Долина дракона

Глава 9

Этне вышивала. Серебряные листья по зеленому шелку. Замысловатый узор, крошечные стежки. Рубашка брату, у него скоро день рождения. Стежок к стежку, так аккуратно, что знатные леди снова будут ахать и удивляться, передавая рубашку друг другу. Этне Сверкающие Пальцы – вот как ее называют за чудесное искусство. Хотя лучше бы люди замечали ее сверкающие волосы – единственное ее сокровище, единственное, что есть в ней красивого.

За дверью послышались шаги, и Этне испуганно подняла голову. Ее большие серо-голубые глаза уставились на двери. Те распахнулись, и в комнату вошел Келлах.

Каждый раз, сравнивая себя и брата, Этне поражалась тому, как от одних родителей на свет могут появиться настолько разные дети. Келлах был высок, широкоплеч, с красивым мужественным лицом, пронзительным взглядом. Его светлые волосы буйно вились по плечам, сворачиваясь в тугие кудри. Келлах никогда не мучился сомнениями, всегда твердо знал, что и как ему делать. Келлах не любил нежностей и глупостей, свято верил в богов и мечтал занять высокое место рядом с троном. И дом его был ему под стать – повсюду дорогое пышное убранство, кладовые ломятся от запасов снеди, сундуки набиты одеждой. Все плотное, крепкое, добротное.

Нарушала картину благоденствия лишь младшая сестра Келлаха – маленькая, тоненькая, хрупкая, с испуганным личиком, детскими большими глазами, тихим голосом, пугливым нравом и слишком ранимой нежной душой.

Келлах остановился рядом с Этне – та прижала к груди вышивку. Келлах давно записал сестру в ненужные расходы. В свои шестнадцать Этне выглядела совсем ребенком, и признаков плодовитости в ней не было заметно. Взять такую в жены можно только польстившись на знатное происхождение или богатое приданое. Расставаться с деньгами прижимистому Келлаху совсем не нравилось, да и его молодая жена подливала масла в огонь. На третий год после свадьбы она уже носила под сердцем третьего ребенка, беспокоилась о благосостоянии своих сыновей – и не хотела, чтобы муж выделял золовке ее часть наследства.

Келлах поздоровался с сестрой. Покосился на ее волосы. Они против воли притягивали взгляд – густые, блестящие чистым светлым золотом, прямые, как волокна льна, вытянутого на станке, спадающие до колен. Волосы превращали Этне в волшебное существо, загадочного эльфа, но, увы, не делали ее ни статнее, ни здоровее.

– Добрый день, брат мой, – робко ответила Этне, опуская глаза. – Как здоровье моей сестры? В ее состоянии сон может быть беспокойным и коротким.

– Все с ней хорошо, – отмахнулся Келлах. – Мадб – крепкая женщина, вынашивать и рожать для нее как дышать. Третий ребенок, что ей будет? И я пришел поговорить не о ней, а о тебе.

Только тут Этне с изумлением поняла, что таким радостным она видела брата лишь один раз – когда ему показали его орущего первенца, здоровенного красного младенца, вопящего на весь замок.

– За тебя посватались, – выпалил Келлах. – И я дал согласие! С этого дня – ты невеста.

Этне замерла. Она знала, что последние три года единственной заботой брата было подобрать ей подходящего жениха. Келлах Белый Сокол был одним из богатейших лордов Лугайда, наследные земли его отца превосходили королевские, на них родилась лучшая пшеница в стране, его замки ломились от всевозможного добра, а охраняла их собственная армия, в черных плащах с нашитой птичьей головой. Но сестре Келлах искал либо старого вдовца, чтобы польстился на молоденькую, либо кого-то из старших сыновей богатых родов, желающих породниться с ровней и готовых за это поступиться приданым. Женихов было много, но Келлах все пыхтел и жался, поэтому Этне привыкла думать о свадьбе как о чем-то неизбежном, но далеком, вроде старости или смерти. Новость ее ошеломила. – Этне, сестра, – Келлах схватил ее за руки. – Ты даже не представляешь, какая ты умница, какая ты хорошая! Я сегодня же пришлю к тебе девиц, и начинайте шить платье. Выделю отрезы лучшей золотой парчи, выделю серебряных ниток и все, что нужно. Должно выйти поистине королевское платье!

Этне не могла вымолвить и слова. Еще ни разу за всю жизнь Келлах не был с ней так ласков. Брат всегда отбирал у нее игрушки, жаловался на нее нянькам и матери, выдумывал ей прегрешения и хихикал, когда ее наказывали. – А… а кто жених? – наконец прошептала Этне.

– Ах, конечно, – спохватился Келлах. – Ты не представляешь, дорогая сестра, какая тебе выпала честь! К тебе посватался сам король Лугайда Брес!

У Этне потемнело в глазах, а во рту стало кисло. Пискнув, она сползла с кресла, угасающим сознанием успев уловить вопль брата, и провалилась во мрак.

Ангус стоял в толпе рядом с Ланси и, раскрыв рот, смотрел представление. На площади установили четыре деревянных столба, а между ними натянули толстые канаты. На канатах плясали юноши и девушки в ярких развевающихся одеждах. Они по очереди взбирались на столбы и отважно выходили на веревку. Кто-то пробегал ее с шестом в руках, балансируя на высоте трех человеческих ростов, кто-то выступал с веером или другими приспособлениями для удержания равновесия. Самые умелые канатоходцы обходились без шестов и прочего. Они даже умудрялись подпрыгивать и кувыркаться на канате, плясать и ходить на руках. У Ангуса сердце замирало при виде такого – ведь в любой миг канатный плясун мог сорваться вниз и рухнуть на камни площади.

Вдруг все разбежались, и в незаметно подкравшихся сумерках забили барабаны. На площадь, высоко поднимая над головой факелы, вышли фигуры в длинных темных плащах.

Толпа раздалась, освобождая место. Фигуры встали в круг и одновременно скинули плащи. Под ними оказались женщины в ярких коротких платьях, расшитых начищенными до блеска медными бляшками.

Еще одна женщина стояла посередине круга. От ее красоты у Ангуса захватило дух. При каждом движении под ее кожей играли и перекатывались упругие мышцы. Длинные черные волосы были гладко зачесаны в высокий хвост, перевитый алыми лентами, глаза казались темными как ночь.

Женщина скользнула вперед и легко вскарабкалась по веревочной лесенке на столб. Замерла, отведя руку. За ней взобралась вторая – и подала факел.

– Это Кайренн, Королева Огня, – прошептал Ланси. – Смотри!

Кайренн улыбнулась с высоты толпе и с факелом в руке шагнула на канат. Пламя билось на ветру, будто танцуя, и Кайренн подхватила этот рваный ритм.

Уверенно переступая сильными ногами, Кайренн пошла по канату, изгибаясь так, словно у нее не было костей, перекидывая факел из руки в руку. Когда она оказалась на середине, на столб с другой стороны взобралась еще одна девушка и бросила Кайренн второй факел. Толпа ахнула, когда Кайренн легко поймала его и подбросила оба факела в воздух. Глухо били барабаны, Кайренн стояла посередине каната, жонглируя факелами, а девушки внизу исполняли сложный танец с огнем.

Вдруг Кайренн швырнула оба факела высоко вверх, подпрыгнула, сделала сальто в воздухе – и опустилась на закачавшийся канат, успев поймать оба факела. Толпа выдохнула и восторженно заревела.

Кайренн пошла вперед, продолжая жонглировать. Она разворачивалась и подпрыгивала, заставляя толпу вопить от страха и восторга. Добралась до второго столба, снова изящно отвела руку, а потом метнулась вниз. Факелы упали и погасли, но, когда Кайренн оказалась на земле, ей уже принесли два новых.

Начался другой танец. Кайренн кружилась, вскидывая руки и задавая барабанам бешеный ритм, выгибалась, словно языки пламени, а девушки вокруг подхватывали ее пляску и размахивали факелами.

Зрелище завораживало. Ангус заметил, что Ланси куда- то пропал, но не мог оторвать глаз от Королевы Огня. Когда представление закончилось, Кайренн поклонилась толпе, накинула плащ и ушла, а девушки принялись собирать плату за представление – зрители щедро кидали монеты прямо в подолы их коротких юбочек.

– Пошли, – вынырнул из толпы Ланси.

– Где ты был? – спросил Ангус, устремляясь за приятелем.

– Подбирал, что плохо лежит, – с ухмылкой подмигнул ему Ланси. – Ротозеи так клювы раскрывают, что можно шарить у них в карманах, ничего не опасаясь. Лучше нет места и времени для пощипывания, чем представление Королевы Огня. Ха-ха, вот увидишь сам, сколько парней сегодня будут хвастаться славной добычей!

Ангус поежился. Ланси обещал представить его Толстому Финаду и замолвить словечко, чтобы тот принял его в канатоходцы.

– Финад, вообще-то, добрый, – трещал Ланси. – Ты, главное, похнычь, как тебе плохо живется, но не выказывай боязни. Финад любит бойких. И еще, если он будет тебя просить согнуться по-всякому или попрыгать, то ты старайся, чтобы он увидел все твои возможности. Он ведь кого попало не берет, тут способности нужны.

Ланси повел Ангуса узкой улочкой, петлявшей между деревянными двухэтажными домами. Их обитатели держали окна нараспашку, и наружу неслись брань, пьяные крики, женский визг, собачий лай, детский плач и еще сотня других резких звуков, складывающихся в нестройный гул. Между домами были перекинуты доски, а где и вовсе деревянные настилы, отчего на улочке царила темень. Под ногами булькала грязь. Но Ланси уверенно спешил вперед, чудом находя дорогу.

– Чего? – раздался грубый оклик, и огромная смутная тень заступила мальчикам дорогу.

– Ланси Ласка, Финаду новенького веду, – визгливо крикнул Ланси.

– Хреновы оборвыши, шляетесь тут, одна суматоха от вас, – проворчала тень. – Утопить бы тебя в канаве, недоносок.

– Сам тогда будешь на веревке плясать, – буркнул Ланси, хватая Ангуса за руку и увлекая его внутрь мрачного дома.

– Поговори мне еще, гаденыш! – рявкнула тень, и Ланси пролетел вперед, получив грубого пинка.

– Вот гад, – проворчал он, потирая ушибленное место. – Ничего, он как пить дать потанцует на веревке, только веревка будет вокруг его грязной шеи. Свинья пропитая!

В доме весь первый этаж занимала одна большая комната. В ней стояли столы, лавки и горело несколько очагов. У них сушили лохмотья, грелись и жарили-варили еду всевозможные оборванцы, яркие бойкие красавицы, толстухи с детьми, уродливые старики и отвратительные нищие. – Добро пожаловать на Дно, – ухмыльнулся Ланси.

Ангус поежился. Этот дом ему очень не понравился, а люди тем более. Но деваться было некуда – сам бы он обратной дороги ни за что не нашел, да и страшно бродить хмурой ночью в таких местах.

Ланси побегал вокруг очагов и вскоре нашел, кого искал, – крепкого бритого парня, который, поджав ноги, сшивал какие-то разноцветные тряпки.

– Майлс, что там Финад, занят? – присел на корточки Ланси, заглядывая парню в лицо.

– У него Кайренн, – неохотно ответил тот. – Выручку вечернюю подсчитывают. А тебе чего?

– Вот, новенького привел, – мотнул головой на Ангуса Ланси. – Чумовой мальчишка. Зуб за него даю.

– Было бы, что давать, – смерил Ангуса неприязненным взглядом парень. – Видок у него слишком хреновый. Трус, сразу видно. И глаза злые. Дятел готовый.

– Сам ты… – начал было Ланси, но прикусил язык.

– Что сказал? – Майлс грозно приподнялся. – Повтори.

– Сам ты трус! – не вытерпел Ангус и шагнул вперед, становясь плечом к плечу с другом. – Каждый может кулаками на тех, кто слабее, махать.

– Что-о? – округлил глаза в изумлении парень. – Это ты, блоха, мне сейчас говоришь?

Ангус сжал кулаки и пригнул голову. Он очень устал, проголодался и дошел до той степени безразличия, когда явь путается с мечтами. Ему было все равно, он готов был нарваться на драку.

– Майлс, сам-то давно в блохах ходил? – раздался ленивый голос откуда-то из угла. – Чего-то я прослушал, когда тебя Финад Пыльным Лордом назначил. Отвали от Ланси, у него нюх – дай Небеса каждому. А ты, Ланси, не суетись, а вали уже со своей блохой к Финаду, и пусть он сам разбирается. После того как этот дурачок ногу сломал, остальные не больно рвутся на веревку, и он недавно ворчал, что за хорошего мальчишку серебра не пожалеет.

Ланси просиял, схватил Ангуса за его шаль и поволок за собой к крутой шаткой лестнице.

Наверху было тихо и пусто. Длинный коридор уводил в полумрак, освещенный только узкими полосками света из полузакрытых или запертых дверей. За дверями жили – негромко смеялись, шептались, ходили.

– Покои Пыльных Лордов, – вздохнул Ланси. У каждого своя, отдельная комната, а то и две. Представляешь? Целых две комнаты для одного человека и его подстилки. Вот что значит ловко воровать.

– Здесь живут воры? – Ангус остановился, не веря своим ушам.

– А кто еще? – удивился Ланси. – Финад держит Гильдию воров и попрошаек. Канатоходцы, шуты, площадные актеры, бродячие артисты, барды, нищие, калеки – все ходят под его началом. У каждого свое ремесло, но со всеми держи ухо востро.

– И Кайренн? – уныло спросил Ангус.

– Кайренн была гулящей, – пожал плечами Ланси. В доме радости работала. Потом, дура, влюбилась в гостя и залетела от него. Помереть бы ей в луже зимой, если бы ее не подобрал Финад.

Ангус раскрыл рот, но так и не смог ничего сказать. Ланси тем временем прокрался на цыпочках вперед и кивнул в конец коридора.

– Там Финад живет. Сейчас послушаю, чем он занят, и постучим.

За плотно притворенными дверями скрывалась просторная, жарко натопленная комната. Большой камин, облицованный красными изразцами, грел на совесть. Окна были плотно закрыты ставнями и завешаны тяжелыми занавесями. По стенам висели на крюках всевозможные костюмы, причудливые маски с перьями и уродливыми личинами, музыкальные инструменты, веревки, шесты и прочие принадлежности площадных выступлений. На полу стояли сундуки с тем же барахлом. Всего это создавало ощущение тесноты и духоты.

Рядом с камином возвышался массивный стол из темного дерева, а за столом, в огромном кресле, обтянутом мягким, уже протершимся синим бархатом, восседал огромный толстый человек.

Финад был лыс, его густые черные брови сходились на переносице, а из-под них сверкали слишком красивые для бледного одутловатого лица ярко-голубые глаза с по- девичьи длинными и пушистыми ресницами. Жирная туша умещалась в просторном кресле только благодаря тому, что торс Финада стягивал тугой кожаный корсет с твердой вставкой вокруг поясницы. Верх рубашки был расшнурован, и оттуда выглядывала густая черная поросль жестких волос.

Унизанными дорогими перстнями пальцами Финад сжимал серебряный кубок, тяжело отдуваясь, пил из него густое пряное вино. На столе перед ним столбиками стояли золотые, серебряные и медные монеты, тщательно рассортированные по достоинству. На высоком круглом табурете, изящно закинув ногу на ногу, сидела Кайренн и ловко составляла новые столбики.

Финад, следил за ее гибкими пальцами из-под полуопущенных тяжелых набрякших век. Губы Кайренн шевелились – она шепотом считала деньги.

– Неплохая выручка сегодня, – пробасил Финад.

Его хриплый голос был под стать телу – густой, обволакивающий, убаюкивающий.

– У нас, – метнула на него пронзительный взгляд Кайренн. – Твои Пыльные Лорды не сильно старались.

Пальцем, украшенным золотым перстнем с большим драгоценным камнем, она указала на аккуратные столбики золотых монет.

– Это не их вина, – Финад отпил вина. – У людей нет денег. Город увяз в нищете. Золото есть только у наемников, но из их карманов оно течет лишь в таверны и дома радости. Это хорошая выручка, ласточка моя!

– У кого нет, а кто новые торговые лавки открывает, – поджала губы Кайренн. – Торговцы заново обогатились. А также те, кто сумел вовремя подсуетиться и выказать Бресу почтение.

– Что поделать, жить-то как-то надо, – улыбнулся уголком рта Финад, опуская глаза. – Ты не меня ли упрекаешь, ласточка? Хотела бы ты, чтобы Толстый Финад вылез из своего кресла, взгромоздился на коня и поехал воевать против захватчиков?

– Ни за что! – ужаснулась Кайренн.

Она змеей соскользнула со своего табурета, метнулась на колени к Финаду, прижалась к его необъятной груди и притиснула свою нежную щечку к его обвисшей щеке.

– Ты сам вечно повторяешь, что у нас своя война – нищих против всех порядочных людей, – сердито сказала Кайренн. – С чего вдруг ты завел такие разговоры? – Может быть, в моей жирной груди не совсем еще заплыла салом совесть, – вздохнул Финад, поглаживая девушку свободной рукой. – А может быть, я тоже хочу вернуть Таумрату истинного короля, чтобы жизнь наладилась и в карманах горожан снова зазвенело золото и серебро.

Кайренн нежно обвела пальцем его лицо и прошептала:

– Я так люблю тебя!

– Я знаю, – ответил Финад. – Но все же не могу поверить.

– Все потому, что ты забрал себе в голову какую-то чушь про свою внешность, – Кайренн выпрямилась, упершись руками в его могучие плечи. – Почему нельзя поверить, что женщина может любить мужчину не за красоту, а за доброту? Ты спас меня, подобрал, когда я уже подумывала броситься с моста в реку. Ты дал мне свое тепло, свою нежность. Только с тобой я почувствовала себя по- настоящему желанной. Когда я ночью сплю, уткнувшись в твое плечо, я иной раз плачу от счастья, что встретила такого мужчину в этой клятой жизни. Не смей говорить мне гадостей про себя. И не смей через слово поминать свой живот. Посмотрела бы я на кого другого на твоем месте – кто, сломав спину, смог бы не только встать на ноги, но и ходить, и даже на коне ездить!

Глаза Кайренн горели, губы вздрагивали.

– Ну-ну, успокойся, – усмехнувшись, снова притянул ее к себе на грудь Финад. – Когда ты злишься, мне становится страшно.

Кайренн громко фыркнула ему в рубашку. Финад гладил ее по блестящим густым волосам, а сам думал, что, возможно, когда-нибудь поверит в ее искренность. Он хотел верить, но слишком велики были ее красота и его уродство. «Когда-нибудь, – думал Финад, – я расскажу Кайренн, что все следившие за ней по его приказу свидетельствовали о ее верности». Он знал: она отказывала смазливым молодым ворам, отвергала одаренных бардов и дерзких плясунов, гнала прочь посланцев богатых купцов и даже царедворцев, хотевших купить ночь ее ласк за золото и дорогие подарки.

Кайренн спала только в его постели, в этом Финад не сомневался. Но не мог до конца поверить, что и в ее сердце есть место лишь для его грузной, заплывшей салом туши.

В дверь поскреблись. Кайренн недовольно выпрямилась на коленях у Финада и крикнула:

– Кто еще?

– Ланси, Ланси Ласка, – пропищали из коридора. – Я привел Финаду новичка для танцев на веревке.

– Вот засранец, – ухмыльнулся Финад. – Ланси далеко пойдет, ласточка моя! Вот увидишь!

– Далеко, да не по канату. Он слишком трусит, чтобы стать хорошим канатоходцем. И грация у него, как у ощипанного каплуна.

Финад расхохотался. Дверь приоткрылась, и в комнату протиснулся, прижимая к груди свою шапчонку, Ланси, а следом за ним – настороженный Ангус. Кайренн застыла, так и впившись взглядом в лицо новичка.

– Доброй ночи, мастер Финад, – учтиво поклонился Ланси. – Это вот Ангус, сын старой Нэнни, которая роется в мусорных кучах и живет по левую руку от лавки красильщика Рунди, в подвале. Ангус хотел бы научиться плясать на канате.

Глаза Финада остановились на лице Ангуса. Мальчик поразился красоте этих глаз и их неуместности на отекшем полном лице. Казалось, сквозь сделанную из сала маску на Ангуса смотрит властным взглядом заколдованный принц – и видит его насквозь. Ангус испугался, что его тайна раскроется.

– Ты не сын нищенки, – произнес Финад, продолжая рассматривать мальчишку. – Ты сбежал из богатого дома после захвата города, когда твоих родных убили солдаты Бреса. Сын Нэнни, ха-х! Как же!

Ангус почувствовал, что пол уплывает у него из-под ног. Откуда-то со стороны донесся голос Куланна, дающий совет. Ангус утер нос рукавом, набрал в грудь воздуха и так витиевато выругался, что у Финада глаза на лоб полезли, Ланси отшатнулся, а Кайренн раскрыла рот.

– Вот чего, – добавил Ангус и сплюнул на пол.

Финад изумленно расхохотался. Его тело заколыхалось в заскрипевшем кресле так, что задрожал пол.

– Мне нравится этот мальчишка, – утирая слезы, градом катившиеся по отвисшим щекам, заявил Финад. Откуда бы ты ни был, законы улицы ты усвоил хорошо. Не все умеют смотреть так, как Толстый Финад. Если будешь продолжать в том же духе, тебя вряд ли кто признает. Так, говоришь, ты хочешь танцевать на канате?

Ангус молча кивнул.

– А ты знаешь, что это только со стороны выглядит легко? – нахмурился Финад. – Ты знаешь, что я буду гонять тебя вместе с остальными по полдня, лупить почем попало, если не будешь слушаться – и ты так просто уже не уйдешь отсюда?

Ангус снова кивнул.

– И надеюсь, ты понимаешь, что плясать на канате – опасное занятие. Посмотри на меня, мальчик. Я тоже когда-то танцевал на площадях, пока однажды веревка не лопнула подо мной и моя спина не встретилась с булыжниками. Посмотри-ка, чем может закончиться твой танец.

Финад шлепком согнал Кайренн с колен, потянулся за тяжелым обтянутым тонко выделанной крашеной кожей костылем. Его толстое лицо побагровело, когда он рывком поднял свое необъятное тело из кресла. Финад встал живой горой, навалившись на костыль всем весом. Лоб его покрылся испариной.

– Видишь, мальчик? – прохрипел Финад. – Мой хребет не способен выдержать вес тела, и, если бы не корсет, я бы не мог ни ходить, ни стоять.

Ангус перевел взгляд на кожаное облачение, туго стягивающее тело Финада. Жировые складки выпирали из- под него во все стороны. Корсет глубоко впивался в полные плечи. Ангус только сейчас заметил, что они у Финада широкие и сильные, словно у борца, а руки – мощные и перевитые мускулами.

– Когда-то Финад не был толстым, а был стройным и красивым, – сказал Финад. – Девушки хотели с ним целоваться, а парни завидовали его ловкости. Но я считаю, что мне еще повезло, мальчик. Слишком много я видел тех, кто так и остался лежать на булыжниках – с разбитым черепом или переломанной спиной. Готов ли ты рисковать своей молодостью?

– Да, – твердо ответил Ангус. – Я не боюсь. Я хочу танцевать на канате.

Финад тепло усмехнулся и грузно опустился обратно в кресло.

– Покажи-ка мне, что ты можешь.

Ангус выступил вперед. Финад приказывал ему дотягиваться до носков ног, гнуться в стороны, откидываться назад, касаясь руками пола, прыгать и ходить на руках.

– У тебя послушное тренированное тело, мальчик, – наконец сказал толстяк. – Оставайся здесь. Спать пойдешь с Ланси. Вас покормят. Имя свое оставь себе. Теперь тебя будут звать, как прилипнет.

– Майлс назвал его Блохой, – хихикнул Ланси.

– Отлично, – ухмыльнулся Финад. – Так и будешь Блохой. Блохи высоко и ловко прыгают, самое оно. А теперь идите отсюда, у меня и без вас дел полно.

Мальчишки убежали, и Финад повернулся к Кайренн. Та смотрела вслед Ангусу остекленевшим взглядом.

– Что с тобой, ласточка моя? – Финад взял ее пухлыми пальцами за подбородок. – Чем тебе так не понравился этот малец?

– Он… – Кайренн не сразу смогла ответить. – Он слишком похож на него. Тот же цвет глаз, волос, те же черты лица, а, главное, взгляд – самоуверенный, упрямый, надменный.

– Просто ты скучаешь по своему мальчику, – вздохнул Финад. – Вот и видишь его в каждом сопливом упрямце. Я давно говорил – давай его привезут сюда.

– Нет! – Кайренн вскочила на ноги и заходила по комнате. – Я не хочу его видеть. Не могу. Он тоже слишком похож на него. Каждый раз, когда я на него смотрю на этот нос, этот лоб, эти глаза – я вспоминаю все свои унижения, вспоминаю, какой дурой была. Я ведь влюбилась в него, как кошка. Настолько влюбилась, что даже призналась ему. Вешалась на шею, босиком за ним бегала. Каким жалким ничтожеством я была! А он только смеялся надо мной… Нет, нет, нет, не могу этого вспоминать!

Кайренн зажала руками уши и затрясла головой.

– Но ведь ребенок не виноват в том, что ты выбрала ему не того отца, – возразил Финад. – Подумай о своем невинном дитяте. Он растет, не зная материнской любви, не зная, кто его отец. Некому утереть ему слезы обиды, некому приласкать его.

– Я щедро плачу его кормилице, она хорошая женщина, – с раздражением бросила Кайренн. – Он ни в чем не нуждается.

– Каждое дитя нуждается в матери, – пожал плечами Финад. – Представь, как он плачет по ночам, и некому его утешить.

– Ему не с чего плакать, у него есть теплая постель и вдоволь еды, – насупилась Кайренн. – Хватит уже об этом. Не зли меня.

Финад покачал головой и улыбнулся.

– Не будем ссориться. Как бы то ни было, я люблю тебя, – мягко сказал он.

Кайренн снова забралась к нему на колени и принялась жадно целовать в губы, обнимая руками толстую шею, извиваясь от нетерпения. И тая в ее поцелуях, Финад, как всегда, забыл обо всех своих сомнениях.