Должностные лица

Глава восьмая ВЫПОЛНИМ И ПЕРЕВЫПОЛНИМ

Шевчик привез норку клеточную около четырех тысяч штук и сидел целую неделю в красном уголке комбината, перебирал по сортности, по размеру, качеству и цвету. Много было дефектов, но для деловара чем хуже сырье, тем лучше, можно сколько хочешь списать — на бумаге, а на деле пустить списанное сырье в выделку и пополнить резерв.

Шибаеву он привез японские часы «Ориент», магнитофон «Панасоник»-стерео, джинсы штатовские его сыну младшему (с него сняли прошлым летом в Астрахани, куда он ездил поступать в училище матросов). Но главное, по просьбе шефа Алесь отобрал триста штук лучшей норки цвета «жасмин», якобы для образцов на республиканскую ярмарку. Шкурки были отменные, что сделал бы Мельник? Скорее всего, пустил бы по местным тузам для укрепления связей. Шибаеву надо укреплять капитал, у него сокращенная программа, а связи, которые есть, вполне обеспечат дело. Решили так — Шевчик летит в Кутаиси и продает все триста по сто рублей каждую. Но сначала формальности, не в лесу живем. Выписали накладную об отпуске Шевчику, товароведу и экспедитору, трехсот шкурок нестандартной норки по цене тридцать одна копейка за шкурку. Уплатив девяносто три рубля, Шевчик продаст их за тридцать тысяч. Все гениальное, как известно, просто. Но поскольку эти несчастные девяносто три рубля нельзя оприходовать, то их по бестоварной накладной номер такой-то отправляют в ЦУМ зав меховым отделом Тлявлясовой. Только теперь партия прекрасных шкурок получила документальное прикрытие, никакие ревизоры не докопаются.

Через пару дней Шевчик отбыл с мягким золотом на борту серебристого лайнера, как пишут в газетах, чтобы в богатом городе Кутаиси, где любят выпить, закусить и красиво одеться, мягкое золото превратить в твердое — шеф наказал Шевчику привезти ему сто золотых монет царской чеканки. Он рассказал Алесю, как у его приятеля с пивзавода лет десять тому назад пропало в стеклянной банке сто тысяч. Он их зарыл в землю, а деньги оказались грязные, то ли грибок попал, то ли жучок, достал он их года через два, а там труха. Так что, хранить лучше в твердой валюте. В Кутаиси каждая монета стоит по сто семьдесят, а здесь по двести двадцать. Шибаев больше любит николаевские, хотя есть еще в ходу австрийские, есть и турецкие лиры, но все это на любителя.

Шевчик принял заказ шефа охотно, не думая, что это обойдется ему дороговато, дороже некуда...

Все мы бываем молоды, потом взрослеем, иные так и не успевают состариться, и кто счастливее, сказать трудно. А пока Шевчик доволен, в Кутаиси у него есть перекупщица по кличке Кармен, потом он съездит в замечательный город Тбилиси поесть настоящего шашлыка, сходит в настоящую восточную баню, где массажист будет становиться тебе на мыльную спину и съезжать по ребрам босыми ногами, как со склонов Казбека.

А что делать с основной партией? О, с ней предстоит большая и сложная работа, с нею выполним план, перевыполним и преподнесем сюрприз женщинам Каратаса, они видели норку только по телевидению.

В цехе Махнарылова полным ходом шла выделка каракуля, песца, нутрии, лисы серебристо-черной, добавилась норка. Вася четко помнил заповеди деловара, норку растягивали до нужной площади, делали пересортицу, завышали цену, списывали на сырьевую гарь. По предварительным подсчетам должен быть навар в семьдесят тысяч рублей.

Работа кипела, план выполнялся, и Шибаев решил обсудить на комбинате положение о коллективах коммунистического труда — будем бороться! Наибольший шанс был не у цеха выделки, к сожалению, а у цеха кройки и шитья, где начальником Каролина Вишневецкая. У нее девчонки с образованием, почти все комсомолки, а то, что не все справляются с заданием, так это временно. Не выполнили план за январь, и в феврале показатели не поднялись, хотя работали девки на совесть, — как быть, спрашивается? Надо ли их обижать? Не надо. Записали всем выполнение на сто пять процентов, закрыли наряды каждой по сто рублей, предупредили, что долг надо отработать в следующем месяце. С учетом девки запутались, а Шибаев пустил тысячу шапок налево и сунул под диван восемьдесят тысяч. Ах, какой плохой директор, пользуется неопытностью своих работниц! Приходится, что поделаешь, если у них на каждую шапку уходит меха тридцать шесть-тридцать семь дециметров, а по норме надо тратить двадцать шесть. Они весь его резерв пустят в отходы, пока навыка наберутся. Гонять надо. Темпы, темпы, и еще раз темпы, пока стоят морозы и товар наш в ходу. О качестве будем думать, когда шить научимся. Вместо шапки иногда получается колпак для чайника — ничего, протолкнем, спишем. Бракер придирается со страшной силой, дня не проходит, чтобы две-три девки не плакали. Значит, они взаправду сознательные, значит, именно этот цех должен бороться за почетное звание. Во время обеденного перерыва Каролина вместе с Васей и председателем профкома провели в цехе собрание, взяли обязательство, а на другой день вывесили на доске объявлений.

Комбинат в жизни Шибаева главное. Только не знающие дела люди говорят: он думает лишь о себе — черта с два, сразу прогоришь. Как нет арбуза без корки, так нет личного без государственного. Работать Шибаев никому не мешает, наоборот только приветствует разворот, размах, инициативу. Каждый гражданин имеет право на труд, тут полные лады с Конституцией. И он трудится. Без выходных. По двенадцать часов, по четырнадцать.

Знает ли он, что совершает преступление? Знает. Но не признает за таковое. Как быть, если прокурор живет законами тридцатых годов, а для народа уже кончаются семидесятые? Есть ли на свете такое общество, которое не изменило бы свои потребности за сорок, за пятьдесят лет? Хозяйственные нарушения или, как их называют, преступления, как раз и вызваны несоответствием между устарелыми предписаниями и новыми требованиями жизни. Жить по-старому означает не жить. Жить по-новому означает сидеть. Немного в кресле и побольше в тюрьме. Хозяйственный руководитель — это человек временно находящийся на свободе.

Шибаев любит вникать в юриспруденцию, в правовые казусы, это его хобби, а также должностная необходимость. Игнатий Цой регулярно приносит ему журнал «Человек и закон» и кое-какие брошюры для служебного пользования. У Шибаева уже целая библиотека, под рукой всегда Уголовный кодекс. С автографом, между прочим, Гриши Голубя. Совсем как в песне поется: «Нам ни к чему сюжеты и интриги, про все мы знаем, что ты нам ни дашь. Я, например, на свете лучшей книгой считаю кодекс уголовный наш».

Друзья Шибаева удивляются: как ты все крепко помнишь, откуда столько знаешь, если нигде не учился? Потому он и помнит, что голова не забита со школы пустыми сведениями. Особенно он любит поговорить с Ирмой, она понимает его и поддерживает, а другие спорят, свернуть его пытаются на битую колею.

Ирма, кстати сказать, без суеты и спешки хорошо обставила свою квартиру, просто замечательно. У Гриши Голубя хуже, хотя там шик придает библиотека на две стены, сплошные собрания сочинений, импорт и антиквариат. Зато у Ирмы посуда, сервиз «Мадонна», богемский хрусталь, люстра «Дрезден» за тысячу шестьсот, абажур на кухне ручной работы. В гостиной польский гарнитур — сплошное дерево, мореный дуб, на тыщу лет хватит. Она его заберет в Москву.

Приезжает Шибер в квартиру 43 на обед. Ирма встречает, разденет, разует, усадит в кресло, музыку ему включит, тот самый «Панасоник»-стерео, и через пару минут катит ему из кухни столик сверкающий на колесиках, и на нем все, как в кино из американской или индийской жизни. Выпьют, закусят, поедят как следует, полежат, тоже как следует, и, если все хорошо, он любит поговорить с ней. О том, например, что люди нормальные, безвредные не различают преступника и не преступника. Различия придуманы прокурором, это бесчеловечно. Возьмите его, Шибера, скольких он кормит своим резервом? Все они, кстати сказать, семейные люди, нуждаются, надо растить детей, самим жить по-людски, одному нужна машина, другому квартира, третьему дача, дубленка, шуба, ну как не пойти навстречу? А люди благодарят.

Он, Шибаев, не исключение. Он социальный тип, у которого есть стандарт надежд, целей, устремлений — иметь семь знаков. Каким путем? Трудовым и только трудовым.

Мы не покушаемся на политические основы нашего государства, на его обороноспособность, наоборот, когда демографический спад подтачивает трудовые ресурсы, мы выжимаем из себя все силы, не спим ночей, не знаем ни суббот, ни воскресений, ни праздников.

А понятие честности у нас, извините, особенное.

Шибаев вычитал, что не может быть общества без преступности, пусть оно будет самым распрекрасным. Мало того, в человеческом общежитии нет никакого другого явления, которое бы обладало столь бесспорно всеми признаками нормы.

Почему на Руси всегда про разбойников пели песни, сочиняли романы, легенды, повести, например, «Дубровский» — почему?

Потому что они всегда были за справедливость.

Как там Шевчик, не звонит, не телеграфирует. Песню любит разбойничью — «Муромским лесом густым».

Что еще Шибер вычитал в книге Цоя по социологии преступности? Всякое явление двойственно, оно содержит в себе одновременно порядок и беспорядок, движение целевое и движение бестолковое — одновременно. Одному человеку по душе порядок, а другому лучше хаос, и каждый ищет подкрепление своему выбору. Хаос поддерживается негативной информацией, подкрепляет в личности дурные установки. Однако запрещать полностью негатив, делать просвещение стерильным мы не можем, — так говорят ученые люди. Хаос содержит в себе поиск, нащупывание новизны путем проб и ошибок. Вот Шибер и двигает к новизне, иногда сам, а иногда по воле кое-кого другого.