Дом зла

Глава 5

Молли говорила, что я услышу обязательно, когда станет подъезжать автомобиль доктора Честера. Так и случилось. Машине было по крайней мере лет десять, а прибрежные дороги окончательно ее доконали. Что-то рычало, очевидно, был оторван глушитель, звук выхлопа был просто устрашающий, как у гоночного автомобиля, внезапно покинувшего трассу и мчавшегося сюда, хотя скорость машины доктора вряд ли превышала тридцать миль, в лучшем случае.

Как и его автомобиль, доктор Честер давно перешагнул свой расцвет. Сквозь белоснежную седину просвечивала нежно-розовая лысина. Полный, весь в розово-белых топах, с ярко-синими, необыкновенного цвета, близорукими глазами, которые сейчас всматривались в Робин через толстые стекла очков. Старомодный костюм, слишком широкие брюки, после его поездки они выглядели так, будто он в них спал.

Но он весело шутил с Робин, вытащил пакетик со сладостями для нее, она их приняла с серьезным видом и тут же спрятала под подушку, при этом они подмигнули друг другу заговорщицки, наверное, это был давно установившийся между ними ритуал.

Доктор, решила я, типичный представитель старого поколения практикующих врачей в таких провинциях, как Тригони, штат Мэн. Семейный доктор, ставший другом своих пациентов, и если он не мог поддерживать свои знания на современном уровне и не знал последних методов лечения, то, по крайней мере, передавал своим больным часть своего оптимизма и доброты, что было немаловажно для них. Как раз этого и были лишены молодые современные доктора. В госпиталях такое сочувствие пациенты могли получить лишь от младшего персонала, и то в редких случаях. В больницах доктора безразлично прописывали лекарства и спокойно уходили. У них не было времени для сочувствия пациентам, и это не могло не вызвать тревогу.

Кажется, я пришла к выводу, что мне нравится доктор Честер. Хотя не была уверена, понравился он мне как доктор или как хороший человек. Он осматривал Робин и говорил безостановочно:

– Наверно, вы считаете, что мы должны вывесить график над изголовьем постели Робин, а мисс Монтроуз? Так это делают в госпиталях, где вы работали? Ну, может быть, я оставлю вам несколько разграфленных листов, будете заполнять показателями, это мне понадобится для статистики. Не было смысла делать это раньше. Кто смог бы этим заняться? Вы ведь знаете, что у Робин ревматическая лихорадка?

– Нет, доктор. Миссис Уорбартон сказала, что вы мне сами все объясните.

– Хм... Они все ревматики, Уорбартоны. Сама бабушка Марта в их числе. Наверно, причина в том, что они поколениями живут у самого моря. Робин должна соблюдать постельный режим шесть месяцев в году, и пока только два из них прошло, так что осталось четыре. Есть проблемы с сердцем, ей нужен особый уход, внимание; никаких стрессов и волнений. Записывайте температуру два раза в день для меня. У нее боли в запястьях, лодыжках и коленях. Я снимаю боль аспирином. Постельный режим, диета – это помогает. Поддерживаем стул регулярным. Она получает восемь гран аспирина каждые четыре часа. Надеюсь, сможем скоро сократить дозу наполовину. Это... скажи ты ей, Робин!

– Гран на каждый год моей жизни, мисс Монтроуз. Мне восемь лет.

– Главное – избежать осложнений на сердце, – продолжал жизнерадостно доктор Честер, – проблема с клапанами, ее уже имеет Марта, нам достаточно одной такой больной. Абсолютный постельный покой и тщательный медицинский уход предотвратят болезнь. Как только заметите, что она потеет, заверните ее в покрывало вместо простыни. Известно вам что-нибудь о хорее Сиденхэм?

– Да, доктор – встревожилась я.

– Так что не пропустите первые симптомы? Сразу вызывайте меня. Я, конечно, не смогу оказать экстренной помощи. Только лечение, которое она получает сейчас. Но мне надо знать.

Девочка нахмурилась, глядя на него:

– Что это... хорея, доктор Честер?

Он рассмеялся кудахтающим смехом:

– Ну, это сложно для тебя, Роб, боюсь, тебе не понять. И ее никогда не будет у тебя. Мы за тобой присматриваем очень хорошо, чтобы этого не случилось. Но мисс Монтроуз знает, что это. Один доктор сказал, что ребенок наказан хореей по трем причинам: и первая – за непоседливость. Потом за то, что бьет свою посуду. И строит гримасы бабушке.

Но он не улыбался, глядя на меня. Сиденхэмская хорея – это не шутка! Болезнь мозга, поражающая детей, она очень напоминает ревматическую лихорадку, от которой он лечит Робин Уорбартон. Непроизвольные движения, гримасы, невозможность взять в руки чашку – обычно незаметные симптомы, вызывающие шутливые замечания, являются несомненными признаками.

Когда мы вышли в коридор, он сказал:

– Надеюсь, вам приходилось встречаться на практике с детьми-ревматиками?

– Да, доктор.

– Они недолго живут, нужен постельный режим.

Я нахмурилась:

– Но говорят, что смертность невысока?

– Да, смертность от ревматической лихорадки невысока по статистике, но зато резко повышается с возрастом из-за болезни сердца, мисс Монтроуз, – сказал он мрачно. – Болезнь имеет привычку возвращаться. Рецидив случается в течение года после первого приступа, его вероятность очень высока. Поэтому требуется уход и тщательное внимание в первый год. Это первый год у Робин. Вот почему вы здесь. Я бы хотел перевезти Робин из "Вороньего Гнезда". Но это невозможно, пока Дэвид снова не женится. Если это произойдет, он должен будет увезти ее в глубь страны и прожить там хотя бы год. Прочь от моря, холода и ледяных ветров. Будем надеяться на это. Надо найти правильную женщину, вот в чем дело. Но наверное, Дэвид не может забыть первую жену. Пошли посмотрим Марту.

Я улыбнулась:

– Боюсь, миссис Уорбартон-старшей не нравится присутствие медсестры в поместье. Она может возмутиться, если я появлюсь в ее комнате, доктор Честер.

– Предоставьте мне справиться с этой старой воительницей. Марта не такая страшная, как кажется. Ну, не совсем такая.

Но я заметила, что он слегка замешкался, прежде чем мягко постучал в дверь.

– Кто там? – послышался глухой голос.

– Доктор Честер, Марта.

– Ждете, что я открою для вас дверь? Вы знаете сами, как войти.

Я прошла за ним в комнату. Она лежала одетая на кушетке около окна, и, когда увидела меня, глаза ее сверкнули и уставились мне в лицо с холодной недоброжелательностью.

– Что она здесь делает?

– Ну же, Марта, – благодушно заговорил доктор, – я годами твердил, что вам нужна медсестра. А мисс Монтроуз – очень хорошая медсестра.

– Для Робин, возможно. Но ни вы, ни мой сын не имеете права прописывать мне медсестру, Кеннет!

Он усмехнулся, не обращая внимания на ее топ:

– Потому что вы не ребенок? Разумеется. Я знаю, Марта. Вы – стареющая женщина, скрученная ревматоидным артритом. Рэтбоун раздевает вас на ночь и одевает по утрам. И Рэтбоун должна делать вам инъекции, так?

Она фыркнула:

– Вы же знаете это! И делает много всего другого, разве что не ест и не пьет за меня! Ну и что? Я плачу ей за это!

– И каждый раз, когда мы говорим о Рэтбоун и о том, что она делает для вас, вы бранитесь, что она неуклюжа, как рыбак, и что у нее обе руки левые, и что она постоянно причиняет вам боль, стоит ей дотронуться до вас. Верно?

– Ну и что? Вы же не думаете, что я разрешу этой жене Керра или дуре Изабель помогать мне?

– Ни в коем случае, – весело ответил ей доктор Честер. – Мисс Монтроуз, приподнимите ее, пожалуйста, я хочу осмотреть. Подложите под нее несколько подушек, чтобы ей было удобно, пока мы ее осматриваем.

– Да, доктор.

Она смотрела на меня, пока я собирала подушки, сброшенные ею небрежно с кушетки.

– Не смейте прикасаться ко мне, Монтроуз!

– Вы можете подняться самостоятельно, миссис Уорбартон? – спросила я кротко, держа подушки наготове и чувствуя, что доктор Честер наблюдает за нами, раскрыв свой чемоданчик.

– Разумеется, могу!

Но когда, морщась от боли, она попыталась сдвинуться с места, я услышала ее стон, и страшная боль отразилась в ее глазах. Она пыталась встать и не могла.

Тогда я сказала:

– В действительности очень легко подвинуть пациента, не причинив ему боли. Если хотите, я потом покажу миссис Рэтбоун, как это делается ...

Мне кажется, она даже не успела опомниться – с такой быстротой я подняла и посадила ее. Потом ее мышцы напряглись, сопротивляясь, но было поздно. Я уже придерживала ее и подкладывала подушки под спину, потом уложила ее обратно. Она расслабилась.

– Вы должны научиться расслаблять мышцы, миссис Уорбартон, – сказала я мягко, – доверьтесь медсестре. Я знаю, как болезненны воспаленные суставы, но напряжение и сопротивление усиливают боль.

– Она права, Марта, – доктор Честер подошел со стетоскопом, – прекрасно, она уже подняла вас. И причинила вам боль, как Рэтбоун?

– Нет, – призналась женщина недовольным тоном, – потому что она моложе и сильнее.

– И вам не было больно, а? – Он взглянул на меня и подмигнул. – Я хочу попросить вас сегодня сделать за меня укол миссис Уорбартон, мисс Монтроуз. У меня на правой руке есть небольшая проблема, аналогичная той, что у миссис Уорбартон. Найдете шприц у меня в чемодане. Спирт и ампулу с лекарством. Лучше в дельтовидную мышцу. Ей прописан пятинедельный курс гормонов. Начал бы раньше, если бы знал, что она собирается бродить по дому, как делала вчера, переписывая завещание.

– Какая разница! И не думайте, что я позволю этой женщине втыкать в меня иглу. За что тогда я плачу вам?

– За знания. Я понимаю, что и как делать и как поступать в дальнейшем, – ухмыльнулся он.

Но он не был так несерьезен, как хотел показать. Такие уколы обычно делают сами врачи, а не медсестры. Но я молча приготовила шприц, выбрав новую и острую иглу, и обнажила ее руку, не обращая внимания на негодующие взоры. Кожа уже огрубела и была вся в красных точках от предыдущих уколов, которые ей делались в течение длительного времени.

Он внимательно проверил ампулу и шприц. Из-за лучшего кровоснабжения в мышцах лекарство быстрее всасывается, чем при подкожном введении. Большинство докторов предпочитают дельтовидную мышцу предплечья для своих инъекций, но тонкая рука миссис Уорбартон была не лучшим местом и уже вся в следах от уколов. Я сразу подумала, что будет легче нам обеим, если делать инъекции в ягодицы. И решила про себя спросить об этом доктора Честера при первой возможности.

Я протерла сморщенную огрубевшую кожу спиртом и мгновенно воткнула иглу под правильным углом в мышцу. Я легонько нажала и, когда не увидела на коже капелек крови, порадовалась, что не попала в сосуд. Я ввела лекарство без проблем.

– Они хорошо учат вас в Лос-Анджелесе, мисс Монтроуз, – с удовлетворением произнес доктор Честер, – я бы сам лучше не сделал. Ну как, Марта? Больнее, чем обычно?

Марта Уорбартон осторожно согнула руку и взглянула на него:

– Что вы имеете в виду? Каждый раз, когда вы делаете мне укол, Кеннет, такое впечатление, будто вы используете молоток и нож для колки льда. Она не сделала мне больно, но это не означает, что я нуждаюсь в медсестре. Я плачу вам. Чтобы вы меня лечили. И когда я захочу перемен, я найду другого доктора, а не медсестру.

– И я бы вам позволил это сделать, если бы в нашей округе нашелся еще такой дурак, который стал бы приезжать сюда почти каждый день, – недовольно фыркнул доктор Честер. – Марта, у меня пациентов больше, чем может обслужить человек моего возраста. И большинству я гораздо необходимее, чем вам. Если кортизон вам поможет, его надо будет колоть регулярно и точно по предписанию. И это должен делать медработник, достаточно опытный, чтобы во время заметить побочные эффекты. Я не могу находиться около вас все время, принимая на себя вашу желчь. Если бы хотел...

– Ах ты, старый... – Она покраснела, что предвещало взрыв.

– То, чем вы больны, – не смертельно, и пора свыкнуться с болезнью, – он как будто и не слышал ее оскорблений, – а ухаживать за вами – самое неблагодарное занятие за сорок лет моей практики. Вам необходима помощь мисс Монтроуз, нравится вам это или нет. И если я не смогу приехать, потому что другой больной будет срочно нуждаться в помощи, она сделает вам укол. Если вдруг начнется аллергическая реакция на кортизон, мисс Монтроуз сумеет распознать симптомы и тут же доложит мне. Я тогда подкорректирую лечение, и он продолжит его, пока я не приеду...

– Ха! – произнесла Марта презрительно. – Вы сами не уверены в этом новом лечении, что мне прописали!

– Вам нужна медсестра, Марта, – сказал он серьезно. – Или вы согласитесь иметь рядом квалифицированную медсестру, или я вынужден буду рекомендовать Дэвиду положить вас в госпиталь или в дом престарелых, где о вас позаботятся более тщательно.

– В этом вы не вольны, – отрезала она. – Я все еще хозяйка "Вороньего Гнезда"!

– Что вы имеете против мисс Монтроуз?

Она взглянула туда, где я возилась со шприцем. Потом недовольно произнесла:

– Кто сказал, что я против этой девушки? Я ничего не имею против. Но ни вы, ни мой сынок не можете заставить меня делать то, чего я не хочу. И она тоже.

– Но нет для этого причин, Марта. Вы ведете себя как избалованный ребенок.

– Могу сказать то же про вас, Кеннет Честер. И даже больше. Вы ведете себя как упрямый мул!

Пока они обменивались взглядами, за дверью послышались шаги. И потом кто-то осторожно постучал.

– Посмотрите кто там, мисс Монтроуз, – резко сказал доктор.

Я подошла и приоткрыла дверь:

– Да?

Мужчина, стоявший на пороге за дверью, улыбался, но при виде меня улыбка исчезла с его губ. Он был высок и ладно скроен, с широкими, сильными плечами футболиста. Глаза темные, почти черные, и блестящие, как у всех Уорбартонов, черные волосы. Я сразу поняла, что передо мной Дэвид Уорбартон, настолько сильным было фамильное сходство, за исключением того, что на лице его не было ни мрачности, ни злобного выражения. Только печать грусти около глаз.

Он смотрел мне в лицо, по его выражению я поняла, что он увидел мое сходство с женой.

– Мистер Уорбартон? – спросила я мягко. – Я Диана Монтроуз, медсестра, которую нанял по вашему поручению доктор Честер.

– Медсестра? – Он немного оправился от шока. – О да, конечно. Простите меня, мисс... Монтроуз, не так ли?

– А, Дэвид! – вмешался доктор Честер, – Входи. Ты как раз вовремя. Это мисс Диана Монтроуз, наша новая медсестра, и очень хорошая медсестра, могу добавить. Мисс Монтроуз, это отец Робин.

Дэвид вошел вслед за мной в комнату и протянул мне руку:

– Добро пожаловать в "Воронье Гнездо", – рукопожатие было крепким и быстрым, – я только что от Робин. Вы ей очень понравились. Надеюсь, вы пробудете с нами долго.

– Она бы давно уехала, если бы Марте дать волю, – с негодованием заявил доктор Честер. – Ради бога, Дэвид, поговори со своей матерью, попытайся передать ей частицу своего здравого смысла. Она стала еще невыносимее за последнее время.

Дэвид подошел к матери, поцеловал ее и мягко потрепал по плечу.

– Мисс Монтроуз, – сказал доктор Честер, – не будете ли так добры, не отнесете шприц и иглы на кухню? Нужно прокипятить. Стерилизация десять минут.

– Хорошо, доктор.

Уходя, за своей спиной я успела услышать, как Дэвид спокойно сказал:

– Ну, в чем дело, мама? Она кажется милой девушкой, и Робин ее уже полюбила. И доктор Честер говорит, что ему необходим квалифицированный помощник в твоем лечении кортизоном.

Я была рада закрыть дверь поскорее. В коридоре было пусто и тихо. Внизу у входа стоял дорогой европейский седан рядом со стареньким автомобилем доктора Честера. На сверкающем черном лаке лежал тонкий слой пыли, внутри обшивка была из красного сафьяна. На капоте я заметила фигурку ягуара.

Вздохнув, я повернулась и пошла на кухню. В коридоре встретила Клайва Уорбартона с газетой в руке.

– Доброе утро, мисс Монтроуз. Это Дэвид сейчас прошел наверх? – Белый клок волос, нависающий над черными глазами, которые так и сверлили меня, придавал ему прямо какой-то дьявольский вид.

– Да, он сейчас у миссис Уорбартон-старшей вместе с доктором Честером.

Он взглянул на то, что я несла, и улыбнулся:

– От вас избавились, а? – Он приблизился. – Наверно, Керр уже спрашивал вас о завещании? Вы, конечно, не знаете, что в нем?

– Я лишь заверяла подписи, мистер Уорбартон. И это все, – холодно произнесла я. – Как я сказала вашему племяннику, каждая страница была прикрыта листом бумаги.

– Принс позаботился об этом. – Он кивнул, изучая меня. – И так же происходило, когда подписывала Бэт Свенсон?

– Да.

– Я же говорил этому дураку, своему племяннику, что именно так и будет! – Он стоял, нахмурясь и все еще загораживая мне путь; черные глаза сверлили меня. Их блеск казался почти зловещим. – Когда люди настаивают на секретности, из своего опыта знаю, им есть что скрывать. И чего стыдиться. Разве вы не согласитесь, что поместье Уорбартонов и состояние должно перейти к членам семьи, а не к одному из них, мисс Монтроуз?

– Право, я не знаю, мистер Уорбартон. Это не мое дело. Я...

Он кивнул:

– Вы приехали работать медсестрой.

Я сказала напряженно:

– Вот именно.

– Что ж, – пожал он плечами, – я слышал, что вы сегодня утром спускались в потайную комнату с Брайеном? – У него это прозвучало как обвинение.

Я от возмущения покраснела:

– Если мне нельзя туда ходить, кто-то должен был предупредить меня заранее. Эта труба прошлой ночью произвела такой грохот, что я не могла спать. Как будто взорвалась бомба. Брайен пошел вниз чистить подвал, он думал, что водоросли закупорили трубу. Мне было интересно взглянуть – никогда раньше не видела подвала пыток!

– Это не было подвалом пыток, к вашему сведению. Это было местом казни. Местом для легкой и безболезненной смерти. Просто вода прибывала...

– А бедняги ждали конца! Вы не считаете ожидание смерти пыткой?

– На этот счет, вопреки расхожему мнению, я вот что вам скажу: они не ждали долго. В те дни тяжелые железные ставни перекрывали каналы. Они двигались с помощью подъемного механизма на веревках. И уровень воды в подвале поднимался вовсе не постепенно, с приливом, она врывалась туда бурным потоком. Пока железные ставни оставались на месте, люди и не подозревали ни о чем. Им давали ром, чтобы усыпить их страхи. И там был свет. Они считали, что избежали смерти в море, и были счастливы. И благодарны!

Я нахмурилась:

– Кажется, вы хорошо изучили вопрос. Ведь все отрицают, что такое случалось.

Он наклонил голову:

– Да, вы правильно заметили, я изучил это дело; некоторые предки оставили дневники, из них все стало ясно. Зачем отрицать правду? Такие вещи происходили. И Уорбартоны были не единственными грабителями на этом побережье, мисс Монтроуз. Брайен сказал, что вы видели старый плащ в воде сегодня утром. Так?

Я невольно вздрогнула при воспоминании об этом:

– Да... Это был... старый дождевик с капюшоном, он зацепился за камни. Он выглядел как... как мертвое тело...

– Так и сказал Брайен. Вы хорошо разглядели его?

– Мы оба видели. – Я вдруг опять вспомнила, что говорил Боб Дженсен, но удержалась от упоминания об этом и только добавила: – Плащ не мог долго находиться в море. Он был совсем целый. Брайен сказал, что, наверное, он упал с чьей-то лодки.

– Он не исключает, что плащ могли принести в подвал и заткнуть им вентиляционную трубу вчера ночью, чтобы вызвать тот взрыв, что разбудил вас.

– Да, он так подумал, и я тоже.

Его чувственный рот скривился в усмешке, он отступил в сторону:

– Вы оба не правы, мисс Монтроуз. Этот плащ – мой.

Я уставилась на него:

– Ваш, мистер Уорбартон?

– Моя комната недалеко от вашей. Плащ был мокрый и запачкался грязью, вот я и вывесил его на подоконнике вчера, чтобы просушить. И каюсь, забыл про него. Наверное, ветром его сдуло в море. Но он был старый, так что не важно. Мне жаль, что он напугал вас.

– Я не испугалась, мистер Уорбартон, – хмуро ответила я, – мне просто стало любопытно. Но простите меня, я должна простерилизовать инструменты для доктора Честера.

Я прошла мимо него на кухню. Закрывая за собой дверь, я чувствовала его присутствие за спиной, он все еще стоял в коридоре с газетой в руке, глядя мне вслед.