Дорогой чести

Владыка Арктики

Прямо с поезда, оставив чемодан в вокзальной камере хранения, я побежал в зоопарк. Волнение охватило меня, когда я увидел зеленые ворота зверинца. Минуя вольеры с жирафами и зебрами, я бежал все дальше и дальше. Смотритель зоопарка едва поспевал за мной.

— Ваш Владыка — лучший медведь нашего зоопарка, но теперь он уже не тот, каким вы подарили его нам, — задыхаясь от быстрой ходьбы, говорил он.

Но я не слушал.

…И вот я у клетки белого медведя.

— Владыка, здравствуй, друг! — взволнованно приветствую я медведя. Но он не обращает на меня внимания и продолжает горделиво расхаживать вокруг бетонного бассейна с водой.

Обидно мне стало.

— Что же ты не узнал меня, Владыка? — укоризненно сказал я и бросил медведю два яблока. Владыка с аппетитом съел гостинцы, искоса взглянул на меня и снова отвернулся. Да, не признал! А было время, когда он бежал ко мне на зов, лизал руки, ласкался. Тогда он и ходить-то не умел как следует — маленьким был, неуклюжим, беспомощным.

Служил я тогда на военном корабле…

Событие, о котором я хочу рассказать, произошло на одном из морей Северного Ледовитого океана. Это море называется Баренцевым. Баренцово море очень холодное. Недаром поморы — жители побережья Арктики — называют его студеным морем. Но студеное море никогда не замерзает; реки покрыты льдом, а по студеному морю гуляют волны. Почему? А потому, что в Баренцово море перемещаются массы теплой воды с юга, из Атлантического океана. Это теплое течение называется Гольфстрим. Гольфстрим нагревает студеное море, не дает морозу сковать его льдом, смягчает климат всего побережья Арктики.

Так вот, плыли мы однажды зимой по студеному морю мимо Новой Земли, большого скалистого острова на севере, и увидели на берегу белого медвежонка. Он сидел на самом краю обрыва и удивленно смотрел на наш корабль: что это, мол, за невиданное чудовище плывет по морю? А мы, моряки, тоже с интересом наблюдали за медвежонком. Многие из нас впервые видели живого белого медведя.

Только командиру корабля белый медведь был не в диковинку. Он улыбнулся и сказал:

— Обыкновенный медведь — владыка Арктики, гроза всех северных животных. Но этот еще совсем маленький. Наверное, его мать, медведицу, убили охотники. Вот медвежонок теперь и раздумывает, как жить дальше без матери. Есть над чем задуматься. Туго придется малышу…

Кто-то из моряков предложил взять беспризорника на корабль. Все одобрили это предложение.

Командир тоже согласился принять на борт арктического пассажира. С корабля спустили на воду шлюпку, чтобы на ней подплыть к берегу.

Высадились мы на берег и быстро окружили медвежонка. Он, видно, не сразу сообразил, что против него замышляется что-то недоброе: повертелся вокруг, принюхался своим черным, как уголек, носом, а потом бросился бежать: точно снежный ком покатился. Но было уже поздно — «владыка Арктики» попал в окружение. Я подошел к нему. Медвежонок завертелся на месте, замотал головой; фыркнул сердито.

— Видал, какой герой! Без боя не сдается. Молодец! — посмеивались моряки.

Я протянул руку, чтобы погладить его по голове, успокоить, но медвежонок, ловко увернулся и неожиданно схватил меня за палец. Произошло это так быстро, что я на мгновение растерялся и не сразу отдернул руку. Медвежонок зажал мой палец в зубах и… начал сосать его, как соску. «Владыка Арктики» сопел и чмокал от удовольствия.

— Э-э, да он сосунок… Вот тебе и владыка! — засмеялись моряки.

Я взял медвежонка на руки.

На корабле нас встретили с восторгом. Недолго думая, мы дали ему имя — Владыка Арктики. Владыка стал полноправным членом экипажа нашего корабля.

Жил Владыка вместе с нами. Ходил в морские походы Одним словом, рос у нас на глазах. Он целыми днями лазил по кораблю и всюду совал свой блестящий черный нос. Медвежонок был очень любопытен.

Он быстро свыкся с распорядком жизни на корабле. Утром, услышав звуки горна, Владыка первым выбегал на верхнюю палубу заниматься утренней физзарядкой.

Когда матросы выстраивались и начинали делать упражнения, Владыка выходил вперед и передразнивал их. Он кувыркался, ходил на задних лапах, катался с боку на бок, махал передними лапами; словом, проделывал такие упражнения, что моряки только завидовали.

Повар на корабле называется коком, а кухня — камбузом. Наш кок Федор Иванов стал большим другом Владыки. Это и понятно. Кок готовит пищу для моряков и у него всегда найдется чем полакомиться медвежонку.

Владыка приходил к камбузу и садился у дверей. Молча и заискивающе посматривал он на Иванова, как бы говоря: «Видишь я какой славный, дисциплинированный: не балуюсь, сижу и жду своей порции, а ты не обращаешь на меня внимания».

Иванов угощал его чем-нибудь В благодарность за это Владыка садился на задние лапы и начинал быстро крутиться на месте, весело фыркать и качать головой «Спасибо, дядя Федя, спасибо», — словно говорил он.

Но однажды, когда дядя Федя отлучился на минутку с кухни, медвежонок пробрался туда, как воришка. На столике у двери стояла миска с только что приготовленной горчицей, и Владыка, не раздумывая, второпях, сунул в нее свой нос. Хватил в рот горчицы и… обомлел. Из глаз его потекли слезы, язык обожгло, как огнем. Не помня себя от страха и боли, медвежонок выскочил на палубу и завертелся на месте, как юла. Долго он фыркал, кувыркался, катался, ревел что есть мочи. Прибежал кок, увидел опрокинутую миску с горчицей и все понял. Схватил он медвежонка, подтащил к ведру с водой и несколько раз макнул головой, приговаривая:

— Вот видишь, к чему приводит недисциплинированность? Если бы слушался, ничего бы не было.

Промыл Владыка нос и рот, отфыркался и печально поплелся прочь.

С тех пор медвежонок на камбуз и носа не показывал. Сидит вдалеке, облизывается, ласково посматривает на дядю Федю, а приблизиться боится.

Но жить без проказ Владыка не мог. Почти каждый день он придумывал новые забавы.

Перед обедом моряки приходили к хлеборезке и получали хлеб. Владыка тут как тут. Сидит, смотрит, принюхивается, вытянув шею, словно выжидает удобный момент. И вдруг неожиданно бросится к зазевавшемуся матросу, выбьет лапой из рук буханку хлеба, схватит ее зубами и во всю прыть удирает.

Смех, шум поднимается невообразимый. А Владаке это и надо.

На корабле нет столовых. Матросы едят в своих кубриках. Кубриком называется помещение, где живут моряки. Приносит пищу в кубрик дежурный. Этот дежурный называется бачковым, потому что пищу для матросов с камбуза он носит в бачках. После обеда бачковый обязан помыть и прибрать посуду.

Когда подается команда «обедать!», дежурный берет бачок и идет на камбуз. А там уже стоит очередь бачковых из других кубриков. «Кто последний?» — спрашивает дежурный и становится в очередь.

Таков порядок на корабле. И он обязателен для всех. Пришлось и Владыке научиться «бачковать». Сначала он пытался получать обед без очереди. Но кок дядя Федя не любил беспорядка. Он говорил Владыке:

— Нельзя. Видишь очередь? Надо знать порядок.

А Владыке не хочется стоять в очереди. Начинает он вертеться, упрашивать дядю Федю, чтобы налил супу в бачок без очереди. Но дядя Федя нарушать порядок никому не позволял.

— Марш в очередь! — приказывал он медвежонку.

Облизнется Владыка, вздохнет и идет занимать очередь: «Кто последний?»

Печально стоит Владыка позади всех. От нечего делать засунет голову в бачок и рычит. Пусто в бачке. А с камбуза пахнет так вкусно, что слюнки бегут. Не выдерживает медвежонок и снова пробует пробраться без очереди.

— Назад! — кричит дядя Федя и грозится черпаком. — Будешь нарушать порядок, совсем оставлю без обеда.

Ничего не поделаешь. Приходится и Владыке стоять в очереди.

Любил Владыка лазить туда, куда не положено.

Как-то стояли мы на рейде, то есть — не у берега, а посередине залива на якоре, и готовились к походу. Владыка бродил по кораблю и скучно ему стало. Все матросы заняты своим делом, и никто не обращает на него внимания. Решил тогда медвежонок заняться чем-нибудь интересным, и полез на трубу.

Труба на нашем корабле железная, большая и широкая. С боку ее приделаны скобы в виде лесенки, чтобы можно было подниматься вверх. Вот Владыка и полез на трубу по скобам.

Взобрался почти на самый верх и увидел большую блестящую дудку, укрепленную на трубе. Захотелось медвежонку узнать, что это за штука. Поставил он на нее передние лапы и начал обнюхивать. Не пахнет. Надо попробовать языком. Лизнул… А дудка как зашипит, как завоет… Владыку точно пружиной подбросило. Перекувыркнулся он несколько раз в воздухе и шлепнулся… в море. Только брызги полетели по сторонам.

«Человек за бортом!» — крикнул сигнальщик, решив, что это неосторожный матрос упал за борт.

Подбежали моряки к борту и увидели Владыку. А он, вынырнув из воды, как ни в чем ни бывало удовлетворенно фыркнул несколько раз и ну нырять и плавать. По всему видно было, что такой оборот дела очень устраивал его.

— Вот тебе и «человек за бортом», — улыбались моряки.

Накупавшись вдоволь, Владыка подплыл к борту корабля. Моряки спустили вниз веревочную лестницу. Медвежонок уцепился за нее и поднялся наверх.

Что же это за дудка, которая так напугала Владыку? Это — корабельная сирена Она нужна для подачи громких гудков Как раз, когда Владыка обнюхивал ее, она и загудела. Включил сирену матрос специальной кнопкой из помещения: проверял исправность.

На корабле окна называются иллюминаторами. Они обычно круглые, а не прямоугольные, как у нас дома. Стекла в иллюминаторы вставляют толстые, крепкие. Сколько есть силы бей по стеклу кулаком, а оно даже не треснет.

Однажды Владыка проходил мимо иллюминатора и увидел в нем свое отражение, как в зеркале Остановился Владыка. Что это за медвежонок стоит там? Владыка вытянул шею, и другой медвежонок проделал то же Владыка тряхнул головой, и тот тряхнул головой. Владыка подпрыгнул и фыркнул. Медвежонок в иллюминаторе точь-в-точь повторил его движения.

Обрадовался Владыка и бросился к медвежонку. А медвежонок тоже обрадовался и побежал навстречу. Со всего разбега Владыка так сильно ткнулся носом в толстое стекло иллюминатора, что отскочил назад, словно мячик. Даже искры из глаз посыпались Повертел головой, отдохнул и снова заглянул в иллюминатор. Опять этот медвежонок стоит там и передразнивает Владыку. Владыка идет и он идет. Потянулся к нему Владыка, и тот тоже тянется к Владыке. Вот их черные носы сошлись вместе. Владыка принюхался — ничем не пахнет другой медвежонок. Странно. Черный нос его рядом, а не пахнет. И почему-то нос у другого медвежонка холодный, гладкий и твердый. Бездушный какой-то медвежонок. Рявкнул Владыка Медвежонок в иллюминаторе тоже раскрыл пасть, но голоса почему-то не подает. Интересно. Немой он, что ли?

Вдруг иллюминатор стал белым и медвежонок сразу куда-то исчез. Владыка увидел за стеклом освещенное светом электрической лампы помещение. Там ходил матрос.

Владыка долго стоял у иллюминатора и думал, что же произошло. Интересные фокусы бывают на корабле.

Так и не понял Владыка, куда пропал другой медвежонок. Даже поиграть с ним не удалось. Удивительно.

Со временем медвежонок вырос, окреп. Теперь он уже умел грозно рычать, научился бороться с моряками. В часы отдыха матросы собирались на палубу и предлагали медведю померяться силами. Владыка не отказывался. Он очень любил бороться.

Самый сильный матрос надевал на себя ватную куртку, шапку и выходил в круг. Раздавался свисток. Владыка становился на задние лапы, а передними обхватывал матроса. Начиналась борьба. Смех, шум, подбадривание…

Не каждый матрос мог свалить медведя. Да и Владыка не любил быть побежденным. Если его «укладывали на лопатки», он недовольно сопел, ревел, иногда бил противника лапой. Но когда побежденным оказывался матрос, Владыка чувствовал себя на седьмом небе Он скалил зубы, закрывал глаза от удовольствия, махал лапами и крутился на месте, точно смеялся над побежденным.

Матросы прощали Владыке его зазнайство и хвастовство. Что возьмешь с него, медведя! Пусть хвастается.

Выстрелы орудий и пулеметов вначале очень пугали Владыку. Он привык к тому, что после «Боевой тревоги» начиналась стрельба. Заслышав длинные звонки и слова: «Боевая тревога!», передаваемые по радио, медвежонок бросался к люку. Поджав под себя задние лапы, он скатывался вниз по ступенькам лестницы, как на салазках. Если на лестнице находились моряки, он сбивал их с ног. Происходила настоящая свалка.

После боя, услышав команду «Отбой», Владыка выползал из кубрика, поднимался наверх и виновато терся у ног моряков.

Со временем он привык к стрельбе и не скатывался по боевой тревоге вниз. А вообще он любил кататься по лестнице и часто забавлялся этим.

Федор Иванов — первый друг Владыки — умел не только варить пищу, но и работать у пушки. Во время боя он покидал камбуз и занимал свое новое место — у пушки. Там он считался уже не поваром, а подносчиком снарядов. Иванов подавал снаряды быстро и ловко. Он был сильным и проворным. Тяжелым снарядом он играл, как мячиком.

Иванов выучил Владыку своей специальности — подносчика снарядов.

Медведь быстро усвоил свои обязанности. Правда, таскал он не настоящие снаряды, а болванки, и не во время боя, а на учебных тренировках. Снарядную болванку Владыка таскал с удовольствием. Подбежит к нише, где хранятся снаряды, схватит с полки специально положенную для него железную болванку и несет к пушке. У пушки он передает ее матросу, который вкладывает болванку в ствол и закрывает затвор. После этого, если бы был настоящий снаряд, можно наводить пушку на цель и стрелять.

Во время боя пушка заряжается настоящим снарядом. Поэтому надо быть осторожным. Таскать настоящие снаряды Иванов Владыке не разрешал.

Но однажды Иванов изменил этому своему правилу. Произошло это так.

Наш корабль вел бой с фашистскими кораблями. Сильный был бой! Вода бурлила от взрывов. Пороховой дым клубился над кораблями. Сверкали орудийные вспышки.

Вражеских кораблей было больше, и они окружили нас со всех сторон. Но мы не отступали. Наш советский военно-морской флаг гордо развевался на мачте. Настоящие моряки ни за что не спустят перед врагом своего флага. Лучше смерть, чем позорный плен.

Наши пушки метко били по врагу. Мы подбили один корабль противника. Он окутался дымом и огнем и начал поспешно удирать.

В это время несколько снарядов врага попало в наш корабль. Раздались взрывы. Многие матросы были ранены. Был ранен в ногу и Иванов. Он упал на палубу. Матрос, который заряжал пушку, тоже был ранен. Некому стало подавать снаряды и заряжать пушку. Пушка перестала стрелять. А враги только этого и ждали. Подошли они ближе и начали расстреливать наш корабль.

Очнулся Иванов, видит: дело плохо. Преодолевая боль, он подполз к пушке, ухватился за затвор и приподнялся. Но раненая нога не давала ему ступить ни шагу. Заряжать пушку он мог, но кто будет подносить снаряды? Что делать?

И тут Иванов увидел Владыку. Он, как всегда, спрятался за броню пушки и настороженно поглядывал по сторонам.

— Владыка! — крикнул Иванов. — Подавай снаряды. Видишь, я ранен. Снаряды! Быстро!

Владыка понял своего друга, подбежал к нише, схватил снаряд и поднес к пушке. Иванов зарядил пушку и выстрелил. Дядя Федя ласково подбадривал Владыку, обещал после боя накормить вкусными пирожками. Владыка не пропускал мимо ушей обещаний дяди Феди и старался изо всех сил.

Еще один вражеский корабль получил повреждение. Наш снаряд угодил ему прямо в трубу: только куски полетели.

Тут на помощь пришли советские корабли и самолеты, и враг отступил.

После боя все моряки хвалили Владыку и угощали сахаром.

— Молодец, Владыка. Не струсил, не ударил в грязь лицом. Молодец! — говорили моряки.

Владыка удовлетворенно фыркал, с хрустом разгрызая куски сахара.

Почти целый килограмм сахара съел он на этот раз.

И правильно: что заслужил, то и получил.

К осени Владыка превратился в большого медведя. Ходил он важно, задирая голову и сердито посматривая по сторонам. Иногда метался по палубе, тревожно ревел.

Играть с ним было уже опасно. Настало время прощаться с Владыкой.

Однажды, когда корабль стоял у берега, подъехала автомашина с железной клеткой в кузове. Все моряки догадались: приехали за Владыкой из зоопарка.

Жалко было расставаться с медведем. Каждый из нас в последний раз угостил Владыку, кто чем: сахаром, пирожком, конфеткой, апельсиновой коркой.

Медведь тоже чувствовал, что наступило время разлуки. Он глухо ревел, поднимался на задние лапы и опускал голову, точно кланяясь морякам.

Иванов в последний раз обнял своего любимца. Потом заманил его в клетку. Машина тронулась. Владыка поднялся во весь рост, ухватился лапами за прутья клетки и заревел.

Матросы помахали ему бескозырками.

— Прощай, Владыка! Мы встретимся еще. Победим фашистов и побываем у тебя в гостях, в зоопарке. До скорой встречи!

…И вот я стою в зоопарке у клетки Владыки и вспоминаю обо всем этом Обидно, что Владыка не признает меня. Зазнался, что ли? Нехорошо, Владыка, нехорошо!