Должностные лица

Глава десятая ПЛАТА ЗА ДУРНОЙ ХАРАКТЕР

Утром, едва Шибаев продрал глаза, первою мыслью было — надо ехать к Голубю. Рассвинячился вчера, хотя и выпил не много. Да что там, мало выпил. С друзьями при хорошей беседе для него норма две бутылки коньяка. Вчера он был сам не свой, у него будто чирей прорвался. Надо отвезти Грише двенадцать тысяч и долю Мельника тоже. И впредь не заводиться. Васю, что ли, спросить, с чего началось? Да что спрашивать, Шибаев таким уродился.

Перед выездом из дома, еще даже не рассвело как следует, он позвонил Голубю домой. Жена ответила, что Григорий Карлович в парке на пробежке, делает зарядку, что ему передать?

— Я ему потом позвоню.

Он бегает. Ты едешь вкалывать, а он бегает. И правильно делает. И Мельник прав, советуя просить у Рахимова внефондовую лису, расширять сферу создания резерва.

Он поехал в управление к Прыгунову. Вот кто был типичный начальник, похожий на десятки, сотни других чиновников областного масштаба — лысоватый, седоватый, застегнутый, воротничок впивается в шею. Круглое лицо, маленькие глазки. Сядут на кустовых совещаниях все вместе фотографироваться — ну как близнецы-братья. Глаза оловянные, все толстомясые, крепкие такие боровики, опора и надёжа. Кому они все подражали, непонятно. В кино таких не показывают, в журнале мод не увидишь, разве что в «Крокодиле». Странно, что и сам Шибаев стремился походить вот на таких упитанных, увесистых, основательных.

Прыгунов пил и не прятался, и в кабинете пил, и в машине, и в цехе мог выпить, если бутылка под рукой, не брезговал и в забегаловку заглянуть. Изо дня в день и уже не один год. Начинал с утра в своем кабинете, не забывал проветривать, холод стоял собачий. До обеда он подписывал бумаги, а после обеда секретарша отвечала, что шеф на совещании, или на объекте, или вызвали в исполком.

Сейчас они вместе составили проект письма министру. Главный упор на то, чтобы занять жен шахтеров, обеспечить их работой. Сырье крайне необходимо.

— Просить мы можем, но давать нам никто не обязан. — Прыгунов пытался оправдать свою беспомощность. — В местную промышленность идет именно несортовое, внефондовое сырье.

Шибаев это и без тебя знает. Твое дело подписать ходатайство. Махнарылов заберет бумагу, поедет в Алма-Ату, и Рахимов там все решит.

— Вы там с отчетом поторопитесь за первый квартал. С меня тоже требуют.

Вот и вся работа начальника управления, бумагу подписать да отчет потребовать.

От Прыгунова Шибаев позвонил в школу милиции — капитан Голубь на занятиях, освободится в одиннадцать сорок пять.

Приехал на комбинат, в приемной маялся Вася, настолько чем-то взбудораженный, что даже не смотрел на Соню. Прошел вслед за шефом в кабинет, надежно закрыл дверь, после чего выдохнул:

— Лекала забрали!

— Сядь, Вася, не трясись. — А самого сразу будто током от пальцев на руках до пальцев на ногах. — Доложи спокойно, кто забрал и когда забрал.

Вася сел. Важно сразу сообщить начальству, тяжесть переложить, теперь можно и дух перевести.

Шибаев не стал психовать, разбивать графин, телефон, телевизор. Ему все ясно, кто послал забрать лекала и почему послал. Шантаж Голубя, его проверенное оружие, принудиловка. Снять с него погоны о-бя-за-тель-но!

— Плохие мы с тобой, Вася, должностные лица, никакой дипломатии ни у тебя, ни у меня.

Вася грустно сказал:

— У тебя, Роман Захарович, опыта навалом. Зачем ты вчера рога мочил, пер на него дурдизелем?

На ночь Вася хорошо принял водочки из Гришиной бутылки, выспался, утром опохмелился чуть-чуть и сейчас был в форме. Голова соображала четко, но даже и вчера он видел, что шеф напрасно ершит Григорию Карловичу, на понт того не возьмешь, глоткой ничего не добьешься, ясно, кто тут у нас правит. Вася чуял, завтра этот керосин обернется, если не ревизией, то каким-нибудь другим налетом, пакости не миновать. Так оно и вышло.

— Кто именно приезжал, кто забрал?

— Извини, Роман Захарович, я не усек. В общем, из обахаэса.

Вася признавался шефу — как увижу, мент навстречу идет, так и тянет сделать руки назад и следовать впереди него, помня, что шаг вправо, шаг влево считается побег. У Васи от них гипноз.

— А Цой с ними был?

— Нет, Цоя не было.

А полагалось бы, комбинат подведомственная ему территория. Та-ак, следовательно наскок самодельный, частный, руководству горотдела пока ничего не известно, не будем гнать лошадей, чтобы не посеять паники.

— Какие лекала забрали?

— Те самые, Цыбульского. Спрашивают, где заключение на них лаборатории? Я говорю, у директора. «Пиши объяснение».

— А ты?

— А я, Роман Захарович, не ногой сморкаюсь. «Я ничего писать не буду, идите к директору и с ним выясняйте. Лекала нам такие положены, мы не можем каждый раз останавливать производство. Картонных не напасешься, бумага, она и есть бумага, а дюраль не размокнет, один раз сделал и на сто лет».

— А они что?

— «Сто не сто, а лет на десять они тебе потянут», — такой намек мне дал капитан, у них самый старший. Я хотел их сразу погнать, не видно, что ли?

— Что тебе видно?

— Да дураку ясно. Роман Захарович, это после вчерашнего... — Хотел сказать, не надо было тебе, директор, дурака валять, по пьянке пыль поднимать, но Вася не из тех, кто любит учить. — Лететь мне или не лететь?

Шибаев крякнул — как бы не полететь нам всем. Без оглядки, но с посадкой. Тем не менее утренняя жажда мира с Голубем прошла окончательно. Хорошо, что он не дозвонился ему утром и не стал просить у него прощения. Что делать дальше, кого поднять? Думай, Роман, думай. Надо Башлыку отдать десять косых и, может быть, пользуясь случаем...

— Хотели цех опечатать, представь себе, Роман Захарович, но я их за горло взял, куда я рабочих дену? План квартала горит, идем на штурм. Направил их к тебе, но тебя не было. Ну так что, лететь?

— Лететь. Сними с себя все железное, чтобы не шмонали перед посадкой, и вези пять тысяч Рахимову.

Вася пожал руку, обнял шефа, вытер рукавом глаза, будто на фронт уходит, и попросил машину, подбросить его в аэропорт.

Перед обеденным перерывом Шибаев вызвал Вишневецкую. Вошла в спецовке, но все равно змея змеюкой — серый халат без морщинки, затянут по талии, косынка черная на белых кудрях, губы накрашенные, глаза синие сверкают, серьги золотые, кольца толстенные, так и просится под хорошего мужика... Глянула на Шибаева пугливо, и его осенило — девять тысяч за шубы она хапанула для Шевчика! Чтобы он побольше набрал монет в Кутаиси.

— Когда тебе Шевчик обещал вернуть деньги?

Пробы ставить негде, но Шибаева она боится. И хотя он забавлялся с ней пару раз на топчане в складе, все равно боится, знает, может он ее запросто отправить в челюстно-лицевую хирургию. Она оглянулась мельком, прикинула путь к отступлению.

— Какие деньги? — недоуменно, вроде искренне спросила она, явно переигрывая, и он по голосу утвердился в своей догадке.

— Шубы на девять двести ты пустила налево. Изложишь мне подробно, двадцать четыре часа на размышление. А сегодня в три часа чтобы был вот здесь на столе хорьковый подклад пятьдесят второго размера, упакован и с ленточкой.

Она не стала ничего уточнять, вильнула задом со словами «будет сделано» и, как балерина, на цыпочках вышла из кабинета.

Шибаев позвонил Цою, — знает ли он про лекала? Не знает.

— Тогда отложи все дела и приезжай ко мне.

Цой приехал, о лекалах он разведает сегодня же, по чьей инициативе явились, и будет держать на контроле.

— А что это за лекала?

— Обыкновенные раскройные. Чтобы тебе была ясна картина, на дюралевых легче натянуть недостающее, но все в полном соответствии с ГОСТом. Есть мелочи. Лекала только что изготовлены, мы не успели на них взять заключения лаборатории мер и весов. Еще я тебя прошу выяснить, звонил ли Голубь вчера вечером, после двадцати двух в Москву или Подмосковье?

Гриша, когда его ущемляют, Мельника из-под земли достанет, да только ли Мельника?

Цой откланялся, щелкнул каблуками и поехал выполнять задание. Культурный, обходительный человек, он никогда не пойдет на сделку с совестью ни ради корысти, ни ради других нехороших соображений, нет — только из уважения к крупному хозяйственному руководителю.

Теперь уже можно звонить в приемную Барнаулова и сказать, чтобы приняли в три часа. Сделать вид, что ничего не произошло. Гриша Голубь провел силовой прием и убедил нас в необходимости выдать деньги на охрану.

Выходить на Башлыка или рано? Он твердо сказал не связываться с ним без особой нужды. Но и не прозевать момент, когда ситуация станет неуправляемой. Как узнать, кто подскажет, управляема ситуация или нет? Лекала забрали, составили бумагу, и она пойдет в дело.

Ждать или звонить?

Вот так идет проверка твоей прочности, годен ли ты в директора крупного масштаба, или ты мелкая букашка. Наклал в штаны, переполошился, все — слетай. Пойти надо к Голубю, покаяться, выбрасывать из доли он никого не будет.

Но выбрасывать надо, иначе он не выполнит свою программу. Срок у него до немецкого рождества, иначе работа его теряет смысл. Он их выбросит, но потом. А пока идет проба нервов.

К нему заходили люди, он решал, обсуждал, распоряжался, писал резолюции, не базарил, все держал в голове. Через неделю он про этот эпизод и не вспомнит, но сейчас саднило, как кол в спине.

Вошла Соня — межгород звонит, Москва, возьмите трубку.

Звонил Мельник — загоношились, рублем наказал.

— Я, Миша, просил тебя позвонить месяц тому назад, а ты молчишь. Я уж думал, ты опять в авиационную катастрофу попал.

— Меня бог миловал, а вот ты там, похоже, скоро попадешь. Слушай меня внимательно. Система создавалась кропотливо, поэтапно, ее надо усложнять, а ты все упрощаешь до уровня какой-то шараги. Я не ожидал от тебя такой глупости — пытаться увеличить прибыль за счет отказа поставщику. Нельзя исключать звенья, которые отражаются буквально на всем — на рентабельности, устойчивости, на доходах. К чему призывает научно-техническая революция? Опираясь на достигнутое, идти дальше, а ты ломаешь фундамент. Или жадность одолела? Современный руководитель обязан учиться гибкости, а иначе, на чем стоишь, там и сядешь. — Он говорил сплошным потоком, и Шибаев не возражал, понимая, — ваша берет покамест. Берет — но...

— Личная, безмотивная неприязнь одного к другому должна быть преодолена, розыгрыши уместны за столом, на даче, но на производстве ты должен помнить, что интеллигенция — мозг нашего общества. Васю я бы понял, но тебя понять не могу. Ты давно уже не шоферюга третьего класса, каким тебя подобрали хорошие люди и двинули на руководящую работу. Как ты мог оставлять на нуле смежников, заморозить полученные средства? Существуют жесткие договорные начала, нарушение которых ведет к санкциям. Общее дело может сильно пострадать от твоей неосмотрительности. Мой долг тебя предупредить своевременно, до стадии кусания локтей. Ты меня понял?

— Я тебя понял, еще когда ты мне не звонил. Все звенья в ближайшее время получат отчисления согласно договора, при условии, что поставки из Москвы будут не на словах, а на деле.

— В Алма-Ату, в главк пошло распоряжение отсюда.

— Я командировал туда человека.

— Прошу тебя не упрямиться и выполнить еще одну просьбу. Выдели штатную единицу для контроля, настаивает филиал, и я настаиваю в интересах производства.

Эх, Рока, Рока, скажет ему Ирма, один раз ты их не послушался и сразу проиграл дважды — и с лекалами, и с контролером.

— Ладно, я все понял. Все дела, да дела, а как личная просьба?

— Здесь все ясно, Шибер, приезжай хоть завтра, и на месте решим. В Измайлове как раз идет бурная подготовка к олимпийским играм, тут будет самый центр. Возьмешь билет, позвони, я тебя встречу.

Распрощались, звякнул отбой.

Без четверти три Каролина принесла коробку с подкладом из хорька. Шибаев невольно принюхался, как Вася, — пахло парааминофенолом. В три часа поехал, передал Барнаулову коробку. О квартире ни слова ни тот, ни другой.

— Какие будут у вас просьбы? — спросил его Барнаулов.

— Спасибо, никаких. А может, у вас просьбы ко мне?

Одна просьба у руководства — чтобы предприятие выполняло план и успехи были как на производстве, так и в личной жизни.

Вечером позвонил Цой — вчера, в двадцать часов московского времени объект звонил в Подмосковье по срочному и разговаривал в течение шести минут.

И еще один звонок, последний, он сделал сам:

— Добрый вечер, Григорий Карлович, сколько лет, сколько зим! Это Шибер говорит.

— А, добрый вечер, Роман Захарович. — Голос еще более приветливый, чем у Шибаева,

— Ну как жизнь, как жена, как дети?

— Спасибо, они тронуты твоим вниманием. Ты звонишь, как я понимаю, чтобы принести извинения?

— Да, собрался, а потом вспомнил, чему ты меня учил, — извинения в наш век не рентабельны.

— В таком случае, что тебе надо?

— Я тебя не очень отвлекаю, чем занимаешься? — не спешил перейти к делу Шибаев, тоже умышленно.

— Сидим с Яшей Горобцом, играем в шахматы.

— Это тот самый агент по контролю? Я думал, он в тюряге только в буру навострился. Ну и как, тянет он на гроссмейстера?

Шибаев любил шахматы, играл вполне прилично, во всяком случае с Голубем у них счет ничейный. Деловому человеку шахматы полезны, приучают терпеливо смотреть на несколько ходов вперед. И все-таки в башке у него не укладывался вот этот альянс проходимца с юристом. Впрочем, адвокаты нередко дружат с преступниками, не то, что прокуроры.

— Вполне достойный будет тебе партнер, вместе будете играть в скором времени...

— Где, в зоне?

— Нет, почему же, на комбинате.

Ни тени сомнения в том, что Шибаев Горобца примет, иначе они ему дадут пинка. Гриша гнет свою линию в присутствии лагерного хмыря, хочет заверить, что в обиду его не даст.

— Только ты не злоупотребляй служебным положением, — продолжал Голубь, — он человек интеллигентный, в очках.

— Хорошо видит, где плохо лежит, — в тон ему продолжал Шибаев. — Ладно, беру. С двумя судимостями у меня людей нет, он будет первым.

— Буря в стакане воды не рентабельна, — сказал Гриша. — Тебе пора уяснить, что выгодно, а что в убыток.

Время бесплатных услуг прошло, и притом навсегда.

— Нам надо бы встретиться, — сдержанно сказал Шибаев.

— Я не могу прервать партию, тем более Яша выигрывает. А по какому вопросу?

— Про лекала тебе известно, — утвердительно сказал Шибаев.

— Какие лекала? — изумился Голубь и как будто присел там возле телефона. Шибаев поскрипел зубами.

— Приехали твои ребята, забрали лекала, дело стоит.

— Впервые слышу, дорогой. На каком таком основании?

— Твоя работа, говорят.

Голубь на «твою работу» ноль внимания.

— Что теперь, нужна помощь?

— Да. Приезжай, забери чемодан, который я вчера унес от тебя по пьянке.