Дорога на Регалат

Глава 11

"Войска королевства Регалат перешли южную границу и вторглись на территорию королевства Ханут на севере, там, где граница этих стран проходит по пустыне Гар-Муркеш. По заявлению министра иностранных дел Регалата, вторжение имеет чисто локальный характер, главная цель — лагеря регалатских мятежников. Королевство Ханут заявило ноту протеста и обратилось в Международный совет для оказания давления на Регалат со стороны третьих стран. К границе с королевством выдвинуты регулярные части ханутской армии".

Советник Анколимэ сложил газету "Вечерний вестник Рипена". Опять война. Когда им только надоест? Видимо, никогда.

Жизнь налаживалась. Атрелла работала в госпитале. Нэреиты продолжали атаковать орден Лита письмами с предложениями погасить убытки Безутешной. Сумму они назвали немыслимую — десять тысяч литов. Но за две недели торгов эта сумма уже снизилась до тысячи.

"Может, еще поторговаться? Тогда они уже мне предложат перейти на службу Безутешной", — эта мысль советника развеселила. Да уж. Нужно чувство меры иметь. Тысяча литов у него есть. Пора соглашаться.

Он положил газету на стол. Со двора через окно донесся удар колокола.

Советник достал из стенного шкафа епископское облачение для вечерней службы, оделся и направился на вечернюю молитву в храм. Дорога проходила мимо парадного входа в монастырской стене. Отец Индрэ шел в задумчивости, отвечая на приветствия служителей. В ворота постучали, и раздался голос:

— Срочное послание советнику Анколимэ.

Советник подошел к двери, но перед ним вырос Орингаст:

— Отойдите, пожалуйста, от двери, Ваше преосвященство, — он отодвинул охраняемый объект в коридор, за спины остановившихся служителей госпиталя.

Телохранитель сам отпер дверь и впустил курьера, придирчиво осматривая его. Обычный гонец. Посланец извлек письмо, вскрыл наружный пакет и предъявил для подписи.

Советник выглянул из-под локтя телохранителя:

— Откуда послание?

— Из Ханута! — почтальон получил конверт с подписью Орингаста, сложил его и скрылся за воротами.

Советник взял письмо и, придвинувшись к фонарному столбу, прочел: "Дорогой друг! С прискорбием сообщаю, что в наших северо-восточных провинциях началась эпидемия лихорадки Гнота. Есть подозрения, что ее распространили спецслужбы Регалата. Мои люди не справляются. Ты писал, что у вас есть состав, способный помочь при этом страшном заболевании. Лихорадкой охвачено уже более двух сотен деревень. Погибают дети. Поторопись, пока есть возможность пройти через территорию Регалата. Мне сообщили, что они собираются напасть на нас.

Рассчитываю на твою помощь.

Ганумба".

Письмо было датировано позавчерашним днем.

Советник потер лицо и еще раз перечитал текст.

Орингаст стоял рядом. Почтовый служащий ушел. Отец Индрэ вспомнил, что его ждут в храме. Он пошел по дорожке, складывая письмо от Ганумбы, остановился у входа в молитвенный зал и сказал:

— Вот что, голубчик, после службы пригласите ко мне Варру и Нэйла. И еще, прямо сейчас вот по этому адресу отправьте курьера. Тому, кто встретит, следует сказать: "Вы нужны отцу Индрэ", — советник написал адрес на обратной стороне письма от Ганумбы.

Орингаст поднял глаза к небу. Он не читал послания, но мало ли какие там секреты?

Он выполнил распоряжения точно в срок. У кельи советника ожидал худощавый мужчина в полевой военной форме без знаков отличия. Орингасту он представился как Хим Зориан — следопыт, специалист по выживанию, чем расположил к себе телохранителя. Подошли Нейл и Варра, за которой, как хвостик, увязалась Атрелла.

Профессор пригласил всех в кабинет и, дождавшись, пока усядутся, сообщил:

— В Хануте разыгралась лихорадка Гнота, эпидемия. Ганумба просит помощи. Он знает об эликсире. Официальными каналами отправлять экспедицию я не могу, на одну переписку с Регалатом уйдет две недели, морем еще дольше, а каждый день — это сотни умерших. Пройти через Регалат проще всего и быстрее частной поездкой. Миссия все та же — помощь лекарям Ханута, но это не государственная акция, а личная инициатива лекарей нашего ордена. Я пригласил в качестве сопровождающего Хима Зориана, специалиста по выживанию в пустыне. Нэйлу надлежит подготовить обоз: два фургона, палатки для полевого госпиталя. Миссию доставить все необходимое я поручаю Варре. На дорогу до Ханута — неделя. От границы с Регалатом в Дони пошлете мне сообщение через три дня. Может быть, случится оказия, и вас перебросят в Ханут почтовым дирижаблем? Не постесняйтесь спросить.

Варра слушала, глядя в пол. У Атреллы глаза сделались словно плошки, она жадно ловила каждый звук. Нэйл от нетерпения подскакивал, но молчал, пока не дали слово. Хим тоже слушал молча, только когда его представил советник, сделал шаг вперед и поклонился.

Советник закончил речь словами:

— Ночь на сборы, выезжаете завтра на рассвете.

Нэйл подскочил:

— Меня пошлите тоже!

Советник поглядел на Варру, та все так же молча смотрела в пол.

— И меня, — запрыгала за ее спиной Атрелла, — я же у нее учусь. Можно мне?

Варра не шелохнулась.

— Старший лекарь Таэггер, — спросил советник, — что вы скажете на эти просьбы?

Варра вздохнула.

— Приказы не обсуждают, — сказала она. — Кроме нас Ганумбе никто не поможет. А вот с пассажирами? Не знаю… Нэйл недавно спину сорвал, еще не залечился толком. Сможет он пять дней верхом?

Нэйл ударил себя кулаком в широкую грудь:

— Смогу!

— Трелька — хорошая девочка, способная. Я не против нее, если обещает слушаться и не лезть вперед меня.

— Обещаю! — пискнула Атрелла.

Советник приготовился хлопнуть в ладоши и заключить словами: "Вот и слава Литу!", но тут вышел Орингаст и сказал:

— Советник, я прошу с этой группой отправить и меня.

Отец Индрэ поглядел на телохранителя:

— Но вы же офицер безопасности?

— На лбу у меня этого не написано. Господин советник, мне полагается отпуск? — Отец Индрэ кивнул. — Я имею полное право отправиться в путешествие как частное лицо. Если госпожа Варра не против.

— Фургоны будут заняты, — сказала Варра. — Хочешь ехать — бери лошадь.

Орингаст ждал решения советника. Тот хлопнул в ладоши:

— Что ж, замечательно. Вот и слава Литу! Прошу всех готовиться к поездке.

У советника остался один Хим. Они о чем-то совещались до поздней ночи.

Обоз выкатился за ворота монастыря еще затемно. Варра и Нэйл почти не спали, всю ночь комплектуя экспедицию, укладывали ящики с перегонным оборудованием и мешки с сушеными травами — сырьем для производства лекарства от лихорадки. Во втором фургоне Нэйл собрал полевой госпиталь на пять палаток со всеми необходимыми вещами для тяжелых больных. Он заглянул в Варрин фургон и, покачав головой, сказал:

— Возьми у меня пяток матрасов и застели поверх ящиков.

— Зачем? — спросила Варра. — Тут все очень хрупкое. Перегонные кубы, зеркала. Я не знаю, как это все перенесет ухабы на дороге.

— Все в деревянных ящиках и упаковано в солому, ничего не случится, — уверенно возразил Нэйл, — дашь вожжи девчонке или Химу, а сама поспишь, чтоб не останавливаться.

— Я не собираюсь разлеживаться… — Варра подумала чуть-чуть, — впрочем, ты прав. Давай твои матрацы, и одеяла давай с подушками. Если есть возможность отдохнуть в дороге, глупо не воспользоваться этим. — Она вытерла пот со лба: — Ты знаешь все почтовые станции, чтоб менять лошадей?

— На южной дороге? — Нэйл задумался. — Там одна станция — в Дони. Это порядка трехсот километров к югу. Почти у самой границы. Как пустили дирижабль до Ханута, так станции сократили.

— Мы не пройдем такое расстояние на двух парах, — Варра озадаченно уставилась на Нэйла. — Гнать нельзя, понимаешь?

Полуфардв пожал плечами:

— Придется отдыхать. Хотя бы ночи.

— Сто километров за день? Нереально. Лошади сдохнут, — Варра очень трезво оценивала возможности. — Нужно будет сменить их. Ты помнишь карту?

— Ну, помню, — Нэйл почесал стриженую макушку. — В семидесяти километрах от Дони есть крупная деревня Вайя, у желтых скал. Там наверняка можно будет или купить, или сменять лошадей.

— Не нравится мне все это, — сказала Варра.

— Чего-то боишься?

— Нет, просто терпеть не могу суеты. Когда все впопыхах, обязательно что-нибудь забудешь.

— Ну, ты ж не одна. Доберемся без проблем и всех вылечим! — оптимистично уверил Нэйл.

— Твоими б устами… — сказала Варра. — Пошли, нужно хоть пару часиков поспать перед выездом.

Варра заглянула в келью Атреллы, та спала как младенец, свернувшись калачиком, только что палец не сосала. Рыжая лекарка улыбнулась, накрыла помощницу одеялом. Уменьшительное "Трелька" само собой просилось на язык. Светлая и звонкая душа. Типичный котенок. Вроде большая, а поведение еще детское. Лечить рвется.

Варра вышла из кельи, свернула в свои апартаменты. Очень хотелось спать, но она заставила себя раздеться и вымыться, прекрасно понимая, что за пять суток дороги вряд ли удастся даже постоять под горячим душем. Так лучше хоть сейчас, пусть в ущерб сну, но понежиться под теплыми струями. Это было в ней от человеческой природы: хотя тигриная натура воду тоже любила, Варра очень брезгливо относилась к любым водоемам, особенно со стоячей водой. Но душ — это что-то особенное. Душ она обожала и могла стоять часами.

Не спал только советник. Он перечитывал письмо и в сомнении поджимал губы. С одной стороны, все правильно: пришла болезнь, коллега — главный лекарь Ханута — просит помощи… а с другой, два года подряд лихорадка еще ни разу не вспыхивала…

Лихорадка Гнота — ужасная болезнь, время от времени поражавшая население Ханута, в основном его болотистых провинций. За что Нэре насылает ее? Того литариям не понять. Бороться с этой напастью очень сложно. Обычная практика лекарей — лечить с помощью исцеляющих команд — тут не годилась. Стоило лекарю дотронуться до больного, и он сам обречен.

Несколько лет назад Варра привезла из экспедиции в горы волшебный состав на травах, спасший немало тяжелых больных. Но и его возможности были не беспредельны. Помог счастливый случай. В прошлом году бутыль с приготовленным, намоленным эликсиром оставили на шкафу лаборатории — специально в недоступном месте, чтобы случайно не смахнуть на пол. Кто-то из служительниц в свободное время попользовался вогнутым зеркалом, рассматривая прыщики на лице у окна, и оставил зеркало на подоконнике. Солнечные лучи, отразившись от зеркала, добрались до колбы с эликсиром на шкафу.

Отец Индрэ вошел в помещение и почувствовал очень тонкий аромат трав и еще чего-то, какой-то неуловимый запах. Тут он заметил, что на шкафу стоит колба с ярко-желтым прозрачным раствором, от которого и шел непонятный запах. На вопрос, с чем эта колба, сотрудники ответили: "С горным эликсиром". Но эликсир был изумрудного цвета, а эта жидкость — золотистого. Все бросили текущие дела и стали выяснять, что могло привести к изменению цвета. Догадались не сразу, а только на следующий день, когда солнечные лучи снова уперлись в то самое место, где накануне стояла колба. Значит, это свет Лита произвел в составе изменения. Но какие?

Испытания на подопытных животных произвели неизгладимое впечатление: из горного эликсира под действием солнца — Лита получилась живая вода, способная заживлять любые, даже самые огромные смертельные раны. Будучи влитой в рот только что умершему человеку, она заставляла биться сердце и оживляла. Получившийся препарат назвали "Эликсиром Лита".

Создали аппарат с зеркалами, в котором солнечные лучи концентрировались на колбе, нагревали готовящийся раствор. Как выяснилось, все травяные составы изменялись под действием солнечных лучей, с усилением лечебных свойств.

Ганумба для лечения пострадавших от лихорадки Гнота использовал состав на основе сока хамили — лианы, оплетающей стволы дерева Жа. Только это соединение придавало соку хамили целебные свойства, что-то она вытягивала из ствола. Трудность вся заключалась в редкости такого сочетания. Хамилия оплетала практически все деревья в джунглях, а вот Жа было редкостью. Одно если встретится — уже счастье, а рощами или группами оно не росло. Исследователь Ханута Ден Ливинг, впервые описавший это дерево, назвал его деревом Нэре — ревнивым и стремящимся к одиночеству.

Перенесшие лихорадку выживали, приняв зелье, но оставались с огромными следами заживших язв на коже. Поражения были настолько сильными, что многие, особенно девушки, упрекали лекарей, что те не позволили им умереть от болезни. И лекари уже вручную занимались пластикой, восстанавливая выжившим внешний вид — разумеется, не бесплатно. А только тем, кто был способен расплатиться. Закон запрета благотворительности работал во всех странах на западной стороне от Большого Рипенского хребта.

Вспышки лихорадки Гнота происходили с регулярностью в два-три года, весной. Их ждали, к ним готовились. Но не в этом году. Может быть, действительно не обошлось без регалатских?.. Но вообще-то вряд ли. Если раскроется, что эпидемия — диверсия, разразится большой скандал.

В прошлом году советник сам ездил в Ханут, помогать Ганумбе, и рассказал о только что открытом чудесном эликсире, фляжка которого оказалась у Индрэ с собой. Его подмешали к соку хамили и дали больным. Эффект превзошел самые смелые ожидания. Исцеление наступило за считанные часы и без каких-либо рубцов и язв. Но эпидемия фактически уже была побеждена, и, уезжая, советник Анколимэ пообещал помочь в следующий раз.

Ганумба не забыл обещания.

В рассветной темноте ворота монастыря распахнулись, и два фургона, запряженные каждый парой лошадей, с парой идущих на привязи лошадок, и сопровождаемые двумя всадниками, выкатились за ворота. Копыта лошадей и колеса фургонов предусмотрительно обмотали простеганными ватой обувками. Совсем не для того, чтобы сохранить отправку экспедиции в тайне, а чтоб не перебудить всю столицу перестуком копыт и грохотом железных ободов по брусчатке.

По спящему городу фургоны прокатились тихонько, и лошади прошли шагом до южных ворот. Сонная стража просмотрела документы и выпустила путешественников из города. Впереди дорога уходила вниз, к скалам. На востоке засветились вершины Большого Рипенского хребта. Их не было видно из-за горизонта, но лучи солнца, отражаясь от изумрудного льда, окрашивали небо в фантастический фисташковый оттенок, смешанный с нежнейшими тонами розового. Облака, превращаясь в корабли и воздушные замки, плыли на север, подгоняемые теплым весенним ветерком с юга.

Обоз уходил навстречу весне, распускавшимся деревьям, парившей пахоте и пробуждавшимся от зимы южным провинциям Рипена.

Фургоны, управляемые Варрой и Нейлом, наддали, верховые Хим и Орингаст ровной рысью ушли вперед, как и уговорились заранее: первую остановку сделают не раньше четырех часов ровной езды.

К десяти Варра, стеклянными от усталости глазами глядевшая на дорогу, наконец сказала кемарившей рядом с ней Атрелле:

— Возьми вожжи, я сейчас упаду.

Атрелла послушно приняла управление лошадьми и спросила отползшую вглубь фургона наставницу:

— А что мне делать?

— Не давай им останавливаться. Держись за Нейлом, уже скоро привал. — Дорога шла между скал в рукотворном ущелье, отвесные стены сменялись покатыми склонами, покрытыми снегом, и снова становились отвесными. — Погоняй, говори "но". Останавливай, натягивай вожжи и говори "тпру". Ничего сложного, — добавила старшая лекарка и, зевнув, заснула.

С Атреллы моментально слетела дремота. Коварные лошади, скосив хитрый глаз, мигом узнали, что вместо опытного кучера ими управляет какая-то абсолютно не авторитетная девчонка, и начали сбрасывать скорость.

Девушка подергала вожжи и сказала жалобно:

— Но, но, давайте быстрее, пожалуйста…

Лошади пошли шагом.

Атрелла чуть не плакала. Она шлепнула вожжами по спинам лошадок:

— Но же! Поехали!

Лошади остановились и повернули морды к Атрелле. В глазах читалось: "Ты вообще кто такая?".

— Ну, чего вы? — она снова хлопнула вожжами. Лошади оскалили зубы, типа: "Еще раз так сделаешь — пожалеешь!".

Атрелла беспомощно оглянулась на спящую Варру. Та, не открывая глаз, сказала:

— Плетку возьми и дай по крупу обеим.

Плетка оказалась тут же, засунута в щель между досочками сиденья. Увидав сей грозный предмет в руках Атреллы, лошади припустили рысью, не дожидаясь, пока их огреют.

Девушка пожалела лошадей, она лишь крутила над головой свистящим оружием и покрикивала весело:

— Но! Залетные! А вот я вас!

Так она догнала фургон Нэйла. Не прошло еще десяти минут, как тот начал тормозить. На дорогу вышел Хим и замахал руками. Он показывал на уютный широкий грот — углубление в скале, светлый и сухой. В гроте все было приготовлено для стоянки. И скобы коновязи, и родничок, выбивавшийся из трещины и наполнявший каменную поилку для лошадей, и кострище с дровами. Дорожная служба постаралась.

Хим и Нэйл завели фургоны в грот, выпрягли лошадей, не подпуская к поилке, а принялись их выхаживать не спеша. Варра выглянула из фургона:

— Привал, да?

— Привал, — сказал Орингаст. Он сложил дрова в костре шалашиком, ханутским кинжалом настрогал щепы и, достав паган, щелкнул. Щепа задымилась, а через минуту огонь охватил приготовленные дрова. — Еду готовить будем?

— Только чай, — сказала Варра, — у Нейла в фургоне сумка с провиантом, там бутерброды достаньте.

Время привала определяли лошади. Им нужно было прийти в себя после четырех часов езды, поэтому не спешили. Лошадей попоили, когда они немного отдохнули, потом покормили, сами поели. Хим и Нейл с завистью рассматривали ханутские клинки Орингаста. Откуда да как достал? Орингаст поведал: боевая награда за победу над превосходящими силами противника. На предложение рассказать поподробнее ответил: "Военная тайна".

Атрелла лежала в Варрином фургоне на животе и, подложив руки под подбородок, смотрела на мужчин. Варра досыпала рядом.

Вверху, где-то на вершине скал, что-то хлопнуло. Хим настороженно поглядел на потолок грота и выход на дорогу. Там по склону посыпались камушки. Хим начал спешно отвязывать лошадей.

— Фургоны! Выкатывайте фургоны на дорогу! — крикнул он.

Но в этот момент донесся нарастающий шум, быстро перешедший в грохот, а с карниза посыпались куски смерзшегося льда и снега вперемешку с глиной и камнями. Огромный пласт грунта сполз по склону и запечатал выход из грота. Осталась узенькая щель под самым потолком. Такая, что человек пролезть может, но ни вывести лошадь, ни тем более выкатить фургоны невозможно.

Онемевший от неожиданности Нейл выдал гневную тираду.

— Не гневи богов, — сказала Варра, — доставай лопату из фургона и снимай тент, нужно откапываться.

Нэйл поглядел на Варру, залез в фургон и, высунув одну голову, сказал:

— А я не брал лопат.

Хим не вмешивался в разговор. Он руками начал оттаскивать крупные камни в дальний угол пещеры. Орингаст присоединился к нему.

Варра молча смотрела на полуфардва, и все слова, что ей хотелось сказать, воспринимались Нэйлом, видимо, телепатически.

— Не ори на меня! — сказал он. — Откуда я знал, что лопата понадобится? — Он принялся стаскивать тент со своего фургона, потом оторвал доску от скамьи: — Вот, можно отгребать этим!

— Лучше не подходи ко мне, — сказала Варра. — А то возьму грех на душу, и одним наглым полукровкой в этом мире станет меньше.

Атрелла встала рядом с Варрой. Она была на стороне наставницы и укоризненно глядела на хозяйственника.

Орингаст, откатывая камни, сказал:

— Что толку ругаться? Нагружайте глину на тент. Мы оттащим.

Откапывались еще три часа. Наконец, уровень глиняно-снежной кучи заметно понизился. С фургонов сняли дуги и выволокли на дорогу, вывели лошадей. Все были перемазаны глиной и песком. Лезть обратно, чтоб ополоснуться в поилке, не хотелось. Да и смысла не было.

Хим и Нэйл запрягли лошадей. Тех, что везли с утра, пристегнули позади фургонов. Орингаст сказал:

— Погляжу оси и днища фургонов, по камням тащили. Как бы не было трещин.

Он залез под фургон Варры и вылез оттуда с загадочной физиономией:

— Нэйл, погляди!

Полуфардв подошел и нагнулся. Орингаст залез рукой под днище фургона и вытащил оттуда… лопату!

Хим захохотал, за ним Атрелла, Варра зарычала, рыжая грива встала дыбом. Нэйл отскочил от взбешенной экзотки:

— Ну, вот же лопата! Чего ты?

Варра успокоилась. Поглядев на перепачканные глиной физиономии спутников, она сказала тоном, не предвещавшим ничего хорошего:

— Дорога ложка к обеду. Поехали! Мы потеряли много времени, и все ужасно грязные. Хорошо бы в ближайшей деревне помыться.

Нейл, который помнил карту, помрачнел: ближайшая деревня на дороге будет только к вечеру.

Глава 12

Лагерь наемников из Лиды спрятался в глухом лесу к востоку от дороги на Дони — границы Регалата. Хлавин Рамбам, довольно сносно говоривший на рипенском, сразу после высадки из дирижабля отправился в Дони, купил там лошадь и уехал в Продубин.

В кармане его плаща лежало письмо агенту Рэнда — одному из служителей храма Нэре на окраине столицы.

Хлавин въехал в город через южные ворота днем, когда городская стража уже устала и ждала смены. Усмехнувшись язвительно в поднятый воротник, наемник сказал себе под нос:

— Вот они плоды демократии, бери и режь сонных и тепленьких.

Хлавин разыскал агента Рэнда. Жрец Безутешной третьего ранга Дайн Моший принял посланца, получил от него сопроводительную записку и плату за услуги в сумме десять литов.

Наемник поселился в том же доме в комнатке под крышей, откуда открывался приятный вид на площадь Свободы с памятником Независимости в виде обнаженной девицы, одной рукой вскинувшей над головой меч, а второй, со щитом, прикрывавшей все самое интересное. Как бы говорящей: "Хоть я и голая, но это ничего не значит!". Скульптор, изваявший памятник полвека назад, оставил в посмертных записках сообщение, что женщинам присуща тяга к демонстрации своей фигуры, но это не означает, что они на все согласны. Просто свое тело женщина воспринимает как вид одежды. Независимость и свобода у него ассоциировались с вооруженной женщиной, готовой раздеться. Нэреиты с ним согласились, а литарии заявили, что вообще-то все и так свободны, и все эти аллегории суть внутренние проблемы каждого человека. И с ними многие согласились. Монумент установили на площади посреди фонтана, так что за щитом и потоками воды вообще ничего толком и не увидишь, кроме соблазнительных изгибов и кончика меча.

На следующий по прибытии в столицу день наемник получил письмо от хозяина с приказом тщательно наблюдать за монастырем Лита, в котором поселилась некая Атрелла Орзмунд.

Хлавин не видал девушки, но через жреца Нэре, который краем уха был в курсе переписки между орденом ББ и монастырем насчет именно этой самой девушки, выяснил, что в город ее не выпускают.

Неподалеку от монастырских ворот лидиец обнаружил приличную кантину со столиками прямо на улице — под навесом. Ему не составило большого труда подружиться с хозяином, переселенцем из Лиды, они нашли общих знакомых, пили и вспоминали минувшие годы, когда герцог еще был молод и ого-го — давал всем жару.

Наемник навещал земляка каждый день, выбирал один и тот же столик, чтоб было видно монастырь и входящих-выходящих. Он ненавязчиво расспрашивал земляка, хозяина кантины, обо всех обитателях монастыря, и тот охотно рассказывал.

В результате Хлавин составил почти полный список монастырских с описанием примет и характеристиками.

Однажды дождливой ночью в доме Мошия появился Рэнд. Он был, как обычно, в черной коже и маске, неразговорчив. Он принял у наемника отчет о наблюдении за монастырем и распорядился хозяину-жрецу:

— Польшую крушку теплой фоты.

Пока тот ходил за требуемым, орий сказал наемнику:

— Сейщас ше фыесщаешь ф Ханут. Там расыщешь Мампоку Нито, — Хлавин догадался, что настоящее имя звучит как Мамбога Нидо, — отташь ему фот этот пакет. Сатем фернешься сюта. Ис монастыря выйтет опос, путешь слетить са ним. Понял?

— Так точно, — ответил наемник, — могу выполнять?

— Фыполняй! — Рэнд покрошил в кружку две плитки сушеной крови, размешал и пил маленькими глотками. В глазах ория зажглись рубиновые огоньки. — Та! Сфоим скаши, чтопы не расслаплялись. Лакерь котоф?

— Так точно! — Хлавин одевался.

— Фхот откопали?

— Когда я уезжал, только обнаружили место. За эти дни должны были откопать.

— Проферь. Фсе толшно пыть котофо. Ити! Фремя тороко.

Хлавин укутался в водонепроницаемый плащ и вышел из дома.

Рэнд, который три дня отлеживался в подвале частного дома на окраине Продубина, впервые в этот вечер вышел из своего схрона. Розыск неизвестного убийцы зашел в тупик. Убийства прекратились. Объединенная группа следователей из Кренга и столицы собрала массу разноречивых сведений о предполагаемом убийце. Показания расходились и противоречили, но многие свидетели, кто хоть что-то мог сообщить о погибшем или убийце, отмечали запах — странный и резкий. Он не был противен и ассоциировался у многих с лекарственными зельями.

Следователи никак не могли увязать в одно различные образы убийцы, скорость его движения и этот запах. К сожалению, никто из них не имел представления об ориях и даже предположить не мог, с кем они имеют дело. Искали мага, обладающего способностью к перевоплощению и вооруженного стилетом. Рэнд не сомневался, что тупицы-мешки его не найдут. Запаса сухой крови хватало еще на неделю. Этого достаточно. А там он, если все пройдет успешно, вернется к себе в логово. Запасным вариантом спасения была дорога на Харанд через Асахайский перевал и оттуда — кружным путем через Вализу и Пину.

Хлавин добрался до почтовой станции, подождал дирижабль на Ханут и отбыл в три часа ночи. Воздушный корабль управлялся командой магов, часть которых обеспечивала температуру в оболочке, а часть занималась разогревом воды в котле и работой паровой машины.

Наемник дремал, сидя у иллюминатора. Внизу проплывали скалы, сменявшиеся ночными полями, спящие деревни и городки, потом начался лес. На рассвете дирижабль остановился в пятидесяти километрах от границы. Дони — то ли большая деревня, то ли маленький городок. Хлавин не вышел из пассажирского отсека. Стоянка всего полчаса, выгрузка-погрузка почты. Вот дирижабль отдал фалы и пошел дальше на юг. Внизу, сверкая в лучах восходящего солнца, проплыла широкая Тарна. Дирижабль поднялся еще выше, проходя между горами, и вот уже внизу Регалат. Снова спуск. Город Бжня — погранпост и почта. Проверка документов. Все нормально. Опять подъем — и, сдвигаясь к юго-западу, воздушное судно полетело в обход пустыни Гар-Муркеш, где раскаленная солнцем земля создавала слишком мощные восходящие потоки.

Наемник, по примеру команды и других пассажиров, снял с себя всю теплую одежду. Маги-кочегары прекратили отапливать пассажирский отсек. Через приоткрытые иллюминаторы врывался наполненный пряными тропическими ароматами горячий воздух.

Пустыня появилась и поплыла под брюхом дирижабля на закате. Перед столицей — посадка в городе Наминга, главном почтовом центре Ханута. Ночью садиться сложно, хоть маги и обеспечили безветрие, и причальная вышка освещалась прожекторами.

Но все прошло гладко. Хлавин вышел из гондолы. Сказывалась усталость, суточный полет не мог не утомить, но задание хозяина требовало немедленного исполнения. Слава Нэре, никуда ехать уже не было нужды.

Как чернокожие жители Ханута ориентировались в городе ночью — великий ханутский секрет, но освещение в городе было исключительно на площадях. Как понял наемник, причина в том, что светящиеся пальмы на узких улочках не выживали или вырастали стишком маленькими чтобы накапливать днем достаточно света, им нужно было пространство. Лучшего дармового освещения для южного жаркого государства не найти.

Хлавин побродил по городу, обнаружил круглосуточную харчевню при постоялом дворе и решил все-таки немного отдохнуть и перекусить. Все равно ночью найти Мамбогу нереально.

Он снял себе хижину из легких прутиков, накрытую пальмовыми листьями, несмотря на то, что долго находиться в Хануте не собирался. Просто нужно было где-то оставить теплую одежду.

Местного языка наемник не знал. Весь его словарный запас ограничивался фразами: "Добрый день", "Приятного аппетита", "Стоять, или умрешь!", "Сдавайся!", "Не стреляйте, я сдаюсь!", "Я простой воин и ничего не знаю", "Вы арестованы! Назовите свое имя, номер части, имя и звание командира!", "Спасибо!", "До свидания". Вполне подходящими казались первые две и последние две.

Хлавин подошел к стоявшей за стойкой чернокожей девице, которая была одета лишь в короткую юбочку. Наемник оценил небольшой, но правильный и в общем красивый бюст официантки, выступающие ключицы и точеную шейку. Он как можно более располагающе улыбнулся, на что девушка осветила лицо Хлавина шестнадцатью идеальными жемчужными зубками и что-то произнесла.

— Добрый день, — сказал Хлавин, имея в виду глубокую ночь.

Девушка что-то ответила, из всей тирады он понял только слово "добрый".

— Приятного аппетита, — сказал Хлавин и добавил: — Спасибо!

На родном он сказал: "Да что ты будешь делать?!". Девушка поняла, что перед нею лидиец, и спросила на ломаном лидийском:

— Ви хотеть куси?

— Что есть — куси? — спросил наемник удивленно.

Девушка мучительно скривилась, открыла рот и изобразила поглощение пищи, больше напоминавшее подметание.

— Да, хочу кушать! — Хлавин постарался произнести это слово как можно четче.

— Куусить, — радостно повторила девушка и посыпала абсолютно неповторимыми словами, как понял наемник — названиями блюд.

Про ханутцев рассказывали, что они едят всё, даже то, что нормальный человеческий желудок не способен переварить.

— Мясо, — сказал Хлавин, — пожарить, — он изобразил руками кусок говядины и пошипел, как обычно шипит мясо на сковороде.

— Мисе шшшш? — спросила девушка. — Каку шшшш?

— Коровы, — сказал Хлавин и, поднеся пальцы к голове, добавил: — Мууу…

— Шшшш, корови? — девушка удивленно пожала точеными плечиками. — Таке неть. Исте мисе шшшш — дави. Дерев дави, — она согнула ладошку и рукой изобразила качающуюся перед атакой змею. Потом взяла себя обеими руками за горло, выпучила глаза и вывалила язык: — Дава!

Хлавин сообразил, что ему предлагают мясо древесного удава.

— Это можно есть?

— Мози, осинь вкуси, — уверенно сказала девушка и добавила: — Соуси бабан.

Обрадовавшись, что диалог налаживается, Хлавин спросил:

— А мясо коровы есть? А соус банан?

— Мисе кроув? — девушка поглядела куда-то под стойку. — Крува лепи, осень вкуси. Таке бабан, сласько оси.

— Крува — это что? — Хлавин заподозрил неладное.

Девушка свела ладошки и изобразила большого паука, пробежавшись пальцами по стойке — прыгнула.

— Се кроув! Пук! Лепи, — она пошевелила пальчиками, — осень вкуси! Хоти ице кроув?

Хлавин судорожно пытался сообразить, что такое — ице?

— Ице? Это что?

Девушка изобразила курочку.

— Ице, — она показала пальцами овал.

— Не понимаю, — сказал Хлавин.

Девушка перегнулась через стойку, неожиданно сунула узкую ладошку в штанину коротких шортов наемника и вытащила мошонку на свет:

— Ице!

— Яйцо?! — Хлавин отобрал самое дорогое. Ну и нравы.

— Таке! Ице кроув.

— Меня сейчас вырвет, — пробормотал наемник. — Что за страна? То паучатиной накормить хотят, то за яйца хватают.

Он совсем отчаялся. И, наверное, так и остался бы голодным, но вдруг где-то вдали раздалось протяжное мычание. Он подскочил и замахал руками. Девушка искренне пыталась его понять.

— Мууу! Вот оно! Это самое — "мууу" — мясо!

— Мись лораканида? — девушка приложила к вискам пальцы, как рожки, и изобразила симпатичную бодающую коровку.

— Лораканида, да, мясо, жареное! О Нэре, ты сжалилась надо мной, — Хлавин чуть не плакал от счастья.

— Нет Нэре, — улыбнулась девушка, — мене Лит. Мись скоро узи, чито питии буди?

Официантка на секунду исчезла за шторкой, там о чем-то поговорила с кем-то и вернулась к Хлавину.

— Пиво есть? — поинтересовался наемник, уже готовясь еще час выяснять, что такое пиво и как оно произносится на ханутском. Он ломал голову, как изобразить золотистый ароматный напиток.

— Пиво исти! — девушка, как истинная чародейка, наполнив большую кружку золотистым напитком, приложила ладошки и сказала негромко: — Хараникуда, леди, пиве сет, брррр.

Хлавин не был магом. Но не нужно им быть, чтоб понять: официантка обладала кое-какими навыками. Он принял кружку из черненьких ладошек и отпил. Пиво было замечательное, живое, нефильтрованное и очень холодное — для жары в самый раз.

— Спасибо, — как можно правильнее сказал наемник по-ханутски и пошел к ближайшему столику.

— Приятного аппетита, — ответила девушка по-лидийски почти без акцента.

— Как тебя зовут? — спросил наемник, просто чтоб хоть что-нибудь спросить.

— Малинга, — сказал девушка, совсем чуточку кокетничая. — А теби, бели чолевек?

— Хлавин, — назвал свое настоящее имя наемник.

— Хлави, — девушка вышла из-за стойки и уселась наемнику на колени. — Ты — Хлави-больсео ицо, осени красиви… Мене красиви? — она обняла Хлавина и положила стриженую черную головку на плечо.

— Ты очень красивая, — сказал наемник.

— Я хотеть дети, — сказала девушка, — бели дети. Ты хочешь?

Хлавин поднял глаза к плетеной крыше харчевни: "О, Нэре!".

— Я не могу жениться, — сказал он.

— Не муж, — сказала Малинга, — любитель. Я хотеть. Пойдить?

"Ну и нравы…" — Хлавин обнимал Малингу за талию. В харчевне — никого.

— Куда пойдем?

Она соскочила с коленок наемника и повлекла за стойку:

— Здеть! Паки мись жрица.

"Дикари, ну сущие дикари. Грязь, пот, вонь… она тут топталась своими босыми ножками, которыми одни боги знают где ходила, а теперь нам сюда ложиться?".

— Не привык я так, — бормотал Хлавин, — помыться нужно, белье чистое… ну, ну не могу я так… что мы, звери, что ли?

— Чисте, чисте… — Малинга провела ладонями над циновкой, постеленной на полу, — я все чисте, молить Лит, и все чисте. Не бися… и ты чисте… — она провела руками по обнаженной груди Хлавина, и тот почувствовал, будто по коже прокатилась прохладная волна. Тело действительно ощутило чистоту, словно после бани.

Хлавин сделал последнюю попытку отказаться, но так чтобы не обидеть:

— Я нэреит, Малинга, нам нельзя без выгоды.

Малинга поняла, на миг ее личико омрачилось, но почти сразу осветилось улыбкой:

— Я плати!

"Проклятие", — Хлавин уже не знал, что б еще придумать, чтобы девчонка отвязалась.

— Надо скорее, — сказала девушка и потянула наемника за руку вниз: — Ложить… низе.

— Мне нельзя, — повторил наемник. — Нельзя с литарийкой. Грех это!

Малинга вздохнула.

— Весь мози! Любовь мози всем! Ты меня люби? Я тебя — люби. Ты краси… бели, больсе… бери мени. Я платить — три лит. Эти хвати?

"Вот ведь прицепилась…" — Хлавин уже перехотел. Страсть, овладевшая им было, утихла. Теперь ему хотелось окончательно отмотаться от развратной девки.

— Я есть хочу, где мясо?

— За мись не плати, — чуть не плача, сказала девушка, — делать дети… Я очень хоти.

"Ну вот, с тобой готовы заняться любовью за еду. Дожил! Как же мне…" — и вдруг его осенило. Не надо отказываться, нужно пообещать ей вернуться. "Точно! А еще мне нужно найти Мамбогу Нидо".

— Малинга, прости, ты очень хорошая, красивая, — Хлавин сидел рядом с девушкой за стойкой. Она подняла голову к крыше, чтобы слезы не капали на белого человека. — Но мне некогда сейчас. Нужно найти одного человека. Ты знаешь его?

— Кито человик? Ханут?

— Да, ханутец, он из этого города, его зовут Мамбога Нидо.

— Я знать Мамбога, — Малинга вздохнула, — еси я отвези тебе Мамбога, ты любить мене? Это — плата?

— Хорошо, — согласился Хлавин. — Если отведешь, будут тебе дети.

Малинга со счастливым визгом подскочила, поцеловала наемника в губы и сказала горячим шепотом:

— Идтить за мене… — схватила Хлавина за руку и потащила в темноту городских переулков.

Через десять минут стремительного бега в кромешной темноте они остановились у каменного дома. Малинга показала на дверь:

— Мамбога тути! Стучать!

Хлавин трижды постучал в дверь.

— Гери ще рогати седар? — раздался голос, явно недовольный, что будят еще затемно.

— Элер Мамбога! Или Хлавин свет ессее, — сказала Малинга.

Дверь отворилась, на пороге показался чернокожий фардв.

— Мамбога Нидо? — спросил Хлавин. — Для вас пакет.

— Лидиец? — на правильном языке спросил фардв Мамбога. — Что за спешка? От кого?

— Там все написано, читайте!

Мамбога вскрыл пакет и, подойдя к свече у двери, прочитал, лицо его не отразило ничего. Он поглядел на Малингу и только спросил:

— Эту радостную дуру зачем привел?

— Дорогу показывала, — Хлавин подошел к фардву и, наклонившись, зашептал: — Она хочет детей от меня. Безумная какая-то. Литарийка! Денег предлагает.

— Много? — спросил Мамбога с интересом.

— Три лита.

— Ну и чего ты ждешь? — искренне удивился Мамбога. — Я б давно дал ей то, что она хочет. За три лита?

— Ну, я не знаю. Мне еще в Рипен возвращаться…

— Дирижабль придет через пять часов, вам этого хватит. Тебе не нужны скандалы?

— Нет.

— Ну и что тебя держит? Вон свободная комната… развлекайся.

Малинга стояла позади Хлавина, держась пальцами за ремень.

— Малинга, ессее, шамбор слива, ен даста.

— Что ты ей сказал? — Хлавин почувствовал, как ловкие ручки полезли за ремень.

— Что ты согласен, и вон там для вас свободная комната.

— Сволочь! Я могу иметь свое мнение?

— Не можешь… хочешь задание завалить? Займись с ней так, чтоб она ничего не помнила, кроме тебя и твоего таланта.

Хлавину ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

— А что в пакете?

— То, что тебя не касается. Вернешься, передай — все будет в лучшем виде. Не подкопается никто. Бери ее и идите.

Малинга уже ухватила наемника за ремень и тащила, словно бычка, к кушетке.

Глава 13

Хотя Варра спала совсем немного, а потом еще и три часа разгребала завал, сон ее исчез, пропал, словно и не было. Осталось сумасшедшее возбуждение, состояние между утомлением и переутомлением. Она повела обоз, посвистывая плеткой, и свежие лошадки неслись рысью, держа хороший темп. Нэйл старался не отставать. Он даже не разговаривал с Атреллой, перебравшейся в его фургон. Орингаст и Хим держались сзади, не пуская своих лошадей в галоп. Хим заподозрил, что Варра немного не в себе от усталости, и решил через полчаса, если та не успокоится, догнать и попытаться уговорить сбросить темп.

По мере продвижения на юг ветер становился теплее. Солнце, перевалившее полдень, топило остатки снега на полях. Скалы кончились. Пошла пахотная земля. И ни одной деревни непосредственно у дороги, одни съезды направо и налево с указателями: "Серден — 3 км", "Равлики — 5 км". Нэйл крикнул:

— Может, свернем?

Варра не ответила, продолжая погонять.

Орингаст обогнал фургон Нэйла и, поравнявшись с Варрой, повторил его вопрос:

— Может, свернем?

— Нет! Некогда нам сворачивать! — ответила старшая лекарка. — Едем до первой деревни на дороге, где бы она ни была! Чем быстрее будем ехать, тем раньше станем на отдых.

Впереди показался большой перекресток. Указатель налево показывал — Крамец, 387 км, направо — Тарборн, 1680 км. По этой дороге непрерывным потоком шли ярко раскрашенные фургоны бродячих театров, которые торопились на фестиваль.

Варра затормозила. Выбрала промежуток пошире между фургонами и телегами с разборными подмостками и декорациями — и крикнула громовым голосом, от которого все возницы на поперечном тракте резко осадили своих лошадок:

— За мной, быстро! — стегнула лошадей, и ее фургон помчался поперек потока. Нэйл припустил за ней.

Погонщики театральных обозов чуть притормозили, и обоз лекарей пролетел перекресток. Атрелла спросила у Нэйла:

— А куда это они? Так много…

— Все в Крамец, на фестиваль! — ответил Нэйл. — Слыхала о фестивале театров в Крамеце? Каждый год весной — целый месяц театральные труппы выступают со своими пьесами. Это древнейшая традиция.

— Что-то слыхала краем уха, — сказала Атрелла, — но подробностей не знаю. Расскажите, дядя Нэйл!

Нэйл, стараясь не отставать, не оборачиваясь, ответил:

— Да чего рассказывать? Этой традиции больше тысячи лет. Тогдашний правитель Крамеца, не знаю, то ли граф, то ли князь, объявил, что каждую весну приглашает к себе бродячих артистов на конкурс и фестиваль. Предложил всем соседям отказаться от войн на это время. Награду определил большую, не знаю, сколько денег, но уж не меньше тысячи литов. Как я слыхал, попасть в десятку лучших трупп — очень почетно. Такие нарасхват, их ждут во всех странах. Представляешь, как обогащается город за месяц фестиваля?

— Не представляю, — сказала Атрелла, — но ведь их тысячи, как все размещаются в одном городе?

— Ха, в этом-то все и дело, — Нэйл посвистел плеткой над лошадками. — Фактически фестиваль начинается еще с осени, когда труппы подают заявку на участие. Им высылают табель, согласно которому они двигаются по определенному маршруту и выступают в городах и деревнях, а зрители ставят им оценку за выступление. В город попадают только три сотни лидеров. Остальные размещаются в области города.

Атрелла рассмеялась:

— Здорово! А зрителей туда пускают?

— В город? Конечно! И в область. Хотя там гендеров больше, чем зрителей. А еще торговцев. Вообще, Крамец с ума сходит три месяца в году — весной. Крестьяне забыли, как землю пахать — сплошные постоялые дворы, харчевни, лавки… И везде хоть маленький — театр. Со стороны посмотришь — сарай сараем, а все ж театр.

Атрелла не уставала расспрашивать:

— А вы там бывали?

— Бывал, конечно. Еще до службы в монастыре. Я служил в армии, наша часть стояла под Крамецом. Вот тогда я насмотрелся. Каждый день ходили на спектакли, пока шел фестиваль.

От гонки и ветра Атрелла замерзла. Она забралась в фургон и вылезла обратно на сиденье рядом с Нэйлом укутанная в шерстяное одеяло, оставив снаружи одно лицо.

— Холодно!

— Ну и спрячься в фургоне. Чего тут сидеть?

— Интересно. Я же нигде не была. У нас в Норскапе все другое.

— Какое?

— Север, скалы, леса и тундра на северном побережье острова. А есть и такие острова, что круглый год подо льдом.

— Чем же люди живут?

Атрелла пожала плечиками:

— Рыбалка, охота и леса добыча. У нас еще зима, снег идет.

— Ты ж северянка, отчего мерзнешь?

— А я всегда мерзну, натура такая, — Атрелла смущенно улыбнулась. — Хотите, анекдот расскажу?

Нэйл еще поддал лошадкам ходу, стараясь не отставать от Варры.

— Наливай!

Атрелла не поняла:

— Что — наливать?

Нэйл расхохотался:

— Это я в смысле — рассказывай!

— Белый медвежонок с медведицей лежат в берлоге, греются. Снаружи пурга. Вот медвежонок спрашивает: "Ма! А у нас в роду ханутских черных медведей не было?" — Медведица отвечает: "Нет, не было!" — "А косолапов бурых?" — "Нет, и этих не было. Зачем тебе?" — "Да что-то я замерзаю!" — Атрелла улыбнулась, дожидаясь реакции Нэйла.

Тот рассмеялся:

— Значит, замерзает?!

Через полтора часа скачки лошади начали сдавать. Они уже не хотели держать рысь, сбивались на шаг, и ни понукания, ни плетка не могли заставить их двигаться быстрее.

Варра, остекленевшими глазами уставившись на дорогу, сидела, намертво зажав в левой руке вожжи, а правой упираясь в поперечную перекладину, закрывавшую ноги и тело кучера от грязи, летящей из-под копыт.

Орингаст обогнал фургон Нэйла и подъехал к Варре. Перегнувшись с седла, он потрогал женщину за плечо:

— Варра! Варра! Проснитесь!

— Я не сплю, — сказала Варра. — Я не сплю, — она вернулась в реальность, проморгалась, — проклятие, спасибо. Глаза высохли, режут. — Она обратилась к Орингасту: — Нам нельзя останавливаться, нужно ехать до населенного пункта. Понимаешь?

Орингаст кивнул:

— Понимаю, госпожа Таэггер, давайте я поведу фургон, отдыхайте.

Обоз остановился. Атрелла, как была, в одеяле, пошла вперед к Варриному фургону. Пока Орингаст перепрягал лошадей, меняя уставших на отдохнувших, она влезла в фургон и подползла к Варре.

— Вы устали?

— Очень, — рыжая экзотка ладонью прикрыла глаза. — Переутомление, не могу уснуть.

— Я могу помочь, хотите?

— Вот еще!.. — Атрелла не видела Варриного хвоста, но уже так привыкла к его поведению, что ей показалось, как тот презрительно дернулся, и задрожал его кончик.

— Лекарь себя лечить не может, но друг другу-то мы имеем право помогать, это не нарушение закона.

— Ну хорошо, покажи, что ты умеешь, — Варра перевернулась на спину, сложила руки на груди, ладонями прикрыв выпуклости. — Но только усталость сними, а то знаю я вас, лекарей…

Атрелла хихикнула, прикладывая к вискам экзотки тонкие пальцы.

Усталость она ощутила как кислятину во рту. И боль во всем теле, неострую, истому. Эта боль-утомление уже стала настолько сильной, что мешала уснуть.

Организм экзотки оказался очень любопытным, странным. Он пел. Атрелла параметры этого тела восприняла как незнакомую вибрацию, сильно отличавшуюся от обычной человеческой. Видимо, это как-то связано с возможностью обращаться в животное. Два тела в одном. Два состояния: человек и тигр. Дай команду, и начнется изменение. Какую команду? Это знает только Варра.

Атрелла не стала заниматься чисткой организма, с этим он справится сам, достаточно полежать в покое. Она послала в голову Варры импульсы, притупляющие болевую чувствительность, и лекарка мгновенно уснула.

Фургон, управляемый Орингастом, покатился дальше. Нэйл тоже поменял лошадок. Полукровка прикинул по карте, сколько еще осталось до деревни. Еще часа три, не больше.

Кругом дороги пошли камни, скалы, поросшие кустами и молодыми деревцами. Солнце клонилось к закату. Света пока хватало, но лучи Лита уже не грели, как днем.

Атрелла вылезла на сиденье к Орингасту:

— Привет! Вот и я.

— Привет, — отозвался охранник. — Не спится?

— Да я и не собиралась. Это Варра спит. Я пришла помогать и смотреть.

— Помогать нужды нет, а смотреть — это сколько угодно.

Атрелла деловито уселась на лавку, по-прежнему закутанная в одеяло, так что видны были только одна рука и личико.

— Я жутко любопытная, — сказала она. — Можно, я поспрашиваю?

— Любопытная или любознательная? — улыбнулся Орингаст.

Атрелла на секундочку задумалась и сказала:

— И то и другое. Мне все интересно, — она почесала нос, — я ж до сих пор нигде не бывала. Это мое первое путешествие. — Она, не делая паузы, спросила: — А ты давно охраняешь дядю Индрэ?

— Чуть меньше года.

— Тебе нравится ему служить?

— Я служу республике, а не советнику. — Орингаст улыбнулся еще раз. Девчонка веселила своей непосредственностью и наивностью.

— Но ты же его охраняешь? От кого?

— От дураков.

Атрелла оторопела:

— Каких дураков?

— Самых разных, в основном от фанатиков. Ты знаешь о таких — которые называют себя детьми Лита, золотым племенем, или пламенем, поборниками истинной веры. Они считают, что жрецы Лита предали Бога, вступили в сговор с Нэре и стали думать о выгоде, а не о царстве Лита на небесах.

Об этом Атрелла знала. Золотоносцы ненавидели обычных литариев, убивали простых лекарей на том основании, что лечить больных якобы означает идти против воли Лита, который попустил болезни в мир. Она догадалась, что отец Индрэ — двойная мишень для фанатиков. Она посмотрела на камни вдоль дороги:

— Слушай! Мне кажется, что эти валуны специально уложены вдоль дороги. Правда?

— Правда. Это снегоудерживающие заграждения. Чтоб зимой ветром не заносило дорогу и всегда было ее видно.

— Понятно! А у нас вдоль дороги стоят огненные столбы. Они светятся и днем, и ночью.

— А днем зачем?

— Так у нас зимой и днем темно! — рассмеялась Атрелла. — Полярная ночь. Слышал о такой?

Орингаст сообразил, что Норскап на самой границе с полярным кругом.

— Ну конечно! — Он обрадовался, что Атрелла первая пришла к нему в фургон и первая начала разговор. Не то чтоб ему духу не хватило — первому, но все-таки у нее это вышло как-то само собой.

Он некоторое время молчал. Молчала и Атрелла. Нэйл держал дистанцию, не отставал. Хим тоже привязал свою лошадь к фургону и занял место рядом с фардвом-полукровкой.

— Эй! Там! — раздался голос Нэйла. — Если мы не съедим чего-нибудь сейчас, я сожру нашего проводника! — Хим подскочил, опасливо отсел от агрессивного полуфардва.

Атрелла расхохоталась.

— Каннибализм — большой грех, — сказала она. Но тут и у нее будто чья-то рука сдавила желудок. — Ой! А есть и правда хочется!

Орингаст привстал на сиденье, чтоб высунуться над тентом фургона и увидеть Нэйла:

— Варра сказала, ехать до деревни, там и поедим!

Нэйл проворчал:

— Им, тиграм, не жрать неделю — дело привычное, а я не могу без трехразового питания и шестичасового сна… До деревни еще полчаса как минимум, — сказал он Химу.

Тот кивнул:

— Скоро уже. Потерпи.

Орингаст уселся на место и поторопил лошадок:

— Но, залетные! — не делая паузы, он спросил спутницу: — Ты как насчет замуж выйти?

— За кого это? — высунулась из кокона-одеяла Атрелла, от удивления глаза сильно увеличились.

— Вообще — замуж.

— Ааа, вообще? Ну, если вообще, я не против, — она уточнила, — именно вообще. А конкретно я об этом не думала.

— Почему?

— Я еще маленькая, — сказала Атрелла, — мне рано. Нужно сперва выучиться.

— На лекарку?

— Ну да.

Орингаст расстроился, но совсем немного.

— Ну, хорошо хоть вообще, — сказал он.

— А ты что, свататься собрался? — принялась озорница дразнить наследника рода Браго.

— Это что — нельзя?

Атрелла высунула всю голову, укутав только плечи. Она потрясла головой, расправляя пушистую прическу.

— Кто может запретить? — сказала она лукаво. — А ты что, любишь, что ли?

Орингаст свел губы в трубочку и промолчал. Молчала и девушка, только заинтересованно косила глазами на парня. Он ей тоже приглянулся. Где-то в глубине, еще в университете, когда она его увидала в полный рост, промелькнула мыслишка-восторг: "Какой большой!", и следом вторая: "Люблю крупных мужчин". Теперь этот мужчина намекал весьма недвусмысленно, что Атрелла ему нравится и он хотел бы на ней жениться. Вот так дела…

— Люблю, — сказал Орингаст, но слово было унесено порывом ветра.

— Что? — переспросила Атрелла.

— Люблю! — громче сказал Орингаст и повернулся, осмелев. — Люблю, — сказал ей в лицо и увидал, как она стремительно покраснела от щек, которые налились румянцем.

Она не знала, что сказать. Вдруг повернулась и полезла в фургон.

Орингаст смотрел на дорогу, похлопывая лошадок вожжами по крупу. Ждал, но ничего за спиной не происходило. Он уже решил, что напугал Атреллу, а она действительно еще маленькая. Если б он обернулся, то увидал, что девушка сидит, сложив ноги крестиком, руки положила на колени и, не отрываясь, смотрит ему в затылок.

Впервые в жизни ей признались в любви. Вот так, на скаку. Громко. И что ей делать? Она ни минуты, ни секундочки не сомневалась, что он не лукавит. Очевидно, что Орингаст поехал из-за нее, для нее. Для этого разговора. Вот он состоялся, и что дальше? Сделать вид, что она не поняла? Прикинуться маленькой девочкой?.. А как же перебои в сердце, когда он подходил к ней? И гул в ушах? Нет… он ей совсем не безразличен. От него идет волна силы и уверенности. Он настоящий воин, мужчина… мужчина… от слова "муж". Кого ей нужно? Изнеженного красавчика? Ну, уж по части красоты Ори любому даст фору. Трелька вспомнила, как ревниво ловила восторженные взгляды младших лекарих, когда Орингаст приходил в госпиталь к советнику. Ну, и что теперь? Сказать ему "да"? А что скажет папа? Вот будет номер: "Знакомься, папа, это мой муж — Орингаст!". Папа будет в восторге. Атрелла еле сдержала смешок. Нельзя смеяться, все очень серьезно.

Она глядела в затылок телохранителя. "Ему уже, наверное, все двадцать или даже больше. Взрослый такой. А с другой стороны, он всего на три года старше, или нет — на целых три года. Нет, он очень хороший. Добрый. И шутить умеет. С ним весело и спокойно. Что же все-таки сказать? А нужно что-то говорить?.. Нос чешется. Вот он щеку повернул. Какая щетина…"

Орингаст вдруг почувствовал, как руки оплели шею, а к щеке справа прижалась нежная щечка. Атрелла потерлась о суточную щетину и сказала на ухо:

— В принципе, я согласна, — она сунула холодный нос в ухо Орингасту, — но сейчас не могу.

— Я понимаю — учеба?

— Нет, — Атрелла развела руки и укрыла себя вместе с Орингастом одним одеялом. — Хотя учеба тоже, но мне нужно маму отыскать. Я должна ее найти, — ее голос сошел на шепот, — или убедиться, что она действительно умерла.

— А где она? — удивился охранник. — Почему — умерла?

— Не знаю, — она снова потерлась щекой о щеку. — Об тебя здорово чесаться.

— Да я вообще лучше всех, — сказал Орингаст. — Так что случилось с мамой?

— Папа сказал, что она умерла при родах… но у меня есть информация, что или она, или женщина, назвавшаяся как она, плыла из Колы к Слемировым островам. Я должна разыскать ее.

— А когда это было? — спросил Орингаст.

— Тринадцать лет назад.

Орингаст присвистнул:

— Ничего себе! Откуда эта информация? Насколько этому можно верить?

— От главного архивариуса Рипена. Он говорил о рапорте капитана корабля, который спас одиннадцать женщин с судна, плывшего из Колы на Слемиров архипелаг.

— И он точно знал, что среди них была именно твоя мать?

— Нет, он назвал имя и имя клана одной из женщин, точно такие, как у моей мамы.

— Разве он не мог ошибиться? Перепутать?

Атрелла покачала головкой:

— Он не мог. Он — гендер. Главный королевский архивариус Рипена Ирваниэль Валехо.

Орингаст вспомнил сообщение по Управлению, что главный королевский архивариус покончил с собой. Отравился.

— А откуда ты его знаешь?

— Мы с ним вместе ехали в Продубин.

— А что с ним случилось потом? Вы до конца ехали вместе?.. Впрочем, гендеры не врут.

— Нет, — Атрелла шмыгнула носом, — он умер. От старости, — Орингаст промолчал, — он был ооочень старый. Ему было больше тысячи шестисот лет. Я представить не могу. Столько не живут, — она снова уткнулась носом телохранителю в ухо: — Представляешь, я сплю, он спит… а потом я прихожу, а он мертвый. — Она немного помолчала и сказала: — Я плакала.

У Орингаста сердце сжалось, защемило, как только представил, что девушка плакала. Он повернул голову к ней, чмокнул в щеку:

— Со мной тебе никогда не придется плакать.

Атрелла потянула носом:

— Я не хочу сейчас ничего говорить. Ты хороший. Весь такой белый с золотом. И добрый. Но я не могу так — сразу. Ты подождешь?

— Конечно, подожду.

Атрелла подскочила на лавке и закричала:

— Вот, вот — деревня! Мы доехали! Ура!

— Слава Литу, — вздохнула за спинами в глубине фургона Варра. — Так хочется помыться и поесть.

Из-за скал за поворотом показались двухскатные черепичные крыши домов.

— Это Вайя! — крикнул Нэйл. — Солнце садится. Правьте к самому большому дому.

Деревня встретила путников мертвым молчанием. Не лаяли собаки, не слышно было ничего. Не мычали коровы, не блеяли овцы… только ветер свистел в плетеных оградах.

Нэйл принюхался:

— Чего-то я не пойму. Где люди? Дымом пахнет, а людей не видно.

Обоз покатился медленно. Деревня была огромна. Орингаст и Хим всматривались в черные проемы окон. Никакого движения…

— Что тут случилось? — Варра осматривалась, высунувшись из фургона через задний проем в тенте. — Орингаст, Хим, поглядите в домах. Где люди?

Воин взял ханутский меч, проводник уже держал в руке длинный кинжал. Крадучись они направились к ближайшему дому.

Орингаст с Химом, озираясь, уже подходили к крыльцу, как вдруг в доме напротив отворилась дверь, и на крыльцо вышел древний дед. Седая борода развевалась на холодном ветру.

— Фимка! Фимка! — Он закашлялся. — Вот проклятая собака! Иди домой!

За спиной деда распахнулась дверь, четыре руки буквально вдернули старика в дом, и дверь захлопнулась.

Оторопевшие путешественники удивленно глядели на странный дом. Варра махнула рукой: "идите туда!".

Бегом, сменив позицию, Хим и Орингаст распахнули дверь дома, из которого выходил дед. И затормозили в дверном проеме от неожиданности.

Дед сидел за столом, как глава семьи, и медленно черпал из большого горшка деревянной ложкой рассыпчатую кашу. А перед вооруженными мужчинами оказалась женщина средних лет, к юбке которой прижались трое малышей. Чуть впереди нее стояли два парня лет пятнадцати и мужчина с кухонным ножом в руке. Молчание длилось доли секунд. Женщина вдруг пронзительно заверещала:

— Нету ничего! Нету у нас! Нету ничего!

Мужчина нерешительно помахал ножиком в воздухе.

— Нас приняли за разбойников, — сказал Хим, убирая кинжал. А мужчина бросил нож на стол и, достав из-за пазухи свитки, подошел к Химу, как к старшему.

— Мы все подати уплатили еще осенью, — сказал он. — Все как положено. Вот, проверьте.

Орингаст убрал меч и сказал Химу:

— Или за сборщиков податей. Славное сравнение. — Он повернулся к хозяевам: — Да успокойтесь вы. Ничего нам не нужно. Мы не сборщики налогов. Мы лекари.

Но его слова никого не успокоили, женщина еще больше заверещала, а мужчина побледнел:

— Да, вы прикидываетесь лекарями, нам так и сказали.

— Кто сказал? — Орингаст напрягся. Его всю дорогу не оставляло ощущение, что их сопровождают, и сейчас это подтверждалось. — Кто вам сказал это?

— Есть добрые люди, — сказал мужчина, продолжая тыкать бумаги Химу. — Днем еще проехал всадник, сказал, к вечеру будут два фургона, трое мужчин и две женщины, назовутся лекарями, а на самом деле это сборщики податей, которые все перепишут, даже кур и собак.

— И вы поверили? — укоризненно спросил Орингаст. — Мы устали, грязные. Нам только помыться и переночевать, рано утром уедем. — На всякий случай, если хозяева почитают Нэре, добавил: — Мы вам заплатим, назовите цену.

— А я им говорил! — скрипуче проговорил вдруг дед из-за стола. — Сборьщики податей так не ездют, где охрана? Где учетчик? Где сундук для недоимок? Два фургона?! Не смеши мои мозоли! Никакие они не сборщики… Верните мою Фимку! Кормить пора!

Его пронзительный голос оказал волшебное действие. Женщина замолчала, детишки укоризненно уставились на Хима и Орингаста, с выражением, будто это они украли дедову Фимку.

— А Будька сказал, что вы Фимку сожлете, — пролепетал самый младший, не отрывая глаз от меча Орингаста. — И мы ее сплятали.

Орингаст присел на корточки.

— А Будька — это кто?

Мальчик пальцем ткнул в одного из близнецов.

— Вот. Он мой блат.

— Мы даем вам слово — мы не сборщики податей. Едем в Ханут, лекари. Там беда. И мы очень спешим. Помогите нам.

— Пятерых нам не поселить, — сказал мужчина. — Двоих возьму, а троих — можно к сестре. Там дом больше и детей меньше.

Хим вышел на дорогу:

— Встаем на ночлег! Все нормально!

Варра облегченно вздохнула:

— Слава Литу. Нэйл! Распрягай!

Глава 14

Ночь застала Хлавина на полпути к лагерю лидийцев. Он пустил лошадь шагом, размышляя над событиями прошедших дней.

Малинга лежала рядом, умостив головку на плече наемника, а тот думал об одном — сейчас бы трубочку выкурить и махнуть стаканчик бражки. Левой рукой он обнимал чернокожую красавицу, все-таки добившуюся своего. Дети… Зачем ей дети? Почему она так запала именно на него? Что это — блажь?

Хлавин провел ладонью по спине девушки от ложбинки меж ягодиц до лопатки. Нежная кожа, пальцам не за что зацепиться. В окно засвечивала пальма, отчего по комнате бродил слабый бледно-желто-зеленоватый свет, повинуясь порывам ветра.

— Малинга?

Девушка чуть дернула головкой, давая понять, что не спит:

— Чито?

— Почему именно я?

— Так повелить Мугам, — сказала Малинга и блаженно улыбнулась, прижимаясь пухлыми губками к щеке Хлавина.

— Кто это — Мугам?

Малинга перевернулась на спину и ответила:

— Мугам се правити роди, важни. Он смотреть… многие дале…

— Глава рода? — догадался Хлавин. — Что он сказал?

— Мугам видитель, он види, мене говорить, буди чоливек бели ме имен спроси, то ён умирате — дети нет, проси чоливек, дети — буди.

Хлавин не сразу понял, что сказала Малинга, а когда понял, похолодел.

— Ты спроси ме имен, я скази, — продолжала девушка. — Мугам — Ба! Видитель, многи дале видеть. Я проси у тебе деть. Нузи идеть в харч, я плати.

— А что еще говорил Мугам? — Хлавин постарался не выдать страха, пробравшего до пяток. Малинга предлагала идти в харчевню, забрать деньги. — Кто умрет? Когда? Скажи дословно, точь-в-точь, как говорил Мугам!

Малинга села на кровати и принялась искать юбочку, сброшенную на пол.

— Мугам кази: у тебе дети чорни нет, болеть буди, здорови — бели чоливек. Ищи бели — деть здорови. У нас бели — ретька, — она развела ручками, — неть совси. Я спроси Мугам, когда мне встрети бели чоливек? Он скази, ночь и буди. Ждать. И скази еще: эть бели весь равен умирать, дети неть. Бери и делать.

— Где этот твой Мугам? Я хочу с ним поговорить! — Хлавин натянул шорты. — Что за ясновидящий? Отчего это мне умирать?

— Мугам спи. Все спи. Потом чито ночь темена. Идеть в харч, я плати. Мугам очень Ба, все види… его слушать Ханут.

— Отведи меня к Мугаму!

Малинга помахала руками. Она уже оделась и стояла у двери.

— Мугам — нети, ждать, проси… Мугам говорить. Ночь низи… Мугам серди.

— Проклятие… — Хлавин не сомневался в истинности ее слов. О ясновидящем ханутце слухов ходило много. Имени его наемник не знал, но, услыхав от Малинги весть о своей скорой смерти, нисколько не усомнился. Ему хотелось узнать подробности.

За окошком небо окрасилось в розовый цвет. Дирижабль придет из Нагонды через два часа. Хлавин схватил Малингу за руку:

— Уже утро, отведи меня к Мугаму!

Девушка побежала к выходу, но наемник ее догнал, заломил руку:

— Веди!

Малинга закричала, затараторила что-то по ханутски. На крик вылетел Мамбога:

— Вы что, с ума сошли? Отпусти ее!

— Мугам сказал, что я умру, я хочу узнать подробности.

Мамбога вырвал руку Малинги из лапищи Хлавина:

— Дурак. Это он ей сказал. Почему ты решил, что речь именно о тебе?

Он обратился к Малинге с длинной тирадой на ханутском. Та, всхлипывая, ответила.

— Да, речь шла о том, кто даст ей детей, стало быть, о тебе, — перевел Мамбога. — Вот болтушка! Ну что, мы все когда-нибудь умрем. Что нового ты узнал? Ты наемник, ты жизнью своей рискуешь за деньги. Ну и чего ты перетрухал?

— Знаешь, когда тебе скажут, что ты скоро умрешь, погляжу я на тебя.

— Ну и что ты хочешь? — Мамбога вывел Малингу на крыльцо: — Егде киш! Литенге мразь ля.

— Я хочу подробностей, — сказал Хлавин, глядя в спину убегавшей Малинге.

— Он не станет с тобой разговаривать, — Мамбога отошел в свою комнату, вернулся и протянул Хлавину две золотые монеты: — Вот, держи, а она мне отдаст.

— Почему он не станет? — Хлавин нервничал, ярость уже утихала в сердце.

— Потому что он с улицы никого не принимает. Сперва приходишь, рассказываешь о себе, все-все, подробно и без утайки. Он говорит, когда прийти снова. И вот тогда, когда придешь в назначенный день, он говорит, что нужно делать, чтобы исправить ситуацию. Что ты ему скажешь?

— Что мне скоро умирать, с его слов, и я хочу узнать, как это случится и когда.

Мамбога рассмеялся:

— Мугам этого, скорее всего, не знает. Он дает очень заковыристые прозрения. Ты и так узнал больше, чем мог бы. Тем более что слова ясновидца предназначались не тебе. Радуйся. Она ведь передала его пророчество: "Ему все равно умирать", — но где слова, что скоро?

— Проклятие, что же мне делать?

Мамбога, хоть и был нэреитом, ответил литарийской поговоркой:

— Делай, что должен, и будь что будет. А должен ты возвращаться в Продубин, как я узнал из письма хозяина.

— А почему ты мне отдал только два лита? — подозрительно спросил Хлавин.

— Один лит — плата за комнату, — обнажил белые зубы нахальный фардв.

— Ну, ты жадюга. Лит — за три часа!?

— Тебя никто не торопил, мог ее развлекать до самого дирижабля, я же не гнал.

— Ладно. Всякому своя выгода — это благо! — Хлавин пожал руку Мамбоги. — Никому убытков. Благословенна Безутешная, мы чисты перед Ней.

Всю дорогу до столицы Рипена Хлавин был мрачнее тучи, не помогали ни брага, ни жареная говядина, ни хорошая трубка крепкого ханутского табака. Он собрался с духом и постарался не выдать своего смятения Маркаву Рэнду, который еще жил у нэреитского жреца.

Отправляясь за обозом лекарей, он получил приказ задерживать их в пути, где возможно. Ему удалось устроить обвал над гротом, скатив по глинистому, подмытому весенними ручьями склону несколько валунов. Он еще днем, проезжая через Вайю, предупредил жителей, что к ним едут сборщики податей под видом лекарей. И деревенские спрятали весь скот, и даже собак и кошек. И вот сейчас он, оставив за спиной мост через овраг с ручейком, гордо именуемым рекой Нейдой, медленно приближался к просеке, ведущей к его лагерю. Он был опытным воином, понимал в стратегии и тактике. Умел совершать диверсии, и после сообщения Малинги его не оставляла мысль — хозяин, выполнив свою задачу, зачистит лагерь, не оставит никого в живых. Это более чем вероятно. Ведь пути для отхода им Рэнд еще так и не дал.

Советник Индрэ в день выезда экспедиции, как обычно, отправился в Департамент общественного здоровья. Письмо Ганумбы он прихватил с собой. Беспокойное предчувствие не оставляло лекаря. После обеда он вызвал второго телохранителя и, пригласив сесть, обратился с необычной просьбой.

— Шарон, вы ведь раньше служили в сыскном управлении?

— Так точно, господин советник.

— У вас там остались друзья?

— Так точно. Есть. Я могу чем-то помочь?

— Надеюсь. Мне нужен специалист по подделыванию документов, а вернее, тот, кто умеет определять, подделан ли документ. Есть у вас такой?

— Так точно, — третий раз сказал телохранитель, — есть маг, он точно говорит, какого вида был человек, писавший документ.

— Вы мне окажете неоценимую услугу, если доставите сюда этого человека.

Пока Шарон вызвал себе смену, пока добрался до здания следственного управления и нашел нужного человека, прошел весь день.

Советник ждал. Наконец, вошел Шарон в сопровождении его знакомого мага-эксперта.

Советник положил на стол лист с письмом Ганумбы. Эксперт взял его в руки, закрыл глаза.

— Что вы расскажете о писавшем этот свиток?

— Это ханутец, чернокожий, — сказал эксперт, не открывая глаз.

Индрэ кивнул. Это Ганумба.

— Что еще можете сообщить?

— Он невысокого роста, — советник снова кивнул. Ганумба был ниже среднего, ниже самого Индрэ.

— Еще что?

— Ему около пятидесяти лет, — и снова в точку. Советник кивнул.

— Это Ганумба. Спасибо.

— Я не могу назвать его имени, господин советник, но добавлю еще одно: это фардв.

Советник подскочил:

— Ганумба — человек!

— Я не говорю о главном лекаре Ханута, господин советник. Тот, кто написал это письмо, — фардв, он чернокожий и ему примерно пятьдесят лет.

— Значит ли это, что письмо — подделка?

— Если только Ганумба не диктовал это письмо фардву, записавшему его.

— Нет, тогда это был бы не его почерк.

— Значит, кто-то прислал вам поддельное письмо от имени главного лекаря Ханута, — эксперт поднялся и поклонился: — Могу ли я идти?

— Да, вы свободны. Шарон!

Телохранитель вырос рядом с советником:

— Я тут.

— Немедленно телеграфом отправьте приказ Варре в Дони — одно слово: "Возвращайтесь!".

— Будет исполнено.

— Подожду вас, Шарон, бегите на почту!

Через полчаса телохранитель вернулся:

— Господин советник! Связи нет. Туман над Нейдой. Как только будет луч — они передадут.

— Спаси Лит, голубчик, — советник немного успокоился. — Вы понимаете, их наверняка ждет ловушка в Регалате или Хануте. Но кому это нужно?

— Может быть, выслать отряд?

— А это удобно? — Они спускались по ступенькам ночного Департамента общественного здоровья. — Я ведь в мирное время не имею отношения к армии.

— Я могу обратиться в часть, что расквартирована рядом с монастырем. Пускай пошлют взвод по дороге на Дони. Может, догонят?

— Если это не создаст неудобств руководству, я буду очень признателен.

Доставив советника в монастырь, Шарон пошел к казармам кавалерийского полка, что был через две улицы. Найдя там дежурного офицера, он представился и сказал:

— Нужно как можно скорее отрядить взвод и прочесать дорогу на Дони. Обнаружить обоз из двух фургонов и доставить их в Продубин.

— Шар, ну что за муха тебя укусила? — спросил довольный службой дежурный офицер. — Ребята намахались за день и спят. Утром придет командир полка и пошлет, хоть весь полк, в Дони, в Тарзин, да хоть Ажгару в задницу.

Телохранитель расстроился:

— Да пойми ты, это не блажь моя. Советник отправил обоз в Ханут и боится, что их ждет засада.

— Где? В Рипене? Шар, ты в своем уме? Что может им грозить здесь? — дежурный уменьшил градус веселости. — Приходи утром к подъему, и комполка все сделает. А я, извини, не могу. Отбой был час назад.

— Ну ладно, я приду, — телохранитель вернулся в монастырь.

В это время фургоны уже стояли во дворах в деревне Вайя, а путешественники, попарившись в бане и поужинав, готовились ко сну. Семья, первой встретившая путников, согласилась принять на ночлег Атреллу и Орингаста. А Варра, Нейл и Хим разместились в другом доме.

Практичные крестьяне, несмотря на то, что работников в доме хватало, поручили Орингасту наколоть дров для бани. Хозяин ушел топить печку, близнецы носили воду, а хозяйка, оценив способности Атреллы, пригласила к кухонному столу — готовить ужин. Один дед, получив свою собачку по кличке Фимка, радостный вылез на скамеечку во дворе и курил трубочку, ловя последние лучи заходящего солнца.

Близнецы, натаскав воды, помогали Орингасту: собирали колотые поленья и относили в баню. Атрелла чистила картошку, репу, нарезала лук и зелень. Пару раз хватив себя ножиком по пальцам, тут же залечила, по привычке лизнув порез. Хозяйка заметила такой способ лечения:

— А если другого лечить, тоже лижешь?

— Что? — не поняла вопроса Атрелла. — Зачем?

— Не знаю, зачем, ты вот порезалась, лизнула, и все зажило.

— Ой! А я и не заметила. Это с детства привычка, — смутилась лекарка.

— Ты не ответила, как лечишь.

— Ну, — Атрелла на минутку задумалась, — руками. Я вообще только учусь. Если чего не так скажу, не обижайтесь.

— А чего не так? — рассмеялась хозяйка, — Я не учитель, ты не ученица. Просто расскажи.

— Если просто, то чувствую, что в организме неправильно, и посылаю импульсы, которые исправляют… — Атрелла замялась, — я не могу толком объяснить. Меня папа учил и объяснял. А вообще, я только собираюсь поступать в университет.

— И себя, значит, можешь лечить?

— Только мелкие порезы и всякие царапины, — Атрелла не знала, как же еще сказать. — Вообще лекари себя лечить не могут. Мы просто не болеем. А если заболеем, значит, чем-то прогневали Господа.

— Это Лита?

— Да. Лита. Он добрый. Молимся Ему, он помогает, — Атрелла решила, что спрашивать лучше, чем отвечать. — А вы как лечите? Заговором?

— Моя мать умела раны заговаривать и больные зубы. А я пользуюсь настоем лишайника с желтых скал. Все раны лечит и любые болезни.

Хозяйка сняла с полочки на кухне глиняную флягу и протянула Атрелле. Та открыла, помахала перед носом:

— Запах ничего, приятный. Его пить?

— И пить, и мазать. Если пить, жгучий. А на рану, так ничего. Пощиплет, и все заживает.

Атрелла макнула палец в настой и облизнула. Во рту зажгло.

— Ух, ты! Жжется! А как называется этот лишайник? Он еще где-нибудь растет?

— Я не знаю. Нигде не бывала.

Атреллу заинтересовал этот чудодейственный лишайник. Вот здорово, если она привезет это в университет и даже сделает доклад! Дядя Индрэ ее похвалит. А потом к желтым скалам пошлют экспедицию, заготовят сырья много-много и помогут многим людям.

— А у вас есть сам лишайник?

— Нет, — ответила женщина, не отрываясь от приготовления ужина. — Я сразу его варю и потом храню в бутылке. Он не может лежать. Как нарвешь, сразу надо готовить зелье. А то превращается в бесполезную труху.

Атрелла расстроилась.

За столом она ела без аппетита. У одного из близнецов, сидевшего рядом, спросила шепотом:

— Ты знаешь, где желтые скалы?

— Угу, — кивнул мальчик, — а тебе зачем?

— Лишайника хочу нарвать, которым мама ваша лечит.

— Угум, — снова сказал близнец и уткнулся носом в кружку с чаем. — Мамка не пустит, можем ночью сходить, когда все уснут. Хочешь?

— Ум-гум, — точно также ответила Атрелла.

За столом, в шуме стука ложек и жевания, никто кроме Орингаста не заметил диалога. Да и он обратил внимание на невнятные мычания и загадочные лукавые физиономии близнецов только потому, что смотрел на Атреллу, и выражение ее глаз насторожило охранника. Она явно что-то задумала.

Атреллу положили в детской с мелюзгой на втором этаже. Она рассказывала сказку, пока детишки не уснули. Лежала с открытыми глазами, а перед ними плыла бесконечная дорога. Она проснулась от звяканья. Соскочила с кровати и подбежала к окну. Там двумя фонарями семафорили близнецы. Она махнула рукой в форточку, быстро оделась, отворила дверь комнаты и остановилась перед скрипучей лестницей.

Секунду помешкав, она разулась. Босая нога ощущала структуру ступеней и скрипучесть. Осторожно, ступая одной ногой на каждую ступеньку, она старалась вставать на край, и спускала туда же вторую, и снова — правая, ступенька крепкая, не скрипит, и вторая нога. Наконец, сошла на пол и на цыпочках побежала к входной двери.

Близнецы ее уже отперли и оставили полуоткрытой. Девушка выскользнула в сени, затворила за собой дверь, покрепче прижавшись к ней попой.

Орингаста положили с дедом. Телохранитель умел спать в любом месте и любом положении, может быть, даже вниз головой. Но с дедом заснуть оказалось очень сложно. Если бы он храпел, это было бы чудесно. Спать в казарме с храпунами — нет ничего проще и привычнее.

А дед лежал на спине, сложив руки на груди, и не дышал. Или дышал так тихо, что Орингаст периодически просыпался и, приложив пальцы к шее старика, убеждался, что тот жив. Наконец, все это надоело, и наследник рода князей Браго отключился. Он не услышал, как близнецы подобно слонам в посудной лавке искали фонари, гремели засовом и выбирались на улицу. Но вот почти неслышимый бег Атреллы Орингаст ощутил, порыв ветерка коснулся лица спящего телохранителя, и он успел через щель в занавеске заметить босые ножки и тень. Он сел на лежанке и задумался. Что затеяли эти сорванцы? А девчонка? С нее станется. Это ж ходячее приключение. Он оделся и тихо вышел следом за Атреллой.

Глава 15

Хлавин слез с лошади, привязал ее к дереву на поляне и начал крадучись приближаться к лагерю. Ночь была ясная. Круглая молочно-белая луна — лик Безутешной, на которой темные пятна действительно образовывали нечто похожее на женское лицо — смотрела на мир, словно проверяя, все ли на месте, не пропало ли чего за день, или не появилось лишнего.

Хлавин увидел часового раньше, чем тот заметил подкравшегося.

Наемник не стал рисковать получением стрелы в живот, он вышел на свет и помахал рукой:

— Это я!

Часовой на всякий случай спросил пароль. Хлавин дал отзыв.

Лагерь спал. Хлавин спустился в замаскированную землянку. Помощник тоже спал, но, стоило командиру войти, открыл глаза и, сев на лежанке, доложил:

— Господин Рамбам, вход обнаружен. Строение раскопано полностью. Ждем приказаний.

— Придет хозяин и распорядится, — сказал Хлавин. — Молодцы.

Видимо, что-то насторожило помощника. Он поднялся и подошел к командиру:

— В чем дело, Хлав? Ты на себя не похож.

— Я это, я… — махнул рукой Рамбам, — не бери в голову, я просто устал. Дважды пересечь Рипен и Регалат, хоть и на дирижабле — это утомляет.

— Где хозяин?

— Остался в Продубине. Сказал, чтоб мы готовились.

— К чему?

— Вообще. "Путте котофы", — передразнил ория Хлавин.

— А ты что сказал?

— Всегда готовы!

— Это правильно.

— Вы внутрь заходили?

Помощник молчал. Молчал и Хлавин, ждал.

— Нет, не рискнули, — ответил наемник. — Понимаешь, когда раскапывали, ребята жаловались, что голоса слышат.

— Какие голоса?

— Не знаю. Я не слышал.

— А что ж не зашел?

— Ну не знаю, решили дождаться хозяина. Нам что, больше всех нужно? Условия договора выполнили. А лезть туда уговору не было.

— И то верно. Давай спать, — сказал Хлавин и улегся на согретую помощником лежанку.

В десяти километрах от лагеря и в километре от дороги на Дони, в окружении тринадцати черных монолитов мерцала странная изломанная обсидиановая крыша словно вросшего в землю строения, напоминавшего склеп. Зиял широкий входной проем, черные ступени уводили глубоко под землю, в темноту. Ширина ступеней подобрана так, что наступать нужно было на каждую, через одну не перепрыгнуть.

Лунный луч прошел через облака и уперся в крышу склепа. В призрачном свете мелькнуло небесной красоты женское лицо, которое портило холодно-равнодушное выражение. Мертвые глаза осмотрели крышу. Свет не отражался от нее, склеп будто окружало облако тьмы, а лунный свет, натыкаясь на него, рассеивался или впитывался. В глубине, под землей, что-то происходило. Черные монолиты, окружавшие склеп, заиграли голубыми искорками и вылезли из земли на метр. Негромкое гудение наполнило пространство вблизи странного здания.

Маркав Рэнд стукнул в дверь спальни жреца третьего ранга Дайна Мошия. Тот немедленно выскочил, будто ждал за дверью.

— Мне нушна тфоя крофь, Тайн. И еще, если спросят, сащем ты нощью хотил в храм, притумай щто-нипуть прафтопотопное. Посити тома фесь зафтрашний тень.

Жрец побледнел:

— Много крови?

Рэнд оскалился в улыбке острыми редкими зубами:

— Не пойся, немноко… несколько капель. И отенься как на слушпу: мантию, шапку — как опыщно.

Жрец сходил в спальню, вернулся одетый в мантию и колпак, на шее висел белый медальон с луной — в одну четверть рождения. В правой руке он держал иглу и сам всадил ее себе в палец.

— Куда накапать?

Рэнд подставил медальон:

— Сюта.

Кровь жреца заполнила медальон. Кристаллы засияли красными огоньками. Орий удовлетворенно оскалился:

— Ухоти к сепе. И я ухошу. Прощай, сфяшемся посше. Ты хороший слука Песутешной! Я ей самолфлю са тепя словещко.

— Во славу Нэре, — отрапортовал жрец и удалился в спальню.

А Маркав Рэнд надел амулет на шею и спрятал под одежду, мгновенно приняв образ Дайна Мошия. Орий вышел из дома и направился к храму Нэре на окраине Продубина. Близилась полночь.

Он подошел к храму, остановился у ворот. Черный храм, тринадцатигранный, асимметричный, имел плоскую и одновременно заостренную крышу, будто черный кристалл срезали под углом от задней части ко входу. Храм будто врос в окружавшие его дома или, наоборот, вырос из земли, словно раздвинув выстроенные раньше здания.

Рэнд, как и положено жрецу, поднял руки к луне со словами традиционной молитвы: "Та сфершится месть Песутешной и настанет вещно царстфо Ее!" — и вошел внутрь.

Храмы не запираются никогда. А вот жрецы обычно покидают их с наступлением темноты. Встречаться с Безутешной, по слухам, иногда посещающей свои дома в мире живых, ни у кого нет желания. Если эта встреча не принесет выгоды.

Маркав Рэнд шел на встречу. Он, не колеблясь, вступил под свод храма и, пройдя коридор со служебными помещениями, оказался в молитвенном зале.

Призрачный мерцающий свет наполнял его. Алтарь, напоминавший огромную аспидную запятую, стоял не посредине зала, а в точке абсолютно вне пересечения любых геометрических линий. Особенность эстетики Безутешной — красота дисгармонии, асимметрии. В храме не было никаких закономерностей, последовательностей, прогрессий и пропорций. Это был протест, молчаливый и однозначный. Протест Создателю, творцу всего живого. Так храм отражал сущность мира мертвых — царства безутешной богини Нэре.

Рэнд дошел до алтаря, снял амулет, приняв свой обычный вид. Он был без маски и шапки. Орий провел ладонью по поверхности алтаря, обнаружил овальное углубление. Ногтем взрезал себе левое предплечье и наполнил найденную полость фиолетовой жидкостью с химическим, аптечным запахом, вытекавшей из разрезанных сосудов. Рана очень быстро затянулась.

Рэнд опустился на колени у алтаря там, где был его тонкий загнутый конец.

— Асилэсте фаарти, олифанше, — принялся он читать на старинном языке молитву, — эали Нэре, олвали урваэ. Ие олвали сэ.

Ничего не происходило.

Орий еще раз прочел молитву. Жидкость на алтаре начала кипеть.

На третий раз, читая молитву, Рэнд поднял голову, в надежде, что та, к кому он обращается, ответит.

Жидкость испарилась, обратившись в туман из черных иголочек. Рядом с алтарем из него соткалась призрачная фигура — молодая женщина с закрытыми глазами.

— Фисла? Но… пощему?

— Ты можешь пройти через царство Безутешной, — раздался прямо в голове бесплотный и абсолютно лишенный эмоций голос.

— Мне нушно покофорить с Ней! — Рэнд вскочил с колен. — Это фашно!

— Она не хочет сейчас говорить с тобой, — все так же сказала давняя любовь майора Рэнда. — Она ответит, если ты принесешь Ей то, что Она ждет.

— Но щто Она штет? — Рэнд попытался схватить Вислу за плечи, руки проскочили сквозь тьму. Лицо девушки исказилось.

— Ты должен найти сам, что Ей нужно, — Висла открыла глаза, но тут же начала рассыпаться. — Торопись, Рэнд, дверь в царство Нэре открыта, ты еще можешь пройти через него.

На полу рядом с алтарем образовалась матовая черная лужа. Орий прыгнул в нее и провалился с головой, как под воду. Черная пленка сомкнулась над голубой лысиной и исчезла.

Дорога к желтым скалам казалась слишком длинной. Близнецы вели Атреллу. Деревня осталась далеко позади. Орингаст держался на приличном расстоянии, стараясь не выпускать из виду свет фонарей. Поднявшись на холм, он в лунном свете увидал группу остроконечных камней, издалека походивших на костер. Даже в белом лунном свете они отливали желто-оранжевым.

Близнецы довели девушку до скал. Орингаст не решился подходить ближе. На первый взгляд, вроде ничего такого опасного. Шарят по камням с фонарями. Охранник выбрал камушек и устроился так, чтоб было удобнее наблюдать.

Атрелла забрала один из фонарей и пошла кругом скал. Близнецы направились в другую сторону, они радостно повизгивали, когда находили небольшие островки серых лопухов, приклеенных к камням. Девушка уже поняла, как выглядит лишайник. "Вот нарву, покажу Варре, она обрадуется! Все-таки это ж здорово, когда находятся новые целебные зелья". Она остановилась и увидала огромный пласт лишайника, покрывавшего гладкую поверхность оранжевого камня. Атрелла подцепила ногтем край листа. Тот легко отошел от камня. Она потянула на себя, и лишайник начал послушно скатываться в трубочку, отклеиваясь, оставляя за собой изъеденные органическими кислотами трещины.

Оторвав угол лишайника с левого края, Атрелла увидала, что трещины образуют фигуры. Линии были неестественно ровными. Прямые или дуги, они складывались в иероглифы. И где-то она их уже видела… Она принялась судорожно обдирать лишайник, открывая все новые знаки. Пласты лишайника падали к ее ногам.

Иероглифы были знакомы, потому что год назад она нашла в отцовской библиотеке книгу. В ней была расшифровка записей молитв Литу на стенах храмов Слемирова архипелага. Эти иероглифы называли языком древних. Но как эта запись могла попасть на скалы в Рипене? Атрелла потерла ладошками знаки, из-под ногтей сочилась кровь. Она прокрасила трещины, обозначив их четче. Будто ощутив интерес девушки, ветер утих. Фонарь светил ровно, и знаки читались.

Первое слово она прочитала как раскаяние или прощение. Этим иероглифом обычно начинались все молитвы древних жрецов Лита. "Прости… в Раскаяние… или Прощен…". Второй знак она перевела как Слово, причем не просто слово, а слово с большой буквы — то есть слово, обращенное к Богу или исходящее от Бога. Сгорая от любопытства, Атрелла метнулась к третьему символу — он означал: "Воля" или: "Власть". Выходило: "Прощен словом Власти…". Кто прощен? Нет, может быть, Прощение? Может быть… Четвертый знак Атреллу смутил — он имел много смыслов: "Родитель", или "Роженица", и мать и отец в одном слове. Она уже отчаялась понять, но тут до нее дошло — Создатель! Выходило: "Прощение словом власти Создателя…". Так, дальше, дальше… Она спустилась на второй ряд знаков: "Символ величия — Ба. Большой". И рядом символ огня Арг…

— Барг или Баррг — имя демона огня. При чем тут он?

Атрелла вспомнила, что по легендам древних Баррг не относился к злым духам, ему приписывали родство с Литом, это демон лесных пожаров, огонь. Тааак… Что вышло? "Прощен словом власти Создателя Баррг…". Вона как!

Еще два ряда иероглифов… а во втором остались два значка после Баррга. Что там? Знак жилища или комнаты, еще он нес смысл обители, замкнутого пространства, и даже тюрьмы… Но первым по смыслу значилось: "Обиталище". Следующее слово читалось более понятно — выходить наружу, покидать. То есть обиталище покинуть. И текст звучит как: "Прощенный словом власти Создателя, Баррг обиталище покинет или покидает…". А дальше? Дальше знак незнакомый. Она его еще не встречала — кружок с точкой. Ладно, оставим. Дальше. Знак Судьбы. Еще он трактовался как слово Пророков, которые по легенде явились в мир очень давно и потом исчезли. Они боролись с языческими богами, подчиняя их силой Божьего слова. Ага, Пророк — Судьба. Судьба еще звучит как Ану. Это имя Пророка? Любопытно.

Третий ряд прочитался легко: "слуга", "рука" и "сердце". Четвертый ряд дал слова "прикоснуться", или "положить", затем девушка различила большой рисунок правой ладони и опять символ — кружок с точкой. До Атреллы дошло, что этот знак расшифровывается как: "Здесь. Место". Она обратила внимание, что иероглиф "слуга" имел значок — стрелку, то есть подразумевал действие: "служить".

Атрелла приложила ладошку к трещинам в виде руки и сказала:

— Прощенный словом власти Создателя, Баррг обиталище это покинет, пророка Ану служить будет рукой и сердцем.

Что произошло дальше, она не помнила. Чудовищной силы удар пришелся в ее ладонь. Скалы задрожали. Их охватило багровое пламя, которое собралось в шар и втянулось в руку потерявшей сознание девушки. Орингаст, увидав это явление, ничего не понял, он ринулся к скалам, где обнаружил лежавшую у подножия на ободранных лишайниках Атреллу. Мимо него промчались бледные, с выпученными глазами близнецы.

Орингаст поднял девушку на руки и понес в деревню. Она не приходила в сознание. Охранник губами потрогал лоб. Теплая. Удерживая Атреллу на левой руке, он пощупал пульс на шее — артерия пульсировала в нормальном ритме и весьма уверенно. Что же с ней?

Добравшись до дому, Орингаст занес девушку в сени, усадил на лавку, ладонями зачерпнул ледяной воды из ведер и ополоснул ее лицо, шею, немножко плеснул за воротник на спину и грудь. Это помогло. Атрелла открыла глаза и сказала:

— Рот сушит. Попить дай.

Орингаст поднес ей ковшик с водой. Атрелла жадно выпила, проливая на себя. Не стесняясь, она рукой намочила грудь.

— Что со мной произошло? — спросила она, озираясь. — Как я сюда попала?

— Я принес, — сказал Орингаст. — А что произошло, не знаю. Я видел, как ты уходила, и пошел следом, потом ты сидела у скал, добывала какие-то мхи. А потом скалы затряслись. Провожатые твои смылись, наверное, полные штаны наложили со страху. А я принес тебя.

— Я ничего не помню, — Атрелла еще немного смочила лоб. — Пойду спать. Что-то мне неважно.

Она зашла в дом, нисколько не заботясь о тишине, поднялась по лестнице и, добравшись до комнаты младших, еле скинула с себя одежду и повалилась на кушетку. Сон сморил ее мгновенно.

Орингаст немного посидел в задумчивости. Как докладывать Варре? И что докладывать? Он толком ничего не разглядел. "Ладно, — подумал охранник, — утро вечера мудренее. Будет день — будет видно". И тоже уснул.

Глава 16

Советника Анколимэ всерьез тревожила судьба обоза. Он вызвал к себе начальника Продубинского управления безопасности и объяснил причину беспокойства. Сообщение для Варры дошло в Дони и дожидалось ее на почте. Шарон предложил отправить еще сообщение в погранотряд, на тот случай, если обоз по какой-нибудь причине пройдет через Дони, не посетив почту, и без ночевки. Советник решил подождать отклика от Варры. Однако время шло, а от обоза не было ни слуху ни духу. Складывалось впечатление, что ловушка, о которой подумал отец Индрэ, поджидала путешественников не за границей, а внутри страны. И это тревожило еще больше.

Изучив карту, Шарон и начальник городской стражи сошлись во мнении, что обоз прошел Вайю еще дотемна и заночевал где-то в Сумеречном лесу или в самой Вайе, хотя не исключена вероятность, что обоз свернул для ночлега до Нейды. И таких деревень насчитывалось пять.

Из города вышел отряд кавалеристов с заданием найти обоз на отрезке Продубин-Дони. Всадники нашли завал в гроте и следы попавшего в ловушку обоза: кучу камней и глины в углу пещеры, прорытый лекарями проход, обрывки ткани с крыши фургона. Командир отряда отправил в столицу одного гонца с докладом советнику. Двинулись дальше.

А дальше был перекресток с дорогой на Крамец, и опять поток фургонов и телег. Военным остановить эту лавину оказалось проще. Вскинутая рука с мечом, зычный голос — и вот проезд открыт. Возницы ругались. Кони и обозы сбились в гигантский затор за считанные минуты…

Отряд продолжил движение. Двигались легкой рысью. Сменных лошадей не было, приходилось беречь силы. Кое-где на грунте еще сохранились следы колес двух фургонов. К ночи всадники добрались до Вайи. Нашли дом с близнецами, дедом и Фимкой. Выяснили — лекари провели в деревне ночь, утром уехали.

Командир успокоился, что с обозом за прошедший день ничего не случилось. Он раздумывал, отправлять ли гонца, чтобы сообщить последние новости. Лошади устали, люди тоже. Он объявил приказ стать на постой в деревне, сходил к старосте и оформил необходимые документы. По закону за оказание помощи армии деревне полагалась солидная льгота в податях.

Советник Индрэ обратился в управление дипкорпуса с просьбой сообщать о любых необычных случаях убийств в других странах, а именно — смерти от удара стилетом в переносицу или обезглавливания. К вечеру он получил докладную.

"Управление дипкорпуса и внешней разведки.

В Департамент общественного здоровья.

Государственному советнику,

Индрэ Анколимэ.

Сим сообщаем, что в газетах Лиды недельной давности была опубликована статья о смерти бывшего старшего эксперта Лидийского комитета магии Речина Скориса от удара стилетом в голову. Именно — в переносицу. Маг Речин за регулярное пьянство был изгнан из комитета и последние годы проживал в городе Кар, близ границы с королевством Пину. Средства к существованию черпал из поденной работы, изготавливая магические безделушки, ловушки для тараканов и муравьев, а также инструменты для цирковых фокусников.

Труп Речина был обнаружен спустя сутки в номере таверны "Медный ерш". Со слов служителя, маг Речин выходил из Таверны спустя четверть часа после того, как пришел. Возвращения мага никто не видел. Вероятно, было уже поздно. Никаких следов убийцы не обнаружено.

Следственные органы Лиды при осмотре дома и мастерской Речина также ничего особенного, что могло бы ответить на вопрос о причине убийства, не нашли.

Основной версией следствие приняло, что маг погиб в пьяной драке с собутыльником.

Младший советник управления внешней разведки Долин Берг".

Индрэ Анколимэ отложил докладную. "Спасибо тебе, младший советник", — подумал он. Головоломка еще не складывалась, пока только отдельные картинки. Кар — город неподалеку от логова Рэнда. Орий что-то получил от Речина. Нечто такое, что он не рискнул оставлять в памяти мага и предпочел его убить.

Советник еще раз перечитал докладную. Речин пришел, потом ушел через пятнадцать минут и, как решили следователи Лиды, вернулся, после чего его и убили. Зачем он выходил? Возможно, за вещью или деньгами… хотя нет, денег у него не было.

Насторожила фраза: "Возвращения мага никто не видел". А если вышел не маг… Рэнд взял его одежду — и все видели, что уходит Речин, а уходил убийца? Весьма вероятно. Весьма.

Советник взял лист и перо.

"Младшему советнику УВР Бергу Долину.

От Государственного советника ДОЗ И. Анколимэ.

Дорогой друг!

Выражаю вам огромную благодарность за оперативность и точность в обнаружении важнейших сведений. Вы очень помогли мне в разрешении сложного случая. Однако с появлением ответов возникли и новые вопросы. Чем конкретно занимался Речин? Мог ли убийца переодеться магом и покинуть таверну, из-за чего никто и не видел возвращения убитого?

Все данные по этому случаю нужны мне как можно скорее.

Используйте любые возможные для вашего управления каналы связи.

ГС ДОЗ Индрэ Анколимэ".

Младший советник Берг получил это послание из рук телохранителя Шарона, который, понимая всю важность и секретность ситуации, безропотно принял должность курьера. Берг прикинул сроки и сказал телохранителю:

— Не раньше завтрашнего вечера. Если наши люди в Каре управятся за один день. А наверняка — послезавтра днем или к вечеру.

Шарон ничего не ответил. Он прекрасно понимал, что пересылка задания резиденту в Лиду, от того — агентам в Кар и доклады обратным маршрутом, — это двое суток минимум.

Вернувшись к советнику Индрэ, охранник доложил не слишком радостную весть: ждать не меньше суток. Советник написал записку в учебную часть университета об отмене лекций и сказал:

— Едем в монастырь. Буду молиться об их спасении. Даст Лит, все образуется.

— Господин советник, да что случится? С ними Ори и Варра — это ж сила!

— Что вы сказали? Орий?

— Орингаст!

Советник уже дошел до паровой машины.

— Вот что, Шарон, — он постучал в могучую грудь охранника, — если бы их противником был человек, я бы ни о чем не беспокоился.

— А кто?

Советник помолчал. Он задумчиво взглянул на грудь Шарона и сказал:

— Сама Безутешная.

— Нэре? — удивился охранник.

— Именно. Она самая. А кто может справиться с ней?

— Лит…

— Вот и поедем просить Его помощи.

Глава 17

Орингаст проснулся на рассвете, когда дед перебирался через него, чтоб бежать в сени к помойному ведру. От журчания у охранника и самого свело внизу живота. Он поглядел на поголубевшее небо за окном.

Вдруг в доме что-то грохнуло. Орингаст вскочил и выбежал в столовую. Хозяйка собирала на полу в ковшик разбитый кувшин.

— На счастье, — сказал телохранитель. — Что-то случилось?

— Ума не приложу, — Хозяйка продолжала подметать осколки.

— К чему?

— Чего это сорванцам приспичило среди ночи портки стирать?

Орингаст прикрыл лицо рукой, чтоб не заметили его улыбки. "Значит, они все-таки обгадились! Да и немудрено…". Он вспомнил об Атрелле и пошел на второй этаж, на ходу обернувшись к хозяйке:

— А девушка не спускалась?

— Я не видела, может, раньше вышла?

Орингаст тихонько постучал в детскую.

— Ты что? — зашипела женщина. — Детей разбудишь, а у меня завтрак еще не готов!

Орингаст приоткрыл дверь.

На подушке три детские головки.

Атреллы — не было!

Он скатился по лестнице и выбежал во двор.

— Дверь закрывай, не май! — вполголоса крикнула женщина.

Атрелла стояла возле фургона и разговаривала с Нейлом. Вернее, он с ней разговаривал, а девушка односложно отвечала. Полуфардв запрягал лошадок. Он не поднимал глаз на северянку.

Орингаст осторожно обошел и фургон и девушку, чтоб увидеть ее лицо.

Атрелла была одета очень легко. На ней только кожаные штанишки, заправленные, как у Варры, в сапоги с небольшим каблучком, и тельняшка с засученными до локтей рукавами. Вьющиеся волосы чуть потемнели, сравнявшись оттенком с рыжиной Варры, и волнистой гривой спускались на плечи. Утренний ветерок гнал свежесть с севера. Снег стаял, но от земли еще тянуло холодом и сыростью.

Телохранитель встал напротив Атреллы по другую сторону фургона:

— Ты не простудишься?

Она подняла голову и улыбнулась:

— Да нет, тепло… — встретившись взглядом с Орингастом, смутилась и отвела глаза, вспомнив, что ночью он нес ее на руках.

— Близнецов не видела?

— Нет, — равнодушно сказала девушка, — спят небось.

— А с чего это они ночью свои портки стирали?

Атрелла пожала плечами:

— Я не знаю, испачкались, наверное.

— Ну да, испачкались… — хмыкнул Орингаст.

Варра, уже одетая, вышла к фургонам:

— Поели, оделись? Поехали!

Атрелла помчалась в дом. Орингаст пошел следом. В дверях он столкнулся с девушкой. Та не оделась, просто сгребла все свои вещи и побежала к Варриному фургону.

— А поесть?! — крикнул охранник.

— Не хочу!

Он пожал плечами:

— А я в семнадцать всегда есть хотел… Девчонка! — он сказал это тихо, чтоб Атрелла не услышала.

Выехали через пятнадцать минут. Хозяевам, приютившим путников, оставили по золотому. Хорошие деньги за одну ночь. Двигались в прежнем порядке: Варра, Нэйл, за ними Хим и Орингаст. За фургонами трусили сменные лошадки.

Атрелла уползла в фургон и лежала, глядя в матерчатую крышу.

Варра нисколько не удивилась, что живая словно ртуть девчонка вдруг отползла назад. Некогда ей было удивляться. Но не прошло и часа, как Атрелла показалась рядом с Варрой и сказала:

— Мне плохо.

— Что плохо? — спросила через плечо Варра.

— Тошнит.

— Укачало?

— Н…е… знаю… — еле успела сказать Атрелла и, высунув голову за борт, выплеснула на дорогу остатки ужина.

— Что ты ела? — спросила Варра. Она продолжала погонять лошадок, и фургон култыхался на небольших ухабах.

— Что и все, — Атрелла утерлась ладошкой. — Голова… Голова… — она повалилась на матрац, закатив глаза.

— Да что ты будешь делать!? — в сердцах воскликнула Варра, правя лошадей к обочине. За ней затормозил и Нэйл, а Орингаст с Химом подскакали и остановились рядом с Варриным фургоном.

— Что случилось?

— Что-то помощница моя расклеилась совсем, — сказала Варра и полезла внутрь фургона. Она развернула Атреллу головой по ходу движения и приложила руку ко лбу девушки. — Жар!

— Простыла?

— Ничего не понимаю, — Варра пыталась прощупать вибрацию Атреллы. — Вот это амплитуда… Что с ней случилось?

Орингаст уже собрался рассказать о ночном приключении, но тут Атрелла открыла глаза.

— Ничего, ничего, это пройдет, — девушка поглядела на столпившихся спутников: — Чего вы?

— Это не мы чего, а ты — чего? — Варра руками зачесала свои волосы на затылок и перехватила шнурком. — Не чувствуешь жара?

— Потряхивает малость, — созналась Атрелла. — А чего мы стоим?

Варра усмехнулась:

— Да так, вот решили разобраться, что с тобой случилось.

— Я не знаю. Но мне уже лучше. Можем ехать.

Тронули дальше. Через полчаса уже довольно далеко отъехали от деревни, прошли перекресток с указателями "Солка — 7" и "Бугры — 9". Скалы кончились, пошли небольшие рощицы, полянки, дорога вела вниз, и лошадки бежали весело. В канавах вдоль дороги, искрясь на солнце, журчали весенние ручьи.

Варра не заметила, как помощница снова уползла в глубину — лишь случайно оглянувшись, она увидела, что головка той безвольно болтается в такт раскачиванию фургона. Она немедленно затормозила. Нэйл ждал, не слезая. Он предположил, что там вечные женские проблемы, разберутся и поедут дальше.

Хим подъехал к Варре:

— Я поеду потихоньку вперед?

Варра махнула рукой:

— Давайте.

Она уселась на ящиках, положив голову Атреллы себе на колени, и пыталась разобраться: в чем же дело? Старшая лекарка впервые столкнулась с таким случаем. Организм девушки сообщал, что он здоров, все нормально, и на посылки запросов отреагировал довольно странно: недомогание будто скукожилось где-то внутри тела. Атрелла снова открыла глаза.

Орингаст молча стоял рядом с фургоном и заглядывал внутрь.

Варра растерянно поглядела на него:

— Я ничего не понимаю.

Орингаст крякнул. Он тоже не понимал, но происхождение недуга связывал с ночным происшествием. Вот только как сказать об этом Варре? Ничего толком объяснить он не мог. Что он видел? Как Атрелла лазила по камням? Огонь? Как дрожали скалы? Девушка ничего не помнит. Что она там сделала? Что с ней сделали скалы? Охранник потряс головой. Ничего хорошего рассказ не сулил. Взыскание получить? Варра на него разозлится. За что? Да хотя б за то, что позволил девчонке пойти с этими сорванцами.

Мог не пустить? Естественно. Или, по крайней мере, не тайно идти за ней, а быть рядом и все понимать. Хотя бы внятно объяснил сейчас. А так… кругом виноват.

Атрелла села:

— Что случилось?

— Ты меня спрашиваешь? — разозлилась Варра. — Это ты мне скажи, что случилось? Почему это ты валяешься в фургоне без чувств?

— Я не знаю, — растерянно пробормотала Атрелла.

— Я еще раз спрашиваю — что ты ела? Вчера и сегодня за завтраком?

— Вчера картошку ела, — она принялась перебирать, вспоминая, — овощи, рыбу жареную, немножко. Чай пила на травах. Хозяйка сварила.

— Все? А утром?

— Ничего. Я вообще есть не хотела и не хочу.

Орингаст потер подбородок:

— А я заходил в дом, ты о каком-то настое с хозяйкой говорила.

Атрелла покраснела:

— Ой, да. Я попробовала эликсир, который хозяйка готовит из лишайника с желтых скал.

— Что за эликсир? — заинтересовалась Варра.

— Хозяйка сказала, что собирает лишайники с камней и варит их, получается настой или отвар, который лечит все!

— Вона как! Прямо таки — все?

— Так сказала хозяйка, — упрямо проговорила Атрелла.

— Ну и много ты выпила этого эликсира?

— Совсем чуть-чуть. Макнула палец и лизнула. На вкус жгучий, но не сильно. Довольно приятный запах. Не могу описать… хотя больше всего напоминает мед.

Варра приложила ладонь ко лбу Атреллы:

— У тебя все в норме. Так?

— Да, сейчас все хорошо.

— Не тошнит?

— Нет.

— И не знобит?

— Да нет же.

— Мы можем ехать?

— Да, да, конечно!

Они тронулись дальше. Атрелла села рядом с Варрой. Она все так же была в одной тельняшке.

— Может, оденешься? — Варра обратила внимание на открытую шею и руки девушки. — Начало марта… Холодно!

Атрелла повернулась к Варре, ее рыжие волосы шевелились на ветру подобно пламени в солнечных лучах, лицо горело. Она жарко дышала ртом, и во взгляде мелькало какое-то безумное выражение.

— Хорошо! Прохладно… мне кажется, я горю… изнутри, — она держалась правой рукой за деревянную перекладину, подпиравшую переднюю крышку.

Варра гнала лошадей, и ветер, обдувавший Атреллу, был совсем не теплым и легким.

— Ты простудишься! Оденься!

Она поглядела на небо. На солнце набегали облака. Подул резкий сырой ветер. Атрелла поглядела на дорогу, вдруг скуксилась, схватилась рукой за горло:

— Опять тошнит. Что со мной?

— Если бы я знала! — прорычала Варра, погоняя лошадей. Она обратила внимание, что на месте, где помощница держала руку, остался опаленный след. — О Лит пресветлый! Помоги и спаси.

Атрелла опять полезла в фургон и свалилась на полдороге, потеряла сознание.

Обозы прогромыхали по мосту через Нейду. Дорога шла через лес.

Варра снова затормозила. Нэйл выругался:

— Ну что, так и будем тыкаться? Что там у вас?

— Трельке плохо.

— Может, встанем на привал? Уже за полдень.

— Да не хотелось бы, — Варра поджала губы. — Все как-то не так. Нэйл, у тебя нет ощущения, что нам кто-то или что-то мешает?

— У меня есть, — сказал Орингаст. — Обвал, вчерашний, — это не случайность. И кто-то запугал жителей деревни нами.

— А что сделал с Атреллой этот кто-то? — спросила Варра. — Эликсир — отрава, которая не дает нам ехать? Что происходит?

— Не знаю… — и снова Орингаст не решился рассказать о ночном приключении. — А может, и правда хозяйку подкупили, чтоб она кого-нибудь из нас отравила?

— А почему тогда не тебя?

— Кого смогла. Трелька — наивная и чистая душа. Ее обмануть искусства большого не требуется.

— Лекаря отравить сложно. Его Лит бережет. Хочешь сказать, что Он бы Трельку не уберег от яда?

Орингаст развел руками.

— Ладно, — сказала Варра, — ищем подходящую поляну, встаем лагерем и лечим девчонку. Я надеюсь, с помощью Господа нашего она поправится. На ходу я лечить не могу.

— Там, за поворотом, есть просека направо в лес и полянка на бугре. Сухая, — сказал подъехавший Хим. — До Дони километров тридцать-сорок осталось.

Они были в пути больше пяти часов, лошади утомились.

Над головой раздалось тарахтение, и все поглядели на небо. Высоко прошел почтовый дирижабль.

— Едем! Хим, показывайте дорогу.

Набежавшие облака принесли дождь со снегом. Дорога моментально раскисла. Проехав от моста с пяток километров, путники увидели просвет между деревьями. Варра свернула в него. Прокатившись еще не больше четверти километра, она увидела поляну вдоль оврага — хоть и узкую, но, как сказал Хим, сухую.

Атрелла не приходила в себя. Пока мужчины устанавливали большую палатку-шатер, Варра пыталась привести девушку в чувство. От организма она получала рапорт, что все нормально. Только это "нормально" было чуть-чуть ненормальным. Сердце билось вроде хорошо, но несколько чаще, чем должно биться у девушки в семнадцать лет, если, конечно, она не сгорает от любви, дыхание тоже несколько учащено, и температура совсем чуточку больше нормы.

Но больше всего озадачивало старшую лекарку то, что даже уже остановившись, уделяя Атрелле все внимание, она никак не могла привести больную в чувство. Варра раз за разом нарывалась на странный блок в порыжевшей головке девушки. Сама смена масти ее нисколько не удивила — для такой егозы, как Трелька, вполне естественно экспериментировать с внешностью.

Дождь, к счастью, оказался недолгим. И вот уже снова выплыло солнышко и подсушило землю.

Варра беспомощно развела руками:

— Я не знаю, что с ней. Загадка. Но организм дает информацию, что все в порядке. Поверим. — Она положила на лоб Атреллы свой жреческий медальон с изображением смеющегося солнца, как его рисуют дети: лучи и рожица с широкой улыбкой. — Господь мой, Лит пресветлый, к Тебе обращаюсь об исцелении Атреллы, яви волю Свою, спаси девочку.

Лекарка ждала реакции, и она последовала. В сердце толкнулось теплом, и в сознании появилось, что все нормально.

Озадаченная Варра вылезла из фургона. К ней подошел Орингаст.

— Я ничего не понимаю, но Лит считает, что все в порядке.

— Вы не согласны?

— Что? — глаза Варры позеленели: — Думай, что говоришь. Как я могу быть не согласна с Богом? Я верю Ему, — она помотала головой, — но мне хочется понять.

— Понять Бога? — засмеялся Орингаст. — Думайте, что говорите!

Варра улыбнулась:

— Ты прав. У нас есть немного времени, подождем. До границы мы доедем в любом случае — завтра. А девчонку мучить не хочется.

Орингаст задержал лекарку, собравшуюся уже идти обустраивать лагерь:

— Варра, вот что… я хотел бы рассказать, что было ночью.

Варра насторожилась.

— Что? Почему тянул?

— Ну, Трелька вроде приходила в себя, да и не помнит ничего. А сам я тоже мало что понимаю.

И Орингаст, как мог, весьма сжато пересказал события прошедшей ночи — от момента выхода Атреллы из дома и до ее ухода спать.

— Значит, в желтых скалах? — озадачилась Варра.

Она пыталась вспомнить хоть что-нибудь особенное про окрестности деревни Вайя. Ничего…

— Может, что-то магическое?

— Я не специалист, но впечатление такое и у меня создалось. Может, ее зачаровали?

— Кто? Как, чем и на каких условиях? — Варра скептически скривилась: — Я бы почувствовала порчу. Если на нее и наложено заклятие, то оно не таит в себе ничего плохого для нее.

Решили оставить Атреллу в фургоне и дать ей время прийти в себя. Если нужно выспаться — то выспаться. В палатку стащили все мягкие вещи и устроили три весьма приличных ложа. Нэйл ходил с загадочной физиономией, предвкушая, что закатится под бочок Варре. Он давно уже сохнул по старшей лекарке. Но боялся ее. Варра же или не замечала его вздохов, или делала вид, что не замечает.

Пока насобирали сушняка для костра, пока развели огонь и приготовили ужин — стемнело. Овраг, что был прямо за палаткой, оказался руслом Нейды.

В сумерках Варра глянула с пятидесятиметрового обрыва вниз и сказала:

— А ведь в паводок этот овраг заполняется весь… — она прислушалась: — Кажется, начинается.

— Что начинается? — спросил Хим, вставая рядом.

— Нейду прорывает выше по течению. Сейчас мы увидим нечто особенное. Надеюсь, высоты этого холма хватит, чтобы нас не смыло. Я все думала: зачем ручейку такой большой мост, да еще без опор в воде? Сейчас сообразила — чтобы не смыло паводком.

— Мне кажется, вы правы, госпожа Таэггер.

Нэйл кашеварил. Он нашел неподалеку от лагеря родничок и теперь варил нечто среднее между жидкой кашей и густым супом.

Шум выше по течению нарастал, и путники, собравшись на краю обрыва, наблюдали, как быстро поднимается уровень желтой мутной воды, тащившей за собой куски льда, сучья, вырванные с корнем кусты. Заполнив русло на две трети, вода перестала прибывать и журчала где-то внизу, под глинистым берегом.

Варра осмотрела мужчин.

— Вот что, господа хорошие. Решайте, кто из вас будет сторожить лагерь вторым, третьим и последним, потому что первой на часах сяду я.

— Чур, я вторым, — выскочил Нэйл, а Хим с Орингастом переглянулись.

— Да нам вообще-то без разницы, кому собачью вахту стоять, а кому утреннюю, — ответил Хим.

— Ладно, давайте с двух до пяти я, — сказал Орингаст.

Варра заглянула в фургон к Атрелле и, вернувшись к мужчинам, сообщила:

— Спит как младенец. Вот ведь чудо природы.

Нэйл ушел мыть котелок. А Хим и Орингаст полезли в палатку спать.

Варра еще раз слазила к Атрелле, осмотрела ее. Та дышала, сердце билось, но растормошить не получалось. Сознание девушки витало где-то вне тела. Старшая лекарка вернулась к палатке и всунула голову:

— Хим! — проводник вылез. — Послушайте. До Дони чуть больше тридцати пяти километров. Вы можете отправиться туда сейчас и передать советнику Анколимэ рапорт о ситуации с Атреллой?

— Да, конечно, — Хим взял седло, служившее подушкой, и пошел к лошадям. — Я возьму лошадь Ори?

— Разумеется.

Нэйл, вернувшись с чистым котелком, застал момент отъезда:

— Куда?

— В Дони. Пускай доложит о ситуации с Атреллой и ждет нас там. Или возвращается, если будет такой приказ епископа.

Нэйл кивнул, подумав при этом: "Вот и замечательно, всегда мечтал спать с тобой в одной палатке!".

Варра подкинула дровец в костер, мрачно поглядела на сидящего рядом Нэйла:

— Чего спать не идешь?

— Да чего дразнить-то, — сказал полуфардв. — Сейчас спать, потом на часы вставать — одна маята. Лучше я с тобой посижу, потом тебя провожу и до Ори буду охранять. Давай хоть поговорим, чего молча сидеть?

— На огонь, воду и чужую работу можно глядеть не уставая, — сказала Варра. — Ну, говори.

Нэйл замялся:

— Я вот чего… Ты извини, может, оно и не совсем к месту, но другой случай вряд ли представится, так вот поговорить. Без суеты и спешки.

Варра кивнула, потыкала прутиком в костер. А Нэйл продолжал:

— Ты женщина красивая, — он запнулся, — даже очень. — Варра не отрываясь смотрела на огонь. — Но ведь годы-то идут, — у Нейла запершило в горле, — не пора тебе замуж?

Варра не дрогнула. Она все также смотрела на костер. Последнюю фразу полуфардв сказал сипло. Он ждал ответа, но лекарка не торопилась.

— У тебя есть кандидат на примете?

Нэйл кивнул:

— Есть.

— И кто он?

Тут у бедного полукровки совсем перехватило дыхание, и он как-то несерьезно пискнул:

— Я!

Варра соображала, что ей послышалось, и вдруг, откинувшись навзничь, беззвучно захохотала.

Нэйл не обиделся, он подошел к лекарке и, присев на корточки, сказал:

— Я вас давно люблю, госпожа Варра Таэггер, только вы с высоты своего роста совсем не хотите этого замечать.

Варра отсмеялась и, не поднимаясь, а лишь повернув голову к Нэйлу, ответила:

— Это ты верно заметил про рост.

— Ну при чем тут рост? — воскликнул полукровка. — Ведь главное — любовь! А я вас очень люблю. И поездку эту принял, как знамение, как подарок судьбы! Ну, неужели я вам совсем безразличен?

Варра перестала улыбаться и, с долей нежности поглядев на несчастного влюбленного, ответила:

— Нет, конечно, не безразличен. Но вот честно — о любви я не думала.

Глава 18

В сумерках из храма Нэре неподалеку от лагеря наемников вышел Маркав Рэнд. Путь через царство Безутешной всегда сопряжен с сюрпризами. Богиня строга и безжалостна. Но порой и от нее приходят неожиданные подарки. Орий вышел на полянку озадаченным и даже несколько обрадованным. Он пробежал через лес до лагеря, мимо часового, который успел увидеть только поднявшуюся листву и качающиеся позади ория ветки.

Хлавин вышел навстречу хозяину:

— Рад видеть, господин!

— Фсаимно. Ты мне нушен. Пери лошать и поехали.

Рэнд вскочил на круп позади Хлавина. Через час быстрого шага он сказал:

— Фсе. Оставь лошать ф лесу и итем.

Они крадучись двигались по ночному лесу. Хлавин заметил берлогу:

— Медведь!

— Остафь, не нушен.

Они вышли к полянке и костру. Из кустов наблюдали за лагерем, видели, как Нэйл пошел мыть котелок к роднику. Хлавин вытащил кинжал и жестом показал орию: "перерезать горло?", тот отрицательно помотал головой.

Нэйл вернулся к Варре. Хим уехал в Дони. Орий сморщился от досады. С одной стороны, хорошо, что в лагере меньше воинов, с другой — этот гонец может привести подмогу. Но время еще было. Орий уже хотел послать Хлавина наперерез Химу, но тут заметил, что Варра постоянно бегает к фургону. Он показал наемнику жестами: "погляди, что там". Тот крадучись обошел поляну и, добравшись до повозки, заглянул внутрь. Вернувшись к Рэнду, доложил: девчонка спит. Рэнд за плечо отвел Хлавина подальше от лагеря и сказал:

— Нато их отфлещь, я хощу сапрать тефщенку.

Хлавин предложил:

— Я могу поднять медведя и вывести на лагерь. Есть простое средство. Я пробовал.

— Тафай!

Наемник вернулся к берлоге и, выломав жердину, с размаху засадил ее в лаз. Раздался дикий рев. Земля встала на дыбы! Наемник, не давая разъяренному зверю опомниться, бросил ему в глаза и ноздри какой-то порошок. Медведь замотал головой. Дурман мгновенно начал действовать. Хлавин шепотом сказал:

— За мной! Я покажу врага.

Медведь рявкнул и, опустившись на четыре лапы, припустил за наемником. У самого края поляны тот указал на костер, на беседующих Варру и Нейла и бросил медведю:

— Вот твои враги! Иди и убей их всех!

Он остался на месте, наблюдая за событиями.

Медведь поднялся на задние лапы и с ревом пошел на огонь.

Нэйл выхватил головню и кинул в зверя:

— Кыш! Пошел вон!

Медведь лапой с огромными когтями отбил летящую головню и пошел на Нэйла. Он выбрал своей первой жертвой полуфардва. Нэйл достал большой кинжал, висевший на поясе. Бывший воин все время двигался, прыгая из стороны в сторону, перебрасывал кинжал из руки в руку, выискивая удобный момент, чтобы ударить в сердце.

Варра крикнула:

— Не глупи! Отступай! Уводи его к оврагу! — сама же принялась лихорадочно раздеваться, срывая с себя куртку, штаны, сапоги.

Хлавин, наблюдавший за боем, открыл рот. Он не мог понять, зачем она это делает, и только увидав полосатый хвост лекарки, понял, с каким противником предстояло драться одурманенному медведю.

Нэйл подпрыгнул и бросился в атаку с ревом, не уступавшим по громкости медвежьему. Он успел всадить кинжал по самую рукоятку в живот лесному хищнику, но напоролся на когти. Реакция медведя, голодного, разбуженного и злого, на первый взгляд неуклюжего, оказалась достойной. Молниеносное движение, и четыре загнутых клинка-когтя, длиной до десяти сантиметров, погрузились в грудь Нэйла, а удар отшвырнул его на несколько метров, в кусты. Медведь не размышлял, нужно ли добивать, он развернулся к Варре.

Хлавин улыбнулся, довольный тактикой медведя. Он уже хотел добраться до кустов и все-таки прирезать хрипящего полуфардва. Но тут рядом возник орий и сказал:

— Пери ис фуркона тефщенку и веси ее в лакерь. Она спит ощень крепко.

— Связать?

— Конещно!

Орий не стал объяснять наемнику, что почему-то не смог сам взять Атреллу. Но его это уже не заботило. Хлавин возьмет — он человек, ему проще.

Хлавин увидал, как медведь идет на Варру, уже начавшую превращение и прыжками с переворотом уходившую от атак медведя. Орий тоже уставился на эту картину. Но в самый интересный момент из палатки появился Орингаст с паганом в руке. Негромкий щелчок — и медведь с дырой в башке коротко хрюкнул и рухнул в костер. Орингаст зевнул:

— Шуму много, спать мешаете. У меня еще два часа, — он не заметил лежавшего в кустах раненого Нэйла и уполз в палатку, спать дальше.

Рэнд собрался толкнуть засмотревшегося Хлавина:

— Пыстрее! Сабирай тефщенку! Феси в лакерь.

Но наемник уже мчался к фургону, и пока Варра, вернувшая себе человеческий облик, занималась раненым Нэйлом, спеленал Атреллу веревкой, что всегда носил за поясом, и, словно гигантский батон ханутской сырокопченой колбасы, вынес из фургона.

Орий, довольный, отошел к фургону и, не заботясь о следах, что оставались на влажной земле, исчез в темноте леса.

Варра исцелила Нэйла и пошла по поляне, собирая одежду. Полуфардв подбежал к трупу медведя и засадил сапогом по оскаленной морде:

— Гад! Вот дурак! Чего он на нас кинулся? А Ори хорош! Блямс — и с копыт! Спать он хочет!.. Вот г…нюк, завалил мишку, а нам оттаскивать?

По поляне полз отвратительный дух паленой шерсти и горелого мяса.

— Нэйл, не дури сам! — прикрикнула Варра. — Сейчас я оденусь и помогу тебе оттащить тушу с костра.

Лучше б она этого не говорила… Нэйл ухватил медведя за лапы, уперся каблуками в грунт и потянул к обрыву. Туша ползла, растаскивая за собой угли. Нэйл сделал последний рывок… и с криком: "Вар!.." — ухнул с обрыва вместе с трупом мишки в ледяную воду.

Варра, зарычав от отчаяния, бросила одежду и прыгнула следом. Она не стала обращаться в тигрицу; вынырнув в темноте, она крикнула:

— Нэйл?!

Вздувшаяся река несла ее, и лекарка отчаянно боролась с течением, получая по голове то кусками льда, то сучьями, задевая макушкой лежавшие поперек русла стволы, плыла, надеясь обнаружить незадачливого полуфардва.

Выныривая, она всякий раз звала Нэйла, и наконец ей послышалось впереди, как голос отозвался:

— Аааа…

— Нэйл?! — она ухватилась за ствол дерева и за журчанием воды старалась разобрать голос. Холод пробирал до костей. Варра бросила ствол и поплыла туда, откуда послышался стон.

— Господи, помоги!

Небо затянуло облаками. Полная луна скрылась в них. "Проклятая Нэре", — подумала Варра. Время Безутешной. В темноте она не столько увидела, сколько интуицией, звериным чутьем ощутила, что рядом кто-то есть. По лицу хлестнули ветки. Она ухватилась за росший из воды куст.

— Нэйл!

Рядом кто-то захрипел, кашлянул.

— Нэйл?

— Я, — отозвался полуфардв. — Варра?

Нэйл захлебнулся грязной водой. Он откашливался, вцепившись руками и ногами в куст тальника.

Варра, перехватывая руками ветки, добралась до утопшего и, ухватив его одной рукой за шиворот, помогая себе свободной рукой и толкаясь ногами в мягкое дно, пошла к отлогому берегу. Нэйл отпустил куст и послушно сложил лапки на груди.

— Ты опять меня спасаешь… — прохрипел он.

Нейда в этом месте делала поворот и заливала луг. Варра долго шла по колено в воде, волоча за собой Нэйла, наконец нашла сухой холмик и, бросив ношу, сама уселась рядом, пытаясь согреться.

— Я… те… бя… люб… лю… — стуча зубами, выговорил Нэйл.

— Горе ты мое, — устало отозвалась Варра.

— Я хотел помочь, — закашлялся Нэйл.

— Я так и поняла, — Варра поднялась и принялась яростно делать упражнения, чтобы разогнать застывшую кровь. — Надо вернуться в лагерь. Там Орингаст и Трелька… Ты можешь идти?

Нэйл пошурудил ногами и встал:

— Могу.

— Тогда идем. Ты знаешь, сколько нам добираться?

Нэйл закрыл глаза и попытался вспомнить карту:

— Если мы на первом повороте, то километров пять до моста, и от моста шесть до просеки. А если на втором… то давай думать, что на первом.

— Почему?

— Потому что от второго поворота до Трезина и слияния с Тарной всего четыре километра.

— Проклятие! — Варра взяла Нэйла за руку и пошла, повинуясь тигриному инстинкту ориентации в пространстве, в сторону дороги, по которой они ехали днем.

Через полтора часа небо на востоке чуть поголубело. Они шли по лугу вдоль реки. Варра высохла, и теперь от нее исходил жар работящего тела. Нэйл видел в сумерках ее фигуру и улыбался.

— Я тебе говорил, что ты очень красивая?

— Говорил, — откликнулась Варра. Ее нисколько не беспокоила нагота.

— Варра, я тебя люблю!

— И это говорил.

— Выходи за меня?

Варра промолчала.

Нэйл засопел.

Варра остановилась и поглядела на полукровку:

— Послушай. Я тебе говорила, что не думала о замужестве с тобой?

— Говорила.

— Так вот, дай мне подумать. Не торопи!

Они дошли до моста к рассвету и уже при свете солнечных лучей, озаривших лес и лагерь, вышли к палатке. Около фургона стоял озадаченный Орингаст. Он был полностью одет и собран.

— Трелька с вами? — спросил он вместо "доброго утра".

Варра и Нэйл стали как вкопанные.

— Нет, — сказала Варра, — она спала в фургоне.

— А теперь пропала! — Оригаст скрипнул зубами и засадил кулаком по скамье фургона.

— Куда пропала? — Нэйл остался с Орингастом, а Варра снова принялась собирать одежду и сразу надевать на себя.

— Я тут походил кругом лагеря…

Варра натянула штаны и обулась. Держа в руках рубашку, она замерла:

— И что?

— Нас пасли двое. Я обнаружил их логово. За кустами. Медведь пришел от них. А еще я нашел следы от фургона в лес. Но решил дождаться вас.

— Что предлагаешь? — спросила Варра, надев рубашку.

— Я пойду за ней, а вы берите фургоны и мчитесь в Дони. Мне очень не нравится все это. Кто-то манипулирует нами. Не удивлюсь, если никакой эпидемии в Хануте нет.

Варра кивнула:

— Рядом с Дони дислоцирована пограничная часть. Мы вышлем отряд тебе навстречу. Найдешь Трельку или нет — выходи на дорогу.

— Хорошо.

Орингаст ушел по следу, а Варра с Нэйлом, без завтрака, уставшие и злые, выволокли фургоны на дорогу, впрягли лошадей и покатили в Дони.

Дорога немного петляла по лесу, но была сухой, несмотря на весеннюю распутицу. Через час с небольшим Варра подумала: "Что за дела? Вонища от горелого медведя долетела аж сюда?". Она притормозила фургон. Ее догнал Нэйл и крикнул:

— Паленое мясо и дерево! Что-то горит!

— Или горело. Так пахнет лесной пожар!

Варра остановила фургон и приметила тропинку влево от дороги:

— Подожди меня тут! Я погляжу.

Она пошла по тропе и, не отойдя от дороги и полусотни шагов, наткнулась на обгоревшего человека. Она перевернула тело. Труп. Вся спина и ноги — сплошные угли. Лекарка двинулась дальше, ориентируясь на запах гари.

Раздвинув кусты, Варра вышла на поляну, и ее затошнило. Две землянки — и трупы мужчин, обгоревших до неузнаваемости. Варра сдержалась, чтоб не вырвало. Зажав нос, пошла по периметру, считая трупы. Вместе с тем, что лежал на тропке, вышло пятнадцать.

— Что ж тут произошло?

Кроме тел, испытавших жар такой, будто само солнце спустилось на поляну, обгорели и нижние ветви деревьев. Вывод напрашивался сам собой: маг-тепловик чудовищной силы уничтожил отряд неизвестных людей. Уничтожил одним ударом всех. А раз так, то в Управлении контроля магической активности этот факт зарегистрирован. Найти мага с такой способностью в окрестностях Дони труда не составит. Всплески магии большой силы в местах, где магам делать нечего и где они не значатся, обязательно привлекут внимание Управления по контролю. Через сутки-двое тут будет комиссия магов-экспертов.

Варра переиначила слова популярной песенки:

— Пятнадцать трупов на полянке дополнят утренний пейзаж…

Она задумчиво осматривалась.

— Среди умерших выживших нет, — добавила она цитату из полицейского протокола.

Тут лекарка заметила еще одно тело. Точнее, увидала знакомые сапожки, торчавшие из-за ствола. Но обойдя дерево, она наткнулась на спеленатую веревками Атреллу. Варра присела рядом и кинжалом перерезала путы.

Девушка застонала и открыла глаза.

— Кто это тебя?

— Не знаю, — она принялась массировать затекшие руки, — ничего не помню.

Она, хромая, вышла на поляну и увидала трупы.

— Ой, папа!..

— Ага, — хмуро согласилась Варра, — и маму тоже позови. Кто это их так?

— Не знаю.

— Ну да. Это я уже слышала. Лит знает что творится, и никто ничего не помнит и не может объяснить. То медведи бешеные кидаются через огонь, то пятнадцать мужиков поджаривают разве что не на вертеле… И никто ничего не знает. Мужики в собственном соку. Фирменное блюдо неизвестного кулинара!..

Из кустов послышался стон. Варра заглянула туда и увидела шестнадцатого. Этот был еще жив. Обгорели спина, ноги и левая рука. Она перевернула пострадавшего. Лицо и грудь уцелели. Лекарка приложила руки к голове обгоревшего: типичная характеристика нэреита. Обезболив мужчину, Варра сказала:

— Иди к дороге, там Нэйл, позови, мы этого парня заберем в Дони.

— А где Орингаст? — уходя, спросила Атрелла.

— Тебя пошел искать. Да не думай ты о нем, найдется.

Слезы сами собой потекли из глаз. Атрелла ладонью вытирала их, и, всхлипывая, пошла по тропинке. Нэйл удивился и побежал навстречу:

— Жива?!

— Жива! Варра вас зовет. Там раненый.

— Бегу! — Нэйл припустил по тропке. Атрелла услыхала его вопль, когда он добежал до первого трупа, потом целую серию воплей, когда выбежал на полянку, и — тишина. Это Нэйл дошел до Варры.

Донеслось сопение, и на дорогу вышли Варра с Нэйлом. На носилках из уцелевших курток, штанов и двух жердин они несли единственного выжившего в непонятной огненной бойне.

Раненый спал. Атрелла залезла к нему в фургон:

— Можно я его полечу?

— Нет! — сказала Варра так, что Трелька моментально отдернула шаловливые ручки. — Ожоги уже ударили по почкам. Просто заживить пораженные ткани — ничего не даст. Нужно отмывать кровь. Нэйл, летим в Дони! Там попытаемся спасти! Гони!

— Простите…

— Я-то прощу, а тебя, видно, ничему жизнь не учит. Хочешь опять иск от бебешников получить?

— Почему?

— А если это была жертва Безутешной? Если тот, кто пожег их всех, сказал: "Жертва принесена", а ты тут со своим "полечу"?.. Очень захотелось лично с Нэре пообщаться?

— Нет, — пискнула Атрелла, — совсем не хочу.

— Вот и помалкивай, пока не скомандовали работать. Прежде чем лечить, нужно провести обряд снятия жертвенности Безутешной.

Фургон с оборудованием для производства эликсира лекари бросили на дороге.

Проводив Варру и Нэйла, Орингаст двинулся по следам неизвестного похитителя Атреллы. Он шел по лесу, замечал пунктир отпечатков на талом снегу в особо темных местах, куда еще не проникли солнечные лучи — и вдруг поймал себя на мысли, что шедший не особенно таился. Неопытный лазутчик? По точке, откуда тот с напарником наблюдал за лагерем лекарей, этого не скажешь. Выходило, что противников было как минимум двое. Они нашли спящую Атреллу и выкрали ее. Почему ее? Беззащитность, легкость… Это не Варру нести, или того же Нэйла, или Орингаста, девчонка — как пушинка. Спеленали спящую и понесли. Орингаст скрипнул зубами от злости. Это им даром не пройдет! Он осмотрел следы и убедился, что ходок был один. Куда делся второй?

Орингаст вернулся к дороге. От лагеря они шли след в след. Один пошел по дороге или сел на ожидавшую в кустах лошадь. След копыт повел в сторону Дони. А второй, судя по шагу, не очень широкому и глубокому, нес Атреллу. Телохранитель снова двинулся по пунктиру следов.

Обдумывая цепочку событий последних дней, он приходил к той же мысли, что посещала и Варру: всё кем-то спланировано. Обвал во время их отдыха в гроте, запуганные жители Вайи, медведь и, наконец, похищение Атреллы — чей-то коварный план. Очевидно, что этот неведомый враг знал о готовящейся экспедиции. Орингаст вспомнил: в момент его знакомства с Атреллой в университете ее пытались арестовать бебешники — нэреиты. Он не знал досконально, чем девушка провинилась перед Безутешной, но можно ли допустить, что ради похищения Атреллы, нэреиты придумали и эпидемию в Хануте?.. Можно!

Целенаправленность и методичность — отличительные черты нэреитов. А еще неторопливость и точность. Что же такого натворила девчонка, что ради нее бебешники нагородили такой сложный план?

"Стоп!" — Орингаст остановился, озаренный.

— А откуда они могли знать, что Атрелла поедет с Варрой? — спросил он сам себя вслух. И сам ответил: — Ниоткуда. Выходит что? Они присылают депешу о лихорадке в Хануте, в надежде на то, что Атрелла поедет? Глупо. А если б отец Индрэ ее не отпустил? Возможно такое? Вполне. Значит, они не знали, что Атрелла окажется здесь. И выкрали ее не потому, что охотились именно за ней, а потому, что ее проще всего было похитить.

Это немного утешило. Орингаст пошел дальше. И мысли потекли в такт шагам. Может быть, это вообще не бебешники и не нэреиты? Допустимо? Вполне. А кто? Неизвестно. Кому-то — пока не ясно, кому — понадобились лекари из монастыря. Зачем? Тоже пока загадка. Эти кто-то выманили обоз из-под защиты монастырских стен. Что или кто им могло быть нужно? Варра? Нэйл? Он сам? Эликсир? О! Это идея… а может быть, им нужен рецепт эликсира? Секрет его? Ведь кого они украли? Ясно, что не охранника, тому неведомо, из чего варят зелья, а именно девчонку-лекарку, которая, вероятнее всего, знает состав эликсира. Поэтому они не забрали фургоны, пока Варра вылавливала в речке Нэйла. Зачем им фургоны без рецепта? Логично.

Продвигаясь по лесу, Орингаст вышел к поляне с храмом, окруженным черными столбами. Те торчали из земли на метр. Телохранитель пошел по следу и добрался до входа.

Он обогнул храм по кругу. Судя по архитектуре, этот храм посвящался Безутешной. "Все-таки нэреиты? Они занесли Атреллу внутрь? Для жертвоприношения?!". Орингаст похолодел: "А если уже?!!".

Он расстегнул кобуру и с паганом в руке приблизился к входу. Остановившись на верхней ступеньке, поглядел под ноги. На ступенях читался рисунок: в полированный камень были вмонтированы медальоны из белого и желтого металла — круглая луна-Нэре и солнце с лучами, только выражение "лица" у этого солнца было вовсе не доброе.

Орингаст впервые столкнулся с таким орнаментом. Он постоял минутку, рассуждая: стал бы нэреит попирать ногами лицо богини? Очевидно, что нет. И, пробормотав: "Господи, прости! Это всего лишь картинка!" — пошел, наступая на золотые кругляши. Пол в храме повел вниз и по спирали. Дневной свет померк внезапно, будто его выключили. Орингаст постоял в темноте, дожидаясь, пока глаза привыкнут к мраку. Он негромко позвал:

— Атрелла!

Ответом ему была тишина. Не доносилось ни стука капающей воды, ни шума ветра, задувающего во вход. Орингаст вспомнил, что на ступенях и в коридоре не было никакого мусора. Ни сухих листьев, ни пыли. Выходило, что храм посещаем? Он осмотрелся. В стенах мерцали бледно-голубые звездочки, как на небе, и в этом призрачном свете слабо виднелся только черный прямоугольник коридора — вниз и вглубь. Опасности никакой не было, и телохранитель убрал оружие, оставив кобуру расстегнутой.

Внезапно Орингаст ощутил дуновение ветра. Он еще раз огляделся, чтоб выяснить, откуда — и сильный удар вышиб сознание. Телохранитель с разбитым в кровь лицом отлетел к стене и сполз на пол.

Отряд кавалерии, вышедший из Продубина, чтобы догнать обоз, отыскал следы лагеря и пустился вдогонку. Они обнаружили брошенный фургон и помчались дальше.

В Дони Варра, Нэйл и Атрелла ворвались в сопровождении боевого отряда сто одиннадцатого отдельного кавалерийского полка армии республики Рипен, в топоте копыт, храпе и ржании исходивших пеной лошадей. Земля дрожала…

На дороге стоял Хим — и первым, что он сказал, когда Варра выскочила из фургона, было:

— Нет никакой эпидемии в Хануте!