Доктора Звягина вызывали?

Глава 9

Владимир заметался возле автомобиля, выкрикивая ругательства.

– Как это руль украли? – уточнил я. – Просто сняли с автомобиля, пока мы чай пили?

– Ну да, – почесал затылок водитель, – я машину-то не закрывал. Она же на виду в деревне, рядом прям стояла. Да и кто вообще мог подумать? Едрид Мадрид…

– Что у вас тут случилось? – спросила подошедшая Татьяна Семеновна.

Мы коротко обрисовали ей ситуацию, а затем я заглянул в комплекс к нашим дамам, и сообщил, что пока что поездка домой не предвидится.

– Татьяна Семеновна, вы лучше всех знакомы с населением Ландышевки, кто мог украсть наш руль? – поинтересовался я у фельдшера.

– Да тут и думать нечего. Ванька, дурачок наш местный. Страсть у него к автомобилям, всё мечтает свой собрать из запчастей, – ответила фельдшер.

– Из моего руля?! Ну-ка где этот Ванька, я сейчас из него самого какую-нибудь запчасть достану! – распылился Владимир, покраснев от гнева до уровня помидора. Я даже подумал, что у него снова давление может подскочить от таких нервов.

– Так, спокойно, – остудил я водителя, – с Ванькой пойду разговаривать я. Татьяна Семеновна, покажите мне его дом, пожалуйста.

– Да показывать нечего, вот по главной улице идёшь и самый последний дом справа его. Не ошибёшься. Только вот осторожнее там. Ванька к себе домой вообще никого не пускает.

Я кивнул и направился в заданном направлении. В деревне, строго говоря, очень сложно заблудиться. Здесь есть одна главная улица и парочка второстепенных. Вот собственно, и всё. Конечно, у нас в области были сёла и побольше, но Ландышевка по размерам была очень скромной.

Насчёт разговора с Ваней я не волновался. Судя по всему у него врождённое слабоумие. Курс психиатрии с университета я помнил очень хорошо, и как общаться с такими пациентами знал. При олигофрении выделяют три степени тяжести: дебильность, имбицильность и идиотию. Дебильность является самой лёгкой из форм. Люди с этой формой начинают позже ходить и говорить, страдают некоторыми дефектами речи и способны выполнять неквалифицированный труд. При имбицильности у людей также формируется речь, но со значительными дефектами и косноязычием. Движения у таких людей плохо координированы, к труду они не способны. При желании их можно обучить элементарным навыкам самообслуживания. Идиотия – самая тяжёлая форма олигофрении. При ней человек не способен к речи, необучаем и живёт, в основном, инстинктами.

Судя по всему у Ваньки именно дебильность, самая лёгкая форма. Передвигался он неплохо, да и по рассказу о собирании автомобиля можно сделать вывод о каких-то желаниях и интересах. Только вот забыл уточнить, один ли он живёт. Если да – надо позаботится о нем, возможно пристроить в какое-нибудь учреждение. Хотя обычно в такие заведения принимают только до восемнадцати лет. А потом отправляют в свободное плавание.

Я дошёл до нужного дома. Да уж, такой точно ни с чем не перепутаешь. Домишка был откровенно в аварийном состоянии. Белая ворона на фоне остальных опрятных аккуратных деревенских домов, некоторые даже двухэтажные. Этот же нуждался в ремонте: упавший забор, покосившаяся крыша, деревянные окна кое-где даже без стекол, чёрные подгнившие стены.

Я подошёл к одному из окон и осторожно постучал. Вскоре в окне показался Ванька.

– Добрый день, я к тебе. Можно войти? – добродушно улыбаясь спросил я, стараясь делать между словами достаточные паузы, чтобы Ваня точно всё понял.

– Зачем? – настороженно спросил тот.

– Просто поговорить. Я врач, приехал сегодня лечить людей. Хочу вот с тобой пообщаться, – осторожно проговорил я, подбирая правильные слова.

– Врач? Хороший? – всё ещё через окно зачем-то уточнил Ваня.

– Хороший. Не обижу.

– Заходи. Надо мамку посмотреть, – шмыгнув носом, кивнул тот, исчезая из окна.

Я двинулся к двери, где меня уже ждал Иван. Он заторопился, чуть ли не втаскивая меня в комнату.

Ох ты ж…

Весь дом состоял из одной большой комнаты, где творилась ужасная антисанитарная обстановка. Грязные полы, какие-то тряпки по углам, куча посуды на столе, которую не мыли, судя по всему, примерно никогда. В центре всего этого великолепия стояла полуразвалившаяся кровать, где в куче тряпок лежала пожилая женщина. Видимо мама этого паренька.

От спертого воздуха у меня даже закружилась голова. Даже отсутствие стёкол в паре окон не помогало с проветриванием тех ароматов, что витали в воздухе.

– Мамка моя. Болеет. Ей нужен врач, – с важным видом проговорил Ванька, подходя к женщине и заботливо укрывая её какой-то тряпкой.

Я тоже подошёл к кровати и осторожно разбудил её.

– Вы кто? – испуганно спросила та, резко проснувшись.

– Добрый день, я Михаил Алексеевич, терапевт, – представился я, – расскажите что беспокоит.

– Ноги плохо ходят, – поговорила та, – и давление шалит.

Я обратил внимание, что при речи у неё плохо работала правая половина лица. Перенесённый инсульт в анамнезе, только неизвестно какой давности.

– Ой, я и не представилась, – вдруг сказала женщина, – я Клавдия Ивановна. А это сынок мой, Ваня. Ухаживает за мной как умеет вот. Он у меня немного не такой, как другие дети, но очень старательный.

Ваня молча стоял у кровати матери, ничего больше не произнося, и заметно переживал.

– Так, давайте для начала вы ответите на мои вопросы, – скомандовал я.

Далее взялся за сбор анамнеза, выяснил, что инсульт случился два года назад, фельдшера тогда в селе не было. У Клавдии Ивановны случился приступ прямо в огороде, испуганный сын дотащил её до дома и попытался вызвать скорую, но его там не поняли. Тогда тот побежал искать помощи в деревне, но люди или сторонились его или просто разводили руками, занятые своими проблемами. После этого Ванька замкнулся в себе, перестал разговаривать с людьми и ухаживал за мамой сам. Кстати, детали для машины он действительно собирает. Говорит, что мечтает увезти маму к морю.

Сама Клавдия Ивановна никаких лекарств не пьёт, на здоровье раньше никогда не жаловалась. Начала уже потихоньку ходить, но ноги слушаются плохо, поэтому все заботы по дому лежат на её сыне. Понимая, сколько всего пришлось пережить этому пареньку, я невольно проникся к нему большим уважением.

Клавдия Семёновна даже не знала, что у них в деревне появился новый фельдшер, а Ванька ничего про это не говорил.

– Ну как так? А соседи? Неужели никто за это время не заходил к вам, не интересовался здоровьем? – недоуменно спросил я.

– Да может и заходили, Ванечка гоняет всех. Нелюдим он стал теперь, удивляюсь, как вас-то пустил, – вздохнула женщина.

– Понял. Ладно, давайте я теперь осмотрю вас.

Несмотря на выраженную антисанитарию вокруг, женщина оказалась вполне ухоженной. Пролежней не было, ногти были подстрижены, а волосы помыты. Ваня действительно очень заботился о своей маме. При осмотре он никак мне не мешал, только помогал переворачивать маму когда было нужно.

После осмотра я задумался о сложившейся ситуации.

Конечно. Идеальным вариантом для Клавдии Ивановны был бы стационар. Но в таком возрасте я боюсь, это пойдёт ей только во вред. Да и Ваню оставлять одного она вряд ли захочет. Тогда назначу ей курс капельниц и попрошу, чтобы фельдшер походила к ним какое-то время, чтобы эти капельницы поставить. В конце концов, это её серьёзное упущение, так запустить пациента на участке!

Я принялся расписывать лечение, а потом повернулся к Ване.

– Так, Ванька, маму твою нужно полечить. К вам будет ходить фельдшер и давать маме лекарство. Ты её пускай, хорошо?

– А маме лучше станет? – серьёзно спросил Ванька.

– Да, обещаю, – кивнул я и протянул ему руку.

Тот крепко её пожал, а потом сказал:

– Я ваш руль верну. Простите.

– Ничего, главное, что вернёшь, – кивнул я ему.

Обрадованный Ванька убежал куда-то на улицу, видимо за рулём.

– Клавдия Ивановна, – обратился я к женщине, – вам ещё определенно нужна социальная работница. В таких условиях очень тяжело жить, тем более выздоравливать.

– Да я понимаю, – кивнула та, – и деньги на неё найду если надо, у нас же две пенсии есть. Только вот как оформлять это всё я не знаю.

– С этим я помогу. Главное поговорите с Ванькой, чтобы её тоже к вам пускал, – ответил я, затем положил руку ей на плечо и добавил, – всё хорошо будет. Все проблемы решаемы.

– Спасибо вам, доктор, – со слезами на глазах ответила Клавдия Ивановна, – и с Ванькой так быстро общий язык нашли, и мне помогли. Не серчайте на него, не со зла он.

– Я всё понимаю, – успокоил я её, – отдыхайте, а я передам все назначения фельдшеру. Она дальше разберется.

Я направился к выходу, где меня уже ждал Ванька с рулём от нашего комплекса.

– Спасибо за маму, – сказал он, отдавая его мне, – я глупый, но я понимаю. Надо лечить.

– Ты умнее многих людей, считающих себя умными, – ответил я ему, – не сердись на людей. Они не со зла не помогли вам тогда.

Он кивнул и умчался в дом. Я же задумчиво направился назад к комплексу. Эта семья не выходила у меня из головы. Надо будет оформить им социального работника.

Социальные работники – это люди, оказывающие бытовую помощь людям, которые не могут сами о себе позаботиться. Инвалидам, пожилым людям, сиротам и так далее. Естественно главная проблема состоит в нехватке кадров. Мало кто выдерживает такую сложную работу, а потому на социальных работников всегда большие очереди. Ну это уж я как-нибудь решу.

Я вернулся назад, вернул руль довольному Владимиру и отвел Татьяну Семеновну для разговора. Коротко описал ей ситуацию и протянул бумажку с назначениями.

– Ох, а я и не знала ничего этого, – опустив глаза, проговорила фельдшер.

– И очень плохо, что не знали. Я вот и сам недоволен, что плохо участок знаю, но у меня территория всё-таки побольше. А у вас несколько сёл, надо знать каждого и про каждого, – строго отчитал я её, – в общем, будете две недели ходить и ставить капельницы. Ванька вас пустит, я с ним поговорил. И нужно организовать им социального работника.

– У нас есть одна в деревне, я с ней поговорю. Не знаю, согласится ли… – задумчиво ответила Татьяна Семеновна.

– Если что – решайте вопрос через меня. Я найду способ договориться.

– Михаил Алексеевич, зачем вам это? – недоуменно спросила фельдшер. – Всем ведь всё равно не поможешь.

– Я могу помочь всем, кому могу. И это уже будет лучше, чем ничего, – ответил я и направился к комплексу.

После всех приключений мы наконец-то отправились в обратный путь. Перед поездкой я всё-таки измерил давление перенервничавшему водителю, но оно оказалось более-менее в норме. Видимо препараты он принимал исправно.

На обратном пути позвонил Татьяне Тимуровне, узнать про Ивана Петровича, которого отправил в стационар с подозрением на инфаркт.

– Ну что, Михаил Алексеевич, вы просто гений, – усмехнувшись в трубку проговорила заведующая, – очень вовремя дедушку к нам привезли. Ещё чуть-чуть – и последствия могли быть самыми плачевными. Сейчас он пока что в реанимации, но состояние стабильное, жизни ничего не угрожает.

– Безболевая форма инфаркта миокарда? – уточнил я.

– Именно так. Как вы отгадали – непонятно. Екатерина Вениаминовна тут кстати устроила разнос станции скорой помощи, что отказывались к вам на вызов ехать. Обещала это и до главного врача донести.

– Ну, главное что приехали. Татьяна Тимуровна, родственников у дедушки нет, я его сам завтра проведаю, – проговорил я, мысленно радуясь за Ивана Петровича.

– Конечно, заодно ко мне заглядывай, – ответила заведующая.

Я убрал телефон и задумчиво посмотрел на дорогу. Всё-таки интересная штука – медицина. Быть врачом это не просто назначать таблетки и анализы. Это ещё и быть психологом, найти подход к каждому человеку, поддержать. Ни разу не пожалел, что выбрал именно этот путь.

Когда мы наконец въехали в город, на улице уже стемнело. Коллективно мы решили не возвращаться в поликлинику, и Владимир благородно развез нас всех прямо по домам. Из дома я отправил сообщение Тамаре Павловне с коротким отчётом за день.

Выезд прошёл очень и очень хорошо. Если бы мы не оказались сегодня в Ландышевке – судьба Ивана Петровича, а также Ваньки могла сложиться совсем иначе. Довольный, я выполнил вечерние ритуалы и отправился спать.

Следующий день начался с вполне обычного приёма. Где-то в середине в кабинет вошёл Зуев – тот самый пациент, у которого в стационаре я выявил рак желудка. Из стационара его уже выписали, и он пришёл для заполнения направления в областной центр, к онкологу.

– Здравствуйте, как самочувствие? – поприветствовал я его.

– После стационара значительно лучше, – кивнул тот, – вот кстати мой выписной эпикриз, мне сказали все анализы для направления можно переписать отсюда. К онкологу я уже на завтра записан, поеду на четырёхчасовой электричке.

Для того, чтобы поехать к онкологу на консультацию, требовалось сдать большое количество анализов. Особой фишкой было то, что, как и в случае с инвалидностью, эти анализы имели «срок годности» и должны были быть свежими. Этим фактом иногда были очень недовольны пациенты, не понимающие зачем ещё раз сдавать кровь, если уже сдавали недавно. Но правила есть правила, поэтому я всё равно отправлял их за всеми нужными бумажками. В данном случае мне повезло, все необходимые обследования были уже выполнены в стационаре. Оставалось только переписать их на бланк направления и направить пациента к онкологу.

Я принялся заполнять необходимый документ, и тут обратил внимание на общий анализ мочи. Результат анализа был просрочен на один день, перед выпиской повторного анализа не было выполнено.

– А почему у вас мочу повторно не брали в стационаре? – спросил я у Зуева.

– Не знаю, – пожал он плечами, – там что-то с аппаратом было, не смогли анализ сделать. А это плохо?

– Вообще да. В направлении должны быть только свежие анализы, и моча должна быть пятидневной свежести. А у вас уже шесть дней с результата прошло.

– Надо пересдавать? – вздохнул пациент. Он не возмущался, но был явно расстроен. – Тогда и онколога переносить надо будет.

Я прикинул про себя, что при переносе записи просрочиться могут и другие анализы. Кроме того, в этом случае лучше не тянуть, при онкологии каждый день на счету. А предыдущий анализ мочи есть, и показатели там все идеальные. Придётся пойти на маленькое нарушение.

– Нет, переносить ничего не будем, – решил я, – я перепишу старые данные, но поставлю дату одним днём позже. Только пожалуйста, пусть эта информация останется между нами. Анализ мочи у вас в полном порядке, и для консультации это роли играть не будет. В последующем для госпитализации мы уже соберем все анализы точно по срокам.

– Я понял, доктор, спасибо вам большое! – обрадовался Зуев.

Я заполнил направление и отправил пациента ставить все необходимые печати. Данная уловка никак не повлияет на пациента или его лечение, только сэкономит время. Конечно, это можно назвать подделкой документов, но иногда бывают ситуации, когда по-другому никак.

Светлана, видимо, была со мной солидарна, потому никак не прокомментировала эту ситуацию и просто позвала следующего пациента.

После приёма мы сделали небольшой перерыв на кофе, который очень быстро прервался. Меня вызвала к себе Тамара Павловна.

– Ну как прошёл вчерашний выезд? – спросила она, едва я появился у неё в кабинете.

Я коротко рассказал основные моменты, предоставив статистику о пришедших людях.

– Хорошо, – довольно кивнула та, – такие выезды пока что будем проводить один раз в неделю. Сейчас составляем списки, в каком порядке будут объезжаться сёла. На этот день у вас не будет приема в расписании.

– Гинеколог и медсестра профилактики также всегда будут выезжать? – уточнил я.

– Да, это обязательно. Медсестер профилактики, правда, будем менять. Мне с утра Алина уже высказала, что не будет каждую неделю мотаться, – поморщившись, ответила заведующая терапией.

Зная Алину, легко могу представить, в какой форме она это высказала.

– Только пусть фельдшера заранее знают, когда к ним выезд. Чтобы подготовка была получше, – проворил я, вспоминая вчерашний день.

– Так и будет. Список завтра будет, подойдешь, ознакомишься, – ответила Тамара Павловна.

Я кивнул и отправился на вызовы. Сегодня их было довольно много, но справился я один, лишний раз не вызывая Николая. После чего доделал кое-какую работу и направился домой.

Дома решил залезть в интернет и почитать последние новости. Меня привлёк заголовок «Разоблачение скрытой лаборатории». Из статьи я узнал, что ту самую лабораторию, в которой содержали меня, прикрыли власти. Оказывается, это был какой-то проект иностранных агентов для подготовки войск для западных стран. С помощью этого проекта планировалось создать многочисленную армию, которая сможет задавить Россию банально своим числом. Изнутри. Про магический источник в статье не было ни слова, но информацию о клонировании всё-таки раскрыли. Правда, прикрыв это чисто научным подтекстом. И главное, в этой статье было сказано о сбежавшем подопытном, который может теперь представлять угрозу стране!

Ох, это нехорошо. Фотографии моей в статье не было, но она наверняка была в архивах этой лаборатории. А значит, меня теперь будут искать с двойным усердием. И не объяснишь, что попал я в этот эксперимент случайно, и подошёл им чисто на генетическом уровне! Ну совместимость у меня оказалась с этим магическим потоком, будь он неладен.

Ещё неприятный момент, мои родители знают, что их сын работал именно в этой лаборатории. И что они теперь себе придумают, если увидят эту статью!

Не теряя времени зря, я решил навестить их. Тем более, Павла Алексеевича уже должны были выписать, и Мария Анатольевна сама звала меня в гости. На выходных так и не зашёл, но сейчас самое время!

Я добрался до дома родителей уже довольно поздно, около девяти вечера. На моё счастье они ещё не спали. На моё несчастье, Павел Алексеевич как раз сидел с газетой и читал эту злополучную статью!

– Михаил, хорошо, что ты к нам пришёл! – приветливо воскликнула мама. – А Паша как раз газету читает. Тут про эту лабораторию пишут, где Дима работает. Тебе об этом что-то известно?

Какой сложный вопрос, однако. По сути, это идеальный момент. Чтобы признаться. Я и есть ваш сын! Я сбежал оттуда, но скрываюсь. У меня изменилась внешность. Я теперь Михаил, а не Дмитрий.

Я так и собирался сказать, но потом остановился. Нельзя, слишком опасно. За мной сейчас настоящая охота, меня самого могут считать за преступника. Не хочу доставлять родителям лишние сложности.

– Да, я прочитал и как раз пришёл к вам, чтобы вы не волновались, – начал я, на ходу придумывая легенду, – Дмитрий давно ушёл из той организации. Он заподозрил связь с недружественно настроенными странами и перевелся в государственную лабораторию. Она тоже засекречена, но он смог связаться со мной, чтобы я рассказал вам.

– Ох, как же хорошо, – всплеснула руками Мария Анатольевна, – а мы так за него переживаем. А домой-то он когда вернется?

– Скоро должен, наверное. Но сейчас у него какой-то научный проект, поэтому весь в работе, – ответил я.

На душе было паршиво, ведь Дмитрий к ним уже не вернётся. Но я не могу сейчас говорить всю правду. В прочем, в чём-то я их и не обманул – я действительно тружусь в государственном учреждении.

– Спасибо, Михаил, – коротко произнес Павел Алексеевич, – у нашего сына хороший друг.

– Ой, что ж ты на пороге то стоишь, проходи чай пить, – засуетилась Мария Анатольевна.

– Да я ненадолго заскочил. Павел Алексеевич, как ваше самочувствие? – задал я интересующий меня вопрос.

– Да всё отлично, выписали уже. Сижу дома, диету соблюдаю, препараты пью, – ответил тот.

– Диета это самое главное. Вам сейчас ни в коем случае нельзя есть жирное, жареное, острое. В общем, все ваши любимые блюда теперь под запретом, – строго проговорил я.

– Да и так вон женушка ничего не готовит такого больше. Котлеты, и те на пару, – смешно пожаловался Павел Алексеевич.

– Всё для твоего здоровья, – шутливо замахнулась на него полотенцем супруга.

Тот ловко увернулся, после чего мы дружно рассмеялись над комичной ситуацией. Со спокойной душой я отправился домой. Надеюсь, мои новое имя и фамилия нигде не всплывут, не хочется лишних проблем. И не хочется покидать свой родной город.

Следующий день тоже начался с приёма. У кабинета стояла очередная толпа людей на приём, через которую я едва-едва попал в свой кабинет.

– Михаил Алексеевич, МИС не работает! – вместо традиционного пожелания доброго утра воскликнула Светлана.

МИС это медицинская информационная система. Весь документооборот ведётся в ней. Через неё же выписываются и направления на анализы, и ведётся запись к другим специалистам. Короче говоря, без этой системы приём вести практически невозможно. Выслушать пациента и назначить лечение можно, но вот что-то кроме этого – нет.

– Так, когда заработает, есть информация? – переодеваясь в халат, спросил я

– Нет. Говорят какие-то технические работы. А у нас там целый коридор, и ещё журнал по диспансеризации надо заполнить.

– С нашего выезда? Почему вчера не сказала? – строго спросил я.

– Вчера анализы ещё не были готовы. А там надо по каждому пациенту принятому всё расписать, – поспешила оправдаться Светлана.

Тем временем дверь в кабинет открылась и оттуда показалась голова какой-то женщины.

– Уже можно войти? – слегка раздраженно спросила она.

Её можно понять, хочется побыстрее попасть на приём, а не стоять в этой необъятной толпе пациентов. Но сейчас надо решить проблему с МИСом.

– Подождите, вас позовут, – ответил я.

Женщина недовольно фыркнула и скрылась за дверью.

Так, вдвоем со Светланой нам нужно разбираться с пациентами. Анализы придётся выписывать вручную, все осмотры заполнять от руки. Если ещё и с журналом потом сидеть будем – до завтра отсюда не уйдём.

– Сейчас подойду, – бросил я медсестре и поспешил в туалет. Сегодня нужна помощь Николая.

Я закрылся изнутри и привычно произнёс:

– Николай, выходи!

Но никто не появился.