— Я был калекой много лет, — начал Савар, — но понятия не имел о том, что меня искалечило. Мои сны были ярче и насыщеннее, чем раньше, но, когда я просыпался, я не помнил ничего, кроме проблесков цвета или ощущения движения. Где-то была истина, она манила меня. Я чувствовал, что что-то следит за мной — красные глаза в небе, красные глаза на стенах, на полу, на потолке.
Последние десять дней всё было иначе. По ночам я… это всё брешь в пространстве-времени. Она влияет на сознание. У вас обоих из-за неё были кошмары. Теперь наступление ночи меняет меня, преобразует меня в прошлого меня, оставляя при этом текущие воспоминания. Оно превращает меня во что-то, что не есть мною, в искажённую злобную версию меня, в то, кем я мог бы быть. Почему именно меня? Потому что я был там, у её создания. Я видел лицо Бога.
Когда-то, будучи молодым и заносчивым, я думал, что могу изменить вселенную. В это верят все, кто только начинает жить. Несколько моих ровесников думали так же: твой отец, Хедин, твой наставник, леди Зурвана, и даже наш любимый Президент… хотя тогда он был всего лишь Канцлером. Вообще-то, это было ещё до того, как ты получил свою учёную степень, так что ты тогда, наверное, ещё не называл себя Доктором. Нет. Хедин так и был Хедином.
Полдень в Паноптикуме. Знамёна, солнечные лучи. Это было до или после твоей свадьбы? А как насчёт детей? Это было до того, как у них появились дети. Конечно же, до… Ты был гораздо моложе, стоял рядом со своим отцом. Ты… ты был очень похож на теперешнего себя. Мы играли в шахматы, я у тебя выиграл, и ты чуть не расплакался. До этого у тебя никто не выигрывал. Пока мы играли, взрослые говорили об астрономии. Оказалось, что ты знаком с пределом Чандрасекара. Как раз в этот день, утром, ты изучал чёрные дыры. Других это впечатлило, и я, из вежливости, тоже похвалил.
Но я планировал гораздо больше, чем просто изучать чёрные дыры и запомнить их названия.
Два миллиона лет назад Омега, Рассилон и другие направили свои звездоколы к Ккабе. Омега пропал, но остальные выжили. Энергия времени пропитала их, сделала их повелителями времени. Рассилон захватил чёрную дыру, провёз её по улицам Капитолия в величайшем из триумфальных парадов, которые доводилось увидеть вселенной. Бесконечное могущество, перемещение во времени, невероятные успехи в науке и технологии, изгнание всех противников. Галлифрей получил всё. Но Омега пропал. О, повелители времени никогда не забывали о нём, они чтили его имя. Но большая часть заслуги досталась Рассилону, как и большая часть добычи.
Я планировал не просто помнить Омегу, я хотел его спасти.
Галлифрей сбился со своего пути. Двадцать тысяч веков мы расточали наше великое наследие; нас устраивает наблюдение из пределов нашей личной утопии. Мы никому не служим, но мы и не правим. О, вы думаете, что я очередной Морбиус, намеревающийся собрать армию и завоевать вселенную; или какой-нибудь Марнал, отправившийся в невозможный крестовый поход. Нет. Ты думаешь так же, как и я, Доктор, хотя и не признаёшь это. Ты хочешь изменить вселенную, а начинаются перемены с дома. Вот почему ты вернулся — ты чувствуешь то, что приближается. Твой отец разделял наше мнение, когда-то и Президент тоже. Ты думаешь, что мы на пороге новой золотой эры. Я чувствую по её мыслям, что леди Ларна согласна с этим.
Это было довольно просто. Помнишь, что ты мне тогда, много лет назад, сказал о чёрных дырах? Да-да: «ничто не может вырваться из чёрной дыры». Ну, теперь-то ты знаешь, что это неправда. Достаточно всего лишь двигаться быстрее света, хотя на практике интенсивная гравитация сворачивает гиперпространство так же, как и обычное пространство-время, поэтому космические корабли не могут просто взять и полететь быстрее света, чтобы вырваться из чёрной дыры.
Да… молодец, Ларна. Мне говорили, что вы подаёте большие надежды. ТАРДИС. Я был тем, кто должен был направить свою ТАРДИС в чёрную дыру. Я должен был спасти Омегу и вернуть его обратно на Галлифрей, где он бы заслуженно занял место Лорда Верховного Президента повелителей времени. Это должно было быть так просто, и почему никто раньше до этого не додумался?
О да, Доктор, твой отец знал об этом. Одобрял ли он? Поначалу да. Но когда речь дошла до дела, он остался в своём уютном мирке. Во всяком случае, он наблюдал, пока это было возможно. Даже повелители времени не могут видеть то, что за горизонтом событий чёрной дыры. Я пересёк его в ТАРДИС. После этого он не видел, что было со мной, а я не видел, что было с ним.
После путешествия во времени, в кромешной тьме я увидел дверь. Она вела в другую вселенную, полную ярких красок и сладких запахов. Она вела в сад. Мой ТАРДИС остановился и я, надев должную защиту, вышел из него к этим воротам, разделявшим две вселенные. Вокруг меня всё было чёрным, кроме света, выходившегося из-за двери. Там было видно, там были запахи, но не было звуков. В чужом небе я видел птиц, я видел водопад, но я их не слышал. Я собирался перешагнуть порог.
Я колебался.
И он был там. Ом, древний бог повелителей времени, прикованный к небесам, как и говорилось в легендах. Я увидел его вдали, а затем ближе, он стал надо мной. Он заговорил со мной, но я не слышал его слов, а он не мог перешагнуть через порог в нашу вселенную. Рукой, одетой в перчатку, он поманил меня. А затем я понял, что если шагну туда, то пропаду, что это будет конец всего.
Он спросил у меня, чего я хочу. Он сказал, что может изменить прошлое, дать мне что угодно, чего бы я ни пожелал. Он показал мне моего друга, умершего за двадцать лет до этого. Он погиб во время шторма, его яхта пропала вместе со всем экипажем. Ом показал мне яхту, возвращающуюся в порт. Он показал мне видения того, каким могло бы быть моё прошлое, если бы я был главным астрономом, или если бы я покинул Галлифрей. Пожелай, что угодно, — говорил он, и прошлое вокруг меня менялось. Все ошибки моей молодости, все мои неудавшиеся достижения, профессиональные и личные. Всё могло измениться. Не хочу ли я быть прайдонцем, а не аркалианцем? Какой я хочу иметь титул, почётное звание, должность? Не хотел бы я быть женщиной, а не мужчиной?
Всё могло измениться, но оставалось тем же. Его голос шептал. Лишь помочь ему покинуть это ужасное место и вселенная станет моей. Ничто не было предопределено, ничто. Прошлое было нереально, настоящее было нереально, будущее было нереально.
От такой перспективы мои сердца наполнились ужасом.
«Я есть тот, кем я есть!» — закричал я.
Я сбежал. Я вернулся в ТАРДИС, захлопнул за собой двери и бросился к пульту. Полёт из чёрной дыры… ещё когда я летел туда, я переживал о том, как буду возвращаться. Такие путешествия до меня не предпринимал никто. Теперь технические детали не имели значения. Я должен был сбежать, иначе всё будет потеряно.
Мой ТАРДИС добрался до горизонта событий без проблем, но как только мы достигли этого последнего препятствия, нас атаковали. В отсеке управления повсюду были зелёные молнии, я чувствовал, как расходуется энергия, как угасает вокруг моего корабля Вихрь Времени. Я чувствовал, что внешняя оболочка ТАРДИС аннигилирует. Я делал что мог, боролся с рычагами.
Мой ТАРДИС визжал и скрипел, пытаясь вырваться. Время и пространство… там они совсем другие. Вещество и энергия не такие, какими мы их знаем. Наконец, простояв у консоли целый час, я вырвался; подумал, что вырвался. Я запрограммировал резкий набор скорости, чтобы унестись из этого ужасного места.
Но, посмотрев назад, я увидел, что крошечная часть моего ТАРДИС всё ещё застряла в чёрной дыре. Я посмотрел ещё раз, и увидел, что его держит рука Ома, она тянула нас обратно в дверь.
Я запаниковал. Я сказал ТАРДИС лететь, улетать. Но это же была не пещера, не пасть морского чудища, это был горизонт событий чёрной дыры! Сбежать было невозможно.
Непреодолимое количество энергии, пытающееся вырваться из непреклонной силы. Загадка для математиков! Но нет, леди Ларна, вы абсолютно правы. По определению, либо энергии было недостаточно, либо горизонт событий должен был отпустить меня.
Энергии было недостаточно.
О, мой ТАРДИС пытался. Он боролся, тянул, растягивался, как резинка, тянул себя через больше размерностей, чем мы можем себе представить. Всё это время я был у консоли. Всё это время я понимал, что ТАРДИС не вырваться.
Мне оставалось сделать лишь одно: я покинул свой корабль в спасательной капсуле. Позади себя я видел ТАРДИС, его внешняя оболочка растянулась и запуталась в себе, система-хамелеон непрерывно меняла конфигурацию, пытаясь удрать. Но безуспешно.
Я видел, как мой ТАРДИС, растянувшийся уже в иглу длиной около светового года, прекратил сопротивление. Он начал падать, скользить обратно в чёрную дыру, словно тонущий моряк. Я слышал его телепатический зов на помощь, я слышал, как он умолял: «Не бросай меня, не оставляй меня в этой ужасной темноте».
Падая, он прорвал дыру во времени, словно осталась царапина от цеплявшегося когтя. Как будто в странице книги проделали дыру. Я видел страницы позади наших, другие времена и пространства. Не параллельные вселенные, а переписанные вселенные. Реальность — как школьная доска, а история и память, и вещество, и время — лишь нарисованное на этой реальности мелом. Столько всего не написано, или набросано лишь в общих чертах. Небрежное слово, взгляд не в тот переулок и… и всё может измениться. У повелителей времени есть такие возможности, возможность уничтожить планету или изменить прошлое девушки. Мы пожираем время, как жуки поедают листья, а бактерии поглощают труп. Это могущество пугает меня. Ничто не в безопасности, ничто не свято.
Но эти наблюдения были для меня бесполезны. Я был один. Я был за пределами чёрной дыры, но в печально известном районе космоса, не имея достаточного количества энергии ни для вхождения в Вихрь, ни даже для передачи на Галлифрей сигнала бедствия.
Я написал имя увиденного мною на клочке бумаги: «OHM». Древнее имя пленённого Бога.
Я дрейфовал, на поверхности моей капсулы формировался лёд. Еда и вода закончились, воздух застоялся. Я не знаю, сколько я дрейфовал. Сто лет? Тысячу?
Они явились, когда я спал, прожгли непроницаемые стены моей спасательной капсулы. Это были сборщики мусора, они вошли ко мне, в темноту. Они блестели, как рубины и изумруды, у них были металлические ноги с суставами в непривычных местах и со стеклянными шипами.
Раса насекомых, — подумал я. Своими фасеточными глазами они смотрели на меня, на окружавшие меня технологии.
Я сказал им, как меня зовут и откуда я. Это их заинтересовало. Они заговорили со мной. Они задавали вопросы. Я не знал, настоящие ли они, или же плоды моего воображения. Я уже был далеко за тем пределом, когда перестаёшь понимать разницу.
Они разобрали мою капсулу на части — их руки были словно раскладные ножи, они развинчивали, отдирали, пилили, снимая панели, кабели, вычислительное ядро, осветители, пружины моего кресла. Они оторвали образцы ковра, стен, ткани моего скафандра. Они передавали это всё назад, к себе в корабль, без отдыха, безжалостно изымая из капсулы всё, что можно было забрать.
Затем они принялись за меня. Они взяли образцы моих волос, кожи, крови, выделений моих желез, спинномозговой жидкости. Этого им было мало. Они на мгновение остановились, пообщались друг с другом чирикающими голосами, а затем забрали мои глаза. Один без усилий удерживал меня на полу, а другой залез на меня, протянул руки к моим глазам, и из его пальцев вылезли тонкие лезвия. Я почувствовал, как мои глаза вываливаются из глазниц, удерживаясь только глазными нервами. Затем я почувствовал, что нервы выползают, словно клинок из ножен. Я всё ещё мог видеть. Я почувствовал, что другой, который меня держал, наклонился вперёд. Я услышал жужжание пилы.
Я слышал, как они уходят, заваривая за собой прожжённый ими вход. Мало им было бросить меня умирать — они бросили меня жить. Несмотря на это я кричал им вслед. «Вернитесь!» — кричал я, — «Не бросайте меня!» Но они ушли. Без глаз, без системы жизнеобеспечения, один посреди космоса, я видел всё. У меня было время и для мыслей, и для снов.
Ничто не реально.