Дорогая сестра

Глава 1

Элизабет Уэйкфилд неподвижно лежала на высокой и узкой больничной кровати.

«Как мертвая», – подумала ее сестра Джессика.

Она смотрела на распростертое тело Элизабет, не подающее никаких признаков жизни, и слезы струились по ее щекам. День за днем сидела Джессика у изголовья своей сестры в больнице имени Джошуа Фаулера и ждала, когда она придет в сознание.

– Лиззи, Лиззи, услышь меня, пожалуйста, – рыдая, повторяла Джессика, – ты не можешь умереть.

До той ужасной дорожной катастрофы, приведшей Элизабет на больничную койку в состоянии тяжелейшей комы, этих красивых шестнадцатилетних девушек было очень трудно отличить друг от друга. Когда в солнечном калифорнийском городке Ласковая Долина люди видели высокую девушку с выгоревшими на солнце белокурыми волосами и блестящими зеленовато-голубыми глазами, они знали, что это одна из близнецов Уэйкфилд, но не всегда могли точно сказать, какая именно.

Теперь контраст был настолько разителен, что у тех, кто это видел, сердце разрывалось от жалости. Элизабет, еще недавно полная жизни и пышущая здоровьем, лежала мертвенно-бледная, застывшая в пугающей неподвижности. Сейчас в ней с трудом можно было узнать жизнерадостную девушку, какой она была всего несколько дней назад. Что же до Джессики, то хотя ее юная и свежая красота по-прежнему притягивала взгляд, но глаза были красными от слез, а лицо омрачено тревогой, болью и печалью, которые, казалось, застыли на нем навсегда.

Выражение глубокого горя не сходило с лица Джессики с тех пор, как ее сестру принесли в реанимационную палату после автодорожной катастрофы. Джессика сопровождала Элизабет в машине «скорой помощи». Их родители, Нед и Элис Уэйкфилд, и старший брат Стивен немедленно примчались в больницу. Сами в шоке от происшедшего, они были напуганы выражением лица Джессики и пытались убедить ее в том, что Элизабет поправится. Но дни шли, а сознание так и не возвращалось к Элизабет.

Джессика медленно опустилась на стул рядом с кроватью. Взглянув на медицинское оборудование, она вздрогнула. Капельница была понятна: из нее в руку Элизабет поступают питательные вещества, необходимые для поддержания жизни. Но все другие трубки и устройства наполняли ее страхом.

Взяв в свои руки безжизненную руку Элизабет, Джессика заговорила голосом, полным мольбы:

– Лиззи, ты же знаешь, как я люблю тебя, как все тебя любят. Тебя все любят гораздо больше, чем меня. Ты просто не можешь умереть, Лиззи. Я не смогу без тебя.

Рука Элизабет оставалась такой же неподвижной. Не было ответного пожатия, не было подрагивания век. Не было абсолютно ничего.

Внезапно Джессика почувствовала чью-то руку на своем плече. В испуге она подняла голову. На нее смотрело доброе лицо с мягкими карими глазами.

– Мисс Уэйкфилд?

– Да.

– Я заметил сходство.

Джессика устремила глаза на мужчину в белом больничном халате, в страхе ожидая, что он сообщит ей что-то плохое.

– Я хорошо понимаю, как тебе больно видеть свою сестру в таком состоянии.

– Я так беспокоюсь!

Мужчина наклонился, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом Джессики.

– Джессика, мы делаем для Элизабет все, что возможно. Мы прилагаем все усилия для того, чтобы она поправилась. Ты меня понимаешь?

Она молча кивнула. Что он хотел этим сказать? Что с Элизабет будет все в порядке или…

– Меня зовут Джон Эдвардс. Я нейрохирург, лечащий врач твоей сестры.

– Доктор Эдвардс?

– Правильно, Джессика. Твоя сестра находится в коматозном состоянии. Ты ведь понимаешь, что это значит?

– Это значит, что Лиз умрет! – голос Джессики дрогнул, и она зарыдала с таким отчаянием, как будто ее сердце разрывалось на части.

Она почувствовала, что сильные руки осторожно, но настойчиво трясут ее за плечи.

– Перестань, Джессика. Слезы твоей сестре не помогут. Элизабет нужна вся твоя сила, а не слезы.

Джессика подняла к нему заплаканное лицо:

– Вы не понимаете!

– Я хорошо понимаю, как ты расстроена.

– Вы не понимаете, доктор Эдвардс, – повторила она, – это моя вина, все это моя вина.

– Джессика, ты была за рулем машины, которая столкнулась с мотоциклом?

– Нет, конечно, нет.

– Почему же тогда это твоя вина? – мягко спросил он.

– Потому что я должна была ее подвезти. Я поступила, как эгоистка, и уехала без нее. Поэтому она вынуждена была ехать с Тоддом на его мотоцикле. Если бы я подождала, она бы не… Ох, я должна была подождать. Это моя вина!

Доктор Эдвардс обхватил руками ее лицо и, подняв его, заставил посмотреть ему в глаза.

– Джессика, дорожные происшествия, к сожалению, случаются. И не всегда в них кто-то виноват. И сейчас нам совсем не важно, кто виноват. Нам важно вернуть Элизабет. И мы должны это сделать. Вы все – ты, твой брат и твои родители должны вернуть Элизабет к жизни. Я помогу, Джессика, но все зависит от тебя.

– От меня?

– Да. Ты самый близкий ей человек. И у тебя есть наибольший шанс пробиться к ее сознанию.

– Как? Как мне пробиться к ней?

– Говори с ней. Просто говори.

Он запустил пальцы в свои темно-каштановые волосы и подошел к окну, глядя в стекло ничего не видящим взглядом. Внезапно он повернулся, и Джессику поразили усталость и печаль на его лице.

– Джессика, врачи при помощи всяких приспособлений поддерживают в больных жизнь, но не всегда могут воздействовать на их силу воли так, чтобы они захотели вернуться к жизни. Иногда этого так и не происходит, как бы мы ни хотели. Единственное, что мы можем сделать, – это попытаться.

– Я постараюсь. Я все сделаю для Лиз.

– Я знаю. Побудь с сестрой, а я загляну позднее и осмотрю ее.

Когда врач ушел, Джессика опять обратилась к неподвижной фигуре Элизабет.

– Лиз, ты меня слышишь? Пожалуйста, Лиззи. Это я виновата в том, что с тобой случилось. Ну, может быть, не только я, но я знаю, что ты никогда бы меня не бросила. Я не знаю, как у тебя это получается. Когда ты кому-нибудь обещаешь где-то быть, то ты там обязательно бываешь. Люди могут на тебя положиться. А на меня может положиться только дурак. Лиззи, я обещаю стать более ответственной. Но без тебя мне этого не сделать. Ты должна поправиться, Лиз. Ты мне так нужна.

Распростертая на кровати фигура оставалась неподвижной.

– Джес, почему бы нам не спуститься в кафетерий и не выпить по чашке чая?

Джессика вскочила от неожиданности. В этот момент никого в мире для нее не существовало, кроме сестры, и она даже не услышала, как в комнату вошла Элис Уэйкфилд.

– Ах, мама, я так боюсь! – воскликнула она, рыдая, и слезы опять потекли по ее щекам.

– Джес, любимая, ну не плачь ты так. Элизабет не умрет. Мы ей не позволим. Вот увидишь, дорогая. Она обязательно поправится, и все опять будет как раньше.

Джессике очень хотелось поверить этим словам. А больше всего на свете ей сейчас хотелось повернуть время вспять, к тому роковому вечеру.

Тогда Инид Роллинз праздновала свое шестнадцатилетие, и все они были приглашены к ней на праздник. Элизабет предполагала отправиться на вечеринку со своим приятелем Тоддом Уилкинзом, но дедушка Тодда в тот вечер тоже отмечал день рождения, и Тодд не мог к нему не приехать. Поскольку Тодд обещал удрать оттуда как можно раньше и вместе с Элизабет отправиться в загородный клуб, она не особенно огорчилась и поехала к Инид с Джессикой и сопровождавшим ее на этот вечер Брайаном. Она даже не очень расстроилась, когда Тодд позвонил ей в разгаре вечеринки, чтобы сказать, что будет позднее, чем предполагал. Но когда праздник закончился, а Тодд так и не объявился, она по-настоящему рассердилась.

И все же она так любила Тодда, что не могла долго злиться на него, особенно после того, как узнала, где он был. Тодд договаривался с кем-то о продаже своего мотоцикла. Элизабет сначала просто не могла в это поверить. Тодд с раннего детства мечтал о таком мотоцикле. А теперь он решил его продать, потому что этот мотоцикл создавал много проблем в их с Элизабет отношениях, а Элизабет он очень любил.

Лиз взглянула на мотоцикл другими глазами. И он как-то сразу перестал ее пугать, как перестала пугать мысль о том, что сделают ее родители, если узнают, что она на нем прокатилась. На какую-то минуту она задумалась. Раз Джессика уехала без нее, она никак не могла доехать до «Каравана», клуба, куда после вечеринки отправились все остальные ребята. Положение казалось просто безвыходным. Если только…

И она приняла решение – наверное, самое худшее в своей жизни. Она села на мотоцикл.

Как прекрасно мчаться, сидя позади своего любимого, на мотоцикле, наклоняющемся на виражах дороги, навстречу теплому ветру, развевающему волосы! И она даже не заметила несущийся прямо на них потерявший управление фургон. А потом уже было слишком поздно.

– Лиз, пожалуйста, ответь мне, – умоляла сестру Джессика, сидя у ее изголовья. – Что, если я скажу, что это только моя вина? Мы с тобой заключим договор, Лиззи. Я возьму на себя всю вину, и ты будешь жить. Что ты скажешь на это?

Ответа не было.

Отчаяние и безнадежность охватили Джессику.

– Где же справедливость? – воскликнула она. – Этот чертов Макалистер остался цел и невредим, врезавшись со своим фургоном в мотоцикл Тодда. И Тодд тоже не пострадал. А ты лежишь в коме, хотя совсем этого не заслужила. Ах, Лиз, как я хочу, чтобы все было, как прежде. Я снова бы поддразнивала тебя и называла писательницей. Ты ведь никогда не сердилась на меня за это, правда? Ты всегда понимаешь меня, как никто другой, Лиз. Ты понимаешь меня даже лучше, чем я сама. Я думаю, что именно в этом заключается вся разница между нами. Ты всегда можешь понять других людей и сделать так, чтобы они почувствовали себя счастливыми.

Несколько минут Джессика сидела молча, в отчаянии от своей беспомощности.

– Черт возьми, Лиз, ну очнись! Ты не можешь так поступить со мной. Ты очень хорошо знаешь, что я не могу без тебя обойтись. Ты поступаешь эгоистично, и я тебя никогда не прощу, если ты умрешь!

Ей казалось, что все слезы уже выплаканы, но они вдруг потекли снова.

– Нет, Лиз! Я просто свинья, что говорю с тобой так!

– Джессика!

Она резко повернулась и увидела доктора Эдвардса, озабоченно смотревшего на нее.

– Джессика, когда я просил тебя разговаривать с Элизабет, я не это имел в виду.

– Я сделала что-то неправильно?

– Не то чтобы неправильно, но не то, что я имел в виду.

– А что я должна делать?

– У меня появилась идея, Джессика. – Он ободряюще ей улыбнулся и взъерошил ее выгоревшие на солнце волосы. – Не говори ей о своей вине. Говори о семье, школе, мальчиках – о чем хочешь. Просто болтай, как если бы ты знала, что она поймет тебя и ответит.

– И это выведет ее из комы?

– Я ничего не обещаю, Джессика. Может быть, да, может быть, нет. Но попытаться-то стоит?

– Я сделаю все, если это поможет Лиз.

В течение двух следующих дней Джессика беспрерывно бомбардировала сумеречное сознание Элизабет многочисленными воспоминаниями.

– Помнишь, как я пыталась отбить у тебя Тодда? Я бы просто убила всякую девчонку, которая только попробовала бы проделать это со мной. Но ты не такая. Ты была согласна отойти в сторону, если бы я действительно нравилась Тодду. Но он всегда любил только тебя, Лиз, и он был абсолютно прав, выбрав тебя. Тебя все любят – и это неудивительно. Ты очень хорошая и добрая, и ты всегда думаешь о других. Взять хотя бы Инид Роллинз. Ведь она зануда, каких свет не видел. Но она твоя подруга, и ты всегда ее защищаешь. Когда я всем разболтала ее секрет, ты правильно сделала, что заступилась за нее. Теперь мне стыдно, что я так себя вела, Лиз, и я обещаю, что я никогда не буду распускать сплетни про Инид, никогда!..

– Ты не обидишься, если я скажу кое-что про то, как ты пользуешься косметикой, Лиз? Не пойми меня неправильно, ты всегда выглядишь хорошо, но если ты подкрасишь ресницы чуть потемнее и положишь чуть больше румян на скулы, ты будешь просто неотразимой. А как ты одеваешься? Джинсы и блузки на пуговицах – это, конечно, неплохо, но иногда ты становишься слишком консервативной. Когда ты выйдешь отсюда, нам с тобой придется отправиться за покупками. Я помогу тебе выбрать действительно эффектные вещи, хорошо?..

– Ты обязательно поправишься, Лиз. Я просто уверена в этом. И ты опять вернешься ко всем своим школьным делам. Ты до сих пор лучший репортер «Оракула». Никто не мог лучше тебя вести эту рубрику – «Глаза и уши». У тебя всегда это получается весело и необидно. Ты знаешь, Лиз, я готова поспорить, что это единственная в мире колонка светских сплетен, куда люди действительно хотят попасть. У тебя никто никогда не выглядит плохо. И мне теперь совестно, Лиз, мне действительно стыдно, что я пыталась уговорить тебя написать обо мне только потому, что я твоя сестра. Я клянусь, что никогда больше этого не сделаю.

– Ох, Лиззи, – голос Джессики упал до шепота, – проснись, пожалуйста. Если только ты проснешься, я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Я буду твоей рабыней до конца жизни…

Джессика в изнеможении опустила голову на кровать. Она услышала какой-то звук и, подняв голову, обернулась. Но она по-прежнему оставалась одна с Элизабет. В комнате никого больше не было. Звук послышался снова, и Джессика пыталась сообразить, откуда он.

Тихий стон исходил от лежащей на кровати неподвижной фигуры.

– Лиз?

Джессика выбежала в коридор.

– Мама! Папа! Доктор Эдвардс! Кто-нибудь! Она очнулась!

Через несколько секунд в палате Элизабет собралась небольшая толпа. Элис и Нед Уэйкфилд были так взволнованы, что едва могли дышать, пока доктор Эдвардс осматривал Элизабет.

Он выпрямился и, улыбаясь, повернулся к ним.

– Я думаю, ваша дочь решила вернуться к нам.

– Доктор Эдвардс, вы самый замечательный человек во всем мире! – воскликнула Джессика.

– Это во многом твоя заслуга, Джессика.

– Моя?

Джессика вся трепетала от переполнявших ее гордости, облегчения и огромной радости. Элизабет пришла в себя, и она, Джессика, ей в этом помогла!

Элис Уэйкфилд склонилась над кроватью.

– Лиз? Дорогая, мы все здесь, с тобой. Ты нас слышишь?

Веки Элизабет задрожали, но и только.

– Доктор?

– Пусть попытается Джессика, миссис Уэйкфилд. У нее есть особый способ общения с сестрой.

Чувствуя, что все глаза устремлены на нее, и вся светясь от счастья, Джессика подошла к кровати. Все будет замечательно, она просто знала это.

– Лиз! Эй, Лиззи, пора просыпаться.

Глаза Элизабет полностью открылись. Она пристально посмотрела на сестру и облизнула пересохшие губы.

– Джессика!