Дом в Тополином Лесу

7 Феликс

Феликс положил последние веточки морщинистого посконника в мешок. Пальцы уже болели от постоянного выкапывания и срывания растений. Правда, Феликсу всё равно очень нравились дни сбора трав, нравилось быть в лесу, вдали от холода, царившего дома, от господина Смерть, от зловония, которое источали красные свечи, горевшие в подвале.

Феликс понимал, что это последний погожий осенний денёк. Вот-вот грянет настоящий ноябрь. Именно поэтому он так трудился весь день, собирая все травы, перечисленные в списке, составленном отцом. Когда же мешок наполнился до краёв и заметно отяжелел, Феликс направился домой, неся за плечом пахучий ворох самых разных растений.

У западного входа в Тополиный Дом кто‐то зажёг фонарь. Ли. Феликс хорошо помнил не столь далёкие времена, когда брат дожидался его, вперив жадный взор в книгу. В те дни Ли искренне верил в то, что существует способ уничтожить Договор.

Он перечитал десятки книг вроде «Практических вопросов магии» или «Искусства снятия чар» из библиотеки Бун-Риджа. Тогда Ли был полон надежд, убеждён в том, что уже очень скоро сможет послушать отцовские рассказы, сидя в смотровой в восточной части дома, а Феликс начнёт готовить вместе с мамой на западной кухне. Но всё это прошло. Прошло после того, как Феликса заперли в подвале, а Ли отправили посреди ночи к Пруду Забвения – опустошать банки с людскими воспоминаниями до самого рассвета. По словам госпожи Память и господина Смерть, они ещё легко отделались за свою попытку одурачить Тени.

Феликс приблизился к крыльцу, и тут Ли наконец‐то его заметил и жестом подозвал к себе.

– Как тебя долго не было! Я уж было решил, что тебя сумеречные гоблины слопали.

– Ну что, готов бежать? – спросил Феликс.

Обычно идеи нарушить Договор всегда приходили в голову к Ли. Именно он читал книги, мечтал о счастливом финале, строил планы. Когда всему этому пришёл конец, Ли направил все свои силы в новое русло, а именно в бег. Он часто наворачивал круги вокруг дома, а Феликса просил засекать время и подгонять его, чтобы он побил собственный рекорд. Феликс был не против, потому что его одно время страшно пугала мысль о том, что Ли навсегда перестанет улыбаться, а между тем это оказалось не так – бег искренне радовал брата.

– Сегодня не особо хочется бегать, – признался Ли. – Я бы просто поболтал.

– Это всё плохие воспоминания? – спросил Феликс, усаживаясь рядом с братом.

Если Ли доводилось закрыть чересчур много банок с плохими воспоминаниями, на него порой находило мрачное настроение.

Тишина обмоталась вокруг братьев плотно, будто нить вокруг катушки.

– Неужели ты и впрямь его подпишешь? Этот самый контракт? – тихо спросил Ли.

Феликс тряхнул головой:

– Не задавай дурацких вопросов.

– Так, значит, я не только трус, но и дурак. Всё понятно.

Ли отвёл взгляд и уставился на деревья, а сердце у Феликса сжалось от горького стыда. Он очень жалел о том, что обозвал Ли трусом в хеллоуинский вечер. И уже давно хотел извиниться, сказать брату, что тогда был слишком расстроен и обидные слова хлынули из него, будто вода сквозь прорванную запруду. Только он так и не придумал, как это выразить.

– Я вовсе не то хотел сказать, – бросился оправдываться Феликс. – Конечно, я много думаю о контракте. Как и господин Смерть. Он всё думает, как бы меня перехитрить.

А повод для беспокойства у Феликса действительно был, и вполне реальный: ведь обоих его родителей Тени хитростью заманили себе в помощники.

Как это произошло с мамой, Феликс знал от Ли: мать Джудит умерла при родах, и её единственным родным человеком был отец. Маттиас Бердвисл был помощником Памяти до неё, а ещё он был очень добрым человеком и прекрасным отцом. Он работал в аптеке и всегда радушно угощал городских ребятишек ирисками, которые вообще‐то стоили аж по четвертаку штучка. В конце рабочего дня он компенсировал нужную сумму из собственного кармана.

Джудит помогала ему в работе – повязывала ленточки на банки и расставляла их по полкам – в точности так же, как Ли теперь. Однако Маттиас предложил Джудит нечто куда большее, чем прислуживание госпоже Память. Предложил уехать из Бун-Риджа куда‐нибудь подальше и поступить в колледж. И Джудит согласилась, но однажды в лавочку к отцу заглянул один недобрый человек. В одной руке у него был холщовый мешок, а в другой пистолет. Дедушка Феликса схватил телефон, намереваясь вызвать полицию, но злодей пустил в него пулю, и Маттиас Бердвисл умер на месте.

Это произошло в шестнадцатый день рождения Джудит. В тот день ей явилась госпожа Память, преисполненная нежности и сочувствия, и предложила сделку, по которой обязывалась забрать все воспоминания о смерти отца в обмен на то, что Джудит подпишет контракт и станет её помощницей.

Джудит согласилась и потому даже спустя много лет не могла припомнить ни одной детали, касающейся ограбления и убийства. Она знала лишь то, о чём тогда написали в городской газете, в разделе происшествий, – и не более. Самые страшные воспоминания начисто стёрлись, заглушив боль потери.

Что же до отца братьев, то его семья вот уже многие годы служила господину Смерть. Они жили в отдалении от Бун-Риджа, неподалёку от угольных шахт, на которых семья Винса и работала. Шахтёрская работа была очень тяжёлой и опасной, и Винс каждый день наблюдал, как его дядя и двоюродные братья приходят домой затемно, с грязными от копоти лицами, с прожжёнными ядом лёгкими. Зато отец Винса спасся от такой участи, став помощником господина Смерть.

– Когда‐нибудь ты займёшь моё место, – часто поговаривал отец Винса. – Будь благодарен судьбе за своё благородное призвание!

Правда, у Винса на уме было совсем другое. После своего шестнадцатилетия он планировал навсегда покинуть дом и автостопом добраться до Ноксвилла – а то и дальше. К сожалению, прямо в его день рождения на шахте случилась авария – людей завалило, они начали задыхаться под землёй. В тот день Винс взмолился перед господином Смерть, чтобы тот пощадил добрых и славных шахтёров и их семьи.

– Если будешь служить мне, я спасу их жизни, – пообещал господин Смерть.

Винс подписал судьбоносный контракт и продолжил династию помощников Тени.

Тени не справились бы без прислужников вроде Джудит и Винса. Найти таких помощников было непросто, так что не случайно они обучали детей своему мастерству. Дети помощников активно помогали своим родителям вплоть до шестнадцатилетия. В Договоре это условие не приводилось, но такова была стандартная практика. Она облегчала работу всем сторонам.

Вот только Феликс всей душой ненавидел господина Смерть и всю восточную часть Тополиного Дома. Его совсем не печалило, что он так редко бывает в городе и почти ни с кем не видится. Зато ему отчаянно хотелось учиться в школе. И хотя по вечерам отец преподавал ему литературу и математику, Феликс с завистью слушал рассказы Ли о Средней Школе Бун-Риджа – об уроках физики и химии, рисования и даже пения. О мире знаний, который навсегда останется для Феликса закрытым просто потому, что господин Смерть не пускает его в этот мир. Просто потому, что он оказался самым невезучим из двух близнецов.

Когда ему исполнится шестнадцать и господин Смерть даст ему на подписание контракт, он обретёт желанную свободу. Он откажется, порвёт документ на мелкие клочки и сбежит туда, где сможет спокойно учиться! Он планировал бежать, бежать, бежать – и не оглядываться.

Вот только он прекрасно знал, что у его отца когда‐то был точно такой же план.

И он провалился.

– Мы не будем подписывать эти контракты, – проговорил Ли. – Очень надеюсь, что нам не придётся этого делать.

«Надеюсь». Ли часто использовал это слово. Как он мог на что‐то ещё надеяться после того, как у них ничего не вышло? Даже если – точнее, когда – они сбегут из дома, Договор не утратит своей силы. А значит, Феликс так и не получит полной свободы. Не сможет увидеть маму, услышать её смех, сказать, как сильно ему нравится её сырное печенье. А Ли никогда не увидит папу, не запомнит черт его лица, не согреется теплом его доброй улыбки. И Винс с Джудит Викери тоже никогда больше не встретятся. Не важно, сколько пройдёт времени, не важно, подпишут или не подпишут они какие‐то там контракты, Договор останется нерушимым.

Феликс ни на что не надеялся, но Договор ненавидел всем сердцем. Ненавидел горячо и непримиримо, с того самого дня, как отец посадил его к себе на колени и рассказал историю о том, как познакомился с его матерью.

Браслет из жемчуга и изумрудов, мелькнувший в воде. Оплошность, спасение, поцелуй. Они полюбили друг друга в первый же день, безгранично и быстро. И только потом отыскали друг у друга в одежде маленькие фиолетовые цветы – и тогда поняли, что прислуживают враждующим Теням.

Тени большинства городов не особо интересовались друг другом. Задача господина Смерть сводилась к тому, чтобы забирать жизни, госпожи Память – собирать воспоминания, а госпожи Страсть – создавать пылкие союзы. Каждый занимался своей работой и не лез в чужие дела. Только в Бун-Ридже всё было иначе. Господин Смерть и госпожа Память относились друг к другу с непримиримой враждебностью. Причина тому крылась в их давней ссоре. То ли господин Смерть тогда помешал госпоже Память делать своё дело, то ли наоборот – подробностей уже никто не помнил, даже отец Феликса их не знал. Важно было то, что эти две Тени терпеть друг друга не могли, и потому союз между их помощниками был совершенно немыслим. Попросту невозможен.

Госпожа Страсть прекрасно знала об этой вражде и именно поэтому столкнула юных Винса и Джудит в тот памятный Хеллоуин. Исключительно забавы ради, чтобы насолить другим Теням. Так что, по сути, Договор возник именно из‐за госпожи Страсть, и хотя Феликс ни разу с ней не встречался, он питал ненависть и к ней. В ненависти куда больше смысла, чем в надежде. Правда, утомляет она сильнее.

Феликс и сам удивился, как быстро от его хорошего настроения не осталось и следа. Ему больше не хотелось часами болтать с братом. Он вдруг ощутил ужасную усталость.

– Я очень устал, – сказал он, крепче сжимая лямку мешка. – Сегодня было много работы.

– Ну да… понимаю.

Такие вот встречи на крыльце после того, как Ли возвращался из школы, а Феликс наконец доделывал свои нескончаемые домашние дела, были поистине особенными. А порой и чересчур болезненными. Они напоминали Феликсу о том, что его ждало, а что – нет. Напоминали о том, что у него никогда не будет нормальной семьи с совместными ужинами и весёлыми вечерними посиделками у трескучего камина. До нормальной семьи им было очень и очень далеко. Они просто два брата – один полуслеп ко всему, кроме Смерти, а второй – полуглух ко всему, кроме Памяти, – обречённые расставаться каждый вечер.

Феликс поднялся на ноги:

– Увидимся завтра, хорошо?

– Да-да, конечно.

Ли всё смотрел на деревья, гнущиеся под порывами сильного ветра.

Феликс открыл восточную дверь, вошёл в дом, и она громко хлопнула у него за спиной. Ни словом не обмолвившись с отцом, который помешивал очередной отвар, мальчик пересёк кухню. И остановился у тёмных дверей в смотровую. Здесь он не раз уже видел, как господин Смерть железным пинцетом извлекает из человеческого тела хрупкую жизнь с такой лёгкостью, с какой Феликс выбрасывает использованный бумажный платок. Здесь он не раз уже видел, как жизнь вспыхивает и затухает в глазах пациентов. Видел у них в глазах страх, непокорность надвигающемуся мраку, пока наконец этот мрак не поглощал весь их свет. Каждая жизнь обрывалась в своё время, и в это мгновение навсегда гасла и её свеча, а голубоватый дымок от неё поднимался кольцами к потолку подвала и навеки таял. Феликс не раз видел, как фитильки искрят и подрагивают, пока огонь совсем не потухнет, – это значило, что жизнь ушла и её уже не вернуть, не зажечь заново. Он видел достаточно, чтобы знать наверняка: одолеть Смерть невозможно. И всё же в груди у него, словно второе сердце, пылало неукротимое желание победить в этой схватке.

Он прошёл по коридору, зашёл к себе в комнату, закрыл дверь на задвижку и улёгся на кровать. За окном начался дождь. Капельки бойко забарабанили по крыше, а вскоре за окном уже не было видно ничего, кроме плотной стены ливня. А потом правым глазом, невосприимчивым к миру вокруг, Феликс увидел бледную и тонкую ладонь, прижатую к оконному стеклу неподалёку от его постели. Дождевые капли стекали по его пальцам в пустые цветочные горшки. Феликс присмотрелся и различил за стеклом размытые очертания носа и бледных, почти белых губ.

На него смотрел господин Смерть. Феликс содрогнулся и вернул на глаз повязку – и призрачное лицо исчезло. На оконном стекле осталось только мокрое пятно причудливой формы. Феликс знал, что за мрачным взглядом господина Смерть таятся коварные замыслы. Что господин Смерть хочет обмануть его, оставить здесь навсегда, чтобы он облегчал его бремя. И спрятался от этого взгляда под стёганым одеялом – хотя бы на время.