Дом моего сердца

Глава четвертая

Через несколько минут Шошана заметила, что Роунэн, который ел с завидным аппетитом, был задумчив, погружен в себя и столь же упорно не стремился к общению с ней, как она стремилась к общению с ним.

–　Вам понравился завтрак?　– спросила Шошана.

Он коротко кивнул, и она решила продолжить разговор:

–　Расскажите мне о себе.

Он взглянул на нее, потом отвел взгляд.

–　Мне нечего рассказывать. Я солдат. Это значит, что моя жизнь на девяносто девять процентов состоит из чистейшей скуки.

–　А на один процент из чего?

–　Из кромешного ада.

–　О!　– воскликнула Шошана, искренне заинтригованная.　– Кромешный ад! Как интересно!

–　Лучше бы вам не произносить этих слов,　– сказал он.

–　Ад, ад, ад!　– весело повторяла она, наслаждаясь тем, что дразнит Роунэна.

Он строго взглянул на нее. Она улыбнулась в ответ.

–　А что было самым захватывающим из того, что с вами случалось?　– спросила она, когда он закрыл глаза, подставил лицо солнцу и откусил кусочек печенья, явно не собираясь отвечать на ее вопросы.

Он ответил, не открывая глаз:

–　Я натолкнулся на медведя-гризли, когда был в Канаде, где проводились тренировки по выживанию в горах.

–　Правда?　– выдохнула Шошана.　– И как это было?

Это было даже интересней, чем в кино. Она живо вообразила, как Роунэн голыми руками бросает медведя на землю.

–　Он убежал в одну сторону, а я в другую.

Она нахмурилась, разочарованная.

–　Не очень интересно!

–　Посмотрел бы я на вас!

–　Я бы хотела увидеть канадские горы. Они красивые? Там есть снег?

–　Красивые, и снег там есть.

–　А какой он, снег?　– задумчиво спросила она.

–　Холодный.

–　Нет, не на ощупь.

–　Он все время разный,　– сказал Роунэн.　– Когда холодно, снег легкий и похож на замерзшую пыль. Когда становится теплее, он тяжелый, мокрый и липкий и из него можно что-нибудь вылепить.

–　Например, снеговика?

–　Ну да. А я строил из него жилище.

–　А какой снег больше подходит для катания на санях?

–　Холодный, сухой. Что вы знаете об этом?

–　Ничего. Я видела это по телевизору. У меня всегда было тайное желание увидеть что-то не такое, как здесь, более красивое.

–　Не знаю, есть ли на свете что-то более красивое, чем здешний ландшафт,　– сказал он.　– Там другой тип красоты. Она более суровая и напоминает людям о том, как они ничтожны и как могущественна природа.　– Роунэн вдруг решил, что слишком разговорился.　– Я не сомневаюсь, что ваш муж отвезет вас туда, раз вы так этого хотите,　– внезапно сказал он.

Наступила ее очередь взглянуть на него. Принцессе не хотелось, чтобы ей напоминали в этот момент, что в ее жизни вскоре возникнет какой-то муж.

–　Я совершенно уверена,　– проговорила Шошана,　– что принцу Махейлу так же интересно кататься по снегу на санях, как учить буйвола танцевать чечетку.

–　А он разве не любит путешествовать? Узнавать что-то новое?

Шошану вдруг охватила паника.

–　Понятия не имею, что он любит,　– сказала она сдавленным голосом и уставилась в тарелку, едва сдерживая слезы. Она вдруг поняла, что собралась навеки связать себя с совершенно незнакомым человеком.

–　Эй,　– сказал Роунэн,　– только не плакать!

Она впервые после вчерашних событий со стрельбой услышала панику в его голосе.

–　Я не плачу,　– сказала Шошана, сердито смахнув со щеки непрошеную слезу. Ей не хотелось, чтобы Роунэн с жалостью смотрел на нее!　– Почему вы решили стать военным?　– спросила она, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом.

В его взгляде мелькнуло сочувствие, и он откровенно ответил:

–　Мне не нравилась моя жизнь в детстве. Я мечтал о порядке, стабильности, хотел жить по правилам. И нашел то, что искал.　– Он пристально посмотрел на нее, запнулся, а потом продолжил: – И вы тоже найдете. Поверьте мне.

–　Разве выбранная вами жизнь не тяжела?　– спросила Шошана, хотя ей хотелось спросить совершенно другое: как я найду когда-нибудь то, что ищу? Я не знаю даже, где искать!

Он пожал плечами и снова подставил лицо солнцу.

–　Неофициальный девиз нашей группы: либо держись, либо возвращайся домой! Некоторые находят такую жизнь тяжелой, а мне нравится испытывать себя на прочность.

Шошане надо было узнать, свободен ли он. Хотя она сама, конечно, не была свободна.

–　У вас есть девушка?　– поинтересовалась она, надеясь, что не покраснела.

Роунэн бросил на нее быстрый взгляд:

–　Нет.

–　Почему нет?

От его открытости не осталось и следа. Губы снова были твердо сжаты.

–　У меня нет подруги потому, что при моем образе жизни это невозможно.

–　Почему?

Роунэн вздохнул, но Шошана не собиралась сдаваться.

–　Я много разъезжаю. Месяцами не бываю дома. Обезвреживаю старые бомбы. Прыгаю с самолетов.

–　Встреча с медведем-гризли не была самой волнующей для вас!　– упрекнула она.

–　Это самый волнующий эпизод, о котором мне разрешено говорить. Большая часть моей работы строго засекречена.

–　И опасна.

Он пожал плечами:

–　Опасна настолько, что нечестно было бы иметь подругу или семью.

–　Не понимаю,　– сказала Шошана задумчиво,　– что нечестного в том, чтобы быть самим собой?

Он удивленно взглянул на нее, и она объяснила:

–　Самое главное – страстно относиться к жизни. Люди только тогда живут полной жизнью, когда не боятся жить так, как хотят. Этого и должна желать для вас ваша будущая подруга. Чтобы вы жили полной и счастливой жизнью. Даже если она опасна.

–　А что было самым волнующим в вашей жизни?　– спросил он, вдруг решив продолжить разговор.

Когда в меня стреляли. Когда я остригла волосы. Когда ездила на мотоцикле.

Все самые волнующие события в ее жизни произошли вчера, но не признаваться же в этом!

–　Боюсь, что это строго засекречено,　– сказала Шошана и была вознаграждена его улыбкой. Но тут он все испортил, пощекотав ее под подбородком, словно она была ребенком. Потом он собрал их тарелки и встал.

Шошана ощутила, как к ней неожиданно вернулось паническое чувство – желание вместить в следующую неделю столько, сколько максимально возможно.

–　Я собираюсь сейчас надеть купальник и поплавать. Вы пойдете?

На лице Роунэна появилось страдальческое выражение.

–　Нет. Я займусь посудой.

–　Мы можем помыть посуду позже. Вместе. Вы покажете мне, как.

Он произнес под нос себе еще одно крепкое словцо.

Она тут же повторила его, а когда он строго посмотрел на нее, повторила снова!

Когда Роунэн закрыл глаза и сделал глубокий вдох, как человек, исчерпавший свой ресурс, она поняла, что он так же страшился предстоящей недели, как она ждала ее.

–　А что, если мы помоем посуду сейчас?　– предложил он.　– В этом климате нельзя оставлять ничего, что может привлечь насекомых. А потом,　– добавил он покорно,　– если хотите, я научу вас готовить печенье.

Шошана с подозрением посмотрела на него. Что-то не похож он на человека, которого на самом деле так волнуют насекомые. А еще меньше – на человека, который мечтает давать кулинарные уроки.

Само собой напрашивался вывод, что он не любит воду. Хотя, пожалуй, нет. И тут почему-то она вдруг вспомнила выражение его лица, когда он убрал вчера ее купальник обратно в рюкзак.

И прекрасно все поняла.

Роунэн не хотел видеть ее в бикини. А это означало, что, как бы он ни противился, он находит ее привлекательной.

Сам того не ведая, Роунэн сделал ей совершенно особенный подарок – принцесса Шошана вдруг почувствовала свою женскую силу.

–　Я с удовольствием буду учиться делать печенье вместо того, чтобы идти плавать,　– смиренно сказала она, как настоящая бранашанская принцесса. Она улыбнулась про себя, довольная. У нее было секретное оружие, и она решит, когда и где воспользоваться им.

–　Ну довольно,　– раздраженно проговорил Роунэн.

Принцесса, не обращая на него внимания, продолжала пускать в его сторону мыльные пузыри. Она научилась прекрасно понимать, когда может ослушаться его, а когда нет, и его беспокоило то, что она так легко его раскусила уже через четыре дня их совместного существования.

Ему не удалось помешать ей облачиться в купальник, как он ни старался. Он поймал ее на слове, что она хочет научиться все делать, и поручил собирать фрукты и дрова. Он научил ее разжигать костер, показал съедобные растения и познакомил с несколькими элементарными навыками выживания.

Роунэн думал, что ей быстро надоест жить без удобств, но этого не произошло. Ее пальцы были исколоты от неудачных попыток справиться с иголкой и ниткой, а на одной ноге красовался синяк от попытки влезть на кокосовую пальму. Она с удовольствием по собственной инициативе собирала каждое утро валежник. Даже свою кровать она застилала все лучше и лучше!

Он убедился, что принцесса обладала одним из незаменимых качеств – упорством, которое во многих жизненных ситуациях ценнее, чем сила и смекалка, хотя у Шошаны было и то и другое тоже.

Однако, как бы он ни загружал ее, ему не удавалось удержать ее от плавания. Правда, он разработал собственную технику выживания в тех случаях, когда она надевала свой лимонно-зеленого цвета лоскутик с носовой платок, который называла купальником.

Этот купальник смотрелся на ней совершенно потрясающе!

Способ выживания заключался в следующем: пока принцесса плавала, Роунэн шел вдоль берега и рыбачил с острогой, добывая рыбу к обеду. Не спуская с нее глаз, он прислушивался к возможному сигналу бедствия, но держал дистанцию.

Шошана снова выдула на него мыльные пузыри.

–　Перестаньте,　– снова попросил он.

Она фыркнула, к сожалению демонстрируя, что больше нисколько не боится его.

К не меньшему его сожалению, она с удовольствием мыла посуду. Шошана получала удовольствие от любой работы, словно заточенный в камеру заключенный, который радуется каждому пустяку.

Роунэну трудно было сохранять профессионализм, видя, как она наслаждается жизнью. Он был рад, что ее настроение повысилось. Не произошло ни единого эмоционального срыва после того единственного случая, когда она расплакалась при одном только упоминании о ее будущем муже. Роунэн готов был выдержать все что угодно, но только не женские слезы!

Однако тихими вечерами, когда он– оставался наедине с собой, а она падала в постель, усталая и счастливая, он размышлял о том, как могла Шошана не знать, любит ли ее будущий спутник жизни путешествовать и разделяет ли он ее мечты прикоснуться к снегу или покататься на санях. Было очевидно, что принцесса выходит замуж за незнакомого человека. И совершенно понятно, что это ее пугает.

Но все это не должно его касаться. Желание защитить Шошану от ее жизни, желание уберечь, возникающее у него всякий раз при виде того, как она взбирается на дерево и дерзко улыбается ему с высоты, было неуместным. Она принцесса, а он солдат. Ему, как и ей, тоже приходилось делать в жизни то, чего он не хотел.

Но выходить замуж за человека, которого она даже по-настоящему не знает! Невозможно было равнодушно смотреть на нее сейчас, стоящую в облаке мыльных пузырей. Она очаровательна. В нее невозможно не влюбиться, и она заслуживает того, чтобы понимать это.

Нет, сказал он себе строго. Не его дело решать, чего она заслуживает. Это не входит в его обязанности.

Впервые, выполняя какое-то задание, он почувствовал свою слабость, почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Даже совместное мытье посуды с Шошаной доставляло ему радость.

Не было ничего хорошего в том, что она появлялась каждое утро в шортах, с голыми золотистыми стройными ногами. Ее топ был таким коротким, что, когда она поднимала руки, ему становилась видна полоска се плоского живота.

Не было ничего хорошего в том, что, когда он видел, как она мучается, очищая манго, или колет себе пальцы иголкой, у него возникало абсурдное желание прикоснуться к ее волосам, которые торчали во все стороны.

Не было ничего хорошего в том, что она стремилась к дружеским отношениям, а он был, готов уступить ей, вместо того чтобы противиться этому.

Мне не нравилась моя жизнь в детстве.

Это была самая большая личная информация, которую выдал Роунэн о себе за долгие годы. Ему было неприятно, что он сделал это, хотя он сделал это затем, чтобы она поняла, что хорошее может возникнуть из плохого.

Ему было неприятно, что, сказав ей эту глупую фразу, он снова осознал свое одиночество, от которого давно убежал. Он сказал, что у него не было девушки из-за его образа жизни, но это была лишь частичная правда. Истина заключалась в том, что он не хотел привязаться к кому-то настолько, чтобы ощущать себя уязвимым и совсем не сильным.

Почувствовав, что Шошана сделала его уязвимым, он понял, что никогда еще не подвергался такому большому риску.

То, что он стал солдатом, помогло ему заключить свое сердце в броню.

Но втайне Роунэн надеялся на то, что сможет когда-то сбросить свою броню, смягчиться и найти место в сердце для любви к женщине.

Шошана без всякого труда вытаскивала из него его секреты. Она слишком любопытна и обаятельна. К его счастью, он, как человек, занимающийся опасной и тайной работой, неразговорчив и осмотрителен.

Но как он должен был себя вести? Не обращать на нее внимания целую неделю?

В его собственных интересах сделать так, чтобы принцессе было здесь сравнительно хорошо. Черт возьми, в глубине души он хотел, очень хотел, чтобы она почувствовала, что такое счастье, прежде чем вернется в ту жизнь, к той судьбе, какой он не пожелал бы никому.

Брак – достаточно тяжелое мероприятие и без того, чтобы соединяться с малознакомым человеком. Взять его мать. Для нее стало любимым делом выходить замуж за людей, которых она не знала по-настоящему.

Предательская мысль мелькнула в его голове: если бы он был принцем Шошаны, он бы отвез ее на вершину горы только потому, что ей этого хотелось. Затем только, чтобы увидеть, с каким удовольствием она будет смотреть сверху на широкие долины, вдыхать бодрящий воздух. Он бы лепил с ней снеговиков, спускался с таких крутых склонов, что дух захватывает, только ради того, чтобы услышать ее смех.

Если бы он был ее принцем? Вот те на! Да он с каждой минутой влезал во все большие неприятности.

Он, Роунэн, допустил несколько ошибок в последние дни. Одна из них – когда он спросил ее о самом необыкновенном событии в ее жизни. Потому что совершенно очевидно, что это была езда на мотоцикле и все остальное.

Он должен быть очень осторожен, потому что почувствовал перемену своего отношения к ней. Он должен четко показать и себе и ей, что находится здесь на работе, а не в отпуске, и не имеет права развлекаться.

Он не имеет права позволять себе думать о том, о чем думал бы любой здоровый мужчина, видя ее в купальнике каждый день.

Вся в мыльной пене от мытья посуды, она все равно оставалась очаровательной и сексуальной. Он не понимал, как она умудрилась покрыть мыльной пеной свои обнаженные ноги, но она умудрилась.

Она вымазала пеной лицо, сделала себе из пены бороду и усы.

–　Посмотрите!

–　Сколько вам лет?　– спросил Роунэн с напускным раздражением, хотя на самом деле ее радость по всякому пустяку все больше и больше очаровывала его.

–　Двадцать один.

–　А ведете себя так, словно шесть,　– сказал он и тут же раскаялся, потому что она сникла.　– Ну ладно,　– проговорил он, стараясь быть очень серьезным,　– хотите узнать мой секретный рецепт печенья?

Все члены группы «Меч» гордились своей способностью приготовить по-настоящему вкусную еду из того немногого, что оказывалось под рукой.

Спустя час, вся перепачканная мукой, прилипшей к влажной коже, Шошана вынула печенье из дровяной печи.

Роунэн старался сохранить невозмутимый вид. Все печенье было разных размеров, часть его подгорела, часть была совершенно сырой.

–　Попробуйте,　– предложила Шошана.

Поскольку Роунэн уже один раз огорчил ее сегодня и посчитал, что это было непрофессионально, он, искупая свою вину, взял самое аппетитное на вид печенье и откусил кусочек.

–　О,　– солгал он,　– неплохо для первой попытки.

Шошана попробовала сама, сморщила нос и положила печенье на место:

–　Я попробую завтра еще раз.

Он надеялся, что она этого не сделает, что она скоро устанет от новизны ощущений. Потому что это было забавно, веселее, чем ему бы хотелось.

–　А теперь пошли плавать,　– сказала она.　– Вы не смогли бы пойти сегодня со мной? Мне показалось, что я видела акулу вчера.

Не чертики ли прыгали в этих бирюзовых глазах? Безусловно. Шошана поняла, что он не хочет плавать с ней, поняла, что ее нежность пробивала его броню так, как не могла бы пробить ни одна пуля. Она понимала, как он старается не оказаться с ней рядом, когда она была в своем купальнике.

Другими словами, она увидела его слабость.

Он не мог позволить ей видеть это. Он знал одно непреложное солдатское правило: никогда не убегай от того, что напугало тебя больше всего. Никогда. Беги прямо на него.

–　Конечно,　– сказал он, небрежно пожав плечами.　– Пошли.

Роунэн произнес это с бравадой человека, которому поручили разрядить бомбу, а он хотел, чтобы ни единая душа не знала, как он этого боится.

Но, встретив ее озорной взгляд, он понял, что не избавился от этого своего страха. И пришел в некоторое замешательство, почувствовав, что ей удается видеть его насквозь, хотя он достиг совершенства в умении скрывать свои оставшиеся слабости.