Дом Монтеану. Том 1

— Это не так. Вероятно, Стан убедил тебя в этом. Он обладает возможностью стереть память и убедить любого человека в том, что ему нужно. Он сделал это с Соломоном.

— Что? Откуда ты знаешь? — шепчу я.

— Потому что любой вампир может почувствовать пробел в памяти, если захочет. Я забрался в голову Соломона и увидел этот пробел. Пробел как раз о том, что ты была записана к нему на приём.

— Но… но это не могут делать все. Я могу, а Стан нет. Он подчищал за мной, потому что я перепутала психолога. Я ошиблась и вызвала его сюда, чтобы он помог мне.

— Боже мой, да хватит, Флорина! Хватит выдумывать всю эту чепуху! Хватит!

— Но это правда! Как мне доказать тебе, что это правда, Томáс?

— Обратись. Обратись, и я поверю, — настаивает он.

— Но я не могу. Я потеряла свои способности.

— Как удобно, — фыркает он и достаёт чашку.

— Я болею.

— Я знаю, что ты больна раком, и поэтому у тебя галлюцинации. Ты считаешь себя тем, кем ты не являешься.

— Нет, у меня не рак. У меня депрессия.

Томáс бросает на меня такой взгляд, словно я сбежала из психиатрической клиники. А затем откидывает назад голову и громко смеётся.

— Клянусь тебе, я болею, но это вампирское заболевание. Оно на нас действует иначе, чем на людей.

— Вампиры не болеют! Флорина, не зли меня, я и так не стабилен. Поэтому прошу тебя, выпей чай, я дам тебе одежду, ты оденешься, а потом уедешь домой.

— Я никуда не поеду, Томáс, пока ты не поверишь мне. Никуда.

— Я не могу поверить тебе, потому что это ложь, Флорина.

— Но это не ложь. Я потеряла все свои силы. Все. Я… меня рвёт фонтаном крови, если я питаюсь кровью. И мне плохо, потому что я умираю.

— Ты умираешь из-за рака.

— Нет! Из-за чёртовой депрессии!

— От неё ещё никто не умирал. Никто, не считая случаев суицида. Но депрессия не поражает органы.

— У вампиров поражает. Спроси Сава и его семью обо мне. Они знают меня.

— Я уже сканировал его мозг, и там нет ничего вампирского о тебе. Там есть только то, что он помогает тебе выдержать болезнь.

— Да нет же! Томáс, нет! — хватаю его за руку и злобно дёргаю. — Нет!

— Флорина, — он накрывает мою руку своей. — Я знаю, зачем ты врёшь мне. Знаю. Но не нужно. Я не должен был целовать тебя, мне стало хуже. Мне даже говорить с тобой сложно, потому что внутри я весь горю, и это больно. Поэтому прояви христианское милосердие и выпей чай.

Томáс вкладывает мне в руки кружку с чаем, а я не знаю, как его убедить в том, что я вампир. Сил у меня нет. Обратиться я не могу. И почему-то теперь Сав тоже не считает меня вампиром, раз Томáс не смог ничего увидеть обо мне.

— Укуси Стана, — нахожусь я. — Укуси его, и ты всё увидишь. Ты увидишь, что мы с ним росли вместе. Мы всю жизнь вместе.

— Это он вбил тебе в голову? Ну, конечно, это Стан заставил тебя думать, что всё так, как ты говоришь. Он подавляет тебя и сделал своей рабыней.

— Боже мой, нет, — скулю я и плюхаюсь на диван, делая глоток чая. — А это крепкая штука.

— Да, вампиры не пьянеют от ликёра, Флорина, это ещё одно доказательство твоей человечности. Вампир бы даже не понял, что там алкоголь.

— Он бы почувствовал.

— Но уж точно он бы не сказал, что этот чай крепок. Он бы подобрал другие слова. И нет, кусать Стана я не буду. Тогда я обнаружу себя.

— Я сдам тебя. Позвоню Совету и сдам тебя, — грожусь я.

— Ну если ты решила шантажировать меня, то вряд ли вернёшься домой.

— Ты что, украдёшь меня? — прищуриваюсь я.

— Если придётся, чтобы ты не угрожала мне и тем, кого я защищаю.

— Но я тоже защищаю свою семью, Томáс. Ты даже не представляешь, какие возможности у тебя могут быть! Ты же… ты древний!

— Я не обращу тебя.

— Меня не надо обращать, я уже вампир.

— Ты человек, Иисусе! Ты человек, Флорина!

— Я вампир и докажу тебе. Полетели со мной к Совету, и они подтвердят, что я вампир.

Томáс замирает и дёргается назад от меня.

— Он знает, — выдыхает Томáс.

— Что?

— Стан знает, да? Я заблокировал твои мысли обо мне от него, но он как-то узнал о том, кто я! Он узнал и теперь вложил в твою голову программу, чтобы меня доставить к этим ублюдкам и убить, как и всех, кто помогал мне!

— Что за чушь, Томáс? — хлопаю себя по лбу и тяжело вздыхаю.

— Получше той чуши, что ты вампир.

Это бесполезно. Я не могу ему доказать, что я, и правда, вампир. Мне ничего не угрожает, кроме смерти от депрессии. Поэтому мне нужен тот, кто знает меня лично. Знает обо мне всё.

— Позвони Саву, — требую я, поднимая голову и серьёзно глядя на Томáса.

— Уже поздно. Я не буду его беспокоить из-за твоих фантазий или же гипноза вампира. Нет.

— Хорошо, дай мне свой мобильный, и я сама ему позвоню.

— Нет, Флорина, я не хочу, чтобы кто-то ещё знал о твоём безумии.

— Или же ты боишься, что я сдам тебя ему. Но я клянусь этого не делать. Клянусь, — допив весь чай, я поднимаюсь на ноги и подхожу к Томáсу.

Моя ладонь ложится на его щеку, и вновь внутри меня разливается тепло. Моё сердце бьётся, а пульс приятно щекочет барабанные перепонки. Томáс замирает, подозрительно глядя на меня.

— Пожалуйста, доверься мне. Ты знаешь, что в любом случае я не смогу тебя подвергнуть смерти, потому что наша связь, пусть ещё и не закреплена кровью, но она есть. Хочу доказать тебе, что ты в безопасности, потому что я никому не дам тебя в обиду. У меня есть власть, Томáс. Огромная власть. Следующим после меня на троне должен быть Стан, но я откажусь от него в твою пользу. Ты король вампиров. И когда все узнают об этом, то они признают тебя. Вампиры сейчас очень ценят чистоту крови, потому что нас осталось не так много. Пожалуйста, позвони Саву, ему можно доверять. Он приедет сюда, и я скажу ему о том, что хочу быть честной с тобой, и что ты поймал меня и хочешь знать правду, но не веришь мне. Пожалуйста. Скажи, что мне стало плохо или что-то в этом духе. Он приедет сразу же. Томáс, прошу тебя. Прошу.

— Если ты скажешь ему…

— Не скажу. Да и ты всегда можешь стереть его память.

— Хорошо.

Томáс сдаётся и достаёт из кармана джинсов мобильный. Он набирает номер Сава, не сводя с меня глаз.

— Да, это я. Добрый вечер, Сав. Мне жаль, что я беспокою вас в такой час, но это очень срочно. Я прошу вас, приехать ко мне, кое-что случилось с Флориной. Она сейчас у меня, и я не знаю, что делать. Она просит никому не говорить об этом, только вам.

Сав что-то отвечает.

— Хорошо. Я жду вас. Она у меня.

Томáс бросает мобильный на диван и указывает на меня пальцем.

— А ты одевайся. Если он увидит тебя в таком виде, то я его убью. А я не хочу его убивать. Пошли, — Томáс кивком головы велит следовать за ним.

— Спасибо, что поверил мне, — улыбаюсь я.

— Я не поверил. Я лишь позволил себе слабость, потому что ты мне нравишься, Флорина.

— Хм, всего лишь нравлюсь?

Томáс оборачивается и усмехается.

— Всего лишь.

— Ты нарушил заповедь — не сорви.

— Думаю, что мы оба уже поняли, что из меня хреновый проповедник.

— И ругаешься тоже. Ты раньше не ругался.

— Общение с тобой портит меня.

— Или же позволяет твоей тёмной стороне немного свободы.

Томáс толкает двойные двери, и мы входим в его спальню. У меня нет сомнений, что это спальня. Здесь огромная кровать и покрывало настолько большое, что лежит на полу, но это так красиво. Конечно, множество свечей, уже зажжённых по периметру комнаты и несколько композиций, похожих на островки континентов и расположенных на полу и тумбе у стены. А зеркала, из которых состоят стены, создают эффект портала.

— Здесь так красиво, — восхищённо шепчу я. — Столько зеркал и много места. Не верю, что ты не приводил сюда никого. Это место просто создано для соблазнения.

Перевожу взгляд на недовольное лицо Томáса.

— Оргии? Значит, оргии? — скалится он, приближаясь ко мне.

— Вообще-то, последний раз я занималась сексом около двухсот лет назад. Так что я практически девственница.

— Двести лет. Я тебе не верю.

— Сав прояснит ситуацию. Но есть кое-что ещё, — беру руку Томáса и кладу себе на бедро. Моя кожа сразу же реагирует на тепло его пальцев. Моя кровь начинает гореть, как и Томáса.

— Флорина, не провоцируй, — шипит он, пытаясь одёрнуть руку.

— Я не провоцирую. Почувствуй, — предлагаю я.

Томáс позволяет мне провести его пальцами по выпуклым мягким линиям моей кожи.

— Что это? Татуировка?

— Это черепные кости. Да, своеобразная татуировка. Но так как я вампир, то любая краска, любые проколы или же что-то в этом духе быстро исчезают с моего тела. Это кости. Кости черепов моих родителей. Я их расколола, а затем сделала из них подкожную татуировку и вживила в себя. Кости приросли к моим костям, и это не вызвало отторжения. Это герб моего рода. Моей семьи. Монтеану. Трёхглавый змей с телом льва. Раньше, когда мы ещё использовали людей, как рабов, именно этим гербом их клеймили. Благодаря этому клейму, никто не смел трогать рабов, особенно люди. Если они всё же били их или даже убивали, или воровали, или делали что-то ещё, то мы мстили. Жизнь за жизнь. Иногда папа в случаях унижения этих рабов забирал из семьи унизивших младшую дочь и отдавал учиться или помогал ей в жизни, а остальная семья была оскорблена перед всей деревней. Им приходилось сбегать и терять всё. Папа всегда меня учил, как и остальных своих детей, что мы равны: вампиры и люди. От людей зависит наше выживание, а от нас зависит безопасность людей. Мы одно целое. Но после смерти моих родителей всё пошло под откос, люди стали охотиться за нами, а мы защищаться. Поэтому у каждого из нас есть медаль, кольцо или кулон, на которых изображён наш герб, и если вампир придёт к другому вампиру и покажет своё кольцо или что-то ещё, то его защитят сразу же. По крайней мере, это в теории, — произношу и отпускаю руку Томáса, но он продолжает мягко водить по моей татуировке.

— Это тебе Стан рассказал?

Закатив глаза, я раздражённо смотрю в глаза Томáса.

— Я сама видела. Я могу тебе поведать очень многое о нашем прошлом. Но для начала ты должен мне поверить, иначе в этом нет смысла.

— Если ты королева, то почему здесь находишься только со Станом? Где остальные?

— Потому что меня сослали сюда лечиться. Совет был сильно обеспокоен моим поведением. Я перестала есть. Занималась разработкой синтетической плазмы и крови, которые сейчас успешно продаются для многих из наших. Все ферменты и полезные вещества сохранены, я их клонировала. Кровь можно получить бесплатно любому вампиру, если он оставит заявку. Сейчас на синтетической крови сидит половина вампиров, остальные на донорской. Зачастую донорскую выбирают старые вампиры, которые привыкли так питаться, синтетическую пьют полукровки и молодые вампиры. Я тоже была на синтетической крови, но потом вовсе перестала её употреблять. Начала больше спать, абсолютно отошла от дел и заперлась в своём доме. Меня вызвали в Америку на Совет перед нашим приездом сюда и сообщили мне, что я умираю. Я в это не верила, но Совет был решительно настроен меня вылечить. Они предложили мне выбор: добровольно лечиться и доказать им, что они не правы или же насильно. Я прилетела сюда за лечением. И только здесь поняла, что больна и умираю. У меня пропали все силы, я перестала обращаться, не могу пить кровь, любую. Меня тошнит кровью, ты это видел. Но иногда могу есть человеческую пищу, так я поддерживаю энергию внутри. От этой болезни умер отец Сава и жена Стана. Всё ещё не веришь мне?

— Флорина, в это сложно поверить. Если бы ты могла доказать мне, что вампир, то я бы поверил, а так ты человек. Всё в тебе человеческое и приятное, — отвечает Томáс и, опуская голову, смотрит на свои пальцы, ласкающие мою татуировку.

— Одежда, я должен дать тебе одежду. — Он резко отстраняется от меня и надавливает рукой на одно из зеркал. Открывается небольшой шкаф, и я замечаю сейф, а там холодильник. Я уверена в этом.

Томáс протягивает мне свою футболку и спортивные штаны. А затем выходит из спальни, пока я быстро натягиваю футболку, а штаны бросаю на кровать.

— Оденься, Флорина! — рявкает Томáс, даже не оборачиваясь.

— Я достаточно одета.

— Ты неподобающе одета для встречи с другим мужчиной.

— Мне они большие, они свалятся. Футболка в самый раз, — смеюсь я и сбегаю быстрее Томáса по лестнице.

В этот момент раздаётся звонок в дверь, и я замираю. Томáс доходит до меня и мрачно смотрит на входную дверь.

— Ты готов узнать правду?

— Я готов прояснить ситуацию. — Томáс делает шаг к двери, но я перехватываю его руку и заставляю посмотреть на меня.

— Только не ненавидь меня, ладно? Я давно уже другая личность.

— Не могу обещать, Флорина. Хотя моё сердце простит тебе всё, а вот разум сопротивляется.

Томáс вырывает свою руку и идёт к двери, а я тяжело вздыхаю. Ну что ж, становится ещё интереснее. Теперь мне нужно призвать всю удачу в этом мире, чтобы обернуть ситуацию во спасение, а не в уничтожение и очередную войну между одним видом.

Глава 18

В своей жизни я выгораживала только одного вампира и больше никого. Это, конечно, был Стан. Ни братья, ни сёстры не могли меня уговорить не сдавать их, потому что они не особо были моими защитниками. Я не совру, если скажу, что мы все были соперниками друг другу, хотя это была вина не родителей. Они как раз старались нам объяснить и показать, что наши родственники — это самое важное, это больше чем наша семья. Но соперничество было, особенно между старшими детьми. Они хотели занять трон, младшие же соревновались в своих интересах, к примеру, за отдых. Мы работали и защищали свои земли наравне с отпрысками некоролевской семьи. Но так как я с детства была довольно необщительной и предпочитала где-то прятаться, то знала множество тайн. Я прибегала даже к шантажу для того, чтобы добиться своего или же защитить Стана. Я не люблю ложь, но каким-то образом уже давно начала врать и гнию в этой лжи. Я даже могу быть предателем, легко обмануть всех и избежать наказания за массовое убийство. Это плохой пример.

У меня есть всего пару секунд, чтобы выстроить в своей голове диалог и очень правдоподобную ложь, почему я нахожусь в доме Томáса в его футболке без обуви, без одежды и в нижнем белье.

— Ваше… Флорина! — Сав влетает в дом и подходит ко мне. Он быстро оглядывает меня, ища, видимо, какие-то признаки моего недомогания.

— Привет, — я слабо улыбаюсь и поднимаю руку. — У меня случился инцидент.

— Инцидент? Почему вы… футболка и…

Сав недоумённо бросает взгляд на Томáса, затем на меня.

— Я решила прогуляться голой по улице. Мне было жарко и скучно. В общем, я отключилась недалеко от дома, а пастор проезжал мимо. Он заехал ко мне, чтобы проверить, как я себя чувствую. В церкви мне стало плохо, и Наима помогла мне доехать до дома, но потом Стан отвёз её обратно. Я, как обычно, отключилась по щелчку пальцев, и лежащую в снегу меня заметил пастор. Он привёз меня сюда, хотел вызвать скорую и полицию, потому что посчитал, что меня изнасиловали, ограбили, и я умираю. У меня не было другого выбора, как только рассказать ему правду о себе. С ним бесполезно спорить, да и проблемы нам не нужны. Но пастор не поверил мне, обещал сдать меня в психушку, поэтому мне пришлось попросить его, позвонить тебе, чтобы ты подтвердил мои слова.

Сав поджимает губы, обдумывая мои слова.

— Я знаю вас несколько лет, Сав, как и вашу семью. Я понимаю, что вы тоже хотите помочь Флорине и понимаете, что ей крайне необходима медицинская помощь, — вставляет Томáс.

Бросаю на него злой взгляд.

Тяжело вздохнув, Сав сдаётся.

— Да, мы знакомы, пастор. И вы знаете мою семью, мы все ходим в церковь и следуем правилам Создателя. Но… Вы уверены, что это необходимо, Флорина? Мы можем позвонить Стану, и он быстро решит создавшуюся проблему, — полушёпотом обращается ко мне Сав.

— Я уверена. Томáсу можно доверять. Вряд ли он начнёт поливать нас святой водой или что-то в этом духе. Не так ли, пастор?

— Я не причиняю людям вреда, а помогаю им, — обиженно отвечает Томáс.

— Видишь, Сав. Всё в порядке, — заверяю я его. — И Стану об этом не нужно знать. Это для его же блага. Это будет нашей тайной. Даже исповедью, что заключит между нами тремя негласное соглашение о неразглашении информации. Я права, пастор?

Томáс злобно прищуривает глаза, а я наслаждаюсь тем, что мне удалось хотя бы немного его прижать.

— Да, ты права, Флорина. Я никому и ничего не скажу. Но я всё же беспокоюсь о твоём психическом состоянии. Ты упоминала, что рак проник и в мозг, поэтому считаю всё же разумным позвонить в больницу. Там тебе сделают ряд анализов и помогут.

— Это ни к чему, пастор. Я её врач, — вклинивается в разговор Сав. — И это… перед вами наша королева. Флорина Русó Монтеану. Она королева вампиров, которые продолжают своё существование наряду с людьми. Я полукровка. Мой отец был вампиром, а мама человеком. Я женат на женщине, являющейся человеком, и мои дети тоже имеют ген вампира. У старшего и среднего сына он проявлен наиболее ярко, чем у младшего. Но все мы питаемся кровью. А вот Брюс имеет самый минимальный ген вампира, поэтому он и взрослеет, и питается, и живёт, как человек. Это правда, пастор, перед тобой чистокровный вампир.

Я широко улыбаюсь и гордо выпячиваю грудь.

— Слышал? Это я. Я королева вампиров, — довольно тяну.

— Ваше Высочество, просто покажите пастору, кто вы. Обратитесь, — предлагает мне Сав.

Упс.

Я кривлюсь и ищу какую-нибудь отмазку.

— Она не может, — отвечает за меня Томáс, и теперь он победно улыбается. — Она не может. Я предлагал ей это сделать, но она не может. Так что я всё же остаюсь при своём мнении и считаю, что Флорине необходима срочная госпитализация.

— Как это не можете? — хмурится Сав.

— Ну… здесь такой сущий пустяк. Дело в том, что я… эм… ну я… не могу.

— А я спрашиваю, как это не можете? Обратитесь, покажите ему свой облик. Я же не прошу Вас, чтобы вы взорвали его одним только взглядом.

— Простите, что? — переспрашивает Томáс.

Я закатываю глаза и цокаю.

— Не было такого! Хватит уже байки про меня рассказывать, Сав. Я не взрываю вампиров и людей взглядом, а просто разрываю их руками и зубами. И тогда тоже подобного не было. Я не отрицаю, что разозлилась. Убили всю мою семью, и я вышла из себя. Я просто разодрала их в клочья, вот и всё. Разодрала руками и зубами, но никак не взрывала. Это уже обидно. То меня называют старухой, а мне всего лишь семьсот пятьдесят лет, я ещё молода. То теперь все считают, что я дьявол во плоти, — возмущаясь, бубню.

— Хм, прошу прощения, Ваше Высочество. Но вы же можете обратиться и показать пастору, что…

— Да не могу я! — раздражённо перебиваю Сава.

— Это как?

— А вот так. Не могу, и всё. Не получается.

— Как не получается? Это ваша сущность. Вы чистокровный вампир. Вы это делаете с рождения.

— А вот теперь не могу. Может быть, возраст. Я же старенькая уже.

— Ваше Высочество, как не можете? Этого быть не может, а вот вы можете обратиться в вампира прямо сейчас! Даже я могу это сделать!

— Я за тебя рада, Сав, но не могу. У меня не получается. Не получается, ясно? И сил у меня тоже нет! Я теперь бесполезный кусок плоти! И меня рвёт фонтаном от крови! Что ещё ты от меня хочешь? — спрашивая, злобно всплёскиваю руками.

— Боже мой, — Сав прикрывает рот ладонью и опускается на диван. — То есть… никакой силы? Но вы же самая сильная из нас. У вас огромная сила.

— Она пропала, — уже спокойней отвечаю. — Да, я плохая девочка и скрывала это от тебя, Сав. Поэтому я позвонила Стану и попросила его приехать. Он всё знает. Он защищает меня. И я не хотела, чтобы все об этом узнали, потому что тогда будет война, очередное кровавое побоище. Я думала, что верну свои силы, если буду послушной. Но этого не случилось. Я бессильна, не могу обратиться, не могу питаться кровью, ничего не могу. Но могу пока сохранить всё в тайне, чтобы защитить Стана и его отца, как и остальных. Их могут убить, если я быстро не успею подготовить всё и сделать Стана королём или найти кого-то более древнего.

— Господи, так, оказывается, всё ещё хуже? — разочарованно качает головой Сав. — Никто раньше не терял все свои силы, они становились слабее, но обращаться могли.

— А я не могу. В этом и проблема, я не могу обратиться. Не могу вызвать свою сущность. Она, кажется, умерла.

— Боже мой, — Сав запускает пальцы в волосы и жмурится, опуская голову вниз.

— Мне жаль. Мне, правда, жаль. Но пока я ещё жива, и никто не знает об этом, я могу помочь твоим сыновьям. Стан обратит их в полноценных вампиров, и они смогут защитить всю твою семью. Я позабочусь об этом.

— Дело не в моей семье, я не переживаю о них, мы в безопасности. Но вы нет, Ваше Высочество. Вас же легко теперь убить. Вы думаете, что те, кто тогда был против вас и убил всю вашу семью, мертвы? Все? Нет. Я так не считаю. Они живы и ждут подходящего момента, чтобы напасть и добиться своего. Всегда будут те, кто захочет свергнуть власть и обрести её для себя и своих амбиций. А вы теперь лёгкая мишень. Если убьют вас, то и Стан станет слабее, он умрёт.

— Он умрёт, если мы не разрушим нашу связь. А мы как раз над этим работаем. Мы…

— Так, подождите. Я ничего не понимаю. О чём вы оба говорите? — Томáс подаёт голос, и мы с Савом поворачиваем к нему головы.

— О вероятной катастрофе, в которой могут пострадать и люди, пастор. Её Высочество болеет, смертельно болеет.

— Депрессия, — улыбаюсь я.

— Это, по-твоему, весело, Флорина? — рявкает на меня Томáс.

— Ну, не совсем, но я радуюсь тому, что теперь ты знаешь правду. И я не врала. Я сказала тебе правду. Я умираю, у меня нет рака, но есть депрессия, которая убивает вампиров. Я вампир, — пожимаю плечами.

— Сав, прошу, проясните ситуацию. Я ничего не понимаю. О чём речь? Почему нам всем грозит катастрофа?

— Потому что, пастор, это королева. А она была самой сильной из нас. Она могла легко защитить всех нас, если бы кто-то решил свергнуть её. Она последняя из рода Монтеану. Теперь она болеет, и у неё, как оказалось, нет сил, чтобы защищать весь свой клан от нападения. Её родители и многие наши вампиры были жестоко убиты в замке Монтеану в Чехии. Там был совершён самосуд другим кланом, о котором никто не знал. Они вошли в замок по тайному проходу, который кто-то показал им, и убили, разрубили на кусочки всю семью Её Высочества, как и всех слуг. Всех, кто там был и всех, кто пытался помочь. Её Высочеству удалось спастись вместе с некоторыми вампирами. Она провела их по туннелю, расположенному под замком, а когда вернулась обратно, чтобы спасти свою семью, то от них уже ничего не осталось. Тогда Её Высочество убила всех. Буквально всех. И замок стал покрыт кровью. И я уверен, что те, кто напал на королевский замок, живы или же передали свои учения другим, чтобы они закончили их дело. Её Высочество очень сильный вампир, она обладает невероятной силой на самом деле. Обладала, и это останавливало врагов от нападения. Теперь, если мы не найдём способ вылечить её и найти вариант, чтобы вернуть ей силы, то все мы можем быть мертвы. Наши враги хотят иметь полную власть на земле. То есть обратить всех живых в вампиров и повелевать ими.

— Вы меня простите, но насколько я знаю и видел в фильмах, вампиры не болеют, — замечает Томáс.

— Да, не болели, пока мы не уловили особенность сумасшествия вампиров. Они сходят с ума, и это последняя стадия. Мой отец, когда моя мама умерла, перестал питаться, стал больше спать, у него пропали все эмоции и чувства, а затем он начал сходить с ума и убил себя. То же самое происходило и с другими вампирами. Жена Стана впала в депрессию после потери детей. Стан обратил её, и они пытались завести детей, но у них не получилось. Его жена начала вести себя неадекватно в прямом смысле слова, нападать на всех, а затем снесла себе голову. У вампиров, заболевших этим видом депрессии, теряется инстинкт самосохранения. То есть у них абсолютно отсутствуют чувства страха и боли. Её Высочество долгое время сидела на диете, это синтетическая кровь её фирмы. Она вела уединённый образ жизни, и Совет вампиров был встревожен её поведением, как и динамикой заболеваемости. Она растёт. Поэтому её привезли сюда под моё попечение. Я лечащий врач Её Высочества, и мы ищем импульсы в её крови, когда обсуждаем на приёме кое-какие события. Благодаря хотя бы самому слабому импульсу, мы можем ухватиться за это событие или чувства и раздражать его, тем самым увеличивая амплитуду импульсов. То есть это как воронка, чем она больше, тем лучше. Мы обнаружили…

— А вот это уже личное, — перебиваю я Сава. — Думаю, что пастору достаточно информации, чтобы поверить моим словам. Я королева. Я болею, а ещё у меня нет сил.

— Ваше Высочество, при всём уважении, но я считаю, что именно пастор может нам помочь.

— Он?

— Я?

— Да, именно так. Вы помните в нашу последнюю встречу, вы часто были в своих мыслях, Ваше Высочество?

— Конечно. Но я отвечала на все вопросы, а не саботировала лечение, — защищаюсь я.

— Да, это так. Скажите честно, о чём, а точнее, о ком вы тогда думали?

— Эм… я не помню. Совсем не помню. Может быть, о еде? — вру я.

— А что случилось? — спрашивает Томáс.

— Дело в том, что на последнем нашем сеансе импульсы были огромными. Они были нормальными, что свидетельствовало о том, что Её Высочество думала о чём-то важном и существенном для неё и о том, что может её спасти. Первый раз импульс…

— Это не важно, — перебиваю я Сава.

— Ты не даёшь ему сказать об этом. Пусть он скажет, что было с первым импульсом. На кого или на что твоя кровь отреагировала? — прищуриваясь, спрашивает Томáс.

— Не на тебя, — цокаю я. — Уж точно не на тебя. Ты, вообще, перестаёшь мне нравиться.

— А я и не набивался тебе в друзья, Флорина. Это ты преследуешь меня.

— Что за чушь? Это ты ходишь за мной. И ты виноват в том, что я… ну… здесь.

— Я не заражал тебя, Флорина. Это не моя вина, а твоя.

— В этом нет ничьей вины, — вставляет Сав. — Никто из вас в этом не виноват. Но вы оба замешаны в выздоровлении Её Высочества.

— Это чушь собачья, — тру переносицу и качаю головой.

— Нет, Ваше Высочество, это не чушь. Я заметил, что между вами летят искры, и они очевидны. Вы нравитесь друг другу, и кровь Её Высочества явно реагирует на вас, пастор. И вы очень реагируете на неё, если учесть вашу заботу о ней и желание помочь ей. Ведь вы до сих пор не вызвали полицию, значит, вы и до моего приезда верили ей. А верят только тем, кто дорог. И я не могу не заметить, что вы тянетесь друг к другу, а это доказывает то, что вы возлюбленные друг друга. Её Высочество может сколько угодно врать мне, но она явно была очень увлечена вами на нашем последнем сеансе, поэтому импульсы реакции её крови были такими высокими. А также я думаю, что тот поцелуй стал для Её Высочества самой сильной болью и самой глубокой радостью, поэтому между ей и Станом такая связь. Она создала её на подсознательном уровне, чтобы её любили.

Повисает молчание после слов Сава. Я бы хотела провалиться сквозь землю от стыда и обиды, а ещё от ярости и злости, оттого что он вот так легко выдал все мои тайны. И пусть я думала о Томáсе, но это ещё ничего не значит. Я умираю и не могу тратить время на глупости.

— Когда ты успела сказать ему о поцелуе? — шипит на меня Томáс.

— Я ничего не говорила! Это ты сказал прямо сейчас, подтвердив его слова! — Я пихаю в плечо Томáса и плюхаюсь на диван. Сложив руки на груди, надуваю губы, сверля свирепым взглядом Сава, подавляющего улыбку.

— Значит, я прав, пастор. Вам не возбраняется иметь романтические отношения с женщиной, так что ничего плохого вы не сделали. Но я говорил о другом поцелуе. О поцелуе Её Высочества и…

— Молчи, — цежу я сквозь зубы.

— И с кем же? Не со Станом ли? — прищуривается Томáс.

— Именно с ним, — торжество произносит Сав.

Его надо убить.

— Я так и знал. Ты говорила, что между вами ничего нет. Ничего нет. Он просто друг. Он семья. Это чёртов инцест! Это…

— Да не было ничего! И это он меня поцеловал, а не я его! Это он!

— Но тебе же понравилось, Флорина! Тебе очень понравился его поцелуй!

— Я его убила! Я была в шоке, ясно! И да, мне понравилось, потому что я была в шоке! Он был другим! Стан словно был не Стан!

— Ну конечно, — Томáс закатывает глаза и постоянно качает головой, словно продолжает вести со мной разговор.

— Я его убила, понимаешь? — уже тише признаюсь. — Убила. И я испугалась. А когда он очнулся, то я была очень рада этому. Стан был единственным из всех, с кем я могла быть собой. Он любил меня, как сестру, а я его, как брата. И сейчас… сейчас… ну… мы немного запутались.

— Немного запутались? Нет, всё очевидно, Флорина. Между вами есть отношения. Это инцест. И это…

— Пастор, простите, что перебиваю и влезаю в ваш спор, но Её Высочество и Стан не питают друг к другу романтических чувств. Это последствие ритуальной связи возлюбленных, которую нечаянно совершила Её Высочество, чтобы спасти Стана. Я с вашего позволения, Ваше Высочество, всё объясню.

Я взмахиваю рукой, позволяя это сделать. Чего уж теперь скрывать. Всё и так открыто. Отвратительно.

Наблюдаю изумление на лице Томáса, затем оно сменяется хмуростью, пока Сав рассказывает ему в деталях о том дне. Он объясняет ему очень доходчиво, что мы не пара, но из-за моей ошибки Стан, мало того, что привязан ко мне, но ещё и может умереть, когда умру я.

— Если, — автоматически произносит Томáс. Я удивлённо приподнимаю брови. — Если она умрёт. Немного позитивного мышления не помешает.

— Вы правы, пастор. В общем, вот так обстоят дела. Мы ищем сейчас то место, где это случилось, чтобы как-то решить эту проблему. Ни один наш источник не помог нам. До этого никто не разрушал связь влюблённых.

— Получается, что Стан невольно привязан к Флорине?

— Да, именно так. И все его поступки продиктованы требованием его крови следовать постулатам влюблённых. Но по факту, он не влюблён в Её Высочество. Он просто очень хороший друг, который заботится о ней.

— Ага, если не считать его порновидений, из-за которых он бесится, избегает меня и злится, — бубню я.

— Ваше Высочество, зачем? — Сав издаёт обречённый стон. — Зачем изводить пастора, он и так услышал невероятную информацию, а теперь будет ещё и ревновать. Это не поможет делу.

— Что за порновидения? — повышает голос Томáс.

— Чёрт, само вырвалось, — виновато улыбаюсь я.

— Что за порновидения? — ещё громче спрашивает Томáс.

— Ну, это такие картинки, которые внезапно появляются в голове Стана. Они… хм, немного пошлые, — мнусь я.

— Насколько пошлые?

— Да, боже мой! — Сав поднимается с дивана и тяжело вздыхает. — Стан видит в своей голове моменты, когда он занимается любовью с Её Высочеством. Эти видения полны любви и страсти, похоти и желания. И именно в них Её Высочество кусает его, а он её. У нас обмен кровью во время соития означает тот же ритуальный обет, который нечаянно дали Её Высочество и Стан, но без любви. А также эти видения докучают Стану, он видеть их не хочет, и это не его видения. Это чужие, потому что после подобных видений, а они бывают у некоторых вампиров, они возвращаются в реальный мир жаждущими соития, то есть возбуждёнными. И по нашим выводам, мы поняли, что это не касается Стана, но касается Её Высочества. А если учесть, что вы, пастор, и есть возлюбленный Её Высочества, а она ваша, то я делаю вывод, что в видениях Стана вы, пастор. Именно вы. И вы обращены. К тому же моё мнение такое, что Стан стал проводником между вами обоими. Так как в Стане есть кровь Её Высочества. А Её Высочество потеряла силы и не может владеть именно вампирской частью своей крови, то за неё это делает Стан, когда приближается к вам, пастор. Видения Стана начались как раз после совершенного ими ритуала, затем утихли и вернулись в тот момент, когда Стан прилетел сюда, и стал ближе к вам, пастор. Конечно, здесь уже напрашивается общий вывод — пастор и есть лекарство для вас, Ваше Высочество. Вам нужно обратить его и заключить союз, тогда вы вернёте себе свою сущность, как и мир будет в спокойствии.

Сав замолкает и бросает взгляд на потрясённого Томáса. Мне его даже жаль, столько новостей и ещё новых возможностей для него.

— Пастор…

— Нет, — Томáс поднимает палец в воздух, размахивая им. Он открывает и закрывает рот, словно хочет что-то сказать, но забыл, как это делается. Он смотрит на меня и тычет в меня пальцем, а потом на Сава. А затем просто разворачивается и уходит на второй этаж. Через минуту хлопает дверь.

— Ну и ладненько. Всё, кажется, прошло отлично, — улыбаюсь я.

Сав дарит мне осуждающий взгляд.

— Что? Он же отойдёт от шока, и всё будет хорошо. Это просто первая реакция.

— Да, это первая реакция, но у вас самой куча проблем. Нет сил, правда? И я ничего не знал? Я ваш врач, а вы всё от меня скрывали. Всё, Ваше Высочество.

— Ну, так получилось, и я… хм, думаю, пойду. Томáс не в духе, как и ты, Сав. Так что я оставлю вас немного остыть, — поднимаюсь с дивана и натягиваю улыбку.

— Ваше Высочество, всё очень серьёзно!

— Знаю, но что я могу сделать? Не могу же я пойти к нему и сказать, что я всё знала, просто молчала, чтобы не создавать проблем.

— Так вы и о нём знали?

— Ну он же мой возлюбленный, так что, да, знала. Но вот то, что видения Стана — это мои видения с ним не подозревала. Хм, а если это его со мной?

— Он не вампир.

Ох, точно. Сав же не знает. Но вот я знаю. Томáс вампир, и это могли быть его видения, но вряд ли. В крови Стана есть только моя кровь, но никак ни Томáса. Чёрт. Жаль, что я не вижу этих картинок. Было бы намного проще.

— Но я была очень терпеливой. Я же не наседала на него, а дала ему время привыкнуть. И уж точно я не собиралась спать с ним, Сав. Я умираю.

— Рядом с ним нет. Думая о нём, нет. Желая его, нет. Он ваше лекарство.

— Порой цена за лекарство слишком высока, Сав. Останьтесь с ним и поговорите, а я поеду домой. Вряд ли теперь он захочет меня видеть. Ну или я просто сбегаю, потому что мне рано умирать, ещё не решила все вопросы с завещанием и разные другие. Так что, удачи. Завтра всё расскажите.

Вылетаю на улицу, а Сав зовёт меня обратно, напоминая о моих обязанностях, ведь я до сих пор ещё королева. Ни за что. Сейчас я туда не пойду. Томáс точно придушит меня теперь.

Глава 19

Мои родители всегда требовали, чтобы раз в неделю я исповедовалась. Тогда ещё мы могли убить человека, когда питались. Я была очень маленькой и порой не в силах была остановиться. Мой голод зачастую, как и у всех детей вампиров, был неконтролируемый, поэтому нам не позволялось выходить на улицу. Но мы со Станом сбегали. Часто. И, конечно, мы кого-то убивали. Это выходило нечаянно и постоянно пугало нас, но мы делали это снова и снова. На исповеди я не была честной, потому что боялась, что пастор сдаст меня родителям, ведь не просто так они заставляли целый час перечислять, сколько раз я поела и как это сделала, да и многое другое. По понятным причинам я ненавижу исповедь.

— Прости, что? — переспрашивая, я непонимающе поднимаю голову, перестав писать.

— У вас сегодня исповедь в шесть часов вечера в церкви. Я записал вас, Ваше Высочество, — спокойно сообщает Сав.

— Это что, шутка? Я не пойду, — отрицательно мотаю головой и закрываю блокнот.

— У Вас нет выбора, Ваше Высочество. Абсолютно никакого выбора. Ввиду того что теперь вы бессильны, то я намного сильнее вас и могу насильно заставить пойти на исповедь. Это часть вашего лечения.

— Я королева!

— Пока ещё да, но как долго вы сможете обманывать всех вокруг? Недолго. Если ваш дядя снова встретится с вами, то поймёт, что вы больше не имеете никаких сил. Ему придётся сообщить Совету, и они будут вынуждены быстро что-то решить. Вас, вероятно, убьют, чтобы поскорее короновать Стана, но и он начнёт терять силы. Совет, как и остальные вампиры взбунтуют, ваши враги поймут, что клан слаб, и нападут. Прошло более двухсот лет, и у них была возможность усилить и увеличить свою армию. Убьют всех, кто не подчиниться правилам новой власти. А также убьют и пастора, потому что он знает о вас и вряд ли будет спокойно смотреть, как вас убивают. Мир погрузится во мрак, и то, что защищали ваши родители, канет в лету. Вы этого хотите?

— Ты драматизируешь. Где Стан? Ты видел его?

— Не меняйте тему, Ваше Высочество. Я не видел Стана со вчерашнего дня.

— Я не пойду. Я требую своего адвоката, то есть Стана. Без него никуда не пойду.

— Чего вы боитесь, Ваше Высочество? Встретиться с Томáсом, посмотреть ему в глаза и понять, что бесполезно отрицать происходящее?

— Именно этого я и боюсь, а ещё того, что он решит убить меня, ведь теперь знает, что я могу легко умереть и даже не смогу себя защитить. Томáс ненавидит меня, а идти к нему на исповедь это огромная ошибка. Он даже не позвонил мне за целый день и не заехал. Ничего. Словно он ничего не узнал обо мне, — возмущаюсь я.

— Томáс смиренно принял новости, ему нужно было время, и когда оно прошло, то поблагодарил меня и попросил оставить его, чтобы он мог отдохнуть. А также с утра я видел его и Соломона в кафе, они завтракали, и Томáс выглядел довольно дружелюбным. Он сохранит вашу тайну, Ваше Высочество. Но исповедь вам нужна. Сделайте это. Или я насильно свяжу и отвезу Вас туда.

— Это просто смешно, Сав.

— Это не смешно, это серьёзно. Вы, действительно, не осознаёте всю опасность, которая нам грозит?

— У меня атрофированы чувства, поэтому нет, не осознаю. Мне кажется, что всё решаемо.

— Но у вас не атрофированы чувства к пастору, и без него вы ничего не решите.

— Стан придёт в ужас. Вряд ли он воспримет нормально всё происходящее. Он взбесится.

— Поэтому я буду отвлекать его, пока вы не проведёте ритуал с Томáсом. Не думаю, что он будет против.

— А если не получится? Как же Стан? Я связала себя с ним, — напоминаю я.

— Если не получится, и ритуал не снимется, по крайней мере, никто в обиде не останется, вам понравится. И когда это случится, мы будем искать другие варианты, а пока есть только этот. К тому же именно пастор настоял на вашей исповеди.

— Томáс? — удивляюсь я.

— Да. Как раз утром, когда я видел его, он сказал, что хотел бы исповедовать вас. Я согласился. Думаю, это его первый шаг к разговору, примите его и исповедуйтесь.

— Но мне не в чем исповедоваться!

— У всех есть в чём исповедоваться. Даже если у вас нет грехов, чему я абсолютно не верю, то выдумайте их, и у вас будет грех — ложь.

— Это странно. А если он просто решил меня убить?

— Он не сможет, и вы это знаете, Ваше Высочество. Вы знаете, что какой бы сильной ни была злость или обида возлюбленного, он никогда не сможет убить вас. Никогда.

— Ладно. Я что-то ещё должна знать прежде, чем поеду туда?

— А я должен ещё что-то знать о вашем состоянии, Ваше Высочество?

Обиженно поджимаю губы и ухожу на второй этаж. Вот и поговорили.

Да где же носит Стана?

Я уже в который раз пишу ему сообщение, затем звоню, но его мобильный выключен, и это меня нервирует. Стан всегда отвечает на сообщения. Всегда. Даже когда это не нужно. Он самый мобильный из всех, кого я знаю. Он не расстаётся со своим телефоном. Стан всегда на связи. Что с ним случилось? Вчера он поехал развлекаться с Наимой. Нужно найти Наиму и узнать, где Стан. Но мне придётся это сделать после исповеди. Ненавижу.

Натянув на голову капюшон, я выхожу из дома и сажусь в машину. Удивительно, но я не спала со вчерашнего дня, и мне не хочется. А вот есть хочется постоянно, хотя Сав привёз мне домашнюю еду, я всё равно голодная.

Где Стан?

Я не могу успокоиться и поэтому перед тем, как войти в церковь, звоню тому, кому вообще бы не звонила никогда в жизни.

— Привет, дядя. Стан не звонил тебе? — выдавливаю из себя.

Нужно сказать, что Ромá очень дотошный вампир и любит всё усложнять, он всего боится и перестраховывается миллион раз, даже когда это не нужно. Но он в то же время второй, кому бы пожаловался на меня Стан. Так он делал в детстве, и Ромá читал мне очень-очень длительные лекции о том, что хорошо, а что плохо.

— Добрый вечер, Русó. Нет, мой сын не хочет разговаривать со мной, потому что я ему, видите ли, мешаю.

— Хм, никогда бы не подумала. Так он не звонил сегодня?

— Нет. Что снова случилось у вас, Русó? И как ты себя чувствуешь?

— О-о-о, я вообще супер. В полном порядке. У нас всё супер. Стан тоже супер.

— Что ты опять выкинула? Мой сын всю жизнь за тобой, как хвостик, ходит и уж точно он бы ни за что не оставил тебя без точного отчёта о своём местоположении. Так где он? Ты всегда знаешь об этом.

— Ну… эм… дело в том, что мы со Станом немного повздорили насчёт некоторых планов на вечер. Он обиделся и ушёл, а теперь игнорирует меня. Ты можешь его поругать за это?

— Вам сколько лет, Русó? Вы уже взрослые, а всё никак не можете договориться.

— Пожалуйста, дядя. Он же твой сын, и ты должен его поругать за то, что он обиделся на меня. Я его королева. Я выбираю игры, а не он. Стан должен слушаться меня.

— Русó, я не собираюсь влезать в ваши детские разборки. Ищи его сама, я уже устал от вас обоих.

— Но я же ничего не сделала! Это нечестно! Ты его отец!

— А ты его друг, вот и решай проблему, как друг. Кстати, пусть он позвонит мне, я хочу поговорить с ним.

— Чисто из принципа не передам. Пока, дядя.

— Русó! Наглая девчонка! Русó…

Сбрасываю звонок и хмыкаю. Вот так всегда. Меня наказывают за мои проделки, а не Стана. Хотя он всегда со мной заодно. Нечестно. Да и к чёрту. Если Стан хочет обижаться на меня, то пусть обижается, сколько ему влезет.

Вхожу в церковь уже недовольная происходящим.

— Мисс Флорина, вы на исповедь? — спрашивая, одна из помощниц церкви благоговейно улыбается мне.

— Ага, именно туда, — бубню я.

— Пастор уже ждёт вас в своём кабинете.

Круто. Ни черта не круто.

Я как бы боюсь сейчас встречаться с Томáсом. Почему? А он знает обо мне всё, и это немного опасно для всех. Ладно, это задница для всех, если Томáс решит обыграть в свою пользу ситуацию. И даже тот факт, что мы должны быть вместе, не меняет моего отношения к тому, что мне нужно с ним встречаться. Я не хочу. Мне было прекрасно одной. Я спала, ела, читала, смотрела сериалы и умирала. Всё было стабильно. Вот надо было мне приезжать сюда? Почему не Новая Зеландия или какая-нибудь другая страна? Почему именно на Аляску меня отправили? И да, это мне тоже не нравится. Это…

— Ты долго будешь здесь стоять и бубнить себе под нос, Флорина?

Вскрикиваю от неожиданности, услышав спокойный голос Томáса, и прижимаю ладонь к груди.

— Боже, ты меня до смерти напугал! Совсем рехнулся? Я же могла коньки здесь отбросить. Иисусе, Томáс, — возмущаюсь я.

— Ты опоздала и бубнила у меня под дверью. Чего ты ожидала?

— Хм, к примеру, то что ты забыл об этом, сбежал, решил поспать, очень занят чем-то крайне важным, переписываешь Библию или чистишь трусы, или…

— Флорина, это был риторический вопрос. На него отвечать не нужно. Проходи, — Томáс возвращается в кабинет, а я так и стою в дверях.

Опасливо заглядываю внутрь, проверяя наличие… ну не знаю, миллиона крестов или же кольев, или же просто чего-нибудь такого, что может меня убить.

— Ты серьёзно? — недовольно спрашивает Томáс.

— А что? Я бдительна. В моём положении, знаешь ли, бдительность не помешает, — отвечая, вхожу в кабинет и закрываю за собой дверь.

— Что, по-твоему, здесь могло быть? — удивляется он.

Только открываю рот, чтобы перечислить, но он поднимает руку, затыкая меня.

— Ещё один риторический вопрос. Закрыли тему. Присаживайся, — Томáс указывает на стул напротив стола. А сам располагается за своим столом, отчего нас теперь разделяет целый метр. Стараюсь не смотреть на него, потому что моя кровь уже узнала Томáса и теперь хочет его, а я не хочу этого. Точнее, я не готова к этому и ко всему другому. Я просто хочу снова спать. Сон — это прекрасно.

— Я ни за что не каюсь, — быстро произношу. — Так что всё это бесполезно. Если ты рассчитывал, что я буду умолять тебя простить меня или о другой чуши, то прости, разочарую. Мои эмоции и чувства атрофированы, я не могу испытывать раскаяние за что-либо.

— Я это понял. Сав мне объяснил всё ещё более досконально. Но я хотел обсудить создавшуюся ситуацию, твоё покаяние мне не нужно. Кто я такой, чтобы требовать исповедь у королевы вампиров, — ехидство в его голосе немного задевает меня, и я перевожу злой взгляд на его лицо.

— Думаешь, это смешно потерять все свои силы?

— Думаю, что ты, в принципе, их не ценила, так что твоё возмущение мне непонятно. Ты готова к диалогу?

— Нет. Не готова. Вообще, я думала предложить тебе просто забыть всё и вернуться к нашим лёгким играм, флирту и остальной чуши. Это возможно?

— Нет, Флорина, это невозможно.

— Жаль. Что ж, диалога не вышло, поэтому я пойду. — Я с радостью поднимаюсь со стула, как внезапно Томáс исчезает и появляется прямо рядом со мной, усаживая меня обратно.

— Ох, значит, вот так мы выглядим, когда злимся. Ладно. Ты-то почему зол? Это я силы потеряла, — произношу и спокойно смотрю в его кипящие гневом глаза.

— Не издевайся надо мной, Флорина. Ты врала мне. Ты врала мне о своей болезни.

— Ты, правда, хочешь обсудить кто кому и сколько врал, вампир, работающий пастором церкви? Правда, собираешься мериться сиськами? Хорошо, я выиграю, у меня сиськи больше. Доволен?

— Чёрт, Флорина, — Томáс дёргает моё кресло вместе со мной. — Хватит играть. Будь серьёзной.

— Это сложно, потому что у меня все чувства атрофированы. Я не могу быть серьёзной. Я не ощущаю угрозы или опасности.

— Ты ведёшь себя, как дура.

— Не отрицаю, мне самой порой противно, но это то, кто я есть теперь. Я тупой кусок мяса, причём гниющий кусок мяса, — закатываю глаза, показывая ему своё пренебрежение к себе же. Я не могу иначе. Не могу снова врать о том, как мне жаль, что всё так дерьмово. Мне не жаль. Я ничего не чувствую, кроме возбуждения, от приятного аромата крови Томáса. А это не даёт мне сконцентрироваться на ином.

— Боже, — Томáс отпускает моё кресло и делает один глубокий вдох. — В общем, Сав сказал мне, что есть один способ, чтобы ты вернула свои силы. Он не уверен в верности своей догадки, но предложил попробовать мне… хм…

— Трахнуть меня, — помогаю Томáсу. Он кивает мне. — К слову, раз мы начали говорить о сексе. Когда ты занимался им в последний раз?

— Флорина, будь серьёзнее.

— А это довольно серьёзный вопрос. Мой секс был двести лет назад, и я даже не особо его уже помню. А твой? Насколько я знаю, то нормально функционирующие вампиры довольно похотливы. Стан так обожает секс, он…

— Я не Стан! — Томáс яростно ударяет по столу, и тот дрожит.

— Я это вижу. Так когда?

— Это не имеет никакого отношения к делу, мы…

— Нет-нет, подожди. — Усаживаюсь удобнее и закидываю ногу на ногу. — Это важно. Так ты трахнул Джули, да? Ты всё же трахнул её.

— Я не делал этого, Флорина. Мы можем уже перейти к делу? Я…

— Но кого-то ты трахал? Я не верю, что ты живёшь без секса. Ты вампир, а я знала ох как много мужчин-вампиров. Да у меня были братья и отец. Когда родители трахались, то их не было видно порой по несколько дней. Я уж не говорю о других вампирах. Они…

— Хватит! Слушай меня! — Томáс поворачивает кресло вместе со мной в другую сторону. — Смотри на меня и слушай меня. Сконцентрируйся.

— Я слушаю тебя. Я веду диалог, а вот ты рычишь на меня. Я не понимаю, что ещё ты хочешь? Ты уже знаешь обо мне всё, а я ничего не знаю о тебе. Так что насчёт…

— Ты хорошо провела этот день?

— Ну, нормально. Поела вкусно, Сав привёз еду. Потом посмотрела сериал, написала немного в своём блокноте, валялась в постели. Нормально, — пожимаю плечами.

— А знаешь, что я делал?

— Хм, онанировал?

— Флорина, сконцентрируйся, чёрт возьми!

— Да это сложно, мне нравится твоя злость, она меня возбуждает, и чем ты злее, тем я тупее, ясно? Я не могу это контролировать. Сейчас меня волнует только твоя личная жизнь, а не какие-то там дела. Я не виновата в том, что моя кровь бурлит и требует твоей крови. Как ты с этим справляешься? У тебя нет этой тяги ко мне?

— Наконец-то, ты задала хотя бы один вопрос обо мне, Флорина. Спасибо.

— Обращайся, — усмехаюсь я. — Так что?

— У меня есть эта тяга. Я голоден и сильно. Мне очень хочется вкусить твоей крови, но я осознаю последствия. Об этом я и хотел поговорить.

— То есть ты собираешься ломаться, Томáс? Боже, сколько тебе лет?

— Я не собираюсь ломаться. Просто хочу обсудить всё ещё до того, как неизбежное произойдёт. И я хотел бы сказать тебе что-то очень важное.

— Ладно, давай.

— Во-первых, если это случится между нами…

— То есть секс?

— Да, то есть он самый, но это будет не потому, что это необходимо, а потому что мы оба этого хотим, и всё случится естественно, понятно? Я ещё привыкаю к мысли о том, что внутри тебя сидит чудовище и убийца.

— Как и внутри тебя. Не ври, что ты никогда и никого не убивал.

Томáс злится ещё сильнее, а я улыбаюсь. Не могу остановиться, это так сладко. Аж во рту всё сводит от сладости из-за его ярости.

— Во-вторых, я не собираюсь быть частью клана, Флорина. Никогда. И запрещаю тебе говорить им обо мне. Я для них человек, таким и должен быть.

— Это твоё решение, я точно тебя не выдам.

— Хорошо. В-третьих, серьёзно, Флорина, ты совершила ритуал связи с чёртовым Станом? Ты была в своём уме?

— Нет. Я была в панике. Я не соображала и очень боялась его потерять.

— Мне хочется убить его за это.

— Только рискни, я тебе глотку вырву.

— Ну, спасибо. Кажется, я твой возлюбленный, а не он.

— Он моя семья, Томáс. За семью я убью. Уже убивала и довольно жестоко. Я не прощаю тех, кто убивает членов моей семьи или хочет убить кого-то из них. Ты закончил? Я могу идти? Мне ещё Стана нужно найти, он потерялся.

— Ты издеваешься надо мной? Мы говорим о нас с тобой, о твоём варианте выживания, а ты думаешь об этом мудаке?

— Ох, пастор, не упоминайте…

— К чёрту! Закрой рот, — Томáс рычит и скалится, прыгая ко мне.

— Твои глаза… ну… они немного вампирские. Хотя ладно, ты сейчас занят, чтобы думать о такой ерунде.

— Я уже не в силах себя контролировать. А ты мне не помогаешь, Флорина.

— Чем я могу помочь тебе, Томáс? Что я могу ещё сказать или сделать, чтобы ты расслабился?

Он открывает рот, чтобы ответить, но потом просто берёт второе кресло и двигает его ко мне. Сев в него, он запускает пальцы в волосы и смотрит на меня своими чёрными глазами, наверное, желая придушить.

— Простить меня, — тихо произносит он.

— Простить? За что? За то, что пытался быть хорошим или за то, что ты намного лучше, чем думаешь о себе? Томáс, ты не можешь изменить этого. Всё уже случилось. Ты, конечно, можешь злиться, но тогда абсолютно потеряешь контроль над своей сущностью, и это приведёт к многочисленным смертям. Просто поверь мне, со мной это уже было. Поэтому всё, что ты можешь, это принять и как-то подстроиться под обстоятельства. Тебя не заставляют спать со мной. Это, вообще, унизительно. Я понимаю, что я не мисс Вселенная и не так хороша, чтобы ты воспылал ко мне страстью и…

— Да я с ума схожу по тебе, Флорина, — перебивает он меня. — Я думать ни о чём другом не могу, как о тебе. И это случилось моментально со мной, когда я почуял аромат твоей крови в церкви. Мне хотелось схватить тебя и сожрать.

— Это мило, — улыбаюсь я. — Мне приятно.

— Этот ужасно, Флорина. Я же чудовище. И я… сделал кое-что плохое.

— Так, ты убил Стана, поэтому я не могу найти его?

— Опять он? — ревёт Томáс, злобно глядя на меня. — Опять он? Только он?

— Боже, не злись так, я просто предположила. Так что ты сделал? Я уверена, что понятие ужасное у нас с тобой разительно отличаются друг от друга.

— Я… это сложно, — Томáс мотает головой и поднимается из кресла. — Это крайне сложно объяснить.

Он начинает метаться по кабинету, постоянно бросая на меня странные взгляды.

— Томáс, что ты сделал? Пока ты не скажешь…

— Это был я! Я, Флорина! Это всё я! — выкрикивает он.

— Не понимаю, — бормочу я.

— Это я, — он ударяет себя в грудь, — видения Стана — это мои видения.

— Что? Твои?

— Да, мои. Это, действительно, мои видения. Сав описал мне всё, каждое, о котором я знал. И это все мои видения. Твоя татуировка, я знал, что она у тебя есть. Я её чувствовал уже. Я думал, что обратил тебя, раз ты кусаешь меня в видениях. Я не мог увидеть твоего лица, но знал, что это ты. Твой аромат ни с чьим не спутать. А потом я укусил тебя и убедился на миллион процентов. Я уже ощущал вкус твоей крови и знаю его. Эти видения начались давно. В то же время, что и у Стана. Затем они прекратились, и я спокойно себе жил. Они вновь вернулись именно тогда, когда тебя вырвало, и я занёс тебя обратно в церковь. После видений я сразу же обращаюсь, и меня трясёт от похоти. Её сложно удержать в себе. Эти припадки случались так часто, когда ты была рядом, что мне казалось, что я сойду с ума. Я пытался держаться подальше, потому что не хотел тебя обращать. Не хотел тебе такой жизни.

— Хм, но почему Стан видит их? Он, и правда, стал проводником из-за моей крови?

— Нет, не думаю. Есть кое-что, о чём я не рассказывал тебе.

— Ты о многом не рассказывал мне.

— Ты можешь меня не перебивать?

— Ну, прости, Томáс, я думала, мы ведём диалог. Но видимо, ты хочешь монолог. Путь открыт, — ехидно произношу я.

— В Стане есть моя кровь.

— Что? Не может быть.

— Может. Русó. Я уже слышал это имя. Когда Сав рассказал про случай со Станом, то я вспомнил, что мне он знаком. Тогда в этом лесу, недалеко отсюда, твоё имя и привлекло моё внимание, как и аромат крови. Я был здесь. Я жил здесь, когда и вы гнездились на этих землях. Я услышал женский смех и пошёл на него, затем крик и имя «Русó». А потом я учуял кровь. Побежал туда и нашёл парня, изуродованного ветвями. Его кожа и одежда были разорваны, было много крови, а из его живота торчала толстая ветка. Он умирал. Он практически уже умер. Я не думал, а просто разорвал свою вену и дал ему крови. Много крови. Она начала булькать у него во рту, когда я понял, что вот-вот сюда кто-то придёт. Я убежал, испугался, что меня убьют за то, что я сделал. А потом, через какое-то время, у меня началась лихорадка. Сильная лихорадка, я жил видениями, которые убивали меня.

Шокировано приоткрываю рот.

— Выходит, что я связала себя с тобой, а не со Станом. Если в его рту была уже твоя кровь, то я добавила своей, и внутри Стана наша кровь связалась друг с другом, именно поэтому он видит то, что видишь ты. А я… я… когда он открыл глаза, то я не его почувствовала, а тебя, и он воспринимал всё так, как ты, а не он сам. Я ответила на его поцелуй и тем самым попробовала твоей крови. Какого хрена, Томáс?

— У меня тот же вопрос, Флорина.

Откидываюсь на спинку кресла и тупо смотрю перед собой, абсолютно выбитая из своей апатии такими подробностями.

— Мы встретились в прошлом, но косвенно через Стана. Он может только в видениях ощущать мои эмоции, а ты не можешь ничего чувствовать, потому что ты потеряла свои силы и стала больше человеком, чем вампиром.

— Значит, ты жил здесь?

— Да, наша деревня располагалась севернее. Мы прятались. Я ходил на охоту и забрал лошадь, которую вы убили. Нас было немного, всего около дюжины вампиров, не больше.

— Но почему никто не знал о вас? Вас было много? Мы же даже не чувствовали вас.

— Мы научились маскировать свой запах, да и жили очень далеко от вас. Если честно, то я даже не знал, что Стан был вампиром. Я… многого не знал об этом мире и о том, что вы существуете. Я узнал о вас позже, когда ушёл из деревни, сбежал и спрятался. Долгое время жил обособленно, дикарём, пару столетий точно, а потом выбирал самые негусто населённые города, чтобы меня не обнаружили, потому что я думал, что меня убьют.

— А твой отец и все остальные? Где они?

— Их убили, насколько я знаю. Моего отца… его жестоко убили, о чём я не жалею. Он был ужасен. Он воровал людей и делал из них рабов, унижал их и, конечно, питался ими. Насколько я понял, то отца убил кто-то из деревни, потому что вынести этого не смог. А затем они уехали. Уехали далеко, и я потерял с ними связь, так как был против, поэтому меня часто держали в темнице под землёй. Там меня и оставили, потом я ушёл.

— Боже мой, — прикрываю рот ладонью, теперь понимая, почему Томáс опасается нас. У него абсолютно иное представление о вампирах.

— Нужно сообщить обо всём Стану. Я найду его, — решительно произношу и поднимаюсь из кресла.

Но Томáс сразу же перекрывает мне путь.

— Нет. Ты не расскажешь ему.

— Но из-за нас он страдает, Томáс. Ему плохо. Мы оба сделали его проводником, и он мучится. Необходимо найти способ и как-то очистить его кровь от нашей связи и…

— Нет, Флорина, нет. Стан не должен знать обо мне, о связи и о том, что, вероятно, именно наше связанное ДНК ему помогло, оно спасло его. Нет, я запрещаю.

— Ты не можешь мне запретить. Я королева и делаю то, что защитит мой клан. А Стан это больше, чем клан, он…

Жуткое и низкое рычание вырывается изо рта Томáса. Он моментально обращается и обхватывает моё тело. Я вскрикиваю, когда мой желудок сжимается от резкого и болезненного давления внутри из-за скорости, с которой Томáс вылетел из окна.

Ну, теперь я знаю, что чувствуют люди, когда их похищает вампир. Это не просто страшно, это ещё и больно.

Глава 20

Нас с рождения учат тому, чтобы мы могли контролировать свою скорость передвижения. Мы двигаемся очень быстро, а дети так вообще любят это занятие, особенно когда не хотят учиться или что-то делать в таком духе. Они сбегают и прячутся. Мне всегда легко давалось и быстрое передвижение и нормальное. Моё тело хорошо реагировало на обращение и скорость, мне даже нравилось это чувства давления на кожу и органы.

Я падаю на что-то мягкое и подпрыгиваю несколько раз. Моя голова гудит, а тошнота до сих пор стоит в горле. Мне необходимо какое-то время, чтобы прийти в себя, да и то, мне удаётся с трудом понять, что я лежу на кровати Томáса в окружении зеркал, в которых отражается множество зажжённых свечей.

— Нет, — рычит он, указывая на меня пальцем.

— Да. Ты явно рехнулся. Ты в своём уме? Мне плохо, — кривлюсь я и привстаю на локтях. — Я тебе голову, к чёрту, отрублю.

— Нет, Флорина. Ты будешь моей пленницей, — заявляет он.

— Очень по-христиански, пастор. Ты прямо само воплощение Создателя, — фыркаю я, тяжело дыша.

— А ты не выводи меня из себя. Я едва держусь, Флорина. Ты хотя бы немного понимаешь моё состояние? Я жил и никого не трогал, пока не появилась ты и не взорвала мой мозг. Я уже ни на что не могу спокойно реагировать. Сегодня я чуть не придушил двух прихожанок, которые пытались коснуться меня. Моя кожа горит, всё тело трясёт и зудит. Думаешь, мне это нравится? Я в восторге от себя? Нет. Поэтому не провоцируй меня. Стан сейчас для меня самый ужасный враг, моя кровь и моё существо реагирует на него безумно остро.

— Прости, — мягко произношу я. — Но ты должен понимать, что Стан не угроза, он жертва наших с тобой неверных действий. Ему тоже больно. Он…

— Опять он, чёрт возьми! Опять он! Ты специально это делаешь со мной? Зачем? — Лицо Томáса искажено невыносимой мукой.

Сажусь на кровати и пожимаю плечами.

— Я не специально вывожу тебя из себя, Томáс. Клянусь, что я не хочу, чтобы тебе было так больно, но всё можно прекратить.

— Как? Скажи мне как, и я это сделаю.

Приподнимаю бровь, удивляясь, что он до сих пор не понял. Ладно.

Встаю с кровати и снимаю толстовку, отбрасывая её в сторону.

— Ты что делаешь?

— Раздеваюсь, не видишь? — фыркаю я, стягивая с себя штаны и снимая ботинки одновременно. Ложусь на кровать и стаскиваю с себя топик, а затем трусики. Потом встаю, полностью обнажённая и готовая к ритуалу.

— Флорина, оденься! Ты…

— Нет, я понимаю, что тебе чуждо делать это так, но другого выхода нет. Пока ты физически не заклеймишь меня, и мы не проведём нормальный ритуал, ты не сможешь утихомирить свою кровь, Томáс. Она будет мучить тебя и требовать, чтобы ты сделал то, что должен. Поэтому давай просто сделаем это, и всё, — спокойно отвечая, подхожу к нему и начинаю расстёгивать на нём рубашку, бросая в сторону белый воротничок.

— Флорина, но это неправильно. Ты заслуживаешь лучшего, а не просто галочки, — шепчет Томáс.

— Если бы я была сейчас нормальной, а не с атрофированными чувствами, то всё было бы проще. Я бы заигрывала с тобой, и моё тело излучало бы феромоны, которые сводили бы тебя с ума.

— Они сводят.

— Но недостаточно для того, чтобы ты набросился на меня в порыве страсти, хотел меня, и твоя кровь бурлила сильнее, чем здравый смысл. Недостаточно для того, чтобы обладать мной с того момента, как только ты увидел меня. Да, может быть, это неправильно, но чем дольше ты тянешь, тем больнее тебе. А я не хочу, чтобы тебе было больно. Я не могу представить всю силу твоей боли, Томáс, но вижу в твоих глазах эту боль, сожаление и даже отрицание моего присутствия в твоей жизни. Я вижу, что ты не в восторге от выбора своей крови. Вижу, что тебе было бы лучше с кем-то другим. Но я не могу изменить этот выбор. Могла бы, сделала. И если ты думаешь, что я хочу использовать тебя и таким образом вернуть свои силы, то ошибаешься. Я жила с этими силами очень долго, и они не сделали меня счастливой. Никто не сделал меня счастливой, а сейчас в моих силах облегчить твою боль, поэтому я готова на всё ради этого, — произношу и, расстегнув его брюки, стаскиваю их вниз.

— Подожди, стой, Флорина, — Томáс с силой ставит меня на ноги, обхватив за плечи.

— Я помню, что ты говорил. Но это необходимо. Просто сделай это, Томáс. Поверь мне, я не буду убегать и возражать. Хотя, вероятно, я разочарую тебя, потому что внутри меня нет той самой энергии, которая должна быть и помогать тебе в сексе со мной. Но я сделаю всё, чтобы хотя бы имитировать её. Я знаю, что делаю и не буду винить тебя или кого-то ещё. Я знаю правила.

— Флорина, дело не в правилах, а в нас. Дело в том, что я не хочу, чтобы ты что-то имитировала. Я хочу настоящего между нами. Мы ещё не разобрались во всём и не знаем, как это аукнется нам в будущем. Мы…

— Не умеем предугадывать будущее, Томáс. Всё, что мы можем, это следовать правилам и зову крови, вот и всё.

— Нет, не всё. Зов крови — это не приговор, с ним можно жить, а вот совесть — это что-то значит. Она будет мучить намного сильнее, зова крови. Флорина, всё должно быть не так. Не на бегу. Это убивает романтику и страсть, — отворачиваясь от меня, он натягивает штаны обратно.

А я чувствую себя снова брошенной. Ненужной, покинутой и той, кто появилась не в том месте и не в то время. Оказывается, для меня намного важнее зов крови и спасение своего вида, чем страсть. Хотя я должна признать, что моё тело находится в лёгком и практически невесомом возбуждении. И этого недостаточно, чтобы мы были вместе.

— Флорина, — Томáс накрывает моё обнажённое тело одеялом и укутывает в него. — Я вампир, но не приемлю насилие над кем бы то ни было. А то, что ты хочешь сделать — насилие.

— Но… тебе же больно. Ты же тоже чувствуешь, что это правильно, — мямлю я.

— Да, мне больно. Но я не чувствую, что это правильно. Наоборот, я чувствую омерзение к тому, что мы должны заниматься сексом ради чьих-то прихотей. Это ведь чудовищно, Флорина. Я не люблю тебя настолько, чтобы наплевать на голос своего разума. Я не люблю тебя всем своим сердцем. Или же люблю, но не понимаю этого, ведь я не могу поступить с тобой так подло. Моя кровь требует тебя. Она приказывает мне разорвать тебя, трахнуть, как животному, а потом гордиться этим. Но здесь нечем гордиться. Ты заслуживаешь лучшего отношения к себе.

Он кладёт ладонь мне на щеку, и это вызывает боль в моей челюсти и венах, а чудовище, живущее внутри меня, горько воет. Он отказал мне. Он… не любит меня. И я должна быть сильно разочарована, невероятно огорчена или же психануть, но мои чувства атрофированы. И я бы хотела расплакаться от боли и обиды, которые должна сейчас испытывать, но не могу. Разумом я понимаю, что унизила себя, но меня учили, что защита народа прежде всего. Защита себе подобного прежде всего. Необходимо следовать правилам ради выживания. Но я всегда противилась этому, плевала на правила, нарушая их, и мне это нравилось. Бунтарка. А потом я чуть не убила Стана и уничтожила большую половину своего народа. И я решила, что, может быть, пора следовать правилам. Пора, вот оно время, вот мой суженный, возлюбленный, и он прекрасный вампир. Он добрый, честный и так отличается от тех, кого я знала. А я не могу любить его полноценно. Не могу дать ему то, что успокоит его кровь и сердце. Я… бесполезна.

— Флорина? — Томáс мягко шлёпает меня по щеке, и я моргаю, возвращаясь в мир, в котором больше нет места для меня.

— Да, всё в порядке. Всё окей, — улыбнувшись, выскальзываю из рук Томáса и хватаю свою одежду с пола.

— Флорина, мне очень жаль, что я…

— Я же сказала, что всё окей.

Быстро натягиваю трусики.

— Понимаю, что ты расстроена, и тебе неприятно, что я так поступил. Ты спрашивала меня, когда я в последний раз занимался сексом? Так вот, я не помню. Когда я преодолел рубеж подросткового периода, то моё либидо снизилось. Я не зациклен на сексе и безумных оргиях. Дело во мне, Флорина, не в тебе. Ты потрясающая женщина, пусть и вампир в странном, болезненном состоянии. Ты интересная, и мне нравится флиртовать с тобой. Не отрицаю того, что ты меня сильно возбуждаешь, и когда моя кровь начинает подчинять себе мой разум, то я противлюсь этому. Это нечестно по отношению к нашим сердцам и душам. Это…

Прохожу мимо Томáса, даже не слушая его. В моей груди образовалась пустота. Она очень похожа на ту же пустоту, которую я ощущала, когда нашла всю свою семью мёртвой, уничтоженной, разорванной. Но тогда это было горе. Ужаснейшее горе от потери. Сейчас же это просто отказ мужчины. Отказ прикасаться ко мне, целовать меня и… спасти меня.

— Флорина, я же с тобой разговариваю! — возмущаясь, Томáс появляется передо мной на лестнице, и я спокойно обхожу его.

— Я закончила разговор. Хочу домой. Спать. Или написать свой мемуар. Думаю, он будет популярен. Пусть хотя бы кто-то поучиться на моих ошибках, — отвечаю и выхожу из дома Томáса. Иду по сугробам, высоко поднимая ноги. Но я так устала. Я хочу просто лечь в этот снег и заснуть.

— Флорина, так нельзя, — Томáс дёргает меня за руку, заставляя повернуться к нему.

Поднимаю взгляд на его обеспокоенное лицо и ничего не чувствую. Вот что меня беспокоит, мой друг. Вот это. Я хочу чувствовать боль, отчаяние. Хочу влюбиться по уши в Томáса, а я… кусок грязной и вонючей плоти.

— Если ты боишься того, что я расскажу о тебе Стану, то нет. Я этого не сделаю, я же обещала тебе. Я не предаю тех, кто мне дорог или должен быть дорог. Мне просто нужно, чтобы ты поклялся, что Стан не пострадает. Поклянись, — требую я, вырывая свою руку.

— Мне плевать на Стана. Меня больше волнует то, что ты стала внезапно безразличной, Флорина. Я причинил тебе боль. Сильную боль. Я отказался от сношения с тобой, подобно бесчувственному монстру. Ты должна кричать на меня!

— Ну, сейчас это делаешь ты, так что план выполнен. Поклянись, Томáс. Поклянись, что не тронешь Стана. Я его убила, ясно? Я его убила, и он был прав. Я его убила, а думала, что он врёт мне. Ты… мы воскресили его своей связью, кровью, которую влили в него. Он единственный, кто у меня остался, ещё дядя. Но дядя сможет жить дальше без меня, а Стан нет. Мы с рождения вместе. Всё и всегда делали вместе. Вместе страдали, переживали горе. Вместе радовались, смеялись и играли. Клянись. Томáс, клянись мне, — злобно хватаю Томáса за рубашку и дёргаю на себя, сминая в кулаке ткань.

— Клянись, что не тронешь его.

— Я не собирался трогать его. Мне плевать на Стана.

— Клянись, — шиплю я. — Клянись мне, глядя в глаза. Клянись.

Томáс делает глубокий вдох и прикрывает на секунду глаза, а потом пристально смотрит в мои.

— Клянусь, что никогда не трону Стана. Клянусь.

— Хорошо. Спасибо, — отпускаю Томáса и цокаю. — Я помяла твою рубашку, прости.

— Флорина, ты в своём уме? Рубашка — это глупость по сравнению с тем, что случилось между нами.

— Между нами ничего не случилось. Не подбросишь меня до дома? Я свою машину у церкви оставила, — недовольно бурчу, оглядывая снежные шапки деревьев, окружающих нас.

— И это всё? — изумляется Томáс. — Всё, что ты можешь мне сказать?

— А что ты хочешь услышать от меня? То, что мне больно? Нет, мне не больно. Я повторяю тебе — мои чувства атрофированы. Да, я не отрицаю, что к тебе они более или менее бывают яркими, но зачастую это полная тишина, как сейчас. Я не могу дать тебе ту реакцию, которую ты ждёшь, Томáс. Я физически это сделать не могу, потому что больна. Я умираю и…

— Ты не умираешь. Ты ещё жива, и мы найдём другой способ, чтобы спасти тебя. Сав мог ошибиться насчёт своих предположений.

— Он не ошибся. Ты это знаешь, и я тоже. Только с тобой я могу что-то чувствовать, и это показывают результаты исследования. Но я не виню тебя. Это твой выбор. Я уважаю твой выбор и переживу это, но ты должен принять факт того, что я умираю, Томáс. Я уже практически труп. Моя смерть неизбежна, и я хочу успеть сделать всё возможное до этого момента, чтобы уберечь тебя и Стана в будущем. Пока я могу, буду помогать. И я считаю, что ты должен стать королём. Ты можешь это сделать. В тебе есть все задатки, чтобы быть им. Ты справедливый, умный и сильный. Ты создашь ещё более сильный мир. Но и в этом вопросе я не могу настаивать, как и в том, чтобы насильно заставить тебя переспать со мной во имя зова крови. Ты имеешь право отказать той, кто тебе противен.

— Но ты мне не противна, Флорина! Ты мне не противна, — горячо заверяет он меня. — Я просто не понимаю, что чувствую к тебе. Для меня создать союз, это значит в первую очередь любить друг друга. Любить.

— Это никогда особого значения не имело, Томáс. Ни один из моих братьев или сестёр не женился и не вышла замуж по любви. Они все были связаны кровью, а потом уже по прошествии лет начинали любить. Нас так учили, и меня готовили к этому, поэтому я спокойна.

— Это же насилие, Флорина. Насилие, — с горечью в голосе шепчет он.

— В момент слияния двух возлюбленных нет насилия, уж поверь мне, я многое видела. Когда-то было принято присутствовать при первом сексе между принцем или принцессой и их избранниками. Уверяю тебя, такой страсти при насилии не бывает. Это просто зов крови. Он сильнее нас. Только благодаря нашей крови мы такие. Это наказание, и я прекрасно тебя понимаю. Это отвратительно не иметь собственных планов на будущее. Но противостоять природе ты не в силах, она возьмёт своё, и будет хуже. Твоя сущность, Томáс, долго спит, она подавлена внутри тебя, и однажды у тебя не хватит сил снова заткнуть её. Ты набросишься на человека или сотворишь что-то ещё, такое постоянно случается, когда вампиры отвергают самих себя. Или ты умрёшь, как умираю я. Но и здесь выбираешь только ты, я свой выбор уже сделала. Я хочу умереть.

Когда я искренне произношу это признание вслух, то понимаю, что стремилась к такому состоянию. Я не боялась, а хотела его. И все мои поступки продиктованы желанием умереть.

Я говорила, мой друг, что с грехами жить сложно, а со столетиями эти грехи превращаются в булыжники, придавливающие тебя к земле. Ты устаёшь носить их и хочешь просто умереть, потому что это кажется тебе лучшим выходом. Ты осознаёшь, что на твоих плечах лежит не только огромное чувство вины, но ещё и ответственность за свой вид. Никто тебя не спрашивает, хочешь ты этого или нет. От тебя только требуют. Сомнительный повод желать быть вампиром, не так ли?

Глава 21

Мы запоминаем свою жизнь не сразу после рождения. Проходит примерно пять-десять лет, когда мы внешне достигаем возраста двухлетнего ребёнка. Конечно, это зависит от составляющих крови в ребёнке, но мой мир начался с воспоминаний о снеге. Я прекрасно помню ту минуту, когда ранним утром водила пальцем по снегу. За окном было ещё темно, и в замке все спали, даже моя няня. А я проснулась раньше всех, чтобы поскорее поесть. Я побежала к кормилице, она дала мне своей крови и затем уснула. Я была очень голодной. И в этот момент я увидела снег за окном и понеслась на улицу. Мои ноги утопали в снегу, я упала на задницу и долго сидела так, глядя на тёмное небо, а на меня падали снежинки. Я чувствовала прохладу на своей коже, и мне это так понравилось. Я словно родилась в ту минуту. Пальцами рисовала на снегу разные иероглифы, считая, что делаю нечто великое. В тот день я пробыла на улице до самой поздней ночи, и никто меня не искал. Никто. Сначала мне было весело наблюдать с улицы за всеми. Я ждала, что вот-вот кто-то из семьи обнаружит, что я пропала. Шли часы, я стояла босыми ногами на снегу, и на мне были всего лишь тонкая ночная сорочка и чепчик. Одежда уже давно промокла, но мне не было холодно, я же была вампиром. Я стояла долгое время. Стояла и смотрела, как мой отец с другими мужчинами и старшими братьями уезжают на охоту. Я видела, как моя старшая сестра убежала с каким-то парнем на конюшню. Я улыбалась, когда мама вышла из дома и всматривалась в сумрачную темноту, ожидая папу. Я думала, что она искала меня. Нет. Никто меня не искал. Я вернулась домой только потому, что была голодной. Снова поела, и только тогда меня заметила одна из моих кузин, она накричала на меня из-за того, что я была вся мокрой и испортила одежду. Она ударила меня, а я откусила ей палец в прямом смысле слова. Её палец был у меня во рту, тогда я вновь убежала на улицу, и меня впервые стошнило. Я вырвала кровью. Свет свечей освежал это маленькое место, куда меня стошнило. Там был чистый снег, пока я его не испортила.

Меня скрючивает снова и снова, пока тошнит. Кровь фонтаном вырывается из моего рта и окрашивает белоснежный снег в грязное пятно. Кашляя, я падаю на снег и тяжело дышу, глядя на ночное небо. Снежинки падают мне на лицо. И у меня всё болит.

Меня никогда никто не искал. Никто не возлагал на меня больших надежд и не делился со мной планами. Я была самой младшей. Последней в роду. И по понятным причинам всё внимание было отдано старшим детям. Рядом со мной был только Стан. В тот день я с ним познакомилась. Он приехал со своим папой как раз в тот момент, когда меня стошнило, и первым бросился ко мне. Он выглядел немного старше меня, но и был крепче. И он не дал мне упасть в снег. Не дал мне ощутить себя одинокой.

— Чёрт возьми, Флорина! Я же просил тебя подождать меня!

Меня сажают на снегу, и я открываю глаза.

— Боже, тебя снова рвало кровью, — произносит Томáс, достаёт платок из своих брюк и вытирает мне рот, но я отворачиваюсь и вырываю из его руки платок.

Мне не нужна его забота. Ничего больше не нужно.

— Это что за ерунда? — Томáс поднимает какой-то тёмно-бурый кусочек со снега.

— Наверное, часть моих лёгких или гортани, или мозгов. Не важно. Я в порядке.

Поднимаюсь и вновь отвергаю любую попытку помочь мне. Не нужно.

— Флорина, я перенесу тебя в дом, и мы вызовем Сава. Он поможет…

— Мне уже никто не поможет. Я сама дойду. Без тебя, — отмахиваясь, бросаю под ноги платок, испачканный кровью, и бреду по дороге.

— Не прикасайся! — выкрикиваю я, ощущая пальцы Томáса на своём локте. Я отпрыгиваю от него. От этого небрежного действия мне вновь становится плохо, голова кружится, и меня опять тошнит.

— Хватит. Я не маленькая, чтобы ты со мной нянчился. Я в порядке и сама дойду до дома. Всё.

— Флорина, это неразумно.

— Неразумно? Да, это неразумно, ведь я должна подчиняться правилам. Должна всё терпеть и делать вид, что всё окей. Но я устала делать этот вид. Устала, что вы все считаете меня какой-то никчёмной. И ведь это правда. Правда. Поэтому я хочу побыть одна. Хочу умереть, чёрт возьми, одна. И хочу попрощаться с теми, кто меня любил, а не ругаться с тобой или залечивать твои раны. У меня своих много, так что займись своей жизнью, Томáс, и отвали от меня. Я не хочу, чтобы меня кто-то спасал. Не хочу.

Развернувшись, стараюсь быстро идти по дороге, потому что я устала, и мне хочется лечь. Я не готова сейчас опять слушать нравоучения пастора о своей душе, долге и другой чуши. Я ничего не хочу слышать сейчас. Мне своих мыслей достаточно.

Мои ноги едва передвигаются, когда я добираюсь до дома. Едва успеваю войти в дом, как теряю сознание.

— Привет, это снова я. Стан, где ты? Мне срочно нужно тебя увидеть хотя бы на пару минут, а потом можешь снова дуться на меня. Стан, это важно. Пожалуйста, прослушай голосовую почту.

Сегодня это уже пятое сообщение Стану. Чувствую, что скоро умру. У меня начали отказывать некоторые части тела и органы. Они с перебоями работают с момента моего пробуждения. К примеру, зрение. Оно пропало на некоторое время, а затем появилось. Слух. Тоже пропал и появился. Подвижность рук, исчезла и появилась. Мне осталось совсем немного, и я жду, что вот-вот сойду с ума. Но я не хочу сходить с ума и пугать людей. Поэтому я должна подготовиться заранее к своей смерти. Я должна попрощаться со Станом и дядей, прежде чем уйду, чтобы умереть.

Сворачиваю на улицу, где располагается церковь, и еду дальше.

Ты, мой друг, сейчас злишься или возмущён тем, что я так быстро сдалась и готова к смерти. Ты бы боролся за жизнь, не так ли? Но ты не можешь прожить каждый год из моего возраста и увидеть то, что увидела я. Ты не можешь обуть мою обувь и пройти за меня весь этот путь. Представь, что ты один. Рядом больше никого нет, да и раньше не было. Ты просто один изо дня в день семьсот пятьдесят лет, и все видят в тебе ничтожество, которое умеет лишь убивать. Ты не можешь, а я могу. И моё желание — это уйти с достоинством.

— Ваше Высочество, — Сав замечает меня, когда я выхожу из машины. Он, улыбаясь, приближается ко мне, и по мере каждого шага его улыбка угасает.

— Привет, — натягиваю улыбку для него.

— Что случилось? Вы так бледны, Флорина. Ваше лицо… оно словно осунулось за ночь, и вы, как будто похудели ещё сильнее.

— Всё так, Сав, — киваю ему. — Я умираю. У меня осталось не так много времени.

Сав хмурится, а затем поворачивается к своей семье, ожидающей его у входа в церковь, и говорит им идти на службу, а мы придём позже.

— Пойдёмте, — Сав подхватывает меня за талию и ведёт вглубь лесной зоны. Когда мы останавливаемся, я устало сажусь на пенёк и тяжело вздыхаю.

— Ты Стана не видел? Он не отвечает мне, — интересуюсь я.

— Нет, но видел Томáса. Он вчера приехал ко мне и сообщил, что вас снова рвало кровью, и между вами ничего не было.

— Это так. Затем меня рвало ещё три раза, я без сил. Я не могу есть и пить даже человеческую еду. У меня отказывают органы. Я умираю и думаю, что ты не сможешь мне помочь.

— Господи, — Сав яростно трёт переносицу, его рука дрожит. Это мило, что он волнуется. — Надо… надо взять анализы. Надо… мы сделаем полное обследование вашего тела. Мы… мы можем… да, вылетим в Сиэтл, я знаю там хороших врачей, они все вампиры и быстро поймут, что делать.

— Сав, — касаюсь его локтя и качаю головой. — Всё. Не думаю, что мне можно помочь.

— Вы не хотите этого! Вы просто этого не хотите! — повышает он голос.

— Не хочу, ты прав.

— Но почему? Я думал, что мы разгадали тайну вашего самоуничтожения. Дело в Томáсе. Он ведь может помочь. Почему? Он…

— Нет. Он не смог, я тоже не смогла. Дело не в Томáсе и не в тебе, и ни в ком бы то ни было. Моё время пришло.

— Не сдавайтесь, Ваше Высочество. Нельзя. А как же остальные? Весь род зависит от вас. Вампиры и…

— Стан станет королём. Я уже подготовила завещание и отправила его своему юристу. Он позаботится и о твоих сыновьях, и обо всём другом, когда перестанет дуться.

— Я всё же не понимаю. Томáс же может помочь, почему он этого не делает? Почему вы не можете уговорить его? Соблазнить, в конце концов!

— По той же самой причине, по какой твой отец не обратил свою жену. Я не хочу больше об этом говорить. Мне нужно посетить службу и исповедоваться. А также мне нужно белое платье. Ты можешь найти мне здесь белое платье?

— Я… Ваше Высочество, — с горечью в голосе шепчет Сав.

Поднимаюсь, кряхтя от боли в суставах по всему телу. Боже, да я рассыпаюсь прямо на глазах.

— Всё в порядке, — мягко улыбнувшись, касаюсь руки Сава. — Я в порядке, и я готова. Хочу поблагодарить тебя за всё, Сав, и попрощаться. Сегодня вечером я вылетаю в Англию. Надеюсь, что Стан успеет встретиться со мной до моего отлёта. Я заканчиваю лечение, Сав. И я хочу уйти там, где мне хорошо.

— Я сделаю всё, что нужно. А как же Совет? Они не разрешили бы вам улететь в Англию.

— А кто их спрашивает? Я точно нет. И они будут заняты другими делами. Когда я улечу, мой юрист свяжется с дядей и сообщит ему о моей смерти. Мне не нужны эти страдания, причитания или забота. Мне всё это осточертело. Правда, Сав, я устала. Это никогда не было моим выбором. Никогда. Я ненавижу свою жизнь. Ненавижу, когда кто-то страдает из-за меня. Поэтому больше никаких стенаний, ладно?

— Хорошо… хорошо. Я найду вам платье, — обещает Сав.

— Отлично, спасибо. Нужно идти в церковь, служба, наверное, уже началась.

— Да… да. Пойдёмте.

Тяжело дыша, делаю шаг, и мои лёгкие колет. Мне приходится остановиться и опереться о крону дерева.

— Я помогу вам, Ваше Высочество, — Сав приобнимает меня за талию и берёт за руку, помогая идти.

— Теперь я точно выгляжу на свой возраст, да? — хрипло смеюсь.

— Ваше Высочество, вы так же прекрасны, как и в день нашей первой встречи. Вы ещё молоды.

— Льстец и лжец, — упрекаю его.

— Я просто знаю, чем это грозит, если сказать правду о внешнем виде женщины. У меня есть жена, Ваше Высочество…

— Флорина.

— Флорина, — мягко улыбается он. — Так вот, у меня есть жена, и не дай бог сказать ей, что её, действительно, полнит юбка, или она пересолила суп.

Тихо смеюсь, пока мы направляемся к церкви.

— Я позабочусь о будущем твоих сыновей, Сав. Они хотели стать вампирами. Только Брюс остаётся с вами.

— Флорина…

— Нет, я уже отдала распоряжение в официальной форме своему юристу. После моей смерти их будет обязан обратить самый сильный вампир, если они не передумают. Я оставила им эту возможность.

— Спасибо, Флорина. Спасибо за всё.

Мы входим в церковь, и я опускаю голову, слыша голос Томáса. Он уже начал службу. Мы со Савом проходим к его семье, и я опускаюсь на лавку.

— Ваше Высочество, вы в порядке? Жуткий видок, — шепчет мне Михей.

— Закрой рот, — рявкает на него тоже шёпотом Сав. — Слушай пастора.

Сав похлопывает меня по руке, и наступает тишина. Вот чёрт, у меня опять отключился слух. Это ужасно ничего не слышать, кроме того, как кровь медленно циркулирует по венам и слабый стук своего сердца. Я не паникую, мне не страшно, просто жду, когда всё снова станет нормальным. Увы, мой слух возвращается, только когда заканчивается служба.

— Мне нужно исповедоваться, таков обычай, — шепчу Саву на ухо.

— Да… да, я сейчас переговорю с Томáсом…

— Нет, — быстро мотаю головой, отчего перед глазами появляются чёрные точки. — Нет. Хочу другого пастора. Рядом же есть города, может быть, съездить туда?

— Флорина, боюсь, это будет опасно в вашем состоянии. Почему не Томáс? Он же… он будет лоялен к вам.

Бросаю взгляд туда, где стоит Томáс в окружении множества одиноких и незамужних женщин. Я бы всё отдала за укол ревности, но ничего не чувствую.

— Именно из-за этого он будет крайне дотошен. Мне нужен кто-то нейтральный и…

— Мисс Флорина! — К нам, широко улыбаясь, подходит работница церкви, которая теперь обожает, кажется, меня за крупный денежный взнос.

О, боже мой, только не сейчас.

— Доброе утро. Служба была прекрасной, — произношу я.

— Доброе утро, мы насладились службой, но нам уже пора.

— Почему вы так торопитесь? Сейчас будет завтрак, и мы приготовили кашу, а затем обед. Останьтесь. Вы плохо выглядите, мисс Флорина. Болезнь, да? — спрашивает женщина и качает головой, жалея меня.

— Да, именно так, — сухо подтверждаю. — Но мы, правда, не можем остаться, я хочу успеть сходить на исповедь в другом городе и…

— Что за глупости, милая, у нас прекрасный пастор. Томáс! Томáс! — орёт женщина на всю церковь, привлекая к нам внимание. Чёрт.

— Сделай что-нибудь, — шиплю я Саву.

— Это лишнее. Мы пойдём. Тем более Флорина не записывалась на приём. Она…

— Глупости говорю. Глупости. Пастор найдёт для мисс Флорины время. Такая значимая для нас прихожанка не может искать какого-то пастора где-то в другом месте. А вдруг он будет некомпетентен? Тем более это исповедь сокровенных тайн души, которые можно доверить только Томáсу. Он…

— Сав, рад вас видеть, — перебивает Томáс, и я закатываю глаза. — Мисс Флорина.

— Доброе утро, мы уже уходим. Мы…

— Ни в коем случае. Нет. — Женщина оказывается довольно сильной для такого маленького роста. Она грубо толкает Сава и хватает меня за руку, отчего я даже вскрикиваю.

— Вот, пастор. Мисс Флорина хочет исповедоваться, — говорит она, притягивая за рукав рясы Томáса прямо ко мне. Теперь между нами расстояние всего лишь сантиметров пять от силы. Что за чёрт?

— Правда? — удивляется Томáс.

— Да-да, и она хочет искать другого пастора. Я сказала, что это глупости. Вы всегда найдёте время для мисс Флорины, правда, пастор? А на кухне я могу со всем разобраться сама.

Боже.

— Нет… хм… мы… в общем, Флорина хотела просто покататься по округе и узнать о других приходах.

— Это уже обидно, — улыбается Томáс.

Я снова отвожу взгляд.

— Я не хотел. То есть мы…

— Ничего, я с радостью исповедую мисс Флорину. Для меня это будет честью. Не беспокойтесь, Сав, я привезу её домой после исповеди, мне несложно. Как раз потом тоже поеду домой. Мисс Флорина, — Томáс обнимает меня за талию и ведёт за собой. Я беспомощно поворачиваю голову к Саву, а тот пожимает плечами.

Вот тебе и друг.

Томáс резко сворачивает за угол и оказывается передо мной.

— Ты не проронила ни слова, Флорина. Не хочешь…

— Привет, — равнодушно говорю, поднимая голову к нему. — Да, я паршиво выгляжу и не хочу много говорить. Я сохраняю энергию. Поэтому я ищу пастора.

— Я пастор.

— Ты предвзятый пастор, а мне нужен незнакомый пастор.

— Что ты задумала? — прищуриваясь, недоверчиво спрашивает Томáс.

— Исповедоваться.

— Как вчера? То есть теперь ты ищешь другого пастора, чтобы раздеться перед ним и предложить себя? Ты в своём уме, Флорина? — злобно шипит он.

Я озадаченно приподнимаю брови.

— Нет. И я ищу пастора не для этого, а для того, чтобы, действительно, исповедоваться.

— Ты не делаешь этого.

— Но сейчас должна, это традиция. Нужно исповедаться хотя бы раз перед смертью.

— Ты не умираешь, а просто страдаешь ерундой, моришь себя голодом и сводишь всех с ума. Ты пробовала хотя бы раз быть нормальной? Есть нормально? Жить нормально, в конце концов, без всей этой драмы вокруг твоей смерти?

— Я не понимаю тебя, Томáс. И уже не пойму. Поэтому скажу только то, что я хочу умереть. И я готова умереть. Ненавижу, когда вокруг меня разыгрывается драма, поэтому я живу обособленно в Англии. И я должна найти пастора, потому что не знаю, когда у меня снова откажут руки или ноги, слух или зрение. Так что оставайся со своими доводами, претензиями и ранами один в кругу тех, кто идеализирует тебя. А я найду пастора, который выслушает меня и не будет читать мне нотаций.

— Подожди, — Томáс хватает меня за руку и дёргает на себя, вырывая с моих губ стон.

— Боже, не делай так. Иначе меня вырвет, — кривлюсь я.

— Хорошо, прости. Я пастор и могу исповедовать тебя.

— Уверен?

— Да, это моя работа. Я пастор. Мне не помешает личная жизнь.

— Что ж, ладно. Тогда давай сделаем это.

— И где ты хочешь это сделать?

В моей голове идёт абсолютно другой подтекст. Я непроизвольно улыбаюсь и хихикаю. Томáс закатывает глаза и цокает из-за моей реакции.

— Флорина, немного серьёзнее.

— Прости, я… не важно. Я хочу сделать это здесь, — указываю головой на исповедальную кабинку.

— Не лучше ли будет наедине в моём кабинете? Там тебе…

— Нет, здесь или нигде. Я не хочу видеть твоё лицо. Исповедь на то и проводится в этом закрытом месте, чтобы не смущать исповедывающегося. Так что только здесь.

По лицу Томáса пробегает тень.

— Согласен. Проходи, располагайся. Мне нужно предупредить о том, что я буду на исповеди, и чтобы начинали завтрак без меня.

Я не отвечаю ему и вхожу в небольшую и тёмную кабинку. Опускаюсь на маленькую лавку, обтянутую тканью, и жду. Через несколько минут за перегородкой справа раздаётся шорох.

— Я здесь. Ты готова?

— А ты готов?

— Я пастор.

— А я дьявол, вот мы и встретились, — усмехаюсь я.

— Флорина, ты готова исповедоваться?

Тяжело вздохнув, прижимаюсь головой к деревянной перегородке.

— Да, должна. Я просто не знаю, как это делается. Я всегда сбегала или выдумывала что-то, или заговаривала наших пасторов, или что-то ещё. Но я никогда не исповедовалась, отчего постоянно получала нагоняй от родителей. Я не исповедовалась, даже когда собиралась в военный поход, а это было часто. Я любила войну, она для меня была такой весёлой. Но потом их становилось всё меньше и меньше, а отец начал запрещать нам вмешиваться в дела людей. Это были хорошие времена. Так что я должна делать, пастор?

— Говорить от сердца. В чём ты считаешь твой грех и какой из них хотела бы отпустить?

Задумываюсь, перебирая в памяти разные моменты своей жизни.

— Мне не в чем раскаиваться.

— Флорина, — строго рявкает Томáс.

— Но это правда. В чём я должна исповедоваться, если я не считаю себя грешницей? Кажется, что у вампиров всё иначе. Мы все убивали в прошлом, чтобы спасти себя. Поэтому я даже не знаю, в чём могу покаяться.

— Есть ли что-то в твоей жизни, о чём ты сожалеешь?

— О том, что я родилась. Это подходит?

— Нет. Тебя в этот мир привёл Создатель, а он знает, что делает.

— А доверие считается грехом?

— Нет. Это не грех.

— Тогда я безгрешна, — усмехаюсь я.

— Флорина, это тебе нужна была исповедь.

Прикрываю глаза, а перед ними крутится всегда одно и то же воспоминание.

— Хочешь, я расскажу тебе мрачную сказку? — шепчу я.

— Хочу.

— Что ж, предупреждаю, что её конец очень печальный.

— Я вынесу это.

Об этом моменте своей жизни, о правдивом моменте, знает только Стан, потому что я всегда была в нём уверена. Но я не могу отрицать, что это разделило мою жизнь на «до» и «после». Так, может быть, пришло время покаяться в том, что я чудовище?

Глава 22

— В далёкие времена существовало царство, в котором жил очень могущественный народ. Они называли себя вампирами. У этого народа были король и королева, которые очень любили друг друга. Они заботились о своих подданных, как и о гостях, приезжающих в их края. Конечно, между ними случались ссоры и яркие споры, но они жили душа в душу. Они безумно любили друг друга и были вампирами. Чистокровными вампирами. Самыми первыми и уникальными. Их боялись и перед ними приклонялись. В королевской семье родилась принцесса, она была тринадцатым ребёнком. Принцесса была самой младшей, и по этой причине ей не уделялось должного внимания. Зачастую о ней забывали. Она росла в окружении нянь и гувернанток, но родители пытались не забывать о ней, хотя у них было много дел. Но принцесса не видела в этой ситуации ничего плохого, она с нетерпением ждала своей очереди, чтобы обнять и поцеловать родителей. Они ни в чём её не ущемляли, кроме своей любви, которой не досталось принцессе. С годами принцесса привыкла к тому, что она одна во всём мире. И тогда она познакомилась с хорошим мальчиком, который её заметил и защитил. Он стал её лучшим другом. Но так как он был мальчиком, да ещё и старшим из детей в своей семье, то часто уезжал вместе с отцом, который с ранних лет брал его с собой на охоту и в походы. Тогда принцесса чувствовала себя ещё более уязвимой и одинокой. Она любила прятаться и искала варианты побега под покровом ночи, чтобы ощутить свободу. В замке, в котором жила королевская семья, всегда было шумно, но в этом шуме никто так и не услышал крик принцессы о помощи. Принцесса смирилась с тем, что она другая, ненужная и лишняя.

Я облизываю губы и закрываю глаза, потому что они начинают болеть.

— Шли годы, но ничего не менялось, принцесса поняла, что она никогда не сможет завоевать любовь родителей, братьев и сестёр. Её всё так же не замечали, она стала бунтовать. Сбегала из дома, совершала запретные вещи и нарушала правила. За это её, конечно, наказывали, но она делала это снова и снова. И вот в одну из таких ночей она гуляла по лесу вдалеке от дома, когда учуяла аромат крови. Принцесса ощутила знакомое покалывание в челюсти и поняла, что уже давно не ела. А ела, точнее, пила она человеческую кровь, и этот аромат был именно тем, что помогал ей жить. Она сама привыкла добывать себе еду, потому что была незаметной, а значит, и голодной. Её с детства забывали кормить. Принцесса пошла на запах и добралась до границ царства вампиров. На грязной земле лежала девушка невероятной красоты. У неё были светлые волосы и тонкие черты лица. Хотя одета она была, как служанка, но вид её говорил о другом. Принцесса обрадовалась, что нашла человека, который мог бы с ней дружить и научить её быть тоже человеком. Но жажда играла по своим правилам. Принцесса хотела противиться ей, но кровь девушки была слишком сладка. Она затуманила разум принцессы. Красавица была убита чудовищем.

Сглотнув кислый привкус во рту, я вновь смачиваю губы.

— Когда принцесса поняла, что сделала, то расплакалась и возненавидела себя ещё больше. Она держала на руках красавицу и просила прощения, пока в её голове не появилась идея, обратив эту девушку, превратить человека в вампира. Пусть девушка уже была мертва, но в её теле осталась слюна принцессы, и это был шанс. Хотя родители принцессы запрещали подобное своим детям, принцесса всегда нарушала правила. Она обратила красавицу и забрала её с собой в замок. Когда красавица открыла свои большие зелёные глаза, то сначала была очень напугана, но со временем привыкла к тому, что теперь она тоже вампир. Принцесса соврала родителям, сказав, что девушка пришла на должность её личной гувернантки, чтобы обучать её. Родители не особо вникали в это, поэтому девушка осталась в замке. И с этих пор у принцессы был друг. Друг, с которым она делилась всем. Даже тем, о чём не могла поделиться со своим другим другом, который к тому же часто отсутствовал. Так что принцесса была рада появлению рядом с собой сестры. Она любила её всем сердцем. Защищала, оберегала её и всегда помогала ей. Они вместе путешествовали, много говорили и учились. Они всё делали вместе. Конечно, красоту девушки сложно было не заметить, но принцесса защищала её всеми возможными способами ото всех, даже от своих братьев. Никто не смел коснуться её подруги. Шли годы, затем века. Мир менялся, а они нет. Казалось, что их дружба только крепла, и ничто не могло её разрушить.

— Но разрушило? — спрашивает Томáс.

— Да, разрушило. В тот день самые сильные и могущественные вампиры собрались на праздник в церкви. Это был солнечный и ясный день. Не было ни намёка на грядущее чудовищное происшествие. Как обычно, они гуляли в лесу, в котором принцесса позволяла своей подруге ненадолго отлучаться для встреч со своим возлюбленным. Подруга обещала познакомить их, но тянула с этим. Они вернулись с прогулки и пошли в церковь. Заиграл орган. Принцессу окружали счастливые лица, ведь это была свадьба её сестры. Принцесса с завистью и в то же время с радостью смотрела на сестру, идущую к своему жениху. И в этот момент на них напали. Это было огромное полчище вампиров. Сильных вампиров в союзе с людьми. Это было предательство. Двери церкви заблокировали, враги пробрались по одному из тайных проходов, о которых знала только принцесса. Лишь принцесса знала о них и часто их использовала для того, чтобы сбежать. Она сама их создала, прорыла, усилила. На глазах принцессы её семью убивали. Стояли крики, вампиры начали драться с вампирами, но враги в пять раз превышали численность королевской семьи и приближённых к ней. Никому не суждено было выжить. Принцесса безумно испугалась, на неё напал один из вампиров и повалил её. Он хотел её убить, но принцессу спас друг, хороший друг, и его ранили. В ту минуту, когда её окружал хаос, крик и вопли о помощи, она вспомнила про ещё один проход, который мог бы вывести оставшихся вампиров и спасти их. Но отец схватил её за руку и сказал, чтобы она дралась, как принцесса, а не бежала, как предатель. Но принцесса никого не хотела убивать. Она бежала. Не одна. Она струсила и убежала. Принцесса вывела в тот день девять вампиров, более или менее живых, в том числе и своего друга. Они спрятались в лесу. Принцесса не могла разумно мыслить, ведь в церкви осталась её подруга.

— Она вернулась за ней, не так ли?

— Да. Она снова сбежала от выживших, чтобы найти свою подругу и проститься со своей мёртвой семьёй. Никто не выжил из оставшихся там. Под покровом ночи принцесса снова прошла через подземный ход и увидела церковь, разрушенную и покрытую кровью. Крови было настолько много, что за несколько часов она даже не высохла. Это было море крови. Они убивали всех: младенцев, детей, стариков, мужчин и женщин. Буквально всех. В тот день в церкви находились десять младенцев, один из них родился всего неделю назад. Но самое ужасное было то, что принцесса не увидела мёртвых тел. Их не было. Только кровь. Кровь была везде. Принцесса находилась в шоке. Она не помнила того, как вошла в замок, её вывела из этого состояния музыка, доносящаяся из главного зала приёмов. Принцесса пошла на звук, и по мере того, как она приближалась, всё чётче и чётче слышала голоса и смех, как и ощущала вонь мёртвых тел. Она заглянула в зал, и увиденное повергло её в шок. Боль, горе, отчаяние и невероятное раскаяние постигло её, когда она увидела, как эти чудовища поедают тела её семьи. Но ещё страшнее было то, что во главе этого кровавого пиршества рядом с мужчиной с чёрными волосами и злыми, тёмными глазами cидела её подруга. Она с улыбкой выковыривала глаз из лица матери принцессы, а затем съела его. Очевидно, что это было предательством. Принцесса не могла поверить в то, что Гела, её названая сестра и подруга предала её. И конечно же, на принцессу свалилась огромная вина за то, что она показала Геле тайный проход, по которому руками Гелы привела врагов, убивших большую половину клана. В ту секунду сильнейшее горе превратило принцессу в монстра. Последнее, что она запомнила, это боль, которая разорвала её сердце.

— Принцесса решила отомстить, — голос Томáса опускается до хрипа.

— Она отомстила, но не запомнила, как это сделала. Всё, что она запомнила — это боль и горе, которые вели ей. Принцесса очнулась в луже крови и среди растерзанных врагов. А их было чуть больше пятисот воинов, людей и вампиров. Она одна убила их. Кровь снова была везде. Даже на потолке, который находился в десяти метрах от пола. Принцесса услышала хрип, всё ещё не веря в то, что это сделала она. Убила всех она. Но хрип прозвучал снова. Она встала и, продолжая держать голову главаря в своей руке, пошла в ту сторону, откуда раздался хрип. Она толкнула ногой трюмо, из которого выкатилась окровавленная Гела. Все её тело и лицо были изуродованы. Принцесса хотела сразу же упасть на колени и простить подругу, но плотоядная и голодная улыбка Гелы остановила её. Принцесса вспомнила, что перед ней предатель. Гела не раскаивалась, она радовалась. И она сказала принцессе то, что никогда не стёрлось из её памяти: «Даже если ты никого больше не убьёшь, всё равно всегда будешь чудовищем и убийцей. Даже если спасёшь миллион людей, всё равно всегда будешь носить на себе кровавое клеймо позора. Даже если встретишь любовь, ты никогда её не познаешь. Даже если выберешь затворничество, никогда не забудешь то, что сделала. На твоих руках всегда будет алеть кровь. Твоё лицо будет чудовищно уродливо. И ты никогда не сможешь получить то, что ищешь. Тебя никто не полюбит, ты никчёмная, ничтожество и трусиха. Ты создана лишь как материал, который будут использовать, как сделала это я. И ты умрёшь в ужасных муках, вспоминая мои слова. Ты не будешь прощена. Ты уже запятнана кровью, и никто не очистит её с твоей кожи». Эти слова безумно сильно ранили принцессу. Горе и боль, которые она переживала, стали ещё сильнее. И принцесса, не выдержав этих эмоций, вырвала сердце Гелы и съела его, давясь горькими слезами.

Пауза, в которой я снова переживаю воспоминания прошлого, вновь и вновь разрубает моё слабое сердце на куски.

— Принцесса убила врагов и стала королевой. Только одному вампиру она рассказала о своей боли. И этот вампир не отвернулся от неё, чем доказал свою любовь и преданность. Только вот принцесса уже не верила ни во что. Её уничтожило предательство Гелы, а не потеря всей своей семьи. И принцесса решила, что она должна спрятаться, чтобы никто и никогда снова не стал её жертвой. Она привела в свой дом предателя, которому открыла все тайны клана. Она предала весь свой народ. Ненависть, которая копилась с детства в душе принцессы, начала её убивать, наказывать и уничтожать в ней всё живое. Но принцесса не сожалела о том, что сделала. Каждую минуту своей последующей жизни она помнила слова Гелы и винила себя за потери, которые понесли вампиры в тот день. Принцесса умерла вместе с Гелой, а оболочка… оболочка стала лишь временным упущением со стороны природы. Даже после такого ужасающего предательства подруги, принцесса не смогла возненавидеть её. Она возненавидела себя. Впоследствии королева умерла, повторив в точности пророчество Гелы. Она умерла в одиночестве и с огромным чувством вины и ненависти к себе. Она умерла, закончив на этом весь свой род и дав дорогу более сильным вампирам. Растерзанное сердце принцессы нашло успокоение в смерти, только там и нигде больше.

У меня на губах появляется слабая улыбка. Вот и всё. Конец мрачной сказки, который должен научить тебя, мой друг, чему-то важному. Надеюсь, ты поймёшь, ведь я до сих пор не поняла, в чём заключался урок.

— Может быть, Гела так поступила, потому что ей причиняли боль?

— Нет, принцесса всегда была рядом с ней. Гела поступила так по своим причинам. Она много веков носила в себе лютую ненависть к этой семье. Но не Гела виновата во всём, а принцесса. Она была, и правда, никчёмной, глупой, слишком романтизировала любые поступки и верила не той. Принцесса совершила чудовищную ошибку, а не Гела. Гела как раз следовала своему плану, а вот принцессе следовало слушать родителей и не ходить в лес одной. Не думать о том, что она умнее всех. Принцесса виновата в гибели стольких вампиров и… младенцев. Эти растерзанные маленькие тела ещё долго преследовали принцессу. Они преследовали её до самой смерти. Этого достаточно для исповеди?

— Да, — тихо отвечает Томáс.

— Ну что, пастор, как ты думаешь, Создатель примет в свои объятия принцессу или гореть ей в вечном аду? — хмыкаю я.

— Создатель милостив, и он примет все души, пришедшие к нему. Принцессе не о чем волноваться.

— Значит, это всё же счастливый конец. Принцесса, наконец-то, стала свободной и любимой, о чём грезила всю свою жизнь, что искала в каждом прохожем и из-за чего предала свой народ. Создатель, и правда, очень милостив, но это можно узнать только после смерти.

Выпрямляюсь и сажусь ровнее, двигая шеей, чтобы размять затёкшие мышцы.

— Спасибо за исповедь, пастор. Теперь я могу уйти, — произношу и поднимаюсь на ноги. Они кажутся ватными и слабыми, отчего я едва могу ходить.

— Этой принцессой была ты, Флорина?

Замираю на несколько мгновений. А что мне терять? Томáс возненавидит меня? Это меня точно не пугает.

— Да, этой принцессой была я, но королевой так и не стала. Это не моя жизнь. Никто не дал мне права выбора. И я выбрала сама то, что хочу. Своё место среди гнили, мёртвых тел и вины. Я довольна этим выбором. Спасибо за исповедь, пастор, но я закончила. Я до сих пор не раскаиваюсь в том, что сделала. Мне не стыдно признать, что я убийца, и мне нет оправданий. Я убийца, увы, быть вампиром это сложно, и ты всегда будешь винить себя за тех, кого убила. Каждый день и каждый век ты будешь помнить глаза всех своих жертв перед смертью. Это и есть ад, пастор. Ад здесь, на Земле. А рай — это лишь иллюзия для нас. Его нет и никогда не будет, потому что Создатель — это тоже миф, созданный для того, чтобы контролировать людей. Но я никогда не следовала правилам и не собираюсь этого делать сейчас. Прощайте, пастор.

Выхожу из кабинки исповедальни и медленно иду по проходу церкви к свету, ожидающему меня впереди.

Глава 23

Мой друг, я открою тебе тайну богатства вампиров и людей. Как я и говорила, не все из нас живут в роскоши, некоторые ведут довольно примитивный образ жизни и не могут шиковать. Но есть один способ для того, чтобы стать богатым. Ты знаешь этот способ, но я его напомню. Если ты готов учиться, развиваться и постоянно работать над собой, то станешь богат. И не важно, кто ты: вампир или человек. Важно, чтобы ты что-то делал для этого. В своё время я работала в лаборатории по созданию искусственной крови и плазмы. Я потратила на это больше восьмидесяти лет, и мне удалось найти ту самую формулу. Так я стала богаче. Я училась многим профессиям, а потом применяла знания в своей личной жизни, что тоже сделало меня богаче. Деньги — это оплата за твоё упорство и труд. Вот такой простой секрет.

Я не могу отрицать, что быть богатой это плохо. Нет, это классно. Ты можешь позволить себе всё, даже купить здоровье. Хм, или личный самолёт, что сделала я. Вампиру довольно сложно летать вместе с огромным количеством людей на дальние расстояния, как и пронести в самолёт запас крови, ведь мы тоже подвержены смене давления. Чем выше понимаемся, тем сложнее становится дышать, и мы тратим больше энергии для сохранения невозмутимого человеческого облика. Поэтому вампиры или пользуются личными самолётами и набирают свою команду на борт, или предпочитают машины и поезда, чтобы была возможность спокойно путешествовать. Конечно, ты предложишь нам вариант взять с собой человека в самолёт и питаться им, но дело в том, что укус вампира — это сильный стресс для организма человека. После укуса человек теряет сознание, и довольно сложно объяснить людям, почему спутник или спутница вампира выглядит бледной, больной и практически при смерти. Потом человек проснётся и будет в порядке, но до тех пор, пока его организм вновь не восстановит нормальную циркуляцию крови, он похож на умирающего. Нам такие риски не нужны.

— Ваше Высочество, вы уверены? — Сав хмуро смотрит на здание аэропорта.

— Да, я не передумаю. Пришло время. А я хочу умереть там, где мне хорошо, — слабо улыбаюсь. — Стан не звонил тебе?

— Нет, я его уже давно не видел.

— Хм, это странно. Хотя бывало, что Стан пропадал на пару лет, а потом возвращался, как ни в чём не бывало.

— Может быть, он решил побыть в одиночестве, видения ему неприятны.

— Может быть, — пожимаю плечами и тяжело вздыхаю. — Если он появится, то скажи ему, что я дома, ладно? Я, конечно, оставила ему сотню сообщений на голосовой почте, отчего она теперь забита.

— Конечно. А старейшины? Они не приемлют такое поведение.

— Ах, с этим я всё решила. Я поговорила с дядей и убедила его в том, что мне нужно слетать на пару дней в Англию по работе, а потом вновь вернусь сюда. Но мы оба знаем, что не вернусь, так что я всё уладила.

— Мне очень жаль, — Сав касается моего плеча и легко сжимает его.

— Эй, не грусти. Это цикл жизни, мой подошёл к концу. Всё в порядке. Скоро у вас будет новая жизнь, Стан станет прекрасным королём.

— Хорошо. Я провожу вас.

— Нет, не нужно. Я сама. Лучше, чтобы я одна вошла туда. Не люблю долгие прощания.

— Ладно. Вы упаковали платье Майди? Я положил его вам в машину, пока вы были на исповеди.

— Да, всё положила. Спасибо.

— А… а что-нибудь поесть взяли? Вы можете проголодаться.

— В самолёте всё есть, не беспокойся.

— А документы?

— При мне.

— А…

— Сав, хватит, — смеюсь и качаю головой. — Хватит, не тяни время. Уходи. Береги себя и свою семью. Хочешь, я даже обниму тебя?

— Да, хочу.

Я раскрываю руки, и Сав крепко обнимает меня.

— Всё будет хорошо, — шепчу я.

— Нет, не будет. Я тоже не люблю ложь, Флорина. Не будет. Будет страшно и опасно для всех нас. Будет не так, как с вами. Будет иначе. Постарайтесь всё же найти причину, чтобы выжить, пожалуйста. Вы очень нужны нам.

Сав очень милый, и я бы расчувствовалась, если бы не была роботом.

— Томáс совершил огромную ошибку и потом будет сильно сожалеть, когда уже будет поздно. Он просто… я поговорю с ним и…

— Сав, нет, — отодвигаюсь от него и резко дёргаю головой. — Нет. Он сделал то, что велело ему сердце. Он слушает его.

— Это было не веление сердца, Флорина, это был глупый разум, который зачастую нас подводит. Разум, якобы самый умный в нашем теле, но нет. Душа и сердце, вот что имеет значение при принятии важных решений. Они никогда не обманывают. И я уверен, что душа и сердце Томáса принадлежат вам, но он просто… глупец.

— Не надо, Сав, я в порядке. И я даже рада тому, что он этого не сделал. Он был прав, всё это неправильно. Не так мы должны были встретиться. У нас не было времени, чтобы влюбиться. А это важнее, чем разум. Он не чувствовал ко мне ничего, кроме похоти. А я не уверена, что мне было бы достаточно только этого. Я слишком долго искала того, кто мог бы меня полюбить, но так и не нашла. Зато нашла нового друга. Тебя, Сав. А теперь иди. Уходи, — я толкаю его в плечо.

Сав мечется внутри, пытаясь оттянуть ещё немного времени, чтобы дать мне возможность передумать. Но мне уже очень плохо, я даже сейчас едва стою на ногах, они сильно дрожат. Я делаю это ради Сава, чтобы он мог спокойно уйти, а не снова спасать меня.

Когда он уезжает, я, опираясь на чемодан, медленно бреду в аэропорт. Здесь аэропорт очень маленький, поэтому расстояния небольшие. После регистрации меня передают одному из работников аэропорта, и тот проводит меня в зал ожидания для важных персон. Там никого нет, совсем никого.

Через полчаса я вижу знакомую стюардессу. Она, улыбаясь, подходит ко мне и сообщает, что самолёт готов. Мне с трудом удаётся встать и идти. Я иду медленно, не вдаваясь в подробности своего состояния. Стюардесса не задаёт никаких вопросов, она знает, кто я. И знает, что лучше ей ничего не видеть.

— Простите, мисс, — нас останавливает служба безопасности аэропорта.

Озадаченно приподнимаю брови, абсолютно не понимая, чем вызвано их появление.

— Да, что-то случилось? Я уже прошла регистрацию на рейс, — холодно произношу.

— Мы знаем, но у нас произошёл инцидент. Некий мужчина говорит, что должен лететь вместе с вами, но он даже не знает вашего имени. Он устроил скандал, и нам пришлось провести его в отдельную комнату для особо буйных пассажиров. Он описал вашу внешность.

Хмурюсь и бросаю взгляд на стюардессу.

— Офицеры, это ошибка. Мы не берём…

— Чёрт, — хлопаю себя по лбу и натянуто улыбаюсь. — Его зовут Томáс, не так ли?

— Да-да, именно так. Вы знакомы с ним?

— Да. К сожалению, да, он мой пастор. И я совсем забыла о том, что пригласила его с собой в Англию. Он назвал моё имя, Флорина, скорее всего. Так меня звали родители, поэтому я привыкла так представляться. Он не буйный, я даю своё согласие на его полёт и регистрацию на мой рейс.

Какого чёрта Томáс здесь делает? И, вообще, он совсем не осознаёт, что за такое поведение ему может грозить тюремный срок? Идиот.

— Ох, да… да, хорошо. Мы сейчас передадим всю информацию. Ожидайте пассажира в самолёте, мисс.

— Спасибо.

Офицеры быстро уходят, переговариваясь по рации с другими сотрудниками аэропорта. Бросаю взгляд на изумлённое лицо стюардессы. Да, я никогда и ни с кем не летала. Я, вообще, летаю крайне редко. Крайне.