Донская Либерия

47

Донос Кочубея и Искры, как видно из материалов следствия, не имел того значения, которое впоследствии было ему приписано.

Несомненно, что Искра принял участие в доносе из самых чистых, патриотических побуждений. Он никогда не принадлежал к числу «давних приятелей и единомышленников» гетмана, каким был прежде Кочубей, вместе с Мазепой участвовавший в расправе над Самойловичем. Искра, как и весь украинский народ, был убежден, что шляхтич Мазепа ненадежный человек, и, узнав о подозрениях свояка, не колеблясь ни минуты, решил довести об этом до сведения царя. Кочубей же, как свидетельствуют о том собственные его показания, учинил донос по «личной злобе к гетману». Ничего важного, принципиально нового в его показаниях для русского правительства не было. Подобные, а часто и куда более основательные доносы поступали на Мазепу много лет подряд.

Головкина следует винить не за то, что он не поверил Кочубею, а за то, что не обратил внимание на честные и бескорыстные донесения, поступавшие отовсюду. Разве нельзя было, например, тщательно проверить показания солдата Мирона или отнестись с большим доверием к Адаму Сенявскому, обличавшему гетмана в измене?

Между тем дети и внуки Кочубея, богатейшие украинские помещики и графы, старались всячески выпячивать личность Кочубея, окружая его особым героическим ореолом, отодвигая на второй план Искру и совершенно замалчивая тот факт, что украинский народ, свято храня нерушимую дружбу к русскому народу, задолго до Кочубея разоблачил Мазепу как изменника.

Мы показываем Кочубея в свете исторических документов, а не позднейших домыслов о нем.