Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

Часть 5. Противостояние

— Марик, левую сторону держи! — прокричал майор, перезаряжая магазин. — И наружу не высовывайся, из глубины стреляй. А еще лучше — меняй позицию. Пальнул — сразу назад. Потом другое окно. Понял?

— Понял, — горестно ответил Кацнельсон, разглядывая свою помятую каску. На его четыре подряд выстрела из трехлинейки, довольно, кстати, удачных, противник отозвался шквалом огня по раскрытой позиции красноармейца. "Эх, прав майор. Он, как пальнет, так сразу к другому окошку перебегает. А то и, вообще, за баррикаду из шкафов прячется".

— Кстати, Макарыч-то где? — поинтересовался Бойко, в очередной раз нажимая на спусковой крючок. — Лестницу давно уж рвануло. Вернуться бы должен.

— Так давайте гляну.

— Ты лучше за своей зоной присматривай. "Фашам" оттуда легче всего до нас добраться. За БТР укроются, потом козырек, а там вдоль стены и к пожарной лестнице проскочить могут.

— Васильич, дай пистолет, — подал голос сидящий на корточках у противоположной стены Свиридяк. — А я гляну пойду, что там с вашим Макарычем.

— Глянь-глянь, — отозвался майор, однако оружие Тарасу так и не вернул. Тот криво усмехнулся, но возражать не стал и двинулся к двери. Приоткрыв ее, он бросил наружу кусок отколовшегося от стены бетона, прислушался, а затем, втянув голову в плечи, проскользнул на лестничную площадку.

Тем временем Марик высунулся из-за простенка и навскидку пальнул по какому-то отползающему за БэТээРы бандиту. "О, попал. Хороший у нас в институте стрелковый клуб был. Научили".

— Да ты подранков не трожь, — посоветовал Бойко. — Они нам сейчас не опасны. Сами подохнут попозже. Патроны береги.

— Хорошо, — Марик вновь укрылся за простенком и, сдвинув "прицел", вставил в винтовку вторую обойму. В этот момент по окнам полоснуло чем-то крупнокалиберным. Однако добротные бетонные стены не поддались. "Неплохо все-таки эту башню выстроили. Молодцы потомки".

— Черт, крупняк подтащили, — пробормотал майор. — Гранаты есть?

— Есть, — Марик вытащил из подсумка "лимонку" и показал командиру.

— По пулеметчику работать будем. Ты — гранатой, я — подчищаю. Где вражина, заметил? А то я отсюда не вижу ни хрена — дым мешает.

— Неа, щас гляну.

Прежде, чем бросить гранату, Кацнельсону пришлось еще раз выглянуть "из-за угла", чтобы оценить обстановку. Выглянул и тут же спрятался обратно — вражеский пулемет расслабиться не давал. Однако главное Марик все же углядел. Весь второй этаж "универмага" был усеян битыми стеклами. И ни одного бандита. В смысле, живого. А вот трупы имелись. Двое значились на счету бойца РККА, четверых упокоил майор из своей СВД. Рискнуть и повторить попытку занять позиции наверху противник не решился. Видимо, кроме этих шестерых неудачников других желающих подставляться под пули не нашлось.

А вот за нижний уровень красноармейцам стоило поволноваться. Судя по всему, "фаши" рассредоточились вдоль периметра и время от времени постреливали из разных точек, то поодиночке, то сразу в три-четыре ствола. "Странно, почему сержант танк не сюда, а в обход двинул? Он бы тут снизу в момент всех уродов уделал", — подумал Марик.

— Да, жаль, что сержант с другой стороны пошел, — мысли командира, как оказалось, текли в том же направлении. — Но, может, и прав он. Внутрь, наверно, всех загнать хочет. Рискует, конечно, ох, рискует… Ну да ладно. Что с пулеметом? Углядел?

— Заметил. Там выступ такой в стене, широкий, со свесом. Вот из-под него и лупит гад.

— Ага, теперь вижу, понял. Ну что, добросишь?

— Доброшу, товарищ майор.

— Тогда давай.

Рванув кольцо, Кацнельсон широко размахнулся и метнул "феньку" в сторону пулеметной точки. Через три секунды снаружи отрывисто хлопнуло.

— Черт, — пробормотал Бойко. — Не долетела, блин, в воздухе рванула.

Неподавленный пулемет продолжал стрекотать короткими очередями, быстро перенося огонь с одного окна на другое. Почти безостановочно бьющие по откосам и рамам пули лишали бойцов Красной Армии возможности высунуться наружу и произвести прицельный выстрел. Вражеский пулеметчик прервался только на пару секунд, по всей видимости, для перезарядки. Улучив момент, майор глянул вниз, громыхнул из винтовки, а затем зло выматерился и снова прижался к простенку. Чуть повернув боковой маховичок на прицеле, он бросил Кацнельсону:

— Вот что, Марик, пошарь по шкафам. Может, тут где посуда какая завалялась?

— Какая посуда?

— Какая, какая. Стаканы ищи стеклянные. Или рюмки там, бокалы.

Подивившись странной причуде командира, Марик все же не стал спорить и принялся рыться в шкафах и ящиках, сваленных посреди помещения.

— Есть посуда, — через десяток секунд красноармеец держал в руках несколько пузатых то ли стаканов, то ли бокалов.

— Значит, так. Вставляешь гранату в стакан поплотнее, чтобы скобу зажало, затем рвешь предохранитель и бросаешь. Вниз упадет, стекло разобьется, запал сработает. Понял?

— По-о-нял, — протянул Кацнельсон, слегка ошарашенный столь творческим подходом к минно-взрывному делу. — Надо же, никогда о таком не слышал.

— Ерунда, старый трюк, — отозвался майор. — Черт, Марик, поторопись. Там эта сволота, похоже, еще чего-то готовит. Как бы не артиллерию карманную?

Граната в стеклотаре болталась, как пестик в ступке. Между ребристым корпусом и прозрачными стенками оставался зазор толщиной в палец. Крякнув с досадой, Марик огляделся и заметил в углу отрез какой-то выцветшей ткани, издали похожей на полотенце или скатерть. Оторвав небольшой кусок, боец завернул в него "лимонку" и сунул сверток в стакан. "Вот теперь нормально. Как влитая", — восхитился красноармеец и, выдернув предохранительную чеку, повторил бросок. На этот раз все сработало на отлично. Долетевший до земли стеклянный сосуд раскололся о бетон, и через несколько секунд вражеский пулеметный расчет накрыло градом стальных осколков.

— Молодец! — вскидывая СВД, проорал Бойко. — А-а, б…, лови, сука!.. Марик, давай еще одну, чуть правее, где переход…

Со второй Ф-1 всё получилось не хуже, чем с первой. Рванула она опять на земле, метрах в десяти от навеса под переходом. Стрельба по башне сразу же прекратилась. Но через пару секунд вспыхнула вновь, переместившись, правда, куда-то за стены "универмага". Видимо, противник временно оттянулся вглубь здания и теперь пытался отразить атаку с тыла.

— Так, сержант их чихвостить начал. Ну что ж, готовься, Марик, скоро опять полезут.

— Ага, — пробормотал Кацнельсон, привычным движением завернул гранату в тряпицу, сунул ее в стеклянный сосуд и… так же привычно дернул чеку. И только потом с удивлением воззрился на разогнутые усики и кольцо на указательном пальце. "Твою мать! Обратно, что ли, воткнуть? А, ладно, хрен с ней, в стакане постоит, все равно бросать придется". На тяжелом металлическом столе, что стоял в трех шагах от стены, нашлась хорошая выемка, как раз под стакан. И Марик с облегчением вставил "подготовленный к взрыву" пузатый бокал с гранатой прямо в углубление на столешнице. "Фух, удачно. А сейчас к окну — наблюдать".

Хлопнула дверь, выходящая на лестницу. Появившийся в проеме Свиридяк объявил:

— Три пролета, как корова языком слизнула. А Макарыча вашего я не нашел.

— Как это не нашел? — нахмурился майор. — Куда ж он делся?

— А бог его знает? Может, наружу выскочил или… к "фашам" подался? — ухмыльнулся Тарас, присаживаясь на корточки.

— Ты ври-ври, да не завирайся! — возмутился Марик. — Чтоб Макарыч, да к бандитам!

— Да ладно, шучу я. Не мог, так не мог, — примирительно поднял руки особист. — Просто нет его там. Я, по крайней мере, не разглядел.

— Хорошо, — вздохнул Бойко. — Потом разберемся. А сейчас давай-ка на крышу. Надо бы за пожарной лестницей присмотреть.

Свиридяк насмешливо посмотрел на майора и требовательно протянул руку. Бойко скривился, но все же вытряхнул из рукава миниатюрный МСП и, взвесив его на ладони, бросил Тарасу. Тот поймал пистолет, скептически осмотрел. Переломив стволы, проверил сдвоенную обойму:

— Н-да, из такого только застрелиться можно.

— Ничего-ничего, зато уж наверняка, без вариантов, — пробурчал майор и жестом указал на дверь в другом конце помещения. Свиридяк еще раз хмыкнул, окинул оценивающим взглядом бойцов и проследовал к выходу на кровлю. После того, как особист, оглянувшись напоследок, исчез в темном проеме, Кацнельсон оторвался от окна и с сомнением в голосе произнес:

— Не пойму я что-то, товарищ майор. Наш он человек или непонятности какие имеются? Оружие вы ему дали, но к бою особо не подпускаете. Неясно мне тут чего-то.

— Да наш он, наш, — чертыхнулся Бойко. — Власть только любит. Чересчур, по-моему. Слабину дашь разок, так тут же командовать начинает. А нам сейчас не до этого. Закончим дело, а уж потом решим, кто, куда и на кого собак вешать будет. Ну, или там ордена с медалями.

— А-а, понятно, — отозвался Марик, возвращаясь к наблюдению за противником.

За стеной "торгового центра" опять что-то бумкнуло. Последние остающиеся в витражах стекла задрожали, а затем с гулким звоном обрушились на бетон.

— О, кажись, пушка танковая… Ага, и еще раз.

— Щелочку, видать, сержант нашел, по колоннам лупит. Молодец! Гляди внимательней, Марик, щас полезут гады.

И точно, внизу, сразу в нескольких местах, что-то мелькнуло, а затем под звуки выстрелов несколько бандитов попытались перебежать через двор. Двоим это удалось. Еще трое остались лежать на земле. Дважды щелкнула СВД, один раз — трехлинейка. И тут же — свинцово-стальной ответ по окнам техэтажа, веером разнокалиберных пуль смахнувший с гудящих арматурой стен очередной слой цементного крошева.

— Черт! Марик, гранаты остались? Давай-ка еще одну, вниз, под переход, пока там эти злыдни делов не натворили.

Кацнельсон потянулся за оставленным на столе "заряженным" стаканом, но в этот момент ведущая на крышу дверь распахнулась, и по усыпанному бетонными обломками полу покатилась какая-то шипящая штуковина, отдаленно напоминающая лампочку с ощетинившейся резиновым ёжиком колбой.

— Уши, б…, уши! — заорал майор, бросаясь в сторону в надежде уйти от близкого разрыва светошумовой "Зари". Оторопевший Марик целую секунду смотрел, как командир ныряет за баррикаду из столов и ящиков, прижимая ладони к ушам, как что-то кричит ему, как пытается прикрыть зажмуренные глаза локтями… Лишь через секунду, через одну долгую секунду смысл происходящего, наконец-то, дошел до недоумевающего красноармейца. В тот миг, когда сильный, ломающий барабанные перепонки грохот и яркий слепящий свет целиком заполнили просторное помещение заброшенного чердака.

Зрение возвращалось с трудом, слух — тоже. И хотя Марик в последний момент успел-таки опустить веки и зажать уши ладонями, прилетело ему все же неслабо. В голове что-то гудело, и все звуки окружающего мира казались невнятным бормотанием. Сквозь калейдоскоп цветных пятен в глазах проступила картинка. Здоровенный бородатый мужик в камуфляже, щурящийся на привязанного к стулу красноармейца. Одним глазом бородач косил куда-то в сторону, за массивный шкаф, а оружие в его руках было направлено прямо на Кацнельсона.

— Не балуй, — пробубнил здоровяк, заметив, что очнувшийся пленник заерзал на стуле, и недвусмысленно качнул стволом.

Кацнельсон перестал возиться и попытался оценить обстановку. Да, их, несомненно, повязали. Причем очень быстро и без вариантов. "Как? И откуда здесь взялись бандиты? Ведь по лестнице они пройти не могли, а на крыше Свиридяк дежурил. Там вроде тихо было. Может, его ножом порешили, когда наружу выходил или… Черт, черт, черт! А вдруг он заодно с гадами этими!?"…

И, словно бы отвечая на невысказанный вопрос, за шкафом раздался голос Тараса. Злой, торжествующий:

— Ну что, Васильич, оклемался?

— Сука ты, Тарас. Жаль, раньше не допер, что "фашам" продался.

Бойко сплюнул выбитым зубом и хмуро взглянул на ухмыляющегося особиста. Левая рука майора висела плетью, а сам он сидел, привалившись к стене, пристегнутый наручниками к стальной трубе отопления. Карманы разгрузки были пусты, пистолет и бинокль Тараса вернулись к хозяину, а "драгуновкой" завладел бородатый бандит, маячивший перед шкафом. Еще один небритый субъект в зеленой бандане контролировал дверь на крышу.

Довольный Свиридяк прошелся туда-сюда, заложив руки за спину, а потом вновь повернулся к своему бывшему соратнику.

— Хм, продался, говоришь? — Тарасу явно хотелось поговорить, растягивая миг триумфа. — Да нет, майор. Продаваться мне ни к чему. Я сам, кого хочешь, куплю. Ты что ж, думаешь, Тарас Свиридяк — это так, пешка в чужой игре? А? Васильич?

Майор посмотрел исподлобья на торжествующего Тараса и передернул плечами. Для себя он выхода уже не видел. Но надежда еще оставалась. На сержанта и на летчика. "Про самолет этот козел точно не знает. А, значит, что? Правильно. Тянем время". Прерывая подзатянувшуюся паузу, Бойко ответил вопросом на вопрос:

— А ты себя никак слоном считаешь? Или, может, ферзем?

Свиридяк расхохотался:

— Ферзем? Скажешь тоже. Нет, майор, выше бери. Я не фигура, я — игрок. Кстати, забыл представиться. Тарас Свиридяк, старший дознаватель "охранных отрядов". Так что прошу любить и жаловать.

— Да плевать мне, кем ты там у "фашиков" числишься. Сволочь ты, Тарас, и больше никто.

— Сволочь, конечно, — притворно вздохнув, согласился Тарас. — Сам понимаешь, работа такая. А ты, Васильич, тоже непрост оказался. Не думал я, что у тебя целый танк имеется. От всех ведь скрывал, нехорошо это как-то. Ну да ничего, дела прошлые. А к тебе я предложение одно имею. Хочешь знать, какое?

— Предложение? — усмехнулся майор. — Что ж, валяй, выкладывай. К себе, небось, подпевалой звать будешь?

— Фу, как грубо. Подпевалой. Нет, не подпевалой, замом к себе зову, по боевой подготовке. Новых бойцов обучать. А то покрошил ты их сегодня немеряно. Армию-то нашу восстанавливать надо.

— Хм, интересно-интересно. А фюреру своему что скажешь? Думаю, он тебя за сегодняшние потери по головке-то не погладит.

— Брось, Васильич. Ты ж не дурак, сам понимаешь, что мне этот фюрер до одного места. Я, если хочешь знать, вождей как перчатки меняю. Да и, вообще, давно мне пора из тени выйти. Задолбала уже анархия, и власти местные задолбали — порядок здесь нужен, железный. Понял, майор?

— Понял. Вот только как со спонсорами забугорными быть? Им-то порядок твой на хрен не сдался.

— Молодец, майор. Правильно мыслишь. Но все равно, главного ты так и не понял. Спонсорам на нас глубоко насрать. Им только земли наши нужны, чтоб кукурузу свою тут выращивать. А кто правит, да какие порядки, им это всё фиолетово. Лишь бы денежки капали, да продукция шла. Вот на этом я их и подловлю, — тут Тарас на секунду прервался, принял горделивую позу и с пафосом продолжил. — Веришь, не веришь, а я за Россию стою! За великую Россию, от океана до океана, от южных гор и, как говорится, до северных морей. Вот так вот. Путь, правда, долгий будет. И кровавый. Но начну я его отсюда!

Свиридяк перевел дух и вопросительно уставился на майора:

— Ну что, Васильич, ты со мной? Вместе, за Россию, а? Как тебе такой расклад?

Бойко помолчал немного, подвигал челюстью и, как бы собравшись с духом, медленно проговорил:

— Что ж, убедил. Почти. Одного только не пойму, как ты меня контролировать будешь? Обману ведь, и не узнаешь.

— О! С этим все просто, — прищурился Свиридяк. — Ты ж у нас человек сентиментальный, семья у тебя. Ольга, Антон. Я ведь давно про твой склад в военгородке знаю. Вот только до поры не лез туда. А сегодня, — Тарас демонстративно посмотрел на часы, — точнее, прямо сейчас…м-м, парни мои, скорее всего, уже добрались дотуда. А мужики у меня хваткие, с молодняком справятся как-нибудь. Так что, извини, Васильич, но за детишками твоими теперь я следить буду. Хорошо следить.

Скрипнув зубами, майор рванулся вперед в попытке достать ногой бывшего особиста, но тот ловко отскочил в сторону и рассмеялся:

— Не зря, выходит, я тебя к трубе пристегнул. Знал ведь, что нервничать будешь. Предложение, кстати, в силе. Торопить не буду. Посиди тут пока, подумай.

— Да пошел ты, тварь… Разные у нас с тобой России. И в моей для тебя места нет. Понял, гнида?

— Ну что ж, нет так нет. Сам выбрал.

Тарас повернулся к бородатому и уже открыл было рот, собираясь отдать какой-то приказ, но в этот момент за окном что-то протяжно загудело, заскрипело и через пару секунд разорвалось с оглушительным грохотом. Клубы поднявшейся от самой земли пыли достигли окон техэтажа, и волна уплотнившегося воздуха ударила по стенам. "Молодец сержант, обвалил-таки хибарку!".

Растерявшийся Свиридяк невольно присел, а потом резко выпрямился и злобно просипел прямо в лицо майору:

— Сука, б… Зубы мне, значит, заговаривал. Ну ничего, отольются кошке мышкины слезы. На куски твоих резать буду, слезами кровавыми умоются.

Отряхиваясь и отплевываясь, он кинулся к выходу, но у самой двери приостановился и коротко бросил небритому:

— Этих двоих — в расход. Потом вниз и на базу. Транспорт сами найдете.

Небритый кивнул, а когда дознаватель скрылся в проеме, почесал бандану и поинтересовался у бородатого:

— Слушай, Аслан, я чот не понял, где мы тут транспорт найдем? Все ж машины этот чертов танк расхреначил.

— Найдем, — проворчал бородач. — Там, за забором… ну, к реке который, я там мотоцикл заныкал. Босса на нем с утра в Орловку возил. Как знал, что пригодится. Вертушку-то, небось, босс под себя забрал, ну а мы… мы не гордые, мы и на байке могём. Но ничего, зато с ветерком.

— А, тады живём, — тип в бандане довольно ощерился и мельком глянул на привалившегося к стене майора. — Ну чо, этих сразу грохнем или вначале распишем малёхо?

— Хм? Босс сказал — в расход.

— Ну а я чо, против, что ли? В расход, так в расход. Тока щас прямо или через час, без разницы.

— Я те дам через час, — рявкнул бородатый. — Жрать охота, а тебе лишь в игрушки играться. Ладно бы, девок каких поймали, я б тогда и пару часов не жрамши перетерпел. А тут — тьфу, вояка старый да жидёнок. Тоска.

— Ну, не скажи, не скажи, — протянул небритый. — С воякой-то, конечно, да, интересу никакого. Пристрелим и ладно. А вот с жидёнком можно позабавиться.

— Ты с ним, как с девкой, забавляться хочешь или… как девка? — заржал Аслан.

— Да иди ты… — озлобился второй бандит. — Я те чо, педик что ли? Шкурку с него по лоскуточку сниму и хватит.

— О, вот это дело, уважаю… Ладно уж, забавляйся. Минут за десять управишься?

— Управлюсь.

Бородатый отошел от шкафа, пропуская небритого, а потом прислонился к простенку и принялся наблюдать. Одним глазом — за пристегнутым к трубе майором, а другим, с гораздо большим интересом, — за напарником. Небритый же вертлявой походочкой подошел к связанному Кацнельсону и присел на корточки.

— Привет, козлик. Я — Чича, — представился он пленнику. Марик в ответ промолчал.

— Ты чо, б… Я те русским языком сказал, я — Чича!

— Не расслышал. Ты — Бздича? — прохрипел красноармеец, слегка переиначив погоняло бандита.

Стоящий у стены Аслан расхохотался и с удовольствием попробовал на вкус новое прозвище:

— Чича…м-м …Бздича. Гы-гы-гы, Бздича.

— Чо ты сказал!? — заорал Чича, вскакивая на ноги и разворачиваясь к бородатому. — Да я, б…

— Утухни… Бздича, — со смешком бросил Аслан и слегка повел стволом "драгуновки" в сторону небритого.

Вертлявый сжал кулаки, побагровел, но тут же сдулся под насмешливым взглядом габаритного напарника. Пробурчав что-то невнятное, он вновь склонился над привязанным к стулу Кацнельсоном. Достав нож, покрутил его в пальцах.

— Ну чо, козел, визжать будешь? Или сразу язык отрезать?

— Выпить есть? — глухо буркнул Марик в лицо небритому.

— Выпить? Это чо, типа последнее желание приговоренного? — хохотнул Чича. — Ну что ж, уважим. Может, орать потише будешь. Не люблю я визгов этих — отвлекают.

Бандит вынул откуда-то плоскую фляжку, отвинтил пробку, понюхал. С сомнением глянул на пленника, а затем снова — на фляжку.

— Эй, Аслан, у тебя стакана нет? А то этот хмырь обслюнявит всё — вдруг заразный.

— На столе, — усмехнулся в ответ здоровяк, указывая винтовкой на пузатый стеклянный сосуд, покоящийся в выемке массивной столешницы.

Чича ухватил рукой стакан и машинально вытряхнул на пол содержимое — что-то тяжелое, завернутое в тряпицу.

— Чо за хрень? — небритый с удивлением воззрился на покатившуюся по бетону гранату. Аслан среагировал быстрее. Услышав знакомый щелчок, он бросился в сторону и попытался укрыться за шкафом. Но, все равно, не успел. Граната рванула раньше. Разлетевшиеся осколки достали и его, и Чичу, и связанного красноармейца. Правда, в отличие от бандитов, боец РККА не падал с грохотом на пол и не отползал к стене, суча ногами. Не пытался зажмуриться или вжать голову в плечи. Он просто ждал.

Умирать не хотелось, но смерти Марик отчего-то не боялся. Хотя нет, боялся, конечно, просто ему казалось, что смерть — это еще не самое страшное, что может случиться. Гораздо хуже было бы не выдержать пыток и уйти из жизни, дрожа от страха и боли, моля о пощаде в надежде хоть на миг оттянуть неизбежное. А смерть? Ерунда, всего лишь сильный удар в грудь и… темнота. Мягкая, обволакивающая, сияющая сиреневыми и оранжевыми сполохами. И совсем не страшная.

…Часть осколков принял на себя тяжелый стальной шкаф, словно стенка-стойка разделивший чердак на две неравные части. Видимо, только это и спасло майора. Плюс, конечно, везение. И удача. Ведь единственный прорвавшийся за импровизированную перегородку кусочек металла по чистой случайности перебил именно ту трубу, к которой был пристегнут бандитский пленник. Так что… одно короткое движение рукой, и через мгновение прочный браслетик из закаленной стали соскальзывает с отопительного стояка. И что в итоге? В итоге одно кольцо наручников, как и прежде, охватывает человеческое запястье, а вот второе… во втором теперь — только воздух. Уцепиться же за столь эфемерную субстанцию тупая железяка была, по определению, не способна. Удержать человека — тоже…

Тряхнув головой, слегка оглушенный майор вскочил на ноги и бросился к ближайшему бандиту, ворочающемуся на полу и судорожно скребущему пальцами по бетону. Кирпич, оказавшийся в руках у Бойко, моментально перевел беспокойного гражданина в тихое умиротворенное состояние. Всего лишь один удар по башке, и всё — "Хороший был кирпич. Жаль выбрасывать". Второй из бандюганов признаков жизни не подавал, да и поза его говорила о том же — кончился клиент, без вариантов. А вот Марика на месте не оказалось, только пустой стул и веревки. "Странно, куда ж он деться мог?".

Однако дальше раздумывать было некогда. Подхватив валяющуюся возле бородача СВДшку и рассовав по карманам патроны, майор кинулся к выходу и через пять секунд очутился на крыше. Наверху никого не было, только кучка стреляных гильз у пожарной лестницы и груды строительного мусора, разбросанные по всей поверхности кровли. Оглядевшись по сторонам, Бойко успел заметить в небе лишь крохотное пятнышко, даже, скорее, точку, удаляющуюся куда-то на юго-запад. "Сволочь Тарас, на вертушке к ангару двинул. Торопится гадёныш!".

Майор вскинул было винтовку, пытаясь поймать движущуюся цель в перекрестье визира, но тут же понял, что свой шанс он уже упустил. Слишком велика оказалась дистанция. Так что теперь оставалось только в бессильной ярости сжимать кулаки и думать о том, что делать дальше. "Вниз или…".

Размышления прервал грохот пулеметной очереди. Тяжелые пули волной прошлись по кровле, обозначая попадания бьющими во все стороны фонтанами битумной крошки. Тело отреагировало самостоятельно, на одних лишь рефлексах, намертво вбитых в мышечную память годами тренировок и опытом пережитых сражений. Бросок налево, перекат, мягкий толчок о парапет. И уже потом, запоздалое: "Твою мать!!!".

Определив по звуку направление, с которого велся огонь, Бойко дождался короткой перезарядной или, что более вероятно, корректировочной паузы и осторожно приподнял голову над краем бетонной стены. "Черт! Еще одна вертушка. И на хрена я здесь улегся? Сейчас этот гад с другой стороны зайдет, и все — хана". Но додумать мысль до конца майор не успел.

Длинная крестообразная тень промелькнула над головой, и в ту же секунду дробный стук авиапушки и двух синхронных УБС ударил по барабанным перепонкам. "Лейтенант! Давно пора!".

Идущий на бреющем Як-7Б пронесся над развалинами "торгового центра". Против истребителя второй мировой у легкого гражданского вертолетика, кустарным образом переделанного в боевой, шансов не было практически никаких. Сверкающие трассы очередей лишь на мгновение сошлись на желто-белом корпусе, но и этого оказалось достаточно. Задымившуюся вертушку отбросило в сторону, завертело вокруг центральной оси, и через несколько мгновений бандитская машина рухнула вниз, исчезнув в клубах пыли, повисших над руинами "универмага".

Расправившись с врагом, советский истребитель разворотом ушел вверх и, сделав полупетлю, вновь встал на боевой курс, теперь уже прямо на "башню". Вскочивший майор подхватил какую-то тряпку, нацепил ее на ствол СВД, и принялся яростно размахивать этим своеобразным флагом в надежде привлечь внимание лейтенанта. По всей видимости, летчик все же углядел мечущуюся по крыше фигурку комбата, поскольку не стал спешить с открытием огня, а лишь слегка отвернул самолет в сторону и пролетел метрах в сорока правее и выше. "Черт, он же против солнца шел! Глазастый, однако. А вот ты, товарищ майор, шляпа. А ну как, шмальнул бы лейтенант по крыше сразу из трех стволов? Так, на всякий случай. Вот смеху-то было б".

Дождавшись разворота серебристо-серого ястребка, Бойко подбежал к южному краю кровли и вновь замахал винтовкой, указывая стволом направление. На юго-запад, в сторону заброшенной воинской части. Рации у Бойко уже не было, так что вся надежда оставалась на то, что лейтенант правильно поймет смысл его судорожных телодвижений.

Як несколько раз качнул крыльями, набрал высоту и ушел к Волге. "Черт! Неужели не понял?". Однако через несколько секунд истребитель свалился в вираж и, обходя место боя по широкой дуге, устремился в нужном направлении. По всему выходило, что летчик всё же понял, что надлежит сделать. И понял правильно. По крайней мере, комбат очень на это надеялся.

Закинув СВД за спину, майор подскочил к обрезу кровли и, ухватившись за поручни пожарной лестницы, скользнул вниз, за парапет. Спуск много времени не занял. Пересчитав руками и берцами все имеющиеся на пути перекладины, Бойко быстро добрался до самой нижней, зависшей над землей на двухметровой высоте. Спрыгнув с нее, он рванулся к полуразвалившемуся забору, а затем дальше — к густым зарослям терновника. "Вроде бы мотоцикл там у бандюганов заныкан… Быстрее, черт, быстрее надо, пока этот гад до моих не добрался. Эх, хорошо бы лейтенант его приземлить успел…Сержант? С ним вроде бы все обговорено было, разберется…Марик? А вот тут ничего не ясно. Мистика, однако".

Увы, мотоцикла Сергей Васильевич в кустах не нашел. И потому, выскочив обратно к башне, рванул в сторону разрушенного "универмага", надеясь отыскать там какое-нибудь подходящее транспортное средство. Но уже на углу был остановлен негромким свистом.

— Товарищ майор, вас подбросить?

— Леся! Блин, ты как здесь очутилась!?

— Стреляли, — чуть насмешливо произнесла девушка, жестом предлагая майору занять место пассажира "стоящего под парами" байка. — Извини, дядя Сережа, но второго шлема у меня нет. Так что придется нарушать.

— Хрен с ним со шлемом. И с ПДД тоже, — отозвался майор, усаживаясь позади лейтенанта Клёновой. — Давай, Леся! Гони в городок!

— Как скажете, товарищ майор. Как скажете.

Фрицу Лямке было страшно. Страшно и непонятно. Так хорошо начавшийся вечер превратился в какую-то жуткую фантасмагорию…

Нет, поначалу все складывалось просто отлично. Даже более чем. Фриц подсчитывал в уме будущие барыши и снисходительно посматривал на суетящегося рядом корреспондента. Тот вовсю отрабатывал обещанный процент. То отскакивал в сторону в поисках выгодного ракурса, то наводил камеру на самого полковника, гордо вскидывающего подбородок. То что-то бормотал себе под нос, видимо, комментируя эпохальное событие. Памятник журналюга снимал фрагментами, отдельно голову, отдельно карабин, отдельно стоящих у его подножия бойцов в камуфляже. "Размер никак не угадаешь, а впечатление сильное. Ничего не скажешь, опытный прощелыга попался".

"Фюрер" с трибуны вещал какую-то муть, но скучающие бойцы "охранных отрядов" не дергались и строй не ломали. Только перетаптывались в нетерпении, дожидаясь, по всей видимости, окончания церемонии и предстоящей "раздачи слонов": денежных премий и последующего банкета. Хотя какой, цум тойфель, банкет? Банальная пьянка, и ничего больше. Лямке даже слегка поморщился, представив опухшие рожи "соратников", лезущих к нему со слюнями и предложениями "принять на грудь". "Тьфу, мерзость какая! Но, увы, придется потерпеть. Зато потом хорошо. Тихо, спокойно напишем отчет, отправим начальству и будем дожидаться последнего транша". Всплывшие из памяти цифры отозвались в душе советника лучшей на свете музыкой — звоном открывающегося кассового аппарата. "Сколько ж там нулей? О, это что-то! Жаль только, делиться придется", — мысль о нахлебниках оказалась не очень приятной, но расстраиваться по пустякам Фриц не стал, философски отметив про себя. — "Что ж, придется списать еще пару-тройку процентиков. На неизбежные, так сказать, трудности военного времени". Повеселев, он вновь изобразил внимание и интерес к происходящему.

Гнусавая речь оратора, по прикидкам немецкого советника, должна была продолжаться еще минут пятнадцать, но внезапно "фюрер" умолк, развернув свой мотоциклетный шлем забралом к заходящему солнцу. Вместе с ним повернулись и стоящие в шеренгах. Самые дальние вытягивали головы, заинтересованные внезапной заминкой. Еще бы, какое-никакое, а развлечение. Как оказалось, на площадь неожиданно вылетел какой-то явно опоздавший к началу священнодействия "Гелендваген". Едва не опрокинувшись, он развернулся боком к скалящимся бандитам и, тарахтя мотором, застыл в скорбной позе. А поскольку "фюрер" терпеть не мог подобных припозднившихся ухарей, строй оживленно загомонил, предвкушая бесплатное зрелище по "разбору полетов". Но вместо этого…

Появившийся в крышном люке человек спокойно и деловито выдвинул наружу пулемет и… ад обрушился на площадь. Длинная очередь полоснула по толпе, не различая ни рядовых, ни вождей, ни иностранных советников, ни прочих "случайно" попавших под раздачу "нонкомбатантов". Моментально возникшая паника смешала ряды. Бьющая фонтанами кровь, валящиеся на землю тела, мечущиеся фигурки совершенно очумелых от ужаса людей, выпученные глаза, распяленные рты. Картина, достойная "судного" дня. Всего каких-то десять секунд, и сотня обученных бойцов превратилась в бешено ревущее стадо. И, как апофеоз, расколотый мотоциклетный шлем, валяющийся среди переломанных досок трибуны. Возможно даже, с головой "фюрера" внутри.

Почти минута ушла на то, чтобы восстановить хоть какой-то порядок. Оставшиеся в живых командиры пинками и матом разогнали обделавшееся "воинство" по зонам и секторам, а два БэТээРа смогли, наконец, начать преследование наглых налетчиков, скрывшихся за углом "торгового центра".

В отличие от менее сообразительных коллег, Лямке рухнул на бетон сразу же после начала обстрела. Видимо, сработали старые, еще "африканские", навыки. Свист пуль над головой, он, знаете ли, очень способствует выработке самого главного в жизни инстинкта — инстинкта сохранения собственной задницы. С рефлексами у Фрица всё оказалось в порядке, и звания жертвы кровавой бойни он все-таки избежал. А вот корреспонденту, увы, не подфартило, и даже предусмотрительно напяленная на башку каска не помогла. Тяжелым пулям калибра 12,7 несколько миллиметров композита помехой не стали — снесли журналюге полчерепа и не заметили. Вскочивший на ноги Лямке лишь брезгливо поморщился, стряхивая с ботинок брызги от разлетевшихся во все стороны мозгов представителя второй древнейшей профессии. На непосредственное участие в боевых действиях иностранный советник не подписывался, и теперь его обуревало только одно желание — как можно скорей унести свою ценную тушку в безопасное место, подальше от местных разборок. Лучше всего этой цели соответствовал транспортный вертолет, потихоньку раскручивающий лопасти на дальней площадке. Вот к нему-то и направил стопы бравый немецкий полковник. Короткими перебежками, пыхтя и прижимая к груди подобранную с земли видеокамеру незадачливого корреспондента.

Но, увы, человек предполагает, а вот бог может располагать совершенно иными, отличными от человеческих, соображениями. Уже почти добежав до вертолетной площадки, Фриц неожиданно для себя обнаружил одну очень неприятную вещь. Видеокамера оказалась некомплектной. И, как на грех, особенность именно этой модели заключалась в том, что носитель информации для нее должен был располагаться в противоударном футляре-контейнере, который пристегивался снизу к специальному разъему. Должен был, но, вот ведь незадача, как раз футляра сейчас и не доставало. Вместе с носителем. Случайно он отломился при падении или же корреспондент сам отстегнул контейнер для перезарядки? Бог весть. Но в данном случае это было не важно. Главное состояло в другом. Видеоподтверждение произошедших событий у полковника отсутствовало. Напрочь.

Возможно, кому-то подобная проблема могла показаться надуманной, но только не господину Лямке. Конечно, он прекрасно понимал, что менять его сейчас на кого-то другого начальство вряд ли решится, такие кадры на дороге не валяются. Опыт, профессионализм, интуиция, умение чувствовать ответственность перед лицом всего цивилизованного человечества — подобные качества в той или иной степени были присущи каждому европейцу. А поскольку представители германской нации во все века считались чуть ли не эталонными носителями истинного европейского духа, постольку и сам Фриц оценивал себя весьма и весьма высоко. Вот только отвечать за полученный, но не подтвержденный делом аванс ему совершенно не хотелось. Советник имел немалый опыт и иллюзиями насчет того, что скупые парни из фатерлянда воздадут должное его героическому поведению и простят финансовые потери, себя не тешил. Без грамотного отчета о проделанной работе об этом не стоило и мечтать. Особенно, в части освоения выделенных средств. Тут ведь как? Чистая бухгалтерия. "Аванс получен? — Получен. — Извольте отчитаться, герр Лямке. Ничего личного, только бизнес". А подтвердить слова полковника будет некому — корреспондент-то тю-тю, на небесах уже. Разве что местные подтвердят? Ага, как же. Их байкам давно уже никто не верит — известно ведь, что в этой варварской стране каждый второй — жулик, а каждый первый — бандит. К тому же, пьянь беспросветная, маму родную за бутылку прирежут. Нет, здесь требуются железные доказательства. Например, видео. Вот он памятник, а вот он Лямке, собственной персоной, рядом с монументом. И тогда все абгемахт. А что бойня потом случилась, то тут уж действительно чистый форс-мажор. Война, знаете ли. Вот тогда точно спишут всё подчистую, да еще и, поди ж ты, наградить сподобятся. Мелочь вроде, но всё равно — приятно. А, значит, что? Придется возвращаться и, как ни крути, искать этот чёртов контейнер.

Внутренняя борьба длилась недолго, правда, надо отдать должное полковнику, на его внешнем виде это никак не отразилось. Ни один мускул не дрогнул на мужественном лице. По крайней мере, пробежавшие мимо четверо "охранников" ничего не заметили. Впрочем, им было не до того. Они тащили своего подстреленного "фюрера". Запихнув носилки в вертолет, все четверо переглянулись, а затем, не сговариваясь, последовали за шефом внутрь грузового отсека. Один из носильщиков выглянул в боковой проем и махнул рукой Фрицу:

— Господин советник, давайте быстрее. Улетаем.

Лямке покачал головой и изобразил вдохновенно-печальный вид:

— Увы, вам придется обождать.

— Но, господин советник…

— Есть такое слово "надо", боец. Ждите. Я вернусь через минуту.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Лямке решительно зашагал к площади. Расправленные плечи и прямая спина, по мысли Фрица, как нельзя лучше подчеркивали несгибаемую волю и мужество настоящего немецкого полковника. Однако метров через двадцать пришлось перейти на осторожную рысь, поскольку впереди происходило что-то непонятное. Сначала несколько раз рвануло за углом "универмага", а потом на поле появился танк. Да, да, самый настоящий танк, правда, древний и относящийся к категории "легких", но, тем не менее, орудие и пулемет на нем точно имелись. Лямке даже сумел опознать его. Советский легкий танк Т-70 времен второй мировой, виденный советником лет десять назад на выставке военных раритетов. Однако, в отличие от выставочного образца, этот стрелял настоящими боевыми снарядами и, что самое главное, попадал в цель. В частности, грузовики возле канала, получив от танка пару осколочных гранат, задымили совсем не по-детски.

Пришлось Фрицу стряхнуть с себя напускной лоск и короткими перебежками, а кое-где и переползаниями добираться до того места, где мог отыскаться нужный ему контейнер. Под грохот пулеметных очередей он все же сумел нащупать на земле небольшой плоский футляр, валяющийся рядом с трупом корреспондента. "Есть. Вот теперь можно улетать". Однако, обернувшись назад, полковник с удивлением обнаружил, что улетать ему уже не на чем — вертолетчики не стали дожидаться иностранного советника. Спасаясь от обстрела, они подняли машину в воздух и теперь вовсю улепетывали курсом на север. "Трусы! Трусы!" — возмущению герра Лямке не было предела. — "Как!? Как могли эти швайнен оставить его здесь? Его, цивилизованного человека, столько всего сделавшего для их же собственного блага. Да чтоб он сдох, этот их долбаный "фюрер"!"

…Возможно, кому-то это покажется странным, но проклятие Фрица сбылось, причем, буквально и почти сразу, через каких-то двадцать минут. На подлете к Камышину спрятанная под обшивкой небольшая коробочка пискнула, получив сигнал с земли, и транспортный вертолет неожиданно потерял управление. Погибли все находящиеся на борту. И пилоты, и "охранники", и "фюрер". Хотя, по замыслу старшего дознавателя, одним из невезунчиков должен был оказаться иностранный советник, но, в принципе, так тоже неплохо вышло. "Фюрер" умер — да здравствует новый "фюрер"! А что с советником? Да, в общем-то, ничего — повезло советнику. С вертолетом повезло. Вот только не зря, видать, говорят, что бог шельму метит и от судьбы не уйдешь…

Зажав в руке контейнер с видеопамятью, Фриц бросился назад, под защиту широкого основания монумента. Как раз вовремя. Вражеский танк разразился длинной очередью из своего допотопного пулемета, а отвечающие ему бандиты палили во все стороны, не разбирая особо, где свои, где чужие. Щелчки пуль по каменному постаменту, за которым укрылся советник, живо напомнили ему те времена, когда он сам с автоматом в руках выкуривал из тайных убежищ африканских повстанцев. Тогда, помнится, вот так же точно схоронились за стеной, а как позицию менять стали, так еле ноги унесли. И все равно, Гюнтера с Максом потеряли. Чисто по глупости — дружественный огонь, чтоб его. Выходит, сейчас лучше сидеть тихо и не отсвечивать. И ждать, пока с танком не разберутся — против гранатометов-то у него защиты нет. "Что ж, время есть, подожду. На массированную атаку это вроде не похоже, видимо, одиночки какие-то шалят… Хотя… Тарас, конечно, предупреждал о провокациях, но всё равно, танк… это, знаете ли, чересчур… Ладно, вот закончится всё, я Тарасу… я… О! По деньгам я его урежу, вот… ну, точно, так и сделаю… На треть, не меньше…"

Однако додумать свою мысль до конца господин советник не успел. Выползший из дыма советский танк с бортовым номером "236" медленно поднял орудие, и через секунду глухой удар потряс монумент. Статую немецкого пехотинца ощутимо качнуло, бетонная голова в каске дрогнула и спустя мгновение раскололась на несколько частей. Один из осколков подскочил вверх, крутнулся в воздухе, разбрасывая пыль и крошку, а затем всей своей немаленькой массой обрушился на застывшего в ступоре немецкого полковника. И, как это ни удивительно, последним осмысленным чувством, посетившим Фридриха Максимилиана фон Лямке за мгновение до гибели, был не страх, а глубочайшее изумление: "Как!? Почему он развалился!? Там же бетон!".

Увы, герр оберст не учел одного. Того, что не один он здесь такой "умный". Ведь если одному пришла в голову "гениальная идея" о том, что бронзу можно легко заменить на бетон, а высоту скульптуры — уменьшить раза эдак в два с половиной, то… Отчего бы и другому не решить, что процент армирования здесь немного завышен. Совсем чуть-чуть, как раз на величину, отличающую его от нуля. Да и сам бетон… ну нафига бетону класс В35? Ему и пятнадцати за глаза хватит, с запасом, выше крыши. Впрочем, газосиликат, он ведь тоже того… твердый… И, самое главное, никакого воровства — боже упаси! Так, небольшая "оптимизация" расходов, "ничего личного — только бизнес"!

…И вновь Як-7Б вспарывает осеннее небо. Вновь ровный гул тысячесильного мотора перекрывает свист ветра за тонкой оболочкой кокпита. Так же, как несколько часов назад. А, может, не часов, а лет? И не несколько, а ровно семьдесят три? Пусть так, но какая, в принципе, разница? Главное, что лейтенант снова в небе. И снова в бою. И впереди враг. И хоть нет сейчас рядом комэска, и не прикрывают заднюю полусферу идущие с тобой в одном строю боевые товарищи, но всё равно — они здесь. Пусть не в воздухе, пусть на земле. Но они есть. И они сражаются за тебя, а ты — за них. И вместе с ними. Мандраж? Есть немножко. Но лейтенант полагал, что справится, не может не справиться, должен…

— Пятый, пятый. Справа три. Закат, — женский голос в наушниках заставляет пилота вздрогнуть. "Служба ВНОС дает ориентир? Нет, это не ВНОС, это Ольга…Оля. Ну что ж, разворот на три часа. Пора".

Слева сквозь прозрачный плексиглас пробиваются лучи заходящего солнца. Правая рука — рычаг управления вправо, левой — поддержка. Длинный пологий вираж — и желтовато-багровое светило уползает за спину, за высокий гаргрот. Автомат — в нормаль, до второй отметки. Высотный газ? Не нужен, шаг винта с коррекцией триста. "Хорошо. Про обороты не думаем. Идем на бреющем. Спокойно, спокойно, всё под контролем".

Подлетное время — четыре минуты, плюс-минус ноль одна. Отчетливо видна "башня". И "торговый центр", он пошире. Дым, слева один, густой, справа — два. "Что там? Так, чужие, две единицы. Кажись, готовые. Хрен с ними. Теперь, значит, горку и со снижением, ищем цели. Черт, ну ни хрена себе!".

На месте "торгового центра" неожиданно вспухает громадное облако пыли, а само здание теряется в неровной густой пелене. "Красиво! Молодец сержант, грамотно отработал! Я бы так не смог, даже эРэСами. Теперь что?.. Над башней пройдем… Ага, вот он голубчик!". Первая цель — небольшой, похожий на объевшуюся стрекозу аппарат, усердно обрабатывающий из пулемета крышу высотки.

"Получи, сволочь!" — палец жмет на гашетку, и через пару секунд сверкающие пунктиры очередей перечеркивают желто-белый контур врага. "Первый готов! Отвертелась "вертушка"! Следующий!". Однако новых целей не видно. "Разворотом вверх, и опять через башню? Черт, против солнца идти придется".

Огненно-красный шар слепит глаза, но в последнюю секунду лейтенант всё же успевает разглядеть на крыше какого-то человека, машущего флагом. "Свои? Сейчас разберемся". Снова разворот, теперь виражом. "Да, это наши. Майор… Что он хочет?.. Назад, на аэродром?.. Но ведь…". Ручку — слегка на себя, автомат — на третью отметку. Стрелка высотомера плавно накручивает обороты. Сто пятьдесят, сто восемьдесят, двести десять… четыреста двадцать. "Черт, он же сам команду давал ссадить всё, что летает. Все главари, какие есть, по воздуху смываться должны. Или… обстоятельства изменились?".

Сумбурные мысли лейтенанта прерывает знакомый голос в наушниках:

— Пятый, пятый. Атака базы, атака ба… тый… дение… базу…, - голос девушки глохнет, становясь едва различимым в сплошном треске помех. Летчик молчит, но решение уже принято. Где-то в паре километров прямо по курсу безнаказанно уходит на север большой вражеский вертолет — так, кажется, называл майор эту летающую машину со сверкающим диском-пропеллером над фюзеляжем. Его следует уничтожить, но… решение уже принято.

Як сваливается в скольжение, в рамке прицела мелькает солнце. Но лишь на мгновение — оно сегодня не противник. Противник южнее, там, где его быть не должно.

Летчик спокоен. Ему хочется рычать от ярости, но он спокоен. Высота — триста пятьдесят, скорость — четыреста семьдесят, удаление — двадцать пять. И заходить на цель надо с запада, от солнца. "Жаль, это еще полторы минуты по времени". А времени, как всегда, не хватает. Но всё равно, заходить надо с запада. И ошибиться нельзя, поэтому — только с запада. "Спокойно, спокойно, спокойно…Цель? Есть цель. Работаю".

— Антон, как там?

— Да нормально всё, ничего с твоим лейтенантом не сделается… Ай, больно же!

— Зато доходчиво, — отложив свернутую в тугой жгут тряпку, Ольга переключила внимание на экран монитора. Почесывающий ухо Антон опасливо отодвинулся подальше от сестры. Недовольно бурча, он вновь нацепил на голову свалившуюся гарнитуру. Точно такая же имелась и у Ольги. Вообще говоря, довольно странно смотрелись вместе небольшие, соединенные тонкой дужкой наушники с вынесенным вперед микрофоном и громоздкая коробка ламповой радиостанции, к которой была подключена гарнитура. Да еще допотопный монитор, отсвечивающий черно-белой временами расплывающейся картинкой с широкоугольной телекамеры. Венчал всю эту техническую мешанину разных эпох самодельный ключ для морзянки. А стоило лишь скосить глаза и посмотреть на брата, так и совсем интересно становилось. У того имелся военного образца ноут, на который шел сигнал от размещенного на крыше МРЛО "Гармонь-2". Там, на затемненном экране, плавно нарезала круги бледно-зеленая линия, разделяя сектора слежения и посверкивая яркими отметками воздушных целей. Правда, отметок этих было всего ничего. Точнее, одна-единственная, проходящая под категорией "свой". А вот "чужих" пока что не наблюдалось. Так что оставалось одно — ждать…

Со времени последнего сеанса связи с боевой группой прошло уже около получаса. За эти тридцать минут успели выкатить самолет наружу, завести и прогреть мотор, а затем пронаблюдать за рулежкой и взлетом советского истребителя. Лейтенант, как оказалось, вполне неплохо освоился с "продвинутым" управлением, поскольку после пары "пристрелочных" виражей он резко ушел вверх, а затем, сделав полупетлю, почти спикировал на головы невольных зрителей. Выйдя из пике, он попытался было повторить лихой маневр, но возмущенная ребячеством Ольга погрозила "хулигану" кулаком. Летчик все понял правильно и не стал искушать судьбу. Сделав еще один круг над военным городком, он набрал высоту и, качнув на прощание крыльями, увел серебристый Як на северо-запад.

Проводив взглядами самолет, сестра и брат Фомины вернулись в ангар и заняли свои места у мониторов. Теперь оставалось только одно — ждать. Им — ждать. Ждать, напряженно вглядываясь в экраны. А лейтенанту — просто тупо крутить виражи в двадцати километрах от места сражения и тоже ждать. Ждать сигнала. Долгожданного сигнала к началу атаки…

— Есть! Есть засветки! — от меланхоличного настроения Антона не осталось и следа. — Две одиночные… низколетящие… малоразмерные. Ставлю на автосопровождение. Скорость… так, фигня, а не скорость. Вертушки, одним словом… Ага, еще цель. Всего три… Так, первая — курс десять… х-м, сматывается, значит. Вторая, третья… м-да, фиксирует плохо. Выходит, на месте топчутся.

— Всего три?

— Да, три. Больше не наблюдаю.

— Хорошо, — Ольга переключила тумблер и четким размеренным голосом произнесла в микрофон. — Пятый, пятый. Справа три. Закат. Повторяю, справа три. Закат, — откинув со лба прядь волос, она повернулась к брату в ожидании.

— Есть. Пятый — курс восемьдесят, скорость три, высота…ноль три пять, — подтвердил через несколько секунд Антон, а потом всё же не удержался и добавил с хитрецой. — Всё нормально, сеструха. Услышал тебя твой летчик.

На всякий случай юноша отодвинулся еще дальше и шутливо прикрыл руками голову, но Ольга лишь смерила его уничижительным взглядом и развернулась к монитору, буркнув напоследок:

— Не отвлекайся. Следи давай.

Разочарованный Антон пожал плечами и последовал совету сестры. Однако через пару минут он чертыхнулся и досадливо дернул головой:

— Блин, засветка сплошняком пошла. Помехи ставят гады… Ну ёшкин кот! Всё, пипец!

— Что, скачок в сети?

— Ну да, кажись. Отклика с радара нема, — парнишка откинулся на стуле и виновато посмотрел на Ольгу.

— И у меня та же петрушка, — кивнула сестра, указывая на мельтешащий рябью экран. — Скачок, чтоб его… хотя нет, кажется наоборот, падение… Странно. Как будто рубильник дернули. И именно сейчас, словно знали, блин, — задумавшись на секунду, девушка тряхнула короткой челкой и приказала брату. — Значит, так, Антоха. Давай наверх к НП. Чую, неспроста всё это… Да, и "Бизон" с собой прихвати. На всякий случай.

Закинув за спину короткий ижмашевский ПП, Антон мягко скользнул к расположенной у стены лестнице и, грохоча сапогами по стальным ступеням, быстро вскарабкался на верхотуру, на узкую площадку, проходящую по периметру высокого зенитного фонаря.

Поглядев вслед брату, девушка протянула руку к столу и осторожно опустила ладонь на другое изделие отечественного оборонпрома, чуть поменьше и чуть поизящней того, что висело на плече у Антона. Провела пальцами по шершавой рукоятке, погладила вороненую поверхность ствола, тронула лежащую рядом потертую кожаную кобуру. Ни разу еще Ольга не использовала старый добрый АПБ в боевых операциях. Пристреливать-то, конечно, пристреливала, да и тренировалась частенько. Но всё же старалась делать это подальше от чужих глаз. Впрочем, так же поступал и Антон, которому в наследство достался пистолет-пулемет. Две любимые игрушки, всё, что у них осталось в память об отце. Об отце, которого девушка уже почти и не помнила.

Оба ствола долгое время хранились у дяди Сережи. Однако, когда настал срок, он без колебаний передал их ребятам. И обучил впоследствии, как пользоваться оружием и как правильно ухаживать за смертоносными машинками. Вообще говоря, поначалу Ольге очень хотелось "приватизировать" короткоствольный "Бизон-2", но дядя этому решительно воспротивился. И, действительно, тяжеловат был сей агрегат, да и смотрелся он в девичьих руках чересчур брутально. А вот модернизированный "Стечкин" оказался в самый раз. И хотя весил он раза в два поболее, чем обычный ПМ, но всё равно для хрупкой девушки эта игрушка была предпочтительнее почти четырехкилограммового "Бизона". Плюс возможность стрелять очередями, а также неплохие убойная сила, кучность и прицельная дальность. Да и глушитель, действующий как дульный тормоз, хорошо компенсировал отдачу.

Сегодня, по прошествии лет, Оле было уже стыдно вспоминать, как при первой попытке выпустить короткую очередь по мишени пистолет, словно живой, вырвался из рук испуганной тринадцатилетней девочки и попытался спрятаться от неумехи в траве, островками пробивающейся сквозь покрытие заброшенного военного полигона. А еще Антон, зараза, со своими смешками и ехидными комментариями насчет слабосильной сестрицы. Правда, дядя Сережа тут же наградил племянника подзатыльником и успокоил расстроившуюся Ольгу, сказав, что и сам когда-то точно так же опростоволосился. Но всё равно, обидно было до слез.

Зато сейчас всё хорошо. Годы упорных тренировок даром не прошли, и теперь девушка вполне уверенно обращалась со строптивым оружием. И не пыталась больше умыкнуть у брата его любимый ПП-19. Вот только пользоваться одной рукой все равно было немного тяжело — полтора кило есть полтора кило, и через десяток-другой выстрелов Ольга начинала уставать. Но ведь есть же еще вторая рука, и грех ей не воспользоваться, почти как в западных боевиках, где здоровенные качки без тени сомнений поддерживали ладонью могучий кулак, сжимающий какую-нибудь стреляющую приблуду. Так что по всему выходило, что и русской девушке подобного способа ухватки стыдиться не стоит. Да и товарищ майор, хоть и морщился, но не возражал против использования обеих рук. Видимо, понимал, что делать из племянницы культуристку совсем ни к чему — пусть работает, как удобнее. Главное, чтоб результат был.

А результат действительно был, и весьма неплохой. И перспективы его дальнейшего улучшения тоже просматривались. По крайней мере, в том, что касается точности боя. Ведь к АПБ помимо глушителя прилагался еще один ништяк — тонкий съемный приклад для стрельбы с плечевого упора, но тут дядя Сережа встал насмерть. "Пистолет — не винтовка и не пулемет", — говаривал он. — "На дистанции другое оружие надобно. А в ближнем бою приклад тебе и на хрен не нужен. Не дай бог, зацепится своим крюком за что-нибудь, да хоть за одежду, и всё, пиши-пропало".

Ольга с ним, конечно же, соглашалась, но при этом, правда, всегда добавляла мечтательно: "Эх, еще бы глушитель покороче, так совсем красота". И, в конце концов, Сергей Васильевич внял ее просьбам. Внял и постарался исправить досадное упущение оружейников. Нет, глушитель он, конечно, обрезать не стал и новый выдумывать — тоже. Но зато смастерил для любимой племянницы особую кобуру, такую, чтоб "удлиненный" ствол в ней без проблем помещался, и чтоб не цеплялся при выхватывании, и чтоб в движении не мешал, и вообще, много еще разных "чтоб" и "хочу" удалось всобачить в конструкцию этой уникальной "дамской сумочки". Короче говоря, сбруя получилась удобная и легкая, крепилась под мышкой и в "обычной" жизни фигуру Ольге совершенно не портила, что для молодой и красивой девушки являлось, вероятно, наиболее ценным обстоятельством. Правда, сей очевидный факт сама девушка признавать отчего-то стеснялась. Даже наедине с собой. Хотя и переживала.

Но сейчас всё это было не важно.

Важно было другое. Радар не действовал, сигнал с телекамеры не поступал, а в эфире на всех знакомых частотах шли сплошные помехи. Случайность? Совпадение? Нет, в подобные вещи Ольга давно уже не верила. По крайней мере, до сегодняшнего дня. "Ну что ж, будем ждать гостей. И надеяться, что не последний раз в жизни".

Тяжело вздохнув, девушка встала и нацепила на себя оружейную сбрую, не забыв пристегнуть к ремню сдвоенный подсумок со снаряженными магазинами. Оставалось лишь одно — переключить гарнитуру на проводной режим и воткнуть витой удлинитель в специальное гнездо коммутатора.

— Антон, как слышно?

— Нормалёк.

— Хорошо. И про крышу не забывай. Если что, свисти, только тихо. И не высовывайся лишний раз.

— Окейно, — хохотнул напоследок Антон. — Только я тихо не умею.

— Дурак, — беззлобно пробормотала Ольга, оправила гимнастерку и быстрым шагом прошла к воротам. Устроившись чуть сбоку, на каменном выступе перед похожей на бойницу щели в наружной стене, она принялась внимательно наблюдать за нешироким, словно бы стиснутым двумя соседними строениями проходом к ангару.

Несколько минут не происходило ничего. Снаружи всё оставалось спокойным, а внутри ангара гнетущая тишина ожидания нарушалась лишь легким поскрипыванием ворот, да еле слышным гудением работающих электронных приборов. Но затем… неожиданно прозвучавшая трель системы оповещения заставила Ольгу вздрогнуть и мысленно выругаться в адрес неведомого композитора, измыслившего столь противный сигнал.

— Нарушение внешнего периметра. Вторая линия, — отчего-то шепотом произнесла девушка в микрофон, оглядевшись по сторонам. Мигающая контрольная лампа наконец-то погасла, и помещение заброшенного склада вновь погрузилось в таинственный полумрак.

— Принял, — так же, шепотом, ответил Антон.

— Ты чего шепчешь?

— А ты?

— Не знаю. Странно как-то, темно, тихо. Прямо как в … э-э…

— Ага, как в склепе. Меня тоже, знаешь, колотит чего-то. Жуть.

— Так, кра…кх… — Ольга попыталась было перейти с шепота на обычный тембр, но запнулась на полуслове. Однако затем, взяв себя в руки, прокашлялась и продолжила уже более привычным, только немного охрипшим голосом. — Так. Красноармеец Фомин, отставить панику. Следить за дорогой и крышей. Докладывать обо всем подозрительном. Понятно?

— Понятно, товарищ младший сержант. Продолжаю наблюдать, — и уже через десять секунд. — Наблюдаю движение на дороге. Две единицы. Идут с юго-востока… то есть, шли.

— Что значит шли? Они теперь что, полетели что ли?

— Да нет, не видно их просто, за четвертым корпусом где-то болтаются. Но движутся в нашу сторону, факт, — второй "дзиньк" всё той же системы оповещения, только более высокой тональности, на пару секунд прервал доклад наблюдателя. — Во, и сигналка снова сработала. Значит, точно к нам. До первой линии, выходит, добрались. Сейчас в проход выскочат.

— Что за машины, видел?

— Джипы какие-то.

— То есть, не броня?

— Не похоже. Ща увидим.

— Хорошо, ждем.

Однако машины в поле зрения так и не появились, хотя дожидались их почти две минуты. Вместо машин появились люди. Точнее, человек. Один. Он осторожно шел по проходу, стараясь держаться поближе к стене, постоянно останавливаясь и осматриваясь. И форма на нем была вовсе не бандитская. А совсем наоборот, такая же, как и на Фоминых, — аналог униформы РККА начала сороковых годов 20-го века.

— Блин, наши что ли? — удивился Антон.

— Чёрт. Не поймешь ни хрена — темновато здесь. Рожу его я никак разглядеть не могу.

— Оль… знаешь… это… — неуверенно протянул брат и неожиданно замолчал, видимо, не решаясь продолжить мысль.

— Ну что, что еще? — зло пришипела Ольга сквозь зубы. — Ты, блин, кота не тяни, выкладывай давай.

— Понимаешь… тут это… гасить его надо, вот.

— Как это гасить? Ты что, сдурел? А вдруг свой…

— Приказ у нас, помнишь? — перебил Антон сестру, не дослушав. — Дядя Сережа говорил, всех зачищать надо, кто к ангару подбираться будет. А этот сейчас ко мне в мертвую зону войдет. Боюсь, поздно будет.

— Ладно, — тихо вздохнула девушка. — Ладно. До ящика баллонного пусть дойдет, а там… там я его… приторможу.

Принимать сложное решение было трудно. Исключительно трудно. С одной стороны, приказ дяди Сережи. Хотя нет, не так. Не оставляющий никаких кривотолков приказ отдал вовсе не дядя Сережа. Его отдал Сергей Васильевич Бойко, отставной майор ВС России, бывший руководитель группы ССО ГУСП при Президенте РФ и нынешний командир батальона "Красной Армии". И не выполнить этот приказ младший сержант Фомина не могла. Вот только как заставить себя стрелять по своим? Где найти силы на подобное? Ольга не знала и потому чисто интуитивно пыталась оттянуть неизбежное, оттянуть как можно дальше, надеясь на случай, на то, что всё решится само собой, что жизнь сама расставит всё по местам.

И, как ни странно, она оказалась права. Когда человек в проходе уже почти добрался до контейнера, в наушниках снова раздался взволнованный голос брата:

— На крыше двое. Вооруженные. "Фаши", железно. Через брандмауэр перелезли, сейчас за вентшахтой прячутся.

— Точно "фаши"?

— Зуб даю.

— Валим уродов. По команде, — облегченно выдохнула Ольга, переводя прицел в положение "50". — Хотя, постой, погоди. Я сейчас, быстро.

В три прыжка очутившись рядом со столом, девушка щелкнула тумблером и отчетливо проговорила в микрофон:

— Пятый, пятый. Атака базы, атака базы. Повторяю. Пятый. Нападение на базу. Ведем бой.

Переключившись вновь на проводной режим, она метнулась назад, занимая прежнюю позицию у щели-бойницы, а затем, сжав чуть подрагивающими руками теплую рукоять АПБ, нарочито весело прокричала брату:

— Ну что, Антоха, готов?.. Отлично. Даю отсчет… Три… два…один… поехали!

Цель была видна совершенно отчетливо. Желто-белая "вертушка", почти такая же, как там, над "башней". Стальная стрекоза, зависшая на малой высоте над бетонными плитами "летного поля". А рядом еще две цели, два черных автомобиля, два уже известных лейтенанту "Гелендвагена". И на крышах обоих по пулемету. По одному крупнокалиберному НСВ-12,7. И оба они без передышки извергали из себя потоки бронебойно-зажигательных пуль.

…Щупальца огненных трассеров сходились на темно-серой стене знакомого ангара, рвали в клочья фасадное покрытие надстройки, а, возможно, и саму стену, единственную достойную преграду на пути всепроникающего роя раскаленных добела металлокерамических сердечников. Тяжелых и тонких жал, успевающих за миллисекунды полета стряхнуть с себя всё напускное, маскирующее тонкой скорлупой алюминиевой оболочки истинную суть и главное предназначение. То единственное, что составляло смысл их недолгой жизни, что было и целью, и средством. Ибо рождены они были лишь для того, чтобы вернуть долг собственным создателям. Долг смерти и долг разрушения. Но пули были не виноваты. Они лишь честно выполняли свою работу. Работу, порученную им людьми. Теми, кто их создавал в тиши кабинетов и облачал в чешую патрона под грохот цехов автоматических линий, кто складывал их в темную пустоту "цинков"-хранилищ, кто набивал ими патронные ленты, а потом запихивал в стальное чрево затворных коробок. Теми, кто отправлял их в стремительный и яркий полет. Последний полет. Полет к цели. А вот достойна ли эта цель разрушения и гибели, решали уже не они. Решали люди…

Свое решение лейтенант принял почти мгновенно. У кого больше маневра, тот и опаснее. А, значит, что? "Значит, не распыляемся и валим сначала всех, кто в воздухе, а уж затем разбираемся с остальными". Это правильно, это закон, это опыт тех, кто не сгорел в воздушных сражениях, кто вышел победителем из схваток с врагом или просто выжил после десятка-другого боевых вылетов. Но сейчас в кабине советского Яка находился не умудренный жизнью боец, а тот, кому лишь недавно исполнилось восемнадцать, тот, кому пока еще очень хотелось объять необъятное. И потому, отзываясь на короткое движение рук пилота, самолет уходит вправо, делает горку, на доли секунды меняя вектор атаки, и вновь встает на боевой курс. Новый и гораздо более выгодный. И расклад теперь совершенно иной. Теперь в рамку прицела попадают сразу две цели: и "вертушка", и один из громоздких коробкообразных джипов. "Вот теперь хорошо. Работаем по-взрослому".

Лейтенанту повезло. Шум мотора советского истребителя совсем потерялся в злобном рычании вражеских пулеметов и гуле вращающихся вертолетных винтов. Да и заход со стороны солнца оказался верным решением. Противник заметил опасность слишком поздно. Тогда, когда трассы очередей из двух УБС и одной ШВАК уже протянулись к заявленным целям пульсирующими огненными дорожками. Тогда, когда спастись было уже невозможно.

"Вертушке", коей выпала сомнительная честь первой попасть под раздачу, напрочь снесло половину хвостовой балки вместе с рулевым винтом и обоими стабилизаторами. Потерявший управление аппарат моментально вошел в режим разворота. Причем, разворота жесткого, ничем и никем не контролируемого. Высота, правда, была небольшая, и потому легкая машина умудрилась не рассыпаться сразу на отдельные фрагменты, а осталась целой. Относительно, конечно, целой и лишь на время, поскольку, лишившись балки, обоих винтов и надломив полоз шасси, она завалилась набок, перекорежив самопальный пилон боевой подвески и смяв дополнительный топливный бак, запасливо прицепленный к фюзеляжу. Разлившийся керосин вспыхнул секунд через десять, тогда, когда до него дошла огненная волна от запоздалого взрыва одного из автомобилей. Того, что попал под очередь из березинских "крупняков" следом за "вертушкой". Ведь, как оказалось, бронебойно-зажигательные пули имелись не только у бандитов — у советского истребителя их тоже хватало.

Момент начала локального апокалипсиса летчик пропустил, так как был занят другим, более важным делом — боевым пилотажем. Развернуться следовало максимально быстро, пока противник не прочухался и не организовал местный вариант ПВО со стрельбой из всех имеющихся стволов по низколетящей цели. Поэтому лейтенант не стал повторять маневр с заходом от солнца, а резко ушел вправо-вверх и уже затем, после переворота со скольжением, вновь ринулся на врага. Только не с запада, а с юга, точнее, с юго-востока, от городских построек. Новой первоочередной целью теперь выступал второй, не задетый ранее джип. Пулеметчик на нем успел кое-как сориентироваться, развернул похожий на недоразвитую лейку ствол в сторону снижающегося Яка и даже открыл огонь. Огонь плотный и отнюдь не олимпийский.

Однако на этом познания "фашей" в тактике противодействия летательным аппаратам, по всей видимости, и закончились. Неверно взятое упреждение и оптическая иллюзия прямолинейности курса атакующего "в лоб" истребителя сыграли с первым номером расчета НСВ злую шутку. Последнюю в его жизни. Впрочем, как и в жизнях тех, кто рассредоточился сбоку по фронту и сзади, под прикрытием кажущегося таким надежным кузова. Ибо для движущегося по нисходящей параболе Яка все посылаемые ему навстречу пули проходили существенно выше курсовой траектории, представляясь гипотетическому стороннему наблюдателю всего лишь одним из вариантов праздничного салюта. А вот ответные подарки в виде 12,7 миллиметровых бронебойных зажигалок и трассеров, разбавленных осколочно-фугасными снарядами авиапушки, были не только весомее в суммарном выражении, но и не в пример точнее. Впрочем, неудивительно — по неподвижным целям стрелять гораздо сподручнее, даже через винт, сверяясь с допотопным прицелом самолета времен войны семидесятилетней давности.

В итоге второй внедорожник, аналогично первому, через несколько секунд превратился в груду искореженного, весело полыхающего металлолома. Не посчастливилось и одиночным "немоторизованным" бандитам. Часть из них накрыло пулями и осколками, часть сгорела в огне разлившегося топлива. Последние трое, видимо, самые умные, попытались укрыться от авианалета за стеной, идущей вдоль прохода к ангару. Вот только не учли они одного. Того, что второй заход Як-7Б совершит с другого ракурса. И потому рассредоточились "фашики" не по восточному, а по западному краю прохода. За что, собственно говоря, и поплатились. Все хитромудрые так и остались лежать на отмостке, холодные и печальные, отмеченные несовместимыми с жизнью повреждениями.

Что ж, лейтенант мог быть доволен — враги кончились. По крайней мере, в пределах прямой видимости. Жаль, правда, что вместе с ними кончились и боеприпасы. Но на нет, как говорится, и суда нет, — теперь можно было со спокойной душой заходить на посадку. Хотя какое уж тут спокойствие? Ведь неизвестно, что там, в ангаре. "Может, там… всё плохо. Может, и Ольга, и Антон… может, им… помощь нужна". О самом страшном летчик боялся даже помыслить.

Конечно, лучше всего было бы завести Як прямо в проход, поближе к воротам, но горящее топливо и разбитые машины полностью перегораживали подъезд. Поэтому пришлось остановиться поодаль. Перезарядив ТТ, лейтенант сдвинул колпак фонаря. Трап к кабине никто подвезти не догадался, так что оставалось только одно — самому соскакивать на крыло, а затем на землю. Ну и дальше опять же на своих двоих — свободного транспорта под рукой, увы, тоже не оказалось. Впрочем, не только его: "Восемь патронов, плюс еще один, в другом магазине. Черт, хорошо же я тогда на дороге пострелял".

Скудный боезапас не располагал к активным действиям, однако и противников не наблюдалось, так что беспокоиться пока было не о чем. "Что поделать, придется воевать тем, что есть. Авось не понадобится".

Пилот ошибся, повоевать всё же пришлось. Четыре ценных патрона ушло на то, чтобы добить четверых еще подающих признаки жизни "фашей". Патроны, конечно, жаль, но оставлять за спиной врагов ни к чему — примета плохая, да и для здоровья полезней. "Всех, кто шевелится, — в расход. В голову, с гарантией".

Почти добежав до линии зданий, лейтенант был вынужден притормозить. Пара коротких очередей со стороны прохода заставили его плюхнуться на бетон и заозираться. Стелящийся по земле дым от горящего джипа слезил глаза, но позволял не опасаться прицельного огня невидимого противника. Кто стрелял и в кого, было неясно, и летчик посчитал, что прежде чем соваться в пекло, стоит всё же хоть немного прояснить обстановку. Сквозь черную пелену почти ничего не удавалось разобрать, однако при очередном легком порыве ветра в дымном прогале мелькнула какая-то тень. Какая-то темная фигура, вдали, возле ворот ангара. Мелькнула и исчезла во внезапно открывшемся дверном проеме. Всё это было довольно странно. "Не мог же он сам спокойно войти — наверняка, впустили. Но зачем? И кто это был? Неужели кто-то из наших?" — сумбур мыслей следовало успокоить действием, и потому лейтенант перестал раздумывать, вскочил на ноги и метнулся к проезду.

Быстро обежав по длинной дуге пылающие обломки, он по инерции заскочил за угол восточной стены и, споткнувшись о какую-то железяку, кубарем покатился по бетонным плитам. Видимо, только это его и спасло — пули прошли над головой. Дальше пилот уже не размышлял. Кое-как извернувшись, он, не целясь, на звук, четырежды выстрелил в сторону сваленной у стены груды мешков, заполненных то ли песком, то ли окаменевшей цементной смесью. Дальнейшие нажатия на спусковой крючок уже ни к чему не приводили — вставший на затворную задержку пистолет лишь сиротливо покачивал оголенным стволом в такт движениям пальцев. Только после третьего или четвертого подряд нажатия до лейтенанта, наконец, дошло, что патроны кончились. Осторожно приподняв голову и поморгав слезящимися глазами, он посмотрел, куда стрелял. Там, среди мешков, в скрюченной позе лежал человек. "Готов, сволочь!". Рядом валялось оружие — укороченный автомат неизвестной конструкции.

Подобравшись поближе, летчик тяжело привалился к стене. Пальцы дрожали, саднил ушибленный локоть, болели колени. Наверное, впервые за этот длинный день лейтенант осознал, как же он всё-таки устал. Вставать не хотелось, куда-то бежать — тоже. Выщелкнув пустой магазин, летчик сунул его в нагрудный карман, достал другой, тот, который с последним патроном, и аккуратно вставил в рукоять, сняв затвор с задержки. Простые движения, заученные, доведенные до автоматизма, позволили хоть на чуть-чуть снять накопившееся напряжение и ощутить, как нервная дрожь уходит, а панические мысли постепенно теряются в отголосках сознания. Сделав пару глубоких вдохов, лейтенант поднялся на ноги, покривился от боли в коленях и несколько раз мотнул головой, потяжелевшей от избытка кислорода в крови. Когда кружение прошло и в глазах прояснилось, он аккуратно обошел мешки и двинулся к воротам. Осторожно, вдоль стеночки, пригибаясь, стараясь держаться в тени заходящего солнца. И уже у самого входа в ангар, с досадой подумав: "Черт, надо было автомат бандитский взять. С одним-то патроном много не навоюешь".

— Стреляй! Да стреляй же!

— Не могу!

— Почему?

— А ты посмотри получше!

— Ох, ёшки-матрёшки!..

Действительно, стрелять было как-то не с руки. Во-первых, патронов в магазине оставалось всего ничего, то ли три, то ли пять. Сколько точно, Ольга сказать не могла — банально со счета сбилась. А во-вторых, н-да, во-вторых…

…Начался этот бой просто и как-то буднично. Короткая очередь в три патрона и всё, человек в красноармейской форме сложился пополам и рухнул возле контейнера. А сверху Антоха вжарил по тем, кто на крыше. Пять-семь секунд, и там уже никого. В смысле никого живого. Зато потом началось. Два "Гелена" с выдвинутыми пулеметами вылетели на открытое пространство и, встав уступом, принялись обрабатывать стену заброшенного склада. В основном, конечно, досталось фонарной надстройке, где укрывался брат. Стекол там не было, одни щели, больше похожие на бойницы, на разной высоте, хаотично разбросанные по всему фонарю. И стены были весьма солидные, бетонные, толщиной до полуметра, а то и поболее. И не только там, но и во всем ангаре. Зачем одноэтажный склад выстроили таким прочным, Ольга никогда понять не могла, а дядя Сережа лишь многозначительно усмехался, глядя на ее потуги разобраться в вопросе. Но сейчас это оказалось на руку. Шуму много, а вот пробитий — ни одного, только отдельные рикошеты от стенок бойниц, да и те неопасные — толстый слой газобетона вместо штукатурки хорошо гасил кинетическую энергию залетающих в проемы пуль.

Достать бандитские авто возможности не представлялось. Дистанция в триста-триста пятьдесят метров для АПБ была великовата, впрочем, для антошкиного "Бизона" — тоже. Нет, стрельнуть, конечно, можно, вот только толку от такой стрельбы никакого, один расход боеприпасов. А их и без того мало: на полтора магазина у Антона и на два с четвертью у Ольги. Одно радует, патрон один и тот же, обычный "Макаров", девять на восемнадцать, так что меняться можно, если припрет. "Ну вот, накаркала, сейчас точно припрет!"

Под прикрытием пары "Утесов" бандиты пошли на штурм. Зигзагом и перебежками, от стены к стене в нешироком проходе, косясь вверх, на надстройку. "Идиоты! Думаете, оттуда Кондратий придет? Ошибочка вышла, господа хорошие!"

Когда дистанция сократилась приблизительно до ста метров, девушка открыла огонь. И даже не заметила, как магазин опустел. "Дура! Патроны считать надо!". Быстро перезарядившись, вновь прильнула к бойнице возле ворот. Ага, одного она всё-таки достала, еще двоих зацепила. Остальные откатились назад и укрылись за мешками и бочками, сваленными вдоль стен. По всей видимости, нападавшие так и не поняли, откуда им прилетело, так как по-прежнему целились вверх, поводя влево-вправо стволами укороченных автоматов. В принципе, оно и немудрено ошибиться, ведь стук затвора АПБ только вблизи и расслышишь, и пламя наружу не выходит, так что определить позицию стрелка весьма и весьма проблематично, разве что наугад, случайно. Да еще Антон, дождавшись паузы в пулеметном грохоте, выпустил пару очередей по засевшим внизу "фашам". Те тут же отозвались бодрой стрельбой из всех стволов. Не сдержавшись, Ольга тоже трижды нажала на спусковой крючок. Правда, на сей раз ни в кого не попала, напугала только — бандиты отступили за угол. "Черт, полмагазина, как корова языком…". Однако теперь можно было слегка передохнуть и снова перезарядиться, то бишь, добить магазин остатками патронов. "Восемнадцать штук, вот и вся радость. Н-да".

— Тошка, патроны экономь!

— Понял!

Через несколько секунд шквал огня вновь обрушился на многострадальную надстройку, и вновь "фашики" пошли на штурм, но на этот раз как-то вяло, без огонька. Всего лишь четыре очереди по наступающим, и они отскочили назад, за угол, даже не пытаясь затаиться вдоль стен. Нехорошее предчувствие молнией скользнуло по сознанию девушки.

— Антон! Крыша! Крышу держи!

— Хоро… Ах ты ж, блин! Ну, суки, получите.

Наверху что-то приглушенно бабахнуло, а затем дважды пролаял "Бизон".

— Чего там?

— Да… по лестнице пожарной лезли… двое. Хрен им с маслом! У нас там сигналка под площадкой, помнишь? И МОНка за парапетом. Так что первому полруки зараз отхватило. И полбашки заодно. Ну а потом и я добавил, ха… чуток.

— Молодец! Сейчас, небось, снова понизу пойдут. Следим вместе.

— Ага…

Но нового штурма Фомины не дождались. Буквально пара секунд, и обстановка изменилась радикально — над полем боя появился советский истребитель. Появился, и лишил "фашей" шансов. Всех шансов. И — победить, и — смыться.

Сначала рванул дальний джип, разметав скопившихся рядом бандитов. Не сразу, конечно, — перед взрывом его изрядно покромсало пулями и снарядами. Но рванул он всё равно хорошо, с фейерверком из разрывающихся в пламени боеприпасов. В свете такого безобразия ближняя "коробка" тут же прекратила обстреливать ангар, и пулеметчик принялся разворачивать хобот "Утеса" в другую сторону. Туда, откуда, по всей видимости, следовало ожидать следующей атаки.

Пока он суетился на крыше авто, пятеро стрелков заняли позиции у машины, а остальные кинулись к проходу, из которого сами же только что выскочили, спасаясь от прицельных выстрелов обороняющихся в ангаре. Трое прижались к стене справа, укрывшись за штабелями досок и бочками, а еще трое подбежали поближе к воротам и рассредоточились по обеим сторонам возле ржавых контейнеров. Зря они, конечно, это затеяли. Видать, с мозгами проблемы возникли, в полный рост, забыли дурни о том, что в ангаре вовсе не дружбаны их сидят, а совсем даже наоборот, бойцы "Красной Армии". Ведь той же Ольге всего-то и надо было, что сделать три шага в сторону от бойницы, пошарить рукой по стене, найти щиток, открыть дверцу и дернуть рубильник за обтянутую изолентой рукоять. А дальше еще проще — дождавшись громкого "бум!!!", вернуться на место и удовлетворенно кивнуть, рассмотрев дело рук своих. Оба контейнера всмятку, а клиенты… клиентов совсем не видно, только сапог валяется посреди проезда. Один и, возможно, даже с ногой внутри. Отдельно от хозяина. Ну да не беда, хозяину теперь уж точно всё равно. Он в пыли потерялся, вместе с дружками.

Когда поднятая ударной волной пыль осела на землю, огненная феерия продолжилась. Серебристая тень скользнула над крышами, а через секунду новая вспышка осветила темный тупичок проезда. Полыхнул второй "Гелен", тот, который ближе. Был. Второй и последний — других, по крайней мере, ни Ольга, ни Антон не заметили. И враги, кажется, тоже закончились, все разом. Хотя нет, вон еще трое бегут. Правда, как-то странно, как будто двое третьего не то тащат, не то охраняют. "Им тут что, медом намазано? Всё лезут и лезут. Нет уж, граждане, мы вас в гости не звали!". Ольга подняла ствол и принялась ждать, когда эта тройка подгребет поближе. Жаль, правда, было на них последние патроны тратить.

— Антон, видишь, трое бегут?

— Ага, вижу.

— Снять сможешь? А то у меня совсем пусто, разок стрельну и всё, привет.

— Сделаем.

Сверху раздалось негромкое "Эх, три веселых феечки!" и сразу за ним треск недлинной, на семь-восемь патронов, очереди. Под ногами бегущих заплясали фонтанчики, а затем левый из тройки словно бы споткнулся и через мгновение неловко опрокинулся на бетон, выронив из рук автомат. А вот дальше уже пошли непонятки. Оба оставшихся притормозили, а затем тот, кто бежал в центре, неожиданно оттолкнул сопровождающего, бросился наземь и, подхватив оружие упавшего, несколько раз выстрелил одиночными по напарнику. И, видимо, удачно, поскольку третий пошатнулся, сделал пару шагов назад, а потом подогнул колени и завалился на спину, исчезнув из вида за грудой каких-то мешков, сложенных у стены. Оставшийся в живых человек повернулся к воротам, развел руки в стороны, а затем медленно поднял их, удерживая трофейный автомат за ремень у цевья.

— Стреляй! Да стреляй же! — возиться с пленными Ольге совершенно не хотелось, а на всякие там конвенции ей было глубоко наплевать, поскольку "фаши" этим тоже никогда не заморачивались.

— Не могу!

— Почему?

— А ты посмотри получше!

— Ох, ёшки-матрёшки!..

И действительно, стрелять было как-то неловко. Во-первых, патронов в магазине оставалось всего ничего, то ли три, то ли пять. А во-вторых, н-да, во-вторых, ей удалось рассмотреть этого третьего. "Тарас Свиридяк!? Вот это номер!".

— Ладно, пускай сюда идет, — проворчала девушка, решив, что стрелять по заместителю начальника Особого отдела — это и впрямь перебор, даже имея на то приказ майора.

Повинуясь указанию сестры, Антон выглянул в одно узких окон фонаря и махнул застывшему с поднятыми руками Тарасу. Свиридяк понял сигнал правильно, поскольку опустил автомат и, перехватив его поудобнее, осторожно двинулся вдоль стены к воротам. Метров за тридцать он перешел на бег, видимо, торопясь побыстрее покинуть опасную зону. Влетев в открытую Ольгой дверь, особист устало прислонился к тяжелой воротине и пробормотал с ухмылкой:

— Ну, слава богу, что не подстрелили меня, как этих, — Тарас дернул плечом и покосился в сторону двери.

— Потом спасибо говорить будешь, — без особой радости в голосе ответила Ольга. — Лучше объясни, как ты тут вообще очутился.

— Как, как, мимо проходил! — раздраженно бросил Свиридяк и, оттолкнувшись от ворот, зашагал вглубь помещения. — Кстати, можете не дергаться. Снаружи больше никого нет, в смысле, живых.

Девушка поглядела наверх, на Антона, махнула ему рукой, чтоб спускался, а затем направилась за особистом. Тот тем временем подошел к столу с приборами, взял в руки самодельный ключ для морзянки и брезгливо поморщился:

— Детские игрушки. И на кой Васильичу всё это нужно было? Впрочем… ему теперь уже всё равно.

Ольга уже открыла было рот, чтобы как-нибудь съязвить по поводу игрушек, но в этот момент до нее внезапно дошел смысл только что произнесенных слов. Девушка медленно провела рукой по лбу, покачнулась, а потом, сделав шаг вперед, уперлась в столешницу и расширившимися глазами посмотрела на Свиридяка.

— Что!? Что ты сказал!?

Особист вздохнул, уселся в жесткое кресло и достал сигарету. Повертел ее в пальцах, не глядя на девушку, затем еще раз вздохнул и щелкнул зажигалкой, прикуривая. Несколько секунд в ангаре стояла гнетущая тишина. Подошедший Антон положил руку сестре на плечо и тоже посмотрел на Тараса.

— Что … с дядей Сережей? — тихо переспросила Ольга. Свиридяк жадно затянулся, выпустил кольцо дыма, и четко с расстановкой проговорил:

— Майор Бойко погиб.

Девушка опустилась на стул. Зарыдать и забиться в истерике она не смогла, хотя хотелось. Спазм, неожиданно сдавивший горло, не давал возможности ни вздохнуть, ни вытолкнуть из себя подступивший к гортани комок. Одинокая слезинка скатилась с ресниц и медленно поползла по щеке. Потом еще одна, и еще. Сил не было даже на то, чтоб протереть лицо, — безвольно сложенные на коленях руки лишь нервно теребили полу гимнастерки. Дядя Сережа, Сергей Васильевич Бойко, майор, комбат, самый близкий ей человек в этом мире, и… погиб. Нет, есть еще, конечно, Антон, Леся и еще, может быть… летчик, но… дядя Сережа. Ольга не верила, не могла поверить в такой исход.

Подняв заплаканное лицо, она, наконец, сглотнула, выпрямила спину и произнесла каким-то незнакомым хриплым голосом:

— Как это… случилось?

Тарас встал, прошелся вдоль стола, затянулся еще разок и приступил к рассказу:

— Я с вашими возле Мечетки встретился. Дальше мы с майором в машине поехали. Там с нами еще двое были. Эти, как их… Марик и Макарыч. А танк через рощу двинул, правее. Хм, танк… слезы одни, а не танк. Кстати, где вы его раскопали, древность такую? — Свиридяк очертил огоньком сигареты контур танка и с любопытством поглядел на Ольгу.

— Неважно, — ответил за сестру Антон. — Дальше что?

— Дальше? Хм, дальше всё просто. Выскочили на площадь, покромсали "фашей" немеряно и в башню. Помните, есть там рядом такая? Ну вот, на техэтаж забрались и отстреливать стали всех, кто высунется.

— А танк?

— А что танк? Он внизу резвился. Два БэТээРа ухандокал, удивительно даже, как сумел. Потом его, правда, тоже приложили. Вроде бы из граника, точно не знаю, но, кажется, сгорел он. Врать не буду, не видел, но, думаю, что где-то там и остались танкисты ваши. Такие дела.

— Ну а вы?

— Мы? — Тарас на секунду прервался, бросил на пол бычок, затушил ногой, притопнул. — Хреново с нами всё вышло. Усатый, ну, тот, что Макарыч, вниз пошел лестницу рвать. Там его и накрыло — сам видел. А потом… потом и нас прихватили. Говорил же, блин, Васильичу, за крышей следить надо. Не послушал он меня. А зря. "Фашики" на крышу десант высадили, с вертушки. "Зарей" шарахнули и повязали всех. И меня, и майора, и молодого. Мордой в пол, и всё — не рыпнешься.

Свиридяк развел руками и вновь принялся расхаживать туда-сюда, бормоча под нос какие-то ругательства. И Ольга, и Антон молчали, глядя исподлобья на особиста. Наконец, Тарасу надоело топтать пол, и он остановился, резко развернувшись к слушателям.

— А что я мог сделать!? — брызжа слюной, бешено вращая глазами, прокричал он прямо в лицо отшатнувшейся Ольге. — Самому на крышу лезть!? Так я и полез, без приказа! Вот там, на выходе, меня и взяли под белы рученьки! Пискнуть даже не успел, мать его… — Свиридяк нервно дернулся, скривился, как от зубной боли, а потом весь как-то поник и продолжил скучным бесцветным голосом. — Короче, расстреляли Васильича. И молодого тоже. А меня в вертолет запихнули. Видимо, как самого для них ценного. Вот так вот.

Тарас замолчал. Замолчал так, что можно было услышать, как жужжит муха, заплутавшая среди стеллажей. Вот только не было их, мух, и некому было жужжать на этом заброшенном складе. Были только люди. Двое, Антон и Ольга, оцепеневшие, растерянные, оглушенные страшным известием. И еще третий, что хитро щурился и прятал глаза. Вот только можно ли было назвать его… человеком? Наверное, нет. Ему бы больше подошло другое название. Особь. Тварь. Вирус… Чужой!

— Ладно, — прервал затянувшуюся паузу особист. — Давайте решать, что делать будем. Здесь оставаться нельзя, база ваша раскрыта. В общем, уходить надо. Так что…

Поток слов остановила внезапно хлопнувшая входная дверь. Скинув с плеча автомат, Тарас быстро передернул затвор и направил оружие в сторону ворот. И даже успел нажать на спусковой крючок. Однако в цель не попал — спохватившийся Антон подбил ствол, и пули прошли выше вбежавшего в ангар человека.

— Не стрелять! — истошный крик Ольги прозвучал одновременно с выстрелами. Резко вскочив со стула, она бросилась к двери и буквально вцепилась в руку с зажатым в ней пистолетом.

— Живой…живой, — прошептала девушка, глядя в глаза растерянному лейтенанту, а затем обхватила его обеими руками и зарыдала, уткнувшись лицом в запыленный комбинезон пилота. — Живой.

— Ну что ты, что ты, — бормотал летчик, осторожно поглаживая красавицу по плечам, по спине, вдыхая терпкий запах волос, краснея и бледнея одновременно. — Всё хорошо. Все живы. Все хорошо.

— Дядя Сережа погиб, — внезапно отстранившись, выдохнула Ольга.

— То есть как погиб? — удерживая девушку за плечи, удивленно спросил лейтенант. — Он же… Я же видел его… там, на башне. Это же он мне приказал сюда лететь.

— Приказал!?

— Ну да. Он мне винтовкой махал, чтоб я, значит, сюда летел. А потом ты еще по радио передала, что вас атакуют.

— Атакуют, значит? — девушка зло сощурилась и, выскользнув из рук летчика, потянула из кобуры АПБ. Повернувшись к особисту, она подняла пистолет и не предвещающим ничего хорошего голосом поинтересовалась:

— Так ты говоришь, расстреляли его? Странно, не правда ли?

— Ну… так, — Тарас действительно выглядел ошарашенным. — Приказ я слышал. Расстрелять его приказали. Видеть, правда, не видел, но…

Осекшись на полуслове, Свиридяк с недоуменным видом посмотрел на направленные в его сторону стволы, нахмурился и передернул плечами. Однако через пару секунд неожиданно откинул назад голову и громко расхохотался:

— Ну, майор, ну, молоток! Вывернулся-таки, черт старый! Жив, выходит, курилка! Уважаю!

Отсмеявшись, он протер рукой покрасневшее от натужного веселья лицо и выступившие в глазах слезы, а затем снял с плеча трофейный ПП и, держа его за ремень, протянул Ольге:

— На, держи. Держи, держи. Если не веришь мне, можешь забрать его. Обойдусь как-нибудь без оружия. Нам ведь сейчас не лаяться, а выбираться отсюда надо. Этим, может, как раз Васильичу и подмогнем. Это-то хоть вам понятно?

— Вроде не врет, — пробурчал Антон. — Нам ведь и вправду уходить надо.

— Ты, Оля, не злись, — вкрадчиво продолжил особист. — Я ж понимаю. Ты мне всё, видать, тот случай простить не можешь, когда я …

— Да причем тут тот случай? — с досадой проворчала девушка, опуская пистолет и поправляя упавший на глаза локон. — Ладно, проехали. И вообще, мне твое оружие ни к чему. Себе оставь эту тяжесть, авось, пригодится.

— Ну и хорошо, — довольно осклабился Свиридяк, возвращая автомат на место. — Кстати, кто это? — он кивнул в сторону лейтенанта. — Может, познакомишь?

— Лейтенант Микоян, — козырнул летчик.

— Что ж, будем знакомы. Капитан Свиридяк, особый отдел.

Летчик засунул ТТ в кобуру и пожал протянутую руку. Честно говоря, не нравился ему этот особист. Почему — не ясно, но вот не лежала душа, и всё тут. И пожатие у него неприятное, рука влажная и скользкая какая-то, будто норовит в любой миг то ли отдернуться, то ли, наоборот, вцепиться клещами. Однако проявлять недовольство лейтенант не стал: "Всё же одно дело делаем, пусть и по-разному".

Тарас тем временем вновь повернулся к Ольге:

— Транспорт тут у вас есть?

— Есть. УАЗ "буханка". Только вот горючки — кот наплакал.

— Что, совсем нет? — хмыкнул Свиридяк, указав на стоящие в проходах ряды разнокалиберных бочек и коробок. — А это тогда что?

— Пустышки, — отозвался Антон, пнув ближайшую емкость. Та в ответ прогудела металлическим гулом. — Сюда, похоже, весь хлам свозили. Всё, что выбросить жалко.

— А хранилище тогда где!? — совершенно неподдельно изумился особист.

— Какое хранилище?

— Так вам что, майор ничего не рассказывал!?

— А что он должен был рассказать?

— Ну…э-э, — Свиридяк замялся. — Слухи ходили… разные.

Ольга подняла бровь и недоуменно посмотрела на Тараса. Взглядом, каким обычно смотрят на какого-нибудь диковинного зверя, такого, как, например, дрессированный тюлень, что вертит носом мяч на потеху публике, а взамен получает дохлую рыбку из пластмассового ведерка.

— Вы, Тарас Степанович, шутить изволите? Да ежели б тут и впрямь было тайное хранилище с ядрен-батонами, про которое ребята уж пятый год байки травят, так неужто б мы здесь одни без горючки и патронов сидели?

— Ну… в общем, да. Ты права, ерунда всё это. Хорошо, показывай, где тут УАЗик ваш обретается.

— Там, ближе к концу, за стеллажами.

Особист кивнул и двинулся в указанном направлении, сопровождаемый девушкой и лейтенантом. Антон остался на месте, получив от сестры ЦУ насчет сбора барахла и подготовки к эвакуации.

Тарас шел нарочито медленно, то и дело останавливаясь, проверяя содержимое попадающихся по пути коробок и ящиков, словно не веря в слова об отсутствии на складе чего-нибудь ценного. При этом он что-то невнятно бормотал себе под нос и тер рукой шею. "Ругается, наверное", — думала Ольга, глядя на особиста. — "Ну и черт с ним!".

Но, на самом деле, Свиридяк вовсе не ругался. Он лихорадочно пытался просчитать сложившийся расклад, не самый для него благоприятный. "Так, крысеныши ничего не знают. Хреново… Майор, сука, так им ничего и не рассказал. А я, м…к, чуть не прокололся из-за этого идиота-летчика. И откуда он только взялся, скотина?.. Ладно, будем думать, что дальше. Майор выжил. Это хорошо. Он теперь ключевая фигура. И раскрутить его можно только через молодняк. А, значит, что? Значит, будем брать в оборот девку и мелкого. Летуна — валить, он лишний. Хотя… эта дура к нему, кажется, неровно дышит, может заистерить… А, хрен с ней, пущай истерит! Так даже лучше, меньше соображать будет… Выходит, выезжаем отсюда, мелкого — за руль, бабу — рядом. Я с летуном сзади. Как к мешкам подкатим, заставлю тормознуть — типа, дорогу проверить. Летчика валю сразу, из МСП, по-тихому. Смешно — мне этот пистолетик майор сам в руки отдал. Ирония судьбы, однако… Так, дальше… дальше ствол девке в голову упираю, а Вазген щенка оприходует. Черт, сволочь этот крысеныш, Мосластого с крыши завалил. Жаль, втроем было б полегче контроль держать. Ну да ладно, что есть, тем и играем. Значит, вяжем обоих и обратно — ждем майора. Транспорта у него нет, в Иловлю он вряд ли попрется. Сто пудов, сюда дернет, а тут мы, ха-ха. Интересно, сколько ему времени понадобится? Часа три? Или четыре? Ладно, подождем, время пока есть. Ну а потом… потом по обстановке. В любом случае, живых никого остаться не должно… Н-да, видимо, и Вазгена опосля придется тоже… того, чтоб концы — в воду. Ну что ж, шансы есть, и неплохие. Будем играть. По-крупному".

Повеселевший Тарас бросил считать пустые коробки и решительно зашагал по проходу, насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик и почти не прислушиваясь к разговору идущих позади него девушки и лейтенанта. А зря!..

— Володя, а там как, страшно было?

Оля шла рядом с лейтенантом, придерживая его за локоть и тихо млея от счастья. Дядя Сережа жив, и Володя, ее Володя — тоже. Теперь она уж точно его никуда от себя не отпустит. Ну, разве что на операцию боевую. Хотя нет, на операцию они вместе пойдут. И пусть только попробует отказаться. Вместе — и точка. Навсегда. И вообще, скоро всё будет хорошо, не может не быть.

— Да нет. Там всё просто было. Прилетел, сбил одного, а дальше товарища майора увидел. На башне. Ну и сюда потом.

Лейтенант шел рядом с девушкой и боялся. Боялся спугнуть то, о чем мечтал. Мечтал, наверное, всю свою жизнь, только не знал об этом. Невероятное, волнующее и одновременно пугающее ощущение счастья, того, чего ему так не хватало раньше, до встречи с ней… с Олей. Тонкие девичьи пальчики аккуратно придерживали Володю за локоть, буквально касались. И от этих прикосновений летчика бросало то в жар, то в холод. И не было нужды что-то говорить — зачем, когда хватает одних эмоций, тех, что звучат без слов. Тех, что можно отдать целиком, без остатка. И получить взамен. Теплоту и нежность, что накатывают волной и заставляют душу петь. Во весь голос. И радоваться, что всё хорошо, всё будет хорошо, не может не быть.

— Ой, а как же ребята? — Оля неожиданно вздрогнула и на мгновение сжала руку пилота, поворачивая к нему обеспокоенное лицо.

— Ребята? — рассеянно переспросил лейтенант, вновь выпадая в реальный мир.

— Да. С ними что? — в голосе девушке прорезались тревожные нотки.

— Черт! Черт! — Володя нахмурился, отчего у него меж бровей пролегла тонкая вертикальная складка. — Не знаю, Оль. Думаю, надо быстрее выбираться отсюда. И туда, чтоб выяснить. Может, товарищ майор расскажет? Ну, когда встретим его.

Ольга отпустила локоть летчика и закусила губу в задумчивости. Лейтенант же откровенно ею любовался, искоса, чуть наклонив голову, пытаясь уловить переменчивую красоту движений.

— Так, надо бы поторопить Тараса, чего он там телепается, — теперь девушка была сама решительность. — Кстати, как там снаружи, спокойно всё? Всех "фашей" положили?

— Вроде да. Последний возле мешков сидел, я на него еще полмагазина угрохал.

— Стоп! Каких мешков? — Ольга внезапно сбилась с шага и, схватив лейтенанта за руку, развернула его к себе. Володя притормозил и недоуменно посмотрел на девушку.

— Каких мешков? — повторила она вопрос, понизив тон и мельком глянув на особиста. Но тот явно не обращал внимания на разговоры сзади, всецело занятый инспектированием складского имущества.

— Ну-у… тех, что у входа. То есть, въезда в тупичок наш. Если отсюда смотреть, то слева в самом конце, вдоль стены, до угла метров десять. А что? — почувствовав напряжение девушки, Володя тоже слегка "убавил громкость". И хотя он пока не понимал, в чем проблема, но спорить не стал и решил довериться Ольге.

— Не останавливаемся, идем дальше. Спокойно, — шепнула девушка и вновь двинулась вдоль стеллажей, подхватив лейтенанта под руку. — Он там один был?

— Да, один, — Володя принял игру и стал отвечать коротко и по существу.

— Целый, не раненый?

— Живой, резвый, вооруженный.

— Как же ты справился с ним?

— Случайно. Споткнулся я, вот он и промазал. А я — нет.

От короткого взгляда, брошенного Ольгой на лейтенанта, взгляда женщины, наполненного гордостью за своего мужчину, сердце застучало так, как если бы оно собиралось выпрыгнуть из груди. Под этим взглядом Володя готов был горы свернуть. Свернуть, срыть их до основания, а потом возвести на новом месте, в том же виде. Заметив восторг в глазах лейтенанта, девушка лукаво улыбнулась, но тут же, словно опомнившись, нахмурилась и приглушенно произнесла:

— Не отвлекайся. Отходи влево и оружие приготовь. И следи внимательно за этим гадом.

Володя кивнул, сделал два шага в сторону и, расстегнув кобуру, медленно вытащил тэтэху. Позабыв главное — снять пистолет с предохранительного взвода. Увы, с влюбленными и не такое бывает.

— Тарас! — голос Ольги прозвучал отчетливо и хлестко, будто щелчок кнута.

Ушедший метров на пять вперед Свиридяк вздрогнул и слегка покачнулся, делая очередной шаг. Рука его при этом машинально скользнула к автомату, однако застыла на полпути, перехваченная жестким приказом:

— Стоять, не двигаться!

— Стою, — пробурчал Тарас, останавливаясь и пытаясь одновременно развернуться, незаметно перемещая оружие с плеча на живот, под более удобный хват.

— Стоять, я сказала! Стреляю без предупреждения! Руки за голову!

Подпущенные нотки истеричности сыграли свою роль — Свиридяк замер, медленно и осторожно подняв руки и приложив их к затылку.

— Так, хорошо. А теперь медленно поворачиваемся… Я сказала, медленно!.. Поворачиваемся и кладем оружие на землю… Вот так. Молодец, капитан… Ближе, ногой подтолкни.

Особист шаркнул ногой, отталкивая от себя лежащий на полу автомат, правда, не в сторону девушки, а чуть вбок. Сам он при этом тоже немного сместился вправо. Вроде бы естественное движение, но наблюдающий за ним лейтенант заметил, что и Свиридяк, и Ольга оказались на одной линии с маячившим где-то сзади Антоном.

— Не шустри, — глухо произнес летчик, качнув пистолетом.

Тарас злобно зыркнул в ответ и шагнул назад, возвращаясь на прежнее место. После чего уставился на Ольгу, сжимающую в руке АПБ. Длинный ствол был направлен четко на переносицу особиста. Поежившись от неприятного ощущения, Свиридяк нервно мотнул головой и прошипел:

— Ты что ж это делаешь, девонька? Под трибунал пойти хоче…

— Молчать! — перебила его Ольга. — Вопросы здесь я задаю.

— Хм? — криво усмехнулся Тарас. — И что же тебе на сей раз не понравилось?

— Второй где заныкался?

— Какой еще второй? — особист сделал вид, что не понял вопроса. Однако дернувшаяся щека выдала его с головой — он явно знал, о чем идет речь.

— Второй твой ухарь, которого ты, хм, вроде как пристрелил? Первого Антоха успокоил, а вот второй… За мешками засел, да нас дожидается?

После этих слов Тарас помрачнел, переступил с ноги на ногу и внимательно посмотрел на девушку.

— Что, нечего сказать?

Свиридяк подвигал челюстью, поморщился, как от горькой пилюли, но, в конце концов, всё же ответил. Вопросом на вопрос:

— А ты… готова слушать?

— Не тяни резину, Тарас. Либо отвечай, либо…

— Что "либо"? Шлепнешь меня?.. И так и не узнаешь, в чем фишка?..

— Ты не ответил на вопрос… гражданин Свиридяк.

— Какой?

— Что ж, могу повторить еще раз. Где второй?

Свиридяк состроил презрительную гримасу и с напускной небрежностью оглядел девушку. Затем лейтенанта, затем снова девушку. Сфокусировал взгляд на черном зрачке ствола АПБ.

— Где второй? Там, где ты и сказала. За мешками. Правда, мне почему-то кажется, что оттуда он уже не выйдет. Я прав? — дождавшись кивка, он продолжил. — Вот видите. Выходит, нет второго. Один я. Н-да, шустрый тебе лейтенант попался, девочка. Уважаю. И откуда только берутся такие?

Тарас покряхтел немного. Вытянув шею, почесал затылок о сложенные на нем руки и вновь посмотрел на Ольгу:

— Может, уважите старшего по званию? Руки-то у меня, чай, не казённые.

— Хорошо, можешь опустить грабалки, — после секундной паузы разрешила девушка. — Только без фокусов. Стреляю я хорошо, ты знаешь.

Володя неодобрительно качнул головой, но возражать не стал. Свиридяк же с видимым удовольствием расправил плечи, широко потянулся, а затем, встряхнув пару раз кистями, ухватился большими пальцами за поясной ремень, сразу став похожим на хитрована-купца, оценивающего товар. И выражение лица у него изменилось. Нахальное такое выражение, самоуверенное, наглое.

— Да-а, недооценил я вас, ребятки, — протянул особист. — Майор, он-то, понятно, волчара знатный. А вот вы… Не ожидал, прямо скажу. Никак не ожидал. Молодцы. Да уж… Ну да ладно, это дело десятое. Тут вопрос в другом… В чем в другом?.. Ну да, ну да, конечно, тут сразу толком и не объяснишь… Хм?.. А давайте-ка, я расскажу вам всё по порядку. Всё, что знаю. Чтоб вопросы, так сказать, снять. Вам это полезно будет. Для лучшего, так сказать, понимания…Ну да, как-то так… Просто тут, э-э, ребятки, дело как бы в том, что…

Тарас всё говорил и говорил, потихоньку-полегоньку продвигаясь вперед, поближе к лежащему на полу автомату. Володя наблюдал за ним, мысленно отмечая каждый шажок, и напряженно думал. "Так, ему только автомат нужен или он где-то на себе оружие прячет? Чем же всё-таки он нас гасить собрался? На ремне пусто. В карманах? Ну разве что нож. Да и то, перочинный, не больше. М-да… Выходит, все-таки автомат. Хорошо. Ждем. Зачем, кстати, Ольга руки ему опустить позволила? Тоже момента ждет, чтоб до конца раскрылся? Ладно, мешать не буду. Хотя по мне, лучше б его сразу шлепнуть. Либо связать для начала, а уж потом лясы точить…".

— Всё, Тарас. Хорош гнать пургу. Поговорили и будет, — Ольга прервала, наконец, поток словесного поноса, которым исходил заливавшийся соловьем особист. — Молодец. Всё, что нужно, я от тебя услышала. Антон! — крикнула она, не оборачиваясь. — Ты как, всё записал?

— Как в аптеке, — отозвался брат, щелкая тумблерами какого-то агрегата. — Чисто. На высшую меру, полагаю, потянет.

— Ну и хорошо, — удовлетворенно произнесла девушка, чуть приподнимая АПБ и нацеливая его прямо в лоб Тарасу. — Показания запротоколированы, свидетели присутствуют, кворум есть. Как раз тройка. А без адвоката мы как-нибудь обойдемся. Короче, слушайте приговор, гражданин Свиридяк Тарас Степанович.

— Ты чего, ты чего? — засуетился Свиридяк, разом потеряв весь свой гонор. — Ты чего несешь? Какая, на хрен, тройка? Лейтенант, ну хоть ты ей скажи, что нельзя так, б…!

— Два шага назад, гнида! — рявкнул лейтенант, глядя в мутные глаза бывшего особиста. Ему было противно, палец на спусковом крючке аж зудел. — И руками не маши, а то ведь не вытерплю — пристрелю до срока!

Тарас замолчал, перестал размахивать руками и сделал два мелких шажка назад. А затем как-то совсем обреченно сгорбился, наклонив голову и опустив глаза, по всей видимости, смирившись с предстоящим.

— Именем Союза… — начала зачитывать приговор Ольга, однако в этот момент сзади раздался встревоженный голос брата:

— Оль, там, кажется, едет кто-то. Мотоцикл, вроде.

— Что? Какой мотоцикл? — спросила девушка, не поворачиваясь.

— Сейчас-сейчас. Пойду гляну, — и в ту же секунду. — Что-о-о!?

Из-за ворот послышался какой-то приглушенный звук или возглас. И тут же тройной, с разрывом, сигнал системы оповещения. И сестра, и брат отреагировали моментально. Вместе. Синхронно. Одинаково:

— Дядя Сережа!!!

Короткий радостный вскрик разделил привычный лейтенанту мир напополам, на "до" и "после". Странным образом. Словно одно осталось снаружи, а другое насильно погрузили в воду, в глубь, в самую толщу.

Будто несущееся там галопом время здесь внезапно вытянулось в струну. Бесконечную, стонущую, гудящую обертонами. Как на сцене театра. На экране кино. В замедленной съёмке.

Картинка за картинкой. Отдельные сцены. Отдельные кадры. Отдельные звуки. Мазки.

Вот ошеломленная Ольга невольно оборачивается, приопуская оружие. Вот одновременно с ней поворачивает голову и сам лейтенант. На миг, на одно короткое мгновение. Но и этого оказывается достаточно. Достаточно для того, чтобы, вернувшись глазами к приговоренному, встретить не понуро опущенные плечи и лысеющую макушку, а злобный, полный лютой ненависти взгляд. И сдвоенный ствол, пялящийся на противника черными, похожими на змеиное украшение кольцами дульных срезов.

Оба выстрела звучат одновременно. Точнее, не звучат. Звук от маленького, почти игрушечного МСП напоминает всего лишь чирканье спички о коробок или шелест бумажного листа, а вот ТТ не слышно совсем. Ни щелчка, ни стука, ни грохота — указательный палец лейтенанта упирается в спусковой крючок, не в силах продавить, дожать его до конца. Увы, предохранительный взвод надежно отделяет курок от ударника, превращая честную оружейную сталь в никому не нужный набор вороненых железок.

Лишь через доли секунды до лейтенанта доходит весь ужас, вся нелепость происходящего. Поздно. Пока большой палец только тянется к курку, вражеская пуля уже входит в грудь. Ломает ребро, касается сердца. Слабеющие колени не могут удержать внезапно потяжелевшее тело. Которое бессильно оседает на холодный бетон. Стекленеющие глаза еще видят, и мозг еще осознает происходящее. Но уже не может, никак не может повлиять. Ни на что. Угасающий разум способен только запомнить, отложить в ячейки памяти тускнеющие картинки. Проблесками, отголосками.

Свиридяк перемещает ствол в сторону Ольги. Та поворачивается к нему. Медленно, слишком медленно. Однако пистолет в ее руке дергается, выпуская последнюю очередь. Пули, три из пяти, втыкаются в предателя. Но он отчего-то почти не реагирует. Вместо того чтобы рухнуть на пол и забиться в агонии, подонок лишь торжествующе скалится.

Ответный выстрел, такой же тихий, как и предыдущий. На груди у девушки расплывается темное пятно, АПБ валится из рук. Девушка падает на колени, клонится вбок. Голова ее уже рядом. Рядом с плечом лейтенанта. Хочется дотянуться, подхватить, удержать. Но сил нет. Только боль, дошедшая, наконец, до сознания. Ломающая, корежащая. И темнота, наполненная отчего-то сиреневым и оранжевым. Как тогда, в кабине истребителя. Семьдесят три года тому назад".

Что дальше, Володя уже не видит. И не слышит. Всё остается там, на той половине мира. И лязг подхватываемого Тарасом автомата, и яростный крик майора "На пол!!!", и треск очередей, и сухие щелчки СВД.

…Пелена тумана возникает словно бы из ниоткуда. Окутывает тело упавшего лейтенанта, дрожит в нерешительности. Короткий сгусток выстреливает в сторону лежащей рядом девушке. Застывает на мгновение и откатывается назад, вновь накрывая летчика призрачно-серой, с легкими цветными сполохами, дымкой. Бледным саваном. Маревом. Тишиной.

Владимир Микоян.

Лейтенант очнулся на полу. Незнакомом полу, покрытом полированной плиткой. Влажной и скользкой. Руку холодил ТТ, тот, что подвел хозяина в самый последний момент. Хотя, конечно, вины оружия в том не было — находясь на предохранительном взводе, выстрелить оно не могло. Даже если бы и хотело. Виноват был сам хозяин…

Опершись рукой о кафель, Володя приподнялся и сел, привалившись к сырой стене. Страшно болела голова. Боль пульсировала в висках, шумела, отдавалась в затылке. Мозги словно кипели, избавляясь от ненужных мыслей. Лейтенант помассировал веки, потер виски, а затем приложил пистолет кожухом ко лбу в надежде ослабить внутренний жар металлической прохладой затвора. И через несколько секунд боль действительно ушла. Точнее, утихла. В глазах прояснилось, однако давящий на барабанные перепонки шум не исчез. Тихий гул и какое-то то ли булькание, то ли журчание.

Источник шума обнаружился у противоположной стены. Там, где располагалась широченная ванна, почти бассейн. Внутри этого суперкорыта лежал какой-то, хм, гражданин. Почти целиком погрузившийся в бурлящую воду — из хлопьев пены торчала лишь покрытая ежиком бритой щетины башка. С довольно помятой, но смутно знакомой рожей.

"Черт! Где я?". Володя почесал затылок рукояткой пистолета, опустил руку, недоуменно посмотрел на знакомый ТТ. "Странно. Я ж вроде в самолете был… А потом сбили меня… кажется… И парашюта нет. Впрочем, нет и ладно".

Да уж, ситуация вырисовывалась непонятная. Вроде бы только что два звена Яков летели на прикрытие наступающей армии. Сам лейтенант шел ведомым у Избинского. А потом… потом его сбили. "Комэска сбили!?.. Нет, комэск вверх ушел, разворотом. А я… Выходит, сбили меня?.."

Володя сидел у стены и напряженно думал. И удивлялся. Удивлялся тому, что ничему не удивляется. Н-да, что-то он всё-таки упустил, что-то очень важное, что-то связанное со временем. "Временем!!!" — нехитрая мысль паровым катком прошлась по сознанию. — "Значит, временем. Выходит, я не погиб. Тогда. А когда? И что еще… было? До того, как сюда попал… А куда "сюда"?".

Лейтенант осмотрелся. Помимо ванны в помещении имелись раковина с золоченым смесителем, кожаный диван, лакированный столик, два кресла. Под раковиной валялась одежда. Штаны, галстук, рубашка. И еще пиджак. Правда, лежал он отдельно. Вернее, не лежал, а висел, а если еще точнее, то свисал. Свисал с унитаза. Причем большей частью оставаясь внутри фаянсовой чаши и, по всей видимости, напрочь забивая сливное отверстие. Отчего несчастный прибор, так же как и ванна, оказался заполнен водой. До краев. И, кажется, не только водой…

Володя лишь брезгливо поморщился, разглядев, что плавает на поверхности. Потом заметил пустую бутылку и понял, что послужило причиной столь явного непотребства. А подойдя ближе к ванне и почуяв тяжелый дух перегара, исходящий от застывшего среди грязной пены субъекта, убедился в том окончательно. В том, что пьянство — зло.

"Враг!" — неожиданно отчетливо прозвучало в голове у лейтенанта. Он даже невольно вздрогнул от внезапной мысли. "Враг!"

Своей интуиции Володя доверял. И на сей раз это была даже не интуиция, а абсолютно точное знание. Что это действительно враг, причем враг опасный и… личный. Однако убивать его сразу рука всё равно не поднималась — в чем радость стрелять по безоружному и беспомощному противнику? "Надо бы его… допросить что ли. Для начала. Узнать, что к чему".

Лейтенант пнул по оказавшемуся неожиданно мягким экрану ванны.

Персонаж в купели даже не дернулся. Слегка удививишись, летчик еще раз глянул на "алкаша" и… до него, наконец, дошло. Дошло очевидное. То, что "клиент" мертв. Безнадежно мертв, мертвее некуда: шея неестественно вывернута, дыхания нет, а левую височную область "украшает" аккуратное отверстие — типичная огнестрельная рана с пояском копоти по краям.

Конечно, лейтенант не знал, да и не мог знать, кто и за что грохнул этого "пьянчужку". Он мог только предполагать. Впрочем, выстраивать версии летчик пока не собирался. Ему хотелось всего лишь успокоиться и упорядочить роящиеся в голове мысли.

Вернув ТТ в кобуру, Володя подошел к висящему над раковиной зеркалу. Вроде бы всё было как всегда. Те же глаза, нос, щеки. Но… что-то всё-таки изменилось. То ли взгляд у него стал жестче, то ли линия губ — тверже. И еще. На левом нагрудном кармане гимнастерки имелась дыра. Совсем небольшая дырка с пятнами запекшейся крови.

И тут же словно бы что-то торкнуло сознание. Привиделся полумрак какого-то похожего на склад помещения, забитого бочками, ящиками и коробками. И черный зрачок ствола, нацеленного прямо на лейтенанта. И еще кто-то рядом, кто-то знакомый и безумно близкий. Родной. Летчик зажмурился и попытался вспомнить, но понимание не приходило. Только темный размытый силуэт и ощущение потери. Непоправимой и потому особенно страшной.

Стряхнув наваждение, лейтенант потянул из кармана тонкий картонный прямоугольник и тупо уставился на заляпанную, пробитую пулей серую книжицу с профилем Ленина на обложке. С трудом разлепив страницы, прочитал "Мик… димир Анас… Год р…ния 1924". Номер сохранился частично, черно-белая фотография заплыла багровым. Только изображения двух орденов наверху не пострадали. Два знамени. На одном "пролетарии всех стран, соединяйтесь", на втором — крупными буквами — "СССР". И отчего-то всплыли в памяти строки "В наших жилах кровь, а не водица. Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы, умирая, воплотиться…"

"Что ж, выходит, это и про меня", — невесело усмехнулся Володя, разглядывая комсомольский билет. — "Выходит, убили меня… Может… надеюсь, не просто так погиб". С этими грустными мыслями он вернул книжечку в нагрудный карман и, вздохнув, направился к двери. Направился, скользнув взглядом по лежащему в ванне трупу, невольно удивившись внезапно накатившему равнодушию и апатии. Даже руки не тряслись, и к горлу ничего не подкатывало. Как будто так и должно быть.

Выйдя в просторный хорошо освещенный кабинет, лейтенант сразу подошел к огромному дубовому столу, занимавшему центральную часть помещения. К столу, на котором почти ничего не было. Только пара каких-то приборов, один — очень похожий на телефон. А рядом глянцевый лист из плотной бумаги. Фотография того дохлого типа, что в ванне, с витиеватым тиснением на колонтитуле "Президент Югороссии Тарас Степанович Свиридяк".

"Свиридяк, Свиридяк… Свиридяк!!!" — черные буквочки подобно злобным паукам вцепились в сознание, острыми жалами впиваясь в мозг, вытягивая из потаенных глубин памяти самое сокровенное. То, что невозможно забыть. То, от чего не избавиться. Даже если очень сильно захотеть…

Лейтенант рухнул на ковер, сжимая руками голову, не в силах остановить рвущийся наружу водопад мыслей, образов, чувств. Он вспомнил! Вспомнил всё! Танк, стычку на дороге, пыльный плац военного городка, ангар, Як-7Б с инициалами Кольки Шульженко. Сержанта, Макарыча, Марика, Гришу. Майора Бойко, лейтенанта Клёнову, Антона и… Ольгу.

Ольгу!!! Словно наяву Володя ощутил прикосновение ее руки, теплые пальцы, лукавую улыбку и… тускнеющие глаза, затянутые предсмертной поволокой…

С силой ударив кулаком по ковру, лейтенант не смог сдержать стон. Короткий и тихий. Почти всхлип. Разрывающий сердце на тысячи мелких осколков.

"Почему!?". Почему он не смог. Не смог сделать то, что должен был сделать. "Подлец! Сволочь! Урод! Почему я жив, а она…!?". Стянув с головы шлем и медленно, очень медленно вытащив из кобуры ТТ, летчик с ненавистью посмотрел на оружие. Оставалось одно. Исправить ошибку. Ту, что он совершил. И расплатиться. С самим собой.

Взведя курок, Володя приставил ствол к виску и плавно потянул за спусковой крючок. Грохот выстрела он не услыш… Хотя нет. Выстрел всё-таки прозвучал, но сначала был удар. Сильный удар по руке, сжимающей рукоять пистолета. Потом пружинистый толчок воздуха по макушке и прошедшийся по волосам обжигающий комок пороховых газов. А затем в лицо ткнулась трава. Сухой пучок, торчащий из глинистой почвы. "Откуда!? Откуда трава!? Я жив!?". И странно знакомые голоса:

— Чего там, Макарыч?

— Да, б…, лейтенант наш совсем ополоумел. Стреляться на хрен собрался. Гер-рой, м-мать его! Сопляк!