Змеящаяся дрожь.
Джербер не мог по-другому определить это скользкое, маслянистое, понемногу охватывающее его ощущение. Может быть, поэтому укрылся в одной из многих подворотен проулка.
Нужно было вникнуть в ситуацию.
– Что вы знаете о СА? – продолжала Уолкер.
СА, или селективная амнезия.
Джербер по-прежнему недоумевал. Эту тему усиленно обсуждали, вопрос был спорным. Для одних психологов речь шла о расстройстве, которое трудно диагностировать, другие наотрез отказывались признавать, что такая вообще существует.
– Немного, – признался он, и это была правда.
– Но вы сами как относитесь к такому феномену?
– Скептически, – заявил он. – Мой профессиональный опыт показывает, что невозможно исключить из памяти отдельные воспоминания.
Приверженцы противоположной теории, наоборот, считали, что речь идет о механизме самозащиты, который психика запускает на подсознательном уровне. Чаще всего такое происходит в детстве. Сироты, попавшие в новые семьи, внезапно забывают, что они приемные; дети, получившие серьезные травмы или подвергавшиеся дурному обращению, полностью стирают из памяти пережитое. Однажды и сам Джербер столкнулся с подобным случаем: ребенок присутствовал при том, как отец убил мать, а потом покончил с собой. Через несколько лет психолог снова встретил этого мальчика: он учился в средней школе и был убежден, что его родители умерли естественной смертью. И все же одного эпизода недостаточно, чтобы Джербер поменял точку зрения.
– Я тоже думала, что такое невозможно, – неожиданно согласилась с ним доктор Уолкер. – Если предположить, что селективная амнезия существует, она не связана с физиологическими причинами вроде повреждения мозга. Шоком ее тоже нельзя объяснить, ведь она проявляется, когда травмирующее событие уже давно произошло.
– Я бы сказал, здесь скорее подавление, результат свободного выбора, – развил ее мысль Джербер. – Вот почему было бы неправильно говорить об амнезии.
– Но вопрос в том, можно ли забывать выборочно, – продолжала Уолкер, – так, будто психика решает сама для себя, что пережить травму можно, только изо всех сил ее отрицая: она прячет от нас этот тяжелый груз с единственной целью – позволить нам двигаться вперед.
Многие сочли бы благословением способность забывать неприятности, подумал Джербер. Такова и химерическая цель любой фармакологической индустрии: найти таблетку, которая помогла бы нам забыть самые мрачные эпизоды нашей жизни. Но гипнотизер считал, что события, которые с нами происходят, даже самые неприятные, делают нас такими, какие мы есть. Составляют часть нашей личности, хотя мы и делаем все, чтобы их забыть.
– У детей, которым вроде бы поставили диагноз СА, детские воспоминания вернулись и спонтанно вышли на поверхность, когда они стали взрослыми, – напомнил психолог. – А последствия внезапного возвращения памяти всегда непредсказуемы и зачастую причиняют вред.
Последний довод Уолкер выслушала со всем вниманием и ничего не возразила.
– Но к чему все эти вопросы? – под шум дождя осведомился Пьетро Джербер, укрывшийся в подворотне. – Что за странный случай вы хотели предложить моему вниманию?
– Несколько дней назад женщина по имени Ханна Холл явилась во мне в кабинет, чтобы подвергнуться лечению гипнозом: первоначальной целью было упорядочить мучительные воспоминания. Однако во время первого сеанса кое-что произошло…
Уолкер надолго замолчала. Джербер понял: она ищет подходящие слова, дабы объяснить, что именно ее взволновало.
– За долгие годы практики мне никогда не доводилось присутствовать при подобной сцене, – заговорила доктор Уолкер, опытный профессионал, будто в чем-то оправдываясь. – Сеанс начался как нельзя лучше: пациентка поддавалась гипнозу, шла на контакт. И вдруг принялась кричать. – Она запнулась, ей было трудно рассказывать дальше. – У нее внезапно всплыло воспоминание об убийстве, которое произошло, когда она была еще ребенком.
– Не понимаю, почему вы не убедили ее обратиться в полицию, – вмешался Джербер.
– Ханна Холл не рассказала, как произошло преступление, – уточнила коллега. – Но я убеждена, что оно совершилось на самом деле.
– Пусть так, но почему вы препоручаете это дело мне?
– Потому что жертва похоронена в Италии, где-то среди тосканских полей, и никто так и не узнал о случившемся, – заявила Уолкер. – Ханна Холл полагает, что вытеснила из памяти произошедшее, поэтому едет туда: хочет вспомнить, что на самом деле случилось.
Ханна Холл едет во Флоренцию. Еще не зная ее, Джербер насторожился.
– Простите, мы говорим о взрослой женщине, верно? – перебил он собеседницу. – Вы ошиблись, доктор: вам следует позвонить кому-то другому, ведь я детский психолог.
У Джербера не было намерения обидеть коллегу, но он по непонятной причине чувствовал себя неловко.
– Эта женщина нуждается в помощи, а я отсюда ничего не могу сделать, – продолжала Тереза Уолкер как ни в чем не бывало, даже не замечая его попыток отвертеться. – Мы не можем игнорировать ее рассказ.
– Мы? – Джербер остолбенел: он-то каким образом к этому причастен?
– Вы не хуже меня знаете, что не рекомендуется прерывать лечение гипнозом, – настаивала собеседница. – Что это может серьезно повредить психику.
Он это знал и понимал, что ситуация чревата нарушением медицинской этики.
– Моим пациентам самое большее двенадцать-тринадцать лет, – защищался Джербер.
– Ханна Холл утверждает, что убийство произошло до того, как ей исполнилось десять. – Уолкер стояла на своем, вовсе не собираясь сдаваться.
– А вдруг она мифоманка, вы не рассматривали такую возможность? – предположил Джербер, упорно не желавший иметь ничего общего с этой историей. – Настоятельно советую обратиться к психиатру.
– Она уверяет, что жертва – мальчик по имени Адо.
Фраза повисла в воздухе посреди плеска дождя. У Пьетро Джербера больше не было сил бороться.
– Может быть, невинное дитя, погребенное неизвестно где, заслуживает того, чтобы мы узнали правду, – спокойно продолжала коллега.
– Что я должен сделать? – сдался психолог.
– У Ханны нет никого в целом мире: представляете, она даже не пользуется сотовой связью. Но она обещала, что, приехав во Флоренцию, меня об этом оповестит; когда это произойдет, я направлю ее к вам.
– Да, но что я должен сделать? – повторил Джербер свой вопрос.
– Выслушать ее, – просто ответила Уолкер. – Внутри этой взрослой женщины живет девочка, которая хочет выговориться: кто-то должен войти с ней в контакт и выслушать ее.
Знаешь, я ведь вижу, что дети доверяют тебе.
Так недавно сказала судья Бальди.
Ты не только побуждаешь их раскрыться, они с тобой чувствуют себя в безопасности… Он бы гордился тобой.
Синьор Б. ни за что бы не отступил.
– Доктор Уолкер, вы уверены, что через столько лет есть смысл возвращаться к этому? Даже если под гипнозом получится извлечь из памяти вашей пациентки воспоминание о том, что случилось с Адо, оно уже будет замутнено временем и пережитым опытом, искажено событиями последующей жизни.
– Ханна Холл говорит, что знает, кто убил ребенка, – перебила его Уолкер.
Джербер запнулся. Снова возникло неприятное ощущение, такое же как в начале разговора.
– И кто же? – выдавил он через силу.
– Она сама.