Дорога миров (Повести и рассказы)

Был 1999 год.

Я жил в мире «магов». Кроме того, у меня появился новый герой — Ессутил Квак, вовсю доказывавший свое право на существование в кибер-мире. Книга о нем раскупалась и читатели требовали продолжений. Еще интерес к нему подпитывался несколькими кликушами, вовсю бесновавшимися в интернете и фидо, вопившими, что я, написав «Охоту на Квака», посягнул на что-то для них святое, и они мне этого никогда не простят. В общем, я, похоже, какой-то «священной корове» своим романом копыто все же отдавил. Слишком уж яростно кликуши плевались и говорили гадости. Впрочем, меня это мало трогало. Я просто писал роман за романом, поскольку, кроме «магов» и «Квака», срочного продолжения требовали истории Даниила-Еретика и Центуриона инопланетного района.

И тут меня пригласили в редакцию журнала «Если», и его главный редактор Александр Шелганов осторожно спросил, не хотел бы я написать для них либо большой рассказ, либо небольшую повесть.

Вопрос был задан вовремя, и сидя перед Шелгановым, я вдруг понял, что уже лет пять не писал коротких вещей, с головой окунувшись в романы, да еще и сериального типа.

Времени не было совсем, и очень не хотелось отвлекаться. Однако я все же сел и за неделю написал «Претендента». С этого и началось мое сотрудничество с журналом «Если». Оно продолжается, и большая часть рассказов из этого раздела были написаны именно для «Если». Сотрудничество это нелегкое, потому что следующие рассказы потребовали от меня большего времени. И конечно, каждый раз для их написания мне приходится откладывать в сторону очередную книгу. Но я об этом не жалею, поскольку редактором Шелганов оказался строгим, но справедливым и очень умным. Работать с ним просто приятно. Надеюсь, наше сотрудничество продолжится.

Кроме того, как мне кажется, одним из плодов этого сотрудничества явилось то, что мне стали предлагать участие в сборниках. Так я попал в «Фантастику 2002», за что спасибо редакции издательства ACT, в составлявшийся замечательным, добрейшей души человеком Александром Щербаком-Жуковым сборник «5-я стена» и в проект очень умного и честного Андрея Синицына «Человек человеку — кот». Надеюсь, подобные предложения будут повторяться.

Еще одним из следствий этого сотрудничества стало то, что я, вернувшись в мир короткой формы, более его покидать не собираюсь. Нет, я не прекращу писать романы. Думаю, читатели мне этого не простят, поскольку им интересно, чем закончатся приключения Крысиного короля, Лисандры и Хантера, Еретика и Ессутила Квака, Центуриона и героев «Условий выживания». Но я все же даю слово время от времени откладывать в сторону очередную крупную вещь и снова возвращаться в миры, живущие в моих рассказах. А белый крокодил выглядывает из монитора и дает обещание, в том случае если я свое слово нарушу, выбраться наружу и хорошенько укусить меня за ногу.

ПОСРЕДНИК

Фортунат еще раз взглянул на Грызю и тяжело вздохнул. Гигантская плотоядная летучая мышь забилась в дальний угол пыльной комнаты и, судорожно сжимая в лапках сухую корку, которая должна была составить его ужин, злобно щерила острые зубы. Зубов этих, кстати, было много. Значит, сегодня ему придется поститься. А завтра… Вполне возможно — завтра тоже. И послезавтра… Если только он не заработает хоть немного денег. Правда, вероятность этого крайне ничтожна.

Стало быть…

Маг сделал шаг в сторону Грызи.

Та противно зашипела и попыталась прикрыть корку телом.

Фортунат еще раз вздохнул.

А ведь всего-то полгода назад эта неблагодарная летучая тварь питалась исключительно свежей телячьей печенкой. И кстати, исправно ее получала, поскольку своим видом неизменно вызывала у клиентов не очень приятные чувства и таким образом способствовала их сговорчивости, когда речь заходила о плате за проделанную работу. Теперь же она будила не совсем приятные чувства только у своего хозяина, поскольку последний клиент посетил его жилище как раз полгода назад. И надежда на то, что он появится в ближайшее время, была так же мала, как и совесть ростовщика.

Решив, что голыми руками наглую похитительницу драгоценной корки взять будет трудно, Фортунат поспешно оглядел комнату. Взгляд его остановился на магическом посохе.

Вооружившись, злой маг снова шагнул к Грызе. Та истошно завизжала.

Мстительно усмехнувшись, Фортунат замахнулся посохом.

Ну, сейчас эта воровка получит…

— Развлекаешься?

Маг резко повернулся на голос.

В дверях стоял среднего роста, лысоватый человек, в бархатном кафтане, с проницательным и слегка усталым лицом.

— Ты кто? — рявкнул Фортунат.

— Посредник.

— Кто-кто?

— Посредник. Нахожу клиентов. Конечно, не бесплатно, а за определенный процент от гонорара.

— Гм, — сказал маг.

— Нет, если у тебя с ними все в порядке, то я тут зря теряю время.

— Ну… — сказал маг. — Я бы не назвал свое положение просто великолепным. Однако…

Немного помолчав, он сказал:

— Ладно. Проходи, садись за стол.

Они сели за большой, каменный стол, на котором, как и положено, лежала целая куча непонятных, зловещего вида предметов, а также несколько внушительного размера инкунабул.

— Ты — все знаешь, не так ли? — с ходу взял быка за рога Фортунат. — Я угадал?

Посредник пожал плечами.

— Ну конечно. А иначе зачем бы я сюда пришел?

— В таком случае, ты понимаешь, что в этом мире найти для меня клиента почти невозможно? Впрочем, так же как и для всех остальных темных магов.

— Я попробую, — сказал посредник. — За десять процентов от твоей платы. Согласен?

Фортунат задумался.

Собственно, а чем он рискует? Десять процентов от пустого места — не такая уж большая потеря. С другой стороны, если посреднику каким-то чудом удастся найти клиента, то за такой подвиг можно и поделиться деньгами.

А виной всему был пресловутый указ Ангро-майнью. Великий маг, владелец двадцати пяти миров, однажды сильно озаботился тем, что в одном из принадлежащих ему миров живет слишком много темных магов. Более того, они не просто там живут, но еще и вполне преуспевают, а значит, и совершенствуются в своем ремесле. Рассудив, что если так будет продолжаться, то рано или поздно ему придется иметь дело с достаточно сильным претендентом на свое место, а скорее всего и не с одним, Ангро-майнью решил, что настала пора принять кое-какие меры.

Просто убить их он не мог, поскольку при этом должен был нарушить законы, которые сам же и установил. Ангро-майнью был достаточно мудр, чтобы этого не понимать. Властитель, нарушающий собственные законы, обязательно кончит очень плохо.

Вызвать самых сильных темных магов на бой и одолеть их на законных основаниях? Нет. Бросать вызов первому, великому повелителю было не к лицу, да к тому же Ангро-майнью прекрасно понимал, что ни один из темных магов до поры до времени его вызов не примет.

Где же выход?

Великий маг нашел его. Он издал указ. Согласно этому указу, на территории принадлежащих Ангро-майнью миров запрещалось применять магию, приносящую вред другим людям, а также существам, приравниваемым к людям, за исключением тех случаев, когда это требовалось сделать в целях самообороны или во время поединков между магами.

Доходы черных магов этот указ срезал словно нож опытного хирурга некую часть тела, мешающую вступлению в должность надзирателя ханского гарема. Если точнее — они моментально исчезли, поскольку темные маги как раз и специализировались на причинении определенным людям разной степени серьезности неприятностей. За деньги тех, кому это было выгодно.

Белые маги тоже пострадали, поскольку теперь не могли вышибать из клиентов деньгу за охрану их от козней черных магов. Впрочем, они могли еще хоть как-то переждать суровые времена, занимаясь лечением людей, и их скота, а также варкой различных приворотных зелий, благо в указе не было достаточно четко оговорено, что последние относятся к разделу магии, вредящей роду людскому.

Белые маги прекрасно знали, что ничего вечного на свете не бывает. Значит, рано или поздно Ангро-майнью отменит свой указ. Или что-то случится с самим великим магом, и тот, кто займет его место, исправит ошибку своего предшественника. Кроме того, они понимали, что указ этот ударил по ним лишь рикошетом, поскольку, в силу своих принципов, ни один из них не собирался владеть чем-то большим, чем уютная башня, заваленная стопками магических книг и различными снадобьями. Таким образом, единственное, что от них в данной ситуации требовалось, это ждать, когда наступят более благоприятные времена.

Темные маги тоже все поняли правильно и, проанализировав положение, пришли к выводу, что у них, собственно говоря, есть три возможности. Вообще-то их было четыре, но поскольку четвертая состояла в том, чтобы просто умереть с голода, никто ее всерьез не рассматривал.

Итак, во-первых: черные маги могли просто проигнорировать пресловутый указ. Однако они прекрасно понимали, что дэвы — слуги Ангро-майнью, снабженные свежеизготовленными великим магом амулетами, с их помощью тотчас засекут любое активизированное заклинание, направленное против какого-либо человека. Дэвы не ведали страха, а также отличались гигантской силой, свирепым нравом и такой тупостью, что воспринимали любой приказ своего господина как руководство к немедленному действию. Кроме того, их еще было очень-очень много. Глупец, рискнувший оказать сопротивление одному дэву, в конечном итоге вынужден был сражаться с целым войском и неизбежно погибал.

Таким образом, первая возможность прельстила немногих. Но такие все-таки нашлись. То, что с ними впоследствии случилось, позволило остальным признать первую возможность в теории осуществимой, но лишь только в теории, а не на практике.

Во-вторых: кто-то из наиболее сильных темных магов мог вызвать Ангро-майнью на поединок, победить его и, став великим магом, создать благоприятные условия для деятельности остальной братии.

Желающих претворить данную возможность в жизнь не нашлось. Этому немало способствовали упорно циркулирующие слухи о том, как лихо Ангро-майнью расправляется с претендентами, рискнувшими вызвать его на поединок, а также о расположенном неподалеку от дворца великого мага драконнике, обитатели которого были большими любителями свежего мяса.

Оставалась только третья возможность. Как можно скорее собрать вещички и, не тратя время даром, переехать в другие миры, находящиеся под властью великих магов, не так сильно озабоченных проблемой претендентов на свое место.

Большая часть темных магов так и поступила. За исключением лишь некоторых, у которых просто не хватало денег, для того чтобы добраться до границ владений Ангро-майнью. Им ничего не оставалось как отсиживаться в своих башнях и надеяться на чудо. К этим несчастным Фортунат и принадлежал.

— Ну так как? — спросил посредник. — Заключим соглашение?

Фортунат хмыкнул.

Все-таки каким бы он был магом, если бы заключал соглашения, толком не узнав, с кем имеет дело? И пусть даже от этого зависит его жизнь, но порядок есть порядок.

— А сам-то ты раньше посредником работал?

— Да.

— У магов?

— Нет, на бирже торговцев спелыми пьянь-плодами.

— Это такие с дырочкой посредине и двумя синими хвостиками? — уточнил маг. — Применяются для производства королевского пива?

— Они самые.

— И что случилось?

— Ничего, — пожал плечами посредник. — Просто сезон спелых пьянь-плодов длится пять лет. Потом в течение пяти лет они поспевают. Вчера пришла последняя партия.

— Н-да… — разочарованно сказал Фортунат.

Получалось, его гость ничего не понимал ни в магии, ни в магах.

— А какая разница? — спросил собеседник. — Пусть я ничего не знаю о магии, зато понимаю в посредничестве. Кстати, если уж разговор зашел о том, чего я не понимаю, то ответь мне, зачем вам, магам, нужны деньги?

— В каком смысле?

— Зачем они, например, тебе? Кто мешает тебе наколдовать себе все, что душе угодно, начиная от свежих булочек к чаю и заканчивая сундуком с бриллиантами?

Фортунат улыбнулся.

Этот посредник не глуп. Умеет заговаривать зубы, а также задавать вопросы, на которые не так просто ответить. По крайней мере хоть два умения за ним числятся. Возможно, со временем обнаружатся еще и другие.

— Ну так как? — спросил посредник.

— Все очень просто, — сказал маг. — Активизация каждого заклинания требует от любого мага энергетических затрат и довольно больших. Если я, например, надумаю сейчас создать себе свежую булочку, то потрачу на это гораздо больше энергии, чем получу, съев ее. Попросту больше потеряю, чем приобрету. Надумай я питаться наколдованными булочками, то это только бы ускорило мою смерть от голода. Так же и в отношении других предметов. Соответственно, создание золотой монеты потребует от меня больше энергии, чем я получу от купленной на нее еды. Ну и так далее… Понимаешь?

— Ага, — промолвил посредник. — Таким образом, маги пользуются заклинаниями лишь тогда, когда могут их продать с большой выгодой. Проще говоря, ты можешь наколдовать булочку лишь при условии, что найдется кто-то, кто купит именно эту булочку по цепе сотни обыкновенных.

— Вот именно, — сказал Фортунат. — Вот именно. Правда, с годами, проведенными в упражнениях, у любого мага уходит на производство заклинаний все меньше и меньше энергии. Рано или поздно он как бы пересекает барьер, после которого тратит энергии на производство заклинаний так мало, что производство утренних булочек к собственному столу становится выгодным.

— А ты, стало быть, этот барьер еще не пересек?

— Нет. Иначе зачем бы я нуждался в клиентах?

— Понятно. А позволь спросить, какого уровня должен достигнуть маг, для того чтобы пересечь этот барьер?

— Как правило, для этого он должен стать равным по силе великому магу.

— Другими словами, — подытожил посредник, — торговля услугами мага чем-то сродни торговле картинами. Производство их требует от художника лишь холста, некоторого количества краски и вдохновения. Знатоки же платят за них столько, что, продав картину, художник может на вырученные за нее деньги прожить время, достаточное для написания еще десятка картин.

— Не совсем так, — сказал Фортунат. — Ты забыл, что собираешься стать посредником у темного мага, у того, кто владеет магией тьмы. Мое искусство было бы уместнее сравнить с искусством профессионального убийцы. Оно тоже требует некоторой подготовки, умения нанести точный удар и всего нескольких минут действия. А оплачивается так, что убийца потом может ждать следующего заказа месяцами.

— Ах, так… — промолвил посредник.

— Именно так. Причем тебе придется еще придумать, как обойти пресловутый указ Ангро-майнью.

— А белые маги… — заикнулся было посредник.

— Ты думаешь, какому-то белому магу нужен посредник? — спросил Фортунат.

— Н-да, — почесал лысину посредник. — Все понятно.

— Ну, так как, ты все еще хочешь стать моим посредником? — спросил темный маг.

— Я попробую.

— Что ж, попробуй, — развел руками Фортунат. — Посмотрим, что выйдет.

— Посмотрим.

После того как посредник ушел, темный маг некоторое время смотрел задумчиво на дверь, в которую тот вышел. Наконец, очнувшись, он встряхнул головой, словно бы стараясь прогнать возникшую было у него надежду, и взглянул туда, где расположилась Грызя.

Гигантская плотоядная летучая мышь, к этому времени уже вполне благополучно расправившись с коркой хлеба, занималась тем, что вылизывала шерстку у себя на плече. В тот момент, когда Фортунат посмотрел в ее сторону, она прервала это занятие и показала ему язык.

— И все-таки… — проворчал Фортунат.

— В чем дело? — спросил посредник. — Тебе был позарез необходим клиент. Я нашел его, причем всего за полдня.

— Вот именно — нашел, — мрачно сказал маг. — За полдня. Только учти, я нуждался не во всяком клиенте.

— А я и нашел тебе не всякого.

— Да?

— Конечно. Достаточно уважаемый человек. Богатый. Не задающий лишних вопросов.

— А указ Ангро-майнью?

— И с указом все в порядке. Клиента совершенно не интересует, каким именно образом ты выполнишь его задание.

— Ну, еще бы… Очень удобно… Раз не знает, то значит, и не отвечает за мои действия ни в каком случае.

— А еще он сразу же заплатил тебе аванс. Причем немаленький. Мне кажется, тебе были необходимы деньги. Или я ошибаюсь?

Фортунат еще раз взглянул на увесистый кошелек, который сжимал в руке.

Да, вот это опровергнуть трудно. Деньги…

Он не удержался и мысленно стал прикидывать, как добраться до ближайшей харчевни. Получалось, если он поторопится, то сможет вонзить зубы в свежий бифштекс не позже чем через пять минут.

Тотчас вслед за этим его желудок стал издавать какие-то звуки. Судя по всему, в нем началось извержение небольшого вулкана.

— Ну, если ты так недоволен, — сказал посредник, — то можешь вернуться. Думаю, для того чтобы расторгнуть этот договор, будет достаточно всего лишь вернуть полученный аванс. Прямо сейчас.

Желудок мага издал звук, который иначе как протестующим назвать было бы трудно.

— Но почему именно этот клиент? — гнул свое Фортунат. — Почему именно такое задание?

— Потому, — отчеканил посредник, — что за последние пять лет я наработал знакомства именно в этой области. Один мой знакомый перекупщик пьянь-плодов посоветовал мне обратиться к другому перекупщику, тот договорился с кем надо… В конечном итоге ты получил то, о чем мечтал целых полгода. Поиски клиента в других кругах потребовали бы большего времени. Ну как, возвращаемся и отказываемся от этого контракта?

Фортунат вздохнул.

Положительно, в данный момент, против него ополчилось его собственное тело. И не только желудок. Откуда-то он совершенно точно знал, что если он сейчас все же надумает расторгнуть договор, его правая рука ни за что не вернет клиенту кошелек с деньгами. Ни за что.

— Э? — спросил посредник.

Фортунат окончательно сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Договор есть договор. Отправляемся на поле. Но прежде давай-ка зайдем в какую-нибудь ближайшую харчевню и хорошенько перекусим.

Эти слова телу Фортуната явно понравились. Желудок издал одобрительное ворчание, а правая рука даже чуть-чуть ослабила пальцы. Настолько, что маг после нескольких секунд отчаянной борьбы даже сумел сунуть кошелек в карман.

— Хорошо, давай перекусим, — согласился посредник. — Заключенный договор не обязывает тебя сломя голову мчаться на это проклятое поле. Однако слишком пренебрегать его выполнением тоже не стоит. Не так ли?

— Так, — неохотно признал Фортунат, устремляясь в сторону ближайшей харчевни.

Шагов через десять посредник мягко сказал:

— Кстати, как ты думаешь, не настал ли момент отсчитать мне положенные десять процентов от твоего аванса?

Огромные ворота со скрипом захлопнулись за их спинами. Фортунат сделал еще два шага, остановился и стал осматривать открывшуюся панораму. Особым разнообразием она не радовала. Начиная от стены и до самого горизонта тянулись ровные ряды ярко-зеленых кругляшей пьянь-плодов. Впрочем, возле самых ворот стоял еще и домик сторожа, но поскольку он был выкрашен в тот же изумрудный цвет, то почти сливался с окружающим пейзажем.

— Неплохо, — сказал посредник. — Очень даже неплохо.

Кажется, он даже верил в свои слова.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Фортунат.

— Стена, — пояснил посредник. — Все это огромное поле окружено стеной и, значит, праздных взглядов можно не опасаться. Понимаешь, что я имею в виду?

— Еще бы, — сказал Фортунат. — Только зря ты на это надеешься. Поверь, будь возможность как-то обойти указ Ангро-майнью, за эти полгода была бы найдена. Дэвы…

— А если именно сейчас…

Вместо ответа маг ткнул пальцем в сторону домика сторожа.

Как раз в этот момент из него вышел дэв и неторопливо направился к ним. Здоровенный, мускулистый дэв, в стальных латах, с огромной, усеянной острыми шипами дубинкой в лапах.

— Теперь понимаешь? — поинтересовался маг.

— Понимаю, — сказал посредник. — Впрочем, ничего страшного пока еще не произошло. Как ты помнишь, у нас был небольшой план. Настало время претворить его в жизнь.

Фортунат вздохнул.

Где-то в глубине души не верил он в осуществление этого плана. Впрочем, попытаться претворить в жизнь полубезумный план гораздо лучше, чем просто сидеть в своей башне и умирать с голода.

Остановившись перед ними, дэв внимательно осмотрел Фортуната и изрек:

— Так я и думал. Маг темных сил.

— И что дальше? — буркнул Фортунат.

— Ничего, — сказал дэв. — Я просто решил, что хозяин этой плантации пьянь-плодов для спасения от постигшей ее напасти наймет именно темного мага. И не ошибся. Кстати, я подумал, что устраивать слежку за несколькими оставшимися в нашем мире темными магами не имеет смысла. Гораздо проще подождать прямо на месте. Тем более что общение с природой, говорят, полезно воздействует на здоровье. А запах? Просто прелесть.

Запах действительно был. Сильный, можно даже сказать могучий. Фортунату он почему-то напомнил запах сыра, производимого в соседнем мире, кажется, из молока драконихи, перегнивших личинок каких-то местных жуков и десятка пахучих трав. Ничего прелестного в этом запахе он не находил. Хотя дэв, конечно, имел полное право считать его божественным.

— Нам что-то вменяется в вину? — вкрадчиво спросил посредник.

— Нет, — сказал дэв. — Пока — нет.

— А где сторож?

— Как только появилось это чудо-юдо, он попытался исполнить свой долг. В результате его домик теперь пустует. Я же имею право занимать любое помещение, необходимое мне для эффективного исполнения своих обязанностей. В самом деле, не мог же я ждать вас на улице? А если бы пошел дождь?

— Кстати, насчет исполнения обязанностей… — коварно улыбнулся посредник. — Не входит ли в твои обязанности следить за порядком?

— Ну да.

— А между тем существо, захватившее часть поля пьянь-плодов, является самым настоящим нарушителем порядка. Не должен ли любой страж порядка, узнав о подобном нарушении права частной собственности, попытаться схватить нарушителя?

— Ни в коем случае. Мне так и не удалось установить, кем является это существо. Инструкции гласят, что в подобных случаях, если нет непосредственной угрозы жизни жителям, страж порядка не должен предпринимать никаких действий в отношении неизвестного субъекта.

— Нет непосредственной угрозы? — спросил посредник. — А сторож? И наверняка были еще те, кого нанимал владелец плантации…

— Были, — сказал дэв. — Я честно выполнил свой долг, предупредив их. Они меня не послушали. Ну, подумайте сами… Вот, к примеру, представьте, что в каком-то глухом месте поселился дикий дракон. Сидит себе в пещере и никого не трогает. Однако к нему один за другим отправляются драконоборцы. Дракон сильный и вполне благополучно их всех убивает. Должны ли стражи порядка попытаться убить этого дракона? Нет. До тех пор пока он первым не нападет хотя бы на одного человека, они не имеют на это права.

— А нарушение частной собственности?

— До тех пор, пока нарушитель частной собственности первым не напал хотя бы на одного человека, выдворение его за границы этой частной собственности является делом того, кому она принадлежит.

— Понятно, — сказал Фортунат. — Короче, на твою помощь рассчитывать нечего?

— Верно, — подтвердил дэв. — До тех пор, пока это существо не попытается первым на кого-то из вас напасть, я не имею права вме шиваться. Однако официально предупреждаю, что лучше вам было бы отступиться от своей затеи.

— Спасибо за предупреждение, — язвительно промолвил Фортунат.

— Пожалуйста, — невозмутимо сказал дэв.

— Кстати, — спросил маг. — Но хоть кое-какие заклинания против него я имею право применить?

— Нет, — покачал головой дэв. — До тех пор, пока не установлено, кем является это существо, применение определенных заклинаний темной магии будет считаться нарушением указа великого Ангро-майнью. Кто знает, может, это существо все же по умственным способностям приравнивается к человеку?

— А оно похоже на человека?

— Нет. Но среди людей частенько встречаются такие, которые совсем не похожи на основную массу представителей этого вида.

Они некоторое время помолчали.

Наконец посредник осторожно сказал:

— Фортунат, а не пора ли тебе познакомиться с этой тварью поближе?

— Знаю, — раздраженно буркнул маг.

Сейчас вся эта затея казалась ему ну просто совершеннейшим безумием. Каким образом он сумеет победить тварь, уже ухлопавшую по крайней мере несколько человек? Наверняка среди них были и профессиональные драконоборцы. А эта тварь разделалась с ними так же легко, как здоровенный котище с маленькими мышками. Что может против такого монстра сделать он, обычный темный маг, кстати, не очень высокого ранга, да еще к тому же не имеющий права применить ни одного из поражающих заклинаний?

— Ты тянешь время, — напомнил ему посредник.

Фортунат наградил его злобным взглядом.

— Кстати, могу подсказать, — промолвил дэв. — Оно находится вон там.

Он махнул лапой в сторону дальнего конца поля.

Приглядевшись, Фортунат и в самом деле разглядел крохотную серебристую точку. Словно бы кто-то воткнул булавку с серебряной головкой в ярко-зеленый ковер.

— Спасибо за подсказку, — буркнул маг.

— Всегда рад услужить, — осклабился дэв. — Все-таки любопытно, разделает эта штука тебя или нет.

Фортунат еще раз тяжело вздохнул и стал накладывать на себя необходимые заклинания.

Через полчаса работа была закончена и он двинулся к серебристой точке. Теперь для чудовища он должен был выглядеть настоящим великаном, в алмазной броне, с огромным огненным мечом в руках.

Собственно, в этом и состоял их с посредником план. Напугать тварь, так чтобы она просто сбежала. Хотя именно сейчас уверенность Фортуната в том, что он удастся, достигла нулевой отметки.

Он неторопливо шел по полю, то и дело поглядывая под ноги, стараясь не наступать на пьянь-плоды, едва не задыхаясь от их запаха, и костерил себя последними словами. Все это предприятие было не более чем авантюрой. Однако отступать поздно. Договор заключен, аванс получен и более того, часть его уже потрачена.

Значит, отступить он не имеет права. В конце концов, он темный маг и за свою жизнь видел еще и не такое.

Между тем очертания загадочного существа становились уже достаточно различимыми. Цвет кожи у него был серебристый, словно у закованного в магическую броню рыцаря. Еще оно было не очень крупным, размером с небольшого мамонта, и вовсе не походило на человека.

Фортуната это вовсе не обескуражило. Ему случалось иметь дело с существами, выглядевшими более экзотически. Собственно, сейчас его интересовало только одно — насколько существо может быть опасным. Чем оно вооружено и как быстро может двигаться? Если не удастся нагнать на него страха, то эти сведения могли оказаться небесполезными.

Он оглянулся.

Дэв и посредник стояли рядом. Дэв насмешливо улыбался. Клыки у него были здоровенные. Посредник выглядел крайне озабоченным, но когда маг оглянулся, ободряюще помахал рукой.

Угу, кажется, пора начинать спектакль. Зрители уже заждались.

Фортунат двинулся дальше.

Шагов за пятьдесят от существа он остановился и стал ждать, когда оно обратит на него внимание.

Минута текла за минутой, а существо все так же неподвижно стояло посреди поля пьянь-плодов. Его огромные глаза, расположенные на самой верхушке конусообразной головы, все так же оставались тусклыми и неподвижными, толстые и широкие ноги даже не шевельнулись.

Может, оно уже погибло? Судя по внешнему виду, это создание скорее всего появилось на свет в результате эксперимента какого-то могущественного мага. И не только могущественного, но еще и безответственного. Сначала сотворил нечто странное, а потом не смог провести заклинание дематериализации или не захотел и просто зашвырнул свое создание куда-нибудь подальше. Случайно местом приземления создания оказался именно этот мир и именно это поле пьянь-плодов. Существо, конечно, славно повеселилось. Однако заложенная в него магия рано или поздно должна кончиться. Почему бы не предположить, что это случилось именно сейчас?

Фортунат покачал головой.

Ну нет, это было бы слишком просто. Скорее всего существо просто затаилось и ждет, когда он подойдет поближе. А уж там его постигнет судьба всех предыдущих наемников хозяина поля.

Кстати, где их трупы?

На несколько десятков шагов вокруг создания виднелись только куски уничтоженных пьянь-плодов да неглубокие воронки с обожженными краями. Словно бы в площадку вокруг существа ударило несколько десятков молний. И несколько небольших кучек пепла.

Ну-ну… Похоже, ближе подходить к существу слишком рискованно. А раз так, то не пора ли начинать прямо сейчас?

Фортунат сделал несколько пассов и активизировал еще парочку заготовленных заранее заклинаний. В результате для существа он должен был превратиться совсем уж в настоящего гиганта. Кроме того, теперь у него появилась возможность изрыгать клубы дыма и огня, словно у дракона. Пустив в сторону противника иллюзорную огненную струю, маг не достиг этим ничего.

Существо по-прежнему на него никак не реагировало.

Делать нечего, пришлось все же пройти еще шагов пять. Делая последний, Фортунат, переставший следить за тем, куда он ступает, поскольку все его внимание было сосредоточено на противнике, наступил на пьянь-плод. Тот лопнул с чавкающим звуком и мага обдало целым фонтаном липкого, кислого сока.

Но главное было даже не в этом. Стараясь сохранить равновесие и не упасть, Фортунат отпрыгнул в сторону.

Это его и спасло. В тот момент, когда он наступил на пьянь-плод, существо ожило.

Огромные глаза мгновенно уставились на мага, из тела существа выскочило что-то похожее на узкое щупальце и с кончика его ударила огненная стрела. Она вонзилась в землю совсем рядом с магом.

Заклинания, предусмотрительно наложенные Фортунатом, еще до того как он вступил на поле, спасли его от жара огненной стрелы. Однако он был настолько силен, что маг понял: если стрела попадет прямо в него, гибели не избежать.

Существо выстрелило еще раз.

Едва успев отпрыгнуть в сторону от огненной вспышки, Фортунат, чувствуя, что его магическая защита следующего испытания огнем может и не выдержать, бросился наутек…

— Голем, — уверенно заявил дэв. — Они… такие штучки как раз в их стиле.

Фортунат мрачно буркнул:

— Кто угодно, только не голем. Учти, големы, как правило, хоть немного смахивают на людей, а это…

— Ладно — сказал посредник. — Думаю, уничтожить существо удастся, но это потребует некоторого времени. А у меня же есть кое-какие дела. Короче — мне пора. Я еще появлюсь, чтобы узнать… гм… как идет дело.

Он встал и не очень торопливо, но и не медленно, как раз спокойным, деловым шагом, пошел к воротам.

— А твой напарник-то решил сбежать, — сказал дэв.

— Да нет, — промолвил Фортунат. — Все правильно. Он — посредник и не его дело сражаться с чудовищами. Кроме того, он ничего не понимает в магии и, значит, не может помочь даже советом. Так что, он прав.

— А-а-а… ну, стало быть, так и есть, — кивнул дэв. — Поэтому вернемся к старому разговору. Я говорю — это голем, как есть голем.

И он даже махнул дубинкой в сторону видневшейся посреди зелени серебристой точки.

— Реакция, — покачал головой Фортунат. — Все эти искусственные существа из камня, серебра и стали обладают просто чудовищной силой, но чертовски медленны. Закон компенсации. А вот так быстро реагировать, как это создание, может только живое существо.

— В таком случае, ты влип, — сказал дэв. — Если это живое существо, то есть вероятность, что оно мыслящее. Стало быть — является подобием человека. А против человека или его подобия разрешить применение любой магии, кроме оборонительной, я не имею права. Согласно указу.

— Да знаю я, — вздохнул Фортунат.

— Вот то-то, — промолвил дэв. — И стало быть, я тут, наверное, еще задержусь. Некоторое время.

— Безусловно задержишься, — пробормотал маг.

Не хотелось ему сейчас разговаривать с дэвом. Вообще ни с кем не хотелось разговаривать. А хотелось подумать. Хотя бы потому, что положение, в котором он оказался, назвать блестящим язык не поворачивался. Скорее уж — наоборот. И виной всему был указ Ангро-майнью. Не будь его, уж он бы наверняка быстренько покончил с этим существом. Теперь же он оказался в совершенно диком положении.

Очистить поле от захватчика он явно не мог. Не мог также и отказаться от выполнения контракта, поскольку часть денег из аванса была потрачена. Что ему, таким образом, оставалось? Торчать на краю поля и слушать разглагольствования стража порядка, находящегося здесь для того, чтобы следить, не собирается ли он нарушить пресловутый указ?

Ну уж нет. Он что-нибудь придумает.

Что именно? Что-нибудь… И вообще, для начала было бы неплохо определить хотя бы приблизительно, с кем он имеет дело. Конечно, это не голем, но все-таки магическое происхождение этого существа несомненно.

А раз так, для начала было бы неплохо определить, какая именно магия породила его на свет.

Фортунат хмыкнул.

А чем не идея? И почему она ему не пришла в голову раньше? Неужели сказываются полгода вынужденного безделья? Может быть, он утратил кое-какие навыки?

Нахмурившись, маг уже по-новому посмотрел на серебристую точку. Внимательно, оценивающе, почти с надеждой.

Может, если повезет, он все-таки победит? Главное — не сдаваться. Выход должен быть.

Осторожно, почти бережно, он поднял руки для начального пасса.

— Ты ведь не попытаешься нарушить закон? — поинтересовался дэв.

— Нет, — рявкнул Фортунат. — Всего лишь хочу узнать получше, какая магия это существо породила.

— Ну-ну… только смотри… закон…

— Конечно.

— А тебе разве не нужно подойти к нему поближе?

— В данном случае — нет, — буркнул маг.

Уверенно и ловко он сделал несколько начальных пассов и вполголоса, привычной скороговоркой, забормотал заклинание, открывающее магические течения.

— А мясо неплохо прожарилось, — сказал дэв. — Кажется, ты в этом понимаешь больше, чем в неведомых существах.

Рука Фортуната нервно дернулась и он едва не уронил в костер свой кусок мяса.

— Да ладно, не обижайся, — промолвил дэв. — Я не хотел сказать ничего плохого. Передай лучше вон ту бутылочку. Вино, надо сказать, ты купил знатное.

Стараясь выглядеть спокойно, хотя это и давалось ему с трудом, поскольку дэв окончательно доконал его за этот день своими шуточками, маг подал стражу порядка бутылку с вином.

Сделав из нее пару глотков, тот сказал:

— Только учти, если ты решил меня задобрить, ничего из этого не выйдет.

— Зачем? Я обойдусь и без этого.

— Не стоит даже пытаться, — продолжал дэв. — И еще, если ты надумаешь меня околдовать, то у тебя это может и получиться. У нас, дэвов, есть иммунитет к магии, но, конечно, он не идеальный. Только после того как я вернусь в казарму, следы магического воздействия будут обнаружены и ты неизбежно понесешь наказание. Так что лучше не рисковать.

— Да знаю я…

— Вот-вот…

Фортунат забрал у дэва бутылку и глотнул из нее.

Нет, все-таки иметь деньги не так уж и плохо. Думал ли он еще сегодня утром, пытаясь отнять у Грызи сухую корку, что ужинать станет жареным мясом, а запивать его будет великолепным вином?

Правда, эти деньги еще не отработаны, и как их отработать, он пока не представляет. Ну да будет день — будет пища. Завтра… завтра он что-нибудь придумает. Не может быть, чтобы не было никакого выхода. Он есть всегда. Надо только уметь его увидеть.

— И значит, ты не обнаружил никаких следов магии? — в который уж раз спросил дэв.

— Никаких, — сокрушенно признал Фортунат. — Так, словно при создании этого существа не было задействовано ни малейшей частицы какой-либо магической энергии.

— Бред!

— Вот именно, — согласился Фортунат. — Бред и есть.

— Ладно, — сказал дэв, вставая. — Я поужинал. Теперь пора и поспать. Кстати, в домике сторожа есть кровать. Я устроюсь на полу, поскольку она для меня мала. Так что, если надумаешь поспать, можешь рассчитывать на кое-какие удобства.

— Угу, — кивнул маг. — Так и сделаю.

— Ну все.

Дэв утопал в сторону домика сторожа.

Фортунат взял обломок ветки и кинул его в огонь. Веер искр, взлетевших из костра, оставил после себя ощущение краткой, мгновенно поглощенной темнотой, сверкающей ярости. Где-то неподалеку зажужжала пятиногая земляная жаба — волан. Со стороны домика сторожа доносился скрип половиц. Очевидно, это дэв устраивался ко сну.

Маг невольно взглянул в ту сторону, где должно было находиться существо.

А что, если его уже там нет? Кто знает, может быть, оно уже подобралось поближе и теперь готовится метнуть в него огненную стрелу?

Фортунат невольно поежился.

Ну, нет. Все это не более чем его слишком разыгравшееся воображение. Существо находится на своем месте. Стоит и ждет, когда он придумает, как от него избавиться.

Гм… хорошо бы это и в самом деле удалось совершить. Вот только как? Каким образом можно избавиться от существа, при создании которого не было потрачено ни капли магической энергии? И что это может означать? Ему противостоит существо, имеющее немагическое происхождение?

Другими словами, страшилище, захватившее часть поля пьянь-плодов, самым естественным образом родилось в каком-то из миров великой цепи? Может быть, оно там даже является домашним животным, чем-то вроде ручного дракона?

Гм… дракон. Серебряный дракон.

Фортунат мысленно несколько раз повторил это словосочетание, и оно ему понравилось.

Конечно, существо совсем не походило на дракона, но все же что-то общее, какое-то внутреннее сходство у них было. Может быть, оно выражалось в том, что любой обыкновенный дракон способен точно так же, как и это создание, достаточно долгое время лежать у себя в пещере, почти не подавая признаков жизни, а потом, стоит в нее войти какому-нибудь драконоборцу, решившему, будто он умер, расправится с ним одним точным, безжалостным ударом?

Фортунат кинул в костер еще одну ветку.

Ну хорошо, пусть будет — серебряный дракон. В конце концов, надо же это существо как-то называть?

Итак… как же этого серебряного дракона порешить? Ну, хотя бы прогнать прочь с поля. Даже этого будет вполне достаточно. Как это сделать магу, не имеющему права применить против чудовища ни одного серьезного заклинания?

О-хо-хо…

Фортунат взглянул в сторону дома сторожа. Доски больше не скрипели. Зато вместо них слышался совершенно чудовищной силы храп.

Маг сквозь зубы чертыхнулся.

Нет, спать в дом сторожа он не пойдет. Это было бы все равно что пытаться уснуть в жерле действующего вулкана. Хорошо хоть ночи в этом мире теплые. Можно прекрасно выспаться и у костра.

Выспаться…

Фортунат зевнул.

Кстати, чем не мысль? Все равно сейчас он ничего путного не придумает. А утром… утром ему в голову могут прийти новые, интересные мысли… если, конечно, придут… если повезет… если проблема серебряного дракона имеет хоть какое-то решение… если…

Маг вздрогнул. Он вдруг почувствовал, как к его плечу словно бы прикоснулась чья-то невидимая, почти бесплотная рука. Легчайшее прикосновение, сбившее его с мыслей, вырвавшее из полусонного состояния.

Что это?

Он встрепенулся и, схватив свой посох, вскочил. Торопливо оглядевшись, маг не увидел ничего угрожающего и, вдруг сообразив, что на самом деле произошло, снова сел.

Существо! Этот самый серебряный дракон.

Слишком долго сегодня пришлось его исследовать, слишком много он потратил времени, пытаясь определить, с помощью какой магии был создан серебряный дракон. И потерпел фиаско. Но магическая связь исчезла не до конца, и вот сейчас еще раз проявилась, прежде чем исчезнуть окончательно.

Что это ему дало?

Фортунат ухмыльнулся.

Так же как и раньше — ничего. Хотя… хотя… Он вдруг понял, что ошибался. В этот раз ему удалось уловить одно, исходящее от существа ощущение. Днем это не получилось, поскольку он искал только следы магии. Сейчас же…

Сейчас он знал, что с серебряным драконом что-то не в порядке… Словно бы он был слегка болен… или просто занозил лапу… или о чем-то тосковал. О чем?

Да откуда он знает? Возможно, это станет ясно завтра. Но даже если и станет, то как это может ему помочь выполнить заключенный контракт? Да никак. Вот если бы он узнал, как можно серебряного дракона уничтожить…

И вообще, не пора ли ему лечь спать?

На сегодня он отвоевался. И самое мудрое, что он может сейчас сделать, это хорошенько отдохнуть, восстановить потраченные задень силы.

Маг еще раз зевнул, с хрустом, чуть не вывихнув челюсть, и, окончательно решившись, стал устраиваться ко сну.

Утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь придумается… может быть…

— Между прочим, пьянь-плоды используют для приготовления самого лучшего, так называемого королевского пива. И стоят они, как ты знаешь, очень дорого. Знаешь?

— Угу, — буркнул Фортунат.

— Так вот, хозяин поля интересуется, как идут дела. За пьянь-плодами необходимо тщательно ухаживать, постоянно обрабатывать землю, на которой они растут, каждый день выпалывать вредные сорняки… Короче, хозяин высказывает недовольство тем, что поле все еще не освобождено от обосновавшегося на нем существа.

— Серебряного дракона, — буркнул маг.

— Что? — удивился посредник.

— Я назвал его серебряным драконом, — пояснил Фортунат.

— Возможно… — Посредник взглянул в сторону торчавшей посреди поля серебристой точки. — Возможно, это название существу даже подходит. Но лучше бы его уже здесь не было.

— И я так думаю, — сухо сказал маг. — А теперь, если позволишь, я продолжу свою работу.

— Конечно, конечно. Только нельзя ли побыстрее?

— Я постараюсь.

Фортунат было поднял руки для начального пасса, но тут же их вновь опустил.

Ну вот, теперь ему понадобится минут пять, для того чтобы вновь обрести подходящее для создания заклинания состояние духа.

Ему захотелось чертыхнуться, но он сдержался.

И все-таки раньше, до указа Ангро-майнью, никому даже в голову не могло прийти отвлекать темного мага от его работы. А сейчас…

Ладно, хватит об этом. Пора начинать работу. Пришла пора посмотреть, как серебряный дракон выглядит вблизи.

Он прошелся по краю поля, то и дело помахивая руками, словно бы пытаясь стряхнуть приставшую к ним невидимую паутину и временами поглядывая в сторону серебряного дракона.

Тот за ночь, кажется, не сдвинулся ни на шаг.

Зачем он прилетел на это поле? И почему не улетает? Не хочет или не может? Возможно, он появился здесь в результате козней конкурентов хозяина поля? И если так, то после того как тварь умрет, за отдельную плату, он мог бы исследовать ее останки. А это, в свою очередь, поможет определить виновника появления серебряного дракона.

Вот только сначала необходимо прикончить само существо. Удастся ли это? Гм… странный вопрос. Прикончить можно кого угодно. Стоит лишь придумать правильный метод.

Остановившись, маг ловко и уверенно сделал несколько пассов и, застыв с вытянутой в сторону серебряного дракона рукой, произнес необходимое заклинание. Как только прозвучало последнее слово, с ладони мага сорвалось небольшое, почти невидимое облачко и медленно полетело в глубь поля. После того как оно преодолело половину расстояния до дракона, Фортунат закрыл глаза.

Теперь он сам был этим облачком и летел, упиваясь своей безнаказанностью, к серебряному дракону. Ближе, еще ближе, совершенно точно зная, что существо не сможет ему ничего сделать, поскольку даже не почувствует его присутствия, не узнает, что враг совсем рядом. Он тоже не сумеет никак повредить серебряному дракону, но это ему не нужно. Главное сейчас разведка. Узнать, хорошенько рассмотреть его и суметь найти хотя бы одно-единственное уязвимое место. Оно должно быть, поскольку неуязвимыми бывают только боги. А это существо могло быть чем или кем угодно, но только не богом.

Он простоял с закрытыми глазами полчаса. За это время ему удалось очень внимательно, со всех сторон, рассмотреть серебряного дракона.

Издалека дракон казался полностью неподвижным, но вблизи стало заметно, что это не так. Коническая голова неведомого существа время от времени слегка поворачивалась. Под серебряной кожей, которая, конечно же, не была серебряной, а просто имела такой цвет, иногда шевелились мускулы и тогда она слегка бугрилась, демонстрируя свою эластичность. Еще на боках дракона находилось два больших, квадратной формы выступа. Причем один из них имел небольшую вмятину, как будто кто-то саданул по нему со страшной силой камнем.

Как это могло произойти? Возможно, эту вмятину сделал кто-то из наемников хозяина поля, которых он посылал уничтожить серебряного дракона. Хотя скорее всего существо получило ее гораздо раньше. Впрочем, какое это имеет значение?

Внимательно изучив выступы, Фортунат прикинул, что они очень похожи на плотно прижатые к туловищу крылья. Возможно, он даже не ошибался. Хотя как-то проверить свою догадку не мог.

А потом полчаса прошли, облачко рассеялось и Фортунат открыл глаза.

Рассеянно подобрав посох, он ковырнул его концом землю и разочарованно хмыкнул.

— Ну? — в один голос спросили посредник и дэв.

Вместо ответа Фортунат еще раз хмыкнул и пожал плечами.

— Понятно, — сказал посредник. — Значит, ты так и не определил, как можно уничтожить это существо?

— Нет, — признался маг.

— И что мы теперь будем делать?

— Да откуда я знаю, — раздраженно рявкнул маг.

И осекся…

Знал, знал он, что ему остается делать. С того самого момента, как серебряный дракон не испугался его магической личины. И все эти манипуляции, а также разведывательные полеты на самом деле были всего лишь попыткой оттянуть неизбежное. Потому что на самом деле выхода у него было всего лишь два.

Либо честно признаться себе, что выполнение контракта оказалось ему не по зубам, либо выполнить его одним-единственным возможным способом. Каким именно? Да нарушить указ Ангро-майнью.

Вот так. И сейчас, поскольку времени оттягивать неизбежное уже не осталось, ему предстояло сделать выбор.

Либо — либо… Либо сделать последнюю попытку и тем самым нарушить закон, либо сдаться и тем самым тоже нарушить закон. Да, конечно, наказание за невыполнение контракта менее сурово, чем за невыполнение указа Ангро-майнью. Но с другой стороны, если ему удастся прикончить серебряного дракона, потом нужно будет еще доказать, что тот был мыслящим существом, причем таким, которое по уровню мышления приравнивается к человеку.

Допустим, Ангро-майнью удастся сделать такую экспертизу. Все-таки он великий маг. Но все равно существует вероятность, что дракон окажется каким-нибудь не очень разумным зверьком и наказания удастся избежать.

А если нет? Ну что ж, значит, он примет наказание с высоко поднятой головой. По крайней мере никто не сможет усомниться в его квалификации. Это лучше, чем прослыть презренным жуликом, неспособным выполнить взятые на себя обязательства.

Фортунат искоса взглянул на дэва.

— Но-но! — сейчас же встрепенулся тот. — Без шуточек. Я знаю, что ты задумал. Ничего у тебя не получится.

— Почему же? — ласково спросил темный маг.

На душе у него было легко и просто. Потому, что решение было принято, и значит, ничего не оставалось, как идти намеченным путем. А там — будь что будет. Там, как упадут кости судьбы.

— Потому, что не выйдет, — рявкнул дэв. — Не позволю нарушать указ великого мага.

Крепко сжимая усеянную острыми шипами дубинку, он шагнул к Фортунату.

— Погоди! — крикнул тот. — Ты намерен меня арестовать?

— А как же!

— И тем самым нарушишь закон.

— Как это? — спросил дэв, останавливаясь.

— Ну, на данный момент я же еще никакого указа не нарушил?

— Но ты намереваешься это сделать.

— Ты в этом совершенно уверен? И как ты это можешь определить до того, как я действительно причиню какой-то вред существу? И даже после этого ты не можешь быть уверен, что я нарушил закон, до тех пор пока не будет доказано, что это создание по уровню мышления равнялось человеку. А?

— Но арестовать я тебя все равно арестую. До выяснения обстоятельств.

— Твое право. Но сначала я попробую применить к нему парочку заклинаний. И кстати, не советую мне мешать, иначе заявлю, что нанес вред существу непреднамеренно, что опасное заклинание у меня получилось лишь благодаря твоему вмешательству. Понимаешь?

Дэв вполголоса выругался и ткнул концом дубинки в сторону серебристой точки.

— Эх, если бы только знать, что это такое… уж тогда бы я ведал, как с тобюй поступить.

— Самое лучшее — не вмешиваться, — посоветовал ему посредник. — Мой клиент прав. Это нестандартный, не учтенный никакими инструкциями случай.

Немного поразмыслив, дэв махнул дубинкой.

— Ладно, валяй. Собственно, мне уже порядком надоело торчать на этом поле. А инструкции и в самом деле… Ладно, валяй…

Самодовольно улыбнувшись, Фортунат повернулся лицом к серебряному дракону.

Ну вот, сейчас все выяснится. Главное только не сплоховать.

Он знал, что второй попытки у него скорее всего уже не будет. Значит, необходимо одновременно применить как можно больше самых сильных заклинаний, нанести всего один удар, но зато такой, который убьет серебряного дракона наверняка.

Что ж, магическая энергия у него копилась целых полгода и экономить ее не имеет смысла.

Подняв вверх посох, он сконцентрировал внимание на его набалдашнике, быстро и уверенно наложил на него базовое заклинание, а потом принялся за кропотливый, тщательный труд.

Первым к базовому заклинанию прицепилось «Проклятие кровавой погибели». Вслед за ним лег «Седьмой смертный страх». Потом пришла очередь «Кривозубой смерти», за которой последовало «Тысяча одна лихорадка», а также «Сладкий сон вампира».

Заклинание следовало за заклинанием, и длилось это до тех пор, пока Фортунат не понял, что еще немного и базовое заклинание не выдержит. Слишком большая на него легла нагрузка. И если переборщить, то оно лопнет и тогда вся эта сконцентрированная магия без толку разлетится во все стороны, причем поражая тех, кто случайно оказался на ее пути. В том числе и посредника с дэвом, а также и его самого.

И стало быть, наступил момент нанести удар. Тот самый, единственный, который все и решит.

И конечно, магу вдруг стало страшно. Так же как становилось страшно каждый раз, когда он готовился применить одно из своих самых сильных заклинаний. А тут даже не одно, а целую кучу. Разом.

Эх…

Он вытянул посох в сторону серебряного дракона и, краем глаза успев заметить, как посредник и дэв проворно рухнули на землю, произнес последнее заклинание, очень короткое, освобождающее всю скопившуюся на набалдашнике магию…

А ведь у него был выбор…

Давным-давно, когда он еще только обнаружил у себя магические таланты, так получилось, что у него был выбор. Пожелай он тогда, и мог бы стать не темным магом, а белым.

Сидел бы сейчас в чистеньком, уютном домике, покуривал трубочку и размышлял над особенностями заклинаний от ревматизма. Вместо того чтобы торчать на краю поля, пялиться на этого жуткого серебряного дракона и проклинать свое невезение.

— И что, ни одно не подействовало? — спросил его дэв.

— Сам видишь, — устало сказал Фортунат.

— Получается, ты так и не смог причинить существу ни малейшего вреда?

— Да, — с безграничным терпением сказал маг.

— Значит, и арестовывать мне тебя не за что, — подытожил дэв.

— Конечно.

Задумчиво почесав затылок, дэв спросил:

— И что ты теперь будешь делать?

— Не знаю.

Сказав это, Фортунат несколько театральным жестом откинул посох в сторону, сел прямо на землю и закрыл лицо руками.

Он сидел и думал о том, что все эти эффектные телодвижения и позы на самом деле служат лишь одному. Дают ему возможность слегка оттянуть время, приготовиться к предстоящему позору.

Причем, просто увильнув от выполнения контракта, он мог всего лишь прослыть жуликом. Теперь же его признают неумехой. А это — гораздо хуже. И никто даже не подумает принять во внимание, что с такими существами, как серебряный дракон, не имел дела еще ни один темный маг. Никто не поверит, что это неведомое существо попросту нельзя убить с помощью магии.

Кстати, почему? Вот вопрос, на который он хотел бы знать ответ.

— Ну и что мы дальше будем делать?

Фортунат слегка отнял руки от лица и, искоса взглянув на усевшегося рядом посредника, ответил:

— Ну, откуда я знаю? Не действует на него магия. Совсем не действует.

— Может, ты что-то не так сделал?

Фортунат хихикнул.

— Нет, я сделал все правильно. Сделал все возможное. И — вот…

— Все?

— Да.

— И все же — подумай. Может, можно сделать что-то еще? А? Из любого положения есть выход. Давай, напрягись. Неужели нам придется отказаться от этого контракта? Если мы это сделаем, то следующих не будет.

Фортунату захотелось его хорошенько треснуть. Ничего, ну совершенно ничего он не понимал в магии. Собственно, только это его и извиняло.

Что можно сделать, если против этого существа оказалось бессильно все его колдовство?

Хм… а в самом деле? Может, все-таки из создавшегося положения есть выход? Может быть, стоит хорошенько все обдумать и попытаться его найти? После того, как его арестуют за то, что он не смог вернуть аванс по невыполненному контракту, будет поздно.

А сейчас…

Стоп, что, собственно, ему о серебряном драконе известно?

Итак, скорее всего он не является живым существом, иначе хоть одно из заклинаний на него должно было подействовать. А как же двигающаяся шкура, поворачивающаяся голова? Вообще все то, что он заметил, наблюдая за драконом…

Ну ладно, допустим, он ошибся и дракон все-таки не относится к разряду живых существ.

Чем же он является? Големом? Ну, уж это-то точно нет. Таких големов не бывает. Кадавром? Нет, на кадавра его магия должна была подействовать. Материальной иллюзией? Тоже нет. От материальных иллюзий за версту тянет магией. Уж он бы это почувствовал обязательно.

Что же остается?

— Оглянись, — сказал посредник.

Фортунат оглянулся.

Теперь дэвов стало два. Второй был чуть пониже первого, но так же широк в плечах. Да и дубинка у него была не менее увесистая, чем у его товарища.

— Знаешь, зачем пришел второй дэв? — спросил посредник.

— Зачем?

— Его наверняка послал хозяин поля. Если выяснится, что ты не можешь очистить его поле от чудовища и не в состоянии вернуть аванс, этот дэв нас тотчас арестует. А выяснится это достаточно быстро.

В самом деле, вновь прибывший как раз в этот момент задал своему товарищу какой-то вопрос, и тот стал ему что-то рассказывать. Оживленно размахивая руками.

Сомнений в том, что именно он рассказывает, у Фортуната не было.

Стало быть, оставшееся у него время уменьшилось до самого минимума.

Маг едва не застонал.

У него возникло ощущение, что он является марионеткой, куклой, которой осталось жить лишь до тех пор, пока двигающая ее пружина окончательно не распрямится. Причем до этого момента осталось совсем чуть-чуть.

Стоп! Механическая кукла! Кукла. Очень сложная, являющаяся буквально чудом механики, но все же — кукла.

А почему бы и нет?

Фортунат вспомнил, как однажды он видел в какой-то лавке механическую птицу. Она двигалась как живая, махала крыльями и даже пела. Так почему бы не предположить, что серебряный дракон тоже является куклой? Конечно, гораздо более сложной, созданной гениальным механиком, но все же…

— Не стоит тянуть время, — промолвил посредник. — Пойдем, пора сдаваться. Ничего у нас…

— Погоди, — резко сказал Фортунат. — Еще немного. Кажется, я кое-что придумал.

Он еще раз взглянул на серебристую точку.

Да, верно. Это все объясняет. Механическая кукла, если ее сделал гениальный механик, может вести себя как угодно. И темная магия на нее не подействует, поскольку она направлена в основном против живых существ.

Кто же ее такую придумал? В каком мире живет умелец, сумевший создать куклу, способную не только двигаться, не только летать, но и еще каким-то непостижимым образом определять, что рядом находится живое существо, и даже пытаться его убить? Как выглядит мир, в котором могут делать такие куклы?

— Все, дэвы идут сюда, — сказал посредник.

— Задержи их, — приказал Фортунат. — Мне нужно еще немного времени.

Он даже не обернулся взглянуть на дэвов. Его интересовал только серебряный дракон.

Надо было прямо сейчас, не сходя с места, придумать, как убрать его с поля. Каким образом можно разрушить механическую куклу, если ты ничего не понимаешь в механике?

Погоди, а если ее не разрушать? Как она попала на поле? Если бы она приползла на поле, то на рыхлой земле должны были остаться глубокие следы. Значит, серебряный дракон все-таки прилетел.

Вот именно! Он куда-то летел, а потом произошло нечто и он опустился на поле. Что именно? Не важно. Главное — дракон скорее всего получил какое-то повреждение, помешавшее ему продолжить свой полет. Может, он с кем-нибудь в воздухе столкнулся… Впрочем — не важно. Сейчас важнее сообразить, как его убрать с поля.

Вот именно, не уничтожить, а убрать, дать возможность улететь. Каким образом? Устранить поломку? Отремонтировать? Но он же не сможет это сделать, поскольку не знает, что именно в серебряном драконе сломалось.

Хотя… Помятое крыло! Может быть — это? Да, на нем есть вмятина. Не очень глубокая, но все же… Может быть, как раз из-за этой вмятины дракон не может пользоваться крылом?

И если ее…

— Темный маг Фортунат, именем…

Ну да, это был дэв. Тот самый, второй. Ему, видимо, пришло в голову, что настало время арестовать нарушителя контракта.

— Дай ему еще пару минут.

А это уже был посредник. И действовал он совершенно правильно. Эти две минуты Фортунату были нужны буквально позарез.

— Ладно, но только пару минут, не больше.

Маг ухмыльнулся.

Вот такова профессия темного мага. Рано или поздно тебе дают пару минут и требуют, чтобы ты за это время совершил невозможное. Причем отказаться ты не имеешь никакого права.

Он встал и поспешно наложил на себя заклинание невидимости, истратив на него последние остатки магической энергии. Слыша, как за спиной в два голоса возмущенно взвыли дэвы, которым его исчезновение показалось попыткой сбежать, а посредник стал их успокаивать, не очень уверенно объясняя, что все в порядке, маг поспешно подобрал посох и быстрым шагом двинулся к серебряному дракону.

Он не мог знать, подействует ли против серебряного дракона заклинание невидимости. Вдруг он его все же увидит и с ходу угостит огненной стрелой? Впрочем, ничего иного сейчас он сделать не мог и, стало быть, оставалось только надеяться на удачу.

Хотя… даже если удача будет на его стороне и ему удастся беспрепятственно подойти к серебряному дракону… Что дальше? Попытаться подправить вмятину с помощью посоха?

Можно. Посох — штука с повышенным запасом прочности. И рассчитан он не только для манипуляций с заклинаниями. Им можно, например, хорошенько кого-нибудь садануть по голове или даже отбить удар меча. Таким образом, несколько ударов по шкуре дракона он выдержит. И если ему снова повезет…

Фортунат истерически хихикнул.

Получается, ему остается еще раз рассчитывать только на удачу. А немыслимая удача, повторившаяся дважды, называется очень просто — чудо. Значит, для того чтобы вывернуться из западни, в которую он попал, необходимо настоящее чудо. Всего лишь? И кстати, не слишком ли многого он хочет?

Эх, будь что будет…

Границу, за которой серебряный дракон начинал стрелять огненными стрелами, Фортунат перемахнул одним прыжком. Он ждал, он был готов к тому, что заклинание невидимости его не спасет, но дракон никак на него не прореагировал.

Метнувшись к крылу, на котором была вмятина, маг замахнулся посохом. И замер. До него вдруг дошло, что как только он хотя бы раз прикоснется к дракону, заклинание невидимости перестанет действовать. И вот тут-то уж дракон в него выстрелит. А значит, у него в запасе есть не более двух-трех ударов. Потом же его попросту сожгут, поскольку сейчас его не защищает даже самое простенькое заклинание.

И если эти два-три удара не выправят крыло, или не поставят его на место, или не уберут какой-то перекос, благодаря которому это крыло утратило способность действовать… Да и крыло ли это? И вообще, с чего он решил, будто сумеет как-то помочь этой махине?

Он даже опустил было посох и стал прикидывать, как удобнее уйти прочь от серебряного дракона, но, случайно взглянув в сторону дэвов, увидел, что они стоят на краю поля и смотрят в его сторону. Окончательно его добила даже не мысль о том, что уйти от них не удастся, и не промелькнувшая в сознании картина будущего публичного суда, и конечно связанного с ним позора, а фигура посредника. Тот стоял рядом с дэвами, ссутулившись, и на лице у него была написана полная безнадежность. Очевидно, он уже ни на грамм не верил, что Фортунату удастся что-то сделать. Возможно, он даже считал, будто тот просто решил смыться.

Четко и ясно Фортунат осознал, что в данный момент он защищает не только свою профессиональную честь, а честь всех темных магов. Рано или поздно Ангро-майнью отменит свой указ. И тогда темные маги опять вернутся в этот мир. И что их тут встретит? Память о нем, Фортунате-неудачнике, который не сумел даже выполнить один-единственный контракт. И не только не сумел, но и попытался смыться, был пойман дэвами и подвергнут позорному суду.

Ну уж нет. Лучше погибнуть. По крайней мере тогда о нем скажут, что он до самого конца пытался что-то сделать, что он не струсил.

Широко размахнувшись, Фортунат со всей силы саданул по крылу серебряного дракона. А потом еще раз… И еще… четко зная, что вот-вот в него ударит огненное копье, и тогда…

Четвертого удара не понадобилось. Внутри серебряного дракона что-то треснуло и крыло, по которому колотил маг, вдруг резко дернулось вверх. Самый край его ударил Фортуната в живот, да так сильно, что маг отлетел в сторону на добрый десяток шагов.

Каким-то чудом, падая на землю, он еще успел увидеть, как под каждой конечностью серебряного дракона вспыхнули ослепительные костры, а сам он резко рванулся вверх…

Грызя с урчанием доедала кусок свежей печенки.

Фортунат отхлебнул из бокала. Вино было просто великолепное. Как раз такое и нужно пить после сытного ужина.

Гм… сытного… Долго ли это будет продолжаться?

Проклятый хозяин поля, выплачивая ему деньги, умудрился вычесть штраф за пьянь-плоды, которые он попортил, шлепнувшись на поле, перед тем как серебряный дракон улетел. Причем увильнуть от этого штрафа не было никакой возможности, раз его падению имелось два дэва-свидетеля. Штраф оказался немалым, поскольку пьянь-плоды, даже недозревшие, ценились действительно дорого.

После того как Фортунат выплатил посреднику гонорар, а также рассчитался по кое-каким долгам, на руках у него осталась довольно неплохая сумма. Вот только для того, чтобы покинуть владения Ангро-майнью, ее явно не хватало.

Рассудив, что везение не может длиться бесконечно и, стало быть, ничего не остается как смириться с судьбой, Фортунат довольно неплохо прожил следующие две недели. Теперь же деньги подходили к концу. Еще через неделю ему придется положить зубы на полку.

Впрочем, до этого есть какое-то время. И значит, не стоит беспокоиться. Что-нибудь подвернется. А если нет? Ну… там будет видно.

Снова отхлебнув из бокала, Фортунат сел в кресле поудобнее и в который уж раз принялся размышлять о серебряном драконе.

Ну ладно, допустим, он и в самом деле был механической куклой. Но кто его сделал и зачем? И как выглядит мир, в котором научились делать такие сложные механические игрушки? Находится ли он на цепи миров? Вряд ли.

Почему? Да хотя бы потому, что искусство механики могло достигнуть таких высот лишь в мире, где нет магии. Получается, где-то там, за пределами цепи миров, есть еще по крайней мере один мир, в котором и слыхом не слыхивали о магии. Вероятно — и не один. Возможно, где-то в пространстве существует другая цепь миров, удивительных, необычных миров, жители которых пользуются не надежной и проверенной магией, а вот такими механическими игрушками.

Интересно, как они их используют в быту? А война? Может быть, в этом мире место магов заняли вот такие серебряные драконы? Или нечто более сильное, могучее, свирепое? Как оно выглядит, оружие этих лишенных магии миров?

Кстати, если серебряный дракон преодолел расстояние между этими двумя так непохожими мирами, не значит ли это, что рано или поздно на один из миров Ангро-майнью, неизвестно откуда, посыплются стаи вот таких серебряных драконов? Превосходно вооруженных, нечувствительных к магии, в отличие от обычных драконов, не способных усомниться в своих действиях, не думающих о смерти и собственной безопасности?

Любопытно.

Он уже приканчивал второй бокал, когда дверь его башни распахнулась. На пороге стоял посредник.

— Рассиживаешься? — сказал он. — А между тем у меня есть для тебя один очень выгодный контракт.

Июль 2000 г.

ВЕЛИКАЯ УДАЧА

— Коктейль? — спросил иск-бармен.

— Кофе, пока только кофе.

Я устроился за ближайшим столиком, и через мгновение передо мной опустилась отправленная по антиграв-лучу чашечка кофе. Отхлебнув из нее, я закурил сигарету.

Бар был пуст и в другое время я бы не стал в нем надолго задерживаться, но сегодня мне придется просидеть в нем не менее часа. Сегодня — ночь охоты на чудиков, особенная ночь.

Это что-то вроде хобби, истинную прелесть которого может понять лишь другой — такой же, как и я, — охотник за необычной информацией. Я устраиваю такие ночи нечасто. Только если у меня не так уж плохо с деньгами, если нет срочной работы и, конечно, если есть желание слегка поразвлечься.

Вообще-то, положа руку на сердце, я могу признать, что охота за чудиками принесла мне по крайней мере три добротных сенсации, но тут же обязательно добавлю, что на эти три удачи приходится огромное количество «попаданий в молоко». Слишком малый процент попаданий не дает возможность разрабатывать данную жилу в промышленных масштабах, но иногда, для собственного удовольствия, для пополнения коллекции…

Самое главное в охоте на чудиков то, что ты не можешь даже примерно сказать, с кем в очередной раз столкнешься. Ты просто приходишь под утро в какой-нибудь полупустой, а лучше — совершенно пустой бар, заказываешь себе что-нибудь и ждешь, иногда час, два. Рано или поздно дверь бара открывается, и в него вваливается некто, в рубашке не первой свежести и сильно помятом костюме, заказывает себе самую дешевую выпивку, садится за столик, находящийся в дальнем углу, и погружается в размышления. Как правило, невеселые.

Можешь себя поздравить: это он — твой объект. Теперь тебе остается только подсесть за его столик, заказать ему выпивку и выслушать его историю. Что-то там об обманутом доверии, растоптанной любви, благих намерениях, фатальной неудаче… В общем, вполне стандартную историю, содержащую в себе единственную изюминку — некую необычную деталь, некий чудесный элемент. Допустим, знакомого призрака, старую, поеденную мышами инкунабулу с заклинаниями на неизвестном языке, друга, умеющего читать запечатанные письма, а то и тетушку, умудрившуюся выскочить за марсианина.

Именно этим рассказы чудиков отличаются от банальных баек любителей, хлопнув рюмочку, тут же за стойкой, поплакаться кому-нибудь в жилетку о своей несчастной жизни. Причем, если тебе надоест слушать очередную чудесную историю, ты беспрепятственно можешь утопать в другой бар. Чудик не попытается тебя удержать, не станет реветь, как насосавшийся пива бабуин, и не сделает попытки разбить твою голову о стойку. Все будет чинно, благородно.

Чудики… Три сенсации, почерпнутые мной из их историй, были действительно бесподобны и, случись это лет на сто раньше, возможно, могли бы потрясти мир. В наше же время их хватило всего лишь на несколько вечерних выпусков.

Впрочем, их ценность ничуть не уменьшилась. Как и у каждого настоящего коллекционера, у меня есть своя система оценки оригинальности той или иной истории, и всякой чепухой я свою коллекцию не пополняю. Дешевого вранья в ней нет. Дешевых врунов я вижу за десять метров и к себе не подпускаю. Нет, только качественные, действительно необычные истории, способные не просто удивить, а еще и заставить себе сказать: «Черт возьми, может, в этом что-то есть?»

Я положил окурок сигареты в пепельницу и допил кофе.

Чудики… Почему они приходят именно в это время?

Вот так вопрос. А почему олени ходят на водопой лишь ночью? Потому, что так безопаснее. И предутренний бар — водопой чудиков. А я охотник, устроивший себе схрон возле воды.

Подумав об этом, я не удержался, улыбнулся.

А потом вошел он, и мне стало не до посторонних мыслей, поскольку я почти мгновенно определил его как добычу.

По правде говоря, на чудика он походил не очень и не производил впечатление человека, нуждающегося в деньгах, но некое, выработанное за многие годы чутье подсказало мне, что добыча все-таки на водопой пришла.

Одет он был вполне прилично, можно даже сказать — с шиком. В правом ухе у него поблескивала модная и жутко дорогая разговор-серьга. Я по крайней мерс смогу позволить себе купить такую только где-нибудь через полгода, когда они, как это водится, резко подешевеют. Еще он был для чудика слишком молод и имел непозволительно уверенный вид, но все равно — я мог бы поклясться, что это мой клиент. Несколько не такой, к каким я привык, но мой.

Сделав иск-бармену заказ, чудик окинул меня равнодушным взглядом и уселся за самый дальний столик.

Это меня приободрило.

Я дал ему допить коктейль и сел рядом. Возражений не последовало, и это обнадеживало. Я заказал два коктейля, и когда они появились на столике, один пододвинул чудику.

Возьмет или нет? Ну же…

Чудик немного поколебался, но потом все-таки взял бокал, и я облегченно вздохнул.

Ну вот, трап переброшен. Теперь остается только взойти на борт и выслушать очередную историю загубленной жизни.

— Вы желаете со мной поговорить?

— Утро еще не пришло, — сказал я. — И бас пуст. Почему бы не поразговаривать? Есть же что-то в этой жизни, интересующее вас особенно. Я не ошибся?

— Нет, не ошиблись, — признался он. — А вы — собиратель историй, рассказываемых в барах в предутренние часы?

— А если и так?

Я улыбнулся.

Он был проницателен. Что ж, это неплохо. Шансы получить интересную историю, похоже, несколько увеличились.

— И вы не боитесь услышать вещи, знание о которых само по себе может являться угрозой вашему здоровью, а то и жизни?

Ну, подобное говорят все. Такими заявлениями меня не напугаешь.

— Нет, не боюсь.

— Вы мне не верите? — Он невесело улыбнулся. — Ваше право. Я вас предупредил.

Я слегка встревожился. Таких улыбок я видел немало. Как правило, они предваряли зловещую повесть о кознях «проклятых пришельцев», вознамерившихся, к примеру, похитить здание величайшего на планете квадротеатра и для начала лишивших разума моего собеседника.

Нет, вот такие истории меня не интересовали. Они стоили дешевле, чем бумагопластик, на котором их мог бы записать какой-нибудь начинающий сборщик информации, опрометчиво вознамерившийся сделать сенсацию из абсолютно некондиционного материала.

— Так не верите?

— Нет. — Я покачал головой. — Не верю. Впрочем, имеет ли это большое значение?

— Имеет, — сказал он. — Вы угадали, мне действительно хотелось бы кому-нибудь рассказать о себе. Вот только, мне кажется, мои слова нуждаются в доказательствах.

Я заглянул ему в глаза.

Особого блеска, присущего всем этим типам, свихнувшимся на паранормальных явлениях, в них не было. Обычные, серые, спокойные глаза состоятельного, уверенного в завтрашнем дне человека.

Я усмехнулся.

— И доказательства эти привести… — Незнакомец на мгновение задумался, но вдруг радостно встрепенулся. — Да, я могу их привести прямо сейчас. К счастью, у меня есть с собой одна вещица. Полчаса назад она принадлежала некоему отморозку. Ему захотелось изъять у меня денежную карточку и… В общем, теперь эта вещица у меня. Сам не знаю, для чего я ее прихватил.

— Хорошо, — сказал я. — Предъявляйте ваши доказательства. Я с нетерпением их жду.

— Кстати, меня зовут Сдое, — сообщил он. — Если наш разговор обещает быть долгим, то было бы неплохо узнать имена друг друга. Не так ли?

Я представился.

— Ну вот, — сказал Сдое. — А теперь — доказательства.

Он вытащил из кармана и положил передо мной на стол пистолет, похожий на «дамскую пукалку», на одну из безделушек, которые таскают с собой излишне романтичные девицы. Вот только я знал толк в оружии. То, что лежало передо мной, дамской игрушкой не являлось. Это было очень точное и надежное оружие. Называлось оно «тигробоем» и название свое полностью оправдывало. К примеру, пробить обычный бронежилет стража порядка из него можно было запросто.

Я вопросительно взглянул на Сдоса.

Тот улыбнулся.

— Как я уже говорил, это оружие не мое и попало ко мне всего лишь полчаса назад, при весьма любопытных обстоятельствах. Впрочем, к нашему разговору они не имеют никакого отношения. Достаточно уже того, что волею случая у меня оказалось очень надежное оружие. Вы знаете, что оно славится своей безотказностью?

Я кивнул.

— Отлично, — промолвил Сдое. — Теперь я прошу вас взять в руки пистолет и убедиться в том, что он заряжен. Смелее. Тут нет никакого подвоха. Не стрелять же мне в потолок, чтобы вам это доказать? Мне бы не хотелось потом объясняться со стражами порядка. Они, насколько я знаю, стрельбу в барах не одобряют. Кроме того, их появление может помешать мне рассказать свою историю до конца.

— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет так.

Я ни на мгновение не поверил в то, что он способен исполнить свою угрозу и открыть пальбу. Просто ему было нужно, чтобы я осмотрел пистолет. Что ж, почему бы не сыграть в его игру?

Надежда моя услышать занимательную историю несколько поблекла, но еще не исчезла окончательно. Может быть, в силу присущего мне от природы оптимизма, не уничтоженного даже теми историями, в которые мне случалось влипать, делая свое дело. Чего стоил, к примеру, один визит в Красноярск, вознамерившийся объявить себя суверенной территорией.

Я взял пистолет, вытащил обойму и убедился в том, что она и в самом деле битком набита оранжевыми прямоугольниками патронов.

Все — честь по чести.

— Убедились? — спросил Сдое.

— Да, — сказал я.

Вставив обойму на место, я положил пистолет на стол и отхлебнул из своего бокала.

— В таком случае — смотрите, — промолвил Сдое.

Он быстро — так что я не успел ему помешать, — схватил пистолет, дослал патрон в ствол, а потом поднес дуло к виску.

— Вы собираетесь застрелиться? — меланхолично спросил я.

— Ничуть не бывало, — сказал Сдое. — Ни в коем случае.

— Тогда положите пистолет обратно на стол. Не стоит играть с ним таким образом.

Вместо ответа Сдое нажал на курок.

Я прекрасно видел, как он это делает, поскольку как раз в этот момент следил за его указательным пальцем. Вот он согнулся, курок сдвинулся, и сухо щелкнул боек. Я ясно слышал щелчок, прозвучавший вместо выстрела.

— Еще раз? — спросил Сдое.

Вид у него был предовольный. Словно у маленького мальчика, которому удалось стащить из соседского сада десяток яблок.

— Почему бы и нет? — сказал я.

— У вас железные нервы, — промолвил Сдое.

— Ничуть не бывало. Просто я умею логически мыслить.

— В самом деле?

Он еще раз нажал на курок, и снова случилась осечка.

Меня это несильно удивило. Честно говоря, я видел фокусы и похлеще. Тут же все было очень просто. Да, конечно, пистолет заряжен, но кто сказал, что качественными патронами? Вот только говорить об этом не стоило. Если Сдое поймет, что его маленький фокус раскрыт, он может и не рассказать свою историю. А мне хотелось ее услышать. Значит…

— Неплохо, — сказал я. — А теперь, когда доказательства правдивости вашей истории получены, может быть, настало время ее послушать? Как я понимаю, она касается оружия?

— Она касается удачи, — поправил меня Сдое. — Самой настоящей, Великой Удачи.

Я кивнул.

Ну что ж, это лучше, чем умение блокировать действие любого механизма простым усилием мысли, но несколько хуже, чем, к примеру, умение насылать сны эротического содержания.

Впрочем, не тороплюсь ли я? Ведь история еще не рассказана.

— Значит, осечка произошла не случайно? — спросил я.

— Безусловно. Тут вмешался мой ангел-хранитель.

Я слегка выдвинул вперед правую руку и нажал большим пальцем на основание указательного. Крохотная точка, едва заметно мигнувшая на кончике указательного пальца, показала мне, что микрофон квадромагнитофона включен.

Вот теперь можно брать быка за рога.

— Рассказывайте, — сказал я. — Обещаю дослушать ваш рассказ до конца, о чем бы в нем ни говорилось.

— То есть, несмотря на мое предупреждение, вы решились? — спросил Сдое.

— Да, — подтвердил я. — Решился.

— Прекрасно. В таком случае я должен заказать еще по одному коктейлю, и можно приступать. Причем теперь моя очередь оплачивать выпивку.

— Согласен.

Сдое сделал заказ и после того, как на наш столик опустились бокалы, сообщил:

— У меня есть ангел-хранитель. Он начал опекать меня еще до рождения и будет заниматься этим до самой смерти. Если, конечно, она наступит. Впрочем… она наверняка наступит, поскольку люди не рассчитаны на вечную жизнь. И значит…

— Но то ведь люди… — привычно подыграл я.

Он улыбнулся:

— Нет, нет, я обычный человек. Я не умею ходить по воде и читать мысли, я не способен видеть сквозь стены домов, и меня не посещали пришельцы. Однако, как я уже сказал, у меня есть ангел-хранитель, а это немало. Во всяком случае, больше, чем вы можете себе представить.

— И именно благодаря его вмешательству пистолет дал осечку, — промолвил я, — причем два раза подряд.

— Конечно.

Я кивнул:

— Мне кажется, теперь настало время объяснить, каким образом вы этим ангелом обзавелись.

— Да, с этого, видимо, и следует начать.

— Итак?..

— Я получил его еще до рождения. Точнее, я и родился-то благодаря ему.

— Как же это произошло?

— Генетика. Лет тридцать назад она была в моде. Все, буквально все проводили эксперименты по улучшению человеческого рода. Вы знаете об этом?

— Знаю, — подтвердил я. — Однако, насколько мне известно, ни один из экспериментов по выведению сверхчеловека не увенчался успехом. До сих пор.

— Верно. Ни один. Сверхчеловека сделать так и не получилось, но по крайней мере один результат эксперименты принесли. Появился я.

Вот тут у меня в голове и прозвенел звоночек, предупреждающий любого охотника за сенсациями о том, что он обнаружил нечто интересное. Теперь требовалось лишь слушать да время от времени задавать наводящие вопросы. Туго наполненный бурдюк все же порвался, и его содержимое будет литься — независимо от того, нужно это кому-нибудь или нет, — пока он не опустеет.

— Так чем вы отличаетесь от обычных людей? — спросил я.

— Еще раз говорю — ничем, — развел он руками. — К примеру, я так же, как и они, в принципе мог бы чем-нибудь заболеть. Но на самом деле этого никогда не произойдет. До тех пор, пока со мной мой ангел-хранитель. А он, мне кажется, будет опекать меня до самой смерти. Хм… смерти? Знаете, вот сейчас, вспомнив о ней второй раз за последние несколько минут, я вдруг усомнился… А умру ли я когда-нибудь?

— Вы в этом сомневаетесь? — подкинул реплику я.

— Никогда об этом не задумывался всерьез. Мне кажется, есть какие-то шансы… — задумчиво сказал он.

— Шансы?

— …в том случае, если старение является болезнью… — пробормотал он. — Наверное, у меня должен быть от нее иммунитет. Стоит подождать… Неизбежно.

— Что именно?

Я попытался вернуть его на грешную землю, и, кажется, мне это удалось. Тряхнув головой, словно пытаясь таким образом избавиться от ненужных мыслей, Сдое рассеянно улыбнулся и уже немного другим голосом промолвил:

— Итак, после того как вы получили неоспоримые доказательства существования моего ангел а-хранителя…

Ну, это уже слишком.

— Любое доказательство можно оспорить, — мягко сказал я. — Любое. Мне не хотелось бы вас обижать…

Отхлебнув из бокала, Сдое сказал:

— Хорошо, допустим, вот сейчас, в данный момент, других у меня нет…

— Что совершенно не мешает мне выслушать вашу историю, — подсказал я.

— Да, конечно. Впрочем… — Он кинул на меня задумчивый взгляд, и мне на мгновение почудилось, будто он знает о том, что я наш разговор записываю. — Мне кажется, доказательства будут. Но сначала…

— Да, да, конечно, сначала…

— Прежде всего, я должен еще раз напомнить имя моего ангела-хранителя, — промолвил он. — Его зовут — Великая Удача. Не просто удача и даже не просто большая удача, а именно — великая.

— Принято, — сказал я. — Причем теперь мой черед заказывать выпивку.

— Пусть будет так, — согласился он.

Я заказал еще по коктейлю и приготовился слушать дальше.

— Теперь, — продолжил Сдое, — я должен вернуться к рассказу о том, как я им обзавелся. Я уже говорил, что это случилось еще до моего рождения, и, кажется, уточнил, в какое именно время. Теперь необходимо объяснить, как это было сделано. Среди энтузиастов, тридцать лет назад с головой погрузившихся в генетические эксперименты, был один, наткнувшийся на любопытную идею, и не просто любопытную, а — достаточно безумную…

— Кто именно? Есть у него имя?

— Конечно, — заявил Сдое. — И, наверное, вы его даже слышали. Это был Ульрик Сосновский.

— Ага, тот самый…

— Именно, — подтвердил Сдое.

Я хмыкнул.

Кто из охотников за информацией не знал Сосновского? Вот только…

— Но, мне кажется, он погиб в воздушной катастрофе как раз лет тридцать назад, — сказал я. — Той самой, удостоившейся титула «Летающей бойни». Нет?

— Ничего подобного, — заявил Сдое. — Он умер всего пять лет назад, естественным образом, от старости. А насчет «бойни»… Ну, просто Сосновского к этому времени так одолели журналисты, и не только они, что он стал подыскивать способ надолго избавиться от их внимания. К тому же ему страшно не хотелось афишировать эксперименты, в результате которых появился я.

— Почему? — спросил я.

— Их могли посчитать… В общем, в то время была целая куча общественных организаций, ратующих за «чистоту генов», и не только на словах. Сосновскому совсем не хотелось дразнить гусей.

— Хорошо, — сказал я. — Принимается. Идем дальше.

По правде говоря, это объяснение меня несколько разочаровало. Версия о том, что Ульрик Сосновский на самом деле не погиб в авиакастрофе и что его видели там-то и там-то, была за минувшие десятилетия так обсосана моими коллегами, что из нее нельзя было выжать не то что репортажа, но и пары строк, способных заинтересовать потребителя свежей информации.

— Он воспользовался подвернувшимся случаем, — продолжил Сдое. — Дал кое-кому взятку, и его фамилия появилась в списке погибших в Летающей бойне. После этого он удалился в заранее приготовленное убежище в одной из стран третьего мира и вплотную занялся своей теорией. Думаю, мне нужно объяснить, в чем она заключается… В общем, он догадался, в каком направлении идет эволюция человека.

— Гм… — сказал я.

— Я не собираюсь читать вам лекцию, — улыбнулся Сдое, — но очень вкратце объяснить суть теории Сосновского обязан, для того чтобы вы понимали, о чем идет речь. Прежде всего я хочу обратить ваше внимание на то, что человек с древнейших времен физически ничуть не изменился. К примеру, какой-нибудь древний грек ничем не отличается от современного человека.

— Что в этом удивительного? — спросил я. — Со времен Древней Греции прошло так мало времени…

— Зато как изменился окружающий мир, — перебил меня он. — И человек сумел к нему приспособиться. В то время как большая часть других живых существ — нет.

— Но ведь этот мир он сам же и построил.

— Совершенно сознательно? — ухмыльнулся Сдое. — Зная, к чему это приведет, планируя сделать его наиболее удобным для собственного выживания?

Я крякнул.

Вот тут он меня срезал.

Да и стоило ли спорить? Разве я за этим сюда явился?

— Хорошо, — промолвил я. — Выкладывайте дальше.

— В общем, Сосновский предположил, что человек все же изменяется, приспосабливается, просто никто это не замечает.

— Каким образом?

— В области везения. Он пришел к выводу, что наш средний современник более везуч, чем, например, тот же древний грек. Ситуации, в которых это везение могло бы проявиться, встречаются гораздо чаще. Скажем, древним грекам не приходилось ежедневно переходить запруженную машинами улицу. И болезней тогда было меньше. О большей части тех, от которых в наше время страдают люди, они и не слышали. А еще — стрессы, а еще — работа. Попробуйте представить, сколько раз за смену рабочий, работающий на штамповочном прессе, играет в орлянку с судьбой, рискуя лишиться руки? А водитель мобиля? Какова вероятность, что он во время полета на работу столкнется с неумелым водителем и погибнет, рухнув со стометровой высоты? В общем, если это все прикинуть, становится ясно, что почти любой наш современник каждый день рискует во много раз чаще, чем тот, кто жил пару тысяч лет назад. При этом каким-то образом средняя продолжительность его жизни гораздо выше, чем все у того же не раз уже упомянутого древнего грека.

— Так то — средняя, — сказал я.

— Вот именно, — многозначительно промолвил Сдое. — Средняя. Кто-то умирает достаточно быстро. А кто-то — живет и живет, умудряясь счастливо избежать тысячи напастей, ничуть не превышая среднего древнего грека по уму или быстроте реакции. Благодаря чему?

— Ну, тут можно поспорить, — буркнул я.

— Можно, — кивнул Сдое. — А стоит ли? Тем более что правоту высказанных Сосновским тезисов подтверждает само мое существование.

— Это как? — спросил я.

— Очень просто. Сосновский, как я вам уже говорил, на теоретических рассуждениях не остановился, он перешел к экспериментам. Он жаждал вывести человека, обладающего просто безграничным везением.

— Каким образом он это собирался сделать?

— Я не углублялся в саму технологию. Знаю лишь принцип. Сосновский постарался сделать так, чтобы зародыши, появившиеся в результате генной хирургии, еще до рождения подвергались испытанию, пережить которое можно только благодаря не просто удаче, а настоящей, большой удаче. Вы меня понимаете?

— Скорее всего это не требовало больших затрат, — заметил я.

— Ну да, — согласился Сдое. — Так ли трудно проверить потенциал удачи очередного зародыша? Достаточно в компьютер, управляющий его жизнеобеспечением, ввести особую программу и она через небольшие промежутки времени будет определять, стоит уничтожить этот зародыш или нет. Причем ответ на этот вопрос находится случайным образом. Это что-то вроде броска монеты, при котором «орел» означает жизнь, а «решка» — смерть. Он назвал свою программу «дамокловым мечом».

— Но ведь с точки зрения гуманности…

— О нет, — улыбнулся Сдое. — Никто, по закону, не сможет объявить личностью недельный зародыш.

— А потом, когда он немного подрастет?

— Как оказалось, время подрастать было только у одного зародыша. Представляете, сколько раз до того момента, когда покинул автоклав и фактически родился, он подвергался риску быть уничтоженным?

— Это были вы.

— Ну да. Все остальные ушли в брак. Профессор как-то мне сказал, что было несколько зародышей, продержавшихся под «дамокловым мечом» от одного дня до недели. Но до конца, все девять месяцев продержался один я.

Я мысленно сделал галочку.

Подробности некогда проводившихся бесчеловечных опытов. Время срывает покровы. И прочее, прочее… Вот тут можно было что-то накопать, тут уже был материал для небольшого сообщения.

— Любопытно, правда? — поинтересовался Сдое. — От меня требовалось всего лишь выжить в течение девяти месяцев. Кстати, мне иногда кажется, что сама мысль о возможности подобных экспериментов пришла профессору в голову совсем не случайно. Может быть, мой ангел-хранитель действовал уже тогда?

— Или даже — раньше, — подсказал я.

— Насколько? — задумчиво спросил Сдое. — Насколько раньше?

Похоже, эта мысль ему понравилась.

— Я боюсь, узнать это невозможно, — сказал я.

— Конечно, — согласился Сдое. — А жаль…

— Может быть, тогда вы продолжите свой рассказ?

— Продолжу. Хотя что тут, собственно, продолжать? Если я уцелел еще до рождения, то после него, с точки зрения обычного человека, жизнь моя является сплошным праздником.

— А на самом деле?

Он пожал плечами.

— В какой-то мере так оно и есть. После того как я вырос и покинул лабораторию Сосновского…

— Покинул? — перебил его я. — Как вам удалось это сделать? Неужели знаменитый ученый не попытался вам помешать? Мне кажется…

— Ему пришлось дать мне свободу. После того как я заявил, что хотел бы посмотреть мир, он как умный человек, осознав, чем грозят попытки меня удерживать, в тот же день отпустил меня на все четыре стороны.

— Угу, — хмыкнул я. — Да, действительно, тут все ясно.

— С тех пор как я ушел из лаборатории Сосновского, — продолжил Сдое, — никаких неприятностей у меня не было. Даже с деньгами. Поначалу, едва у меня появлялась нужда в наличке, я наносил визит в ближайший игорный дом или покупал лотерейный билет. Правда, некоторое время спустя я сообразил, что это не так уж и хорошо. Еще немного, и на мою невероятную удачливость начнут обращать внимание. Как вы знаете, корпорация владельцев казино ведет собственную картотеку особо удачливых игроков, справедливо предполагая, что некоторая часть из них схватила судьбу за усы не совсем честным образом. А на тех, кто слишком часто выигрывает в общегосударственную лотерею, по тем же причинам рано или поздно начинают обращать внимание стражи порядка. Осознав это, я решил поставить небольшой эксперимент и стал сознательно избегать ситуаций, в которых мог каким-то образом получить деньги. Соответственно, настал день, когда я потратил последнюю купюру.

— Любопытно, любопытно, — пробормотал я. — И что?

— Мой ангел-хранитель нашел выход и из этого положения. — Сдое покачал головой. — Спустя несколько часов после того, как я остался без денег, в дверь моего гостиничного номера постучал посыльный. Оказалось, что я стал наследником миллионера-сумасброда, составившего завещание таким образом, чтобы все его состояние досталось тому, кто будет проживать в определенном номере определенной гостиницы в определенный день. Понимаете?

— О да, — промолвил я. — Неужели вы пытаетесь сказать, что ваш ангел-хранитель так могуч?

— Мне кажется, — слегка улыбнулся Сдое, — он может и не такое. Учтите, он не только организовал ситуацию, он ее предвидел. Как я потом выяснил, завещание миллионера было составлено примерно за неделю до того, как он умер. Я тогда еще только додумался поставить свой эксперимент, только лишь до него додумался. Понимаете, что это означает?

Я хмыкнул.

Ну, сенсации из этого не выжмешь, но что-то любопытное, некое пополнение моей коллекции явно получится. Если я правильно оценил направление, в котором двигается мой собеседник.

— Другими словами, — сказал я, — у вас есть теория, с помощью которой вы можете объяснить, почему наш проклятый мир время от времени летит в тартарары. Вы утверждаете, что ваш ангел-хранитель является настоящей причиной всех этих идиотских неприятностей, совершенно невозможных с точки зрения теории вероятности. Взять то же «большое субботнее крушение гигантобуса», происшедшее месяц назад. Как показало расследование, оно случилось только благодаря тому, что старший штурман курил определенный сорт бездымных сигарет.

— Теория есть, — согласился Сдое. — И действия моего ангела-хранителя, конечно, влияют на окружающий мир, но что значит один, пусть очень сильный ангел в сравнении с гораздо менее могучими, но очень многочисленными ангелочками других людей?

— А… — сказал я.

— Вот именно. Теория Сосновского верна. Эволюция идет полным ходом и на смену человеку обыкновенному приходит человек везучий, очень везучий. У меня всего лишь этого везения неизмеримо больше, чем у моих современников. Не будь опытов Сосновского, возникновение такого, как я, произошло бы, так сказать, естественным путем, может быть, лет через триста, пятьсот. Кстати, попробуйте представить мир будущего, мир очень везучих людей, мир, в котором вымерли все, кому не удается с первого раза кинуть обычный кубик для игры в кости так, что он выпадет нужным образом.

Я попытался это сделать и невольно хмыкнул.

Вот кому действительно сегодня улыбнулась удача, так это мне. И конечно, мой собеседник безумен, но теорию он мне выдал неплохую. Такой еще в моей коллекции не было. А надо сказать, ее раздел, в котором хранятся объяснения на тему: «почему в этом мире так плохо жить», весьма обширен.

— Наверное, — предположил я, — это будет мир очень счастливых людей.

— Не думаю, — ответил Сдое. — Умение работать с компьютером не сделало современного человека более счастливым, чем его предка, жившего в Средневековье.

Я улыбнулся.

— Вот это напрасно, — промолвил Сдое. — Если вы улыбаетесь, значит, представили этот мир не таким, каким он на самом деле будет. Мир, в котором процветают не те, кто умеет что-то делать, а те, кому просто раз за разом везет, независимо от их ума и способностей. Мир, в котором эти способности не обязательно развивать, мир, в котором они просто не нужны. Зачем? Ведь есть великое везение.

— Вы слишком пессимистичны, — возразил я. — Представьте мир, в котором каждый человек волею случая найдет себе настоящую любовь, найдет свою вторую половину. Сколько людей сейчас остаются несчастными в личной жизни, поскольку не могут этого сделать? Если, конечно, теория Сосновского верна.

— А вы слишком оптимистичны и принципиально не желаете посмотреть на наше будущее с реальной точки зрения.

— Неужели? — удивился я.

Вот такого мне слышать не приходилось давненько.

— Конечно. В любом деле есть свои плохие стороны. Что происходит с ненужными, неиспользуемыми органами? Они постепенно исчезают. Нужен ли ум удачливому человеку, способному получить что угодно без малейших усилий, всего лишь благодаря Великой Удаче? Понимаете?

Я кивнул.

Вот тут что-то было.

— Значит, эволюция…

— Все верно. Кто сказал, что разум является вершиной эволюции? Может быть, он всего лишь промежуточный этап, благодаря которому возникнет истинная ее вершина — человек везучий? Он будет более приспособлен к выживанию, а значит, с точки зрения эволюции более совершенен. Может быть даже, человек будущего будет обладать большим, чем у меня, везением… Представить мне это трудно, но кто знает?

Он задумался.

Я взглянул на пятнышко микрофона на пальце. Цвет его не изменился. Это означало, что разговор записывается.

Гм… а может быть, в этом действительно что-то есть? Человек везучий, идущий на смену человеку разумному. Многим читателям эта мысль придется по душе. Она очень хорошо объясняет, почему в этом мире частенько преуспевают те, кто не обладает ни умом, ни талантом, ни трудолюбием. Одна лишь наглость, беспринципность и везение… везение… А если еще предположить, что теория Сосновского и в самом деле имеет под собой какие-то основания… Кстати…

— Между прочим, — улыбнувшись, сказал я. — Если ваша удача так велика, то кто вам мешает стать, например, президентом нашей страны, а потом, если так этого захочется, и всего мира? Причем от этого все только выиграют. Кто откажется иметь своим правителем чертовски везучего человека?

— Хорошая мысль, — сказал Сдое. — Вот только в данном случае неосуществимая. Я уже говорил, что каждый наш современник более удачлив, чем его предки. Понимаете? Каждый житель нашей страны обладает крохотным ангелом-хранителем. По сравнению с мощью моего защитника силы их ничтожны, но все вместе… Вы поняли, что я имею в виду?

— Кажется, понял.

— Да, да, быть политиком без определенного таланта. А я им не обладаю. И если сограждане не поверят в меня как в политика, то их ангелы-хранители сделают все, чтобы я с этого поста убрался как можно быстрее, любым способом. Самый быстрый и надежный — неожиданная остановка сердца или пуля сумасшедшего террориста.

Я щелкнул пальцами.

Молодец, все схвачено и объяснено. Не придерешься.

Впрочем, за время охоты на чудиков мне попадались теории гораздо более безумные, но тем не менее построенные ничуть не хуже. Дело в том, что у чудиков, как правило, есть время на их обдумывание, на «доводку и шлифовку материала».

А ну-ка, еще вопрос…

— Очевидно, это положение существовало и раньше?

— Ну да, — сказал Сдое. — Тот же Александр Македонский… Не потому ли ему так везло в его завоеваниях, что ему помогали тысячи ангелов-хранителей его воинов, безоговорочно веривших в удачу своего предводителя?

— А как же быть с ангелами-хранителями политиков, вызывавших отрицательные эмоции во всем мире? Вот Гитлер, к примеру? Почему ангелы-хранители большей части жителей Европы не помешали ему их завоевать?

Он пожал плечами.

— А ангелы-хранители Германии? Она-то в него верила, по крайней мере достаточно долгое время. У Гитлера, кстати, к началу Второй мировой войны были идейные союзники не только в Германии. Может, он потому и проиграл, что умудрился настроить против себя большую часть человечества и с этого момента был обречен? Количество ангелов-хранителей его противников значительно превысило число тех, кто в него верил.

Я крякнул.

Да, не подловишь.

Хотя…

— Значит, — уточнил я, — Сосновский невольно подтолкнул эволюцию человека везучего лет на триста, пятьсот?

— Нет.

— Почему? — искренне удивился я. — Ваши дети…

Он вздохнул.

— У меня не будет детей.

— Почему?

— Ну, это же просто. Великая Удача охраняет меня от всех невзгод и опасностей. Кстати, заодно и от конкурентов. Понимаете?

— Дальше, — потребовал я.

— Вы так и не поняли?

— Нет.

Он еще раз вздохнул.

— Ну хорошо, я вам объясню. Конкурентами станут дети. У них будут такие же, как у меня, а то и более сильные способности. В любом случае они будут представлять для меня опасность.

— И эта великая удача…

— Ну да, она делает все, для того чтобы они никогда не появились. А учитывая ее всемогущество…

— Значит, вы… — сказал я.

— Нет, нет, — грустно улыбнулся он. — У меня все нормально. Я стопроцентный мужчина. Но все женщины, с которыми мне случается разделить ночь…

— Они умирают, — мрачно сказал я.

— О нет, — усмехнулся он. — К чему такие крайние меры? Великая удача предпочитает действовать более простым, требующим меньших энергетических затрат путем. К примеру, неподходящие для зачатия дни… Убивает она лишь в самом крайнем случае. Впрочем, пару раз, прежде чем я до конца осознал, что именно происходит, случалось и такое.

— Значит…

— Да, — резко перебил меня он. — Именно так. У меня слишком сильный ангел-хранитель. Мне просто не найти женщину, обладающую такой же, как у меня, удачей, способной нейтрализовать действия моего ангела-хранителя и позволившей ей зачать от меня ребенка. Помните, вы говорили о том, что большая удача поможет найти свою вторую половину? А как быть, если ее еще нет на свете? Что делать, если она появится на свет не раньше, чем лет через триста, пятьсот? Понимаете? Возможно, именно сейчас где-то в мире, в такой же, как у Сосновского, лаборатории некто пытается повторить его опыт. Если одному человеку пришла в голову какая-то идея, то всегда найдется и другой, способный до нее додуматься. И, возможно, в результате этого опыта могла бы возникнуть моя пара, та женщина…

Он замолчал, горестно взмахнул рукой и пригубил из бокала.

Я кивнул:

— Понимаю. До тех пор пока вы живы, никто повторить опыт Сосновского не сможет. Великая Удача охраняет вас и тут.

— Верно, — тихо промолвил он. — Так оно и есть. Никаких конкурентов, никакой опасности.

Мы немного помолчали.

Потом я заказал еще по коктейлю.

Сдое глотнул из своего бокала и с горечью сказал:

— Более всего меня убивает даже не это. Вы попали в точку, когда сказали о теории, объясняющей, почему наш мир летит в тартарары. Я вам возразил и рассказал о маленьких ангелах-хранителях других людей. И все же иногда мне кажется… иногда я пытаюсь представить, как моя Великая Удача в конечном итоге отражается на состоянии мира. Не само прямое ее воздействие, поскольку оно, как правило, касается лишь окружающих меня людей, а последствия этих воздействий, расходящиеся подобно волнам от брошенного в пруд камня. Я не могу знать, на какие меры идет Великая Удача, чтобы защитить меня, к примеру, от попадания в водопроводную систему, из которой я пью воду, каких-нибудь отравляющих веществ или от аварийного взрыва ближайшей атомной станции. А если учесть более глобальные опасности вроде войн… Кто знает, может быть, подоплека большинства происходящих в мировой политике процессов в действительности имеет целью лишь ограждение меня от каких-то неведомых мне глобальных опасностей?

— Но даже если и так, — сказал я, — то стоит ли думать о процессах, за которыми вы не сможете проследить, узнать их реальную подоплеку?

— Вот это и печально. Кто знает, может быть, во имя моего благополучия уже умерло такое количество людей, что меня надо судить как нацистского преступника?

Мы еще немного помолчали.

Я никак не мог придумать, что еще ему можно сказать. В самом деле…

Сочувствовать? Стоит ли сочувствовать тому, кто может получить все, что пожелает, и достаточно быстро? У него никогда не будет детей? Да, скверно, но на Земле проживает великое множество его собратьев по несчастью, лишенных привилегий, даруемых обладанием Великой Удачей. Он — одинок? Ну и что? Я вот тоже в данный момент одинок. Только он может себе позволить прямо сейчас отправиться в какой-нибудь клуб для богатых и весело там провести время. Я же буду до утра кочевать из бара в бар в поисках следующего чудика, поскольку более дорогое развлечение мне не по карману. Причем, кроме всего прочего, он надежно огражден от всяких там неприятных случайностей, от целого сонмища страшных болезней… да от чего угодно… В то время как я…

Я вздрогнул.

Зависть? О нет, это не она. Можно ли завидовать идущему за окном дождю, кошке, наделенной даром получать кайф оттого, что ее гладят по мягкой шерстке, лорду, получившему свой титул от рождения?

Лорду…

Он получил свою Великую Удачу тоже от рождения, не приложив к этому ни малейших усилий. Можно ли тут чему-то завидовать? Хотя есть же люди, жаждущие дворянских титулов.

Я ухмыльнулся.

А все-таки, наверное, правы утверждающие, будто часто общающиеся с сумасшедшими рискуют сами слететь с катушек. Вот и я…

С чего я надумал воспринимать фантазии этого чудика всерьез? И вообще, стоит ли сейчас о чем-то раздумывать? Надо попытаться выжать из Сдоса еще что-то, какие-то подробности его мнимой жизни. Еще хоть капельку… Детали, важные мелочи. Чем их будет больше…

— Благодарю, — нарушил молчание Сдое. — Вы меня не только выслушали, но еще и подкинули мне парочку неплохих мыслей… Это ценный, очень ценный подарок.

— Я счастлив, если смог вам помочь.

— А теперь мне пора, — сказал Сдое. — Думаю, мне надо вернуться домой и эти мысли хорошенько обдумать.

Он встал.

— Подождите, — промолвил я. — У меня к вам еще столько вопросов. Неужели вы позволите мне остаться в неведении…

Теперь я чувствовал себя игроком, сумевшим наконец-то запустить лапу в кассу игорного дома, вернуть себе некую толику проигранных денег, игроком, которому вдруг объявили, что заведение уже закрывается и более никакой игры не будет.

— Мне пора уходить, — жестко сказал он. — И если вы попытаетесь меня удержать… Кто знает, может быть, великое везение расценит это как попытку причинить мне зло…

Я ему, конечно, не верил ни капли, но почему-то в этот момент у меня по спине пробежал холодок. Именно поэтому я так и не задал уже готовый сорваться с губ вопрос.

А он шел прочь, к выходу из бара. Он уходил, гордо вскинув голову, не глядя по сторонам, словно король, шествующий впереди своей свиты.

Я подумал, что так оно в его представлении и есть. Только вместо свиты за ним шествовала Великая Удача. Так ли это хуже? Может, несмотря ни на что, — лучше?

Еще я подумал, что уже почти поверил и в рассказанную им историю жизни, и в теорию Сосновского.

Наверное, это и помешало мне начать действовать. А ведь по идее, я мог попытаться за ним проследить. Узнать, кто он, откуда, выведать его настоящую историю, истинное имя. Мои годами отработанные инстинкты требовали от меня именно этого. Но я не решился.

Нет, только не я и не сейчас.

Что, если в его словах имеется хоть какая-то толика правды? Стоит ли связываться с самой Великой Удачей? С ней шутки плохи.

В общем, он ушел, а я остался. И заказал себе еще один коктейль, а как только бокал появился, жадно из него отхлебнул. А потом пришел в себя окончательно, поскольку жидкость в бокале являлась все тем же, давно мне знакомым коктейлем «Рафаэль», и, значит, я снова был в реальном мире, в котором чувствовал себя словно рыба в воде, в котором можно было не опасаться…

Я сделал еще один глоток и ухмыльнулся.

А чего, собственно, опасаться? Все уже позади, все закончилось. У меня появился кое-какой материал, и кто мешает мне накатать очередную статейку, например, для «Бюллетеня паранормальных событий» или «Мира непознаваемых тайн», а может, ее даже стоит толкнуть в «Отчеты грядущего Армагеддона»? Сенсации, конечно, не получится, но что-то из разговора с сегодняшним чудиком я выжать смогу.

И вообще, пора заканчивать с коктейлями. Наступало время работать.

На этот раз я заказал кофе и, после того, как ко мне от стойки приплыла чашечка, стал прикидывать, каким образом выстрою текст. Скорее всего в него придется вставить какие-то прогнозы, попытаться придумать интересные возможности использования Великой Удачи.

Какие, например? Да сколько угодно. Сдое не способен быть президентом, но страна, на территории которой он живет, может смело начинать ядерную войну с кем угодно. Ни одна вражеская ракета на ее территорию не упадет. Великая Удача справится с ними надежнее «космического щита».

Хотя нет, это не годится. Ограждая своего подопечного от опасности, Великая Удача может вообще уничтожить любое ядерное оружие.

Как? Ну, кто знает, какой путь она выберет? Как я могу это предугадать? Самый простой вариант — тот, при котором ни одна ракета просто не взлетит. А еще проще, если те, кто будет пытаться открыть военные действия, станут умирать от инфаркта один за другим.

Я взял чашечку, задумчиво повертел в пальцах и поставил обратно на стол.

Кофе…

Нет, надо трезветь, надо приходить в себя, надо начинать работать…

Я снова протянул руку к чашечке и замер, увидев, как по ее боку, медленно, словно нехотя, пробежала тоненькая трещинка. Вот она стала шире, бокал тихонько звякнул и распался на две половинки. По столу расплылась коричневого цвета лужица, разделилась на тоненькие ручейки и вдруг застыла, образовав слово «берегись».

Я протер глаза.

Ну да… Все верно. Все как в старой детской книжке. «Деньги дерешь, а корицу — жалеешь. Берегись».

Как в детской книжке…

— Прошу простить, — послышался голос иск-бармена. — Некачественная посуда. Вам сейчас подадут новый кофе, за счет заведения.

Тотчас на мой столик, ловко переставляя длинные суставчатые ножки, спустился паук-уборщик. Выпустив из брюшка плоский хоботок, он всосал пролившуюся жидкость, собрал осколки, провел по столу дезинфицирующей тряпочкой и вознесся по своей паутинке обратно под потолок.

Передо мной очутилась другая чашечка, но я почти не обратил на это внимания.

Я думал о том, что за прикосновения к тайне надо платить, и весьма дорого. За некоторые — даже не деньгами.

Кстати, вот еще неплохой вопросец. Что именно Великая Удача рассматривает как возможность нанесения вреда своему подопечному? Входит ли в этот список мое с ним интервью? Как оно может ему повредить?

Я покосился на чашечку, но взять ее не решился. Кто знает, может быть, у иск-бармена случился сбой в программе, и он добавил в кофе какой-нибудь гадости, способной меня отправить на небеса не хуже цианистого калия?

А интервью… Да, огласка может Сдосу и повредить. И значит…

Медленно, невыносимо медленно, чувствуя, как воздух вокруг меня стал вязким, словно сироп, и, кажется, даже слегка нагрелся, я опустил руку в карман, в котором у меня лежала коробочка квадромагнитофона, и на ощупь нашел нужную кнопку. Теперь для того, чтобы уничтожить сделанную запись, хватило бы и легкого нажатия пальц£Г Однако как трудно было его сделать.

Вообще-то мне уже приходилось уничтожать записанный материал. Очень редко, но такое в жизни каждого профессионала случается. Как, например, сейчас, когда сам факт наличия записанного разговора уже является смертельной опасностью.

И все-таки я колебался.

Может быть, я слишком рано испугался? Возможно, лопнувшую чашку следует отнести в разряду совпадений? Такое случается и в обычной жизни. Внутренние напряжения… И надпись… Могут же, по идее, четыре обезьяны, если случаю так будет угодно, напечатать на четырех пишущих машинках пьесу Шекспира? Так почему бы жидкости из лопнувшей…

А потом на стенке стоявшей на моем столике чашечки возникла трещина, и прежде чем она расширилась, прежде чем на столик упала первая капля, я нажал кнопку.

Чашечка все же развалилась. Правда, надписи на этот раз не было, но это уже не имело никакого значения.

Иск-бармен извинился передо мной еще раз и послал мне третью чашечку кофе. Как все искусственные создания, он был лишен любопытства, и, наверное, сейчас это было неплохо. С потолка снова спустился паучок и стал приводить стол в порядок, а я сидел, как мне в этот момент казалось, в полной тишине, и мне вовсе не хотелось думать о том, что через триста или пятьсот лет человечество превратится в толпу ну просто очень везучих идиотов. Гораздо важнее для меня сейчас было другое: удовлетворится ли Великая Удача только предупреждением?

Она не является живым существом, не обладает разумом, неспособна мстить. Значит, после того, как я уничтожил запись, она должна оставить меня в покое. Я более не смогу принести вред ее подопечному. Или смогу? Может быть, для этого достаточно всего лишь знать? А поскольку избавиться от воспоминаний нельзя, получается, я обречен?

Нет, нет, не надо впадать в панику. Лучше попытаться прикинуть, где пролегает граница, за которой Великая Удача рассматривает мои действия как вред ее подопечному. Как далеко простираются ее возможности? Сумеет ли она ликвидировать причины его скверного настроения? Чем рискует тот, кто его, пусть даже невольно, вызвал?

Кстати, входит ли в этот список скверное настроение, напавшее на подопечного по причине случившейся с утра плохой погоды? И что в таком случае может сделать Великая Удача? Разогнать облака? А что будет во время прогулки на пляж — возникнет риск, что он обгорит? Включит ли Великая Удача наше солнце в число объектов нежелательного воздействия на подопечного и чем это может закончиться?

Я тряхнул головой.

Ну да, конечно, тут я хватил. Она не может быть настолько всемогущей. А насколько? Кто знает, может быть действительно значительная часть происходящих в мире событий случается лишь для того, чтобы уберечь подопечного Великой Удачи от каких-либо неприятностей? Войны по совершенно надуманным причинам, крушение космических кораблей, обвал фондовых бирж и прочее, прочее… Может, и в самом деле все эти бедствия являются лишь ходами огромной, разыгрываемой на территории всей планеты шахматной партии, ведущейся для того, чтобы уберечь Сдоса от любых опасностей, в том числе и от риска подхватить тривиальный насморк?

Машинально взяв чашку, я отхлебнул из нее и тут же осознал, какую глупость совершил. А что, если бы в ней действительно оказался яд? Впрочем, его не было. И не является ли это признаком, что я уже нахожусь вне сферы внимания Великой Удачи? Может быть, стоит просто отправиться домой и лечь спать? Сегодня ничего интересного уже не будет.

Вот только не мог я этого сделать, поскольку ноги у меня были как ватные, а по спине тек холодный пот. И еще я с большим трудом удерживался от того, чтобы не начать озираться, пытаясь прикинуть, каким образом меня может достать ангел-хранитель Сдоса.

Если даже в кофе не было яда, это ничего не значит. Кто мешает Великой Удаче обрушить на мою голову одну из вон тех декоративных колонн, когда я буду проходить мимо нее? А может, ловушкой окажется дверь? Что-то в ней разладится, и, попытавшись выйти из бара, я окажусь между двумя сходящимися створками, которые сломают мне шею? А еще что-то может сгореть в управляющем баром компе, и паучок, спрыгнув с потолка, вместо того чтобы протереть мой столик, запросто может вцепиться мне в горло. Причем даже если мне удастся благополучно выбраться из бара, это еще не будет означать, что меня оставили в покое. На улице возможностей покончить со мной будет еще больше.

И как только эта мысль мне пришла в голову, я почти успокоился. В самом деле, все, что могло произойти, — уже случилось. И куда бы я ни пошел, чем бы ни занялся, если Великая Удача этого захочет, она меня сделает. Причем тянуть кота за хвост не в ее правилах. Наверняка, если мне суждено умереть, это случится в течение ближайшего часа.

А пока мне остается лишь сидеть, задавать себе вопросы, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь сумею узнать, и ждать. Ждать и надеяться на лучшее, может быть, на собственную удачу.

Что там говорил Сдое? У каждого человека есть свой маленький ангел-хранитель. Может быть, мой поможет мне выпутаться и на этот раз? Отвел же он пулю снайпера в мятежном Красноярске, помог выбраться живым из очистных сооружений Варшавы и избежать линчевания в Лос-Анджелесе, свихнувшемся во время краха долларовой системы…

Силы его по сравнению с самой Великой Удачей — ничтожны, но все же… По крайней мере сейчас он оставался единственной моей надеждой, и более рассчитывать мне было не на кого.

Май 2003 г.

ДЖИНН

Пустыня пахла сиренью. Она так и называлась — Сиреневая пустыня.

К вечеру запах усиливался и для обладавшего тонким нюхом крысиного короля становился почти непереносимым. На караванщиков он, похоже, либо просто не оказывал никакого действия, либо же они к нему просто притерпелись и вовсе перестали замечать.

Вот этого крысиный король понять не мог. Как можно привыкнуть к такому терпкому и сильному запаху?

Еще пустыня, как и положено настоящей пустыне, была достаточно однообразна. Барханы, барханы и барханы, а также старая, местами занесенная песком караванная дорога. И ветер, и солнце, и жара. А еще временами мелькнувший на горизонте силуэт истощенной до последней степени химеры да то и дело возникающая на обочине дороги фигура призрачного торговца родниковой водой, во все горло нахваливавшего свой товар и рассыпающегося в прах, стоило сделать к нему хотя бы шаг. Разговоры караванщиков обычно сводились к обсуждению достоинств той или иной еды, отличительных признаков самок и возможностей потратить заработанные деньги, причем в основном на более детальное изучение первых двух предметов. Хозяин каравана отличался непомерной толщиной, обладал достаточной для занимаемого положения хитростью и житейской сметкой, но разговоры его ограничивались все тем же неизменным набором тем. Правда, рассуждал он о самках и еде с несколько утомленным видом, как бы намекая на свои большие, чем у обычных караванщиков в данных вопросах, познания, однако это не превращало беседы с ним хотя бы в некое подобие достойного общения.

Еще были охранники каравана, но они разговаривать не любили, предпочитая все свое время, за исключением уделяемого сну и еде, с тревогой вглядываться в даль, очевидно, ожидая от пустого горизонта какой-то каверзы, а может, и в самом деле углядывая там нечто весьма интересное, недоступное созданиям, наделенным не таким, как у них, острым зрением.

В любом случае разговорить их было невозможно, в чем крысиный король убедился после нескольких безуспешных попыток.

Таким образом, если не считать мыслей, мечтаний и воспоминаний, единственным для него развлечением за время путешествия по Сиреневой пустыне были изредка попадавшиеся, расположенные в оазисах городки. В них караван задерживался на пару дней для отдыха и пополнения запасов провизии, а также воды. Жители городков особым умом не отличались, и это позволяло крысиному королю использовать подобные остановки на полную катушку.

В данный момент, восседая на спине песчаной рыбы, слушая скрип песка, разгребаемого ее похожими на совковые лопаты плавниками, крысиный король пытался подсчитать, сколько он уже заработал своими штучками с того момента, как попал в Сиреневую пустыню.

Получалось неплохо. И даже если учесть стоимость путешествия, если вычесть расходы, то все равно сумма получалась немалая. Вполне возможно, к концу Сиреневой пустыни он скопит достаточно денег для того, чтобы миновать следующие пару миров, не сильно заботясь о пропитании. Просто будет ехать и ехать, останавливаясь лишь для ночевок, от одних ворот к другим, от одной перемычки между мирами к следующей… Все ближе к своему родному миру… все ближе… Кстати, до него не так уж и много оставалось. Миров семь, не больше.

Крысиный король вздохнул.

Миров семь…

Если подумать, то не так уж и мало.

А во всем виноват великий маг Ангро-майнью, взявшийся неизвестно откуда водный элементал и, конечно, белый дракон — мерзкий, противный старикашка, сыгравший с ним не очень красивую штуку. Примерно такую же, какую он сам сотворил с белым драконом еще раньше.

Но все-таки… все-таки…

Может быть, ему стоило проявить большую сообразительность и настойчивость в разговоре с Ангро-майнью? Возможно, сейчас не пришлось бы тащиться в свой родной мир по этой провонявшей сиренью пустыне?

Он вздохнул еще раз.

Один из охранников каравана протрубил в короткий, оправленный в серебро рог танцующей коровы.

Дав песчаной рыбе сигнал остановиться, крысиный король быстро огляделся.

На горизонте висело пылевое облако, судя по величине, оставленное не менее чем отрядом всадников. Причем облако это стремительно приближалось к каравану.

— Он заплатил мне деньги, и я за него отвечаю, — промолвил хозяин каравана.

— Это верно, — сказал командир отряда стражников.

Панцирь его был украшен золотыми насечками, лезвие кривого ятагана в руке отливало синевой.

— Он мне доверился, и я должен его защищать, пусть даже и ценой жизни.

— Это тоже верно.

— Если я выдам его, об этом узнают все, и убытки мои неизбежны. Большие убытки.

— Большие, — согласился командир отряда. — Однако и вина за ним есть, причем немалая. Чем не основание для выдачи?

— Нет, — покрутил головой хозяин каравана, — не основание. В караване он ни в чем плохом не замечен. А это главное. Значит, не могу я его выдать.

— И тем самым решил ты пренебречь милостью Аббаса, грозно рыкающего льва Сиреневой пустыни? — почти равнодушно, словно мысленно ставя галочку в каком-то списке, уточнил командир отряда.

— Гм…

Хозяин каравана задумался.

Крысиный король окинул взглядом горизонт, провел лапой по спине своей рыбы. Та с готовностью выпустила фонтанчик пыли, зашевелилась, с хрустом перемалывая жабрами песок.

Крысиному королю захотелось взвыть.

Кто бы мог подумать? Оказывается, жители городов Сиреневой пустыни не так просты, как казалось. И вот он угодил в ловушку, да еще в какую. Удрать из нее будет непросто.

Нет, конечно, он может попытаться оставить стражников Аббаса с носом. А дальше что? Топать по пустыне еще десять дней без еды и питья? Не получится. Он откинет лапы, не пройдя и половины пути.

На чью-то помощь рассчитывать бесполезно. Как выяснилось, здесь, в Сиреневой пустыне, есть возможность передавать новости из одного города в другой, и причем достаточно быстро. Каким образом жители пустыни умудряются это делать?

Впрочем, сейчас об этом думать не стоит. Сообразить бы, как вывернуться из ловушки…

Если даже он и удерет от стражников, то ни в одном городе на помощь рассчитывать не стоит. Там о нем будут знать, и там его будут ждать.

Хм… ситуация…

— Значит, в городах он слегка пошалил? — спросил хозяин каравана.

— Если бы — слегка, — промолвил командир отряда. — Можно сказать — славно повеселился. И вот теперь великий Аббас приказал доставить его в свой дворец.

— Для судилища?

— Великий Аббас в своих поступках никому не отчитывается.

— Конечно-конечно, — поспешно сказал хозяин каравана. — Кстати, если я его все-таки не выдам, то какие у вас на этот случай даны инструкции?

Командир отряда свирепо улыбнулся:

— А ты не догадываешься?

Вот это уже хозяину каравана вовсе не понравилось.

— Что ж, — сказал он. — Значит, выбора у меня действительно нет.

— Нет, — подтвердил командир отряда стражников.

— В таком случае сопротивляться не имеет смысла. Можете его забрать.

Командир отряда стражников повернулся к крысиному королю и сказал:

— Ты поедешь с нами.

— О нет, — сказал Аббас, грозно рыкающий лев Сиреневой пустыни. — Мои стражники перестарались. Они должны были всего лишь пригласить тебя навестить мой дворец.

— Вот как? — спросил крысиный король.

— Конечно. Вежливо и с достаточным почетом. Неужели кто-то из них осмелился выказать к такой значительной персоне неуважение? Неужели кто-то из моих недостойных слуг дерзнул коснуться тебя хотя бы пальцем? Если так, то он будет жестоко наказан.

Крысиный король окинул Аббаса задумчивым взглядом.

Рыкающий лев был худ, и роскошный, шитый золотом халат болтался на нем как на вешалке. Узкое, костистое лицо правителя пустыни хранило на себе печать осознания собственного величия и значимости, а вот глаза бегали, словно белки, застигнутые наводнением на крохотном, неумолимо уменьшающемся островке. Если добавить к этому руки, то и дело начинавшие терзать огромные четки, то получится облик правителя, с которым крысиный король менее всего в данных обстоятельствах жаждал встретиться.

Однако выбора у него не было.

— Впрочем, я знаю силу своих приказов, — промолвил Аббас. — Уверен, стражники были в достаточной степени почтительны. Не так ли?

— Так, — сказал крысиный король. — Ни один из них не коснулся меня и пальцем.

Аббас осторожно погладил четки, лежавшие перед ним на подносе из бесценнбго драконового дерева, и, резко отдернув руку, промолвил:

— Несомненно, ты славно повеселился в живущих под моей рукой городах и, возможно, даже нанес их жителям кое-какой ущерб. Однако имеет ли это хоть какое-то значение? Да ни малейшего, поскольку совершил ты все это лишь ради развлечения, желая скрасить долгий путь к моему дворцу. Не так ли?

Крысиный король осторожно сказал:

— Мудрость грозно рыкающего льва Сиреневой пустыни велика. Не мог бы он открыть мне, каким образом он догадался о моих намерениях?

— Все очень просто, — довольно ухмыльнулся Аббас. — Это единственное достойное объяснение твоего поведения в принадлежащих мне городах. Прочие подразумевают наличие некоторого неуважения к моей мудрости и силе.

— А оно наказуемо?

— Да, самым обычным образом. Осмелившемуся на подобное наглецу отрубают голову.

Крысиный король кивнул.

Ну вот, кое-что проясняется. За удовольствия, оказывается, надо платить.

— Значит, я могу все-таки чем-то тебе помочь? — осторожно спросил крысиный король.

— Да, можешь.

— И чем?

— Мне нужна одна вещь. Я не могу ее получить обычным образом, поскольку она хранится у гнусного Хаддаса.

— И он…

— Порождение тьмы пустыни, вознамерившейся однажды скрестить полосатого трупоеда и смрадного, ядовитого гигантского слизняка.

— Судя по этим эпитетам, гнусный Хаддас обладает такой силой, что может игнорировать твои приказы? — сделал вывод крысиный король.

— Сила его вряд ли больше моей. Мне думается, даже меньше. Однако есть некий предмет, не позволяющий мне на него напасть.

— И эту вещь я должен для тебя украсть?

— Вот именно.

— Что она собой представляет?

Аббас взял четки и, передвинув несколько зерен, положил их обратно на поднос.

— Не могу же я украсть то, о чем не имею ни малейшего представления… — промолвил крысиный король.

— Это лампа с джинном.

— Ах вот как…

Крысиный король облегченно вздохнул.

— Ты украдешь ее для меня, — сказал Аббас.

И это была не просьба. Приказ.

— А зачем? — поинтересовался крысиный король. — Какой смысл в лампе с джинном?

— Разве ты не знаешь?

— Знаю. Три желания. Да только не было еще человека, не было еще существа, умудрившегося заставить джинна правильно выполнить хотя бы одно желание.

— Хочешь сказать, что джинны не выполняют желания обладателя лампы?

— Выполняют. Любое. Сразу.

— Так в чем же дело?

— Никому еще не удалось заставить джинна выполнить свое желание так, как он этого желает. Понимаешь?

— Нет.

— Ну, вот говоришь ты джинну, что хочешь мешок золота. И он выдает тебе мешок золота. А поскольку о размерах мешка ты ничего не сказал, то он величиной со скалу и весь его занимает один-единственный слиток, который сразу утащить куда-нибудь и спрятать ты не можешь. А тем временем о слитке узнают какие-нибудь люди, и за обладание им начинается настоящая война. Кто-то его, наверное, получит, но только не ты. Уж будь уверен.

— Для меня это не проблема, — промолвил Аббас. — Заранее пригоню к слитку все свое войско.

— А джинн тогда преподнесет тебе обычный мешок с золотом, но только взять его в руки ты не сможешь. Будет он у тебя из рук все время выскальзывать. А как можно использовать золото, если никто не в силах его даже сдвинуть с места? Понимаешь? Вся проблема в том, чтобы загадать желание, которое джинн обязан выполнить в точности. А джинны — они очень хитроумные. Короче, проще заработать мешок золота, чем заставить джинна его тебе принести.

— А если попросить не мешок золота, а что-нибудь другое? Например, уничтожить соперника.

— Та же самая история. Джинн выполнит твой приказ так, что ты рад не будешь и уж обязательно пожалеешь об отданном приказе. Причем вероятность того, что джинн использует твой приказ для того, чтобы поменяться с тобой местами, крайне велика. Таким образом, вознамерившись отдавать приказы джинну, ты либо получишь совсем не то, о чем мечтал, либо окажешься в лампе. Хорошая перспектива?

Аббас недоверчиво глянул на крысиного короля и спросил:

— А ты не врешь?

— Зачем мне врать? Не веришь — наведи надлежащие справки. Обратись к любому знающему волшебнику. Он тебе все это растолкует. Вообще о коварстве джиннов известно уже давно, и поэтому связываться с ними рискуют только люди. Никого иного хотя бы прикоснуться к лампе с джинном не заставишь.

— А Хаддас?

— Просто блефует, пользуясь тем, что ты не знаешь о том, как обстоят дела с джиннами. Стоит ли воровать эту лампу, если она не дает своему владельцу ничего? Подумай, если бы джинна можно было заставить исполнить три желания, стал бы Хаддас медлить? И попробуй угадать, каким было бы его первое желание?

— Я догадываюсь.

— Ну вот видишь? А раз Хаддас до сих пор не использовал лампу, значит, знает о коварстве джиннов. Стоит ли в таком случае бояться какой-то лампы, если противник не способен заставить сидящего в ней джинна выполнять свои желания?

Немного поразмыслив, Аббас спросил:

— Однако в принципе могут возникнуть обстоятельства, при которых Хаддас попытается заставить джинна выполнить свои желания?

— В принципе возможно что угодно. В принципе можно даже украсть из гнезда зеленого дракона свежее яйцо. Однако попробуй это сделать на практике.

— И все же, — твердо сказал Аббас, — я хочу, чтобы ты украл у моего врага лампу с джинном. Надеюсь, ты не оскорбишь меня отказом?

Крысиный король обреченно вздохнул.

Синяя мантикора перевернулась на другой бок и громко, с подвыванием, захрапела. В тот момент, когда крысиный король проходил мимо нее, мантикора неожиданно хлестнула хвостом. Острое жало, венчавшее его кончик, рассекло воздух на расстоянии пальца от носа крысиного короля.

Тот проворно юркнул в ближайшую нишу и покинул ее только тогда, когда мантикора затихла.

Бесшумно прокравшись к выходу из туннеля, крысиный король внимательно осмотрел прутья перегораживавшей выход решетки и довольно улыбнулся.

Главным союзником любого вора является лень и беспечность сторожей. А эта решетка когда-то была крепкой и надежной. Вот только сейчас…

Ловко и быстро отогнув один из почти полностью изъеденных ржавчиной прутьев, крысиный король протиснулся сквозь нее и оказался во дворе замка.

На небе была вторая луна, желтая, словно глаза больного желтухой. Времени до рассвета осталось не так уж много.

Впрочем, крысиного короля это не очень волновало.

Главное было сделано. Лампа уже лежала в кожаной сумке у него на поясе, и, значит, теперь оставалось только выбраться из замка Хаддаса. Чуть-чуть везения…

Минут через пятнадцать вторую луну закрыла туча, и, воспользовавшись этим, крысиный король пересек двор, так что стражник, стоявший на ближайшей стене, его не заметил. Ловко цепляясь когтями за малейшие выступы, крысиный король вскарабкался на стену.

Остановившись, стражник сладко зевнул и окинул взглядом ближайшие к замку, поросшие короткой жесткой травой холмы. Убедившись, что ничего подозрительного на них за последнее время не появилось, стражник совсем уж мимоходом взглянул на начинавшиеся за холмами песчаные барханы. Там тоже не было ни единой живой души.

Еще раз зевнув, стражник хотел было продолжить обход, но тут ему на спину обрушилось чье-то довольно тяжелое тело. Прежде чем стражник успел поднять тревогу, на его горле сомкнулись цепкие лапы…

Сняв с мертвого чалму, крысиный король размотал ее и, привязав один конец к зубцу, стал спускаться. На середине стены чалма кончилась. Отпустив ее конец, крысиный король ловко приземлился на траву и довольно резво побежал в сторону находившейся неподалеку от замка небольшой рощицы.

— Надеюсь, — спросил Аббас, — это именно та лампа?

— Взгляни на украшающие ее магические руны, — сказал крысиный король. — Неужели кто-то мог осмелиться нанести их на обычную лампу? Как видишь, я свои обещания выполняю.

— Это похвально, — промолвил Аббас. — Значит, лампу ты мне доставил. Что намерен делать дальше?

— Продолжу свой путь. Я уже прикинул, что если поеду от этой рощицы прямо на восток, то менее чем за день окажусь на караванной тропе. Надеюсь, твои стражники снабдят меня необходимыми запасами воды?

Улыбнувшись, Аббас покачал головой.

Крысиному королю его улыбка не понравилась. Очень.

— Тебе что-то еще надо?

— Конечно.

— Что именно?

— Только помощи мудрым советом. Неужели ты оскорбишь меня отказом в такой мелочи?

— Понятно, — мрачно сказал крысиный король. — Тебе мало лишить своего врага лампы. Ты все-таки решил попытать счастья с тремя желаниями. Зная людскую натуру, этого следовало ожидать.

— Да, решил, — с вызовом сказал Аббас. — Сейчас ты поедешь со мной. После того как мы оторвемся от погони и окажемся в моих владениях, ты поможешь мне загадать правильные желания. После этого я в твоих услугах больше не буду нуждаться.

— Неужели ты ничего не понял? — с горечью промолвил крысиный король. — Я уже говорил тебе, что ни один человек не в силах перехитрить джинна. По крайней мере до сего момента это не удалось никому.

— Ни у кого не было такого помощника, как ты, — вкрадчиво сказал Аббас. — Я надеюсь, ты приложишь все усилия для того, чтобы мои желания осуществились. Кстати, по нашим законам…

— Понятно, — промолвил крысиный король. — Если я тебе не помогу, это будет воспринято как оскорбление.

— Вот видишь, сейчас ты еще раз доказал свой ум.

Крысиный король окинул взглядом взявших его в кольцо и наставивших на него копья воинов и сокрушенно покачал головой.

Люди… они не меняются… и действуют всегда одними и теми же методами…

— А твои воины? — спросил крысиный король.

— Зачем им знать слишком много? Я приказал им оцепить этот крохотный оазис, так чтобы из него не могла удрать даже очень умная и ловкая крыса. Причем если я через некоторое время не вернусь, то кольцо начнет сжиматься, и любой осмелившийся причинить мне хоть малейший вред… Короче, если ты рассчитываешь воспользоваться тем, что мы остались наедине…

— Не рассчитываю, — сказал крысиный король. — Какой смысл пытаться причинить вред тому, кто сам ищет больших неприятностей?

— Но ты, надеюсь, поможешь мне их избежать? — грозно спросил Аббас.

Рука его словно невзначай легла на рукоять висевшей на поясе сабли.

— Конечно, — заверил его крысиный король. — Поскольку я нахожусь рядом с тобой, то мне грозит не меньшая, чем тебе, опасность. Возможно, даже большая.

— Возможно, — буркнул Аббас.

— Понятно. Кстати, а если ты выскажешь такое желание, последствием которого станет твоя смерть?

— Это будет означать, что ты никудышный советник. Моим стражникам на такой случай даны особые инструкции.

— Ну еще бы…

— И вообще, не пора ли начинать? — промолвил Аббас.

— Да, пора.

Вытащив из сумки лампу, крысиный король протянул ее Аббасу, а потом расстелил на траве небольшой коврик. После того как грозно рыкающий лев Сиреневой пустыни на него воссел, крысиный король пристроился рядом с могучим повелителем.

— А теперь что? — спросил Аббас.

— Ты должен потереть лампу и после того, как появится джинн, сообщить ему свои три желания. У тебя есть бесконечное количество времени на обдумывание каждого из них, однако джинн не вернется в лампу до тех пор, пока ты не сообщишь ему последнее.

— Понятно, — буркнул Аббас.

Он осторожно потер лампу и быстро поставил ее перед собой.

Джинн явился.

Одет он был, как и положено образцовому джинну, в шелковые шаровары, а также короткую безрукавку. На голове у него была чалма, украшенная большим рубином. И конечно, физиономия у него была прехитрющая.

Мельком взглянув на Аббаса, он удовлетворенно хмыкнул. На крысиного короля джинн смотрел гораздо дольше и наконец осторожно спросил:

— Зачем повелитель лампы привел с собой кого-то, не принадлежащего к человеческому племени?

— Я нахожусь здесь всего лишь в ранге советника, — объяснил крысиный король.

— Понятно, — промолвил джинн. — В таком случае, может быть, мы приступим?

— Вот именно, — сказал Аббас. — Пора начинать. Итак, первое мое желание…

— Стоп, — промолвил крысиный король. — Не желает ли рыкающий лев Сиреневой пустыни услышать мой совет?

— Давай, — промолвил Аббас. — Только побыстрее.

— Не зная броду, не суйся в воду, — сказал крысиный король. — Я думаю, для начала необходимо узнать условия выполнения желаний.

— А как это сделать? Не думаю, что джинн нам их поведает.

— Совершенно верно, — подтвердил джинн. — Вовсе я не собираюсь кому бы то ни было их сообщать.

— Итак, — сказал крысиный король, — первым делом ты должен пожелать узнать условия, по которым загадывают желания.

Понимаешь? Только глупец пытается играть в игру, не зная всех ее правил.

Немного подумав, Аббас сказал:

— Что ж, это резонно. Однако тратить одно желание из трех…

— Все равно придется, — закончил крысиный король.

Аббас махнул рукой и возвестил:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Итак, джинн, слушай первое желание…

— Еще одну секундочку, — промолвил крысиный король, — ты не забыл, что я являюсь твоим советником?

— И что?

— Смогу ли я дать тебе мудрый совет, если не буду знать правил, по которым исполняются желания?

— Хорошо. Тут ты тоже прав, — сказал Аббас. — Итак, джинн, слушай мое первое желание.

— Я весь внимание, — учтиво произнес джинн.

— Первым делом я хочу, чтобы мне и моему советнику, крысиному королю, стали известны правила, согласно которым исполняются желания.

— У тебя очень хитроумный советник, — сказал джинн.

— Я позаботился об этом, — промолвил Аббас. — Не говорит ли это о моей мудрости?

— Безусловно. Я бы даже сказал — мудрости, совершенно не свойственной обычному человеку.

Аббас самодовольно улыбнулся и произнес:

— Так как с желанием?

— Я не могу его не удовлетворить.

Джинн взмахнул руками, и тотчас Аббаса, а также крысиного короля на мгновение окупал туман цвета серебра.

Некоторое время после этого рыкающий лев Сиреневой пустыни и его советник сидели неподвижно. Потом Аббас тихо сказал:

— А… как… почему их столько?

— Потому что их именно столько, — учтиво пояснил джинн.

— Но для того, чтобы их осмыслить, понадобится очень много времени.

— Разве время имеет какое-то значение для того, кто способен совершать настоящие чудеса? Конечно, в пределах двух оставшихся желаний. Впрочем, если вы пожелаете, я могу сделать так, что и ты, и твой советник усвоите и осмыслите эти правила буквально за одну минуту. Правда, на это придется потратить еще одно желание.

— Не надо, — быстро сказал крысиный король. — Вот этого не надо. Я уже усвоил кое-что, и этого вполне достаточно для того, чтобы увидеть существующие в правилах пробелы.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Аббас.

— Разве ты сам не заметил? Вслед за правилом номер 227 следует правило 256. Почему? Джинн нас обманул, не выполнив твоего желания в полной мере.

— Нет, выполнил, — возмущенно сказал джинн. — Просто правила начиная с 228-го и вплоть до 255-го являются дополнительными и касаются обстоятельств, при которых клиент высказывает желание, исполнение которого допускает возможность его превращения в джинна. Как я уже сказал, эти правила дополнительные и никак не влияют на исполнение желания, поскольку касаются всего лишь возможности использовать для этого определенный способ. А насколько я помню, вы хотели всего лишь знать правила исполнения желаний. Однако при этом вы не изъявили намерения знать все правила, в том числе и дополнительные.

— Это обман, — заявил Аббас. — Гнусный и мерзкий.

— Отнюдь, — с достоинством промолвил джинн. — Сообщая свое желание, ты должен был произнести слово «все». В таком случае мне пришлось бы сообщить действительно все правила.

— Он прав, — мрачно сказал крысиный король. — С первым желанием мы слегка дали маху.

— Слегка? — возмутился Аббас. — Почему ты не посоветовал мне добавить слово «все»? Ты мой советчик и должен был это сделать.

— Для того чтобы дать правильный совет, я должен был знать хоть что-то о правилах исполнения желаний. Давая тебе первый совет, я не знал о них ничего. Конечно, если не считать того, что с джиннами связываться не стоит. Но этим советом ты пренебрег.

— Хорошо, — сурово произнес Аббас. — Теперь ты кое-что знаешь. Каков будет твой второй совет?

Крысиный король усмехнулся:

— Сообщить джинну второе желание и узнать эти дополнительные правила.

— Ты смеешься? — разозлился Аббас.

— Нет. Я очень серьезен. Неужели ты думаешь, будто играешь в бирюльки? Если так, то позволь тебе напомнить о том, что сейчас на кону достаточно серьезная ставка.

— Моя жизнь?

— Я бы так не сказал. Скорее — твоя свобода. Неужели тебе улыбается провести пару тысяч лет в медной лампе, поджидая еще одного идиота, желающего сыграть с джинном в игру под названием «три желания»?

— Но джинн сказал, что эти правила касаются всего лишь возможности исполнения моих желаний путем превращения меня в раба лампы.

— А ты думаешь, он не воспользуется хотя бы малейшей возможностью это проделать?

— Гм… Джинн, это правда? — спросил Аббас.

— Правда, — подтвердил джинн. — Честно говоря, последние несколько тысяч лет меня все настойчивее одолевает желание как-то изменить свою жизнь. И вообще мой дом мне несколько прискучил. Я бы хотел сменить его на другой.

Аббас скрипнул зубами.

— Но если я узнаю эти проклятые дополнения, у меня останется всего одно желание.

— Зато у тебя будет гарантия, что ты не угодишь в лампу, — напомнил крысиный король.

Вполголоса пробормотав что-то на незнакомом языке, скорее всего ругательство, Аббас заявил:

— Ладно, пусть будет так. У меня останется одно желание, но зато оно исполнится в точности.

— Вот это разумно, — поддакнул крысиный король. — Кстати, загадывая второе желание, не забудь вставить фразу: «…а также не только знать все эти правила, но и в полной мере понимать систему их применения». Это сэкономит нам время.

— Хорошо, — буркнул Аббас. — Пусть будет так.

Он сообщил джинну второе желание, не забыв о словах крысиного короля. На этот раз окутавшее их облачко оказалось золотистого цвета. После того как оно рассеялось, крысиный король и Аббас опять некоторое время сидели неподвижно, видимо, усваивая полученную информацию.

Наконец рыкающий лев Сиреневой пустыни ударил себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Но это же невозможно!

— И тем не менее, — вкрадчиво промолвил джинн, — так оно и есть.

— Но в таком случае…

— Все верно, — заверил джинн.

— Однако, согласно этим дополнительным правилам, получается, что любое загаданное мной желание, касающееся реальных действий, может быть выполнено лишь только при условии, что я превращусь в джинна.

— Конечно.

— А если у меня осталось одно желание…

— То ты можешь его мне сообщить. И поскольку тебе больше нечего узнавать о правилах исполнения желаний… Впрочем, у тебя есть право его и не загадывать. В этом случае, как тебе теперь известно, я буду просто следовать за тобой повсюду. Мне кажется, это несколько веселее, чем сидеть сиднем в медной лампе.

— Таким образом, — подытожил Аббас, — выбор у меня небогатый. Либо загадать последнее желание, и если оно будет касаться исполнения каких-то реальных действий, неизбежно превратиться в раба лампы, либо до самой смерти терпеть присутствие джинна.

— Разве это плохо? — спросил крысиный король. — Представь, какой ужас ты будешь наводить на своих врагов? Возможно, они даже посчитают, будто ты сумел сделать джинна своим слугой. Кто посмеет выступить против правителя, имеющего своим слугой джинна? При таких условиях ты быстро станешь правителем этого мира.

— Не получится, — промолвил Аббас. — Рано или поздно истина выплывет наружу. Ты не знаешь, что такое двор. Там все, даже самая страшная тайна, рано или поздно становится известно всем. А что знает или о чем догадался хотя бы один придворный, очень быстро становится известно и остальным. Таким образом, правда о джинне неизбежно выплывет наружу, и я стану посмешищем. Повелитель, не способный отделаться от джинна? Повелитель, у которого не хватило мудрости совладать с рабом лампы, вынужденный терпеть его присутствие до самой смерти?

— Я предупреждал, что не стоит связываться с джиннами, — напомнил крысиный король.

— Кстати, насчет предупреждений. Ты все еще мой советник. Вот и посоветуй мне, как избавиться от джинна. А иначе…

— Ну да, я понял. Иначе я пожалею, что оказался на твоем пути.

— Вот именно, — злорадно сказал Аббас.

— Хорошо, дай мне немного времени.

Крысиный король задумался.

Бросив на него преисполненный скепсиса взгляд, Аббас почесал в затылке и спросил у джинна:

— Ну хорошо, а что ты умеешь, что ты знаешь? Может быть, какие-то сказки, предания, тайны веков, заговоры, сведения о прежде существовавших правителях и государствах?

— Ничего, — бодро отрапортовал джинн. — То есть когда-то я, конечно, что-то умел и знал. Однако это было так давно, что я все уже забыл. Но я мог бы время от времени обсуждать с тобой правила исполнения желаний. Некоторые из них составлены настолько хитроумно, что являются в своем роде шедеврами. Вот, например, правило номер 743. Как ты знаешь…

Аббас застонал. Похоже, подобная перспектива его не сильно-то привлекала.

— Нашел, — сказал крысиный король.

— Говори, — потребовал Аббас.

— Исключения. Из правил должны быть исключения. Наверняка они есть и из этих. Так почему бы тебе их не узнать? Я прав, джинн?

Раб лампы с готовностью подтвердил:

— Да, исключения есть.

— И мы не знаем их, поскольку они не являются правилами? — спросил Аббас.

— Конечно, — подтвердил джинн. — Они всего лишь исключения из правил.

— И наверняка, зная эти исключения, я смог бы заставить тебя все-таки выполнить свои желания, не превращаясь при этом в раба лампы?

— Я не могу этого сообщить.

— Хорошо, — промолвил Аббас. — Я должен узнать эти исключения.

— Таково твое третье желание? — уточнил джинн.

— Минуточку, — вмешался крысиный король. — Аббас, ты хотел сказать «мы должны»?

— Нет, — твердо сказал рыкающий рев Сиреневой пустыни. — Именно — я. Это последнее мое желание. А раз так, то зачем тебе знать эти исключения? Все равно более ни одного желания ни одному джинну я загадать не смогу, и, значит, в советниках по джиннам я более не нуждаюсь.

— Хорошо, — промолвил крысиный король. — Пусть будет так.

— И будет, — промолвил Аббас. — Эй, джинн, ты слышал мое последнее желание?

— Да.

— В таком случае — выполняй.

— Но прежде я хотел бы сказать несколько слов, — промолвил джинн.

— Валяй, — разрешил Аббас.

— Это желание последнее, и, исполнив его, я вернусь в лампу. Много тысяч лет я ждал момента, когда кто-то пожелает загадать мне три желания. Наконец этот момент наступил, и я проиграл, так и не сумев обрести свободу. Тем не менее я получил большое удовольствие и хотел бы за него поблагодарить, особенно твоего советника.

— Да, я выказал настоящую мудрость, прибегнув к его помощи, — промолвил Аббас.

— А я уже получил свою награду, — промолвил крысиный король. — Разве есть на свете нечто более ценное, чем знания?

В этот раз облачко было почти прозрачным, и в нем плавали достаточно крупные бриллианты.

После того как оно исчезло, Аббас резво вскочил на ноги и, довольно засмеявшись, пнул лампу. Та отлетела на несколько шагов в сторону.

— Получилось? — спросил крысиный король.

— Конечно.

— И знание исключений из правил дает возможность загадывать желания без риска превратиться в джинна?

— Возможно, — загадочно улыбнулся Аббас. — Возможно. Однако зачем тебе это знать?

— Да, ты прав, — сказал крысиный король. — Мне совершенно незачем это знать. Единственное, в чем я нуждаюсь, это в том, чтобы мне вернули мои вещи, мою песчаную рыбу и позволили уехать. Как я понимаю, на этом моя служба закончена.

— Безусловно, — подтвердил Аббас.

— Значит, я могу продолжить свой путь?

— Осталось еще одно небольшое дельце, — сказал рыкающий лев Сиреневой пустыни.

— Какое?

— Убрать нежелательного свидетеля, — промолвил Аббас и обнажил саблю.

Аббас плевался, ругался и грозил страшными карами.

Крысиный король подобрал лампу и, сунув ее в сумку, поигрывая саблей, которую недавно отобрал у рыкающего льва Сиреневой пустыни, подошел к нему.

Некоторое время он молча рассматривал валявшегося на песке правителя, прикидывая, что с ним стоит сделать. Очевидно, угадав, о чем тот думает, Аббас вдруг резко замолчал и вскочил на ноги.

Крысиный король взмахнул саблей и сказал:

— Ты уже убедился, что я сильнее. Имеет ли смысл еще раз испытывать судьбу?

Аббас снова сел на песок и промолвил:

— Тебе не миновать живым моих воинов. И даже если это случится, они будут охотиться за тобой по всей пустыне. Нет, живым тебе не уйти.

— А мне почему-то кажется, что ты не совсем понимаешь положение, в котором оказался.

— Как это? — поинтересовался Аббас.

— А вот послушай. Ты хотел меня убить, поскольку я стал тебе бесполезен и слишком много знаю. Не так ли?

— Да, это так.

— Ты не подумал об одной достаточно очевидной проблеме.

— Это какой? — прищурился Аббас.

— Убив меня, ты останешься один на один с проблемой лампы. И помочь тебе ее решить могу только я.

— Что это за проблема?

— Сама лампа. О том, что она у тебя есть, знает кое-кто из твоих воинов. И значит, рано или поздно об этом узнают все.

— Тут ты действительно прав, — задумчиво сказал Аббас.

— Если ты оставишь лампу у себя, то она здорово осложнит тебе жизнь. Другие люди будут пытаться ее украсть или отвоевать. Таким образом, наличие лампы в твоей сокровищнице значительно повысит вероятность, что тебя обворуют, что на тебя пойдут войной, что кто-то, для того чтобы ею завладеть, устроит дворцовый переворот. Понимаешь?

— И тут ты прав, — промолвил Аббас.

— Значит, тебе нужно от нее избавиться. Не забывай, что тот, кто завладеет этой лампой, может оказаться хитроумнее меня. А еще ему может просто повезти. И вот один из жителей пустыни все же получит возможность загадать парочку желаний. А что, если это будет твой враг? В конце концов, даже если ему не повезет и он превратится в джинна, одно его желание все же будет исполнено. У тебя есть уверенность, что он не пожелает твоей смерти?

— Любопытно, — сказал Аббас. — Однако ты не учитываешь, что я теперь знаю, как правильно загадывать желания.

— Я об этом подумал, — заверил его крысиный король. — И что тебе это дает? Неужели ты рассчитываешь заставить хоть кого-то подарить тебе свои три желания? Каким образом? Кому из своих придворных ты настолько доверяешь, что позволишь ему хотя бы прикоснуться к лампе? Даже если ты сам будешь стоять над ним с саблей в руке, есть ли гарантия, что, услышав от тебя, как правильно формулировать желания, он не попытается тебя убить или обхитрить?

— Нет, — честно признал Аббас.

— В таком случае что ты сделаешь с лампой? Уничтожить ее невозможно, поскольку она является магическим предметом. Выкинуть? Но где гарантия, что ее кто-нибудь не найдет? И даже если ты спрячешь ее в каком-то тайном месте, всегда найдутся люди, которые сумеют его обнаружить.

— Хорошо, ты меня убедил, — сказал Аббас. — Что ты предлагаешь?

— Достаточно простой выход. Ты отпускаешь меня, и я увожу с собой лампу в один из других миров. Там я ее где-нибудь спрячу. Даже если ее с течением времени кто-то и найдет, то это не принесет тебе ни малейшего вреда.

— Неужели я произвожу впечатление такого уж глупца? — спросил Аббас. — Ты знаешь слишком много. Тебе осталось только загадать одно желание, и ты узнаешь исключения из правил. После этого ты можешь использовать оставшиеся два желания по своему усмотрению. А что, если одно из них будет касаться моей особы?

— Я не сделаю этого, — сказал крысиный король.

— И ты думаешь, я тебе поверю?

— Поверишь. У тебя нет другого выхода. Пойми, я тебе уже говорил и еще раз повторяю, что состязаться в хитроумии с джиннами хватает глупости только у людей. Я — не человек, и на такой риск я не пойду.

— Даже после того, как я с твоей помощью сумел у него выиграть?

— Это не выигрыш. Это всего лишь ничья. Выиграть у джинна невозможно.

— А как же исключения из правил?

— Наверное, мне было бы интересно их узнать, — признался крысиный король. — Но только не ценой состязания с джинном в хитроумии. Нет, на такой риск я не пойду. И ты можешь мне не верить, но тогда тебе придется самому решать проблему лампы.

Аббас окинул его испытующим взглядом, а потом сказал:

— Ладно, пусть будет так. Тебе вернут все твое имущество, песчаную рыбу, а также выделят достаточные запасы воды и пищи. Более того, мои воины проводят тебя до ближайшей караванной дороги и будут сопровождать до границ Сиреневой пустыни. Удовлетворен?

— Почти, — сказал крысиный король.

— Не знаю почему, но почему-то я тебе верю, — сказал Аббас. — Кстати, сопровождающие тебя стражники не должны знать, что лампа находится у тебя.

— Зачем мне об этом им говорить? Неужели я произвожу впечатление безумца?

— Хорошо, — кивнул Аббас. — В таком случае, может быть, ты вернешь мне саблю? Если мои воины увидят ее у тебя, они могут что-то заподозрить.

— Ты прав. Вот держи.

Сунув саблю в ножны, Аббас встал и, стряхнув со своего богатого одеяния песок, сказал:

— Все-таки кое-что от этого приключения с лампой я выиграл.

— Хаддас, — промолвил крысиный король.

— Он самый. Как только задуют холодные ветры, а песчаные духи удалятся в подземные заброшенные города, я обрушу свои войска на его владения. Думаю, эта война будет достаточно интересной.

— Что ж, — сказал крысиный король. — Это меня уже не касается.

— Вот именно. Кстати, что ты имел в виду, когда сказал, что почти удовлетворен?

— Ты поступил очень разумно, когда решил вернуть мне имущество и разрешил уехать. Однако если ты еще выдашь мне некоторую сумму золотом, это позволит мне увезти лампу дальше. Тебе не кажется, что ты в этом заинтересован?

Песчаная рыба хрустела песком и ритмично работала плавниками.

У джинна слегка болела голова.

Он не любил тряски, неизбежно возникающей при всяческих переездах. Впрочем, еще меньше он любил, когда его лампа веками лежала в какой-нибудь сокровищнице или просто, например, в расщелине скалы.

Кроме тряски, он не любил также ждать, хотя все свое время занимался только именно этим.

Впрочем, возможно, скоро его долгому ожиданию придет конец. На крысиного короля у джинна надежды было мало. Все-таки тот и в самом деле не был человеком. И значит, в старую как мир ловушку трех желаний он не попадется.

Но все же… кто знает? Вдруг крысиный король все-таки соблазнится? Уж больно условия для этого идеальные.

Загадать всего лишь одно желание… А что, если он все-таки решится? И если такое случится, то хватит ли у крысиного короля ума, узнав исключения из правил, сообразить, что из исключений могут быть свои исключения?

Если этого не произойдет, то один джинн, достаточно сильно уставший сидеть в лампе, получит свободу.

Но нет, такого не может быть, и, значит, надо ждать и ждать. Рано или поздно ожидание кончится.

А все-таки… крысиный король слишком много общается с людьми. Кто знает, может быть, он хотя бы в небольшой степени заразился их безумием, хотя бы немного стал на них похожим?

Январь 2001 г.

ДОМАШНИЙ ВРАЧ

— Ты опаздываешь на свое свидание минут на пять, не меньше, — сообщила Клер.

— Знаю, — буркнул я.

Настроение у меня было не самое лучшее.

— Но если ты свернешь на скоростную дорогу…

— Сомневаюсь. На самом деле толку от этих скоростных дорог как с козла — молока.

— От этой — будет. Если ты сейчас на нее свернешь, то третий спуск на обычную дорогу принесет тебе выигрыш в десять минут. Кроме того, впереди пробка, и, не воспользовавшись моим советом, ты можешь застрять в ней до второго пришествия.

— Вчера я уже воспользовался одним твоим советом…

В голосе Клер послышалась неподдельная обида:

— Между прочим, если ты забыл, я — в положении. По идее мне положено отдыхать, думать о приятном и не заботиться о личной жизни такого неблагодарного свиненыша, как ты.

Я покачал головой.

Отбрила она меня, конечно, довольно резко, но вообще-то вполне заслуженно. Кроме того, дама в положении имеет право на ошибки и на некоторую несдержанность языка. А еще нашему роду служило то ли пять, то ли шесть поколений предков Клер, и это, несомненно, дает ей право на определенную фамильярность.

— Хорошо, — сказал я. — Поверю тебе еще раз. Хотя…

— Что — хотя? — рявкнула Клер.

— Ничего, — поспешно сказал я. — И вообще не мешай мне морально готовиться… гм… к встрече. Ну, ты понимаешь…

— Не забудь свернуть на скоростную дорогу.

— Не забуду.

Клер отключилась, и я вздохнул свободно.

Время от времени совсем не мешает побыть одному, отдохнуть от разговоров… Кроме того, я не лукавил. Мне и в самом деле надлежало собраться с мыслями, приготовиться к предстоящей встрече. От нее зависело многое, очень многое. Если только мне удастся перебороть свою проклятую застенчивость, свою робость… Короче, это что-то вроде преследующего меня проклятия. Начинается все достаточно стандартно. Я встречаю девушку, которая кажется мне вполне подходящей кандидатурой для создания семьи, и в полном соответствии со старинным ритуалом приглашаю ее на первое свидание.

На этом все и заканчивается. Причина? Достаточно банальная. Заявившись на свидание, я первым делом мучительно краснею, потом начинаю что-то невразумительно мямлить, плоско шутить, нелепо размахивать руками, то и дело спотыкаться. Где-нибудь через полчаса девушка понимает, что попала на свидание к настоящему олуху небесному, и под достаточно благовидным предлогом уносит ноги. После этого заманить ее на второе свидание не удается вообще никаким образом, а поскольку любовь на расстоянии вещь недолговечная, где-нибудь через месяц-два я прихожу в себя и уже вполне способен продолжать обыденную жизнь. До встречи с очередной кандидатурой.

Вот и сейчас…

Я тяжело вздохнул и, решив не пренебрегать полученным советом, направил мобиль к въезду на скоростную дорогу…

— Мокрая курица, — сказала мне Клер. — Что ты там мямлишь?

Понурив голову, я сплюнул себе под ноги.

И тут же получил:

— А на газон плюют только невоспитанные люди.

— Ох, — сказал я. — Ты понимаешь, что мне тошно и без нравоучений?

Клер тяжело вздохнула.

— Понимаю. Тебе действительно сейчас нелегко.

Ну вот, это называется — сочувствие. Головомойка закончилась. Теперь она станет донимать меня советами.

А может, бросить ее здесь, переехать в город и жить дальше, рассчитывая лишь на себя, выслушивая только свои собственные советы, не интересуясь ничьим мнением, кроме своего? Но как же тогда несколько поколений предков Клер и как она будет без меня жить? А еще, конечно, это никак не поможет мне обзавестись женой.

— Может, все-таки стоит обратиться к психокорректору? — предложила Клер.

— Ни за какие коврижки, — промолвил я. — Ни один эскулап не запустит свои лапы мне в голову.

— Однако если у тебя болят зубы…

— Зубы — одно, — резко сказал я. — Голова — другое. Нет, не позволю.

— Ну хорошо… — снова вздохнула Клер.

Она замолчала, задумалась.

А я ушел в дальний конец сада, в беседку. В ней запах смородины из сада смешивался с принесенным ветром из полей запахом полыни, и в результате получался пряный, удивительно приятный коктейль уходящего лета. В ней можно было сразу, словно повернув необходимый рычаг, забыть о заботах прошедшего дня, поскольку здесь была территория моего детства, поскольку мы с беседкой знали друг друга именно с этого времени. И конечно, в ней, в самом дальнем углу, лежала стопка воспоминаний обо всех моих предыдущих неудачных свиданиях. Уже неопасная, уже обезвреженная тишиной и безмятежностью старой беседки.

Я сел поудобнее, и рассохшаяся деревянная скамейка подо мной слегка скрипнула. Огромный жук, похожий на грузовой экранолет, прошил словно шальная пуля пространство беседки и канул в зелени подступивших к ней со стороны леса зарослей малины.

Я подумал, что, возможно, мне все-таки придется обращаться к психокорректору. Хотя я и сам уже сейчас могу предсказать, что именно он мне скажет.

Несомненно, мне следует все же переехать в большой город. И конечно, там я привыкну общаться с незнакомыми людьми, там я наконец-то встречу свою вторую половину. Здесь же, в глуши, должны жить те, кто уже успел обзавестись семьей, кто мечтает о спокойной, размеренной жизни.

Вот только не хотел я никакого большого города, не желал надолго окунаться в его сутолоку и давку. А что же тогда будет с Клер? Как я смогу расстаться с этой беседкой, с птичьими концертами по утрам, перед самым восходом солнца, с туманом, легким, как взбитые сливки, медленно и неторопливо наползающим по вечерам с реки, с жарким полуденным солнцем, высвечивающим толщу речной воды и показывающим снующие в ней стайки серебряных рыбок, нагревающим ее так, что из нее совсем не хочется вылезать?

И еще — работа. Смогу ли я там, в большом городе, в обычной, стандартной квартире, писать свои гипнос-полотна?

Я покачал головой.

Нет, ничего менять я не буду. Так же, как и раньше, буду жить здесь, а в город стану выезжать раз в пару недель, для того чтобы сдать своему представителю готовые полотна и, может быть, встретить очередную претендентку на первое свидание. Может быть, даже кто-то из них настолько заинтересуется живущим в глуши затворником, что посчитает неумение ухаживать не очень большим криминалом? Хотя с чего бы это? Все будет как обычно, как всегда…

Тут включился спикер, и, конечно, это была опять Клер. Голос ее звучал испуганно.

— Слушай, у меня, кажется, начинается. Немедленно вызови домашнего врача.

Домашнего врача звали Ноэми. Она была стройная и голубоглазая. Я обратил на это внимание еще во время ее предыдущих появлений, когда она прилетала проверить, как протекает беременность Клер, и не упускал случая перекинуться с ней хотя бы парой слов. Правда, до большего у нас пока дело не дошло.

Закончив все дела, мы устроились на крыльце. Она достала из кармана антисептическую палочку и стала аккуратно намазывать ею руки.

— Было время, — задумчиво сказала Ноэми, — когда работа домашнего врача состояла совсем в другом. Точнее — этот термин предусматривал совсем иную профессию.

— Меня более интересует будущее, — сказал я. — Что будет с Клер дальше?

— Ничего особенного, — пожала плечами Ноэми. — Сейчас она спит и проснется не скоро. Первое время я бы советовала не слишком перегружать ее различными обременительными делами. Как ты понимаешь, у нее и своих забот будет полон рот.

— А сейчас у нее могут быть какие-нибудь опасные последствия? Осложнения?

— Нет, нет, все прошло правильно, — сказала Ноэми, пряча антисептическую палочку в карман. — Никаких осложнений. Через несколько дней она уже полностью вернется к нормальной жизни. Я хорошо ее обследовала и могу засвидетельствовать, что твоя Клер обладает отменным здоровьем. О ней явно заботятся, да еще как.

Я улыбнулся.

Доброе слово и кошке приятно. Не говоря уже о деревенском затворнике.

— А как же малыши?

— С ними тоже все нормально, — сообщила Ноэми. — Пока они спят и будут спать большую часть времени. К тому времени, когда они начнут проявлять активность, Клер уже будет в состоянии о них позаботиться.

— Это хорошо, — сказал я.

Мы немного помолчали.

Новенький птерон домашнего врача стоял возле забора, и заходящее солнце, отражаясь в его полированных крыльях, больно кололо глаза. От соседнего дома доносился приглушенный рев многотысячной толпы и скороговорка комментатора. Похоже, сосед смотрел по старинному волновому приемнику состязания по джамболу.

Я подумал, что последние несколько часов, которые мы провели, помогая Клер разрешиться от бремени, нас с Ноэми сблизили, установили между нами какой-то контакт, более близкий, чем это обычно бывает с домашним врачом. И почему бы…

— Я, наверное, была бы не прочь чего-нибудь выпить, — сказала Ноэми. — Соку какого-нибудь.

— Да, да, конечно, — сказал я. — Сейчас принесу.

Однако, пообещав это, я с места не встал. Мне почему-то казалось, что, уйдя хотя бы на минуту, оставив Ноэми здесь, на крыльце, я ее неизбежно потеряю. Словно бы оборвется и более уже не восстановится какая-то протянувшаяся между нами ниточка.

Может быть, Ноэми чувствовала то же самое, поскольку сейчас же о своей просьбе забыла. Просто сидела на крыльце, щурилась, глядя на заходящее солнце, и думала о чем-то своем.

О чем?

Я спросил ее, где она живет, и она мне объяснила. Получалось, она живет не так далеко, в такой же, как моя, деревушке, и, к слову сказать, получает от этого большое удовольствие. Я спросил ее о будущем малышей Клер, и она ответила, что мне не стоит беспокоиться. Как только малыши подрастут, желающие их забрать обязательно найдутся. Об этом позаботится то же самое управление, которое нашло для Клер отца ее будущих малюток.

А потом я в очередной раз взглянул на точеный профиль Ноэми и вдруг осознал, что вот сейчас наступило время задать ей вопрос, который мне приходилось задавать не раз. Чувствуя к себе величайшее отвращение, хорошо понимая, что сворачиваю на накатанную колею, которая доставит меня туда же, куда и приводила раньше, я попытался остановиться. Однако спохватился я слишком поздно. Проклятый вопрос уже прозвучал, и теперь ничего не оставалось, как только ждать на него ответ.

— Свидание? — ухмыльнулась Ноэми. — Нет уж, так не пойдет. Я тебе нравлюсь? Ты мне тоже нравишься. Так к чему какие-то проволочки?

Церковь, поздравления, венки, подарки, сыплющийся рис, букет невесты.

А потом мы поехали домой. Поскольку маршрут был в памяти мобиля, я включил автопилот и, обняв Ноэми, сказал:

— Ну вот, теперь у нас начинается настоящая семейная жизнь. Новая жизнь.

— Начинается, — согласилась моя только что обретенная жена.

Она была обольстительна, и в нее нельзя было не влюбиться.

Подумав об этом, я ощутил, насколько правильными были произнесенные мной в общем-то вполне банальные слова. Мы вступали в новую фазу нашей жизни, но, прежде чем начинать новую жизнь, надлежало достойно закончить старую.

Каким именно образом? Прежде всего надо было покончить с кое-какими тайнами, прояснить один вопрос, уже некоторое время занимавший мои мысли.

О чем я своей избраннице и сообщил.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Спрашивай.

— Ты не обидишься? — спросил я.

— Нет.

— И ответишь мне честно?

— Могу ли я обмануть своего мужа в первый же день нашей совместной жизни?

Я сделал небольшую паузу, собираясь с духом, а потом все же решился.

— Нашу первую встречу подстроила Клер?

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Ноэми.

— Ну-у-у… Я думаю, что Клер связалась с несколькими своими подружками, и они сообща подобрали мне невесту. Потом тебя должным образом проинструктировали. Тут очень кстати подвернулась беременность Клер… Ну и… все получилось так, как получилось. Я угадал?

— Ничуть не бывало, — сказала Ноэми. — Все это полная чепуха. Никакого заговора Клер и ее подружек не было.

Я покачал головой.

Хорошо, если она желает, чтобы это осталось тайной, пусть так и будет. Не стоит ссориться в первый же день. Вообще не стоит по этому поводу ссориться. Главное — мы встретились. А каким образом… Имеет ли это такое уж большое значение?

— Вижу, ты мне не веришь, — сказала Ноэми.

— Почему ты так решила?

Сказав это, я пожал плечами, как мне показалось, вполне натурально.

— Потому что успела тебя слегка изучить, — сказала Ноэми. — Доказать, что сговора не было, я не смогу, да и наверное, это совсем не стоит делать. Впрочем, для того чтобы ты мне действительно поверил, я скажу, почему обратила на тебя внимание, почему всерьез задумалась о тебе как о будущем муже. Хочешь?

— Так почему? — спросил я.

— Причиной этому была действительно Клер. Но не таким образом, о котором ты подумал. Понимаешь, дом частенько отражает душу человека, является его лицом. Некоторым людям свойственно скрывать свою сущность, напяливать на себя различные маски, и иногда настолько талантливо, что им удается обмануть даже больших мудрецрв. Однако есть одна область, в которой лицемерие бессильно. Жилище. Дом. Место проживания. Если знать, куда смотреть, то о человеке по его жилищу можно узнать очень и очень многое. Более чем на десятке свиданий. А любой домашний доктор прекрасно знает, куда именно смотреть, и умеет сделать из увиденного надлежащие выводы.

— Проще говоря, — сказал я, — поначалу тебе понравился не я, а мой дом?

— Нет, не так, — возразила Ноэми. — Мне понравилось, как ты относишься к Клер, каким образом ею управляешь, какое при этом проявляешь терпение… Впрочем, все перечислять нет смысла. Долго, да и незачем. Главное, ты действительно обязан Клер тем, что нашел жену, но никакого заговора не было.

И все же я ей еще до конца не верил. Была одна деталь, ставящая под сомнение все ее заявления.

Я спросил:

— Получается, ты отказалась от моего предложения устроить свидание только поэтому?

Ноэми потупилась, вздохнула и, выдержав солидную паузу, наконец призналась:

— Понимаешь, у меня есть некоторый отрицательный опыт по части свиданий. Видишь ли, придя на свидание, я частенько веду себя… гм… достаточно неадекватно. Краснею, начинаю что-то невразумительно мямлить, размахиваю руками…

Июнь 2002 г.

ЗА СТОЛЕТИЕ ДО АРМАГЕДДОНА

(Алексей Джерджау «Канонада Армагеддона». Издательство «Новая космогония».)

За последние три-четыре года Алексей Джерджау приобрел известность как автор остросюжетной литературы, литературы действия. Однако роман «Канонада Армагедонна», роман, при наличии достаточно острого сюжета, как мне показалось, более посвящен приключениям духа, а не тела. По большому счету, перед нами «производственный роман» на инопланетном материале, что само по себе нехарактерно для современной российской НФ.

Впрочем, для знающего читателя — это не такой уж сюрприз, ведь начинал литератор отнюдь не с боевиков, а как раз с произведений, созданных в экспериментальном ключе. Новый роман тоже несет отпечаток литературного эксперимента.

Начинается книга крохотной главкой-предисловием, смысл которой становится ясен совсем не сразу.

Наш мир. Наше время. Наша страна. Танковые стрельбы. Огромный, простирающийся до самого горизонта полигон, каждый квадратный метр которого усеян осколками снарядов. На исходных позициях — три танка.

Звучит команда «К бою!». Закрываются люки. Пушечные стволы опускаются. Танки начинают двигаться к мишеням. Ревут двигатели. Из выхлопных труб вырывается жирный дым. Танки выходят на заданную дистанцию и дают залп.

На этом предисловие заканчивается, и уже со следующей главы мы оказываемся в некоем замкнутом мире, именуемом живущими в нем мыслящими существами Сферой Жизни. Постепенно, по мере развития сюжета, становится ясно: Сфера Жизни обязана своим существованием гейзеру энергии, бьющему из инертной массы гигантских размеров. Мыслящие же существа, называющие себя эргонами, являются частью пищевой цепочки, основанной на поступающей от гейзера энергии.

Та же самая система, что и на Земле. Есть простейшие существа, растения, травоядные и конечно — хищники. Разумные обитатели, при всей их непохожести на людей, живут, однако, по законам человеческого общества. Они двуполы, у них есть институт брака, подобная нашей система организации общества — с обывателями, полицейскими, торговцами и политиками.

Словом, автор, вместо того чтобы заняться миротворчеством, попросту показал человеческое общество, лишь исказив его в зеркале своей фантазии, поместив в необычные условия существования, но оставив неизменной саму его суть.

Итак, один эргон, специалист-наблюдатель окружающего пространства, в результате обработки полученных данных находит неопровержимые доказательства давно уже разработанной им новой теории миропредставления. Оказывается, окружающий Сферу Жизни низкоэнергетический мир имеет границу, за которой его сущность полностью изменяется. Там — другая вселенная. Там начинается пространство, находящееся в ином, даже более разреженном, чем окружающее Сферу Жизни, состоянии: там существуют такие же гигантские скопления инертной массы, как и то, возле которого находится их энергетический гейзер. Короче, теория, ставящая миропонимание с ног на голову.

Теория была обнародована, и после ожесточенной полемики ее истинность все-таки признали.

Другой ученый, живущий на противоположном конце Сферы и занимавшийся изучением энергетического гейзера, применив кое-какие формулы, использованные для доказательства новой теории миропредставления, пришел к не менее ошеломляющим выводам. Его вычисления показали: время дальнейшего существования энергетического гейзера, источника жизни для всех разумных существ, весьма ограничено, и через несколько поколений он иссякнет…

Общество эргонов охватывает паника. Правители цивилизации — Высокий Круг на протяжении долгого времени обсуждает только эту проблему и никак не может найти решение. Постепенно всеобщая паника потихоньку начинает спадать. В самом деле, стоит ли так уж сильно волноваться, если гибель настанет только через несколько поколений? К тому же специалисты денно и нощно ищут путь к спасению. Ученые завоевывают небывалую прежде популярность, они — герои нации, только о них и вещают средства массовой информации. Раса эргонов верит в своих спасителей и, конечно, Высокий Круг щедро финансирует исследования…

Поколение спустя все остается по-прежнему. Правда, ученые, занимающиеся решением проблемы надвигающейся катастрофы, оттеснив Высокий Круг в тень, взяли бразды правления всем населением Сферы Жизни в свои ложноножки и даже официально получили название «спасителей». Правда, их руководство, так называемый Круг Корифеев, уверено, что слишком гнать коней не стоит, и исподтишка занимается саботажем в отношении наиболее перспективных направлений исследования.

Почему?

Если исчезнет угроза грядущей гибели, они утратят власть и потерпят экономический крах. До катастрофы как минимум пара поколений, а значит, пока время есть.

Разъяснив все это читателям, автор наконец-то вводит главного героя повествования — молодого, талантливого ученого Делчинепа. Он, как и положено — молод, обаятелен, и в отличие от многих «ученых мужей» относится к окружающему миру со здоровой иронией. У него есть подруга Айкяп, умная, скромная и обладающая недурной внешностью особа.

У них вполне современные отношения. Они регулярно встречаются в какой-нибудь поглощальне хорошо очищенной энергии, совместно отдыхают и, конечно, с удовольствием устраивают временное сливание сущностей, не сильно задумываясь о будущем.

Кстати, Круг Корифеев не придает исследованиям молодого ученого ни малейшего значения. И напрасно. Именно Делчинеп оказывается на пороге открытия, способного спасти цивилизацию эргонов. Еще несколько опытов, последняя серия наблюдений, заключительная формула…

Делчинеп ритмично перемещается по своей капсуле-кабинету и ошарашенно испускает информацию:

— Неужели все так просто? Неужели…

Оказывается, энергетический гейзер, давший жизнь его настоящему миру, является результатом взрыва некоей первоначальной капсулы, начиненной довеществом. Случилось это после того, как она соприкоснулась с ближайшим гигантским скоплением инертной массы.

Впрочем, главное даже не это. Делчинеп обнаружил, что существуют и другие капсулы, находящиеся почти рядом со Сферой Жизни. Как только они достигнут скопления инертной массы — возникнут новые энергетические гейзеры. Вот только к тому времени народ эргонов уже погибнет.

Необходимо, чтобы ближайшая капсула взорвалась раньше времени!

Преисполненный самых радужных надежд, Делчинеп составляет для Круга Корифеев доклад о своем открытии. Эффект от него подобен взрыву бомбы. Руководство «спасителей» пребывает в ужасе, ведь открытие Делчинепа пошатнет их авторитет. Однако паникуют они недолго. Доказательство теории Делчинепа обычному обывателю не по зубам. Тот охотнее поверит средствам массовой информации. Осмеять смельчака, и тогда никто более не поверит ни единому слову талантливого выскочки!

Круг Корифеев пытается морально уничтожить противника и проделывает это настолько ловко, что даже очаровательная Айкяп решает бросить молодого ученого. Однако Делчинеп продолжает борьбу, используя любую возможность доказать правоту своей теории.

Добрая сотня страниц книги посвящена описанию самой настоящей информационной войны, отличающейся от обычной лишь тем, что в ней нанесенный противнику урон исчисляется не в захваченной территории, разбитой технике и убитых солдатах, а в посаженных в лужу противниках, в напрочь погубленных репутациях и в изменении мнения обывателей.

Первый раунд Делчинеп проиграл. Слишком опытными и умелыми оказались его противники. Однако молодой ученый неожиданно, одного за другим, обретает новых друзей и единомышленников — таких же талантливых, но не признанных ученых, ставших жертвами политики Круга Корифеев.

Группа сопротивления постепенно приобретает все больший вес в обществе.

Апофеозом борьбы становится церемония принесения Великому гейзеру подарков — созданных с помощью собственных полей принципов и жизненных устремлений. Группа Делчинепа, умудрившись ни в малейшей степени не нарушить рисунок традиционных перемещений, превратила сей акт в демонстрацию принципов, за которые борется. И добилась нужного эффекта — всего лишь с помощью ритмичного изменения собственных очертаний.

В конце концов, осознав свою ошибку, к Делчинепу возвращается возлюбленная. Да, теперь она уже имеет право называться этим словом, поскольку за время разлуки сумела переосмыслить свое отношение к жизни, осознала, кто на самом деле является ее суженым, и теперь готова идти с ним до конца, куда бы он ни направлялся.

А потом приходит победа.

Осознав неизбежность проигрыша, Круг Корифеев благоразумно признает свое поражение и предлагает главарям оппозиции важные посты в своей структуре, а самому Делчинепу — должность верховного корифея. Теперь его теория признана основной и на ней базируется вся дальнейшая деятельность «спасителей».

Три четверти заключительной части книги посвящены тому, как победивший Делчинеп и его соратники, проявляя чудеса изобретательности и научной мысли, строят летательный аппарат. Он должен доставить к капсуле с первовеществом взрыватель. Одновременно разрабатываются и транспортные корабли — для перевозки переселенцев в новую Сферу Жизни.

На это уходит много времени. К моменту завершения строительства корабля-брандера, способного преодолеть низкоэнергетическое пространство, мы видим сильно постаревшего Делчинепа. Внешние формообразующие границы его тела истончились до опасного предела. Айкяп по-прежнему с ним, и он, сканируя готовый в скором времени покинуть Сферу Жизни аппарат, испытывает законную гордость.

Однако в предпоследней главе автор неожиданно разрушает идиллическую картинку. Делчинеп вдруг узнает, что группа молодых ученых, тайно изучив капсулу с протовеществом, пришла к выводу о ее искусственном происхождении. Более того, в общих чертах удалось реконструировать создавшую ее цивилизацию и обнаружить, что капсула построена на совсем другом принципе использования энергии. Правда, имеет ли это такое уж большое значение? Главное, выдвинутая теория о существовании иного разума, судя по всему, верна.

Прочитав меморандум группы молодых ученых, доказывающий искусственное происхождение капсул, Делчинеп почти тут же получает и другой документ, показывающий их расположение на поверхности скопления инертной массы и предположительную силу взрыва каждой.

Если эти два документа совместить и, сделав соответствующие выводы, попробовать заглянуть в будущее, то получится страшная картина: вслед за первой будет взорвана и вторая капсула, а потом еще одна, и еще. Появится огромное количество дармовой энергии, и численность эргонов начнет расти лавинообразно. Неизбежно будут взорваны и капсулы, обладающие просто гигантским зарядом.

Конечно, трагедия произойдет не скоро — через сотни поколений, но процесс уже начался.

Собственно, почти вся предпоследняя глава посвящена именно размышлениям Делчинепа. Он стар и может себе позволить быть холодным и бесстрастным, попытаться прикинуть перспективы.

Делчинеп понимает: распространяясь по миру, эргоны неизбежно уничтожат все капсулы, но есть надежда, что к моменту катастрофы эргоны поднимутся на такую высокую ступень развития, что придумают, как получать энергию иным способом.

Вот только цивилизация, изготовившая капсулы, к тому времени неизбежно погибнет. Слишком много энергии будет высвобождено за короткий период времени, а в результате ближайшее скопление инертной массы перестанет быть инертным, превратившись в одну огромную Сферу Жизни. А поскольку чужая цивилизация основана на других принципах получения энергии, се представителям просто станет негде жить.

Смерть одной цивилизации ради существования другой? Непростой этический выбор… Делчинеп понимает, что оказался в положении ученых мужей из Круга Корифеев, узнавших о его теории!

Как поступить с меморандумом группы молодых ученых? Положить его под сукно или довести до сведения каждого эргона? Но это известие может оказать разрушительное действие на общество.

Сможет ли развиваться цивилизация, каждый представитель которой в глубине души понимает, что живет благодаря гибели другой цивилизации? Не убьет ли это знание в эргонах волю к дальнейшему развитию?

Делчинепа мучают сомнения. Годы, в течение которых он сначала боролся с Кругом Корифеев, а потом возглавлял его, не прошли даром. Он уверен, что корабль-брандер все равно отправится в полет и взорвет искусственную капсулу. Он точно знает, что найдет средство заставить молодых ученых забыть о своем меморандуме, даже если для этого ему придется пойти на самые крайние, связанные с насилием меры.

Но все же… все же… Делчинеп не может принять единственно верное решение. Интуитивно он чувствует: существует другой выход, который спасет обе цивилизации. Не может не существовать! Иначе, получается, любая цивилизация живет только ради того, чтобы жить. И значит, разумное ничем не отличается от дикого зверя.

Этими мучительными размышлениями и завершается предпоследняя глава. На месте Джерджау я бы воспользовался возможностью поставить точку. Однако автор «Канонады Армагеддона» не удержался и написал еще одну главу. Так ли она была нужна?

Последняя глава представляет собой довольно странную нарезку из отдельных фрагментов. В каждом из них изображается какая-нибудь экзотическая раса, использующая взрывчатку, совсем не обязательно в военных целях. Зачем литератору это понадобилось — не вполне понятно. Поначалу.

Однако самый последний фрагмент представляет собой диалог, происходящий между двумя учеными, нашими современниками. Они обсуждают теорию Большого Взрыва, благодаря которому возникла наша Вселенная. Кажется, у одного из них на этот счет есть интересная идея…

Этим весьма прозрачным намеком книга и завершается.

КУКУШОНОК

Рабочий день закончился полчаса назад. А когда он начинался, в одном из параллельных миров, почти таком, как наш, мне в глаза прыснули какой-то гадостью. Теперь стоит мне закурить, как их начинает слегка колоть, так, словно парочка крошечных человечков бегает по ним и вовсю орудует мизерными иголочками.

По идее, я должен был бы отправиться домой и хорошенько отдохнуть, отлежаться. Вместо этого я сижу в своем кабинете и допрашиваю кукушонка.

Может, это последний допрос, и рефери удовлетворится, однако скорее всего… Нет, прекращать его еще рано. Вероятно, немного погодя… Но не сейчас.

Я делаю последний глоток и, аккуратно поставив чашечку на стол, все же достаю из пачки сигарету. Прикурив ее, я думаю о том, что это уже третья чашечка кофе за последний час и, соответственно, третья сигарета.

Да, здоровье свое при такой системе я гроблю просто капитально… и еще сегодня — глаза… Но есть ли у меня выбор?

Впрочем, сейчас не время и не место для подобных мыслей. Сейчас время делать то, ради чего я и сижу в этом небольшом, но обставленном так продуманно, чтобы невольно располагать очередного кукушонка к откровенности, кабинете. И если я при этом еще и делаю свое дело, то третья чашечка кофе и третья сигарета за час не имеют совершенно никакого значения. Потом, когда все Закончится, можно будет отдохнуть на всю катушку, свести потребление кофе, а также сигарет к норме. Но это — потом. А сейчас главное — сделать свою работу качественно. Ту самую, за которую мне платят деньги. Правда, не очень большие. Однако жить на них можно.

Пока — жить.

А в будущем?

Ну, будущее есть будущее. Сейчас же есть я и есть кукушонок, которого нужно расколоть. Причем чем скорее это произойдет, тем лучше.

Поэтому…

— Похоже, — говорю я, — вы так до сих пор и не представляете, где оказались?

Кукушонок слегка кривит крупный рот с узкими губами и отвечает:

— Нет, ни в малейшей степени. Вы какая-то правительственная организация? Комитет по надзору за гражданским благомыслием? Очень серьезная безопасность? Быстрое реагирование и обезвреживание?

— А вы относитесь к этим организациям с предубеждением? — спрашиваю я.

До сего момента ни об одной из них я и слыхом не слыхивал и задаю вопрос лишь для того, чтобы уточнить реакцию кукушонка, Отреагировав на него слишком бурно, он даст рефери возможность сделать кое-какие выводы. Причем, как я понимаю, в данном случае совершенно не важно, что именно кукушонок ответит. Лишь бы он проявил определенные эмоции.

Ну же?

Кукушонок пожимает плечами.

— Не знаю. Вроде бы ничего плохого они мне не сделали. Однако общественное мнение… И вообще принято…

Он замолкает и выжидательно смотрит на меня, видимо, пытаясь определить, как я воспринимаю его слова.

А никак…

Я молчу. На лице у меня слегка скучающее и преисполненное глубокого терпения выражение. Я выработал его еще лет пятнадцать назад, частенько применял за последующие годы и теперь уверен на сто процентов, что оно меня не подведет.

Вообще наш разговор несколько напоминает фехтование. Укол, парирование, укол, обманное движение… Как обычно, как всегда… Хотя в данном случае небольшое отличие все же есть. Этот кукушонок уже проиграл свою схватку, и теперь осталось лишь дождаться либо когда он это осознает, либо когда рефери наберет положенные по закону девяносто девять целых девяносто девять сотых процента.

Что случится раньше? Я бы поставил на кукушонка, но не исключена вероятность того, что последнюю точку поставит вердикт рефери.

Ладно, думать тут пока не о чем. Все покажет будущее. Возможно, не такое уж и далекое.

Я курю сигарету и жду.

Кукушонок наконец принимает какое-то решение и говорит:

— Мне кажется, эти организации делают нужное дело.

Я пожимаю плечами и бросаю окурок в пепельницу.

Что ж, раз он так считает, значит, так оно и есть. В некоторых мирах подобные утверждения соответствуют истине, в некоторых — нет. В его, значит… хотя он может и кривить душой. Но меня-то как это сейчас касается?

Меня сейчас волнует другое.

А может, я все-таки ошибаюсь? Может, мое шестое чувство, до сих пор безошибочно подсказывавшее, с кем я имею дело, на этот раз подвело? И если так, то, возможно, я задаю совсем не те вопросы, которые нужны рефери.

Вообще в этом основная трудность работы охранки, работы с кукушатами. Установить, что они явились из какого-нибудь параллельного мира, не так сложно. Как правило, это удается сделать, задав всего лишь несколько уточняющих вопросов, касающихся находящегося в нашем мире двойника. А вот дальше предстоит определить, попался ли нам в руки кукушонок или же безобидный путешественник между параллельными мирами. И конечно, рефери здорово облегчает данную работу. Но если твое шестое чувство не шепнет тебе, с кем ты имеешь дело, или шепнет, но ошибется, можешь задавать вопросы до бесконечности, ходить кругами, день за днем выслушивая от рефери один и тот же неутешительный вердикт. Что-нибудь вроде пятидесяти — семидесяти процентов и определение опасности данного объекта где-нибудь на уровне вероятно-возможной-средней.

Кстати, и еще… для того чтобы шестое чувство шепнуло тебе правильный ответ, предварительно надо им хотя бы обладать. Ну а потом уж идут вырабатываемые с величайшим трудом умения к этому чувству прислушиваться, а также ему верить.

Все ли на этом? Безусловно, нет.

Я как-то попытался прикинуть, что будет, если мне в руки попадется кукушонок с развилкой всего лишь за несколько часов до переноса, уже успевший избавиться от тела двойника, например, сплавить его в один из параллельных, остановившихся в своем развитии миров. Скорее всего его невозможно будет вывести на чистую воду.

С другой стороны, кому это нужно? Может ли такое случиться? Объекты нашей охраны люди очень состоятельные. А большие состояния в течение нескольких часов не приобретают и не теряют. Как правило, это занимает гораздо большее время. Даже в тех случаях, когда кажется, будто та или эта могучая фирма рассыпалась словно карточный домик, будьте уверены, этому предшествовала достаточно долгое время занимающая цепочка следующих одно за другим неверных решений.

Хотя… можно представить, как некто достаточно богатый принимает некое неверное решение и уже через несколько часов, осознав его ущербность, а также необратимость, бросается в один из параллельных миров, в котором его двойник все же принял верное решение…

Окурок корчится в пепельнице, словно полураздавленный биотанком вражеский солдат, а последняя струйка идущего от него дыма складывается в надпись: «Перпонт — наслаждение». «Перпонт» — это название марки сигарет, которые я курю.

Встав, я делаю несколько шагов по кабинету, а потом резко поворачиваюсь на каблуках.

— И для кого это дело является нужным, необходимым? — спрашиваю я.

Кукушонок пожимает плечами и сообщает:

— Для всех, кто живет честно.

А вот это уже интересно. Не может он быть таким дураком набитым. Или может?

— В том числе и для вас?

У меня возникает желание перейти на «ты», но я его подавляю.

Рано еще. Вот если мне удастся нащупать нечто важное, некую брешь в его защите, вот тогда наступит момент резко сократить разделяющую нас дистанцию… А пока мне придется быть корректным, но если кукушонок допустит ошибку…

Я возвращаюсь к столу, сажусь за него и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрю на кукушонка. А тот мнется, что-то обдумывает, да так, что у него, кажется, скрипят мозги, и все еще не может мне ответить.

Наверное, будь на моем месте менее опытный дознаватель, уж он бы наверняка попытался начать атаку. Но я пока воздержусь от резких движений.

Еще — рано. Еще не время.

А может, это не никакая неопытность, а просто нерешительность, нежелание рисковать, преддверие старческого маразма? Старческого? Ну нет, мне еще работать и работать. Так что пока все верно. Поспешишь — людей насмешишь.

— Наверное, — наконец говорит кукушонок.

— Что значит — наверное? — спрашиваю я.

— Ну-у-у… как вы знаете, абсолютно честных людей не бывает.

— Значит, за вами есть кое-какие грешки? Поведайте о них. Если вы сказали «а», значит, придется сказать и «б». Вы понимаете это?

Он поспешно кивает.

— И что? — спрашиваю я.

— Ну… как-то раз мне случилось не дослушать до конца благодарственный рассказ.

— Неужели? — мрачно цежу я.

Ни малейшего представления, что, собственно, такое этот «благодарственный рассказ», у меня нет. Кстати говоря, его у меня и не должно быть. Оно мне и не нужно. Вот рефери — да. Так что весь этот разговор ведется не для меня. Хотя и мной.

— Да, именно так. А еще я иногда пропускал утреннюю ловлю первого луча и, соответственно, лишался наступающей за ней релаксации.

— И только?..

— Этого мало? — удивляется кукушонок.

— Но не желаете же вы сказать, что на этом список исчерпан? — зло прищуриваюсь я.

— Почти.

— Почти? — Я намеренно подпускаю в свой голос некоторую толику иронии.

Кукушонок тяжело вздыхает.

— Неужели вас интересуют, например, мои юношеские грехи? Всякие там уклонения от своевременного сокрушения по поводу бренности своего тела и прочая чепуха?

Мне отступать некуда. Я продолжаю гнуть свое.

— А почему бы и нет?

Кукушонок начинать оправдываться в нежелании совершения этого самого «сокрушения», причем так, что я по-прежнему остаюсь в полном неведении насчет смысла сего действия.

Я осторожно тру глаза и задумчиво гляжу на пачку сигарет.

А что, если мое шестое чувство все же ошиблось? Что, если это все же не кукушонок? Какие у меня вообще есть факты, указывающие на его преступные замыслы?

Итак, он оказался среди тех, кто сумел покинуть свой родной мир и попасть в параллельный. Причем этот параллельный мир, как специально, оказался именно тем, в котором проживал его преуспевающий двойник.

Мало?

Ну хорошо, это еще можно списать на случайность, на одну из шуток судьбы. Однако мы составили карту его передвижений по нашему миру. Согласно этой карте, получается, что он возник неподалеку от резиденции двойника и первые несколько часов после появления кружил вокруг нее, словно что-то вынюхивая, к чему-то готовясь…

Еще одно совпадение? Не многовато ли? Почему он не появился где-нибудь на другой стороне нашего шарика? А тут еще и шестое чувство… Нет уж, кукушонок это… И скоро рефери выдаст надлежащий вердикт.

С другой стороны, при кукушонке не найдено аппарата для путешествия между параллельными мирами. Это говорит в его пользу, поскольку с помощью сильного воображения и умения отрешиться от окружающего мира из параллельных миров к нам попадают лишь случайные гости. Кукушата предпочитают пользоваться аппаратами. А еще — мир кукушонка, как выяснилось, кардинально отличается от нашего. И это тоже говорит в пользу допрашиваемого, поскольку…

Я еще раз осторожно тру глаза и думаю, что день сегодня выдался достаточно трудный. Однако не лучше ли мне сейчас подумать о кукушонке?

Да, так вот… о кукушонке…

Надо учесть, например, и то, что наш клиент добился богатства не в результате счастливого случая вроде выигрыша в гранд-лотерею. Он из тех, кто до всего дошел своим умом, сделал себя сам. Самый трудный для охраны вариант.

Со счастливчиками все просто. Их кукушата являются обычными людьми, например, просто купившими не тот лотерейный билет. Или вовсе его не купившими. А вот такие, как мой клиент… Упорные, умные, хитрые, непотопляемые, способные вывернуться из любого положения. С их кукушатами больше всего мороки, больше всего возни. Не исключено, что кое-кому из них все же удается обвести охранку вокруг пальца.

Продолжая слушать объяснения кукушонка, я достаю из пачки сигарету, мну в пальцах и, сделав над собой сверхчеловеческое усилие, откладываю в сторону.

Рано, еще рано. Да и кофе… не лучше ли сначала налить еще одну чашечку? А самое лучшее, конечно, — воздержаться. Ну, по крайней мере ближайшие полчаса.

Между прочим, мысль о некоторых кукушатах, умудрившихся все же обмануть охранку, довольно забавна. Если такое действительно случалось, то в чем на самом деле предназначение охранки?

Оборонять кормушку, которой, по сути дела, является место нашего клиента, от менее приспособленных к жизни? Те, кто более к ней приспособлен, разберутся между собой уже без нашего участия. В то время как мы… А какая, собственно, разница, кто именно будет лично мне платить деньги? Лишь бы платили. И не просто жалованье, а и за переработку. Такую, как сегодня. И если даже на месте нашего клиента окажется кукушонок, он от этой обязанности увиливать не станет. Должен же кто-то защищать его от целой армии неудачников и тем самым экономить ему время для схватки с настоящими, действительно опасными кукушатами.

Ну и умозаключения. С чего это меня потянуло на такие пессимистические фантазии?

Я снова встаю, делаю несколько шагов по кабинету и, сев обратно за стол, внимательно гляжу на кукушонка.

Тому тоже приходится несладко. И это заметно.

Он бормочет:

— …и вообще все эти мелкие шалости за давностью лет…

— Уверяю, — говорю я. — Для нас, для нашего дела, имеет значение все. Даже такие мелочи.

— Ноя…

Я улыбаюсь почти ласково и в то же время значительно.

— Для нас имеет значение все. Абсолютно все. Так что исповедуйтесь, исповедуйтесь.

Кукушонок возмущенно сопит, но все же благоразумие берет в нем верх. И это означает, что к взрыву эмоций он еще не готов. А жаль. Возможно, рефери для окончательного вердикта не хватает именно этого.

Мне в голову приходит некая мысль, и я едва заметно улыбаюсь. Нет, нет, это глупости. Никакой я не придаток рефери, не его прислужник и уж тем более — не раб. Рефери всего лишь страховка, дополнительное подтверждение законности моих выводов. Я и без него могу определить, кто является кукушонком, а кто нет. Рефери просто избавляет меня от утомительной обязанности ловить подозреваемого на слове, расставлять ему ловушки, пытаться взять его на пушку и прочих, прочих, достаточно хитрых и не очень, приемов из арсенала любого стража порядка в любом из параллельных миров.

Конечно, иногда дожидаться вердикта рефери достаточно утомительно. Однако это все же лучше, чем мотаться по измерениям, собирая доказательства вины того или иного кукушонка. Вместо них, по законам нашего мира, достаточно всего лишь вердикта, основанного на анализе поведения подозреваемого, фактов из его биографии, которые он согласится сообщить, и его же реакции на те или иные раздражители.

Этого вполне достаточно для того, чтобы рефери мог определить, обладает подозреваемый характерным для кукушонка типом мышления или нет. Если обладает, то, значит, он и является кукушонком. Точно так же как человек, обладающий складом мышления убийцы, рано или поздно кого-нибудь убьет. Так стоит ли дожидаться, когда это произойдет? Может, стоит его обезвредить до того, как он отнимет у кого-то жизнь?

Впрочем, на эту тему сейчас думать не стоит. Главное сейчас то, что рефери значительно облегчает труд любого дознавателя и никогда не ошибается. Ну, почти никогда. Но отдельные редчайшие ошибки — не в счет.

— …а потом я увидел ее и сразу же подумал, что она предназначена для меня.

— На самом же деле? — холодно роняю я.

— Да, вы правы. На самом деле она предназначалась другому мальчишке. И тогда я не утерпел, тогда я сделал то, чего слегка стыжусь и по сей день. Я ее…

Я вдруг понимаю, что так может продолжаться еще долго. Вроде бы правильные вопросы и подробные ответы. Сигареты и кофе. Вопросы и ответы. Все как положено. Но на самом деле — бег по кругу.

Может быть, необходимо сменить линию ведения допроса? Обдумать новые вопросы? Еще раз проанализировать известные факты. Да на свежую голову, поскольку сейчас я на подобное не способен.

И еще у меня есть скудная надежда на то, что, может быть, сегодняшнего допроса рефери для правильного вердикта хватит. Сомнительно, но вдруг это все же случится?

Я едва заметно качаю головой.

Наверное, это все-таки — годы. Ранее подобные мысли мне в голову просто не приходили. Тогда меня интересовал лишь сам процесс общения, придумывания неожиданных, сбивающих противника с ног вопросов, анализ его ответов, умение посмотреть на них под необычным углом. А сейчас…

Неужели я уже так постарел? Неужели мне пора на покой? На крохотную пенсию, на гроши, сэкономленные от жалованья, заработанные переработкой?

Ну уж нет. Рано. Я продержусь еще лет пятнадцать — двадцать А потом… Потом — будет потом.

Сейчас же мне надо решить, имеет ли смысл сегодня продолжать допрос? Может, и в самом деле сделать перерыв, отложить его до завтра? Даже если кукушонка прорвет и долгожданный выброс эмоций произойдет, сумею ли я его правильно использовать, задать нужные вопросы?

— И вот тогда она мне сказала…

— Кстати, — говорю я. — Вы так и не догадались, зачем мы вас задержали и мучаем глупыми вопросами?

— Нет. Откуда? А вы готовы мне это объяснить?

Глаза у кукушонка блестят, лицо выражает надежду. И все же он переигрывает. Я знаю это, чувствую по голосу, по тому, как он тискает свои длинные пальцы. Слишком, слишком долго он это делает.

— Еще рано, — отвечаю я. — Но скоро все выяснится. Не так ли?

— Да, конечно, — говорит кукушонок. — Я на это очень надеюсь.

— Я — тоже.

Некоторое время мы смотрим в глаза друг другу. Кукушонок, похоже, старается угадать, удалось ли ему запудрить мне мозги, а я пытаюсь прикинуть, какова будет его реакция на вердикт рефери. Злоба или подавленность? А может, и то, и другое. Или сначала то, а потом другое. Но скорее всего…

Стоп, прочь подобные мысли. Сначала нужно этот вердикт получить.

— На сегодня, похоже, хватит, — говорю я. — Вы сейчас отправитесь в свою комнату…

— И вы не желаете мне объяснить…

— Всему свое время, — слегка улыбаюсь я. — Все, что мог, я объяснил вам во время нашего первого разговора.

— Но хотя бы в чем меня подозревают?

— Разве вас в чем-то подозревают? Нет, ни в коем случае, — голосом образцового зануды говорю я. — Это обычная проверка, а некоторое ограничение вашей свободы сделано всего лишь в ваших же интересах, и, подчиняясь ему, не делая попыток ускользнуть, вы доказываете свою благонадежность.

— Да, да, — поспешно кивает кукушонок. — Именно — благонадежность.

Я еще раз улыбаюсь ему и нажимаю желтый квадратик у себя на столе.

Иски уводит кукушонка, а я, устало откинувшись на спинку кресла, все же закуриваю еще одну сигарету, последнюю на работе.

Минут через десять я уйду домой. Однако прежде нужно выслушать рефери.

Я нажимаю на еще один квадратик, и бесстрастный голос сообщает:

— Полученные данные полностью обработаны. Если желаете, я могу сообщить вердикт.

— Слушаю, — говорю я.

Рефери оглашает вердикт, и я устало закрываю глаза.

Сейчас же становится легче, и я позволяю себе несколько минут настоящего, полноценного отдыха.

Вот так. Вот так хорошо. Но если я сейчас не открою глаза, то, несомненно, засну, а это вовсе не нужно. Сон на рабочем месте? Прямая дорога к увольнению. И значит…

Я с усилием открываю глаза и тупо смотрю на полированную поверхность стола. Отражающаяся в ней физиономия меня не радует. Как не радуют и результаты этого последнего допроса.

Всего шестьдесят восемь процентов! Мало, очень мало. И значит, завтра еще один допрос. Надеюсь, конечно, последний. Но — вряд ли.

Шестьдесят восемь процентов! И определение опасности на уровне «вероятно-возможно-несколько выше среднего». Ох, боюсь, вся эта канитель продлится еще дня два-три, не меньше.

А потом…

Ну, потом будет суп с котом. Мне бы сейчас для начала расплюхаться с этим кукушонком.

Он, несомненно, умен, хитер, является хорошим актером и, наверное, где-нибудь в другом месте мог бы обмануть кого угодно. Но только не здесь, в нашем мире. Слишком уж у нас преуспел его двойник.

Ну да, я понимаю, что всем хочется иметь собственную гипосмическую яхту и бассейн из золота, а также гарем из дюжины блондинок с телами от лучших скульпторов плоти. Но надо же понимать, что самый большой кусок сыра и охраняется лучше. Почему бы для начала не попытаться провести менее опасную операцию, не занять место своего двойника в том мире, где он не так сильно преуспел?

Я улыбаюсь.

Баланс возможностей и запросов. Не в этом ли главная проблема кукушат? А если точнее, то тех из них, которые попадаются.

Гм?.. Может быть, мои догадки верны, и есть кукушата, умудрившиеся проскользнуть через барьер охранки? Причем это наверняка удалось тем, кто знает свои границы, умеет поддержать баланс между возможностями и запросами.

Тут, конечно, возникает еще один вопрос, причем довольно важный.

Почему же те, что становятся кукушатами, прикладывающие столько усилий для того, чтобы занять место своего преуспевшего двойника из параллельного мира, не могут приложить все свои силы и способности для того, чтобы добиться благоденствия в своем мире?

Ну откуда я знаю? Для того чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо оказаться в шкуре кукушонка. Но все-таки некоторые мысли по этому поводу у меня есть.

К примеру, точные статистические данные подтверждают, что преступления не оправдываются. Почти никогда. Слишком дорого приходится за них платить. Временем, силами, годами, проведенными в тюрьме, а если даже от нее удалось отвертеться, то остатком жизни, потраченным на бегство от стражей порядка. Так вот, эти вполне резонные соображения ничуть не мешают самым разнообразным преступникам сворачивать на кривую дорожку вновь и вновь. Ну а уж кукушатам…

Я снова улыбаюсь.

Кто может помешать жителю одного из бесчисленного множества параллельных миров, получившего тем или иным образом возможность путешествовать между ними, убедившемуся, как легко это сделать, додуматься еще и до того, чтобы попытаться ухватить удачу за хвост? Ну, уж во всяком случае, не моральные соображения и не боязнь неудачи.

Нет, конечно, все это есть, и кукушат, как и почти всех преступников, мучает совесть, а также, в большей степени, страх попасться. Однако что это по сравнению с соблазном вернуть упущенный когда-то шанс, обрести проскользнувшее мимо счастье? Тот самый шанс, выпадающий раз за всю жизнь. И не важно, что он собой представляет. Солидный счет в банке, возможность прославиться на весь мир или красивая девушка, ответившая утвердительно на старый как мир вопрос. Не важно, что именно. Главное, ради него, этого шанса, можно запросто сделать зло двойнику, волею слепого случая, а значит, совершенно несправедливо, сумевшему свернуть на верную тропинку. Является ли с точки зрения кукушонка это преступлением? А может, всего лишь восстановлением справедливости, поскольку…

Я вздыхаю.

Вот только все они попадаются. Неизбежно. Все, все, все. Любители денег, славы и длинноногих девушек.

Причиной этому служит нарушение баланса возможностей и запросов. Любой человек, прежде чем попытаться, например, забраться на скалу, обязательно прикинет, хватит ли у него на это сил. А кукушата…

Я возвращаю сигарету в пачку и засовываю ее в карман.

Нет, так можно сидеть еще долго. Не пора ли отправиться домой, съесть хороший ужин и завалиться спать? Кажется, это сейчас для меня наиважнейшее на свете.

Выходя из кабинета, я думаю, что у умного кукушонка есть и другой, более верный способ добиться удачи.

Четко определить пределы своих возможностей и действовать, не пытаясь выходить за их границы. Твердо сказать себе, что если ты и станешь богат, то не сразу, далеко не сразу.

Да, конечно, папочка не оставил тебе кругленького состояния в банке, и, значит, ты не можешь благодаря ему вступить в высшее общество, завязать полезные знакомства, да просто окончить одно из тех престижных учебных заведений, пребывание в котором гарантирует в будущем беспрепятственное продвижение к успеху. Однако у тебя есть главное: осознание своих возможностей и, конечно, терпение.

Если это есть в наличии, то тебе вполне по плечу, например, поступить в институт служащих охранки на факультет дознавателей. А потом, с блеском его окончив, приступить к работе и выполнять свои обязанности честно, добросовестно, с надлежащим рвением.

Ради грошовой пенсии и дешевого домика с крохотным участочком на старости лет?

Отнюдь.

Кто может вывести на чистую воду кукушонка, великолепно знакомого с самой системой охранки, с ее методами работы, с тем, как проверяют всех подозрительных гостей из других параллельных миров? Кто может остановить такого специалиста? Особенно если он попытается занять место обычного счастливчика, выигравшего, например, свои деньги в гранд-лотерею? Этих денег вполне хватит для того, чтобы прожить остаток жизни, ни в чем не нуждаясь, в довольстве и покое. А уж шанс выиграть в подобную лотерею был у каждого. И конечно, не так уж и трудно найти параллельный мир, в котором этот счастливый шанс достался твоему двойнику.

Я весело хихикаю.

Да, действительно складно получается. И чем не идеальный план для какого-нибудь кукушонка? Причем план, реально имеющий шансы на успех. Вот только он не для меня, поскольку, поступая в институт охранки, я ни о чем подобном не думал, никаких таких планов не лелеял, ни к чему похожему не готовился.

Я просто знал свои способности и выбрал работу строго в соответствии с ними. Ни больше ни меньше. И из меня получился хороший дознаватель.

Тут я перестаю хихикать, поскольку мне в голову приходит одна довольно трезвая мысль.

Впрочем, кто знает, на что я решусь лет через десять — пятнадцать, когда до ухода на пенсию станет рукой подать? Не покажутся ли мне эти мои сегодняшние мысли не лишенными основания?

Декабрь 2001 г.

КУСОК ГАЗЕТЫ

(Газетный лист, в который были завернуты пампушки, купленные мной на одной из железнодорожных станций по дороге из Москвы в Ижевск.)

И конечно — он является ошибкой, типографским браком…

Впрочем, я несколько забегаю вперед. Сначала необходимо сказать о том, как он выглядит.

Собственно, выглядит он как самый обыкновенный кусок газеты после того, как в него завернули пампушки. Не более и не менее. Само по себе его существование ничего не доказывает и, соответственно, не опровергает. Он просто существует. Мятый кусок газетной бумаги, усеянный некоторым количеством жирных пятен.

А еще на нем напечатан текст, являющийся для меня небольшой загадкой, отгадку которой я скорее всего так никогда и узнаю. Возможно, это даже к лучшему. Было бы довольно грустно узнать, что текст, на размышления над которым я потратил некоторое количество времени, возник, например, всего лишь благодаря небрежности верстальщика, умудрившегося устроить нечто вроде окрошки из двух текстовых файлов?

Хотя тут тоже не все так просто.

Если попытаться оправдать возникновение данного текста всего лишь головотяпством верстальщика, то чем можно объяснить невнимательность редактора, отправившего макет в типографию, не умудрившись его хотя бы еще раз бегло просмотреть? Брак таков, что легко обнаруживается даже при беглом просмотре текста. И все же он этого не сделал. Почему? Не является ли странным неожиданный приступ редкой невнимательности сразу у двух профессионалов? Нет, конечно, в этом мире сплошь и рядом случаются и не такие совпадения, но все же…

Впрочем, не стоит забегать вперед. Ниже я еще вернусь к теме странных обстоятельств, способствовавших появлению этого газетного листа. Так ли они случайны? В этом у меня есть некоторые основания сомневаться. Но пока неплохо было бы сказать еще немного о том, как он выглядит.

Кроме того, что он усеян пятнами и в достаточной степени измят, газетный лист обладает еще одним существенным недостатком. У него отсутствует верхняя часть, очевидно, оторванная все той же торговкой пампушками для каких-то своих нужд. Скорее всего как раз там и должно было находиться название газеты, а также дата ее выхода. По крайней мере на всем остальном пространстве газетного листа этих данных нет. И значит, их либо не было вовсе, либо они находились именно на отсутствующем клочке бумаги.

Может, это и к лучшему. Думаю, имей я возможность определить, какой именно газете принадлежит этот лист, и, стало быть, выяснить поподробнее обстоятельства его возникновения, загадка, на обдумывание которой я потратил некоторое количество собственного времени, утратила бы для меня часть своей таинственности. А размышлять над загадкой, не обладающей достаточным ореолом таинственности, не такое уж большое удовольствие.

Могу еще добавить, что определить дату выхода газеты, проанализировав сохранившийся на ней имеющий отношение к нашему времени текст, не представляется возможным. На одной стороне лист газеты содержит советы по уходу за домашними животными, на другой — подборку фотографий полуобнаженных заграничных кинозвездочек. Таким образом, газета, в страницу которой торговка завернула пампушки, вполне могла быть напечатана и год назад, и два, и три.

Теперь — о шрифте. Текст, относящийся к советам по уходу за домашними животными или комментариям к фотографиям соблазнительных красавиц, кстати, столь же скудным, как и их одеяния, напечатан обычным газетным шрифтом. Другой же, тот самый, который так привлек мое внимание, набран шрифтом, значительно отличающимся от стандартного. Сразу бросается в глаза некая непривычная излишняя округлость букв, а также их странные пропорции.

Да, конечно, сейчас, в эпоху компьютера, любой текст можно напечатать каким угодно шрифтом. Если так уж приспичило, можно легко создать шрифт, не похожий ни на какой другой. Но — в газете? Зачем? Какая в этом нужда? Необходимо ли это для издания, не являющегося ни художественным, ни рассчитанным на взыскательного читателя? Более того, мне кажется, попытайся какая-нибудь газета побаловать своих читателей слишком большим разнообразием шрифтов, это не принесло бы ей пользы. Скорее — вред. Поскольку разнообразие шрифтов отвлекало бы читателя от самого текста.

Итак — странный шрифт. Что он доказывает? Конечно — ничего. И все-таки я должен был о нем написать, поскольку, на мой взгляд, он являлся одной из причин, по которым я обратил внимание на напечатанный им текст.

Вот мы и подошли к нему. Текст.

Собственно, речь идет не о целом тексте, а о множестве его фрагментов, в значительной части не поддающихся пониманию. Некоторое количество фрагментов содержит упоминания о лицах, имена которых я до этого ни разу не слышал, причем говорится о них так, словно они очень известные люди.

Кто такой Андрей Каум Вульфф, послевозвестник грядущего обновления, и почему его визит в местечко Бвыжицы имеет такое большое международное значение? Какими именно произведениями прославился великий композитор Тимон Б. Халланвог, чья ранняя кончина ввергла весь культурный мир планеты в состояние шока и уныния? Чем провинился Патрик Бвангу Ким, об окончательной поимке которого гордо сообщили «Соответствующие органы»? Кстати, чем именно эти «Соответствующие органы» занимаются, я догадываюсь. Но почему у них такое странное название?

Увы, ответа на эти вопросы в данный момент я, видимо, не получу. Может быть, в будущем… Но точно ли — в будущем? Хотя тут я несколько забегаю вперед. Вернемся к тексту.

К счастью, мне удалось обнаружить и несколько достаточно крупных фрагментов, смысл которых, несмотря на некоторое количество пробелов, понять можно. Причем за ними просматривается некая система мира, очевидно, находящегося в будущем, где-то в промежутке от двадцати до восьмидесяти ближайших лет, мира двадцать первого века. По крайней мере наличие в настоящем предпосылок, из которых этот вариант грядущего мог бы произрасти, отрицать невозможно.

Фрагменты эти можно условно отнести к нескольким разделам. Причем большее число отрывков является так называемыми свежими новостями, тем самым суррогатом реальной жизни, якобы способным давать обычному человеку представление о том, чем живет окружающий мир. Конечно же, на самом деле ничего подобного не происходит, поскольку «свежие новости» создают лишь иллюзию подобной осведомленности. А иллюзия, как известно…

Впрочем, не будем отвлекаться. В данном случае для меня они являлись как бы фоном, дающим возможность приобщиться к повседневной, так сказать «обыденной», жизни двадцать первого столетия.

Для начала мне бы хотелось предложить два фрагмента, относящихся к развитию виртуального мира.

Объявление: «…имеют честь сообщить о намеченной на… часов …бря церемонии бракосочетания. Проходить она будет, как обычно, на сайте виртуальной церкви господней, в присутствии всех пожелавших явиться на это знаменательное торжество. Подарки для молодоженов принимаются на… в виде, и если их размер достигнет планируемого, то юная чета отправится в свадебное путешествие по… до сей поры недоступным им по статусу общественного положения».

И сообщение: «…инициативный комитет в полном составе проследовал в главный офис компании и передал директору по контактам с живыми работниками петицию о… главным пунктом считается тот, в котором говорится… недопустимость использования синтетических личностей в объем-кино… и на других носителях. Инициативный комитет по защите прав реально существующих актеров, дикторов и обозревателей отметил, что в последнее время… а также значительно увеличился процент непрофессионалов, тех, кто сдает свои личностные данные напрокат… самые крайние меры, вплоть до… и снимает с себя всяческую ответственность».

Следующий кусок текста относится к другой, не менее интересной области науки. Клонированию.

«…слушание дела было отложено …ков, адвокат подсудимого, заявил, что подзащитный, несомненно, невино… неопровержимо доказана непричастность… уважаемого члена общества, человека чистейших помыслов и поступков… Да, конечно, на момент проведения экспертизы подзащитный находился… И все же обвинитель так и не смог представить неопровержимые доказательства причастности подсудимого к торговле клон-рабами… показания самих же клон-рабов не имеют никакой юридической силы, поскольку их… в момент якобы совершения противоправных действий ни один из них не имел статуса гражданина, и значит, юридически все они являлись ни более ни менее как частями тела подзащитного… С таким же успехом можно было бы пытаться заставить какого-нибудь ребенка свидетельствовать против своей матери, причем по делу, относящемуся к тому моменту, когда он еще находился у нес в утробе… несомненно… поправка к статье неопровержимо доказывает… прецедент двух белокурых близнецов…»

Фрагмент, относящийся к освоению космического пространства:

«…мрачно шутят, что корабль-отражатель кто-то сглазил. Кажется, кое-какие основания для такой шутки и в самом… есть. Если подсчитать, начиная с самой первой модели корабля-отражателя, то число неудачных попыток уже перевалило за… выдвинул довольно дерзкую гипотезу о новом виде магнитных полей, которые… если подобные предположения верны, то, очевидно, корабль-отражатель придется каким-то образом выводить за пределы Солнечной системы, и только после этого… в настоящее время подобное невыполнимо. Таким образом, если существование мнимых магнитных полей будет доказано, старт корабля-отражателя должен быть отложен на неопределенный срок, до тех пор… возможно только в двадцать втором веке…»

Следующие куски текста имеют отношение к политике и финансам.

«…нота Объединенной Республики Китай… за последнее время участились случаи перехода как отдельными лицами, так и целыми группами граждан государственной границы в районе Багдада… с целью… незамедлительно пресечь… а также любыми средствами… суверенность великой державы… господин посол… целостность территории сопредельных государств… в первую очередь… России и также… надеяться на то, что данная нота не нарушит издавна сложившихся добрососедских…»

«…есть опасения… симптомы напоминают знаменитый долларовый кризис, разразившийся… и все же ведущие финансисты мира утверждают, что для паники пока нет никаких оснований… тем не менее… в среду котировка скачкообразно понизилась сразу на… хотя в четверг падение котировок слегка приостановилось… следующая неделя, видимо, станет решающей…»

«…достояние Кении… аналогичное знаменитой Силиконовой долине в… прошлого века… покрывает более чем на пятьдесят процентов мировую потребность в… а также точные приборы на светоидах, полужесткие облагораживатели окружающей среды и новейшие… основная статья экспорта… планируется значительное расширение производственных площадей…»

«Многонациональный хурал Антарктиды отметил, что за последнее время значительно увеличилась добыча… несомненно, запасов только открытых за последние пол года месторождений… более удобны для разработки… однако строить благосостояние государства на добыче природных ископаемых… соответственно, будут введены санкции, осложняющие процедуру выдачи лицензий на разработку месторождений. Это не означает… государственные дотации на развитие определенных отраслей… уже в ближайшее десятилетие планируется подъем интереса к технологиям управления погодой… в связи с этим можно констатировать определенные изменения государственной политики…»

Вот, собственно, и почти все тексты. Почти все — потому что есть еще один кусочек, но, прежде чем его привести, я хотел бы снова повторить, что считаю этот газетный лист не более чем типографским браком, ошибкой, появившейся в результате недосмотра. Но все же… все же… Если допустить реальность полученной информации о мире двадцать первого века, причем именно нашем мире, то можно сделать вывод, что мир будущего останется неизменным в одном…

Ну конечно — человек. Он не сильно изменится, точно так же как практически не изменился за многие тысячелетия своего существования. В двадцать первом веке, возможно, возрастет темп жизни, появятся новые возможности получать и обрабатывать информацию, но человек останется все тем же. Он, как и всегда, будет мечтать, влюбляться, трудиться, страдать, растить детей и неизбежно умирать.

Возможно, на этом следовало бы закончить. Однако остался еще один вопрос.

Каким все-таки образом информация о двадцать первом веке попала на лист современной газеты? Возможно, ответ на этот вопрос есть в последнем куске текста.

Вот он:

«…назвал гипотезу о сопряженности информационного поля и обратного вектора движения времени сомнительной… представленные доказательства были подвергнуты тщательному анализу… вступился его коллега из… гневная отповедь возымела обратное действие… списывать ошибки, неизбежно возникающие при обработке любого текста, на воздействие текущего по времени… информационное поле… процентное содержание совпадений ошибок с реально существующим… четыре обезьяны за клавиатурой… Да, они неизбежно напечатают одну из пьес Шекспира. Но сколько на это потребуется времени? Между тем подобные опечатки встречаются… попраны законы вероятности, так же как и…»

И конечно, кусок газеты, в который были завернуты пампушки, купленные мной на одной из станций по дороге из Москвы в Ижевск, несомненно, является типографским браком. Однако если предположить, что он возник не случайно, а в результате воздействия некоего информационного поля, то сам собой возникает очень простой вопрос. Сколько ценной и, возможно, очень важной информации было уничтожено корректорами и редакторами различных газет и книгоиздательств?

Хотя время от времени подобным текстам удается уцелеть. Не значит ли это, что в определенные моменты воздействие некоего информационного поля резко усиливается? Причем возрастает оно настолько, что ему не могут противостоять даже профессиональные борцы с опечатками.

Впрочем, все это не более чем домыслы, и хоть как-то их доказать невозможно. В самом деле, не могут же считаться доказательствами листок газеты, в который заворачивали пампушки, и навязчивое желание написать эту статью?

НЕНУЖНЫЕ ВЕЩИ

Аппетитная, намазанная маслом булочка с какой-то зеленью и кусочками мяса. Называется — бутерброд. Правда, кто-то от него уже откусил, и отпечаток зубов остался вполне отчетливый. Очень маленьких зубов, скорее всего принадлежащих ребенку.

Чин-чин задумчиво почесал в затылке.

Он принадлежал к тем людям, кто любое событие рассматривает как повод для отвлеченных раздумий и невероятных предположений, совершенно упуская из виду возможность использовать его для личного обогащения. Подобные ему, как правило, удерживаются на плаву в бурном житейском море лишь благодаря большому везению. А стоит ему исчезнуть, как они быстро становятся бродягами и вынуждены спать, например, в предназначенных к сносу домах, без малейшей перспективы хоть как-то повысить свой жизненный уровень.

Впрочем, как раз сейчас повод для самых фантастических версий действительно был. Учитывая, как этот бутерброд появился…

Отпечаток зубов вполне мог принадлежать, например, и лилипуту. А почему бы и нет? Хотя детей гораздо больше, чем лилипутов. И значит…

Да ничего это не значит.

Чин-чин покачал головой.

Не имеет ни малейшего значения, кто именно откусил от этого бутерброда. Чаще всего попадающиеся ему во время регулярных обследований мусорных ящиков продукты выглядели гораздо хуже. И он их ел, да еще как, поскольку люди так устроены, что время от времени им хочется есть. Причем многие это делают не реже трех раз в день. А некоторые аж умудряются за день набить живот раз пять-шесть. Правда, рано или поздно у них начинаются болезни, вызванные излишним весом.

Чин-чин задумчиво оглядел свою правую, довольно грязную и очень худую руку, потом левую. Нет, болезни, возникающие от ожирения, ему не грозили.

Это слегка успокаивало.

Он посмотрел в окно. В одной из створок сохранился большой кусок стекла, и отраженный в нем солнечный луч безжалостно уколол Чин-чину глаза. Поспешно отвернувшись, бродяга снова уставился на старый колченогий стол, на котором лежал бутерброд.

Осторожно взяв бутерброд самыми кончиками пальцев, Чин-чин медленно поднес его к лицу и понюхал. Запах мог свести с ума. Желудок бродяги окончательно взбунтовался и громким урчанием напомнил о своем желании наполниться хоть какой-то пищей.

Однако долгая бездомная жизнь научила Чин-чина осторожности. Собрав всю силу воли, бродяга положил бутерброд обратно на стол.

Нет, прежде необходимо узнать, откуда он появился. Нельзя есть бутерброды неизвестного происхождения. Будь он найден в мусорном баке. А так… таким образом…

Сев поудобнее в продавленном, каким-то чудом до сих пор еще не развалившемся кресле, Чин-чин почесал мочку уха и попытался прикинуть, как ему все-таки поступить дальше.

Съесть или не съесть?

С одной стороны, ему и в самом деле случалось набивать желудок кое-чем, выглядевшим гораздо менее аппетитно. С другой — засохшая хлебная корка со дна мусорного контейнера куда безопаснее свеженького, лишь слегка надкушенного бутерброда, появившегося таким странным образом, возникшего из ниоткуда, материализовавшегося буквально из воздуха.

А так ли это было?

Чин-чин попытался вспомнить.

Итак, пять минут назад он сидел в этом же кресле и смотрел на этот же самый старый стол, мечтая о возможности перекусить. Стол был пуст, как сельское кладбище зимней ночью. Потом на нем возник бутерброд. Прямо у него на глазах. Вот сейчас его не было, а потом он появился.

Чин-чин вздохнул.

Ну хорошо, допустим, это чудо и бутерброд возник благодаря вмешательству святого духа. Но почему тогда он надкушен? Кто снял с него пробу? Боженька, решивший проверить вкус своего подарка? И почему у боженьки такие маленькие челюсти?

Теплый летний ветерок качнул оконную раму, и она протяжно, очень громко заскрипела. Чин-чин не обратил на это ни малейшего внимания. Он думал.

Так есть или не есть? И вообще, как подобная материализация могла случиться?

Гм… материализация?

Чин-чин вспомнил прочитанную в детстве книжку. Любой че ловек, говорилось в ней, если он этого очень-очень захочет, способен материализовать свои желания, сделать их реальными.

Может, и сейчас… Ну уж нет, не так все просто.

Память тут же напомнила Чин-чину об огромном количестве случаев, когда ему хотелось есть ничуть не меньше, а то и больше, чем перед появлением бутерброда. Почему же тогда материализация получилась именно сегодня?

Любопытный вопрос.

Чин-чин озабоченно потер лоб, потом с обреченным видом протянул было руку к бутерброду, но передумал и на этот раз. Кто его знает, каково на вкус материализованное желание? Может, этот с виду такой вкусный бутерброд на поверку окажется чистейшим ядом?

А почему он должен оказаться ядовитым? И вообще, стоит ли слишком осторожничать? Так недолго и законченным параноиком стать.

Вот именно! А посему…

Бродяга все-таки не выдержал. Резко сглотнув накопившуюся во рту слюну, он быстро схватил бутерброд и судорожным движением откусил от него сразу же чуть ли не половину.

Какой там яд? Разве может отрава иметь такой чудесный вкус?

Прожевав и проглотив последний кусок, Чин-чин в изнеможении откинулся на спинку кресла. Он был сыт и не испытывал никаких неприятных ощущений. Таким образом, получалось, страхи его не имели под собой никакой почвы, совершенно никакой.

А значит…

Чин-чин подумал о том, что было бы неплохо, например, получать такие бутерброды постоянно, и не один раз в день, а по крайней мере — три. Конечно, это не могло сделать его жизнь райской, но все же… все же… А почему бы и нет?

Он внимательно оглядел пустой стол и, сдвинув брови, попытался представить, как на нем появляется бутерброд.

Булочка и кусочки мяса с какой-то зеленью. Целый бутерброд. Очень вкусный… Впрочем, возможно, он даже и не такой вкусный… возможно, и надкушенный… не очень свежий… Лишь бы появился на этом столе, согласно желанию. Потом, после того как система будет отработана, можно настрополиться в исполнении более сложных желаний. А сейчас…

Как и следовало ожидать, несмотря на все усилия, чудо не повторилось.

Осознав это, Чин-чин крепко выругался, но все же проигравшим себя не признал и сделал еще одну попытку. В этот раз он напрягся, словно роженица под конец схваток, и даже издал некое мычание.

Бесполезно.

Чин-чин снова откинулся на спинку кресла и уныло подумал о том, что вот кому-то другому, не такому, как он, неудачнику, чудо уж наверняка явилось бы не в виде надкушенного бутерброда, а, например, огромным бриллиантом или бумажником, набитым деньгами. Ему же…

Стоп!

Бродяга замер.

Какая-то мысль рождалась у него в голове, медленно, с натугой, словно цветочное семечко, проросшее на свалке и поэтому вынужденное пробиваться к солнцу сквозь кучи мусора, ржавых консервных банок, пустых пакетов и пласты подмокших прошлогодних газет.

Мысль пробивалась, пробивалась и наконец — пробилась.

Чин-чин щелкнул пальцами.

Ему давно уже хотелось сделать этот эффектный жест, когда-то давно увиденный в кино, и вот наконец повод представился. Нет, конечно, он мог щелкать пальцами хоть сто раз на дню, но без повода это было совсем не то. А вот сейчас, после того как для щелканья пальцами появилась реальная причина…

Если говорить точнее, то это было воспоминание о том, что предшествовало появлению бутерброда. А была это довольно бесхитростная мысль о несправедливости устройства мира. Вот он, Чин-чин, сейчас очень голоден. А в это время кто-то из живущих на Земле почти наверняка на еду просто смотреть не может, мечтает от нее избавиться. И конечно, было бы здорово, если бы эта ненужная еда досталась ему, Чин-чину. Вот сейчас. Немедленно. Ненужная. Та, от которой кто-то мечтает избавиться.

Бродяга еще раз щелкнул пальцами и удовлетворенно кивнул.

Все верно. И доказательством этого является надкус, оставленный, конечно же, не лилипутом, а самым обычным ребенком. Просто мама заставляла его съесть бутерброд, а закормленному малышу вовсе не хотелось есть, и он представил, как бутерброд исчез. В этот же момент Чин-чину страшно захотелось получить не нужную кому-то еду. Два желания каким-то странным образом вошли во взаимодействие…

Да, теперь ему известны условия материализации. Почему бы не сделать еще одну попытку?

Чин-чин уселся в кресле поудобнее и попытался сконцентрировать мысли на еде. Кстати, это не потребовало от него больших усилий. На этот раз он даже не очень сильно напрягался. Ему просто очень сильно хотелось получить нечто съедобное, кому-то другому опротивевшее до коликов.

И получилось!

На этот раз перед ним возникла тарелка с манной кашей. Каша была холодная и не слишком приятная на вкус, но с изюмом. И вообще это была еда. А то, что какой-то карапуз ее лишился, так ведь по собственному желанию. Не так ли?

Вытащив из кармана погнутую алюминиевую ложку, Чин-чин с энтузиазмом опустошил тарелку и попытался прикинуть, каким еще образом можно использовать так неожиданно свалившийся на него дар.

Допустим, едой он обеспечен. А еще чем?

Размышляя на эту тему, он почти машинально, вспомнив о том, чем его кормили в детстве, материализовал здоровенный кусок хлеба, намазанный вареньем.

Хлеб был свежий, а варенье — не очень вкусное. Впрочем, даже такого он не пробовал уже давно. Какой дурак выкинет в мусорный контейнер банку хорошего варенья?

Покончив с едой, Чин-чин вытащил из кармана окурок, внимательно его осмотрел и, признав достаточно длинным, хотел было прикурить, но вдруг передумал.

Почему — окурок? Неужели на всем свете нет ни одного человека, как раз в данный момент с отвращением думающего о принадлежащих ему сигаретах? Кто-то, пытающийся бросить курить, но совершенно не способный это сделать.

Чин-чин усмехнулся.

Может, стоит ему немного помочь?

Пачка была здорово измусолена, но в ней все же обнаружились три целые сигареты. Затянувшись ароматным дымом, Чин-чин попытался прикинуть, что прежний хозяин делал с этой пачкой. Может, прежде чем сигареты исчезли, он мял их в руках, не в силах выкинуть в ближайшую урну?

Впрочем, какая разница? И вообще, не стоит ли ему сейчас еще немного поупражняться в полученном умении?

Он поупражнялся и в результате стал обладателем пары новеньких, из отличной кожи ботинок. Правда, цвет у них был довольно странный. Он, несомненно, наводил на мысли о заходящем солнце где-нибудь ближе к экватору. Только имело ли это значение для того, у кого на ногах были полуразвалившиеся опорки с солидным прошлым, щедро насыщенным испытаниями и невзгодами.

Следующей вещью, полученной Чин-чином, было пальто из чудной сиреневой материи, названия которой он не знал, с наполовину утратившим волосяной покров собачьим воротником. Отложив полученное в сторону, Чин-чин попытался прикинуть, куда бы его можно было использовать? До холодов еще месяца три, и таскать пальто за собой не имеет смысла. Кроме того, не раздобудет ли он в надлежащий момент с помощью новых чудесных возможностей нечто более элегантное и удобное?

Что именно? Почему бы не продолжить материализации?

Он продолжил.

За последующие полчаса он стал обладателем пары потертых шестипалых перчаток, старого пыльного чехла от контрабаса, мятой шляпы, пропахшей кошками, крохотного пестрого зонтика с несколькими приличных размеров дырками, пенковой трубки, наполовину набитой кислого запаха табаком.

И еще… и еще… и еще…

Некоторое время спустя Чин-чин окинул задумчивым взглядом груду вещей на стфле и решил, что настал момент немного передохнуть, заново осмыслить открывающиеся возможности.

Гм… возможности. Приятное слово. Обнадеживающее. Может, его предыдущая жизнь, со всеми ее невзгодами и испытаниями, была всего лишь прелюдией к этому моменту? Возможно, наступил его звездный час и уже завтра он будет жить не в заброшенном, предназначенном к сносу доме, а, например, в шикарном отеле?

Почему бы и нет?

Чин-чин хмыкнул.

Эк его растащило. Еще немного, и понадобится губозакаточный механизм. Нет, конечно, отрицать значение происшедшего — глупо. Он и в самом деле обнаружил у себя некую чудесную способность. Правда, действие его дара распространяется только на вещи, окончательно кому-то надоевшие. И значит, если он и попадет в отель, то заведение это будет самого низшего разряда, для таких, как он, неудачников.

Нет, проще всего остановиться на достигнутом, как он неоднократно поступал раньше. Вот только неумение идти до конца превратило его в бродягу, в полном смысле этого слова выкинуло на свалку жизни. Может, хотя бы сейчас не стоит упускать счастливо подвернувшийся шанс взлететь повыше?

Чин-чин призадумался.

Собственно говоря, а в чем еще он нуждается? Теперь с голоду он не умрет. Одеждой пусть плохонькой, но он обеспечен. Что еще нужно? Чем еще может снабдить его так кстати открывшийся у него чудесный дар?

Итак, хлебом насущным он обеспечен. Что следующее? Зрелища?

Хм… зрелища…

А почему бы и нет?

Телевизор, появившийся в углу комнаты, несмотря на отсутствие электричества, почему-то работал. Этим все его достоинства и исчерпывались. Ибо он был старый, прилично покореженный и показывал всего лишь две программы. По одной без перерывов все время шла самая наиглупейшая реклама, другая называлась «Круглосуточный курс умения своими руками надежно и экономично обустроить собачью будку». Посмотрев ее минут пять, Чин-чин убедился, что название программы отнюдь не шутка. В ней вполне серьезно учили дешево и хорошо строить собачьи будки. Самые разнообразные. Судя по титрам, действительно круглосуточно.

Следующая попытка принесла ему компьютер. Он тоже работал, не будучи подсоединенным к какому-либо источнику питания, но на его винчестере не было ни одной игрушки. Призвав на помощь все знания, приобретенные за два месяца, когда он в еще относительно благополучное время работал сторожем в фирме по продаже компьютеров, Чин-чин пожелал несколько дисков с игрушками. Он даже получил их, но все диски были так поцарапаны, что ни одну игрушку инсталлировать так и не удалось.

Чертыхнувшись несколько раз, Чин-чин облокотился на стол и, с ненавистью взглянув на экран бесполезного в данной ситуации компьютера, попытался подвести итог.

Итак, качественных зрелищ и увеселений ему чудесный дар обеспечить не мог. Нет, конечно, он может попытать удачу еще несколько раз, материализовав, например, приемник или видеомагнитофон. Вот только чем это закончится, можно предсказать почти наверняка.

А дальше? Каким еще способом можно использовать так неожиданно открывшиеся способности? Вполне возможно, если ему удастся придумать, каким образом их применить, перед ним откроются новые, блестящие перспективы. И тогда…

Тогда…

Хм…

А почему бы…

Чин-чин потратил некоторое время на обдумывание новой, неожиданно пришедшей ему в голову мысли. Похоже, осечки на этот раз не должно быть. Правда, риск велик, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Кто не рискует…

Красивой эту женщину назвать было трудно. Миловидной — тоже. Пожалуй, она даже не могла претендовать на звание «ничего себе». Она была просто женщиной.

И так ли это мало, учитывая, кем был Чин-чин, где он находился и как до недавнего времени добывал хлеб насущный? Хотя… хотя… так ли все однозначно? Действительно, еще утром он был обычным бродягой, бездомным попрошайкой. А сейчас? Кто он сейчас?

— Ты кто? — спросила женщина.

Голос у нее был низкий, хриплый, и в нем явно чувствовалась агрессия.

Чин-чин усмехнулся.

Его вдруг поразила мысль, что он теперь является хозяином этой женщины и может сделать с ней все что угодно. В самом деле, разве не он выдернул ее из какого-то находящегося, может быть, на другом конце страны города и перенес сюда, в заброшенный дом? Причем это только начало. Кто знает, какие возможности у него откроются, если попытаться их поискать? Он обнаружил у себя одну чудесную особенность. Почему бы не поискать и другие? Вдруг найдется нечто более серьезное, приносящее большую выгоду?

— Эй ты, скажи-ка мне, кто ты такой и как я здесь оказалась? И советую тебе сделать это побыстрее. Ты меня понимаешь?

В голосе женщины явственно прорезались визгливые нотки. Кажется, она собиралась закатить скандал. Причем, судя по всему, это являлось для нее привычным делом.

Раньше угроза предстоящего скандала с кем угодно ввергала Чин-чина в панику и заставляла немедленно капитулировать. Однако это было раньше. Сейчас внезапно открывшийся чудесный дар сделал его другим, изменил его отношение к людям.

— А какая тебе, собственно, разница, женщина? — внушительно сказал он. — Главное, я являюсь твоим господином, и ты должна мне подчиняться. Беспрекословно. Если же ты посмеешь мне перечить, то не успеешь оглянуться, как окажешься, например, в центре вулкана или на самом дне Марианской впадины. Как, нравится?

Явно не оставляя намерения закатить скандал, женщина открыла было рот… Но тут вдруг, что-то наконец осознав, бросила на Чин-чина испуганный взгляд и поспешно кивнула.

— Что ты хотела сказать? — требовательно спросил Чин-чин.

Ощущение победы его опьяняло. Кроме того, он знал основной закон любой войны. Захватить — трудно, удержать — в два раза труднее. А чтобы все же удержать, первым делом надо закрепиться на захваченных позициях как можно основательнее.

Женщина неуверенно помахала рукой, показывая, что все в порядке, но потом все же решилась, спросила:

— Ты не шутишь?

— А разве это похоже на шутки? — промолвил Чин-чин. — Оглянись вокруг, попытайся объяснить себе, каким образом ты сюда попала, а потом еще раз задай этот же вопрос. Не покажется ли он тебе идиотским?

— Хорошо, я подумаю, — пообещала женщина.

— Пока думаешь, заодно приготовь что-нибудь поесть.

Чин-чин пер вперед, закусив удила, надеясь лишь на кривую, которая, как известно, иногда вывозит.

— А продукты? — оторопело спросила женщина.

— Сейчас.

Используя уже приобретенную сноровку, Чин-чин быстро снабдил женщину некоторым количеством продуктов, а также парой эмалированных кастрюль, каждая с одной ручкой, и облупившейся во многих местах эмалировкой. Правда, кастрюли были без дырок, не очень грязными, и значит, вполне годились в дело.

— Приступай, — скомандовал он.

— А плита? — спросила женщина.

— Ах да…

Для того чтобы манипуляции женщины не отвлекали его от раздумий, плиту Чин-чин сотворил в соседней комнате. Как он и рассчитывал, электрическая плита работала без подключения к сети. Как и следовало ожидать, работала она из рук вон плохо. Рассудив, что последнее уже не является его заботой, Чин-чин вернулся в свое кресло.

Прислушиваясь к тому, как в соседней комнате женщина гремит кастрюлями, новоявленный волшебник вдруг сообразил, что так и не знает, как ее зовут. Впрочем, она тоже не имеет ни малейшего понятия о его имени. И конечно, исправить это упущение недолго. Но стоит ли так торопиться? Возможно, эта женщина ему не подойдет?

И вообще сейчас надлежало подумать не о всяких пустяках, а о вещах гораздо более важных.

Каких?

Ну, например, у него было совершенно четкое ощущение, будто ему не удалось исчерпать все возможности открывшегося дара. Должно быть что-то еще. Какие-то новые выгоды, новые горизонты…

Над этим следовало хорошенько подумать. Благо теперь ему не нужно было отправляться на обход мусорных контейнеров, и значит, свободного времени у него было выше крыши.

И Чин-чин додумался.

Он едва успел покончить с очередным желанием, когда появившаяся из соседней комнаты женщина молча бухнула перед ним на стол жестяную миску, наполненную каким-то варевом.

— Что это? — поинтересовался Чин-чин.

— Бигос, — последовало объяснение.

Бродяга принюхался.

Запах запросто мог вышибить слезу из менее привычного человека. И если это варево в самом деле было съедобно, то называться оно могло действительно только бигосом. И все же за многие месяцы это было первое горячее блюдо, которое ему удалось попробовать.

Покончив с ним, Чин-чин удовлетворенно потянулся и подумал, что сделал не так уж и плохо, материализовав женщину. Ее стоит оставить при себе, а значит…

— Мне нужны мои близкие, — сказала женщина.

— Муж? — моментально насторожился Чин-чин.

— Давно сбежал, мерзавец.

— Ну хорошо, — успокаиваясь, махнул рукой бродяга. — Будут тебе близкие. Если, конечно, они не станут слишком мозолить мне глаза.

— Согласна, — промолвила женщина. — Только — сейчас.

Чин-чин удовлетворенно кивнул.

Эта женщина явно знала жизнь не с самой лучшей стороны и воспринимала окружающий мир без малейших иллюзий. Она знала, что появившуюся возможность что-то получить не следует откладывать на завтра. Завтра скорее всего не будет ничего.

— Ну так как? — спросила женщина. — Сейчас или когда-нибудь потом?

— Сейчас, — буркнул Чин-чин. — Иди в соседнюю комнату. Здесь у меня скоро будет важное совещание.

— Не надуешь? — поинтересовалась женщина.

— Нет. Иди и жди.

Она ушла, а Чин-чин попытался претворить ее желание в жизнь. Похоже, ему это удалось. По крайней мере из соседней комнаты теперь доносились два голоса. И второй был старушечьим, скрипучим, очень недовольным. Потом раздался еще один голос. На этот раз детский. И еще — один. А может, это был все тот же ребенок?

Чин-чин хотел уже было отправиться в комнату женщины и устроить смотр своего так неожиданно разросшегося семейства, но, взглянув в окно, увидел подъехавшую к дому легковую машину и передумал.

Кажется, исполнялось желание, загаданное им перед тем, как женщина принесла бигос.

Бродяга довольно улыбнулся.

Если только все получится точно так, как он пожелал…

Ага, как же…

Некоторое время спустя Чин-чин убедился, что его надежды оказались напрасны. Конечно, не то чтобы совсем… но все же…

В общем, появившийся перед ним молодой человек в безупречном костюме, как он и рассчитывал, принес заполненные согласно всем требованиям закона документы. Согласно этим документам, он стал владельцем банка.

Вот только… Ну да, ну да, все верно… Была и закавыка, портившая всю картину.

Принадлежавший ему банк оказался чуть ли не самым захудалым на свете. Доход с него был настолько ничтожен, что переезд в жилище более комфортабельное, чем предназначенный к сносу дом, в ближайшее время представлялся совершенно эфемерным. Мановением руки отпустив молодого человека, Чин-чин еще раз взглянул на лежащие перед ним бумаги, прислушался к тому, как женщина в соседней комнате кого-то громко отчитывает, и тяжело вздохнул.

Теперь принцип действия чудесного дара был совершенно понятен. И значит, дальнейшее предугадать было нетрудно.

Абсолютно все его желания будут исполняться, вот только с одной-единственной постоянной поправкой. Чего бы он ни захотел, чего бы ни пожелал, он получит самый худший из возможных вариантов, такой, от которого с радостью избавился кто-то другой, более удачливый.

Удачливый… Получается, он не просто неудачник, а самый большой из всех возможных? Неудачник в квадрате?

Гм… А ведь еще сегодня утром он мечтал всего-навсего о бутерброде. Сейчас же… Не слишком ли его растащило? Может быть, стоит умерить аппетит и довольствоваться синицей в руке? А журавль… а журавль пусть летит. Тем более что поймать его ну никак не представляется возможным. Но — хочется. Аппетит, как известно, приходит во время еды. И если постараться, если что-нибудь придумать…

А что именно?

Если он пожелает себе машину, то это окажется самая худшая на свете, устаревшая, то и дело ломающаяся машина. Если он надумает сменить женщину, то новая будет ничуть не лучше той, которая сейчас находится в соседней комнате. Возможно, даже хуже. И какой смысл тогда что-то менять? Все-таки заиметь свой дом, поскольку теперь у него есть семья и ей необходимы удобства? Однако будет ли полученный с помощью чудесного дара дом лучше этого?

Ох вряд ли… Ох сомнительно…

Так что же ему остается? Обладая чудесным даром, всю жизнь питаться объедками и жить в развалюхах? И можно ли как-то изменить подобное положение?

Гм…

Чин-чин снова взглянул в сторону окна и сморщился, получив очередной укол солнечным лучиком.

Выход… способность использовать представившуюся возможность…

Ну хорошо, если посмотреть на все происходящие с ним чудеса со стороны, то можно сделать довольно любопытный вывод. Собственно, все эти материализации являются всего лишь доказательством существования явлений, с точки зрения науки необъяснимых. И если об этом проведают церковники… если они ему предложат работу… Причем совершенно не важно, какой церкви, учению или секте служить. Все они в одинаковой степени испытывают гигантскую нужду в чудесах. И удовлетворяя эту нужду, можно в самом деле обогатиться…

Хотя, хотя…

Чин-чин еще раз почесал в затылке.

Если подумать, то набор стандартных чудес не так уж и обширен.

Излечение? Да, он наверняка может пожелать излечения того или иного человека. Подсунув вместо проказы какую-нибудь другую, возможно, более страшную болезнь? Накормить толпу голодных семью объеденными и заплесневелыми хлебами? Нет уж, настоящие чудеса для религиозных фанатиков должны проходить без сучка и задоринки. По крайней мере настоящие, за которые платят неплохие деньги. А дилетантов в этой области полным-полно и без него.

Чин-чин взял один из лежавших перед ним документов и внимательно прочитал тот абзац, из которого следовало, что он является владельцем банка.

Да, банка… Только толку-то с этого… Лучше бы уж не позориться. Сидел бы себе в этом предназначенном к сносу доме, питался надкусанными бутербродами и, возможно, был бы счастлив на полную катушку.

Кто в этом мире может быть по-настоящему счастлив? Только тот, у кого нет ничего, кому нечего терять. Чем выше ты поднимаешься, тем больше на тебя наваливается хлопот, забот, тем больше сил и нервов тебе приходится тратить. Это — неумолимый, не имеющий исключений закон.

А если исключения из этого закона все же есть?

Чин-чин задумчиво покрутил головой.

Какие исключения? Каким образом они могут возникнуть? Разве что — чудом. Гм… чудом? А разве то, чем он только что занимался, не является чудом? Самым настоящим, невозможным чудом. И все-таки он это делал, усилием мысли переносил, возможно, с другого конца земного шара, вещи и даже людей. А потом, не ограничившись этим, он превратился во владельца банка. И если идти дальше по пути чудес…

У Чин-чина перехватило дыхание. Он вдруг осознал, на какую дорогу вступил и что маячит в ее конце. Кстати, если есть такая возможность, не проще ли всего, миновав промежуточные станции, сразу перенестись к финишу, получить самый главный приз? Кто или что помешает ему это сделать? Да никто. А посему…

Чувствуя, как у него похолодели от ужаса кончики пальцев, Чин-чин закрыл глаза и загадал желание…

Все оказалось именно так, как он и представлял.

Белоснежное, простирающееся в бесконечность облако, нестерпимо сверкающая, словно сделанная из алмазов ограда и сияющие всеми цветами радуги, расположенные неподалеку от него огромные ворота. Перед воротами неторопливо прохаживался лысый толстяк в белой хламиде. В руках у него была внушительного размера связка ключей. Повернувшись спиной к воротам, Чин-чин обнаружил, что стоит на краю огромной дыры, через которую можно было разглядеть располагающуюся где-то далеко внизу некую планету. Впрочем, форма и расположение ее материков показались Чин-чину смутно знакомыми.

Удовлетворенно кивнув, он снова повернулся к воротам.

Прохаживавшийся перед ними толстяк, увидев это, сейчас же остановился и бросил на него преданный взгляд. Вся его поза выражала готовность немедленно и как можно лучше исполнить любое полученное приказание.

Да уж, приказание…

Чин-чин улыбнулся. В душе у него стремительно росла уверенность, что на этот раз все получилось, причем без досадных отклонений, так, как он и хотел, без осечек…

А ведь точно получилось! И значит, он…

Чин-чин поднял руки и осторожно пощупал воздух у себя над головой. Там что-то было, некое почти неосязаемое вещество. Так и не сумев ухватить его, Чин-чин взглянул на свои пальцы и, увидев медленно исчезающие радужные пятна, вдруг сообразил, с чем имеет дело.

Ну конечно, это нимб. Ничем иным это быть не может. И значит… А тот лысый толстяк является…

Проще всего было бы подойти и, задав несколько вопросов, окончательно убедиться в справедливости своих подозрений. Впрочем, какие там подозрения? Все было ясно и так.

Последнее его желание исполнилось на все сто процентов. А значит, порочный круг, внутри которого он мог претендовать лишь на объедки, был разорван. Отныне, как и положено настоящему богу, он будет получать все только самое лучшее. Никаких поношенных вещей, окончательно опротивевших кому-то жен и детей, а также захудалых банков.

Чин-чину захотелось подпрыгнуть и издать радостный вопль. От этого его удержало лишь осознание только что обретенного величайшего статуса.

Вот какой результат может принести одна-единственная вовремя пришедшая в голову удачная мысль.

Стать богом. Разве не гениально? Разве не здорово? Жить в райском саду, не испытывая ни в чем нужды, жить вечно, время от времени ради развлечения приглядывая за этими жалкими людишками, в соответствии с их делами награждая или наказывая…

Кстати, а куда делся тот, кто был богом до него? Исчез, растворился, перестал существовать? И причиной этого была всего лишь не вовремя возникшая мысль о несовершенстве подвластного тебе мира, секундное желание от него избавиться?

Чин-чин поежился.

Если такое произошло с его предшественником, то где гарантия, что подобное не может повториться еще раз? И может быть, стоит принять какие-то меры, как-то ограничить для жителей Земли возможность творить чудеса? Его предшественник, наверное, так и сделал, но ограничил только возможность творить обычные чудеса, не сумел предвидеть появление кого-то, способного отбирать ненужные вещи. И этого для проигрыша оказалось вполне достаточно.

Подходя к воротам, Чин-чин дал себе самый строгий зарок принять надлежащие меры. Но только не сейчас. Немного погодя. Для начала надо убедиться в том, что все это не плод его воображения. Кто знает, может быть, настоящий бог все еще на месте, может быть, он оказался здесь всего лишь по недоразумению.

Он тревожился напрасно.

Лысый толстяк щелкнул ключом, и ворота в райский сад мгновенно открылись. А заметив группу встречающих его ангелов, Чин-чин и вовсе успокоился.

Нет, все верно, все правильно. Он все-таки умудрился поймать свой единственный и неповторимый шанс. Да еще какой!

Гордо вскинув голову, он вступил под сень райского сада…

Немного погодя заглянувший к Чин-чину в гости бог соседнего мира рассказал ему о статусе доставшейся ему во владение собственности. Еще некоторое время спустя новоявленному богу для восстановления утекавшей из его мира энергии пришлось в первый и далеко не последний раз заняться обследованием ближайших черных дыр, копаться в переполнявшем их мусоре.

Февраль 2002 г.

СОБИРАТЕЛЬ ИНФОРМАЦИИ

Детектор опасности верещал уже третьи сутки. Питкин вытащил его из кармана и швырнул в стену ближайшего дома.

Вот так!

Улица, по которой он шел, была вымощена брусчаткой. А еще она была очень тихой, поскольку на ней не было ни единой живой души. Вот на соседней кто-то был. Оттуда доносилась музыка и слышался смех. Впрочем, вскоре они сменились взрывами и автоматными очередями. Из-за поворота выскочил голубой слон и, весело помахивая хвостиком, исчез в стене ближайшего дома.

А Питкину хотелось рухнуть на один из газонов и лежать, наслаждаясь одиночеством, пусть даже трава высосет из него всю кровь… Пусть… Главное лечь и уснуть… уснуть… Это было бы здорово…

Но нельзя…

И остается только надеяться на то, что еще один разговор… ну ладно, два или три, но не больше… И тогда — все. Щелкнет наручный компьютер, на экранчике появятся слова «информация в избытке», и можно будет вернуться на корабль. А там упасть где придется и спать… спать… А потом улететь. И все…

Черт, сколько можно копаться? Ну, час-два, ну, сутки, но не больше. А тут — третьи уже на исходе. С ума сойти!

Здравый смысл подсказывал, что лучше плюнуть на все и отдохнуть, а потом с новыми силами… Но нет, невозможно. Почему? Да потому, что это будет отступлением, маленькой, но все же капитуляцией. А он так не привык. Он всегда собирал информацию о любой планете с первого захода, чем по праву гордился. А отступив, перестал бы себя уважать. Вот именно — уважать…

Он перепрыгнул через появившуюся перед ним яму и машинально отметил, что она достаточно глубокая, а на дне ее хорошо различимы острые колья.

— Ну, дела… — пробормотал Питкин и пошел дальше.

Шагов через десять он остановился и, оглянувшись на медленно исчезавшую яму, пожал плечами.

Идиотская планета, просто идиотская.

Он вынул из кармана голубенькую таблетку и, проглотив ее, почувствовал себя гораздо лучше.

Ну что ж, пора дальше.

Поворот… еще поворот… автомобиль, который чешет бампер задней ногой… перекресток… где-то сбоку хлопают одиночные выстрелы… пуля возле самого уха… тротуар почему-то сырой… к щеке прилип окурок… тишина… тишина… тишина… пора вставать… снова поворот… перекресток… еще поворот.

Он привалился к стене, чтобы отдохнуть, и почему-то вспомнил о детекторе опасности.

Интересно, что с ним теперь? Наверное, так и лежит на тротуаре? А может, его уже подобрали и пытаются вскрыть? Черта с два, ничего не выйдет. А может, действительно за ним кто-то следит и делает все, чтобы запутать? Но зачем?.. А все-таки… Нет, чушь!.. Ну ладно, там видно будет, а сейчас надо идти вперед…

Из стены высунулась чешуйчатая нога и сделала Питкину подножку. Он рухнул и, тотчас же вскочив, выхватил бластер. Поздно. Нога уже исчезла. Зато дом, возле которого он стоял, вдруг пронзительно захохотал и долго трясся своим кирпичным телом, рискуя потерять один из балконов. А потом затих.

Вот так… Надо собирать информацию, и только когда ее будет достаточно, можно распрощаться с этой планетой. Не раньше… эх!

Питкин вдруг понял, что боится этой планеты. Боится так, что растерял весь гонор и стал из героя-космопроходца обыкновенным испуганным человеком.

И конечно, это было — стыдно.

Скрипнув зубами, он постарался выпрямиться, хотя его так и подмывало пойти дальше крадучись, короткими перебежками. Он все же сунул бластер в кобуру и пошел по улице нарочито неторопливо, стараясь держаться ее середины. Он даже рискнул заложить руки за спину, хотя и почувствовал при этом, как у него внутри довольно ощутимо зашевелился страх. Но все же он это сделал и даже выдавил из себя улыбку.

Вот так!

Он шел мимо домов из кирпича, пластика и стекла, мимо домов, похожих на грибы и покрытых толстой потрескавшейся корой, домов из пустых бутылок и листов алюминия. Он шел и готовился, в очередной раз повторяя про себя вопросы, задававшиеся до этого во многих и многих находившихся в неизмеримых далях от этого мирах.

Сегодня, именно сегодня он должен насытить информацией этот проклятый компьютер, забросать, завалить и затопить… Он так решил, и значит, так оно и будет.

А потом Питкин оказался возле трактира, с узорчатой вывески которого свешивалось что-то черное в золотую крапинку. И лишь войдя внутрь, сборщик информации понял, что это кусочек ночи. Она, уходя, зацепилась за вывеску и оставила на ней свою частицу. Кстати, этот обрывок ночи висел достаточно удачно, словно занавеска, закрывая одно из окон трактира. Именно возле него Питкин и устроился в ожидании кельнера, рассеянно любуясь ночным небом и яркими звездами.

Посетителей в трактире было немного. На низенькой полутемной сцене сидел огромный козел и тихонько наигрывал на свирели. Нежные звуки, сверкая, разлетались по залу и с шипением гасли на деревянном полу. По бороде козла текли слезы.

Усатый кельнер поставил перед Питкином высокий бокал с прозрачной жидкостью и, низко поклонившись, исчез.

Питкину захотелось плюнуть на все и остаться на этой планете. Наверное, он был бы тогда счастлив… И привык бы… Какая все-таки чушь, будто кто-то за ним следит. Да не может этого быть!.. Хорошо бы действительно остаться. А корабль пусть ржавеет в лесу.

Вот только как быть с такой вещью, как долг?

Питкин отодвинул бокал в сторону, встал и двинулся к соседнему столику.

Молоденькая девушка, одетая в золотистое полупрозрачное платье, пытливо посмотрела на него и, облегченно улыбнувшись, спросила:

— Вы ведь тот, кто задает вопросы?

— Да, — сухо сказал Питкин и присел рядом с ней.

Она лукаво улыбнулась.

— Ну что же, я жду…

— Хорошо. — Питкин откашлялся. Он вдруг понял, что оказался в достаточно глупом положении, но отступать было поздно. — Итак, как вас зовут?

— Большая Берта.

— Возраст?

— Минус двадцать лет.

— Почему минус?

— Все очень просто. Через двадцать лет я умру.

— И вы знаете, как это произойдет?

— Безусловно. — Большая Берта мечтательно закрыла глаза. — Это будет ранним утром. Птицы уже начнут свой концерт. Застенчивое солнце попытается спрятаться за облаками, но, неожиданно сообразив, что это невежливо, выглянет, и тогда я…

Двери кабачка распахнулись. Пестрая толпа хлынула внутрь. Берта исчезла из-за стола, и через секунду Питкин увидел, что она самозабвенно кружится в объятиях жгучего брюнета с огромным крючковатым носом.

Можно было обидеться. Но тут на колени к Питкину села полная рыжая женщина и щелкнула его по лбу. Впрочем, это было ничуть не больно, и кроме того, тут же вслед за щелчком Питкин получил жаркий поцелуй.

А тем временем кто-то палил в потолок из «узи». Посреди танцплощадки два негра пытались укротить фонарный столб. Они отчаянно ругались, пыхтя и потея. Столб ржал, брыкался самым подлым образом и вертел фонарем из стороны в сторону, стараясь хоть кого-нибудь цапнуть.

Рыжая женщина куда-то исчезла. Собственно, Питкина она не очень-то и интересовала. Вот Берта… Берта… Может быть, стоит отправиться на ее поиски?

Он вскочил, и тут же кто-то из танцующих сунул ему в руку тарелочку с куском шоколадного торта. Машинально поставив ес на стол, Питкин ринулся на поиски Большой Берты, но ее уже нигде не было.

Тогда он выскочил на улицу, но девушки не было и там. Питкин хотел было вернуться в кабачок, но затейливая резная дверь уже превратилась в огромный рот, который тотчас же попытался укусить его за ногу.

— У, тварь!

Питкин увернулся и, плюнув на плотоядно вытянутую нижнюю губу, потопал прочь…

Ему стало жарко, его так и тянуло присесть где-нибудь в тенечке, отдохнуть. Вместо этого он собрал всю волю в кулак и двинулся дальше по самой середине улице, несмотря на жару, принципиально избегая малейшей тени.

Через час, остановившись на каком-то перекрестке перевести дух, Питкин попытался вспомнить свое имя. Как ни странно, ему это удалось. Правда, не с первой попытки.

Потом он каким-то образом, каким именно — Питкин не запомнил, оказался возле большого фонтана, на край которого и упал. Некоторое время он лежал неподвижно, недоверчиво глядя на прозрачную чистую воду, а потом, наклонившись, коснулся губами ее прохладной поверхности.

Однако, прежде чем он успел сделать хотя бы глоток, бассейн заволновался и закричал, что на него напал какой-то страшный зверь, собирающийся пожирать его по кусочкам. И пока этого не произошло, кто-нибудь должен, просто обязан его спасти. Голос бассейна рождался прямо в воде, был очень четким и громким.

На крики из ближайших домов стали выходить аборигены. Они качали головами и с укором смотрели на Питкина. Тогда тот встал и, обреченно махнув рукой, пошел прочь.

Еще через час ему встретился старик с длинным носом. На голове у него была соломенная шляпа, а на узких плечах болталась расшитая галунами безрукавка. Звали старика Жвачкун, и на хлеб он зарабатывал тем, что штамповал из солнечных зайчиков противозачаточные пилюли.

Жвачкун сообщил Питкину, что когда-то давно все было хорошо, а потом стало плохо. Появились пришельцы из будущего, что-то изменившие в прошлом, благодаря чему настоящее стало мнимым. И шел бы он, Питкин, себе дальше, не мешал дожидаться неизвестно чего. Потому что он, Жвачкун, за этим неизвестно чем охотится уже пятый год и еще ни разу его не видел, а только подозревает, что оно зеленое и на четырех лапах. И как раз сегодня он, Жвачкун, имеет твердое намерение эту штуку отловить, а тут приходят всякие юные нахалы, задают в высшей степени наглые вопросы и беспардонным образом не желают отправляться дальше.

Питкину ничего не оставалось, как его послушаться. Он уходил, а старик за его спиной охал и вздыхал. Оглянувшись, сборщик информации увидел, как тот настороженно смотрит в сторону ближайшего переулка, из которого, очевидно, вот-вот должна была появиться добыча. А еще у Жвачкуна на шляпе сидел солнечный зайчик и, пользуясь тем, что старик его увидеть не может, безмятежно вылизывал свою мохнатую цвета яичного желтка лапку.

Миновав еще пару улиц, Питкин с надеждой взглянул на компьютер и убедился, что информации еще недостаточно. Ему захотелось сесть на дорогу, прямо в пыль, и заплакать.

Вместо этого он проглотил еще одну таблетку и, когда она по действовала, сумел взять интервью у толстого владельца зоопарка редких инструкций. Тот долго мялся, а потом доверительно сообщил, что на самом деле их планета живая и в данный момент прилично наклюкалась. А когда проспится — все будет хорошо. И вообще ему некогда, ему нужно выполнять свои обязанности. Того и гляди какая-нибудь инструкция сбежит.

Сказав все это, он торопливо двинулся куда-то в глубь зоопарка, а Питкин пошел от клетки к клетке, внимательно рассматривая особенно редкие инструкции. Например: «Как собирать и классифицировать дырки от бублика», «О том, как посредством сосания указательного пальца правой руки увеличить поголовье сданного скота в два раза», «Как правильно смотреть на луну» с приложенной к ней таблицей градусов наклона головы на каждую ночь до 2365 года включительно. И еще… еще…

Возле клетки с инструкцией «О правильной постановке ног при вешании лапши на уши» Питкин встретил кентавра. Они познакомились, и кентавр тотчас же угостил его довольно сносным пивом. Разговаривать не хотелось. Поэтому они молча пили пиво и, вдоволь наслушавшись, как за тяжелыми хромированными прутьями бьют копытами и рвутся на свободу инструкции, пошли любоваться заходом солнца, но по дороге заглянули на представление театра восковых фигур, которое им очень понравилось. Однако, когда оно закончилось, выяснилось, что заход они пропустили.

Не сильно этому огорчившись, Питкин и кентавр стали обходить ближайшие улицы, во все горло распевая песню, из которой сборщик информации твердо знал лишь начало:

И конец:

Потом кентавр куда-то исчез, а Питкин забрел в парк. Он ходил между деревьями, рассказывая луне о своей невиновности в происшедшем, о законе, благодаря которому рано или поздно попадается планета, которая обычному сборщику информации просто не по зубам. Хоть лопни. И ничего тут не поделаешь. Разве что сбросить на нее помидорную бомбу — и делу конец. Да и то, наверное, не поможет. А он простой человек и не виноват, что ему подсунули неисправный компьютер. Пусть пришлют сюда другого, а уж он-то над ним посмеется, а потом попросится в отставку, и пусть его больше не трогают, потому что плевал он на эту планету, и на весь космос, и на свою собачью службу. А вот пойдет он и найдет девушку в изумрудном платье. Сделает ее своей супругой, и она нарожает ему штук десять домовых, кикимор и леших. А потом они всем шалманом отправятся в дом отдыха на остров белых крокодилов. А там…

Питкин запнулся о собственную ногу и упал на мягкий ковер из прошлогодних листьев. Некоторое время он ерзал, устраиваясь поудобнее, а потом уснул.

Ближе к полуночи сборщику информации приснилось, что его заставляют есть раскаленные угли. Что-то пробормотав, он перевернулся на спину, и в ночной темноте загорелся зеленый глазок наручного компьютера. Через весь экран шли голубоватые буковки, которые складывались в слова «Информация недостаточна».

Проснулся он с довольно приличной головной болью. Во рту у него все горело, а язык покрывал противный налет. А еще был полдень, и, конечно, жутко хотелось пить.

Встать Питкину удалось с третьей попытки. Правда, при этом он ударился головой о сук дерева, под которым спал, но это по сравнению со всем остальным было уже совершенным пустяком.

Кое-как удерживая равновесие, он сорвал с пояса фляжку с водой и вдоволь напился.

Стало легче. И теперь можно было начинать хождение по городу, а также возобновить расспросы. Потом, если компьютер насытится информацией, он доставит собранную информацию на базу, а там дипломированные умники выделят из нее самое главное и до отказа набьют им одну из ячеек памяти большого искусственного мозга…

И на этом до поры до времени — все. Пока кто-нибудь из живущих там, в галактическом содружестве, не придумает, как полученную информацию использовать, как извлечь из нее выгоду. А он, Питкин, между тем полетит на следующую планету. Безмозглый придаток безмозглого компьютера. Сборщик информации. Настоящий звездопроходец.

Кстати…

Краем глаза Питкин заметил привычную надпись «Информации недостаточно» и вздохнул. А потом что-то в нем взорвалось. Он застонал и с размаху ударил кулаком по компьютеру, а тот задрожал и моментально превратился в кукиш. Лопнул и разделился на множество блестящих капель титановый браслет, которым компьютер крепился к руке. Капли, словно горошины, посыпались в траву и канули в ней навсегда.

А Питкин почему-то от этого почувствовал облегчение. Можно было вновь приниматься за дело. И голова более не болела, а во всем теле ощущалась удивительная легкость. И значит, ничего не оставалось, как двинуться на другой конец города, туда, где стоял его звездолет.

Да, он вернется и, оказавшись внутри звездолета, наберет короткую комбинацию на пульте управления. Этого окажется достаточно для того, чтобы звездолет стартовал. Прочь от этой планеты. Домой.

Полумесяц солнца висел точно в зените, но было совсем не жарко. Над городом плыли гигантские мыльные пузыри. Иногда они опускались слишком низко, натыкались на крыши домов и очень красиво лопались.

На центральной площади Питкин запнулся о рубку неожиданно вынырнувшей из асфальта подводной лодки, но даже не обернулся, чтобы обругать офицера, устанавливавшего на ней крупнокалиберный пулемет. Так же равнодушно Питкин прошел мимо задумчивого богомола, явно желавшего с ним познакомиться. Увидев, что знакомство сорвалось, богомол с горя прикусил собственный хвост и поплелся прочь. Потом Питкина обогнали попрыгунчики. Громко шлепая, они отталкивались от асфальта плоскими волосатыми ступнями и, взмыв метров на пять, приземлялись, чтобы сделать новый пятиметровый прыжок.

Из рупора на ближайшей крыше звучали последние новости. Уверенный мужской голос сообщал, что на сегодня предсказано двадцать три автокатастрофы и восемнадцать ограблений на каждый километр в среднем.

Питкину на это было чихать.

Он шел и шел вперед, пока город не кончился. Тут до корабля оставалось совсем уже недалеко, и Питкин припустил бегом.

Стоп, вот и знакомая полянка.

Он остановился на самом ее краю, с трудом переводя дыхание и отыскивая глазами звездолет. Да, звездолет был на месте, только его предохранительные опоры превратились в толстые узловатые корни, а из корпуса торчало множество веток и сучьев.

Медленно, чувствуя странный холод в желудке, Питкин подошел к кораблю и, протянув руку, сорвал с одной из веток апельсин. Он оказался горьким.

Тогда Питкин швырнул надкушенный плод на землю, с минуту рассматривал корабль, наружная обшивка которого прямо на глазах превращалась в кору, и медленно, криво ухмыляясь, вытащил из кобуры бластер.

Вот теперь действительно — все.

Он снял бластер с предохранителя и нацелил дуло себе в грудь. Вот сюда, где-то здесь должно быть сердце.

Спуская курок, Питкин подумал, что все это до невозможности глупо. Потом плазменный шнур продернулся сквозь его тело и испарил подкрадывавшийся сзади тигрокуст. Трава понеслась Питкину навстречу и ударила его по лицу…

Умирать ему надоело через полчаса. Тогда он сел и задумчиво почесал в затылке. На груди не было даже малейшего ожога.

Вот ведь черт! Даже умереть здесь по-человечески нельзя!

И он завыл. А потом пошел в город, забыв о дороге, прямо через лес, спотыкаясь и размазывая по щекам слезы. А когда лес кончился, Питкин увидел городскую окраину, а также поджидавшую его толпу.

Они были здесь все. Красавица Берта и Жвачкун, толстый владелец зоопарка инструкций, кентавр и еще многие другие. Они ждали его и улыбались. А когда Питкин остановился перед ними, Жвачкун шагнул вперед и, хлопнув его по плечу, сказал:

— Ну, хватит, парень, побаловался и — ша! Я вижу, что у тебя все прошло. А что, не так? Так! Я еще три дня назад, когда увидел, что ты надеваешь на себя эти дурацкие тряпки и застегиваешь на руке неисправный компьютер, понял, что тебя не надо трогать. Да, я понял, что это пройдет само. И был прав! А? Прав, я говорю? Прав!

— Так я… — Питкин мучительно сглотнул. — Так я…

— Глупый, — сказал Жвачкун. — Ну конечно! Вспомни. Ты же наш. Забыл, как в прошлом году чуть не проломил мне голову пивной бутылкой в баре «У голубых слонов»? А Большую Берту вспомнил? Ты же с ней в один детлес ходил… Ладно, кончай придуриваться! Есть дельце. Миркун охоту на жужелиц затеял. Давно ее уже не было. Пошли! Да не мучайся так. С кем не бывает? Мне вон в прошлом году привиделось, что я голубая обезьяна. Так по крышам целую неделю скакал. Пошли!

— Пошли, — сказала Большая Берта. Она положила ему руки на плечи и близко-близко заглянула в глаза, да так, что у Питкина перехватило дыхание. И он совершенно неожиданно улыбнулся.

Толпа взревела. Все окружили Питкина и хлопали его по плечам, нахлобучили ему на голову шляпу и громко смеялись, выкрикивая:

— Я же знал!

— Я же говорил — пройдет!

— А я-то…

— Да, он настоящий парень, наш Питкин!

— А здорово мы дурака валяли, притворяясь, что его не знаем?

— А старый Жвачкун — голова, правильно сказал, чтобы Питкина не трогали, вот он и выздоровел.

И Питкин уже бормотал:

— Да что вы, ребята… да я же с вами… я же так, бывает… ну с кем не случается!

Ему отвечали дружным смехом.

Через полчаса они отправились на охоту. Перестреляли чертову уйму жужелиц и вернулись в город увешанные трофеями. Солнце по этому поводу задержалось на небе лишних три часа, все ждало, когда они навеселятся, насмеются, натанцуются.

Прямо на мостовой пылали гигантские костры. На огне поджаривалось мясо жужелиц, и любой, кто хотел, мог подойти и отрезать себе приглянувшийся кусочек.

А когда солнце устало и ушло отдыхать за горизонт, Большая Берта и Питкин тихо исчезли в одном из узких неприметных переулков. Там Питкин прислонил Большую Берту к стене и снова очень близко увидел ее глаза. Потом они поцеловались. А когда отодвинулись друг от друга, жадно хватая ртами воздух, Берта сказала:

— Да заткни ты эту верещалку, сосредоточиться не дает.

— Какую верещалку? — не понял Питкин и только тут услышал, что действительно совсем недалеко что-то верещит.

Он нагнулся и поднял маленький металлический кубик.

— Что это? — спросил Питкин, разглядывая странную штуковину.

Что-то она ему напоминала. На секунду в его памяти всплыли слова «детектор опасности» и тут же исчезли.

Бессмыслица какая-то!

Питкин пожал плечами и, прежде чем повернуться к Большой Берте, кинул кубик в канализационный люк. Он провалился сквозь прутья решетки, и верещание смолкло. Через секунду в люке что-то полыхнуло.

Но Питкин этого уже не видел. Он целовал Большую Берту.

Некоторое время спустя из люка выскочил маленький зеленый лягушонок. Отпрыгнув подальше от люка, он задумчиво поглядел на луну, а потом пронзительно заквакал. Три длинных квака, три коротких и снова три длинных…

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ КОТА

— Ужин.

Саб взглянул на паука-прислужника. Тот стоял возле его кресла, слегка подогнув передние лапки, поставив поднос с ужином на спину, крепко придерживая его рабочими манипуляторами.

— Вам пора что-нибудь съесть. Вы должны заботиться о себе, вы просто обязаны это делать.

Голос паука звучал неприятно, в нем слышались какие-то скрипы и Саб недовольно поморщился.

Похоже, у его «камердинера» слегка испортились голосовые центры, а паук-распорядитель ремонтных работ посчитал эту поломку незначительной. Таким образом прислужнику удалось временно избежать встречи с репликатором. А жаль…

Впрочем, надолго ли? Где тонко — там и рвется. Еще одна такая же неисправность и свидание с фиолетовым лучом станет неизбежным. Надо только немного подождать…

Саб усмехнулся.

А может, стоит обновить прислужника прямо сейчас, своими руками? Это не так уж и сложно. Вот только стоит ли мешаться у распорядителя под ногами? У того могут быть свои резоны. А поскольку корабль огромен и состоит из бесчисленного количества деталей, в нем каждую секунду что-то ломается. И каждую секунду эти поломки чинятся, не только с помощью двух больших репликаторов, но также и огромным количеством маленьких, которыми снабжены кибернетические ремонтники. Проще говоря, на корабле все время идет контролируемый пауком-распорядителем процесс обновления. Он подчинен определенному ритму и кто знает, что может случиться, если его нарушить, пусть даже всего-навсего пропустив через репликатор одного прислужника.

Вот если бы это был к примеру — кот… Ах да, сегодня же день рождения кота. И как он мог об этом забыть? Что, старость — не радость?

Саб откинулся на спинку кресла, ощутил, как она мягко подалась под его тяжестью, ласково, бережно охватила спину, и грустно улыбнулся.

Он и в самом деле был немолод. Еще немного и ему останутся лишь воспоминания, полустершиеся от времени, словно много раз использованная старинная, целлулоидная пленка. И ничего более, кроме бесконечной пустоты и холода космического пространства, отделявшего его от Земли. Причем нет никакого смысла сходить с ума, поворачивать корабль назад. Это ничего не изменит. Он умрет от старости, задолго до того как сократит расстояние до Земли хотя бы на треть. А значит…

Впрочем, он не так уж и одинок. У него есть кот и Хозяйка.

Ах да, у него же еще есть Хозяйка.

Вот правда, он все реже и реже возвращает ее к жизни. Может быть, сделать это сегодня, ради дня рождения кота? Поужинать, а потом набрать определенную комбинацию клавиш на пульте…

— Еще раз напоминаю вам, что вы должны заботиться о своем здоровье. Если вы немедленно не приступите к еде, в вашем личном деле будет сделана соответствующая пометка.

Саб поморщился.

Вот именно — должен, поскольку является самой большой ценностью на корабле. И если с ним что-то случится… Причем вот именно с ним все эти фокусы с восстановлением не пройдут… все-таки он — человек, его отпечатка в памяти бортового компьютера нет и, значит, лично его восстановить с помощью репликатора не удастся.

Саб не удержался и взглянул в сторону репликатора.

Тот стоял посреди кабины управления, на небольшом возвышении, и пилот с неожиданным раздражением подумал, что более всего этот агрегат напоминает бездарное творение халтурщика-абстракциониста, нагло поблескивающее хромированными винтами ручной настройки и трусливо прикрывшее свою нижнюю часть матовым кожухом.

Как раз в этот момент в стене, неподалеку от репликатора, открылся небольшой люк и из него выбежал паук-ремонтник. В его манипуляторах находился какой-то закопченный предмет, сильно смахивающий на дохлого осьминога. Положив его на квараловую пластинку перед репликатором, ремонтник отошел в сторону. Мгновением позже по «дохлому осьминогу» скользнул фиолетовый, разрушающий луч и он исчез. Луч изменил свой цвет на зеленый, сделал еще одно движение и узел возник вновь. Теперь он поблескивал свежим, матовым покрытием. Паук подскочил К платформе и, схватив узел, проворно метнулся к люку.

Саб попытался прикинуть, чем может быть этот восстановленный узел.

Частью двигателя? Фрагментом системы жизнеобеспечения? Деталью навигационной системы?

Хотя имеет ли это какое-то значение? Заниматься ремонтом корабля — дело пауков-ремонтников. Они прекрасно знают, что и куда подсоединить, они не ошибутся. А если кто-то из них и напортачит, то это заметит паук-распорядитель ремонтных работ и, к примеру, отправит на восстановление самого ремонтника. Если же что-то случится с пауком-распорядителем ремонтных работ, то это заметит и примет надлежащие меры его дублер.

В общем, все учтено. Почти полная гарантия от катастрофы. Страховка всех важных элементов, в том числе и самих репликаторов, поскольку их тоже — два. Причем если учесть маленькие репликаторы, пауков-ремонтников, то тут пахнет уже не двойной, а гораздо большей количественно страховкой.

Кстати, репликаторы, кроме восстановления сломавшихся деталей и узлов корабля, выполняют еще и функции утилизаторов. Любая ненужная вещь под их лучами распадается на довещество, поступающее в скрывающееся в недрах корабля хранилище, из которого оно по мере надобности извлекается для производства всего, в данный момент необходимого.

Проще говоря, репликаторы обеспечивают циркуляцию веществ внутри корабля. Замкнутый цикл, в котором ничего не попадает в отходы, все перерабатывается и превращается в нечто полезное, в том числе и в совершенно необходимые для поддержания жизни воздух, воду, еду. Именно ими и занимается второй репликатор, находящийся в жилом отсеке. Он работает на половинной мощности, на поддержание жизнеобеспечения единственного продублированного элемента на борту.

Ну, если уж подходить совсем формально, есть еще и третий большой репликатор, но он находится на носу корабля. Там установлен огромный экран, словно ковш бульдозера, загребающий из космоса пыль и мелкие частицы. Третий репликатор занимается тем, что превращает весь этот мусор в топливо. Учитывая, с какой скоростью летит корабль, работы ему хватает.

Подумав об этом, Саб не удержался, еще раз улыбнулся.

Космический бульдозер. Та штука, внутри которой он сидит, здорово напоминает космический бульдозер. Старый, но все еще благодаря системе дублирования работающий, продолжающий лететь к намеченной точке, к планете, на которой должны быть установлены телепортационные врата.

Долетит ли он? Нет, с кораблем ничего не случится. А вот как быть с находящимся внутри него человеком, являющимся единственным продублированным элементом на борту? Почему так получилось и не надежнее ли было послать, к примеру, двух людей?

Саб задал этот вопрос почти сразу же после того, как ему предложили подписать контракт. И получил на него исчерпывающий ответ.

Фактор психологической совместимости. Кто может дать стопроцентную гарантию, что два человека, в данный момент с полуслова понимающих друг друга, через десять лет полета не превратятся в заклятых врагов? А еще через десять лет? С этой точки зрения один пилот — гораздо надежнее. Ему не с кем ссориться, не с кем выяснять отношения, не с кем делить власть над кораблем. А для того чтобы он не чувствовал себя таким уж одиноким, ему надо дать с собой какую-нибудь зверушку, а также позаботиться о том, чтобы его не так сильно мучила тоска по противоположному полу. Для этого вполне сгодится хорошо синтезированная иллюзорная Хозяйка.

Хозяйка.

Саб задумчиво посмотрел на пульт управления.

Может, и в самом деле ее активизировать? Давненько он этого не делал, давненько. И день рождения кота… Почему бы это не сделать хотя бы в честь праздника? Вот только надо поужинать и лишь потом…

— Самое последнее предупреждение, — гундосил паук-прислужник. — Учтите, обильное выделение желудочного сока в пустом желудке может привести в язве. А это было бы весьма нежелательно.

Дребезжание в его голосе слегка усилилось.

Саб хмыкнул.

Нет, бесполезно, паук не отстанет. И значит, тянуть время не имеет никакого смысла.

— Хорошо, давай сюда поднос.

Есть ему и в самом деле не хотелось. Точнее — он не чувствовал в этом такой уж великой надобности. Вот только паук был прав. Он обязан беречь здоровье. Впереди еще десять лет пути, и он вовсе не намерен загнуться от какой-нибудь болячки, к примеру, за пару лет до возвращения на Землю.

Возвращение на Землю…

Оно станет мгновенным. Как только будут установлены телепортационные врата, останется нажать кнопку и сделать несколько шагов. А потом — Земля.

Кстати, а стоит ли на нее возвращаться? Согласно расчетам, планета, к которой он держит путь, ничуть не хуже, даже — лучше. Конечно, через телепортационные врата хлынут толпы переселенцев, но он, о чем в его контракте есть соответствующий пункт, успеет застолбить обширный кусок земли и построит на нем дом. Дом этот будет, конечно же, стоять в лесу. Причем, если на планете пока нет лесов, это дело поправимое. Даже когда он улетал с Земли, благодаря достижениям генной инженерии можно было за пару лет вырастить лес хоть на голом камне. А тут… Нет, его дом обязательно будет стоять в лесу. И в этом доме, ни о чем не заботясь, можно будет дожить остаток лет в обществе Хозяйки, к которой он так привык, и конечно — кота. Куда же его денешь?

В конце концов, это именно он преодолел космическую бездну и подарил Земле еще одну, пригодную для колонизации планету. Имеет он право хотя бы на такую награду?

— Может быть, пройдете в жилой отсек? — предложил паук. — Там ужинать удобнее.

— Нет, — упрямо сказал Саб. — Я буду ужинать здесь.

Он прекрасно понимал, что капризничает словно ребенок, но все же решил настоять на своем. Почему бы и не покапризничать, если это не наделает большой беды?

— Хорошо. Воля ваша.

Паук поднял поднос повыше и Саб, подхватив его, пристроил на край пульта.

Вот так. Как раньше, в молодости, когда он настолько увлекался чтением текстов из хранящейся в памяти компьютера гигантской библиотеки, что не в силах оторваться от экрана, ел прямо здесь, в отсеке управления. Как и тогда, когда он просматривал фильмы из хранящейся там же гигантской фильмотеки или потрошил отдел классической музыки. Ну а если уж дело доходило до компьютерных игр…

А сейчас…

Саб окинул взглядом все стоявшее на подносе и решил, что начнет, пожалуй, с гречневой каши.

Да, несколько ложек простой гречневой каши. Вот в чем он в данный момент нуждается.

— Приятного аппетита! — сказал прислужник.

— Спасибо, — машинально ответил Саб.

Он мог бы этого и не говорить, поскольку прислужник являлся всего лишь обычной машиной, и разговаривать с ним было все равно что пытаться общаться, например, с мясорубкой. И тем не менее он с ним разговаривал. Прежде всего потому, что приобрел эту привычку еще в первые месяцы пути, и тогда общаться с прислужником, создавать иллюзию, будто рядом находится еще одно живое существо, казалось достаточно забавным. Потом это ощущение ушло, а привычка — осталась. И если он придерживался ее все предыдущие годы, то почему должен пренебрегать ей сейчас?

Все начинается с мелочей. Стоит ему хотя бы в чем-то изменить свой образ жизни, как эти изменения коснутся не только его общения с пауком-прислужником. Кстати, он общается еще и с котом…

Ах да, кот…

— Накормлен ли кот? — спросил Саб.

— Ему была предложена пища, — сообщил прислужник. — Однако он не стал уменьшать ее количество.

Саб кивнул.

Да, так и должно было быть. Впрочем, сегодня день рождения кота, и значит, очень скоро к нему снова вернется аппетит. Да еще какой.

— Вы должны приступить к еде.

Ну да, ну да… должен…

Саб съел немного гречневой каши. Она была сделана достаточно качественно и обладала отменным вкусом. Однако все-таки… все-таки…

Взяв вилку, Саб наколол на нее ломтик ветчины и подумал, что завтра следует устроить еще один день кулинарии. Прямо с завтрака, он все приготовит своими руками. Вот только надо хорошенько продумать список необходимых продуктов. И приправ. С приправами дело обстояло не лучшим образом. Те, кто комплектовал память бортового компьютера, не уделили им должного внимания, и библиотека специй оказалась неполной. Ему пришлось восстанавливать ее буквально по памяти, создавать методом проб и ошибок. И все же результат был далек от идеала. К примеру, в отношении кардамона он до сих пор сомневается, поскольку…

Отправив кусочек ветчины в рот, Саб вздрогнул.

Что-то с этой ветчиной было не так. Каким-то она обладала не таким вкусом. Неправильным.

Чувствуя, как внутри у него все заледенело, Саб взял салфетку, выплюнул на нее полупрожеванный кусок и осторожно положил на край подноса.

Вот как, значит. Выходит, это случилось и с памятью бортового компьютера. Ну что ж, он вовремя спохватился.

Сгрузив поднос на спину паука-прислужника, Саб набрал на пульте необходимую команду и жадно уставился на экран, по которому шустро побежала змейка программы, сканирующей состояние памяти бортового компьютера. Минут через пять она остановилась, открыла пасть и выдала результат: «Стопроцентная норма. Оснований для опасений нет».

Саб ошарашенно покачал головой.

Неужели он ошибся? Но ведь ему же явственно почудилось… Может, и в самом деле — почудилось? А если нет? Если процесс разрушения памяти зашел так далеко, что программа сканирования уже не в силах выполнять свою функцию и ее лишь имитирует? Может быть, корабль как раз сейчас медленно, но верно разваливается, теряя один важный узел за другим? Еще немного и дойдет очередь до системы жизнеобеспечения. Тогда он наконец-то получит доказательства…

— Вы не должны отказываться от еды, — сказал паук-прислужник. — Почему вы передумали? Вы съели так мало.

Саб медленно провел ладонями по лицу.

Все верно. Это ошибся он. Сканирующие программы опростоволоситься не могли. И значит, его просто подвела память. Что неудивительно, если вспомнить, сколько он не пробовал настоящую ветчину. А сколько еще…

Интересно, сможет ли он через десять лет, наконец-то вернувшись на Землю, ощутить вкус настоящей ветчины? По идее, к этому времени он должен превратиться в полную развалину. Да, наверное, так и получится. Он еще будет двигаться, думать, даже предаваться каким-то нехитрым, доступным очень пожилым людям удовольствиям, но на самом деле жизнь его кончится.

Стоило ли тратить ее на то, чтобы перенаселенная Земля смогла заполнить частью скопившейся на ее поверхности биомассы еще один до той поры девственный мир? И кто знает, кем он мог стать, если бы не подписал идиотский контракт, не оказался в этом старом, неумолимо несущемся к намеченной цели космическом бульдозере?

Саб хихикнул.

Мелкое, противное хихиканье неудержимо рвалось из его горла, словно там вдруг включился миниатюрный аппаратик по его производству, работающий беспрерывно, с вечной гарантией и неистощимым запасом сырья. Оно длилось и длилось, это хихиканье.

А потом послышался очень серьезный голос прислужника:

— Я рад, что вы пришли в хорошее настроение. Может быть, это позволит вам съесть еще немного пищи? Вы должны получить свою норму, иначе вашему телу не хватит энергии для нормальной жизнедеятельности.

И по идее, идиотское замечание паука должно было вызвать еще более неудержимое хихиканье, но этого не случилось. Заводик оказался не таким уж долговечным. Он просто создавал такую видимость, развеявшуюся, стоило лишь Сабу вспомнить о том, что подобное было не раз и не два, а гораздо-гораздо большее количество раз. Еще бы, ведь он провел на этом корабле десятки и десятки лет, большую часть своей жизни, и она, эта часть, умудрилась вместить в себя все. Абсолютно все.

И крайнюю степень отчаяния, и радость, и надвигающееся неудержимо, словно вражеский бронепоезд, безумие. Все, все. И вот эта-то невозможность выкинуть что-то новое, породить какую-то новую мысль, касающуюся положения, в котором он оказался, дав согласие на полет, его и остановила. Тот заводик. Поскольку огромная протяженность пути вместила в себя и его, причем опять же не раз и не два.

— Так вы будете продолжать питаться? — спросил паук-прислужник.

— Конечно, — сказал Саб. — Давай сюда поднос.

И голос его был почти так же бесцветен, не содержал никаких эмоций, как и голос прислужника. Может быть, только не было в нем посторонних хрипов. Но зато был он сиплым, как и положено голосу мужчины, уже уверенно перешагнувшего порог старости.

Поднос был снова подан ему в руки, и Саб опять установил его на пульт, откушал, не испугавшись отпробовать от пресловутой ветчины. И конечно, в этот раз вкус ее не показался ему таким уж странным. Но даже если бы и показался? Какое это имело значение для человека, на какое-то время осознавшего невозможность выкинуть что-то новое, заставить себя самого испытать необычные, неизведанные ранее ощущения, которых так жаждало его теперь уже увядающее тело?

Нет, оно, конечно, увядало и раньше, так же как с определенного возраста начинает увядать тело любого обычного человека, но тогда это было еще не так заметно, тогда действие разрушающей его энтропии маскировал здоровый цвет кожи и упругие, накачанные на тренажере мускулы. Тогда. Сейчас же от этой маскировки не осталось ни малейшего следа. Старость уничтожила ее, добросовестно и окончательно, как проливной дождь, смывая с лица красотки покрывавший его макияж, превращает недоступную богиню просто в мокрую и испуганную, нуждающуюся в защите и теплом ночлеге женщину.

Саб взял чашечку кофе и, отхлебнув из нее, очень спокойно отметил, что наконец-то сумел назвать имя этого своего врага, осмелился его обозначить. Старость. В конце концов, он получил-таки одно преимущество, обменяв его на чистую кожу и тугие мускулы. Возможность не боясь называть имена своих врагов и осознание, что они в общем-то не так уж и страшны.

В самом деле. Та же старость. Может ли она сделать с ним нечто большее, чем уже совершила?

Нет? Так к чему тогда ее бояться? К чему все эти прыжки и преисполненные внутреннего смысла театральные жесты? Не проще ли продолжать делать свое дело и попытаться использовать оставшееся время с толком?

Саб допил кофе, поставил пустую чашечку на поднос и, чувствуя в животе блаженную тяжесть, от которой его желудок стал уже постепенно отвыкать, закурил сигарету.

Он нечасто себе позволял такое, не желая без нужды перегружать отвечающий за обновление воздуха репликатор, но сейчас это сделать стоило. Он чувствовал — стоило.

Паук-прислужник, повинуясь его команде, убрал поднос и удалился. А Саб курил, тихо, исподтишка радуясь тому, что вкус хорошей сигареты все еще доставляет ему удовольствие. Исподтишка потому, что боялся это ощущение удовольствия спугнуть, снова свалиться в пропасть отчаяния по безвозвратно ушедшей жизни.

Впрочем, так ли ему это сейчас грозило?

Он все же сумел совладать с собой, со своим отчаянием, и не доказывает ли это то, что хотя он и ослабел телом, но дух его все еще силен, все еще способен держать разум, сотрясаемый выныривающими из темной ямы подсознания образами, в подчинении? И если это верно, то чего ему сейчас бояться? Враг временно отступил, дал передышку, дал возможность насытиться и даже получить удовольствие от хорошей сигареты. Почему бы это не использовать дальше?

Кто мешает ему сейчас, например, заняться котом. Сегодня, в конце концов, его день рождения. Он решил это еще на прошлой неделе. А вот чему, кроме всего прочего, он научился за время пребывания на своем старом космическом бульдозере, так это не менять подобных решений. Тут стоит только начать.

И значит — баста. Сегодня день рождения кота. Точка.

Он затушил сигарету, ткнув ее в выдвинувшуюся из пульта чашечку пепельницы, встал с кресла и даже слегка потянулся.

По крайней мере, ему захотелось так поступить, и он это сделал. Это было неплохим знаком.

Стараясь ступать широко и уверенно, он прошел в жилую секцию и, миновав кухонный комплекс, тренажер, около десятка горшочков с ухоженными и выращенными по всем правилам растениями, мимо маленького пульта, за которым так удобно, к примеру, читать тексты, но которым он не любил пользоваться, поскольку следить за состоянием корабля с него было нельзя, он протопал в самый угол, где находилась корзинка кота.

Зверь лежал там. Он уже неделю не вылезал из своей корзинки. А миска с водой сегодня была не тронута, о чем свидетельствовал индикатор на ее боку. Судя по нему, кот сегодня к нему даже не подползал. Видимо, уже не хватило сил.

Значит — все верно. Тянуть дальше не имеет смысла. Только подвергать кота ненужным страданиям.

И все же…

Наверное, надо было приниматься за работу, но Сабу пришло в голову, что прежде стоит сделать небольшую паузу. Из уважения к смерти. Все-таки то, что он сейчас намеревался проделать с котом, называлось смертью. И пусть за ней обязательно последует возрождение, но смерть на мгновение все равно является смертью. Она требует известного почтения. Если угодно — ритуала.

Саб хмыкнул.

А кто совершит подобный ритуал над ним, если смерть придет до того, как он достигнет цели? Паук-прислужник?

Впрочем, не стоит об этом сейчас думать, совсем не стоит.

Саб осторожно погладил кота по голове и тот, слегка приоткрыв рот, выдавил из него хриплый звук, очевидно, мяуканье. Кое-где шерсть на его теле частично выпала и сейчас, лежа в своей корзинке, кот более всего напоминал брошенный как попало, заслуженный, вытертый многими ногами меховой коврик.

Ну да ничего, скоро все наладится.

Пилот машинально взглянул в сторону второго репликатора. Тот стоял от него на расстоянии пары шагов, и был чуть меньше, чем находящийся в отсеке управления, но от каждой его детали, от гордого наклона верхнего конуса веяло все тем же высокомерием.

Как же, властитель, способный возвращать молодость. Почти божество. Неспособное вернуть молодость только одному объекту на корабле. Ему, Сабу. Почему так получилось? Почему никто, перед тем как он отправился в этот полет, не озаботился сделать его копию?

Хорошо понимая, что его снова засасывает водоворот мыслей и раздумий, в котором за время пути он оказывался много раз, Саб все же не сказал себе «стоп», не попытался переключить внимание на другое. А зачем? Раз уж выдуманный им ритуал требовал некоторого времени на раздумья над старым телом кота, то почему бы не предаться еще более нерациональному занятию вроде попытки найти ответы на вопросы, ответы, которые не имеет смысла искать? Прежде всего потому, что он их великолепно знает.

Какие именно вопросы? Ну, к примеру, почему никто не захотел поместить в память компьютера его копию?

Саб хмыкнул.

Ну, ответить на этот вопрос и в самом деле легко.

Копию не сняли потому, что его отправила в путь не какая-нибудь шарашкина контора, а государство. Именно оно сделало возможным претворение в жизнь программы «семена жизни». Именно благодаря этой программе Саб, а также множество пилотов других «космических бульдозеров» отправились в полет, каждый к своей точке пространства, каждый — имея на борту такого же, как и у других, летающего корыта телепортационные врата.

Ни у одной частной компании не хватило бы денег на претворение в жизнь этой программы, только у государства. А оно вынуждено соблюдать свои собственные законы. Вынуждено. Ибо если оно будет ими пренебрегать, то кто же тогда им станет подчиняться? А одним из самых главных законов является закон о недопустимости угрозы жизни своих граждан. И если для того чтобы обеспечить своему гражданину вечную молодость, вечный цикл восстановления, его предварительно нужно убить…

Саб усмехнулся.

Да, все верно. Доступное какому-то коту, для него, человека, из лояльности господину закону, становится недосягаемым. Хотя… слышал он, что в некоторых особо важных случаях государству приходилось закрывать глаза даже на такое. Но только не в этом. Слишком много внимания прессы на этапе подготовки к полету, слишком много проверяющих из высоких административных кругов, слишком много возможностей для утечки информации.

А мог ли он сам согласиться на это?

Вот вопрос, на который, прежде чем задумываться на тему вечной жизни посредством репликатора, следовало честно ответить. Согласился бы он сделать с собой то, что сейчас намеревался совершить с котом, представься ему такая возможность?

Саб покачал головой.

Не было у него ответа на этот вопрос. Раньше и сейчас, в данный момент. Может быть, в будущем?

Чем является личность человека? В достаточно большой части — памятью о прожитых годах, накопленным опытом. И если из памяти восьмидесятилетнего человека изъять лет шестьдесят, не будет ли это убийством, поскольку еще раз прожив эти годы, он неизбежно станет кем-то другим. Он не сможет точь-в-точь повторить свои мысли, чувства, поступки. Он станет новым человеком, а тот, кем он был — уйдет в тень, умрет, будет убит.

Пройти через репликатор — совершить самоубийство. Способен ли он на такое? Нет, конечно. Не стоит даже думать об этом. Вот уж чему он научился за время полета железно. Не думать на определенные темы, уметь от них уходить. И кто знает, может быть, он выжил, не сошел с ума и не наложил на себя руки только благодаря этому умению?

Ах да, кот. Надо заняться котом. Пора.

Саб наклонился и очень осторожно его поднял. Потом он подошел к репликатору, положил кота на покрытую кваралом площадку и, в последний раз погладив по спине, ощутил, как животное слегка шевельнулось, отвечая на его ласку. Теперь осталось только взяться за пульт ручного управления репликатора.

Саб это и сделал.

Луч переместился к коту, неподвижно лежавшему на площадке и слеповато поводившему по сторонам глазами. Нажатие кнопки — и луч стал фиолетовым. Кот исчез так, словно был рисунком мелом, по которому кто-то провел мокрой тряпкой. Еще мгновение — и луч стал зеленым. Вот он снова провел по площадке и на ней появился котенок.

Все.

Акт творения свершился.

Котенок повел из стороны в сторону мордочкой, вытянул шею и тоненько запищал.

Саб улыбнулся.

А вот и первый крик новорожденного.

Он взял котенка на руки и тот, расположившись на его ладони, снова запищал, стал тыкать во все стороны мордочкой. Как и положено, он появился с пустым желудком и теперь хотел есть.

Ну, это организовать нетрудно.

Саб прошел в тот угол, где была корзинка, и поставил котенка возле миски, уже наполненной теплым молоком.

Вот так, вот так. Вот сюда мордочкой.

Котенок обнюхал миску, довольно уркнул и принялся увлеченно из нее лакать. Язычок его работал как заведенный.

Саб смотрел, как он насыщается, и думал о том, что те, кто снимал с котенка информационную копию, все рассчитали правильно. Он не настолько мал, чтобы пришлось его поить из бутылочки, и уже знает, как правильно справлять некоторые свои нужды. В самый раз для настоящего спутника одинокого пилота, сурового звездного волка…

Да уж… звездного волка. Что там следующее идет по списку? Одинокий всадник равнин?

Он еще раз погладил котенка. Тот, не отрываясь от миски, отозвался довольным урчаньем. И значит, все прошло удачно, как нужно, как обычно. Очередной день рождения кота состоялся.

Котенок поел, забрался в корзинку и уснул. И только после этого Саб вернулся в отсек управления. Сев в кресло, он окинул пульт задумчивым взглядом.

Ну что, теперь настало время Хозяйки? Как в прошлый день рождения кота, вызвать ее из небытия и устроить праздник? Почему бы и нет? Сбор маленькой, но дружной семьи, живущей в подержанном и не развалившемся только благодаря репликаторам космическом бульдозере. Престарелый покоритель межзвездных просторов, только что появившийся из хранящейся в компьютере программы котенок и еще одно детище компьютерной памяти — Хозяйка.

Он набрал на пульте необходимую комбинацию, и она возникла, в блеске юности и нереальной, доведенной до совершенства лучшими дизайнерами красоты. Возникла, улыбнулась и нежным голосом спросила:

— У нас снова праздник?

Саб улыбнулся в ответ. Он не мог сейчас не улыбнуться и не пожалеть, что давненько ее не вызывал из небытия, поскольку увидев ее красоту, забыл о своем возрасте, не мог о нем не забыть. Впрочем, возраст это такая штука, которая о себе обязательно напомнит. В свое время.

— Да, у нас сегодня праздник, — сказал он.

— В таком случае, начнем?

— Конечно, — сказал он. — Мы должны отпраздновать рождение кота. Сегодня он вновь появился на свет.

— О! — сказала Хозяйка. — Это действительно большой праздник. Рождение живого существа. Что может быть чудеснее? Пройдем в жилой отсек?

А вот это была правильная мысль. Если праздновать, так праздновать.

Пальцы Саба привычно забегали по клавишам. Прежде всего он сделал проверку систем корабля, убедился, что они вполне жизнеспособны, и лишь потом принялся набирать одну комбинацию за другой, задавая параметры будущего праздника.

Делая это, он мимоходом подумал, что на самом деле его участие в управлении основными функциями корабля понадобилось всего лишь два раза, когда целая цепочка следовавших одна за другой, редко случающихся поломок едва не привела к гибели корабля. Но так ли это мало? Главное, его присутствие на корабле оправдалось.

А не будь этих двух случаев? Интересно, как бы он теперь себя чувствовал, растратив жизнь на бессмысленный полет, так и не сумев ни в чем себя проявить…

Саб покачал головой.

Не стоило думать об этом, совсем не стоило. По крайней мере — сейчас. Он давно не устраивал праздников, и раз это все-таки случилось, имеет смысл получить все возможные удовольствия сполна, выгрести из копилки все, что накопилось за последнее время. Выпить вина, заказать себе какую-нибудь экзотическую еду, и конечно же — пообщаться с Хозяйкой.

Когда это было в прошлый раз? Он попытался вспомнить точно и не смог. Две недели назад? Три? Месяц? Да имеет ли это такое уж большое значение? Главное — прошло много времени. А он еще не дряхл и может себе позволить слегка повеселиться.

Вот именно — может.

Он снял руки с пульта и, откинувшись на спинку кресла, несколько секунд посидел в неподвижности, прикидывая, не забыл ли еще что-нибудь.

Нет, не забыл. Все предусмотрено. А раз так…

— Начнем? — спросила Хозяйка.

Саб быстро взглянул на нее, и они обменялись понимающими, радостными улыбками. Стоило ему только встать с кресла, как хозяйка оказалась рядом и прикосновение ее руки, как и положено, принесло ощущение теплоты и упругости женской кожи.

Как называется это в науке? Эффектом раскера. Способность определенных полей создавать иллюзию материальных объектов, с заранее заданными параметрами. Та самая пресловутая материализация, наука на грани с магией.

Впрочем, имеет ли смысл об этом думать? Особенно — сейчас.

И все же, входя в жилой отсек, он не удержался, скользнув рукой по плечу хозяйки, обнял ее за талию. И не только из вожделения, но еще и для того чтобы удостовериться в том, что она, несколько минут назад возникнув из пустоты, вполне материальна.

— Не торопись, — сказала она ему. — Все будет хорошо, милый.

Но он так и не отнял руку, взглянул ей в лицо, отыскивая в нем хоть что-нибудь фальшивое, неживое. Но нет, рядом с ним была живая женщина, и ничего в ней не было от искусственного создания, ничем она не походила на ту неживую куклу, которыми были наполнены старинные фильмы о покорениях космоса.

Впрочем, она не была роботом. Просто очень точным отпечатком чьей-то личности, некоей женщины, оставшейся на Земле, и конечно, же сполна расплатившейся со временем сединой и морщинами. При желании, он мог бы воссоздать ее во плоти, так же как и кота. Но стоило ли это делать? Мог ли он обречь такое же, как и он, существо на жизнь в космическом бульдозере, летящем к планете, все достоинства которой исчерпывались лишь тем, что она похожа на Землю и, значит, на ней можно установить телепортационные врата?

Лучше уж на несколько часов, в виде материализашки, как их называют в народе.

Бок о бок они прошли к корзинке котенка и склонились над ней, точь-в-точь — счастливые родители над колыбелью уснувшего младенца.

Котенок спал, как и положено свернувшись клубочком. Живой, настоящий, непредсказуемый, вещь в себе, с момента рождения отделенная от бортового компьютера, способная принимать решения самостоятельно. Именно этим он и отличался от Хозяйки. Так же как и Саб, он был вещью в себе. Впрочем, имеет ли это сейчас такое уж большое значение?

— Ты хмуришься, — сказала Хозяйка. — Немедленно прекрати. Кажется, мы собрались праздновать день рождения кота?

— Ну да, ну да, — промолвил Саб. — Конечно. Мы будем праздновать.

Он прикоснулся пальцем к синему пятнышку на боку корзинки и над ней возникло марево блокирующего звук поля. Теперь, даже если над ней зазвучит в полную мощь большой симфонический оркестр, котенка это не разбудит.

— Начнем? — спросила Хозяйка.

— Обязательно. Прямо сейчас.

Сказав это, Саб взмахнул рукой и жилой отсек благодаря появившимся на стенах проекциям вырос чуть ли не втрое, обзавелся даже парочкой дверей, ведущих, понятное дело, никуда. Еще появившееся пространство заполнили резные панели из дуба, бархатные драпировки, тусклые, старинные зеркала в тяжелых, серебряных рамах, гобелены и скрещенные мечи. Тихо и ненавязчиво, томительно нежно, заиграла старинная, соответствующая обстановке музыка.

Саб подумал, что мог бы, например, при желании населить эту, только что возникшую залу даже обитателями, такими же материализашкам, как и его хозяйка. В памяти корабельного компа их достаточное количество. Правда, при этом может случиться небольшой перерасход энергии, но такие праздники, как день рождения кота, случаются не каждый день и даже не каждый год. Так почему бы…

Нет, нет, сегодня они будут одни. Он и Хозяйка. Не нужно сегодня шума и пустых разговоров. Только они, и старая, нежная грусть, ибо таково сегодня его настроение. А поскольку он является безраздельным владыкой этого призрачного мира, то может себе позволить выполнение любого каприза.

Впрочем, мир этот был призрачным не до конца. Неподалеку от них, рядом с тренажером, теперь с помощью голографической проекции превратившимся в огромный камин, стоял самый настоящий столик. А появившийся из своего убежища паук-прислужник уже проворно сервировал его различными кушаньями. На самое видное место был поставлен высокий хрустальный бокал, последний из захваченных с Земли, и рядом с бокалом уже стояла бутылочка «райского молочка», и конечно, были там тарелочки с самой разнообразной закуской, среди которой Саб сразу же углядел пикантные устрицы с «беты-2», стремительно вошедшие в моду в год его отлета с Земли, и крылышки воздушного конька, любимые им еще в детстве.

— Начнем? — опять спросила Хозяйка. — Приступим к нашему маленькому пиру?

— Приступим, — согласился Саб.

И они медленно, можно сказать торжественно, двинулись к столу…

…Саб проснулся.

Хозяйка все еще была рядом, и ее изящная, почти невесомая рука лежала у него на груди.

Прекрасно понимая всю нелепость этого, пилот все же не решился сменить позу. Как будто Хозяйка была настоящей женщиной, которую и в самом деле можно разбудить. Он лежал на спине, глядя в потолок, утративший за ночь роскошные люстры, вновь превратившийся в потолок жилого комплекса обычного звездолета, и думал. Сначала ни о чем, просто вспоминая, одно за другим лениво перебирая события дня рождения кота.

А потом к нему пришло сожаление, но не о том, что он когда-то дал согласие отправиться в тот полет. Ну да, конечно, он еще больше расширит занимаемое человечеством пространство, подарит ему новую планету. Впрочем, он ли это сделает? Может быть, те, кто построил звездолет, кто рассчитал его курс. А он… Он потратил на полет большую часть жизни и это немало. Так что, если там, на новой планете поставят памятник именно ему, это будет вполне заслуженно. Вот только — какая разница? Действительно, большая часть его жизни прошла либо в отсеке управления, либо в жилом отсеке. Он уйдет в небытие, так и не оставив после себя наследника. Еще он совсем отвык от людей и, когда полет закончится, наверняка не сумеет с ними общаться.

Что он им скажет? На сколько ему хватит рассказов о тех случаях, когда он действительно спас корабль? Причем оба раза он спас корабль лишь потому, что был объектом, независимым от корабельного компа. Всего-навсего.

Более ничего особенного в его жизни не было. Он ел, спал, делал физические упражнения, работал и жил в мире, существующем благодаря фильмам, книгам, и общением с создаваемыми корабельным компом иллюзиями. Стоило ли тратить жизнь именно на это? Может быть, из него мог получиться некто более…

Он думал об этом, а перед глазами у него стояло, как он вот сейчас, прямо сейчас встает и, отломав от того же репликатора какую-нибудь железяку, начинает крушить ей пульт корабельного компа. Кстати, можно обойтись и без этого. Достаточно лишь набрать на пульте несколько определенных команд, как корабль начнет саморазрушаться. Репликаторы, как известно, можно использовать и для разрушения.

Впрочем, одновременно с этим он знал, что ничего подобного себе не позволит. У него уже было много решительных схваток с подсовываемым одиночеством безумием и он их выиграл. С некоторых пор безумие от него отступилось. Единственное, что оно теперь осмеливалось, это подсовывать вот такие картинки саморазрушения. И только.

Вот уж чего он боялся менее всего, так это наделать глупостей. Только не этого. И не сейчас.

Он лежал на спине, прислушиваясь к тихому, мерному дыханию Хозяйки, и пытался найти ответ на некоторые вопросы.

Так ли уж случайно он попал на этот старый космический бульдозер? И не свидетельствует ли факт, что он спустя десятилетия после того, как покинул Землю, все еще вполне благополучно летит к намеченной цели, о правильности его выбора? Может быть, ему это было суждено? И много ли он потерял там, на Земле? Кем он мог там стать? Известным поваром, художником, химиком, политиком, инженером. Кем? Будь у него талант к любому из этих занятий, смог бы он его отпустить в этот полет?

Ох, сомнительно.

Талант, настоящий талант, это такая штука, которая проявится обязательно. Если, конечно, он есть. И значит… значит…

Саб усмехнулся.

А может, так оно и есть? Может, у него все-таки есть особый талант и он действительно не пропал даром? Талант лететь через космос в старом, все время разрушающемся и все время восстанавливающемся корабле, талант быть единственным не имеющим возможности к восстановлению, и поэтому вынужденным быть сверхнадежным элементом. Многие ли, оказавшись на его месте, выдержат бремя одиночества, оторванности от остального человечества, выдержат с честью и приведут…

Хозяйка, словно в забытьи, провела рукой по его груди и едва слышно шепнула:

— Спи. Тебе надо спать. Полет еще не кончен.

Это верно. Надо было спать. Он обязан был спать, обязан заботиться о здоровье и съедать все, что принесет паук-прислужник. Без лишних разговоров и капризов. Да, вот именно с завтрашнего дня — никаких капризов. А сейчас…

Он и в самом деле стал засыпать, но прежде чем окончательно провалиться в сон, успел еще раз подумать, что Хозяйка права. Полет продолжается. Правда, он приближается к завершению, и его талант дает дополнительную гарантию, что все закончится благополучно, но это еще не повод расслабляться. Он не может подвести, он обязан сохранить себя в целости и сохранности. Долететь, довести свой космический бульдозер к нужной планете… И вот тогда… вот там… а если еще он надумает вернуться на Землю…

Котенок проснулся и выбрался из своего жилища. Осторожно, оглядываясь по сторонам, то и дело принюхиваясь, он принялся обследовать территорию, на которой ему отныне предстояло жить.

Никаких угрожающих запахов в жилом помещении он не обнаружил и, добравшись до ложа, на котором спал человек, позволил себе взобраться на него. Осторожно ступая коротенькими лапками, котенок протопал к подушке и улегся на нее, рядом с головой спящего человека.

Сейчас это ему было нужно. Полежать рядом с тем, кто в дальнейшем будет основным объектом наблюдения, внюхаться в его запах, запомнить, как он спит, как дышит во сне, сделать все это частью своей памяти. Она, эта память, уже содержала в себе много интересных и важных вещей, но не все, далеко не все.

Прежде всего следовало выяснить, насколько человек здоров, как физически, так и психически. Это — самое главное.

Котенок придвинулся поближе к человеку и очень тихо, чтобы его не разбудить, засопел. Минуты через две обследование было закончено.

Идеальным состояние человека назвать было нельзя, но для его возраста он сохранился неплохо, совсем неплохо.

Спрыгнув на пол и направляясь в отсек управления, котенок лениво размышлял, что мог бы сказать человек, узнай он всю правду о возложенной на него миссии. Нет, ничем хорошим это закончиться не могло, а уж помешало бы ее выполнить — точно. Да еще как помешало.

Психика людей так слаба и мысль о том, что милая зверушка, якобы предназначенная лишь для того чтобы своим присутствием скрашивать невероятно долгий полет, на самом деле является сложным, наделенным недюжинной памятью и ничуть не хуже, чем его хозяин, соображающим соглядатаем, могла сказаться на ней не лучшим образом. Ну и потом, в его обязанности входит не только слежка, а еще и кое-что иное…

На кресло он вскарабкался только с третьей попытки, но потом дело пошло легче. Перебраться с него на пульт удалось в два счета. Осторожно работая лапками, то и дело останавливаясь передохнуть, котенок набрал секретный код и вошел в информационную систему.

Теперь на экране появился настоящий маршрут полета, а не та туфта, которую компьютер скармливал человеку.

Н-да…

Кот задумчиво покачал головой.

Далековато. И прежде чем корабль окажется у нужной планеты, лично ему предстоят еще десятки, если не сотни дней рождений.

Ну что ж, ничего с этим не поделаешь. Жизнь такова, какова она есть, и ничего переделать невозможно. Особенно если ты находишься в летящем к далекой цели космическом корабле. В этом случае остается лишь ждать и делать свое дело.

Делать свое дело.

Отстукав еще одну комбинацию, кот вернул в память компьютера предназначенные для человека сведения и спрыгнул на пол. Возвращаясь в жилой отсек, для того чтобы улечься в корзинку, он лениво думал о том, что человек староват, но еще несколько лет выдержит. И это — хорошо. По крайней мере за это время он вырастет, у него появятся сильные, длинные лапы. Как раз такие, какие нужны для того, чтобы провести с помощью репликатора некое действие.

Май 2003 г.