Дом Людей Живых

XIII

Между обвалившимися скалами, между перепутавшимися кустарниками человек с седой бородой шел вперед широкими шагами, и палка служила ему только для того, чтобы раздвигать кусты терновника, очищая нам путь. Я шагал по его следам; мне было трудно поспевать за ним, и я задыхался.

Долгих четверть часа шли мы так, один за другим. Потом мой вожатый внезапно обернулся ко мне:

— Будьте осторожны, сударь.

Концом своей палки он указал мне направо, на невидимое препятствие или опасность. Я осторожно приблизился. И мгновенно остановился, охваченный трепетом.

То была пропасть, край которой высокие колючие травы скрывали так хорошо, что можно было свалиться туда, не подозревая даже о ее существовании. Нащупывая ногой землю, я заметил внезапное исчезновение почвы. Я увидал между травами, далеко внизу, дно пропасти, служившее ложем потока, вымощенного белыми камнями, вокруг которых клокотала зеленая вода. На обрыве, почти отвесном, не было ни одного выступа, за который можно было бы ухватиться. И без сомнения, всякий, сделав на этом месте лишний шаг, неизбежно скатился бы вниз, в воду, клокочущую над белыми камнями…

— Налево, сударь, — сказал старик.

Он продолжал путь, все удлиняя свои богатырские шаги. Я следовал за ним.

Местность теперь приняла странный и незнакомый вид. То не были более темные, изрытые трещинами склоны, где осталась лежать моя лошадь — там, в ущелье Мор де Готье. То не были также скалистые крутизны, где я преследовал и потерял из виду Мадлену. Это было слегка наклонное плато, но изрезанное по всем направлениям исполинскими отвесными глыбами, почти геометрические массы которых, каменистые и голые, возникали из земли, покрытой терновником, дроком и множеством других колючих растений. Эти странные глыбы, высеченные как будто топором, были рассыпаны без всякого видимого порядка. Там были кубы, треугольники, многоугольники. Ни один из них не был отшлифован достаточно ровно для того, чтобы вызвать представление о человеческой постройке. Но с другой стороны, все они были настолько правильны по своей структуре и форме, что не могли не вызвать некоторого удивления перед такой странной игрою природы.

Вместе они образовали настоящий лабиринт, в котором нелегко было находить дорогу даже светлым днем. Тем не менее, старик ни разу не обнаружил колебания и уверенно продолжал свой путь в этом лабиринте рассеянных по всем направлениям глыб.

Еще раз вид местности изменился. Последние глыбы камней расступались. Уклон почвы делался все заметнее. Заросли дрока, мастики и мирт редели. Плато переходило в почти голую равнину.

Если я описываю с такой точностью весь наш путь, то это на случай, если б вы, читающие, нашли нужным разыскать этот дом, местоположение которого я не знаю, к которому не знаю дороги, — этот дом, которого я не мог бы найти снова, которого я не мог бы даже отличить среди множества других домов, быть может, сходных с ним, — этот дом Тайны…

…И мы туда пришли совсем просто.

В непроницаемой ночной темноте перед нами обрисовалась высокая и черная масса, более черная, чем ночь: ограда из высоких кипарисов вокруг небольшого сада, подобного всем садам, которые в чересчур солнечном Провансе окружают тысячи деревенских домов, во всем одинаковых между собою.

Железная изгородь предшествовала ограде кипарисов. Человек с седой бородой просунул руку между двумя прутьями этой изгороди и привел в действие какой-то секретный замок. Калитка заскрипела. Мои усталые ноги попирали густую траву. Над моей головой я смутно видел переплетающиеся ветви сосен, кедров, пробковых дубов.

Потом между тесно растущими стволами показался фасад из кирпича и камня. Под сенью ветвей, переплетенных между собою как нити и основа ткани, было так темно, что я не различал ни одной детали фасада, кроме крыльца из песчаника, на ступени которого я поднялся, — восемь ступеней, я помню, что сосчитал их, — и в левом углу крыши чего-то неясного, очень высокого, что я принял за башенку или колокольню…

Вы узнаете, быть может?

Дверь из дерева, обитого железом. Дверной молоток изображает молот кузнеца, который ударяет по наковальне, двумя острыми шипами вбитой в створку двери.

Прежде чем поднять молоток, мой хозяин повернул лицо ко мне. Его глаза светились блеском, который внушал мне беспокойство. Но голос, по-прежнему ровный, и по-прежнему изысканно-учтивые обороты речи еще раз умерили мой страх и еще раз заставили побороть свой инстинкт недоверчивого животного, готового к бегству…

— Сударь, — проговорил он, — теперь вы очень обяжете меня, если соблаговолите производить меньше шума. Мой отец, который нам сейчас отворит, — старик, и его покой следует уважать.

Металлический звон молотка, ударившего по наковальне, странно смешался в моих ушах со звоном слов, которые я услышал.

Отец этого человека, отец этого старика восьмидесяти лет или более?

Снова молот ударил по наковальне, на этот раз двойным ударом, почти без промежутка, подобным двойному удару ногой в землю, которым фехтовальщик предупреждает о выпаде. Потом последовал еще один простой удар, такой же, как первый.

И дверь отворилась.