Дом имени Карла и Розы

Час прощания

Как же были потрясены Варя и Андрей, когда, вернувшись в зал первого класса, не застали там Аси! У скамьи, где она раньше сидела, валялся развязанный кем-то рюкзак, белели разбросанные брошюрки. Громко плакала женщина с мальчиком на руках.

Выслушав невнятные объяснения господина, размахивающего тростью, Андрей и Варя кинулись на площадь. К Асе они подошли в тот миг, когда, брошенная оземь, потерявшая из виду беличью шубку, она пыталась подняться. Невыносимо болел локоть, но плакала Ася не столько от боли, сколько от обиды, от страшной мысли, что больше нельзя никому верить.

— Аська! — бросилась к ней Варя. — Расшиблась?

Трудно было что-либо толком понять в несвязном рассказе девочки.

— Ну, обманули, — пытается утешить ее Андрей. — Не все же на свете такие…

— Все! Все хороши! — Ася не говорит, а кричит, словно вознаграждая себя за молчание предшествующих дней. — И вы не лучше! Думаете, пойду в приют? Попробуйте — убегу!

Варя что-то шепнула девочке и отвела Андрея в сторону.

— Чего вы все от меня требуете? — почти в истерике дернулся Андрей. — Разве я могу остаться?

— Мы сами знаем: мужское дело — воевать, а не только читать газеты. Никто вас не удерживает.

Голос у Вари непривычно строгий. Андрей, приученный к тому, что Варя всегда лишь несмело советуется с ним, несколько уязвлен. Варя рассуждает, как… как равная! Андрей чуть было не срезает ее, и вдруг острое чувство стыда заставляет его опустить глаза. Он понимает, что до сих пор и не позволял ей держаться как равной. Он, можно сказать, солдат Красной Армии!

— Что же ты, Варя, советуешь? — пристыженно спрашивает Андрей. — И вообще, почему ты говоришь мне «вы»?

Обширную площадь пересекала группа красноармейцев. На ветру бился лоскут кумача, в сумерках совсем темный, скромный, суровый флаг отряда. Грозно звучали удары солдатских подошв об утоптанную мостовую. Андрей выпрямился, проводил взором тех, кто шел к эшелону, отправляющемуся на фронт.

Выпрямилась и Варя, она тоже не отрывала взгляда от тех, для кого ее руки изо дня в день готовили воинское обмундирование.

Когда последняя шеренга бойцов завернула за угол, Андрей вновь спросил:

— Так что же ты советуешь?

Варя не советует, а почти приказывает:

— Вы… — произнести «ты» она все-таки не сумела. — Вы, Андрей Игнатьевич, бейте Деникина и вместе с ним и всю эту Антанту. О нас не думайте, мы проживем. На фабрике же многие с детьми. Завтра, к примеру, начнет работать жена Дедусенко, не слышали такого? Партийный… Он на фронт, а она здесь, с ребенком…

Ася стоит отвернувшись, стихнув, растеряв свое возбуждение, изнемогая от горьких дум. Перед нею площадь, почти опустевшая с наступлением сумерек; перед ней город, в котором полно недобрых людей. Всякий может ее обидеть, перехитрить. В ушах ее звучит: «Выучат люди».

Снова к вокзалу приближается воинский отряд. Снова сотни ног отбивают шаг. Голоса красноармейцев выводят песню:

Земной шар… Огромный голубой глобус… Асе трудно противиться песне, противиться волнению, которое, как она видит, охватило Андрея и вот-вот охватит ее. Но она не дается. Она слишком больно ушиблась о землю. Вся земля теперь неприютная, как эта площадь, — замусоренная, взъерошенная, чужая.

Земля плоха. Плохи люди. Даже звезда, светлая, иглистая, первой вспыхнувшая в небе, кажется злой, колючей…

— Аська, — шепчет подошедший сзади Андрей. — Скажи словечко. — Он повернул колесико зажигалки, заветной, выменянной у слесарей механической мастерской на пачку табака. Но лицо девочки не оживилось в свете огня. — Аська… Нельзя же сердиться на весь мир…

— А что в нем хорошего?

Не верит Ася, что можно жить, радуясь песне, звездам, радуясь тому, что живешь… Зачем Андрей утром столько наобещал, выдумал, что завоюет ей счастье? А главное — ей! Кому она нужна?!

— Аська, живи с огоньком! — Андрей протягивает Асе зажигалку с мерцающим фитильком. — Это тебе. Вспоминай одного красноармейца.

Варя настороженно ждет.

— А тебе спасибо за Асю. Ты, Варя, хороший товарищ.

Товарищ — это теперь глазное слово. Она, Варька, хороший товарищ! И все же хочется услышать и другие слова. Однако Андрей круто поворачивает к темному зданию вокзала, к еле освещенной двери, ведущей в первый класс, где разбросаны брошюрки про «Максима» и про ружье-пулемет «Львицу».