Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №5

По ту сторону моста

Он сидел в небрежной позе на куче строительного мусора, обхватив колени колени сильными загорелыми руками. Рот его кривился в усмешке. В задумчивости он провел рукой по своим густым черным волосам, а затем, достав из кармана сигарету, закурил.

- Заткнитесь! - скомандовал он с раздражением в голосе. Сразу же стало тихо. Мальчики выжидающе смотрели на своего предводителя.

- На сегодня все, - объявил он, с наслаждением затянулся, а потом выпустил дым изо рта, и над головами окружающих его мальчиков поплыли сизые колечки.

- А впрочем, эта моя последняя сигарета! - продолжил он. - Чья очередь похлопотать насчет еды?

- Куртхена! - закричали несколько мальчиков одновременно.

- Нет, Йохен, так не пойдет, - обратился к предводителю Ганс, брат Курта. Он был одним из самых старших ребят.

- Ты же знаешь, что Куртхен этого не умеет. Назначь кого-нибудь другого.

Йохен снова затянулся и задумчиво посмотрел на Куртхена, самого младшего в его шайке, в лице которого было что-то светлое, какая-то неиспорченность. Нельзя сказать, чтобы он был чище остальных мальчиков, вовсе нет. Но как искренне и доверчиво он смотрел еще на мир своими огромными голубыми глазами. Куртхен сидел позади него на гнилом бревне и беспечно болтал голыми ногами. Он весело посмотрел на Йохена. Куртхен знал, что тот хорошо к нему относится.

- Ганс прав, - наконец решил он. - Куртхен еще слишком неловок. Кто следующий?

- Бруно Эндер! - закричали все хором.

- Хорошо! Бруно. Итак, до завтра!

Глаза Бруно широко раскрылись. Он со страхом смотрел на Йохена.

- Сейчас не моя очередь, а Куртхена! Почему я должен...

Йохен вскочил.

- Что? Ты чем-то не доволен?

- Я не буду этого делать, сейчас не моя очередь.

- Ты еще возникаешь... - И прежде, чем мальчики поняли, что же произошло, Йохен нагнулся, поднял камень и изо всей силы бросил его в Бруно. На мгновение в маленьком темном дворе воцарилась мертвая тишина. А затем мальчики разом бросились врассыпную. Лишь Йохен остался на месте. Он с ужасом глядел на неподвижное тело, лежавшее на земле.

- Бруно! - крикнул он. А потом, испугавшись своего собственного громкого голоса, позвал его еще раз, но уже шепотом:

- Бруно!

Но Бруно уже ничего не мог ему ответить.

- Что теперь у покойника на душе? - спросил себя Йохен. - Не в аду ли он? Ведь после смерти душа отделяется от тела, и тело предают земле - это знает каждый ребенок. А душа? Куда отправляется она? На небо, в место вечного блаженства? Или в ад, место вечных мук? И, значит он, Йохен, отправил туда Бруно Эндерса? Мальчик, как завороженный, глядел на неподвижное тело. Он с радостью убежал бы отсюда, но был просто не в состоянии этого сделать.

Йохен содрогнулся от ужаса. Он боялся ада. Мальчик знал, что ад существует, хотя никто ему этого до сих пор еще не доказал. И разве когда-нибудь он сам не попадет туда же?

Йохен вспомнил всю свою жизнь. Двенадцать лет -и чем же он их заполнил? Его жизнь представляла собой длинную цепь из мелких и крупных обманов и мошенничества всякого рода.

- Но это не моя вина, - упрямо твердил он себе, -что у меня нет отца и матери, нет настоящего дома.

На самом деле у него была мать. Но она была осуждена на пятнадцать лет и сидела в каторжной тюрьме. Она, должно быть, совершила тяжкое преступление. А его отца в городе никто не знал. Город-ской отдел попечения передал Йохена на воспитание одной женщине, но предназначенные ему деньги она предпочитала тратить на свои нужды и мало заботилась о мальчике. Печальное детство?.. Да, но это не было таким уж необычным явлением в том квартале, где жил Йохен.

Это был довольно странный квартал. Он располагался по ту сторону моста. Даже не верилось, что он находился в том же самом городе, что и прекрасный район с красивыми домами, окруженными ухоженными садиками, с широкими улицами, усаженными пышно разросшимися деревьями и с большим движением на этих улицах, где ездили трамваи и проносились черные лакированные конные экипажи, поражавшие своей богатой упряжью.

Да, по ту сторону моста все выглядело иначе. Целый лабиринт из домов, дворов, углов и закоулков: очень высокие и мрачные здания, узкие и низкие проходы, ведущие во внутренние дворы, а сами дворы -когда в них, наконец, попадешь - страшно грязные и прямо-таки пропитанные зловонием, - и все это омывалось людской толпой!

И люди здесь были другие. Они были такие же беспризорные, как и сам квартал - или наоборот: квартал был таким же заброшенным, как и его жители?..

- Мы ничего не хотим знать о Боге, - заявляли эти люди. - Если Он действительно существует, значит, Он очень несправедливый Бог. Он благосклонен к тем, живущим по другую сторону моста, которые подчас и сами не знают, что делать с кучами своих денег. Нет, с таким Богом мы не желаем иметь ничего общего.

Оба пастора уже давно отступили перед равнодушием, косностью и неприятием всего нового и необычного, царившими по ту сторону моста. Они заявляли, что все их старания были напрасны, и от этих людей ничего не добиться, что надо оставить всякую надежду и прекратить все попытки как-то их переделать.

Учителя часто жаловались. Им едва удавалось сдерживать этих диких, необузданных детей; их беспокоило то, что дети сидели на занятиях с равнодушным видом, и их ничем нельзя было заинтересовать.

- И это при том, что многие из них по-настоящему способные и смышленые. Но все их способности направлены в ложное русло...

Йохен снова сел на кучу мусора. Ему было плохо, очень плохо. Он вновь почувствовал свое одиночество. Ему льстило, что с помощью кулаков он держал в повиновении мальчиков всего квартала, и все-таки он был очень одинок. Он был их предводителем, главарем - но друзей-то у него не было.

И в это мгновение кто-то тронул его за руку.

- Куртхен, - горько улыбнулся Йохен. - Что тебе здесь нужно, малыш?

- Я хочу посмотреть, что ты делаешь, - ответил Куртхен и поближе подошел к Йохену.

- Только взгляни, - тихо сказал Йохен, - что я сделал с Бруно...

Курт нагнулся над неподвижным телом, и причем так низко, что его лицо почти коснулось лица Бруно.

- Он еще дышит, - сказал он.

- Еще дышит? - засмеялся Йохен, но смех его был какой-то вымученный. - Он мертв!

- Но он еще дышит! - настаивал Курт. - Йохен, посмотри сам.

Йохен робко подошел, наклонился и только теперь заметил, что Бруно еще дышал! Жизнь еще теплилась в нем, он еще не умер!

Йохена охватило чувство безграничного облегчения, почти благодарность; но он бы никогда в этом не признался. Ему надо было дать своим чувствам какой-то выход, дать им волю, и поэтому он схватил Куртхена за руку и сказал ему:

- Ты прекрасный парень, Куртхен!

Полицейский из города допросил Йохена и сделал ему серьезное предупреждение. На этом дело и закончилось. Инциденты подобного рода часто происходили по ту сторону моста; к тому же в этот раз все соучастники были несовершеннолетними.

Нет, Бруно не умер. Он лежал на другой стороне реки, в большой больнице, на такой белой и чистой кровати, какой наверняка никогда не видели дети, живущие по ту сторону моста. Врачи окружили его, тщательно осмотрели и долго совещались между собой о том, что же такое с ним произошло. Камень, брошенный с большой силой в голову Бруно, своей цели не достиг. Он угодил ему в правое плечо, оставив глубокую рану, и, казалось, не было никакой надежды на то, что рука когда-нибудь будет действовать.

В первые дни его мучили постоянные сильные боли. Пришлось сделать операцию, чтобы удалить несколько осколков кости, но по краям раны, от попавшей в нее грязной одежды, началось гнойное воспаление. Потребовалось сделать еще несколько операций, и от всего этого Бруно совсем упал духом. По воскресеньям и средам мальчика навещали мать и оба брата, пытаясь его как-то утешить. Он расспрашивал их о доме. Лежат ли еще во дворе доски и строительный мусор? Не было ли на реке снова несчастного случая? Позволяют ли еще Йохену другие мальчики командовать собой?

Сознавал это Бруно или нет, но в нем жила тоска по дому, тоска по грязным улочкам и мрачным дворам, по узким закоулкам и темным лестницам со скрипучими деревянными ступенями. И братья ему все рассказывали. Начали они со школы, а кончили так называемыми мостками, местом на реке, где женщины полоскали свое белье и откуда уже так много маленьких детей упало в воду и утонуло.

- А Йохен?

- Ну, он такой же, как всегда. Все время что-нибудь выдумывает, - а мы должны ему помогать...

- Трусы! - прервал их Бруно вне себя от гнева. - И вам не стыдно? Вы бегаете за негодяем, который чуть не убил вашего брата! Позор!

От сильного волнения у него снова заболела рука. Он громко застонал и повернулся лицом к стене. Вскоре братья робко попрощались с ним и вышли из палаты в сильном смущении, так как прекрасно знали, что Бруно был прав. Но, перейдя через мост, они приободрились.

- Чепуха! - сказали они. - Йохен отличный парень! Бруно еще долго не будет, и на него можно не обращать внимания. Йохен знает, чего хочет. Он очень ловкий и предприимчивый!

Йохен все еще пользовался среди ребят авторитетом, но он стал держать себя более вызывающе и чаще впадал в ярость, заражая ею и остальных.

- Вывернуть карманы! - приказал он. - Сдать все гвозди!

На этот раз они собрались не во дворе, а в темном подъезде, у лестницы. Дверь была приоткрыта, чтобы в темноте можно было видеть друг друга. В узкой полоске света, падавшей от двери, стоял Йохен и внимательно рассматривал остальных.

- Подходите сюда по очереди! - скомандовал он и указал на шапку, которую Куртхен уже держал наготове. Один за другим пацаны проходили мимо шапки, и каждый бросал в нее по нескольку длинных гвоздей. Йохен, как всегда, с сигаретой в зубах, внимательно наблюдал за происходящим.

- Хорошо, - сказал он, когда все прошли мимо него, - гвозди у нас есть. Теперь нужны спички. Каждый должен принести полный коробок!

- Это будет намного труднее, чем с гвоздями, -

заметил один из старших мальчиков. - Наша мать постоянно прячет спички.

- Сумейте их раздобыть. Не настолько же вы глупы, чтобы не суметь достать их.

- Йохен, а что мы будем делать с гвоздями и спичками? - спросил Курт, когда спустя некоторое время они шли вдвоем по берегу реки.

Йохен ухмыльнулся.

- Не спеши, - сказал он таинственно.

- Ну, Йохен, ответь мне, я так хочу знать!

Но Йохен будто и не слышал его.

- Пожалуйста, Йохен, скажи, мне просто не терпится узнать. - К этому надо еще что-то достать?..

- Конечно. К этому надо еще кое-что достать -ключи с отверстием!

- Ключи с отверстием?

- Да, малыш, ключи с отверстием!

- Но где же мы их возьмем?

- Ну и глупый же ты! Надо поискать дома! Осмотри дома все ключи и возьми тот, в котором есть отверстие. Отверстия обычно бывают в ключах от подвала или погреба.

Курт молчал. Он начинал все больше сомневаться. Он и так уже испугался из-за спичек, а теперь еще ключ!

- И что мы потом будем со всем этим делать? -продолжал его распрашивать Куртхен.

- Как много вопросов! Ты слишком любопытен! Я скажу тебе последнее - но только тебе одному! Это будет настоящая канонада, грохот, который потрясет всю округу! Мы соскоблим со спичек серу в отверстия ключей, всунем в эти отверстия гвозди, упрем ключи в стену, а потом стукнем молотком по шляпкам гвоздей -и можешь быть уверен, что грохот будет ужасный.

Курт захлопал в ладоши.

- Великолепно, Йохен, великолепно - если бы еще без воровства...

Йохен внимательно посмотрел на него.

- Это называется не воровство. А заготовка. Но смотри у меня! - добавил он угрожающе. - Если ты вовремя не принесешь все это, тебя ждет взбучка!

Об этом Куртхен мог бы много порассказать. Взбучка от Йохена - даже страшно подумать! Йохен был такой сильный, сильный до ужаса. Мальчики часто говорили об этом между собой и гадали, откуда у их главаря бралась такая чудовищная сила; в драке он побеждал любого.

- Йохен, - снова начал Курт, - старшие пацаны задумали против тебя недоброе, они хотят напасть на тебя, связать тебя и отрезать твои чудесные черные волосы.

Йохен громко рассмеялся.

- Связать меня?. Пусть только попробуют! - А почему они хотят это сделать?

- Недавно они слышали в школе рассказ о Самсоне. Этот Самсон был очень сильный, потому что имел густые длинные волосы - и потерял свою силу, когда их отрезали. Вот и они хотят отрезать тебе волосы, чтобы ты обессилел.

- И ты мне об этом рассказываешь?! - набросился Йохен на малыша; он замахнулся для удара, и Куртхен получил звонкую пощечину.

- Чтобы - чтобы ты их поостерегся... - пробормотал Куртхен и потер вспыхнувшую щеку. Он не смог понять, за что был наказан, но это не мешало ему доверчиво идти и дальше рядом с Йохеном.

Эти двое представляли собой довольно странную пару. Они чувствовали друг к другу симпатию. Куртхен был всецело предан Йохену; он смотрел на него влюбленными глазами и восхищался им больше, чем все остальные ребята вместе взятые, хотя иногда и получал от него пощечины. И Йохен видел в Курте почти что друга, он был единственным из всей компании, кто всегда готов был ему услужить. Другие, если и признавали его своим главарем, то лишь потому, что боялись.

Йохен украдкой посмотрел на малыша. Почему он его ударил? Не потому ли, что тот донес на пацанов? И почему он так часто вымещал свою злобу именно на Курте? Странный мир.

- До завтра, Куртхен! - И Йохен быстро пошел дальше. Ему еще надо было подумать о Бруно, о его больном плече и парализованной руке. С того дня, когда он бросил в Бруно камень, Йохен переходил через мост и тайком, крадучись, чтобы его никто не заметил, шел к больнице. Не раз он интересовался у медсестры отделения состоянием здоровья Бруно, подходил к самым дверям его палаты и прислушивался. Один раз через неплотно закрытую дверь он услышал стоны больного и увидел, как врач в белом халате менял раненому повязку. И когда Бруно вскрикнул от боли, Йохен сразу же убежал.

Ах, как бы он хотел забыть об этом. А также о том, что в гневе ударил Курта, и еще... - Нет, о том, что толкал друзей на воровство и ложь, он совсем не думал...

В это воскресенье по ту сторону моста происходило нечто странное. После обеда на улицах появился молодой человек, которого раньше там никогда не видели; этот господин нисколько не походил на людей своего возраста, живших по ту сторону моста. У него был холеный вид, и он был хорошо одет. Дети, игравшие на улицах, с любопытством провожали его глазами. Что ему здесь было нужно?

Он хотел собрать детей. Он просил их пойти вместе с ним всего лишь на часок. И тогда он расскажет им удивительную историю!

Историю? Как и все дети в мире, эти, живущие по ту сторону моста, очень любили слушать истории и, может быть, даже немного больше остальных детей, и поэтому пошли с незнакомым молодым человеком.

Куда? - Не очень далеко. На одной из улиц находился так называемый „теплый зал“. Он представлял собой большую комнату, где зимой и днем, и ночью, замерзшие и совсем обессилевшие бездомные люди могли укрыться и обогреться у высокой чугунной печки. Летом зал стоял чаще всего пустой, и городское самоуправление дало разрешение - правда, поколебавшись и без большого желания, - устроить там воскресную школу.

Что задумал этот молодой человек? Какое ему дело до людей, живущих по ту сторону моста? Наверняка он задумал что-то недоброе, и поэтому, когда он скрылся за дверями „теплого сада" с целой ватагой ребятишек, взрослые, кто стоя на крыльце, кто выглядывая из окна, провожали его недоверчивыми взглядами; но, честно говоря, большинство из них мало заботило благополучие собственных детей.

Дети же отнеслись ко всему этому без всякого недоверия, им было интересно все происходящее. Подняв сильный шум, они боролись за лучшие места. Но постепенно в комнате все стихло, и все выжидающе уставились на молодого человека.

- Меня зовут Гельмут Бергер, - сказал тот, - и я пришел, чтобы сообщить вам благую весть. Но сначала давайте споем какую-нибудь хорошую песню.

И сразу же несколько детей начали петь. Сначала они пели вразнобой, но вот из этого „хора“ выбился один сильный голос, и остальные присоединились к нему. В „теплом зале" громко звучала песня:

Пришел май,

Деревья распустились...

Еще никогда в жизни Гельмуту Бергеру не приходилось руководить таким большим детским хором. Он был в сильном смущении и беспомощно осматривался по сторонам. Такая песня совсем не подходила для воскресной школы! Но когда дети запели второй куплет, к нему вернулась уверенность в своих силах, и прежде, чем дети запели следующую песню, он громко сказал:

- А теперь мы разучим новую песню. Она вам наверняка понравится. И если вы хорошо с этим справитесь, я вам расскажу историю из Библии.

Дети сразу же принялись за дело. С большим усердием они повторяли слова песни:

Путь ко спасенью новый, живой, Словом Христа открыт пред тобой, Сам Он тебе дарует покой, Сам говорит: „Приди!"

Они нашли, что слова просто замечательные, и мелодия им тоже понравилась. А еще им понравилось то, что господин Бергер рассказал им о Спасителе грешников, о том, как Господь Иисус призвал к себе детей, прижал их к своей груди и благословил их. И что Господь Иисус хотел бы и здесь сделать то же самое. Он, должно быть, здесь, в этом теплом зале, хотя Его и не видно, и Он хочет благословить каждую девочку и каждого мальчика.

Детям очень понравилось то, что кто-то хочет позаботиться о детях по ту сторону моста.

Затем они выучили цитату из Библии: „Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное".

Они очень обрадовались, узнав, что это приглашение предназначается и для них.

Да, все было замечательно, и маленькая Лотта Эндерс тихонько толкнула свою подругу Фриду Роте и спросила ее:

- Господь Иисус и в самом деле сидит здесь, в „теплом зале"? - Фрида тоже не знала этого точно; а чтобы подумать об этом, времени уже не оставалось, так как занятие воскресной школы подошло к концу. Господин Бергер прочел молитву, затем они еще раз спели новую песню, и дети побежали к выходу.

- До следующего воскресенья! - прокричал им вслед господин Бергер. - И можете привести с собой других детей!

На улице перед „теплым залом" было большое волнение! Все громко рассказывали о том, что они услышали, и какой славный этот господин Бергер, не ворчливый и не строгий как учитель в школе. Он всем детям очень понравился, и в следующее воскресенье они снова решили прийти сюда.

А что же Гельмут Бергер? Очень тихо и неуверенно, с задумчивым видом он перешел через мост в богатый квартал, расположенный в южной части города, и некоторое время спустя вошел в свой красивый и уютный дом.

- Не получилось, Гельмут? - обеспокоенно спросила его мать, - Господь Иисус не снизошел к ним?

Гельмут улыбнулся немного увереннее.

- Наоборот, мама. Он там был, ты ведь об этом молилась, и не только ты, но и Криста, дядя Герберт и другие; мне хочется забыть все неприятности и думать только об этом.

Ах, как хорошо было сознавать, что он не одинок в своих замыслах! Пока он занимался этим делом, то все время сверял свои мысли с Господом и советовался с более старшими и опытными христианами. Все вместе они молились и просили Господа Иисуса помочь им в этом деле. Они знали о трудностях, которые могут встретиться на их пути, а также о том, что по ту сторону моста они могут потерпеть неудачу в проповедовании Евангелия; ведь для того, чтобы те люди приняли Евангелие, надо было позаботиться и о духовном наставничестве уверовавших. Конечно, путь будет долгий, но разве может он окончиться хорошо, если уже при первых трудностях он потеряет мужество!

- Расскажи, как все это было, - попросила Криста, его младшая сестра. Она как следует обо всем расспросила брата; ей все хотелось знать точно. Гельмут вспомнил о шуме, о невежестве детей, о своей собственной беспомощности, и то малое, что он успел рассказать ребятам, казалось, не произвело на них никакого впечатления.

- Но мальчики обычно сразу не показывают свои чувства, - возразила ему Криста. - Послушай, Гельмут, я точно знаю, что у тебя уже кое-что получилось. Покажи мне список, я бы хотела познакомиться с детьми. Гельмут, ты мне расскажешь, какие они? - О как много мальчиков! Первого зовут Йохен, что это за мальчик?

Гельмут задумался. Ему удалось довольно отчетливо вспомнить этого черноволосого паренька.

- Это высокий, сильный мальчуган, вероятно, старше всех остальных. Я думаю, он у них верховодит.

- Он внимательно слушал?

- Он вел себя так, словно все, что я говорил, было ему совершенно безразлично. Но, наблюдая за ним, я заметил, что он, по-видимому, прислушивался. Например, когда разучивали песню, он не повторял за мной слова, как это делали остальные дети, но когда я его попросил повторить, он сделал это очень бойко и без ошибок.

- Интересно, - сказала Криста, - Господь Иисус, наверное, позаботился и об этом мальчике, как ты думаешь?

- Мне кажется, из него может получиться .что-то стоящее, - задумавшись, ответил Гельмут, - если только он этого захочет! Но я боюсь, Криста, что он будет сильно сопротивляться.

- Но ты ведь знаешь, мама всегда повторяет, что Спаситель справится с любым - и с Йохеном тоже. И она продолжала изучать список.

- Куртхен? Гельмут, почему здесь написано уменьшительное имя? Он очень маленький?

- Маленький? Мне надо подумать. - Нет, он, собственно говоря, не такой уж маленький. Это веселый мальчик. Как только я его увидел, он мне сразу понравился. А еще очень смышленный, внимательный и усердный, и он смотрел на меня такими честными, открытыми глазами... Я сразу же полюбил этого мальчика. Все его называют этим уменьшительным именем, и мне кажется, что все его любят.

Криста слушала очень внимательно.

- И я его уже полюбила, как и большого Йохена. Знаешь что, Гельмут? Прямо с сегодняшнего дня я начну молиться за этих двух мальчиков, ты тоже так делай.

Куртхен стоял на лестнице в темном подъезде и плакал от того, что у него сильно болела попка. Его мать всыпала ему как следует. И почему именно его она поймала?! Гансу, старшему брату, повезло, его не поймали, когда он стащил спички. Когда пропал первый коробок, мать, ничего не заподозрив, сразу же положила на полку над печкой новый коробок; но когда пропал и он, это ее удивило. Она собрала трех своих детей и стала их расспрашивать.

- Я тут ни при чем, - заговорила маленькая Фрида.

- Я тоже, - поклялся Ганс.

- Значит, ты, Курт?

А так как он не смог сказать „нет", она вывернула карманы на его штанишках. Конечно - он ведь всегда был невезучим - обнаружила коробок. И тогда, вне себя от гнева, мать схватила палку и побила его. А теперь Куртхен стоял в темном подъезде и плакал.

Нет, мир не так уж и хорош. Если бы только не это глупое воровство! Правда, Йохен утверждал, что это не воровство, и кроме того, он потребовал принести вовремя нужные ему вещи, иначе провинившегося ждала взбучка. Но мать больше не желала, чтобы у нее брали какие-нибудь вещи. Как же тогда быть с ключом?! От всего этого Куртхен пришел в ужас. „Неужели так и дальше будет продолжаться?" -спросил он себя, совсем упав духом. Неужели никогда не будет по-другому? Тут он услышал пение Фриды:

Радость, радость будет в небесах

Где мы в райских встретимся вратах...

Потом Фрида еще раз повторила эти же самые строчки, так как не знала продолжения песни. Куртхен, все еще всхлипывая, прислушался и стал размышлять над этими словами. Он вновь припомнил все то, что говорил о песне господин Берегер. Значит, когда-нибудь все будет прекрасно - но когда?

- Когда мы освободимся и очистимся от грехов... -пропела Фрида.

Тогда Куртхен сбежал по лестнице и сел рядом с сестрой на пороге.

- Фридхен, ты думаешь, что воровство - это грех? -спросил он серьезно.

- Воровство? Нет, воровство - это всего лишь шалость, озорство, - сказала она.

Куртхен разочарованно на нее посмотрел. Он хотел бы услышать, что воровство - это грех, так как теперь он хорошо понимал, что если в мире больше не будет воровства, то все будет великолепно. И разве шалость и воровство одно и то же?

Если бы с ним рядом оказался человек, которого бы он мог об этом спросить! Ганс? Тот тоже украл. Йохен? За такой вопрос он, наверняка, даст пощечину. Может, господин Бергер смог бы ответить на этот вопрос? Кажется, он разбирается в подобных вещах. Но его здесь не было, и вообще он жил даже не по эту сторону моста. Но разве господин Бергер не обещал придти в следующее воскресенье?

Но придет ли он? Мы так шумели и вели себя невежливо! А если он придет, хватит ли у меня смелости спросить его? До воскресенья еще страшно далеко, целая неделя, шесть учебных дней!

Еще никогда шесть дней не тянулись для Курта так долго. Нет, не потому, что вместо школы ему больше хотелось бегать по улицам и играть - ведь была весна, а просто потому, что он едва мог дождаться следующего воскресенья. В школе ему с трудом удавалось сосредоточиться. Несколько раз он давал неправильные ответы, и учитель, наконец, рассердился на него:

- Мальчик, что с тобой случилось? - упрекнул он Курта. - Несколько недель тому назад ты правильно решил эти задачи, а теперь ты ведешь себя так, словно видишь их в первый раз. Г де витают твои мысли?

- В воскресной школе! - закричали сразу несколько мальчиков. Куртхен часто говорил с ними об этом, так что они знали в чем дело.

Учитель недовольно покачал головой.

- Лучше бы ты внимательнее слушал здесь, в школе, тебе это больше пригодиться в жизни, чем твоя воскресная школа.

В качестве наказания Курту пришлось задержаться в школе после уроков и решить три трудные задачи. Поэтому он вернулся домой поздно и остался без обеда.

- Мир не так уж хорош, это точно, - думал он. Но когда чуть позже Йохен пригласил его поиграть и поделился с ним большим бутербродом с маслом, он быстро забыл свои огорчения.

И вот, наконец, наступило воскресенье.

- Я наелся, мама, можно идти? - Куртхен быстро проглотил свой картофель и морковь и отодвинул стул.

- Что за спешка! Подожди, пока поедят Ганс и Фридхен!

Ганс и Фридхен тоже не спешили. Покончив с завтраком, все трое сбежали вниз по лестнице и помчались по улице к „теплому залу".

- Странно, - фрау Роте смотрела им вслед, качая головой, - что их туда гонит? То, что там происходит, нисколько не отличается от богослужения в любом другом месте, и я просто не представляю, что могло бы меня заставить пойти в подобное место.

Раньше она всегда говорила: „Моему мужу не до того, и у меня самой тоже нет времени". Но вот уже пять лет, как она стала вдовой, и ей было очень нелегко растить трех своих детей - и теперь у нее действительно не было времени для „этого".

Гельмут Бергер торопливо шел по мосту. Он с нетерпением ждал предстоящего занятия, и его сердце громко стучало в груди. Но по пути его заинтересовал этот старинный мост, построенный целиком из дерева, ведь с давних пор он служил единственным переходом в часть города, расположенную по ту сторону реки. Из „теплого зала“ доносился сильный шум. По всей видимости, сегодня здесь собралось вдвое больше ребят, чем в прошлое воскресенье. Но где же старшие мальчики? Почти все они отсутствовали! Разочарованным взглядом Гельмут обвел собравшихся.

Лотта Эндерс заметила это.

- Старшие на улице, - объяснила она.

Гельмут еще раз вышел на улицу. И действительно, они слонялись там без дела. Некоторые присели на низкий, немного выступающий цоколь дома на другой стороне улицы, другие же стояли рядом и когда увидели господина Бергера, начали о чем-то тихо переговариваться между собой.

- Мальчики, вы не хотите зайти? Мы сейчас начнем.

Гельмут старался говорить приветливо и в то же время настойчиво, он надеялся, что мальчики не заметят его разочарования и беспомощности.

- Мы не пойдем, - объявил самый старший из них.

- Почему же?

- Все это чепуха! - закричали все разом, словно по команде.

В эту трудную минуту Гельмут вспомнил о том, что дома сейчас о нем молятся. Он воспрянул духом и попытался еще раз уговорить ребят войти. Но все было напрасно. Они смеялись и снова о чем-то перешептывались, не двигаясь с места. Тогда Гельмут вернулся в зал. Но когда там, наконец, установилась тишина, и он хотел начать занятие с разученной в прошлое воскресенье песни, с улицы послышалась короткая команда: „Все шагом марш!“ Дверь распахнулась, и в зал, во главе с Йохеном, вошли один за другим все старшие мальчики. Никому не мешая, они заняли свои места на скамейках, словно никогда и не говорили „Все это чепуха!" и присоединились к пению.

- Это все молитва домашних, - подумал с благодарностью Гельмут и невольно бросил взгляд на Йохена, который сидел на одной из задних скамеек. Глаза Йохена выдавали происходившую в нем борьбу. В них было какое-то странное сочетание открытости и недоверчивости, интереса и сопротивления, самоуверенности и смятения. Уж не потрудился ли и в самом деле Господь Иисус над этим мальчиком?

У Курта не хватило смелости задать свой вопрос. Сначала он не мог найти удобного случая, а потом и вовсе забыл об этом из-за всего нового, что на него нахлынуло. Господин Берегер рассказал о добром Пастыре, который очень любит Своих овечек и преданно о них заботится; этот Пастырь - Господь Иисус. А Его овечки? Это все мальчики и девочки, живущие по ту сторону моста: Лотта Эндерс, Курт Роте, любой из них. Курт был этому рад. Он с большим удовольствием пел песню, которую с ними разучивал господин Бергер:

„Я овечка у Христа,

В сердце счастья полнота.

Пастырь мой о мне печется,

С Ним так радостно живется...

- Придите же к этому доброму Пастырю, Он ждет вас. Признайтесь Ему в ваших грехах, во всем зле, совершенном вами. Он хочет вас простить. Это большой грех в Его глазах, если вы нарочно разбиваете у соседей оконные стекла, пачкаете их двери и срываете белье с веревок. Это большой грех в Его глазах, если вы опрокидываете у них в подъезде бочку с дождевой водой и бросаете на лестнице мусор. Это большой грех в Его глазах, если вы не слушаетесь своих родителей, обманываете и не уважаете их. За всем этим последует Вечный Суд. Но Спаситель хочет простить вас. Он хочет избавить вас от этого Вечного Суда. Он хочет вас спасти и исцелить. Он любит вас, любит всех сидящих в этом „теплом зале", всех мальчиков и девочек. Признайтесь себе в том, что вы все нуждаетесь в Нем, как в своем Спасителе! Принесите Ему свои грехи, все свое нечистое сердце. И Он очистит его. Каждый из вас должен придти к Нему. Прими Его как своего собственного Спасителя, и тогда ты станешь Его овечкой, а Он будет твоим добрым, верным Пастырем. Над тобой будет простерта Его сильная рука, Он будет о тебе заботиться и приведет тебя в Свое Небесное Царство, которое так прекрасно, что даже трудно себе представить...

Курт слушал словно зачарованный. Он боялся даже дышать, чтобы не пропустить ни слова. Он хотел, не теряя ни минуты, очистить свое сердце и стать овечкой доброго Пастыря. Он сложил руки, молча признался Господину Иисусу в своих грехах и уверовал в Евангелие.

- И став Его овечкой, следуй за ним. Он окликнул тебя по имени и еще не раз это сделает. Он хочет тебе показать, что любит тебя. Но он хочет и уберечь тебя от зла. „Не делай этого", - говорит Он. И тебе следует Ему повиноваться. Он предостерегает тебя: „Говори правду! Когда тебя бьют, не давай сдачи! Будь внимателен к твоему младшему брату!" И вот еще несколько Его советов: „Помогай маме, когда она полощет белье! Вечером сам аккуратно прибирай свою одежду! Навещай своего заболевшего одноклассника!" Ты непременно поймешь это когда Господь Иисус обратится к тебе - если только ты готов следовать за Ним.

Курт был очень счастлив, когда шел домой из воскресной школы. Он от всего сердца радовался тому, что стал овечкой Иисуса. И что Спаситель знал его имя и говорил с ним, это было так прекрасно! И теперь ему хотелось всегда внимательно слушать этот голос и следовать ему. Он ел свою воскресную булку и пил кофе, то и дело прислушиваясь, не раздается ли голос Спасителя.

- Уж наверняка Он не скажет: „Готовься к уроку чтения", - думал Курт, - к уроку я вчера приготовился и очень хорошо его знаю. Но, может, Он скажет о посещении больного? Бруно болен. Да, но я не могу к нему хорошо относиться, ведь он хотел, чтобы я достал для Йохена сигареты, и он так зло смотрел на меня. Он получил по заслугам!..

Булка уже ему не казалась такой вкусной. Сегодня в больнице день посещений, - вертелось у него в голове, - Бруно обрадуется; он так одинок и все время страдает от боли.

- Но у меня нет никакого желания идти туда, -пробормотал Курт. Он снова отпил из кружки. Булка не лезла ему в горло, и кофе перестало нравиться.

Вдруг Курт поставил кружку на стол, сорвал с крючка свою кепку, быстро спустился по лестнице, вышел на улицу и побежал через мост. Запыхавшийся, с красным лицом он прибежал в больницу и подошел к кровати Бруно.

- Что тебе здесь надо? - удивленно спросил Бруно.

- Я пришел навестить тебя, - объяснил Курт.

- Да? А почему? Как тебе пришла в голову такая мысль? Кто тебе это посоветовал?

Курт не мог ему этого сказать. Он точно знал, кто заронил эту мысль в сердце. Но назвать имя Иисуса? Перед всеми этими людьми и перед Бруно? Нет, это невозможно.

- Я думал, что мог бы тебе кое-что рассказать, -ответил он смущенно.

- Валяй. Чем вы там занимаетесь? По-прежнему грязными делишками?

И Курт стал рассказывать. С тех пор, как заболел Бруно, у них произошло много событий. Он рассказал о предстоящей канонаде с ключами, о школе, потом о карусели на лугу у реки и, наконец, о воскресной школе в „теплом зале".

Бруно с интересом слушал.

- Расскажи еще о воскресной школе, - попросил он, - а о Йохене и его глупых затеях я и знать не хочу, он ведь чуть меня не убил.

- Может, хочешь разучить наши песни? - спросил Курт. - Я тебе могу записать куплет из песни „Я овечка Иисуса", мы ее сегодня разучили.

Так они разговаривали, а потом вместе учили песню до тех пор, пока не закончилось время для посещений.

- Будь здоров, Куртхен! Приходи поскорей опять.

- Обязательно приду, но только в следующее воскресенье. В среду у меня гимнастика, а в другие дни сюда не пускают.

- В воскресенье? Но до него еще так долго! - сказал огорченно Бруно. - Ты мог бы приходить каждый день.

Бруно сказал это очень тихо и отвернулся к стене. Курт удивленно посмотрел на него. „Бедный Бруно, -думал он, - я буду приходить как можно чаще. И я больше не сержусь на тебя из-за сигарет".

При выходе из больницы его смутила неожиданная для этого места встреча. Уж не Йохен ли стоял возле больницы, а потом, увидев его, смешался с толпой посетителей? Но от переполнявшей его радости Куртхен вскоре совсем забыл о нем. „Я овечка Иисуса", - напевал он вполголоса.

- Да, я и вправду рад, я знаю, что Ты, мой Спаситель, любишь меня, - думал он.

По другой стороне улицы, немного отстав от него, шел Йохен. Но Йохена обуревали совсем иные мысли. Его сильно злило то, что Куртхен навестил Бруно. Неужели он перешел на сторону Бруно?

Вскоре Йохену пришлось еще больше удивиться и разозлиться.

- Ты уже раздобыл ключ? - спросил он Курта через несколько дней. - Ты ведь знаешь, что завтра последний срок.

- Да, я знаю.

- Так ты уже все раздобыл?

- Нет.

- Нет? И почему же? Учти, на этот раз пощады не будет!

Куртхен побледнел. Он знал, что означали эти слова: Йохен мог жестоко избить! Но Куртхен не мог украсть ключ - больше не мог. Со вчерашнего дня он знал, что воровство - это грех. Да, господин Бергер все ему объяснил. Как раз вчера он побывал в нескольких домах по ту сторону моста. Зашел он и к семье фрау Роте, сидел у них на кухне и долго разговаривал с матерью. А затем обратил внимание на детей.

Они как раз делали уроки. Но сразу же отложили в сторону свои книги и тетради, очень обрадовавшись тому, что господин Бергер навестил их. Он весело с ними беседовал, попросил их показать тетради, расспрашивал о их любимых играх и к концу визита они уже стали хорошими друзьями. Когда господин Бергер попрощался, и мать послала Курта проводить его по темной лестнице до входной двери, мальчик набрался храбрости - ведь в темноте было намного легче - спросить господина Бергера о том, является ли воровство грехом. И тот ему все разъяснил. Теперь он в этом хорошо разбирался.

Украсть ключ - об этом не может быть и речи! Так как это грех. И Куртхен был рад, что теперь ему не придется воровать. Собственно говоря, он всегда делал это без желания, да и не умел этого делать, а поэтому чаще всего попадался, и его наказывали.

С другой стороны, он понимал, что его дружбе с Йохеном пришел конец. Что завтра скажет Йохен, если вовремя не получит ключ? Он жестоко изобьет его.

Курт все это рассказал господину Бергеру, а тот внимательно его выслушал и подбодрил. А потом он

спустился вместе с мальчиком в подвал, где они могли побыть одни. Они опустились вместе на колени и стали молиться. Все, о чем они говорили на лестнице, господин Бергер рассказал Спасителю и попросил Его вселить в Курта мужество и помочь ему в деле с ключом, чтобы он остался непоколебимым, несмотря на все издевательства, ссоры и побои.

- Послушай, мальчик, Господь Иисус поможет тебе. Ты услышишь Его голос: „Куртхен, будь стойким!" - и ты познаешь на себе Его помощь.

И теперь Куртхен совсем не боялся предстоящего испытания.

- Так у тебя действительно нет ключа?

В голосе Йохена зазвучала неприкрытая угроза. -Ты знаешь, что значит увиливать?

Куртхен молча стоял перед Йохеном. По его виду нельзя было сказать, что он сознавал вину. Казалось, что он внимательно к чему-то прислушивался и, по-видимому, совсем не боялся. Остальные мальчики поняли, что по-настоящему любят Куртхена.

- Полно, Йохен, - сказал один из них, - у нас и так хватает ключей, обойдемся и без ключа Куртхена. Лучше не наказывать его, пойдем до канонады домой.

Йохен немного подумал.

- Согласен.

Втайне он и сам радовался, что дело было улажено таким образом.

- Йохен, - заговорил Ганс, - я бы хотел забрать свой ключ - и тоже уйти до канонады.

- Я тоже! - закричали сразу двое-трое мальчиков.

- Как это понимать? - вскочил Йохен. - Бунт?

- Нет, - ответил Ганс. - Куртхен прав. Воровство -это грех, и мы больше не должны это делать. Так говорил господин Бергер.

- Проклятая воскресная школа! - воскликнул Йохен вне себя от гнева.

- С сегодняшнего дня прекратить туда ходить! Только попробуйте еще раз туда отправиться! Чтобы и ноги вашей больше не было в „теплом зале"!

Когда в воскресенье господин Бергер подошел к „теплому залу", он увидел, что большие мальчики снова сидят на цоколе дома.

- Йохен!

Мальчик сидел нога на ногу, что-то насвистывал и строгал ореховую палочку.

- Добрый день, Йохен! Ты пойдешь со мной?

Йохен с издевкой ухмыльнулся.

- И не подумаю!

Несмотря на отказ, Гельмут почувствовал, что для мальчика все же было нелегко отказаться от его приглашения.

- Не давай дьяволу увлечь себя, Йохен. Ты же знаешь, что он хочет удержать тебя. Вырвись из-под его власти и приди к Господу Иисусу. Разве он не твой Спаситель тоже?

Но Йохен совсем его не слушал, он продолжал беззаботно насвистывать, отбивая такт ногой.

Гельмут Бергер вошел в „теплый зал". Как здесь сегодня пусто! Почти все старшие ребята отсутствовали, и даже Курт. Позже от девочек он узнал причину этого.

- По команде, - думал Гельмут. - По команде они приходят и не являются тоже по команде. Что скажет Криста!

Криста была очень расстроена.

- Мама, как же так? - спросила она разочарованно. - Разве могло такое вообще случиться? Мы же так молились за этих детей, но Господь Иисус не услышал нас. Что ему не понравилось в наших молитвах?

- Нет, Криста, Он был всем доволен. Но, может, Он хочет нас испытать, не перестанем ли мы молиться? Он хочет посмотреть, будем ли мы и дальше молиться и верить в Него, когда все так безнадежно. И потом, дитя мое, уж не пребываешь ли ты в опасном заблуждении, рассчитывая больше на свою молитву, чем на милость Божию? Ты никогда не должна думать о том, что чего-нибудь заслужишь своей молитвой - на то лишь милость Божья, которой Господь побеждает чье-то упрямое и гордое сердце.

- Мама, я уже стал думать, - начал Гельмут, - не моя ли вина в том, что Господь Иисус не благословляет это дело. Может, я взялся за него слишком поспешно и необдуманно? Ах, мама, помоги мне смириться, ведь я понимаю, что без помощи Господа я ничего не смогу сделать.

- Очень хорошо, если ты и впредь будешь проверять свои поступки в свете Слова Божьего, - ответила мать, - но подумай и о таких словах нашего Господа: „Еще не пришел час Мой". Еще не пришел! Значит, мы должны ждать и верить. Пока не пробьет Его час, мы не должны опережать события, не должны желать чего-нибудь достигнуть. Молчи, не волнуйся и продолжай свою работу. Когда-нибудь придет Его час. Слова еще не заключают в себе смысл, но когда-нибудь, может быть, уже совсем скоро, ты узнаешь это. И знай, что с тобой вместе молятся еще многие - и за тебя тоже.

Гельмут поблагодарил свою мать за совет.

- Я буду думать над Словом Божьим. Попытаюсь работать, как и прежде, и молча ждать. Может, Господь Иисус уже начал Свою работу в Йохене, хотя сейчас это выглядит безнадежным делом.

- Ты не смог бы его как-нибудь навестить? - спросила Криста.

- Я не могу застать его дома. Не знаю, где он проводит все послеобеденное время. Его приемная мать очень неприветливая и озлобленная женщина; не удивительно, что Йохен редко бывает дома.

- А что делает Куртхен?

- Вскоре я, наверное, снова навещу Куртхена и его брата Ганса. Подумай только, несмотря на категорический запрет Йохена, Ганс был сегодня в воскресной школе. И он так внимательно слушал, когда я рассказывал о любви Спасителя.

- Прекрасно, Гельмут, прекрасно! - обрадовалась Криста. - Послушай, Гельмут, к нему присоединятся и другие! С сегодняшнего дня я хочу молиться за Ганса. Ганс Роте, кажется, так его зовут?

Тот пыл, с которым Криста все это произнесла, передался и Гельмуту. Она просто излучала уверенность в успехе!

- Да, - подтвердил он, - Ганс Роте. Как ты хорошо запомнила имена!

- Йохен, в следующее воскресенье мы ведь снова пойдем в воскресную школу? - спросил Куртхен. -Там было так хорошо, и нам еще надо закончить разучивание новых песен. Пожалуйста, позволь нам снова пойти туда!..

Йохен смерил его взглядом.

- И не подумаю! Тебе не удастся меня одурачить! Замолчи, я не желаю ничего слышать об этом дурацком „теплом зале"!

Сказав это, он засунул руки в карманы и начал насвистывать.

- Ты же насвистываешь „Радость, радость будет в небесах..." - воскликнул Курт и просиял:

Йохен покраснел и закашлялся.

- Я думаю, Йохен, что все стало намного лучше с тех пор, как я больше не ворую.

- Болван! - набросился на него Йохен. - Больше не говори такой вздор! Это невыносимо! Как я погляжу, ты и вправду скоро должен будешь поискать нового друга!

Куртхен сильно испугался. „Йохен хочет порвать со мной дружбу, потому что я овечка доброго Пастыря и хочу следовать моему Спасителю! Потерять Йохена из-за моего Спасителя? Разве это неизбежно? Разве нельзя дружить одновременно с обоими? Йохен должен остаться моим другом! Я спрошу в воскресенье господина Бергера, он ведь все знает", - думал Куртхен.

Вечером, когда Курт ложился спать, он заговорил со своим братом:

- Ганс, - спросил он, - канонада уже была?

- Ну, разумеется, - ответил Ганс. - Это было потрясающе. Ты бы только послушал этот грохот, ну просто адский шум! Сбежался весь дом. Но когда они спустились, нас там уже не было. Каждый из нас заранее нашел себе укромное местечко, и, кроме того, сильный дым и темнота помогли нам уйти оттуда незамеченными. Люди кричали и ругались. У старухи, соседки с третьего этажа, произошел сердечный приступ. Все ругались, кричали, что наверняка это снова дело рук „этого Йохена". Но они не могли его в этом уличить. Некоторое время спустя они видели, как он резал у реки ивовые прутья. Они хотели, чтобы полицейский его арестовал, но тот ответил, что их подозрения необоснованны и что он не уйдет со своего поста.

- Как хорошо! - с радостью в голосе воскликнул Куртхен. - Что стало бы с Йохеном! Он наверняка попал бы в тюрьму.

Братья надолго замолчали. Ганс лежал на спине, положив руки под голову, и неподвижно смотрел в темноту широко открытыми глазами.

- Я думаю, что больше никогда не буду участвовать в подобных делах.

Курт удивленно приподнялся с подушки.

- Ты имеешь в виду то, что придумывает Йохен?

- Да, я это имею в виду. Их надо совершать тайно, а господин Бергер сказал, что Господь Иисус не одобряет подобных тайных дел. Я не хочу - я больше не буду в них участвовать. Собственно говоря, я и с канонадой не хотел связываться.

Голубые глаза Курта округлились от удивления.

- Ганс, пойдем снова в воскресенье в школу!

Он был страшно рад. И господин Бергер тоже обрадовался, когда увидел в „теплом зале" белокурую головку Курта.

„Это многочисленные молитвы домашних - нет, это милость Божья"! - подумал он с благодарностью.

Они выстроились в шеренгу по росту, все шестеро, мал мала меньше, напоминая собой органные трубы, один грязнее другого - братья и сестры Бруно. Мать пришла, чтобы забрать его из больницы, а они все остались его ждать посередине моста. Бруно, пролежав столько недель в детском отделении, видел вокруг себя лишь чистых, хорошо умытых детей и поэтому немного помедлил, прежде чем подать руку своим братьям и сестрам.

- Ты никогда не умываешься? - спросил он Лотту.

- О нет, я умываюсь каждое воскресенье, - удивившись вопросу, заверила его Лотта.

- Ты могла бы это делать каждый день, - сердито заметил он. - Воды достаточно и время у тебя тоже есть.

- Ты только вернулся домой и сразу ругаешься, -недовольно сказала мать. - Ты, мальчик, что-то стал избалованным, точно принц. Но это скоро пройдет.

Теперь, когда Бруно выписался, он вдруг ясно осознал все то прекрасное и приятное, что окружало его раньше в больнице. Да, там за ним ходили и ухаживали, как за принцем. Правда, в больнице он думал совсем по-другому. Там его не устраивало то одно, то другое. Мало чем он был доволен, и у сиделки с ним было немало хлопот.

- Когда приходится столько времени лежать и страдать от боли, то всем будешь недоволен, - не раз отвечал он сестре Грете, пытавшейся его успокоить.

А позже, когда боль уже прошла, он был твердо убежден, что с такой рукой, как у него, нечему радоваться. Бедный Бруно! Постоянное недовольство и волнения озлобили его и сделали брюзгой.

В больнице он часто слышал о Господе Иисусе, Спасителе грешников, о том, как Он любит детей и призывает их всех к себе. Потом пришел Куртхен и рассказал о господине Бергере и о воскресной школе, и рассказ Куртхена полностью совпал с тем, что ему говорила сестра Грета. И тогда Бруно спросил себя, не будет ли и для него правильным последовать призыву Спасителя и прийти к Нему. Но все же он решил, когда вернется домой, поговорить с господином Бергером.

Но как только он перешел через мост, он сразу же увидел своего самого большого врага: впереди него шел Йохен! Все его благие намерения тут же улетучились. Он украдкой сжал кулак и пробормотал вне себя от ярости:

- Ну, погоди, я еще расквитаюсь с тобой.

Ему было неясно, как он это сделает, но он упорно об этом размышлял, даже по ночам, когда просыпался. Он часто просыпался, потому что спал в одной кровати с двумя братьями, а эта кровать с каждым годом становилась все уже и уже для трех мальчиков. Ах, как часто Бруно вспоминал о своей удобной, чистой кровати в больнице!

Йохен был виноват в том, что он так несчастен и всем недоволен, что ему придется научиться писать левой рукой и что он не сможет сколько угодно драться с другими мальчиками. Йохен дорого за это заплатит!

Но Бруно не догадывался о том, как сильно Йохен переживал за него, чувствуя свою вину. Иногда Йохен испытывал даже настоящие мучения. Ему казалось ужасным, что из-за его несдержанности Бруно был так тяжело ранен. А теперь, наверное, и Куртхен вскоре покинет его из-за этой дурацкой воскресной школы!

По воскресеньям его сильно тянуло к „теплому залу". Он болтался у входа, наблюдая, как младшие входят туда. Но когда к двери приближались старшие ребята, он задерживал их, подтрунивая над ими, и очень радовался, если они его слушались. В угоду ему они толпились у самой двери, издавали звуки, напоминавшие звериный рев, поднимали друг друга к окнам и барабанили в стекла, забрасывали в открытые форточки свои шапки, а потом забегали в зал и искали их там. Они изо всех сил старались помешать занятиям в воскресной школе.

Куртхен опять сидел в зале среди остальных ребят. Его не смогли остановить угрожающие взгляды Йохена.

А Йохен в это время сидел на своем обычном месте, на цоколе дома. Он был очень недоволен как собой, так и остальными. Мысль о том, что большинство старших мальчиков уважали его, не могла ему принести никакого удовлетворения, так как среди них не было Куртхена и Ганса - или их уже никогда не будет? Он внимательно осмотрелся. Напротив него стояли мальчики, и, по-видимому, они уже устали шуметь. Мальчики стояли очень близко друг к другу, это сразу же бросилось в глаза. Уж не замышляли ли они чего-нибудь против него? Он вытянул шею, чтобы лучше все рассмотреть. В середине группы он узнал Бруно Эндерса! И как он их настойчиво уговаривал!

- Подойти и броситься на них? Они сразу же разлетятся, как курицы! Это просто смешно! Дураки! - и смерив их презрительным взглядом, он направился им навстречу.

- Йохен, мне тебя жаль! У тебя такие прекрасные волосы! Ты - ты очень расстроился?

Куртхен чуть не плакал и был в полном отчаянии от того, что Йохен не обращал на него никакого внимания. Йохен сидел у реки, на пристани, и его ноги болтались над водой. С мрачным видом он уставился на волны. Несмотря на все эти тревожные признаки, Куртхен присел рядом с ним.

- Йохен, ты видишь свою голову в воде? Ты очень странно выглядишь. Как будто это не ты. Мне тебя так жаль!

При этом он очень осторожно погладил Йохена по голове. И действительно, эта голова выглядела довольно странно. Не было длинных темных волос. Теперь уже Йохен не мог, как и прежде, отбрасывать их с лица быстрым красивым движением: их не было.

- Йохен, ну, посмотри же на меня! - И Куртхен снова хотел погладить его по голове. На этот раз Йохен посмотрел на него. С недовольным видом он оттолкнул Курта.

- Ты дурак и всегда им останешься! Ты и в самом деле думаешь, что я расстроился из-за этих глупых волос? У меня совсем другие заботы, но тебе этого не понять!

Куртхен вздохнул. Жаль, что он не может утешить Йохена, он бы с радостью это сделал. Но тот всегда считал его слишком маленьким и глупым...

Йохен снова уставился на воду. Его волновали две вещи. Первое, это то, что мальчики, по-видимому, взбунтовались против него, и второе, он был убежден, что теперь не сможет добиться среди них признания - вместе с волосами он наверняка потерял и всю свою силу! Он припомнил тот самый урок, где учитель закона Божьего рассказал им о судьбе Самсона, который тоже потерял свою силу, когда ему отрезали волосы. Во время этого урока один из ребят показал на Йохена и прошептал: „Волосы Самсона! Поэтому он и сильный такой!" И вот, наконец, Йохен убедился в правоте этих слов.

- Я дурак! - сказал он сам себе. - Куртхен хотел меня предостеречь, а я дал ему пощечину! Я был о себе слишком высокого мнения и не считал, что мне стоит этого опасаться!

Он нерешительно посмотрел на камни, лежавшие у самого откоса. Поднять один из них и бросить в воду? Сколько раз уже он вот так забрасывал камень на середину реки! Но удастся ли ему теперь - без волос, без былой силы? Наверное, вся его сила осталась у мальчиков.

И на другой стороне находился человек, который тоже страдал от своего бессилия. Мыслями Гельмут Бергер был со „своими" детьми, по ту сторону моста.

- Господи, Ты знаешь, как я бессилен. Сделай же так, чтобы я стал полезным орудием в Твоих руках. Избавь меня от самовольных действий - и от уныния. Позволь мне вымолить и узнать Твою помощь. Благослови меня, Господи, и никто не сможет помешать Тебе в этом...

Это Криста вселила в него мужество на эту молитву. Когда он вернулся из воскресной школы, то был в полном отчаянии, вид у него был такой унылый и подавленный, казалось, он уже готов все бросить, и его сестра даже испугалась.

- Присядь рядом со мной и расскажи все по порядку, что произошло на той стороне, - попросила она. И тогда он излил ей всю душу. Он рассказал все.

Еще только перейдя мост, он уже бывал в плохом настроении, как будто предчувствуя, что сегодня его ждет мало радости. Перед входом он видел больших мальчиков, которые, по-видимому, и не собирались входить в „теплый зал“. И внутри тоже ничего, кроме беспокойства! Дети в зале, сочувственно относившиеся к крикам на улице, говорили ему при каждом таком крике, доносившемся снаружи, чей это был голос. Потом через форточки в зал влетали шапки. А затем в поисках этих шапок туда влетали мальчики.

- Ах, Криста, иногда у меня такое чувство, что все напрасно, что я, видимо, не гожусь для этой работы... - закончил Гельмут, по всей видимости, полностью примирившись со своей судьбой.

Его сестра немного помолчала, а потом возразила ему:

- Я не думаю, что ты это делаешь и должен делать один - наверняка Господь Иисус захочет это сделать сам. Он ведь может хорошо справиться с этим делом. Как по ту сторону моста, так и по эту - разве не так?

Гельмут, казалось, воспрянул духом. Но его сомнения еще не совсем развеялись.

- Конечно, Он это может. Но мне не хотелось быть ему помехой.

- Я не думаю, что Он позволит мешать Себе, -убежденно сказала Криста, и Гельмут крепко прижал к груди свою маленькую сестренку.

- Ах, Бруно, ну, пожалуйста, пойдем с нами в воскресную школу. Хотя бы раз! Я знаю, ты придешь. Ты мне это обещал, когда я был у тебя в больнице. Сестре Грете ты ведь тоже обещал!

- Мне не хочется, Куртхен, оставь меня в покое!

- Почему тебе не хочется?

- Да оставь, наконец, меня в покое, - сердито прошипел Бруно, и Курт, испугавшись, сменил тему.

- И так вам только удалось обрезать Йохену волосы? Как он вам поддался?

- Мы подошли к нему сзади, несколько пацанов набросились на него, повалили на землю и стали держать ему руки и ноги, и прежде чем он понял, что произошло, дело было сделано. Я обрезал ножницами его черную гриву! Сначала он дико сопротивлялся, но потом затих и больше не двигался.

Куртхен немного подумал.

- Знаешь, - сказал он потом, - я считаю, что некрасиво действовать вот так, из-за спины. Вам было бы лучше подойти к нему в открытую и честно помериться с ним силами. Ему придется плохо, ведь теперь у него совсем нет силы. Что только господин Бергер скажет обо всем этом?

- Ах, вечно ты со своим господином Бергером! Господин Бергер тут, господин Бергер там! Ты можешь думать о чем-нибудь другом? Какое мне дело до твоего господина Бергера!

Вдруг Курт поднял голову и прислушался.

- Послушай, Бруно, что это?

Снизу раздавалось громкое пение. Оба мальчика выглянули из окна и посмотрели вниз. Далеко внизу -семья Эндерс жила на четвертом этаже - в маленьком дворике, на всяком хламе, на пустых бочках, на поленнице дров, - сидели дети и громко пели:

„Путь ко спасенью новый, живой, Словом Христа открыт пред тобой. Сам Он тебе дарует покой, Сам говорит: „Приди!“ Радость, радость будет в небесах, Где мы в райских встретимся вратах..."

- Слышишь? - воскликнул Куртхен, - это наша песня из воскресной школы! Разве она тебе не нравится, Бруно? Ты хочешь ее спеть? Ну, приходи же завтра!

По правде говоря, Бруно не хотел приходить, но, как это всегда и происходит, в следующее воскресенье он уже сидел в „теплом зале" среди других детей. Он сел рядом с Гансом Роте, потому что тот был большой, а Бруно всегда тянуло к большим. Он внимательно всех разглядывал со своего места. С особым интересом он следил за Куртхеном. У того даже раскраснелись щеки, а глаза так сияли! Казалось, он был очень счастлив.

Из того, что сказал господин Бергер, Бруно взял для себя не очень много. Лишь когда начали разучивать новую песню, он стал очень внимателен, потому что любил петь. Вот эта песня:

Иисус - друг грешников, Его любовь велика, Отец послал Его сюда и ради нас, детей. Иисус умер за нас

На кресте по собственной воле,

Иисус - это тот, Кто из любви к нам Взял на Себя наш грех.

Иисус, позволь нам Тебя познать, Позволь нам на деле назвать Тебя нашим Спасителем, Который так нас возлюбил...

Бруно все время поглядывал на Курта, лицо которого так и сияло от радости и усердия, когда он бормотал про себя текст песни.

- Буду ли я когда-нибудь таким же счастливым? -спросил себя Бруно.

После занятия Куртхен помогал расставлять стулья и скамейки.

- Ну, Куртхен, - спросил его господин Бергер - как тебе жилось в эти первые дни, когда ты стал овечкой Иисуса, ты счастлив?

Мальчик посмотрел на него.

- Да, господин Бергер, - ответил он. - Но...

- Но?

- Я... - и Куртхен снова заколебался, - я уж больше не друг Йохена, - сказал он и при этом его лицо покраснело.

- Ты так любишь Йохена?

Мальчик кивнул.

- Да, очень! Но, к сожалению, он всегда хочет совсем иного, чем Спаситель.

Гельмут Бергер посадил Куртхена рядом с собой на скамейку.

- Что же, например, он хочет? - спросил он

- Он говорит, что лгать, воровать и сердить взрослых совсем не грешно, и то, что вы нам говорите, -все это чепуха. Но я знаю, что Спасителю это не нравится.

- Ты прав, Куртхен. Такие вещи Он не сможет одобрить и никогда не одобрит, так как это грех.

- Мне бы тоже не хотелось лгать и воровать, и я очень рад, что теперь мне не нужно этого делать. Зато теперь Йохен не может ко мне хорошо относиться.

- Но мне думается, что Йохен все еще хорошо относится к тебе, он лишь противится всему новому, что, по его мнению, лишает его первенства. Нам надо молиться Спасителю, о том, чтобы Он подарил Йохену новое сердце!

Куртхен посмотрел на него удивленно и в то же время непонимающе.

- Как ты думаешь, - спросил господин Бергер, -Йохен перестанет воровать, если мы ему еще раз скажем, что это грех?

- Ах, нет, он только снова рассердится и скажет, чтобы я прекратил свои вечные проповеди!

- Видишь ли, Курт, вот поэтому я говорил о „новом сердце". Лишь когда Йохен полюбит Спасителя, он станет счастливым, и ради Него бросит все свои злые дела.

- Но я даже не могу себе представить, что Йохен перестанет драться и воровать!

Гельмут снова вспомнил об уверенности Кристы в успехе.

- Господь Иисус может все. Он же сумел сделать так, чтобы ты перестал лгать и воровать!

Это убедило Куртхена, и он приободрился. И когда после их разговора господин Бергер встал на колени в тихом уголке „теплого зла" и начал молиться, прося у Спасителя новое сердце для Йохена, то и Куртхен присоединился к его молитве.

Кутхен умер!

Это известие разнеслось со скоростью ветра по всем улицам, дворам и квартирам по ту сторону моста.

Куртхен умер! Еще совсем недавно мальчик шел рядом с гоподином Бергером, возвращаясь из „теплого зала", а теперь его уже нет в живых! Что же произошло?

- Утонул!

- Столкнули в воду!

- У мостков, где полощут белье!

Ох, уж это место! Чего там только не случалось! За последние годы в этом месте очень много детей упало в воду и утонуло. А теперь вот и Куртхен! - Столкнули в воду? - Но кто смог сделать такое?

- Не стоит и спрашивать. На такое способен лишь один человек на свете! - И многие провожали взглядами мальчика с обрезанными черными волосами, который переходил мост рядом с полицейским, ведущим его на допрос.

- Йохен!

- Конечно! Кто другой был способен на такое чудовищное преступление! Это должно было когда-нибудь произойти, они все это давно предвидели. Злой, подлый Йохен! Самый скверный и испорченный мальчишка на всем белом свете! В своей злости он оказался способным на то, чтобы убить милого Куртхена!

Волнение достигло своей высшей точки. Теперь весь район по ту сторону моста был целиком предан маленькому белокурому мальчику. Какой он был всегда приветливый и милый! Как всегда сияли его голубые глаза! И если он когда-либо принимал участие в проделках, то, конечно, только потому, что его на это подстрекали, заставляли!

- Такой хороший мальчик! Он и мухи не обидел!

Фрау Роте подтвердила все эти слова:

- В последнее время он был самым лучшим ребенком на свете. Он угадывал по глазам любое мое желание. И всегда был правдивым и честным. И Йохен убил такого мальчика!

- И как он страшно кричал о помощи! - А потом вода сомкнулась над ним! - Было просто ужасно видеть все это!

Женщины знали, что говорили, ведь они, хотя это и случилось в воскресенье, после обеда, как раз полоскали белье.

- Мы все видели и ничем не могли помочь, мы ведь не умеем плавать!

Теперь Куртхен лежал на кровати в своей комнате на чердаке, тихий и бледный. Его мать, рыдая и ломая в отчаянии руки, стояла у него в ногах. Ганс прижался к окну, и его сердце переполняли злоба и горечь.

Ганс очень любил своего брата и понимал, что Куртхену хотелось потихоньку вытянуть его на новый путь. Может быть, ему удалось бы это? Было видно, что сам Куртхен находился уже на новом пути, это чувствовалось по всему. И вот маленького брата вдруг больше нет. Он больше не сможет петь свои песни, смеяться и играть - тихо и безмолвно он лежит в своей кровати.

- Во всем виноват Йохен! - бормотал про себя Ганс. - Как я ненавижу этого Йохена!

Йохен горящими глазами смотрел на полицейских.

Он уверял их настойчиво:

- Нет-нет, я не делал этого!

Йохен остолбенел от ужаса, когда жители его квартала обвинили его в том, что он убил Куртхена.

- Вы сошли с ума! - кричал он и вел себя, как помешанный.

- Как только они могли обо мне такое подумать, -в отчаянии думал он. - Как они только могли... Вот так и всегда - я всегда был виноват во всем! Все равно меня никто терпеть не может - только Куртхен был моим другом!

Йохен думал о том, как часто он вымещал на мальчике свою злобу, как часто его бил. Он закрыл лицо руками и перестал отвечать на вопросы, которые ему задавали.

Вечером его отпустили из полицейского участка. Он шел через мост и плакал.

На следующее утро, после школы, он долгое время бродил возле квартиры Курта. Как только он увидел, что фрау Роте вышла из квартиры и пошла в город, он быстро поднялся по лестнице и постучал в дверь. Фрида посмотрела в дверную щель. Когда она его узнала, то хотела быстро закрыть дверь, но Йохен успел просунуть ногу, и дверь не закрылась.

- Впусти, а то получишь!

Напугавшись, маленькая девочка впустила его. Через несколько мгновений он уже стоял у кровати Куртхена. Какой мирный вид был у его маленького друга! Как это случилось, что бледное личико выглядело таким счастливым? Йохен невольно подумал о „теплом зале", о господине Бергере.

Но тут у него за спиной послышались шаги, и он обернулся.

- Что тебе здесь нужно? Негодяй, ты и мертвого его не можешь оставить в покое! Сейчас же уходи отсюда!

Это вернулась фрау Роте. Йохен испуганно посмотрел на нее. Он увидел, что от слез у нее покраснели глаза, а сама она дрожала от волнения.

- Но я не сталкивал его в воду! - сказал он.

Смертельно несчастный, он прошел мимо фрау Роте к двери.

„Все меня ненавидят, - думал он, спускаясь по лестнице. - Правда, этот Спаситель - Куртхен говорил о Нем - Он любит всех людей. Относится ли это и ко мне? Кто это мне может сказать?"

В следующее воскресенье он тайком проскользнул в двери „теплого зала" и попытался смешаться с толпой. Несмотря на это, все его, конечно увидели. Ганс и Бруно постарались найти места как можно дальше от него.

После окончания занятия в воскресной школе Гельмут Бергер особенно сердечно поприветствовал больших мальчиков и поздоровался с ними за руку. Он сказал Йохену:

- Я рад, Йохен, что сегодня ты снова здесь. Послушай, у Спасителя есть для тебя нечто удивительно прекрасное.

Затем он обратился к Гансу:

- Не мог бы ты сегодня меня немного проводить, я хотел бы кое-что с тобой обсудить.

Ганс отправился вместе с ним. Йохен посмотрел им вслед. Нечто чудесное для него - не от господина Бергера, а от самого Спасителя?

- Это, наверное, то самое, что получил и Куртхен и что его так обрадовало! - сказал себе Йохен.

Проходила неделя за неделей. Уже в понедельник Йохен с нетерпением ждал следующего воскресенья.

- Ты бы только видела этого мальчика, его горящие голодным блеском глаза, когда он сидит среди других ребят и слушает истории из Библии, - сказал своей сестре Гельмут Бергер. Как будто он читает по моим губам. Я верю, Криста, что твои молитвы будут вскоре услышаны.

Криста была очень рада.

- Гельмут, какой у нас Спаситель! Он совершил чудо - и по ту сторону моста! Как я рада!

Однако Гельмут был в этом не так уверен, как его сестра:

- Не спеши, Криста, может быть, у Йохена все это временно, и делает он это из-за своей безрадостной жизни, а не потому, что хочет покаяться в своих грехах перед Богом!

Гельмут Бергер был прав. Но под влиянием Слова Божьего, которое мальчик слушал в „теплом зале" каждое воскресенье, в свете Божьей святости ему все больше приоткрывалось то, что он совсем пропащий грешник. И день ото дня росла его внутренняя потребность в Боге. Наконец, он пришел в такое отчаяние , что решил как можно скорее поговорить об этом с господином Бергером. Вскоре, когда господин Бергер навестил его, для этого представился удобный случай. Приемная мать Йохена как раз ушла к соседке, так что они могли спокойно поговорить друг с другом. Йохен излил свою душу господину Бергеру. Он признался ему во всем, что его угнетало и мучило. Господин Бергер внимательно слушал.

- Так это ты столкнул Куртхена в воду? - спросил он его потом.

- Нет, господин Бергер, нет! Нет! Я не делал этого!

Йохен удивленно посмотрел на своего учителя из воскресной школы. И Гельмут Бергер почувствовал, что мальчик сказал правду.

- Но об этом повсюду говорят. Все считают, что именно ты виноват в его смерти.

- Надо же им найти человека, на которого можно валить всю вину. Я и вправду был рядом с ним, когда это случилось. Я запустил в воду на веревке старую сковороду и показывал Куртхену, как сделать, чтобы сковородка не утонула. И знаете, до этого я ведь чуть не убил Бруно Эндерса...

Затем Гельмут Бергер спросил:

- Говорят, что в последнее время ты просто по-хамски относился к Куртхену и часто угрожал порвать с ним дружбу?

Йохен печально кивнул. Как он теперь раскаивался, что так некрасиво вел себя со своим единственным другом.

- Но почему же, Йохен?

- Потому что я... потому что я был очень плохим, господин Бергер, ужасно плохим. Я сердился, потому что Куртхен, как вы знаете, больше не хотел участвовать в воровстве, и кроме того, продолжал ходить в воскресную школу, хотя я ему это и запретил. Что я наделал! Теперь я знаю, что нет мне прощения за все это. Я согрешил не только перед мальчишками и многими взрослыми, живущими здесь, по соседству, но и перед Богом! Я знаю, что нет мне пощады. Как же мне все это исправить?..

- Ты не сможешь этого сделать, Йохен. Да тебе этого и не нужно! Как бы человеку оправдаться перед Богом за свои поступки?! И как ему освободиться от своей собственной вины перед Богом?! Как он может заслужить свое собственное счастье?! Это невозможно! Это не выйдет, Йохен, это совершенно невозможно! Но Бог милостив и может даровать прощение. Так как Бог есть любовь, и Он не желает смерти грешника, его вечной погибели. Он желает простить, и Он может простить, - такова воля Иисуса. Как же велика любовь Божья! Лишь Господь Иисус, наш Спаситель, может тебя очистить от твоих грехов, и Он сам этого хочет. Его кровь все омоет. Его кровь очистит тебя от твоих грехов.

Йохен удивленно посмотрел на господина Бергера.

- И что мне надо сделать?

- Принеси Спасителю свои грехи, исповедуйся Ему! Он всегда призывает: „Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас." Он ждет тебя. Доверься Ему, и Он простит и очистит тебя - на то Он и Спаситель! Неужели ты не хочешь последовать Его призыву?

- Нет, нет, я хочу. Но, господин Бергер, ведь Вы поможете мне?

- Ты бы только видела эту троицу, Криста! Бруно, Ганс и Йохен просто неразлучны Их водой не разольешь. И я не могу себе представить, что причина этого лишь их общее воспоминание о Куртхене.

- Нет, Гельмут, я тоже так не думаю. Скорее, их общая радость в Господе Иисусе является подлинной причиной их дружбы. Он сумел все обновить!

- Чем я заслужил это? - взволнованно спросил Гельмут.

- Заслужил? Нет, наверное, ты этого не заслужил, и мы тоже не заслужили этого своими молитвами. Мне кажется, в тысячу раз прекраснее получить все в подарок от Спасителя.

Гельмут обнял сестру.

- Я думаю так же, Криста. Я тоже принимаю это, как подарок от Него, и мне бы хотелось поблагодарить Его за это от всего сердца.

В одно из воскресений Криста попросила:

- Гельмут, мне бы хотелось увидеть район по ту сторону моста, и прежде всего твоих мальчиков и девочек из „теплого зала". Ну, пожалуйста, возьми меня сегодня в воскресную школу!

Она умоляла его до тех пор, пока он не пообещал выполнить ее просьбу.

Некоторое время спустя они уже шли по старинному деревянному подъемному мосту. Сердце Кристы было переполнено радостью и ожиданием.

- Вон там, на той стороне, уже виден „теплый зал“, - показал Гельмут. Криста кивнула. Уже отсюда, с моста, они увидели много детей. Все они, мальчики и девочки, направлялись в сторону зала. Криста с таким увлечением смотрела на ту сторону, что совсем не обращала внимания на то, что происходило вокруг нее. Под мостом должен был пройти большой корабль, и мост должны были вскоре поднять. Прозвучал сигнал. Пешеходы пошли быстрее, чтобы успеть его перейти. Они оттеснили Кристу от Гельмута. На мост въехала дорожная карета, запряженная парой лошадей. Кучер щелкнул кнутом, лошади испугались, задрали морды и понесли. Началась паника. Криста обернулась, увидела несшихся на нее лошадей, но от испуга осталась стоять на месте, словно парализованная. Люди закричали. Карета прогрохотала по мосту. Все в сильном волнении смотрели на проезжую часть - наверное, там уже лежит девочка, растоптанная копытами лошадей! Они растерянно искали ее глазами - она должна там лежать - где же она?

Спасена! Спасена в последнюю секунду! Сильный мальчик с короткими черными волосами оттащил ее в сторону!

Криста была без чувств, но, к счастью, не ранена. Когда она немного пришла в себя, то сразу же осмотрелась. Рядом с ней стояли три мальчика и заботливо на нее смотрели. Дрожащим голосом Криста обратилась с вопросом к черноволосому мальчику:

- Ты наш Йохен?

Ничего не ответив, мальчики удивленно посмотрели на нее. Но когда Гельмут Бергер, запыхавшийся, с бледным лицом, пробился к ним сквозь толпу людей, Йохен все понял. Девочка, которую ему удалось спасти, -сестра господина Бергера! Это Криста, которая, как ему уже рассказывал господин Бергер, так часто молилась за него! Она сказала „наш Йохен"! Неужели и вправду есть на свете человек, который так к нему относится?

- Наконец-то ты сделал что-то стоящее, Йохен! -похвалил его сосед-старик.

И Бруно Эндерс, улыбаясь сказал:

- Так значит, ты еще силен, старина Самсон!

Господин Бергер распростер руки, словно хотел обнять их сразу всех вместе.

- Пойдемте в „теплый зал" и возблагодарим Господа Иисуса за Его великую милость.

И когда он пригласил взрослых тоже пойти вместе с ними, некоторые из них приняли его приглашение. Если подумать о том, как в последнее время изменился этот Йохен, то, может быть, и в самом деле в этих разговорах о „Спасителе" и о „новой жизни" что-то есть.

- Странно, - думала золовка фрау Роте, сидевшая наискосок от мальчика, - у него точно такое же счастливое лицо, какое в последнее время было и у Куртхена.

Криста неотрывно смотрела на Йохена. Как она ему была благодарна!

Когда ее брат запел: „Бог - это любовь, Он любит и меня...", она шепнула на ухо:

- Так и есть, Гельмут, так и есть - Он любит и людей по ту сторону моста!