бишоп! А теперь нам остается прикупить только необходимые мелочи.

К моменту возвращения домой Дрю приобрел массу новых представлений о том, что включает в себя понятие «необходимые мелочи»: крестовину и боковые опоры, осветительные гирлянды, крепкую рыболовную леску, клей, коробку мыльной стружки для изготовления искусственного снега на окна, палочки корицы, распылители с золотой краской, блестки, мешочек крупных пуговиц, жженый сахар, патоку, муку, дюймовую кисть, особо тонкий провод и множество километров яркой ленты. И это была лишь небольшая часть того, что, по мнению Тэйлор, являлось «необходимыми мелочами».

И когда джип затормозил подле дома, Дрю с Ноем поглядели на Тэйлор.

— Что теперь?

— Поначалу снесем все это внутрь и закажем пиццу, — проговорила она.

— Пиццу?

— Я только завтракала. Самое меньшее, что вы можете сделать, — это накормить меня.

— А пока мы будем ждать пиццу?

— Мы с Ноем разгрузим джип. — Она протянула руку за ключами от дома. — Твоя работа — рассчитать, как поставить елку в крестовину.

— А это сложно? — спросил он.

Тэйлор вышла из машины, помогла Ною спрыгнуть, а потом ответила:

— С технической точки зрения вставить дерево в крестовину — не проблема. Фокус заключается в том, чтобы заставить дерево стоять. Я обязана предупредить, — произнесла она с деланной суровостью, — что деревья с характером обладают тенденцией противодействовать общепринятым методам постановки.

— Дерево с характером? Вот, оказывается, как вежливо и благопристойно называется наша елка! — Дрю усмехнулся, а затем пришел в себя: — Неужели ты полагаешь, что я с этим справлюсь?

— Обязательно. Пошли, Ной, занесем все это внутрь, пока опять не пошел снег.

Дрю смотрел, как они обошли машину и открыли заднюю дверцу. Он наблюдал, как Ной взял и взвалил на себя мешок. Словно крохотная рабочая лошадка, сын просеменил по двору, и лицо его выражало полнейшую сосредоточенность. А когда маленький мальчик поставил мешок на крыльцо, то проследовал назад с опущенной головой и с той же серьезностью.

С грустью отметил Дрю, что другие дети обязательно бы остановились по пути, чтобы слепить снежок из еще не растаявшего, лежащего по углам снега, или попытались бы прокатиться по скользкой дорожке в резиновых сапожках. Но вместо этого Ной молчаливо ждал, когда в его протянутые руки попадет следующий мешок. Но прежде, чем Дрю надумал, чем развеселить сына, Тэйлор сделала вид, будто уронила приготовленный мешок. Потрясенный Ной разинул рот и бросился его поднимать.

— Готово! — улыбнулась Тэйлор и высоко его вскинула.

Когда мальчик понял, что с ним играют, то откуда-то, из потаенного места, на лицо пришла легкая улыбка, и раздался тихий смех. От этих двоих буквально исходило волшебство, решил Дрю, видя, как, в конце концов, Тэйлор передала мальчику мешок. Она взъерошила ему волосы, повернула его в сторону дома и подтолкнула, наблюдая за ним с таким выражением лица, которое делало ее дьявольски красивой и душераздирающе напоминало материнское лицо.

В эту минуту у Дрю опять перемешались желания иметь настоящую семью и обладать Тэйлор, точно так же, как много лет назад, когда он почти все время проводил в доме Бишопа. Отделить одно чувство от другого было невозможно. И к нему закралась мысль, что чем больше он будет находиться с нею рядом, тем невозможнее станет подобная задача.

Все еще улыбаясь Ною, Тэйлор забрала из джипа последние два мешка и бедром захлопнула заднюю дверцу.

— Не забудь крестовину. Она на заднем сиденье. И не забудь отпилить сантиметра два, чтобы срез был свежим. Дереву тогда легче впитывать воду.

— Не забуду.

— Канадский бекон сойдет? — спросила она, остановившись рядом.

— Мой любимый.

В унисон Тэйлор и Дрю заявили:

— С тоненькой кожицей?

Дрю рассмеялся.

— Сгодится.

— Отлично. Я пошла звонить, — сообщила она, а снег в это время стал падать крупными хлопьями, и одна крупная снежинка опустилась ей на верхнюю губу.

Ее розовый язычок высунулся, чтобы снежинку слизнуть, завораживая его, вынуждая заняться ее ртом. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Дрю подложил ей руку под подбородок. И когда упала еще одна снежинка, большим пальцем он прикрыл ее в тот самый миг, когда она свалилась на нижнюю губу Тэйлор. Хлопья снега стали символом холода, окружившего влажное тепло ее рта. Случайно или преднамеренно, она коснулась языком подушечки его большого пальца, когда он заскользил поперек ее рта.

Это краткое прикосновение вызвало восторг в каждой клеточке его тела, потрясая Дрю пробужденной в нем страстью. Как может нечто, столь бесхитростное и мимолетное, оказаться подчеркнуто эротичным? Потому, что это подсознательная прелюдия к любовной игре. Потому, что прикосновение язычком было инстинктивной реакцией на касание пальцем. Она тоже это понимала. Он видел это по выражению ее глаз, по тому, как она отстранилась, чуть ли не запаниковав.

— Ну… мне лучше пойти в дом. Идет снег. Ной ждет. И мне надо позвонить. Обед. — Она повернулась и убежала.

Столько оправданий. И все не настоящие. «Ты должен отстать от меня, — расшифровал их Дрю, вынимая перочинный нож и обрезая двойную пеньковую веревку, которой бойскауты обмотали елку. — Пока ты не позабыл, что больше всего пугает тебя».

Но не одна Тэйлор шла на цыпочках через зыбучие пески. Он тоже очутился в большой беде. Доктор Праздник больше не был обыкновенным рождественским консультантом. Она перестала быть другом, протягивающим руку помощи. Она больше не была даже просто женщиной, с которой хочется лечь в постель. Все это было бы нормально и управляемо. Такою рода вещи его не тревожили. Но его разрывало на части то, что с этой женщиной ему хотелось бы вместе проснуться.

Жизнь не должна была подкидывать ему такое. Предполагалось, что поначалу он потратит достаточно времени, чтобы твердо встать на ноги научиться быть отцом, и только потом отправится на поиски женщины, которая заберет его душу. И когда он найдет такую женщину, то она должна держаться за него, а не от него подальше.

Тэйлор уютно устроилась на кремовой кушетке, подавила смешок и стала наблюдать за обычной картиной — ритуалом отцовского рассказа сыну, как привязывать елку к стенке при помощи рыболовной лески. Ной был похож на сложенный аккордеон, стоя на коленях со стиснутыми руками прямо на полу. Все его внимание было устремлено на еще не наряженное дерево, свалившееся всего лишь несколько секунд назад с соответствующим шумом и грохотом.

После того, как елка упала, Ной нежно погладил дерево и попросил его не тревожиться. В этот момент Дрю бросил на Тэйлор раздраженный взгляд и попросил леску, которая почему-то вдруг оказалась у нее в руках и которую она протянула, не сделав ни малейшего намека в стиле: «Я же говорила!». А потом она вернулась на кушетку, подавляя веселый смех.

Когда она наблюдала за тем, как возятся эти двое, — каштановая и светлая головы — неожиданно на нее нахлынуло чувство удовлетворения, ощущение комфорта, соблазнительное своей теплотой. Было так приятно наблюдать за Ноем. Дома она была бы судьей боксерских схваток и уговаривала бы Джейсона завернуть свои подарки в нечто более праздничное, чем газета. Все ее мальчики были слишком взрослыми и слишком холодными, чтобы тревожиться о ссадинах и ушибах, полученных упавшим деревом, или глядеть в ее сторону все время, чтобы убедиться, что она не исчезла.

Осторожно, предостерегала она себя. Не надо делать ситуацию романтичной. Это теплое, обволакивающее ощущение всего лишь одна из штучек Матушки-Природы, чтобы все разбивались по парам и размножались. Обволакивающее тепло исчезнет. Она в этом готова поклясться. Но пока оно присутствовало, ощущение было чудесным.

— Поехали! — проговорил Дрю, медленно отпуская дерево.

Он несколько секунд не убирал руку, готовую схватиться за ствол, если дерево опять накренится. Но оно не стало крениться. Отступив немного, он впервые как следует полюбовался плодами своего труда. Привязанное к стене, со спрятанными голыми ветвями, в сверкающей красной крестовине и при подставках, оно выглядело, как надо, и даже лучше, чем надо.

— Я же говорила! — Тэйлор встала с кушетки и подошла к ним обоим, уже переместившимся в прихожую, чтобы оттуда разглядеть елку. — Немного украшений и лампочек, и это будет самое прекрасное на свете дерево.

— Самое прекрасное, — повторил, как попугай, Ной, но тут же, зевнув, испортил все впечатление.

— Только еще не сегодня, — вынес свое заключение отец. — Пора спать, а нам еще надо отвезти Тэйлор домой.

— Вам не надо отвозить меня домой! — По какой-то причине ей не хотелось, чтобы он провожал ее до двери и желал спокойной ночи. — Майки или Джейсон могут за мной заехать. Я позвоню домой после того, как Ной покажет мне свою комнату.

— А почему вы хотите увидеть мою комнату? — Вопрос Ноя вовсе не был жалобой: он был продиктован простым любопытством пятилетнего мальчика.

— Я подумала, что ты, быть может, захочешь и ее украсить.

— А как мы это сделаем?

— Об этом я узнаю только тогда, когда увижу комнату, и после этого смогу рассказать твоему папе, что еще надо будет сделать.

— Ага! — Он взял ее за руку и повел к лестнице. — Сюда.

— Дрю, налей воды в резервуар крестовины, пока мы не забыли, — распорядилась Тэйлор через плечо.

— Слушаюсь, мэм. Я даже позвоню к вам домой. А затем буду наготове, чтобы спасать тебя.

— А почему меня надо будет спасать?

— А потому, что он — неиссякаемый кладезь вопросов.

Тэйлор рассмеялась и ступила на лестницу.

— С вопросами, Деревня Неотесанная, я и сама сумею справиться.

— Все равно я приду и спасу тебя.

Комната Ноя оказалась светлой, окрашенной в радостные тона и без единого пятнышка, словно в рекламе из «Журнала для родителей». К сожалению, Тэйлор была сторонницей теории, гласившей, что чистая комната является первым признаком отягощенного рассудка. Опыт общения с маленькими мальчиками подсказывал ей, что комнаты убирались лишь после угроз оторвать руки-ноги и выбросить их подальше, или в том случае, если мальчишка пытался скрыть тот факт, что он разбил окно. Дрю был не из тех, кто способен обращаться к сыну с угрозами, а Ной не производил впечатления ребенка, когда бы то ни было что-то разбившего или сломавшего.

— Вот моя комната. — Ной поправил джинсы, висящие на крючке. — Я ее убрал сегодня утром. Рокси сказала мне: «Перед приходом Санта Клауса перестараться невозможно».

— Она совершенно права. — Как она могла забыть про чудеса, творимые Сантой в декабре? Тэйлор спрятала улыбку и стала картинно разгуливать по комнате, досконально ее разглядывая и размышляя, как лучше ее украсить. — Полагаю, что мы можем рассыпать на окнах искусственный снег, а дверь обернуть, как подарочный пакет, с большим красивым бантом.

— А это может быть блестящий пакет с серебром или золотом? Мне нравятся серебро и золото.

— Пусть будут серебро и золото. Если хочешь, мы можем повязать рождественские банты на всех твоих плюшевых зверюшек.

Ной покачал головой.

— Ага, тебе не по душе эта идея?

— У меня просто нет зверюшек.

В изумлении Тэйлор вновь оглядела комнату. Она обнаружила книги, мячики, строительные блоки, фигурки, машинки, но не заметила ни единой плюшевой игрушки, даже в постели.

— У тебя, что, нет ни мишки, ни… ни белочки, ни еще кого-нибудь?

На нее посмотрели огромные серые глаза, как у филина. Ной покачал головой.

— Никого нету.

— Неважно, — заверила она его. — Подумаем, что тут можно украсить. — Тэйлор стала потирать руки, обдумывая другие интересные варианты. И добавила в уме еще один пункт к магазинному списку: каждый ребенок заслуживает того, чтобы у него был безгранично любимый мишка, который слушает тебя тогда, когда никто Другой не слушает, и который никогда не боится темноты и не страшится чудовищ в платяном шкафу.

Ной уселся на постель и стал, разговаривая, снимать сапожки.

— Я знаю, что нам приходится задерживать вас тут целый день, да и мы должны оставаться поздно и не ложиться вовремя спать, но поскольку к Рождеству еще долго надо готовиться, то, как вы думаете, ваша мама вам разрешит прийти к нам завтра по-настоящему рано? Я могу вставать очень рано, если меня будят.

Такой невинный вопрос, но он оказался могуче-судьбоносным, давящим на нее с той же силой, с какой на деревянный пол давили сапоги мальчика. Разрешила бы ей мама прийти сюда рано? Да она бы настояла на этом! «Пообещай мне, Тэйлор Мария. Ты ведь не позабудешь, отчего они бывают счастливыми. От мелочей. Самых неожиданных. От изредка сказанного «да», когда следовало бы сказать «нет».

Теперь настал момент, когда ей следовало бы сказать «нет». Прийти рано и уйти поздно означало проводить время в обществе Дрю. Но она скажет «да». По крайней мере, в связи с Рождеством, ибо она будет приходить сюда, пока нужна Ною, пока он хочет ее видеть.

Становясь перед мальчиком на колени и помогая ему снять носки, Тэйлор доверительно сообщила ему:

— Моя мама уже давно умерла, но я наверняка знаю, что она обязательно бы захотела, чтобы я пришла к вам завтра как можно раньше. Может быть, мы будем лепить снеговиков, если сильно наметет. Или, что еще лучше, приготовим снежную кашу.

— Как?

— Что «как»? Как лепить снеговиков? Или как готовить снежную кашу?

— Нет. Как вы узнали, что мама хочет, чтобы вы пришли пораньше?

На мгновение она лишилась дара речи, будучи не в состоянии подобрать нужные слова, которые бы объяснили, как она это узнала. Наконец, она решилась и сказала мальчику то, что лежало у нее на сердце, полагая, что ребенок ее великолепно поймет.

— Узнала, потому что ярко светят звезды, а мама любила, чтобы маленькие мальчики были счастливы, больше всего на свете.

— Она была хорошей мамой?

— Самой лучшей.

— Когда она ушла, вы хотели, чтобы она вернулась?

— Больше всего на свете.

Он на несколько мгновений погрузился в раздумья, шевеля пальцами ног и одновременно их разглядывая. Затем тихим голосом он с сомнением произнес:

— А это нормально, если не хочешь, чтобы они возвращались?

— «Они» — это кто? — Со страхом задала Тэйлор вопрос, боясь услышать ответ.

— Матери, которые уходят. — Голос его был так тих, так неуверен, когда он повторил: — Это нормально, если не хочешь, чтобы они возвращались?

О, Господи, да он же просто-напросто рад, что мать ушла, и одновременно ему стыдно, поскольку он боится, что испытываемое им чувство — нехорошее и навсегда останется с ним. Слишком тяжкое это бремя для ребенка и слишком сложен этот вопрос, чтобы на него ответить без подготовки.

Тэйлор впилась глазами в дверь, призывая на помощь спасительниц-кавалерию из вестернов. Только пятилетний ребенок способен так сосредоточиться на чем-то одном и сводить любой разговор к тому самому вопросу, на который ему отчаянно хочется получить ответ. С его точки зрения, у них у обоих ушла мать. То есть, они родственные души. И вопрос, который он никогда не задал бы папе, вполне можно было сразу же задать ей.

Осторожно прощупывая дорогу, Тэйлор ответила:

— Я думаю, что, безусловно, надо радоваться тому, что ты сейчас со своим отцом и хочешь остаться здесь.

Ной поглядел ей прямо в глаза и произнес:

— Папа такой же, как ваша мама.

— То есть?

— Он самый лучший.

Похлопав его по колену, она сказала:

— Думаю, что ты, наверное, прав.

— Насчет чего? — ворвался в комнату голос Дрю за секунду до того, как туда вошел он сам.

Тэйлор обернулась, не вставая с колен, а Ной в это время объяснил:

— Мы оба думаем, что ты самый хороший.

— Самый хороший папа, — уточнила Тэйлор, когда Дрю, глядя на нее, удивленно вздернул брови. И когда она поднялась с пола, то благоразумно переменила тему: — И еще мы оба думаем, что завтра нам надо будет начать как можно раньше.

И в самом деле, чем больше она об этом думала, тем более привлекательной представлялась эта идея. Завтра был понедельник; Дрю отправится в банк, а это означает, что ей не надо будет опасаться двусмысленных ситуаций. И если ей удастся все правильно спланировать, то она сможет устроить все так, что и у Ноя будет настоящее Рождество, и в обществе его папы она проведет минимум времени.

— А мы сможем? — спросил Ной, стоя на постели и пытаясь выглядеть таким же высоким, как взрослые.

— Мне это представляется отличной идеей, парень.

— Тогда решено, — согласилась Тэйлор и стала деловито строить планы. — Мне надо будет как следует походить по магазинам, так что Ной просто отправится со мной. Думаю, что утром мы отправимся на «Волшебную лужайку», потом испечем пряничных человечков из имбирного теста, а во второй половине дня украсим дом. Ты можешь прийти домой на обед и развесить лампочки над парадной дверью и вокруг обеих кадок с растениями.

Дрю кивал в знак согласия, не возражая ни единым словом, пока она разворачивала перед ним свои планы. В глубине души он сомневался, будет ли намеченный Тэйлор распорядок осуществлен столь гладко. Первой стратегической ошибкой было предположение, будто завтра он пойдет на работу. Он не пойдет. По графику он приступает к исполнению служебных обязанностей второго января. Но до завтрашнего утра он не обмолвится об этом ни словом, когда ей уже будет слишком поздно менять намеченные планы.

Выглядя так, словно она ведет переговоры об установлении всеобщего мира, Тэйлор заявила:

— Значит, все, что остается тебе на вечер, — это украсить елку.

— Полагаю, что с этим я справлюсь. — За окном послышался гудок машины. — Похоже, прибыл Майки. Ладно, парень, завтра у тебя великий день. Ищи свою пижаму, а я провожу Тэйлор до дверей и вернусь, чтобы уложить тебя спать.

Сползая с постели, Ной сказал:

— Доброй ночи, Тэйлор. Вам не надо волноваться. Папа обязательно поставит будильник на ранний час.

— Уверена, что он так и сделает. Спокойной ночи, Ной. Увидимся утром.

Дрю позволил ей первой выйти из комнаты и шел следом за нею по лестнице, не говоря ни слова. И когда они подошли к двери, она закатала рукава, возвещая о своем нервном состоянии. Они не оставались одни ни на секунду с того момента, как он стер снежинку с ее губы. В молчании он снял ее пальто с перил и подал ей.

Она забрала у него пальто из рук, словно испуганный котенок, который медленно протягивает лапу к лакомому кусочку, а потом быстро его хватает.

— Спасибо.

— Это мне следовало бы сказать «спасибо». Я, действительно, отдаю тебе должное, Тэйлор.

— Ну что ты, мне это не составило труда, — проворковала она надевая пальто.

— Я сказал не о том, что отдаю должное тобою сделанному, хотя и это правда. Я сказал, что отдаю должное тебе. Твоему горячему сердцу. — С каждой фразой он приближался к ней все ближе и ближе. — Твоему уму. Твоей красоте.

Он был уже на миллиметр от того, чтобы ее поцеловать, но тут вновь раздался автомобильный гудок, перепугав ее Тэйлор плотно запахнула пальто.

— Мне… Мне пора ехать. Если, конечно, у тебя нет больше вопросов…

Приняв намек к сведению, он отворил дверь.

— Иди. Когда ты мне понадобишься, я тебе позвоню.

— Звони, — согласилась Тэйлор и проскользнула в открытую дверь.

И только легкий вздох, который он услышал, закрывая дверь, дал ему понять, что она сообразила, что он будет ей звонить, но не по поводу Рождества. Насвистывая, Дрю прошел в кабинет Телефонная книга была не слишком толстой. Найти в ней Бишопов было делом одного мгновения, и он обнаружил, что хотел. У Бишопов было два номера.