Раз

Путешественникам ничего другого не оставалось, как брести по сосновому бору наугад. Вскоре частокол деревьев заметно поредел, потом лес и вовсе кончился, и они оказались на холме. Внизу, в окружении прекрасной зеленой долины красиво извивалась узкая блестящая лента реки. Чтобы передохнуть, мама и сын сели на траву и стали разглядывать окрестности.

— Ни одной хижины нет, даже самой плохонькой, — щурясь от бьющего в глаза солнечного света, сварливо пробурчал Енька. — Ну и где мы теперь будем жить, а? Мам, вдруг мы заблудились?

— Ну что ты, золотко! Ни в коем случае!

Мама устало улыбнулась и поцеловала сына в лоб. Енька почувствовал, что ее губы дрожат. Это означало, что она очень встревожена, хотя изо всех сил пытается не поддаваться панике. На самом же деле в этот момент мама окончательно убедилась в том, что они, словно глупые овечки, из-за чьей-то злой шутки проделали весь этот путь лишь для того, чтобы полюбоваться прекрасным пейзажем.

— Ой, смотри, что это там? — Енька вдруг подскочил как ошпаренный и побежал вниз.

Чуть левее и ближе к реке в окружении деревьев, утопая в зелени, которая делала его почти неразличимым на фоне холма, стоял дом. Очень странный дом, если приглядеться повнимательнее. По обеим сторонам от него росли два невысоких дерева — слева кедр, где на нижней ветке сидел, по-хозяйски обзирая свои бескрайние владения, маленький полосатый бурундук, а справа — роскошная раскидистая яблоня. У реки высилась черешня, облепленная вперемежку красными ягодами и сгрудившимися в серую кишащую кучу-малу птицами. Птицы галдели и все время перелетали с ветки на ветку, поэтому со стороны казалось, будто крона дерева движется. Сам дом тонул в великолепных, пышных зарослях зелени, потому что был со всех сторон не просто увит, а в несколько слоев обмотан вьюном. С крыши тут и там свисали крупные красные цветы. Не удивительно, что поначалу путешественники ничего особенного не заметили — издалека дом был похож на один из тех зеленых холмов, каких полным-полно вокруг.

Енька, запыхавшийся не столько от стремительного бега, сколько от восторга, что он обнаружил нечто важное, подбежал поближе и огляделся. От дома к реке вела извилистая песчаная дорожка, местами сбоку обложенная камнями. По обеим сторонам на нее свешивалась, точно львиная грива, густая высокая трава. Неподалеку, между валунами, поросшими мхом, одиноко торчал корявый куст одичалого крыжовника, под который, завидев людей, юркнула маленькая зеленая ящерка с гладкой полосатой спинкой, а также неизвестно для чего, учитывая близость реки, был сложен из речных камней невысокий круглый колодец. На краю колодца сидела, невозмутимо прочищая свои перья, и мальчик был готов поклясться, что это была именно она, та самая белая куропатка, которую не так давно на свою беду утром мама обнаружила на собственном окне.

Енька с мамой долго кружили вокруг дома, пытаясь найти дверь. В конце концов, с большим трудом продравшись сквозь заросли смородины и высокой травы, они вплотную подобрались к стенам и стали расчищать их от листвы. Со стороны леса обнаружились два полукруглых, невероятно пыльных окна. Из-за них у дома было, если так можно выразиться, довольно глупое выражение лица с печально опущенными вниз уголками глаз. Как будто он рассматривал что-то вдалеке или ожидал известий, пристально вглядываясь в сосновый бор.

— Ну и ну! — восхищенно присвистнул Енька. — Если бы не труба, что торчит сверху из листьев, я бы никогда не понял, что этот зеленый клубок — чей-то дом.

— И мы бы точно прошли мимо! — подхватила мама, ужасно радуясь, что этого не произошло.

Вдруг упомянутая печная труба, словно услышав слова мальчика, разразилась пронзительным мяуканьем, и к ногам мамы из зеленых зарослей, плотным ковром покрывавших крышу, спрыгнул крупный рыжий кот, приветливо виляя пушистым хвостом.

— О! — обрадовалась мама, — если есть кот, значит где-то должны быть и хозяева. Однако… Что-то подсказывает мне, — продолжила она, ведя отчаянную и явно неравную борьбу с вездесущим вьюном, — что сюда уже сто лет как никто не наведовался. По-моему, дом этот заброшенный.

Еще немного повоевав с упрямым растением, со стороны реки они нашли не менее пыльный, чем окна, продолговатый длинный витраж, сложенный из крошечных цветных стеклышек. К нему с земли вела деревянная лестница без перил. Это, по всей вероятности, и была дверь. Сверху над ней мама нащупала старую, побитую ветрами, дождями и снегом деревяшку, где замысловатой вязью было вырезано все то же странное слово: СЕМЬСЕМЬСЕМЬ.

— Ну вот, видишь, — неуверенно хмыкнула она, — значит, все-таки мы на верном пути.

Справа от витража болталась, держась на честном слове, ветхая плетеная корзиночка, откуда в разные стороны в ужасном беспорядке торчали густые поросли диких незабудок. В кустах у дома то и дело шныряли, нисколько не смущаясь присутствием людей, ежи, очевидно, целое семейство.

Самым странным казалось то, что дверь, к которой вела лестница без перил, была расположена довольно высоко от земли. Как следует раздвинув кусты смородины, они дружно ахнули: основанием для дома служил обширный гладкий ствол, очевидно когда-то принадлежащий одному из самых гигантских деревьев на свете. Дом покоился на нем, словно на огромной свае.

— Может быть, во время половодья река здесь сильно разливается? — нерешительно вымолвила мама и тут же покачала головой, — да нет, вроде, не похоже.

И действительно, если дом располагается на возвышении, пусть даже небольшом, никакие проливные дожди ему не страшны. Мама взобралась на лестницу. Стоя на верхней ступеньке, она с сомнением дотронулась до того, что по своему внешнему виду лишь отдаленно напоминало дверь.

— Если только это действительно дверь, — недовольно бормотала мама, потому что никак не могла обнаружить ни петель, ни ручки, ни замочной скважины, ни глазка или щели для писем.

Вдвоем с сыном они ощупали каждый сантиметр цветной стеклянной мозаики, перепачкались еще сильнее, но так ничего путного и не обнаружили.

— Что за ерунда, — рассердилась мама и устало опустила руки.

Еньке страшно не терпелось посмотреть, что там внутри дома, он расчистил себе пальцем два окошечка для глаз и, прищурившись, стал вглядываться. «Ну же, СИМСИМ, открывайся, ну, пожалуйста, мы, знаешь, как намучались и устали! Ну что, тебе жалко, что ли!» — прошептал он, со всех сил наваливаясь на дверь и прикладывая обе ладони к пыльному стеклу. Внезапно витраж издал мелодичный протяжный скрип и слегка приотворился. В эту самую минуту белая куропатка, до сих пор спокойно сидевшая на краю колодца, громко закричала и стала нарезать круги над трубой.

Мама и сын, навалившись, с трудом сдвинули дверь с мертвой точки. Она развернулась строго поперек проема, держась сверху и снизу ровно посередине косяка. С любопытством оглядываясь, они с Енькой осторожно протиснулись внутрь. И сразу очутились в тесной столовой с большим каменным очагом, высоким круглым столом и резными стульями, внушительных размеров древним темным буфетом и лестницей наверх в самом дальнем углу. На полу располагался цветной тканый коврик с кисточками. Все убранство столовой, как и ее пол, стены и потолок, было покрыто толстым слоем серой древней пыли. Было похоже, что кто-то по каким-то причинам покинул это место много лет тому назад, и с тех пор здесь больше никто не живет. Внимание мальчика привлек великолепный очаг. Он выглядел особенно впечатляюще и напоминал огромного морщинистого зверя, которого неведомые обстоятельства вынудили плотно прижаться спиной к стене. Внезапно мальчику показалось, что там, внутри печки, что-то или кто-то прячется. Енька слегка струхнул и потянул маму за руку, чтобы поскорее пойти посмотреть, что еще есть интересного в соседней комнате. Которая эта оказалась совсем маленькой и очень уютной, с небольшим полукруглым окном, выходящим на ту сторону, где рос кедр. Снаружи окно было плотно занавешено темно-зеленой растительной портьерой. У стен покоился мощный, весь седой от пыли сундук и стояла низкая деревянная кровать. Маме эта комнатка сразу же пришлась по душе.

Но самым великолепным из всего, что находилось в доме оказался чердак. Просто здоровским! Какие только сокровища не нашли приют в его недрах! Там пылились древнее, обитое ворсистой полосатой тканью, плетеное кресло-качалка, засохший, весь в дырах, бумажный летучий змей, черный, наполовину сдувшийся кожаный мяч, а также два смешных старомодных велосипеда с большими колесами. С потолка свисала толстая свечка в узорчатом кованом подсвечнике. Если когда-нибудь о чем-то Енька и мечтал в своей жизни, так это о таком вот таинственном логове, набитым разным загадочным хламом, расположенном под самой крышей, где стены подпирает низкий покатый потолок, и по-настоящему выпрямиться в полный рост можно только у одной стены. Именно такие места предназначены специально для того, чтобы хранить всякие секреты. Мальчик восторженно выдохнул и бросился осматривать велосипеды. Руль, педали, цепь, рама, сиденье — все было на месте и держалось довольно крепко. На первый взгляд они казались как будто вполне исправными, только уж черезчур старыми. Как и вообще все в доме — сработано на совесть, но чрезвычайно давно.

Хорошенько осмотрев заветный уголок, Енька стал помогать маме исследовать кухню. А именно — уселся за высокий круглый стол и принялся пальцем выводить на пыльной крышке разнообразные узоры, буквы и цифры, то и дело искоса с опаской поглядывая на дракона с говорящим брюхом. Почему-то ему казалось, что от этой странной печки следует ждать подвоха, и это предчувствие не давало покоя.

— Да, — задумчиво промолвила мама, уставившись на свои грязные руки. — Судя по количеству пыли, в этом доме никто не живет уже много лет. Но тогда кто нас сюда позвал и главное — зачем? И хотелось бы знать, откуда взялась эта странная записка?

По правде говоря, мама искала что-нибудь съедобное, то, чем можно было бы перекусить, ведь прошло уже довольно много времени с тех пор, как им довелось нормально поесть. Лесные ягоды, которые удалось перехватить по дороге, явно не шли в счет, и урчание в животах служило тому подтверждением. Мама сдула пыль с дверок буфета. Вдоволь начихавшись, она принялась изучать его содержимое. Для начала осторожно приоткрыла скрипучий нижний ящик и с восторгом обнаружила в нем маленькую кадушку с медом, банку прекрасно сохранившегося яблочного повидла и берестяной туесок, наполненный смородиновым вареньем. Она весло оглянулась — жизнь, кажется, налаживалась. Воодушевленная первыми победами, мама резво распахнула верхние створки буфета. Однако там ничего не было. Абсолютно ничего, не считая узкой деревянной жердочки во всю длину — от стенки до стенки, на которой располагались пять маленьких, не больше воробья, нахохлившихся птичек. Птички спокойно, как ни в чем ни бывало, восседали в недрах буфета с таким невозмутимым видом, будто все воробьи на свете только и делают, что живут-поживают в кухонной мебели. Мама оторопело попятилась и со всего размаху врезалась в стол. Вытаращив глаза, она ошалело уставилась на сына, который ничего не замечая, продолжал, низко опустив голову, водить пальцем по пыльному столу и время от времени опасливо коситься на очаг. Птички в буфете вели себя очень тихо, казалось, им нет никакого дела до того, что кто-то их там обнаружил.

— Ну в-в-вот, — упавшим голосом сообщила мама, нервно теребя край своей клетчатой рубашки, — сладкое угощенье к чаю у нас вроде бы есть, теперь осталось найти муку, и тогда можно будет подумать про пироги.

Тут уже пришла очередь Еньки удивиться и подпрыгнуть на стуле, потому что, как он и подозревал, серый дракон решил, наконец, обнаружить свое присутствие. В его пузе что-то шумно заворочалось, завозилось, затрещало и заворчало:

— Пивоги, пивоги, ты слыфал, она сказала: пивоги, слыфал, слыфал, пивоги, пивоги, сковее, пововачивайся, сковее, сковее!

Мама с сыном окаменели от испуга. Заслонка рухнула на пол, и из очага, пихаясь и пыхтя, отдуваясь и распространяя во все стороны пыль и сажу, спиной вперед, нащупывая ногами пол, вылезли два толстеньких, совершенно одинаковых человечка с круглыми, словно чем-то набитыми щеками.

— Ч-ч-что это такое, мам? — хриплым от волнения голосом с трудом выдавил из себя Енька, для верности крепко-накрепко вцепившись в сиденье стула обеими руками.

Глаза его стали круглыми как ягоды черешни. Мама открыла было рот, но так ничего и не смогла ответить. Человечки уже успели вылезти из печки и принялись по очереди громко чихать. Пыли и в очаге, как и следовало ожидать, оказалось предостаточно. И, похоже, была она древняя и застоявшаяся, поэтому в комнате немедленно поднялась маленькая буря, и маме с сыном волей-неволей пришлось включиться в процесс чихания.

— Что такое, что такое…Мы это, вот что такое, выбвались наконец-то! Уф! — проворчал один из коротышек, отряхаясь и оглядываясь.

— Кувт. Мавт.

То, чем были набиты их щеки, очевидно, мешало им говорить, как следует. Курт и Март были похожи друг на друга как две капли воды, за исключением того, что кругленький животик Марта был обтянут зеленой жилеткой, а Курта желтой. Оба они едва доставали Еньке до плеча и личики обоих были украшены сильно вздернутыми кверху носами-пуговками, оттопыренными ушами и озорными, казавшимися слишком маленькими, видимо, из-за непомерно раздутых румяных щек, глазками. Один за другим коротышки смешно раскланялись. Зависшие было прямо над ними тяжелые облака пыли снова полетели во все стороны. Мама и сын осоловело хлопали глазами, не зная, что сказать.

— Но откуда…, откуда вы…взялись? — пробормотала, наконец, обретя дар речи, мама.

— Так, — скептически оглядел ее Курт, — здесь я вифу полное недоумение и невефество. Эти люди явно не понимают что и зачем. Ну? — они с братом переглянулись. — Если мы не офибаемся, вечь фла о пивогах?

Мама и сын дружно закивали. Енька судорожно сглотнул. Ему вдруг вспомнилось, что прошла целая вечность с тех пор, как они обедали в последний раз.

— О пивогах с капустой? — высказался Курт.

— Политых маслом? — Март хитро подмигнул остолбеневшему Еньке.

— С подфавистой ковочкой? — чуть подумав, добавил Курт.

— Говячих? — поспешил уточнить Март.

Мама поспешила прикрыть глаза, оттого что у нее закружилась голова. Это становилось невыносимым. Енька по-прежнему сидел, мертвой хваткой вцепившись в стул, но тоже был готов вот-вот расплакаться. Веснушки на его носу потемнели от негодования, мама знала, что так бывало всегда, когда ее сын злился. И в самом деле, разве можно так издеваться над голодными людьми?! В животе у него громко заурчало.

— Гоп-гоп, — радостно завопил Курт, — а вот и сигнал! Ты, — он ткнул своим коротеньким пальчиком в сторону мальчика, — мавф в сад, ввать тваву!

— Ч-ч-чего-чего? — пробормотал Енька, оглядываясь на маму, и ища у нее поддержки.

Курт сердито топнул своей толстенькой ножкой:

— Гововят тебе, иди вви тваву. Всю, какую найдефь.

— Вроде бы он говорит, что нужно нарвать травы, — прошептала мама, на всякий случай осторожно подталкивая сына в спину, заставляя пошевеливаться.

Курт и Март дружно загалдели.

— А ты умная, — подпрыгнул к ней Март и погладил ее по руке.

— Интевесно, а этот такой фе или тут нам повезло меньфе? — прищурившись, добавил Курт, бесцеремонно разглядывая Еньку.

Мальчик медленно, не спуская глаз со странных маленьких человечков, топтавшихся у очага, сполз со стула и поплелся на улицу. Он быстро вернулся с охапкой травы.

— Да что с ней делать-то, простые сорняки, — сообщил он с порога.

Курт и Март сердито на него зашипели. Как два старых дырявых резиновых мячика, если на них надавить посильнее.

— Ты, умник, лучфе иди к колодцу и пвинеси муки!

— А? Что? — он никак не мог привыкнуть к странной речи близнецов. — Муки? Ну да…

И помчался к реке. На каменной круглой стене колодца по-прежнему сидела белая куропатка и невозмутимо чистила перья. Рядом в зарослях травы действительно валялось маленькое деревянное ведерко, которым наверняка можно было что-нибудь черпать. Однако, немного поразмыслив, мальчик понял, что достать что-либо, не говоря уже о муке, из колодца было никак невозможно. Для этих целей он просто-напросто не имел никаких приспособлений. Енька заглянул в черную каменную дыру, но ничего особенного там не обнаружил. Если в ней что-то когда-то и хранилось, то очень глубоко и, скорее всего, слишком давно. И уж никак не мука! Он осторожно примостился на каменный краешек прямо напротив птицы, чтобы ее не потревожить. Та с равнодушным видом чистила перья на крыле. Послать ребенка к колодцу, из которого ничего нельзя достать, да еще и за мукой! Глупость какая-то. Все это просто не укладывалось у мальчика в голове.

— За мукой, за какой мукой, никакой муки и нет, — недовольно пробурчал себе под нос Енька и тут же вздрогнул, потому что белая куропатка пронзительно закричала, сделала круг над головой мальчика и своим сильным крючковатым клювом выхватила ведерко у него из рук.

Потом произошла уж совсем невероятная вещь — она, взмыв вверх и как следует разогнавшись, резко развернулась, вошла в штопор и камнем ринулась в глубь колодца. От неожиданности Енька свалился в траву, быстро вскочил на ноги и по пояс свесился вниз, ожидая увидеть там что-то особенное и с нетерпением прислушиваясь. Но внутри колодца по-прежнему царила темнота и было очень тихо, как будто бы никто и никогда туда не бросался. Он подождал еще немного и поплелся домой. Однако не успел мальчик сделать и двух шагов, куропатка догнала его и, обдав белой пылью, сунула в руки полное ведро муки. Потом она все с тем же невозмутимым видом опустилась на свое прежнее место и принялась отряхиваться, оставив горемычного Еньку стоять как вкопанного.

А тем временем в доме Курт и Март бегали вокруг стола, размахивая руками и отдавая команды. Зрелище это было уморительное — два толстощеких карапуза, едва доходящих взрослому человеку до пояса, деловито суетились около мамы и покрикивали на нее. Издаваемые ими торопливые команды местами напоминали забавное квохтание. Каждую принесенную травинку растения, которую близнецы именовали «Травой Рви Что Попало», следовало связать узелком в нескольких местах и порвать на кусочки. Мама старалась вовсю. Невзирая на все сильнее разыгрывающийся голод, этот новый способ готовить ее очень забавлял. Она решила, что такая удивительная стряпня — одно из самых забавных приключений, которые когда-либо выпадали на ее долю. «Ну и что с того, что мы будем есть пироги с травой, — думала она, — зато это будут самые веселые пироги на всем белом свете!»

— А, мука! Давай сковее сюда! — радостно замахал руками Курт, завидев входящего Еньку, всего обсыпанного белой пылью, с ведром в руках. — И, надеюсь, ты не забыл пво воду!

Одним прыжком он оказался рядом с мальчиком и отобрал у него ведерко. Мама высыпала муку на стол, и Курт снова вытолкал Еньку за дверь, приговаривая «гоп-гоп» и притоптывая от нетерпения своей толстенькой ножкой. Было похоже на то, что не одни они с мамой чувствовали себя страшно голодными.

Енька не мешкая притащил воды из реки, и они все вместе стали готовить тесто. Курт и Март возились внизу, и их макушки едва торчали из-за стола. Покрикивая друг на дружку и пихаясь, они все время пытались подпрыгнуть повыше, потому что им было плохо видно, что происходит. Енька, уже немного привыкнув к их странному внешнему виду и поведению и освоившись, подсобил малышам взобраться на стул, чтобы братцы могли как следует показывать, что надо делать. Коротышки тут же стали пихаться локтями, переглядываться и шептаться.

— Но как фе ей сказать? — мялся Март.

— Нуфно ефе кое-что! — Курт потянул маму за рукав — То, фто обычно добавляют во всю еду подряд …

— Что? А! Соль! — догадалась она.

Внезапно одна из птичек в кухонном буфете, который так и остался открытым, оживилась, встрепенулась, тряхнула крыльями, и с нее на пол полетели белые перья.

— Лови! — завопили близнецы и кубарем покатились на пол.

Они принялись подставлять ладошки и хватать перья, стараясь успеть за всеми. Мама и сын стали делать то же самое. Как только перо касалось ладони, оно сразу же превращалось в крупицу соли.

— Вот это да! — восхищенно выдохнул Енька. — А остальные тогда что же? Сахар! — радостно объявил он.

Тут еще одна белоснежная птичка захлопала крыльями и напустила перьев.

— Ага! Перец! — догадался мальчик, глядя на черную птичку, которая сделала то же самое. — Корица! Имбирь!

Одна за другой бурая и нежно-розовая распустили свой легкий, мягкий пух по дому.

— Эй! Пвеквати! — завопили братцы, бегая вокруг буфета, спотыкаясь друг о дружку и стукаясь лбами.

Мама и Енька ползали на коленках по полу, стараясь не упустить ни одну пушинку. Эти необыкновенные пироги обещали быть очень вкусными! Еще бы, ведь в тесто добавили столько разных специй! Когда все было готово, мама, вдруг вспомнив что-то, огорченно всплеснула руками:

— Какие мы дураки, — раздосадовано заявила она. — Зря развели здесь всю эту стряпню. Ведь никто на свете не может есть пироги сырыми! А у нас нет ни одной спички! Скажите на милость, как мы разведем огонь?

Курт и Март посмотрели на нее укоризненно, но ничего не сказали.

— Нужно сходить за дровами, — нашелся мальчик, однако парочка в ответ на его слова почему-то страшно разозлилась.

А Март, тот вообще со всей силы пребольно наступил на ногу.

— Ни в коем случае!

— Только попвобуй, — зашипел Курт и, и его глаза недобро блеснули.

Енька попятился. А эти двое молча направились к очагу и встали по разные стороны. Март полез к себе за щеку и, поковырявшись, двумя пальцами осторожно вытащил оттуда крошечный горящий уголек, будто бы выдернул зуб. Курт раскрыл как только мог широко свой рот и оттуда — о, ужас! — пурпурной струей полыхнул огонь. Очаг быстро разгорелся безо всякого топлива, словно костер питала многолетняя пыль. Мама и сын глазам своим не верили, они тихо стояли и ошалело пялились на пляшущие красные язычки. Енька подумал, что несильно ошибался, полагая, будто в доме обитает дракон. Да их тут не один, а целая пара! Огонь горел ровно и весело. Близнецы выглядели довольными и от гордости выпятили животы. Пуговицы на их разноцветных жилетиках блестели, как начищенные пятаки. Братцы притихли и тоже словно завороженные уставились на пламя.

— Давай скововодку, чего стоифь! — выпучив глаза, внезапно заорал Курт, и Март, вздрогнув и очнувшись, послушно полез за буфет с таким усердием, что его толстенькие ляжки замелькали в воздухе.

Когда, пыхтя от напряжения, коротышка вылез обратно, его самого почти не было видно за огромной медной сковородкой с деревянной ручкой.

— Ее нуфно как следует промаслить, иначе не будет никакого толку, — бормотал смешной человечек, торопливо очищая посудину от пыли.

Енька стал рыскать взглядом в поисках бутыли с маслом, вроде той, что мама всегда держала у себя в кухонном шкафу. Ему в ответ Курт презрительно фыркнул, да так, что у него из-за щек словно от зажженного бенгальского огня в разные стороны полетели багровые искры. Они с Мартом, ворча, поволокли громоздкую сковороду за дверь. Раздался грохот. Енька с мамой, непонимающе переглянувшись, кинулись вслед за ними. И вот что увидели — Курт и Март сидели в сковородке, и крепко держась за ее края, катались по лестнице взад-вперед, при этом посудина гулко стукалась о ступеньки и грохотала. Когда, по их мнению, дело было сделано, близнецы потащили хорошенько намасленную сковороду в дом.

— Кидай! — скомандовали они, и мама с сыном принялись швырять туда пироги.

Курт и Март сунули посудину прямиком в огонь и повалились без сил. Тут на пороге показался рыжий кот и, наклонив голову, урча и облизываясь в ожидании лакомства, уселся напротив стола.

— А, Лимон! — ласково пробормотал Март и почесал кота за ушком.

Этот ужин мама и сын запомнили на всю свою жизнь. Пироги действительно оказались с капустой. Они были такие… такие… Енька никогда в жизни не ел ничего вкуснее, хотя, признаться, до сих пор считал, что не глядя променяет любой обед на заварное пирожное и сладкий молочный коктейль. Близнецы уплетали, нечеловечески набивая щеки, отчего те раздувались все больше и больше. Енька поглядывал на них с опаской — не дай бог, эти наполненные до краев огнем и горящими углями мешочки возьмут да и лопнут! Курт в перерывах между отправляемыми в рот порциями рассказал, что хорошему повару трава «Рви Что Попало» с успехом заменит любое растение, нужно только уметь ее как следует приготовить.

Был чудесный теплый вечер. Звезды сияли на небе, а огонь мерцал в камине. Мама и сын были счастливы. Такого волшебного дома у них еще никогда не было. Пироги были съедены все до одного, а крошки Енька скормил буфетным птичкам. Каждая из них в знак благодарности тихонько клюнула его в палец. Сковородку Март забросил за буфет. По его словам, там ей было самое место.

От такой сказочно вкусной еды Еньку быстро сморил сон, да и мама была не прочь прилечь, ведь день выдался не из легких. Курт и Март погасили огонь в печке и зажгли тоненькую свечку, которую мама, очень удивившись, как это у нее получилось само собой, добыла, вытащив из-за буфета. Близнецы полезли в теплый очаг, кряхтя, препираясь и толкая друг дружку. Мама открыла сундук, что стоял в комнатушке, и достала оттуда теплые одеяла, там же она обнаружила одежду, правда, довольно старомодную, но вполне подходящую для самых разных случаев, и лицо ее просияло.

Енька полез на чердак. Едва его голова появилась наверху, в подсвечнике под потолком сама собой вспыхнула большая толстая свеча и запылала высоким ровным пламенем. Мальчик уютно устроился прямо на полу, постелив толстое одеяло, и некоторое время смотрел на тени, отбрасываемые велосипедами. «Нужно будет завтра же утром обязательно их испытать,» — подумал он, и тут глаза его закрылись сами собой. Мама тоже уснула очень быстро, и последнее, о чем она подумала, было вот что: раз уж им пришлось поселиться в таком необычном доме, нужно его привести в порядок — как следует вымыть и вычистить от пыли. Тут она вспомнила, что из-за невероятных событий этого невероятно суматошного и просто самого по себе невероятно невероятного дня они с сыном забыли умыться, а ведь оба были такими чумазыми после пожара и долгой дороги! Все произошедшее казалось сказкой. Эта история никак не помещалась в один или два дня, и чтобы понять, что с ними случилось, наверняка, понадобится вся их оставшаяся жизнь.

Загрузка...