Дом пламенных клятв

Глава 13

Выходя из хранилища, я ожидаю увидеть на полу искалеченного Энтони, однако натыкаюсь только на скользкую лужу крови. Она блестит на почерневшем полу, подобно разлитому маслу.

Пальцы сжимаются в кулаки.

– Где он?

– Я велел его переместить. – Катон разглядывает лужу, затем опускает веки, видимо, чтобы не видеть неприятное зрелище.

– Куда вы велели его переместить?

Он поворачивает ко мне лицо и только потом поднимает веки.

– В комнату. С койкой.

– Над землей?

Катон вздыхает.

– Нет, Фэллон. Ты же знаешь, Данте ни за что не позволит.

– В этих туннелях много комнат? – Я устремляю взор в коридор, пересекающий тот, что ведет в мою «комнату».

– Прошу, ничего не спрашивай. Мне запрещено рассказывать, где мы находимся.

– Я уже знаю, что мы в Тареспагии, во владениях Ксемы Росси.

– Откуда?.. – Его рот округляется, прежде чем вновь сжаться. – Ах да. Хранилище. – Он смотрит на теперь уже закрытую золотую стену с эмблемой Росси. – Идем. Я покажу тебе ванную.

Катон ведет меня к туннелю. Камень гладкий, почти не видно никаких швов – а я ищу, еще как ищу, поскольку, пока я не выясню, как нарисовать печать, позволяющую проходить сквозь стены, щель может стать путем к свободе.

Кстати о печатях…

– Как это Мериам до сих пор не протолкнула себя сквозь стену?

– Рядом с ее троном нет стен. Но даже если бы ей удалось приблизиться к одной, она знает, что Лоркан Рибио убьет ее, едва она выйдет из укрытия. А если она умрет, умрешь и ты.

– Может, кому-то стоит сообщить ему, что наши жизни связаны? – Под «кем-то» я подразумеваю его.

– Фэллон, будь реалисткой. Ты в самом деле веришь, что стервятник даст кому-то хоть миг на объяснение?

Я ощетиниваюсь от оценки, вызванной дурной славой моей пары.

– Лоркан – само терпение, Катон.

– Ты явно не видела, как он вырезал целое войско за считаные минуты.

– Вы видели?

Бледное лицо Катона вспыхивает румянцем, заметном даже в слабом свете факела.

– М-мне не следует обсуждать с тобой подобное.

– Еще как следует.

Он проводит рукой по шевелюре, чуть не вырывая несколько волосков.

– Какое войско вырезала мо… – я вовремя заменяю «моя пара», – мой король?

– Прошу, Фэллон.

Я скрещиваю руки на голом животе, прямо под узлом, стягивающим подол испорченной рубашки.

– Нельзя просто сказать мне, что Лор убил целую кучу солдат, и ничего не объяснить. Когда? Где? И почему? Они на него напали? Он не причинил бы вреда тому, кто не заслуживал… – Я резко втягиваю ртом воздух. – Это было в тот вечер, когда меня похитили, да? Я видела, как Данте кивнул, прежде чем закрыть вход пещеры.

– Фэллон… – Его взгляд суетливо бегает по сторонам. – Тс-с! Из-за тебя у меня будут неприятности.

– За то, что сообщил мне новости о событиях в Люче?

– Да. Нам не положено говорить о войне.

– О войне? – ахаю я. Катон напрягается. – Началась война?

У меня такое чувство, будто желудок набит мокрым снегом. Я хватаюсь за ближайшую стену.

– Да. Мы пытались заключить мир. Рибио отклонил наши условия.

Мне противно, что Катон использует местоимение «мы». Что он ассоциирует себя с деспотическим режимом Данте.

– Наверняка Лор поступил бы разумно, если бы меня ему вернули.

– Зачем, ради всего святого, ты хочешь вернуться к этому монстру?

Потому что он мой монстр. Но Катону не понять. Очевидно, Данте промыл ему мозги – я даже начинаю верить, что он здесь по доброй воле.

– Действительно. Зачем мне свободная жизнь под властью короля, который меня уважает, когда можно жить в плену у короля, который намерен меня использовать?

– Данте сделал тебя своей королевой. Это большая честь, и, если не ошибаюсь, ты мечтала выйти за него замуж.

– Мечтала. В прошедшем времени. Но потом увидела его истинное лицо. – Последнюю часть я бурчу себе под нос, на случай если поблизости притаится другой солдат, готовый передать мои слова своему правителю. – И он на мне женился только для того, чтобы использовать мою магическую кровь и позлить Лора.

– Ты, как никто другой, знаешь, что королевские союзы обладают стратегическом значением. Лючинский король стремится к союзу с Шаббе, чтобы Люче наконец обрел покой после падения барьера.

Я сдавленно смеюсь над его искаженным взглядом на мир.

– У шаббинов уже есть союзники: вороны. Если Данте их уничтожит, все, что ждет лючинцев, – это жизнь, полная ужасов.

Катон стискивает челюсть. Мне слышен скрежет его зубов с такой же ясностью, с какой и бешеный стук собственного сердца.

– Твоя бабушка будет горда, когда узнает о союзе.

– Думаете, нонна, которая так упорно боролась за то, чтобы освободиться от мужа и его семьи, испытает гордость, узнав, что меня против моей воли выдали замуж за того, кто велел убить собственного брата?

Темные брови фейри изгибаются.

– Марко убит Лорканом Рибио. Не Данте.

– Вы перепутали убийц, Катон.

– Рибио отсек Марко голову и унес к себе на гору. Кровавую расправу видели тысячи спрайтов и фейри.

Я с досадой вздыхаю. Может, моих друзей и заставили заключить сделку с Данте, чтобы они держали язык за зубами насчет случившегося, но я свободна от клятв.

– Если я велю Юстусу вонзить кинжал тебе в сердце и он окажет мне любезность, кто будет убийцей?

– Я понимаю, что ты пытаешься сказать, Фэллон, но Данте не просил Багрового Ворона снять его брата с трона. Просила ты.

– По-твоему, Данте не было на той горе? Где же, по его словам, он был? В Тареспагии, сношался с глейсинской принцессой, на которой должен был жениться?

О, как жаль, что Данте о ней забыл.

– Он говорил, что ты попытаешься нас убедить, будто он хотел избавиться от брата, – бормочет Катон.

– Неужели? Как проницательно с его стороны. Дай угадаю, он сказал это под действием соли?

Глаза Катона из серебряных становятся кремневыми.

– Понимаю, ты недовольна своей участью, но клевета ниже твоего достоинства, Фэллон.

– Разве ты не слышал? У вороньей подстилки больше нет достоинства.

Катон морщит нос.

– Не называй себя так.

– О, не я себя так прозвала, твои соотечественники наградили меня этим прозвищем. И другими: Багровая Шлюха, Шаббинская Стерва.

– Какие соотечественники?

– И мне хотелось бы знать, но Данте с Таво сочли, что искать их и наказывать нет никакой необходимости, поэтому их личности еще некоторое время будут для нас загадкой.

Сердце дрожит от злости при воспоминании о том, как Эпонина предложила восстановить мой маленький голубой домик в Тарекуори на неббинские деньги. Надеюсь, она в безопасности. Надеюсь, она нашла союзника получше меня, и он поможет ей свергнуть отца.

– Скоро вернется твой дедушка и принесет наряд. Если не хочешь, чтобы он присутствовал при купании, следует поторопиться. – У Катона низкий и напряженный голос – он недоволен или задумался?

Я молюсь, что второе. Катон обладает не только добрым сердцем, но и умом. Несомненно, свет, который я пролила на произошедшие в Монтелюче события, проникнет глубоко в голову и заставит понять, что он поставил не на того монарха.

Мы возобновляем путь.

– Что насчет Эпонины? – спрашиваю я.

– В каком смысле?

– Она осведомлена о том, что ее суженый женился на другой?

– Эпонина вернулась с отцом в Неббе после того, как… – Катон поджимает губы, обрывая окончание фразы.

– После чего?

– Можешь искупаться здесь. – Он толкает дверь, открывая очередное обсидиановое помещение, на этот раз не больше, чем спальни в «Дне кувшина».

Посредине стоит медная ванна. Рядом – ночной горшок и стул с двумя аккуратно сложенными полотенцами.

– Полотенца чистые. Вода тоже. – Катон пытается улыбнуться, но губы не складываются в нужную форму. – Можно вывести солдата из казармы, но вот казарму из солдата не выведешь никогда. – Я лишь вопросительно приподнимаю бровь. – Нам прививают чистоплотность.

Я медленно киваю.

– Жаль, что это ограничивается казармами. Представьте, как армейская чистоплотность помогла бы Раксу.

У Катона хватает порядочности вздохнуть.

– Как только закончится война, поставь эту проблему в верх списка королевских дел.

Упоминание войны, охватившей страну, вызывает мурашки. Как жаль, что я теперь свободно владею шаббинским, но не знаю, как выбраться их этого гигантского гроба. В следующий раз, когда Юстус будет рисовать печати, я глаз с него не спущу.

Катон приглашает меня войти во влажное помещение.

– Я отвернусь.

– Мериам не удалось пробудить мою магию. У меня нет сил, Катон.

– Это когда-нибудь мешало тебе сеять хаос в Люче?

Я улыбаюсь, и впервые с тех пор, как я очнулась в аду Данте, улыбка искренняя.

– Церере следовало дать тебе прозвище Хаос, а не Дождинка, – добавляет Катон.

Сердце болезненно екает, улыбка увядает. Катон неловко потирает затылок.

– Вот я болван. Должно быть, ты по ней скучаешь.

– Еще как, – хрипло отвечаю я. Да, скучаю, однако не мысли о нонне вызвали такую бурю эмоций, а воспоминание о видении, показанном мне Лором в день гибели Марко.

В день, когда я впервые увидела свою биологическую мать.

В тот день, когда я услышала от нее имя, которое мама прошептала при моем рождении и которым нарекла меня нонна: якобы из-за хрупкого телосложения. Однако то не истинное происхождение моего имени. Фэллон означает «дождинка» на языке воронов, как и Гокколина.

Я сглатываю комок, застрявший в горле, думая о том беззаботном утре, которое провела с отцом в таверне. Кажется, с тех пор прошло столетие.

«Почему же ты назвал меня Дождинкой, дайи?»

Он улыбнулся, и все резкие черты его лица стали нежнее.

«Твоя мама, она…»

«Она?..»

Он закрыл глаза и сжал пальцы. Я накрыла его кулак ладонью, чтобы вернуть в настоящее.

Его ясные глаза, ставшие ярче от горя, открылись, взгляд сфокусировался на мне.

«Твоя мама была убеждена, что ты обрушишься на наш мир, словно ливень. И ведь так и произошло, не так ли, моя маленькая Дождинка? Она будет гордиться тобой».

В отличие от нас с Лором, отец никогда не терял надежды увидеть ее вновь.

Подумать только, ведь скоро она к нему вернется!

И ее спасла Мериам!

И да, возможно, она сделала это ради собственного спасения, тем не менее факт остается фактом: моя мама жива. Нетерпение от предстоящей встречи затмевает все тревоги. Знать бы только, где она.

Мериам знает. Вдруг я осознаю, что с нетерпением жду возможности побыть чернильницей: ведь рядом будет Мериам. Не уверена, удастся ли поговорить, если мы будем не одни, но я что-нибудь придумаю. Мне хорошо удается импровизировать.

Я представляю, как Сибилла с Фебом закатывают глаза от моей самоуверенности. При мысли о друзьях сердце глухо ноет. Развязывая перепачканную рубашку, я молюсь, чтобы они не посмели и шага ступить за пределы Небесного Королевства.

Катон начинает закрывать дверь, но мешкает.

– Если я выйду, обещаешь ничего не вытворять?

Я киваю, опасаясь, что вербальный ответ привяжет обещание к его коже и раскроет мое двуличие.

– Если ты попытаешься, Суматоха, наказан будет не только Энтони.

Увы, я не сомневаюсь, что за мой бунт поплатится также и верный Катон.

– Я ничего не вытворю. И «суматоха» – это что, теперь моя кличка?

Его губы растягиваются в улыбке.

– Она тебе подходит.

– Интересно, что о ней подумает нонна…

При упоминании женщины, по которой он по-прежнему тоскует, у него дергается кадык.

– Несомненно, сочтет нелепым. Как и многое из того, что я говорю.

– Неправда. Нонна просто… старше, Катон. Она пережила страшные события, и они сделали ее черствой, но это лишь панцирь, которым она себя окружила для защиты. – Да, я даю Катону лучик надежды, который нонна может развеять, едва они воссоединятся, но не лучше ли жить с надеждой, чем с отчаянием? – Тебе бы поспешить в Шаббе, пока она не сбросила этот панцирь ради какого-нибудь шаббина.

– Ты серьезно полагаешь, что она хотя бы посмотрит на меня, если я оставлю тебя здесь без дружеской поддержки?

Я рада, что он по-прежнему стойкий и добрый, ему не промыли ни мозги, ни сердце.

– У меня есть Энтони. – У меня есть Мериам. И, как ни дико это звучит, у меня, возможно, даже есть Юстус. Конечно, я не озвучиваю имена этих двух потенциальных союзников. – Если можешь выбраться из Люче, Катон, беги.

Спасай себя…

– Я дал клятву защищать корону, Фэллон.

– Магическую клятву?

– Магия – не единственное, что важно.

Значит, он в самом деле здесь по собственной воле…

– В общем, купайся спокойно, но не задерживайся. И ничего…

– Не вытворять. Говорила же, не буду.

В самом деле не буду. Уж точно не без Энтони и не узнав, где прячут Зендею Шаббинскую. Да, именно прячут. Прячься бы мама сама, она бы появилась в ту же секунду, как ожил мой отец, не в силах противостоять зову парных уз.

Я стягиваю рубашку, затем штаны и нижнее белье. Вода в ванне холодная. Как жаль, что Катон не управляет стихией огня!

Опускаясь в ванну с кусочком мыла в руке, я раздумываю над тем, чтобы прикусить кончик пальца. Возможно, если капнуть в ванну кровь, вода нагреется? Но вдруг кровь подействует каким-то другим образом? Вдруг превратит воду в кислоту? Вдруг не получится остановить кровь и активируется некое ужасное заклинание?

Со вздохом я решаю не экспериментировать и воспользоваться прелестями чистой воды. Тщательно намылив тело и волосы, я погружаюсь под воду полностью, чтобы смыть пену. Хотя в купальне тихо, ничто не сравнится с тишиной под водой. Очередная шаббинская фишка?

Веки резко взлетают от внезапно возникшей мысли. Я теперь бессмертная? Ну настолько, насколько бессмертны шаббины.

Глаза раскрываются еще шире при виде стоящего над ванной и пялящегося на меня мужчины.