Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1934-1961

Изольда ИЗВИЦКАЯ

Изольда Извицкая родилась 21 июня 1932 года в Горьковской области в небольшом городке химиков Дзержинске. Ее родители не имели никакого отношения к миру искусства: отец работал химиком, мать была педагогом. Летом 1950 года Изольда Извицкая закончила 10 классов в 5-й средней школе родного городка и тайно уехала в Москву подавать документы во ВГИК. Когда ее родители узнали об этом поступке дочери, они поступили разумно: не стали устраивать скандала и позволили ей попытать счастья в столице. Видимо, в душе надеялись на то, что у дочери ничего не получится и она благополучно вернется в родительский дом. Однако вскоре из Москвы пришло сообщение: Изольда принята во ВГИК с первой попытки.

То время, конец 40-х, было не самым лучшим временем для советского кинематографа (в год выходило чуть больше десяти картин), однако в недрах ВГИКа уже готовились к выпуску в большую жизнь будущие «звезды» советского кино, те, кому предстояло прославить его в 50 — 60-е годы. В числе этих «звезд» была и волжская красавица с косичками Изольда Извицкая.

ВГИК она закончила в 1955 году. Однако в кино начала сниматься за год до этого, правда, исключительно в эпизодах. Ее первые фильмы: «Тревожная молодость» (1955), «Богатырь» идет в Марто» и «Первый эшелон» (оба — 1956). (Стоит отметить, что на съемках последней картины она познакомилась с 20-летним актером Эдуардом Бредуном, который вскоре станет ее мужем.) Ничего особенного в этих картинах Извицкой играть не пришлось, однако само участие в съемках прибавляло уверенности совсем еще неопытной актрисе. Можно даже сказать, что именно участие в этих эпизодических ролях подготовило актрису к тому, что произошло с нею год спустя.

В 1955 году режиссер Григорий Чухрай задумал снять фильм «Сорок первый» по одноименной повести Б. Лавренева. На главные роли — Марютки и Говорухи-Отрока — были найдены начинающие актеры: актриса Екатерина Савинова и Юрий Яковлев. Последнего очень рекомендовал режиссеру Иван Пырьев. Однако ни один из этих актеров в картину так и не попал по разным причинам: Савинову запретил снимать один маститый режиссер, которому она влепила за приставания пощечину, а кандидатуру Яковлева отклонил сам Чухрай. И тогда на съемочной площадке появился уже популярный Олег Стриженов (в том году на экранах страны с аншлагами шел фильм с его участием — «Овод») и никому не известная выпускница ВГИКа Изольда Извицкая. Правда, с ее утверждением на роль не все было гладко. Худсовет «Мосфильма» выступил против ее кандидатуры, так как считал, что не удастся грациозной и красивой Извицкой сыграть диковатую и резкую Марютку. Однако Чухрай считал иначе, и его позиция была непреклонна. В конце концов худсовет удалось уломать, и съемки картины начались. Но не прошло и нескольких недель со дня начала работы над картиной, как внезапно все остановилось. Слово Г. Чухраю: «У меня вышел конфликт со сценаристом Колтуновым. Сценарий у меня фактически уже был до него, но я решил, что нужна все-таки опытная рука драматурга. И вот Колтунов, воспитанный в правильном духе, сразу понял, какая это скользкая тема — любовь к врагу. Он мне сказал: «Не беспокойтесь, мы выйдем из этого положения». И действительно вышел.

Мы писали так: один эпизод — я, другой — он. И вот он придумал эпизод: Марютка сочиняет стихи, и к ней являются души, образы погибших в песках товарищей и спрашивают: «Как же ты могла полюбить нашего врага?» И она отвечает: «Никогда вас не забуду и любить его я буду». Это был эпизод оправдания. Я запротестовал против этого. Я сказал, что не хочу ни перед кем оправдываться, что и Марютка в этом не нуждается — она полюбила! Да, полюбила врага. Ну и что? Полюбила, и все! А мне начали возражать: «Так нельзя. Чему мы учим нашего зрителя?»

Собрали худсовет на студии, и я готовился выступать с протестом, но накануне встретил Юткевича, и он мне посоветовал ни в коем случае этого не делать. Я удивился: «Ну как же я буду снимать эти эпизоды?» — «И не снимайте! Когда поедете на натуру, там вы будете снимать то, что вы захотите. А если сейчас вы затеете спор, когда у вас так много противников, вы рассоритесь с ними и картину вам не утвердят… И я воспользовался его советом, а если бы не воспользовался, то погорел бы.

Григорий Львович Рошаль активно выступил против, он просто даже кричал: «Молодой человек стоит перед пропастью, а вы толкаете его! Вы понимаете, что даже теоретически эту картину нельзя поставить, потому что если зритель увидит симпатичного поручика, то он простит Марютке, что она влюбилась в него, но не простит выстрела. Если же поручик будет отрицательным, то зритель не простит Марютке то, что она его, такого, полюбила… Одним словом, этот фильм сделать нельзя! Вы что, не понимаете? Вы что думаете, молодой человек, что, кроме вас, никто не читал этого рассказа? Но сделать его уже нельзя! Вот когда работал Протазанов, тогда это было еще можно, но сейчас нельзя…

Между тем судьба картины висела на волоске даже после того, как ее все-таки разрешили снимать. Высокие начальники не могли простить молодому режиссеру его смелость и в конце концов едва не привлекли его к суду. Повод был найден веский: почему на съемках было потрачено так много денег? Как будто они не знали, что съемки происходили в пустыне и тамошние погодные условия довольно часто сводили работу группы на нет. К счастью, Г. Чухраю удалось тогда все это убедительно доказать.

Но даже когда работа над картиной была завершена и многими угадывался ее будущий успех, кое-кто из участников съемок в этом сомневался. Например, тот же Колтунов. На имя И. Пырьева он написал такую записку: «Уважаемый Иван Александрович. Только что я посмотрел материал картины молодого режиссера Чухрая. Ставлю вас в известность, что под этой белогвардейской стряпней я не поставлю своего честного имени».

Безусловно, что все эти драматические коллизии вокруг фильма отрицательно влияли на всех участников съемок. В том числе и на актеров. И больше всех нервничала Извицкая. Во многом это объяснялось ее молодостью и отсутствием необходимого опыта (ведь это была ее первая серьезная роль). К тому же съемки фильма проходили в довольно сложных климатических условиях — в пустыне. Все эти обстоятельства отрицательно сказывались на молодой актрисе и служили частым поводом к срывам съемок. В такие минуты Извицкая впадала в уныние и подолгу плакала. Какое-то время никто не знал, каким образом можно снять с актрисы это состояние, пока ассистент режиссера внезапно не посоветовал Чухраю вызвать на съемки мужа актрисы — Эдуарда Бредуна. Режиссер так и поступил, более того, он доверил молодому актеру эпизодическую роль — казака. Так была решена эта проблема.

Фильм «Сорок первый» вышел на экраны страны в 1956 году и был восторженно встречен зрителями (в прокате он занял 10-е место, собрав 25,1 млн. зрителей). Через год его повезли на Каннский кинофестиваль, где он также вызвал бурю восторга. Правда, поначалу французские журналисты встретили приезд советской делегации скептически. В одной из газет кто-то из этой братии даже написал, что в Канны прибыла делегация из Москвы, в которой присутствует «актриса с ногами степного кавалериста» (имелась в виду Извицкая). Это была откровенная неправда, так как внешность Извицкой могла поспорить с любой голливудской звездой. Однако наша героиня восприняла этот выпад слишком серьезно и едва не впала в депрессию. Спасибо другим членам советской делегации (среди них были Г. Чухрай, О. Стриженов и др.), которые сумели найти нужные слова и успокоить актрису. А вскоре и другие участники фестиваля по достоинству оценили талант Извицкой. Она попала в центр всеобщего внимания, и ее прекрасное лицо глядело со страниц большинства западных газет и журналов. Более того, в Париже оборотистые французы тут же открыли кафе под названием «Изольда».

На родине 25-летнюю «звезду» тоже не оставили без внимания: ее сделали членом Ассоциации по культурным связям со странами Латинской Америки, а это значило, что актриса получила прекрасную возможность беспрепятственно путешествовать по миру. Крупнейшие города распахнули перед ней свои ворота. За короткое время она посетила: Париж, Брюссель, Вену, Будапешт, Варшаву, Буэнос-Айрес и другие города. В перерывах между поездками Изольда Извицкая продолжала сниматься в кино. В конце 50-х вышло несколько фильмов с ее участием: «Первый эшелон» (1956), «Поэт», «Неповторимая весна» (оба — 1957), «Очередной рейс» (1958). Однако ни один из этих фильмов не шел в сравнение с фильмом Г. Чухрая, где Извицкая сумела раскрыть многие грани своего таланта. Во всех перечисленных фильмах она играла хоть и главные, но совершенно похожие роли, сыграть которые без особого труда могла бы любая начинающая актриса.

Между тем время шло, а режиссера, способного предложить Изольде Извицкой роль, равную по драматизму той, что она сыграла в «Сорок первом», так и не находилось. Сам Г. Чухрай позднее по этому поводу заметил: «То, что Извицкую после «Сорок первого» стали приглашать на вторые, а то и на третьестепенные роли, связано с серьезными недостатками нашей социальной системы в кино. Многие крупные, да и молодые режиссеры не хотели работать с известными артистами, стремясь из эгоистических побуждений открыть свою собственную кинозвезду. Они не заметили тех значительных возможностей, которые раскрыла в Извицкой роль Марютки. Именно поэтому многие актеры поистине уникального таланта у нас снимались весьма редко, тогда как на Западе большой успех в фильме открывает дорогу актеру ко многим фильмам».

Начало 60-х годов Извицкая встретила творческим кризисом. Постепенно ее перестали приглашать даже на второстепенные роли, и это обстоятельство воспринималось ею крайне болезненно. Слава, едва начавшись, тут же улетучилась, и привыкнуть к этой мысли для Извицкой было труднее всего. Если бы рядом с нею тогда оказался верный друг, который подставил бы ей плечо, глядишь, все бы повернулось иначе. Однако такого человека рядом с нею не оказалось. Муж, Э. Бредун, будучи актером среднего уровня, видимо, завидовал успеху жены и поэтому на роль наставника явно не подходил. Говорили, что он сильно обижался, когда на студии ему вслед бросали: «Это Эдик, муж Изольды Извицкой… Единственное, что он сумел сделать — так это научил жену заглушать обиды водкой. Так постепенно они оба стали спиваться. По этому поводу А. Бернштейн пишет: «Именно Бредун, может быть, сам того не желая, приучил молодую жену к спиртному. Но это не помешало ему впоследствии оскорблять ее, обвиняя в пьянстве… Первый в жизни бокал шампанского актриса выпила на свадьбе, когда ей было 23 года. Потом, по инициативе Бредуна, начался длительный период домашних застолий, на которых царствовали крепкие напитки — водка и коньяк. Свою роль в жизни Извицкой сыграли и официальные приемы, ресторанные встречи с благодарными поклонниками и зрителями… Влияние алкоголя на ее хрупкий организм было разрушительным: уже скоро она неожиданно для окружающих начала терять «координацию движений», уходить в «небытие». Актеры рассказывали мне, что во время кинофестиваля в Горьком из комнаты гостиницы, которую занимали Бредун и Извицкая, был слышен такой разговор: «Мне плохо, Эдик… Я больше не могу пить эту гадость». — «А ты опохмелись, легче будет».

Бывало, во время отъездов мужа на съемки или гастроли актриса забывала о водке, но неожиданно приезжал Бредун с неизменной бутылкой, затем почти каждый день появлялись «друзья» и ставили на стол «Столичную» или коньяк…

Э. Бредун все чаще уезжал в киноэкспедиции, на гастроли (с 1958 года он работал в Театре-студии киноактера), забирая с собой почти все свои вещи и даже магнитофон. А потом она начала пить сама…

Как это ни кощунственно звучит, но в поведении Бредуна ясно угадывается желание опустить жену ниже себя, отомстить ей за собственное униженное положение в кинематографической среде. Трагизм ситуации усугубляло и то, что актриса не имела возможности иметь детей. Одиночество ее изматывало.

В 1963 году режиссер Сергей Колосов приступил к съемкам одного из первых в стране многосерийных телефильмов — «Вызываем огонь на себя». В главной роли снималась жена режиссера актриса Людмила Касаткина. А ее напарницу, разведчицу Пашу, должна была играть Изольда Извицкая. По словам С. Колосова: «Порой на съемках Изольда была недостаточно собранна, плохо выглядела, чувствовалось, что она ведет безалаберную семейную жизнь с Бредуном, который мне был антипатичен».

Однако, даже несмотря на свою болезнь, Извицкая справилась со своей ролью блестяще. Почти полтора года, пока велись съемки, она старалась держать себя в форме, выкладывалась на съемочной площадке до конца. Многим, знавшим ее, тогда показалось, что актриса поверила в себя и впервые за долгие годы сможет изменить собственную судьбу в лучшую сторону. Однако чуда не произошло. Киноактриса Татьяна Гаврилова позднее рассказывала: «В 1968 году я, моя приятельница, известная актриса Людмила Марченко, и ее муж, театральный администратор Виталий Войтенко, пришли в гости к Изольде. Мы были потрясены, увидев, что она сильно избита. Она показала нам множество ссадин на руках и теле, синие подтеки под глазами, но не сказала, кто это сделал…

Видя, как человек погибает буквально на глазах, некоторые коллеги Извицкой пытались хоть как-то облегчить ее участь. Так, в 1969 году они уговорили режиссера Самсона Самсонова занять ее в съемках своего фильма «Каждый вечер после одиннадцати» (главные роли в нем исполняли М. Ножкин и М. Володина). Однако роль Извицкой в этом фильме была такой маленькой, да еще бессловесной, что ее присутствия там никто из зрителей не заметил. Но не это было главное. Съемки фильма происходили в Сочи, и это обстоятельство для Изольды Извицкой многого стоило: ведь в Москве ее постоянно спаивали многочисленные друзья-алкоголики.

Между тем тот фильм стал последним, 23-м по счету, в послужном списке актрисы. Большая часть из этих картин — 17, выпала на десятилетие 1954–1964 гг. Получив небольшой гонорар за съемки, Извицкая вернулась в Москву и какое-то время жила благополучно. Но это время было очень коротким. Затем ее вновь поглотил омут пьянства. Водку она обычно покупала в соседнем с ее домом магазине, причем часто делала это не сама, а просила об услуге соседей или друзей. В один из тех дней (в январе 1971 года) от нее ушел муж Э. Бредун. Собрав вещи, он переселился к подруге жены, некой продавщице ковров. Изольде он не оставил ни копейки. Этот уход окончательно добил несчастную женщину: ее рассудок помутился. Она закрылась в своей квартире и неделями не показывалась на улице, питаясь только сухарями. На «Мосфильм» она не звонила, поэтому никакой зарплаты ей там не начисляли. В Театре-студии киноактера, в штате которого она числилась, зарплата ей шла, однако и там она не показывалась. Это было удивительно, так как незадолго до этого Извицкой предложили роль в новом спектакле «Слава» по пьесе драматурга Гусева. Это предложение ободрило ее, она целыми днями учила дома свою роль. И вдруг — в конце февраля 1971 года актриса пропала. Рассказывает Т. Гаврилова: «Третьего марта диспетчер театра, обеспокоенная тем, что телефон Извицкой не отвечал, позвонила Бредуну и попросила его пойти на квартиру своей бывшей жены и, если никто не отзовется, открыть дверь своим старым ключом. (Извицкая жила в доме № 4, кв. 6 по 2-му Мосфильмовскому переулку. — Ф. Р.). Но Бредун не смог попасть в квартиру — дверь была закрыта, а ключ торчал в замочной скважине с другой стороны. Вызвали милицию, слесаря из жэка, и они без особого труда взломали закрытую дверь.

Изольда Васильевна лежала на полу как-то боком в стеганом французском халатике, головой — на кухне, худеньким телом — в комнате. Увидев все это, Бредун громко сказал: «Уже набралась, вставай!» Но Извицкая не поднималась. На лице отчетливо проступали характерные пятна, и слесарь проворчал: «Ты что, не видишь, она же мертвая!» Видимо, актриса шла на кухню, но, потеряв сознание, упала и умерла. Судя по всему, пролежала так больше недели. Еды в доме не было никакой, лишь кусочек хлеба, наколотый на вилку, лежал в металлической селедочнице. Я слышала, как следователь, приехавший на место происшествия вместе с врачом, сказал: «Она хорошо поддала». Однако по настойчивой просьбе Бредуна смерть Извицкой объяснили «отравлением организма неизвестными ядами, слабостью сердечно-сосудистой системы». Поползли слухи: «Изольда Извицкая отравилась, повесилась…

О том, что некогда популярная актриса кино Изольда Извицкая умерла, в те дни сообщила лишь газета «Советская культура». Прокомментировала это событие и Русская служба Би-би-си, которая трактовала его более смело: «Умерла от голода и холода…

Думая о трагической судьбе этой, без сомнения, талантливой актрисы, невольно задаешь себе вопрос: случилось бы с ней подобное, не стань она актрисой? И чем ей отплатила судьба за ее выбор: стремительной, но мимолетной популярностью, годами тяжких мук и, наконец, трагической смертью в полном одиночестве и забвении. А ведь было Изольде Извицкой всего 38 лет.

Р. S. Э. Бредун пережил свою бывшую жену на 13 лет и умер, не дожив до своего 50-летия трех месяцев.

Михаил УЛЬЯНОВ

Михаил Ульянов родился 20 ноября 1927 года в селе Бергамак Муромцевского района Омской области в крестьянской семье. В конце 20-х годов семья Ульяновых перебралась в село Екатерининское, где отца нашего героя — Александра Андреевича Жукова — назначили председателем сельхозартели «Первое мая». На этой должности он проработал около пяти лет, после чего в 1934 году его перевели в городок Тара (400 км от Омска) на должность председателя деревообрабатывающей артели имени Сталина. Именно там Миша Жуков пошел в 1-й класс средней школы.

Когда началась война, отец нашего героя занимал один из руководящих постов в городском коммунальном хозяйстве, однако бронь для себя выбивать не стал — уже в августе 1941-го отправился на фронт. Его семья (жена Елизавета Михайловна, сын и дочка) остались без кормильца, и единственное, что их тогда спасло от голодной смерти, это — корова, молоко которой они пили сами, а также выменивали на него хлеб или картошку. А вскоре матери удалось устроиться на работу в столовую, и жить Ульяновым стало полегче.

В 1942 году Ульянов впервые по-настоящему открыл для себя театр. В их городе жили артисты эвакуированного из Львова театра имени М. Заньковецкой, и наш герой часто посещал их спектакли. Его все больше и больше увлекала мечта стать актером, однако в 1944 году эту мечту едва не поломали. Вот что вспоминает об этом сам Михаил Ульянов:

«В 1944 году меня, еще не закончившего десятилетку, направили в Омск, где тогда формировались новые дивизии из поправлявшихся после ранений бойцов и призывников. Нас должны были забрать в школу летчиков-истребителей. Тогда бы все: меня или сбили бы в первом же бою, или я сам разбился бы. Почему я так думаю? В летной школе готовили судорожно: взлет-посадка и — на передовую. Какой из меня истребитель в неполных семнадцать лет? Шансы выжить — минимальные. К счастью, в последний момент призыв отменили — наш, 1927 год рождения еще не трогали. Поэтому мы, пацаны, разъехались по домам.

Я был пешкой, которую передвинули на одну клетку, а могли и на другую…

Оказавшись дома, Ульянов вновь вернулся к своей прежней мечте — театру. Однажды он встретил на улице свою школьную соученицу, которая торопилась на занятия в театральную студию при Омском областном драматическом театре, руководителем которого был талантливый педагог Евгений Павлович Просветов. «Хочешь, пойдем со мной», — предложила девушка Ульянову. И он не отказался. То, что он увидел на репетиции, настолько увлекло его, что он не устоял перед искушением и попросил Просветова записать в студию и его. Так кружок пополнился еще одним учеником.

Проучившись в студии два года, Ульянов в 1946 году набрался смелости и отправился в Москву — поступать в одно из высших театральных заведений (в районе Сокольников жил его друг, который на время экзаменов и приютил нашего героя). Подал документы в ГИТИС, но экзамены завалил — прошел всего лишь два тура. Собирался было уже уезжать из столицы, как вдруг встретил своего омского приятеля, который благополучно сдал экзамены в театральное училище имени Щукина при Театре имени Вахтангова. «Попробуй и ты туда поступить», — посоветовал приятель Ульянову. Терять ему было нечего, и он подал документы в «Щуку». И надо же — поступил (курс Л. Шихматова и В. Львовой). Так началось его восхождение к славе.

Михаил Ульянов вспоминает: «Никогда я не забуду тот далекий-далекий день то ли на втором, то ли на третьем курсе нашего училища, когда ко мне подошел Женя Симонов и, отозвав в раздевалку, посвятил меня в свои планы: нам, студентам, самостоятельно взять и поставить, да не что-нибудь, а «Бориса Годунова»! Помню, как, спрятавшись за нашими бедняцкими куртками и шинельками, мы с упоением предавались мечтам. Вернее, я с упоением слушал, а говорил больше Женя, который давно, оказывается, вынашивал эту свою мечту. Он говорил, каким видит спектакль, какое это будет содружество курсов, как он представляет себе Бориса и почему предлагает эту роль мне.

И мы начали работать. Работали самозабвенно, яростно.

Часто глубокой ночью, уже не имея возможности добраться до общежития, я оставался ночевать у Симоновых, где мы репетировали в кабинете у Рубена Николаевича. Во время одной из репетиций, надрываясь в попытках разбудить свой темперамент, я сломал его письменный стол… Ездили мы в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру, ходили между соборами, стояли службу, приглядывались к молящимся, стараясь проникнуться духом времени Бориса Годунова.

Но, как потом выяснилось, наши усилия не нашли ожидаемого отклика. Мы показали готовый, по нашему мнению, спектакль Борису Евгеньевичу Захаве, ректору училища, и, усталые, притихшие, стали ждать приговора, решения.

«Как вы хотите работать — по искусству или по ремеслу?» — так он начал. Мы молчали, не понимая. «По ремеслу, — продолжил он, — вы еще не научились, и это — прекрасно, а по искусству — вы еще не доросли, и это — естественно». И строго, без снисхождения, он разобрал нашу работу, и разобрал по косточкам…

Тогда нам было горько и обидно. Но он поступал правильно. Суровая и даже жестокая требовательность была нам нужнее, чем снисходительное похлопывание по плечу…

Погрустив о неудаче и по молодости быстро придя в себя, мы начали репетировать «Бархатную шляпку» — веселый русский водевиль. Мы и это делали с азартом, веселясь, выдумывая разные штуки…

И эту «Шляпку» мы репетировали дома у Симоновых. Тогда места в училище не хватало, и частенько репетировали у кого-то из педагогов. Заодно нас, голодных студентов, и подкармливали. Годы шли тяжелые, послевоенные. Были еще карточки. И молодой волчий аппетит не давал нам покоя…

В 1950 году Ульянов закончил Щукинское училище. Местом его работы стал Театр имени Вахтангова, куда он был зачислен еще год назад. Это зачисление произошло неожиданно, но вполне закономерно. На курсе Ульянов считался одним из самых талантливых и работоспособных студентов и играл самые разные роли. Поэтому, когда в вахтанговском театре внезапно заболел исполнитель роли С. М. Кирова в спектакле «Крепость на Волге», заменить его пригласили именно Ульянова. Игра студента понравилась настолько, что было принято решение взять его в труппу театра.

В 1951 году Ульянов вступил в ряды КПСС, стал активно участвовать в общественной жизни коллектива. Вообще, в отличие от многих своих сверстников, Ульянов уже тогда выделялся крестьянской основательностью и серьезным подходом к делу. Всяких вольностей он себе не позволял. В 1953 году вместе с театром впервые оказался за границей — в Польше. Вот как он об этом вспоминает: «Нас инструктируют: всем разбиться на пятерки со своим старшим в каждой! И чтоб ходить по Варшаве только пятерками, не приведи вас Господь ходить по одному!

Было также приказано не сознаваться, если кто из нас член партии. Говорить, что все мы до единого только члены профсоюза.

Во имя чего надо было врать? Во имя чего следить друг за другом в пятерках? — И это артистам. Академического. Государственного. Московского театра. Представляющего высокое искусство советской сцены в братской стране».

Однако всеми этими вопросами наш герой задается уже в наше время, в 90-е годы. А тогда все происходящее воспринималось большинством советских людей как вполне разумеющееся, обычное дело. Тем более, если человек был членом партии.

Первой большой ролью Ульянова в кино стала роль комсомольского руководителя Колыванова в фильме Юрия Егорова «Они были первыми».

Картина вышла на экраны страны в 1957 году и имела большой успех у зрителей.

Почти одновременно со съемками в этой картине наш герой попал на съемочную площадку другой — у режиссера Льва Кулиджанова в фильме «Дом, в котором я живу» он сыграл геолога Каширина. Обе эти роли, собственно, и принесли актеру Ульянову популярность среди зрителей. Однако следует отметить, что эта популярность была несколько иной, чем у других тогдашних кумиров. В отличие от таких актеров, как С. Гурзо, Г. Юматов или Л. Харитонов, которых зритель в буквальном смысле носил на руках, Ульянов сохранял почтительную дистанцию между собой и зрителем и никогда не давал повода подойти к себе ближе, чем он того хотел. Как и его экранные герои, Ульянов и в реальной жизни был суров и неприступен.

Что касается театральных работ Ульянова, то самыми значительными из них были: Костя Белоус в «Городе на заре» (1957), Рогожин в «Идиоте» (1958), Сергей Серегин в «Иркутской истории» (1959), Виктор в «Варшавской мелодии» (1961). В 1955 году в спектакле «Человек с ружьем» Ульянов сыграет Ленина. Отметим, что впоследствии к этому персонажу советской истории актер приплюсует еще ряд других: Сталина, Ворошилова. Про Кирова мы уже говорили.

Что касается личной жизни нашего героя, то в 50-х годах и она изменилась — он женился. Причем из всего обилия претенденток на роль спутницы жизни Ульянов выбрал одну — свою бывшую однокурсницу по «щуке», а ныне актрису одного с ним театра, бывшую супругу Н. Крючкова, актрису Аллу Парфаньяк (это она сыграла журналистку в картине «Небесный тихоход»). Стоит отметить, что ухаживания Ульянова за ней длились четыре года и напоминали собой осаду крепости. Скажем прямо, шансов на успех у молодого актера было тогда не очень много. Дело в том, что после развода с Крючковым Алла Парфаньяк пользовалась большим вниманием у мужчин куда более знатных, чем Ульянов. Например, одно время за нею ухаживали Леонид Утесов, Марк Бернес и драматург Алексей Арбузов. Но она в конце концов выбрала нашего героя. В этом браке у них на свет родилась дочь Елена.

На рубеже 60-х годов мода на Ульянова в советском кино была довольно устойчивой. Его активно звали в свои картины самые разные режиссеры, и от большинства этих предложений актер не отказывался. Поэтому наряду с заметными работами того периода были у него и такие, которые сегодня мало кто помнит. Это фильмы: «Екатерина Воронина» (1957), «Стучись в любую дверь» (1958), «Шли солдаты» (1959), «Балтийское небо», «Битва в пути» (оба — 1961), «Молодо — зелено» (1963).

Однако в тот же самый период Ульянов сыграл несколько ролей в кино, которые по праву занесены в список его лучших работ. Речь идет о фильмах: «Добровольцы» (1958) — роль коммуниста Кайтанова, «Простая история» (1960) — роль секретаря райкома Данилова (оба фильма снял Ю. Егоров) и «Председатель» (1964) — роль председателя Трубникова (режисер А. Салтыков).

На последнем фильме следует остановиться особо. Вспоминает Михаил Ульянов:

«Летом шестьдесят третьего мне позвонили с «Мосфильма» с предложением прочесть сценарий под названием «Трудный путь». «О чем?» — спросил я. «О колхозе». Особой радости по этому поводу я не высказал, но сценарий мне все равно привезли. Открыл я его поздно вечером, уже после спектакля, прочел залпом и ночью не мог заснуть.

И неудивительно. Автором сценария был замечательный писатель Юрий Нагибин. Его герой буквально сразил меня неповторимостью, яркостью. Это был, как тогда выражались, положительный герой, но не тот, что взращивался на кисло-сладком подобии жизни, — дежурный образ с «отдельными недостатками», добавленными для живости портрета, а предельно правдивый образ человека редкой цельности…

В общем, по прочтении сценария я понял, какие возможности для меня как актера и гражданина несет эта роль, и наступившее после бессонной ночи утро начал с того, что позвонил на «Мосфильм» и сообщил, что согласен на пробы…

Позже выяснилось, что режиссеры фильма Алексей Салтыков и Николай Москаленко меня, как кандидата на роль, боялись. Я только что сыграл Бахирева в «Битве в пути». На их взгляд, роль получилась скучно-правильной. Все вроде на месте, а изюминки нет, нет неожиданности. А без этого Егора Трубникова не сыграешь. После колебаний, сомнений рискнули все-таки остановиться на моей кандидатуре.

Пробы утвердили, и я получил грандиозную, интереснейшую роль…

Съемки картины начались 13 августа 1963 года. Натуру снимали под Можайском, павильон — в Риге. Шли они трудно, о чем можно прочитать в дневниках самого Ульянова. Например, 23 ноября он сделал такую запись:

«Меня охватывает отчаяние. Я недотягиваю роль, а что делать — не знаю. Это же крупный, большой человек. С большим сердцем, с большими чувствами, с большим размахом. Талантливый! А у меня получается простой, заурядный человек. Приниженный, заземленный, скучный реализм, правдивость, которая уже надоела. Нужны обобщения, нужна страсть, нужен темперамент, нужна философия. А идет только правдочка…

Последний съемочный день в группе выпал на 29 июля 1964 года. То есть на съемки фильма ушел почти год, без восьми дней. 6 августа Михаил Ульянов записал в дневнике: «Озвучивание заканчиваем. Каждый день по шесть-семь часов у пульта. Но когда я озвучил весь материал, понял, что чуда не произошло. Я не поднялся выше крепкого среднего уровня.

Все на месте, все крепко, но открытия характера не произошло. Я Егора, наверное, не сыграл до самого дна».

После того как фильм был полностью смонтирован, его посмотрело высокое киноначальство. Результат просмотра был печален — «было приказано сделать значительные купюры, особенно во второй серии. Режиссерам ничего другого не оставалось, как пойти на них. Но и после этого фильм откровенно пугал чиновников от кино. Брать на себя ответственность за его выход на широкий экран никто из них не хотел. Тогда было решено показать фильм лично Никите Хрущеву. Режиссер Салтыков уже упаковал коробки с пленками и собирался везти их в Сочи, когда Хрущева внезапно вызвали в Москву на Пленум ЦК и отправили на пенсию. Вопрос с картиной вновь повис в воздухе.

Ситуация стала разряжаться в лучшую сторону в предверии Нового, 1964 года. На 29 декабря была даже назначена торжественная премьера фильма в Москве. Однако в самый последний момент и ее отменили. Вот что записал по этому поводу в своем дневнике писатель Ю. Нагибин: «В день премьеры, даже в самый час, ее, картину, опять запретили; мы выступали перед зрителями в кинотеатре «Россия», а по всей Москве сдирали афиши с лицом Ульянова, сдергивали натянутые между домами плакаты, извещавшие о выходе фильма, рушили фанерные рекламные стенды…

И все-таки фильм «Председатель» вышел на широкий экран в 1965 году. Несмотря на то, что тогдашний секретарь ЦК Компартии Украины Скаба публично заявил, что «этот фильм настоящая идеологическая диверсия против линии партии!», несмотря на то, что фильм имел категорию ограничения «дети до 16 лет не допускаются», его успех у зрителей был огромным. Это и понятно: подобного рассказа о колхозной жизни советский зритель на экране еще не видел. В прокате фильм занял 12-е место, собрав на своих сеансах в общей сложности 65 млн. зрителей. На кинофестивале в Киеве в 1966 году он получил почетный приз. В том же году картина была удостоена Ленинской премии. Вот что вспоминает об этом Михаил Ульянов:

«Есть у меня фотография: я стою со значком лауреата и что-то говорю. А Екатерина Алексеевна Фурцева, тогдашний министр культуры, так на меня выразительно смотрит: «Вот, мол, собака, — прорвался!» На Комитете по Ленинским премиям я прошел в лауреаты всего одним лишь голосом. Несколькими месяцами позднее такого бы уже не случилось, не бывать бы уже этому одинокому голосу…

Между тем в 60-е годы Ульянов снялся еще в целом ряде картин, которые здесь уместно будет привести: «Живые и мертвые», «Тишина» (оба — 1964), «Пока я жив» (1965), «Замерзшие молнии» (1967, оба фильма сняты в ГДР), «Возмездие» (1969) и др.

В 1967 году режиссер И. Пырьев предложил Ульянову сыграть Дмитрия Карамазова в экранизации романа Ф. Достоевского «Братья Карамазовы». Было отснято две серии, когда в феврале 1968 года И. Пырьев скончался. Далее послушаем рассказ супруги режиссера Лионеллы Пырьевой: «Ульянов предложил себя сам. И хотя внешний рисунок роли был приемлем Пырьеву, что-то ему все же не нравилось. Как-то Иван Александрович попросил подыскать актера, чтобы переозвучить Ульянова. Почему-то он не был им вполне доволен…

В кино съемки происходят не в той последовательности, как это потом монтируется в фильме. Беда случилась, когда Иван Александрович снимал заключительные сцены третьей серии — сцены в Мокром. Он успел отснять для последней серии 739 метров, а 1377 метров доснимали уже без него, но по его заготовкам, планам, наброскам, сделанным для всего фильма. Доснимались и некоторые куски во вторую серию.

Когда замысел работы ясен, когда большая часть работы уже завершена — отснята первая серия, практически вся вторая, частично третья, завершить весь труд — дело сугубо техническое. Однако все оказалось далеко не так, и события приобрели неожиданный характер. Михаил Ульянов и Кирилл Лавров, взявшиеся довести картину до конца, решили присвоить себе и режиссерские лавры Пырьева…

При жизни Ивана Александровича они клялись ему в любви и преданности, а как только его не стало, поспешили воспользоваться его трудами. Тягаться с ними мне было, конечно, трудно. Вдова, беспартийная, актриса без громких званий. Кто они? Народные артисты СССР, члены КПСС, а Ульянов к тому же лауреат Ленинской премии… Разве могла я доказать, что такие заслуженные люди, увенчанные наградами и званиями, нечисты на руку?.. Однажды я попробовала заговорить с Ульяновым, надеясь затронуть в нем какие-то человеческие струнки. Но он, глядя мне в глаза, с некоторым даже раздражением: что ты, мол, все время возникаешь с этим? — высказал: Пырьев всего достиг, он умер, теперь ему уже ничего не нужно… Как прикажете разговаривать с такими людьми?..

Зрители, наверное, помнят — третья серия «Братьев Карамазовых» предваряется титрами, сообщающими, что фильм заканчивали Михаил Ульянов и К. Лавров. Повторяю: они досняли фильм по режиссерскому сценарию Пырьева, ничего принципиально нового, своего они не внесли в картину. Казалось бы, спасибо им за то, что довели режиссерский план Ивана Александровича до завершения, получили материальное вознаграждение. Если вы возьмете энциклопедический словарь «Кино», то обнаружите, что Михаил Ульянов, оказывается, режиссер третьей серии «Братьев Карамазовых». И это не ошибка издательства, поскольку все сведения составители получают из специальных актерских карточек, заполняемых самими же актерами.

Кирилл Лавров оказался честнее, отказавшись от сомнительных лавров, извините за каламбур…

Я писала на партийный съезд, со мной мило побеседовали в одном из отделов ЦК, и все на этом закончилось. Подала в суд, меня пригласил судья на собеседование и смотрел как на сумасшедшую. Надо отдать должное: он был откровенен, сказав, что на него и его отца, который был в то время заместителем министра культуры СССР, оказывается давление.

«По вашему делу все время идут звонки, чтобы я не принимал дело к производству, — сказал он. — Однако я изучил все материалы и считаю, что есть все основания начать слушания».

Он был честен со мной, но о каком правосудии тогда могла идти речь? Звонки из ЦК, от Ермаша, Кириленко и других высокопоставленных чиновников, которых Ульянов поднял на ноги, сделали свое дело. Ничего доказать мне не удалось. Адвокат же прямо сказал, что пока эти люди живы, пока занимают свои посты, ничего мы не добьемся. К сожалению, он оказался прав…

Когда всю эту историю я рассказала Эльдару Рязанову, возглавлявшему комиссию по наследию И. А. Пырьева, он мне поначалу не поверил, решив, что я что-то напутала. А когда при мне же заглянул в энциклопедию, где Ульянов обозначен режиссером третьей серии «Братьев Карамазовых», удивленно развел руками: «Не понимаю, зачем это ему нужно?..

Отмечу, что фильм «Братья Карамазовы» вышел на экраны страны в 1969 году и был назван лучшим по опросу среди читателей журнала «Советский экран». В том же году Михаилу Ульянову было присвоено звание народного артиста СССР.

В конце 60-х — начале 70-х годов Ульянову довелось участвовать еще в двух экранизациях: в 1969 году он снялся в трагикомической роли генерала Чарноты в картине А. Алова и В. Наумова «Бег» по М. Булгакову и через год в роли Егора Булычова в фильме С. Соловьева «Егор Булычов и другие» по М. Горькому.

В 1970 году Ульянов дебютировал в кино как режиссер, поставив фильм «Самый последний день» (в нем он же сыграл и главную роль — участкового милиционера Ковалева). Михаил Ульянов вспоминает: «Тогда я пережил довольно мучительные и непростые дни, а может быть, и недели, раздумывая, остаться в кино режиссером или продолжать играть в театре… В конце концов решил, что все-таки мне будет не всегда удаваться нечто особо своеобразное в кино как режиссеру. А быть просто постановщиком очередных кинокартин мне не хотелось. И мучительно показалось вот так взять и порвать совсем со своим театром, ставшим моим вторым домом. Или первым…

А письма зрителей по поводу этого фильма меня просто изумили. Например: «Зачем вы остановились на этом, почти сказочном материале? Что вас привлекло в этой умилительной фигуре добренького милиционера? Вы же всегда играли людей сильных и волевых, и вдруг образ добродушного и даже мягкотелого человека, который по доброте своей и гибнет?» И таких «зачем» и «почему» разного рода было много…

Однако в те же годы в актерской судьбе Ульянова случилась роль, которой суждено было стать его визитной карточкой на долгие годы. Речь идет о роли маршала Г. Жукова, которую наш герой впервые сыграл в киноэпопее Юрия Озерова «Освобождение». Съемки этой картины начались в 1967 году и продолжались в течение трех лет. По одной из легенд, когда Ю. Озеров сообщил полководцу, что собирается снимать в его роли Ульянова, тот ответил: «Я этого актера знаю. Он плохо не сыграет». Однако знакомство с актером у него было шапочное, во время посещений Театра имени Вахтангова они пару раз здоровались друг с другом. Близкого знакомства между ними так и не состоялось. Михаил Ульянов рассказывает: «С живым Г. Жуковым встретиться мне так и не довелось. И всему виной моя ненастырность, которая иногда изрядно мне мешает.

Когда Жукову исполнилось 75 лет, решили, что от имени кинематографистов я должен съездить к Георгию Константиновичу и подарить ему альбом с фотографиями, сделанными во время съемок «Освобождения». Я позвонил на дачу, но супруга Жукова сказала, что мною выбрано неудачное время для спокойного разговора, что Георгий Константинович очень нервничает из-за шумихи с юбилеем. Словом, меня попросили приехать через несколько дней. Через неделю я позвонил повторно. Мне сказали: «Приезжайте», но когда я добавил, что слегка простужен, супруга Георгия Константиновича заволновалась: «Ой, нет. А вдруг инфекция?» В третий раз я уже не позвонил… Жалею об этом бесконечно, но так уж случилось…

Но я не считаю, что сыграл Жукова, — мною была изображена схема, некая знаковая фигура. На самом деле Георгий Константинович — «сложнейшая, многогранная личность. Может, когда-нибудь о нем снимут настоящее кино, расскажут о времени, когда достаточно было одного кивка Сталина, чтобы маршала поставили к стенке, вспомнят, как командовавший Уральским военным округом Георгий Константинович жил в вагоне, где у него стоял заряженный пулемет, чтобы отстреливаться в случае, если придут арестовывать…

Стоит отметить, что само появление маршала Г. Жукова на экране было воспринято многими высокими деятелями страны неоднозначно. Например, после прочтения сценария «Освобождение» начальник Главпура А. Епишев и замначальника Генштаба С. Штеменко прислали в Госкино письмо, в котором сетовали на то, что в нем преувеличена роль Жукова. Мол, не такой уж он был и великий полководец. На просмотр отснятого материала на «Мосфильм» приезжал тогдашний министр обороны маршал Гречко и тоже остался недоволен.

И все-таки картина «Освобождение» (фильмы 1-й и 2-й) вышла на экраны страны в 1970 году. В прокате она заняла 1-е место, собрав 56 млн. зрителей. Третий фильм вышел через год и занял уже 9-е место (35,8 млн.), а вот четвертый и пятый в 1972 году опустились до 16-го места, собрав на своих сеансах всего 28 млн. зрителей.

Кроме этих фильмов Ульянову пришлось в течение 15 последующих лет изображать маршала Жукова в бесчисленном количестве картин. Самыми известными среди них были: «Блокада» (1975–1978), «Солдаты свободы» (1977), «Если враг не сдается» (1983), «Битва за Москву» (1985).

Отметим, что, кроме Г. Жукова, нашему герою в 70-е годы пришлось сыграть еще ряд исторических личностей, только на этот раз на театральной сцене. Среди них: Ричарда Третьего, Цезаря, Наполеона. Последнего он играл на сцене Театра на Малой Бронной в постановке А. Эфроса. По словам Михаила Ульянова: «Когда я играл Наполеона Первого и получал за это копейки, то меня в нашем театре назвали буквально «предателем», а потому что, вот — ушел в другой театр. Хотя ничему, никакой работе в родном театре мой «уход» не помешал, ничего не сорвал, не нарушил. Играли по пять спектаклей в месяц на Малой Бронной, все было заранее спланировано…

Отмечу, что в 1975 году Михаил Ульянов был удостоен Государственной премии РСФСР за театральную работу.

Между тем в середине 70-х годов начинается восхождение Ульянова и к новым служебным высотам. В 1976 году он становится членом Центральной ревизионной комиссии ЦК КПСС. Он вхож в высокие правительственные кабинеты, с ним на короткой ноге многие члены ЦК и даже Политбюро.

В конце 70-х начале 80-х годов Ульянов снимается сразу в целом ряде картин, где играет совершенно разные роли. Например в «Обратной связи» (1977) — начальника стройки Нуркова, в «Позови меня в даль светлую» (1978) — колхозника Николая, в «Последнем побеге» (1981) — воспитателя в колонии для несовершеннолетних Кустова, в «Без свидетелей» (1982) — опустошенного, проигравшего жизнь человека, в «Частной жизни» (1982) — директора предприятия Абрикосова. Отмечу, что последний фильм получил приз на Международном кинофестивале в Венеции и Государственную премию СССР в 1983 году.

Была у Ульянова в те годы и «закрытая» роль — драматург Ким Есенин в фильме Глеба Панфилова «Тема» (1979). Это была социально-психологическая драма, рассказывающая о том, как благополучный вроде бы драматург переживает серьезный творческий кризис. Высокие цензоры из Госкино углядели в этой теме большую крамолу и положили картину на полку. Там она пролежала семь лет и вышла на экраны страны только в 1986 году, когда началась перестройка.

С приходом к власти М. Горбачева постепенно стали уходить в прошлое многие запреты. Однако для многих этот процесс шел мучительно и болезненно. Тот же Ульянов на заре перестройки выдавал такие речи, от которых и тогда у большинства сводило скулы. Например, в феврале 1986 года со страниц «Литературной газеты» он заявил следующее: «То, что Юрий Любимов остался за границей, все мы и актеры театра на Таганке считаем его личной трагедией. Любимова никто не выгонял, ему не запрещали ставить спектакли. Но он несколько потерял ощущение действительности, попытался диктовать свои условия стране. Такого никогда не было и не будет ни в одном государстве. Все это я говорю от имени актеров, которые его хорошо знают. Так считает его сын. Сам Любимов тяжело переживает случившееся. Но жизнь идет дальше. Потеря такого художника, как Любимов огорчительна, но не смертельна для нашего искусства…

Что касается Андрея Тарковского… Ни в одной стране мира Тарковскому не дадут права три раза экранизировать один и тот же фильм, а у нас позволяли. Ему предлагали экранизировать «Идиота» Ф. Достоевского, о чем может мечтать каждый режиссер, а он предпочел поехать в Италию и ставить там «Ностальгию». Это их личные решения и трагедии, а не какой-то злой умысел страны».

Подобные речи не странно было бы услышать из уст какого-нибудь партийного секретаря, но не от популярного актера. Но их произнес именно актер. Хотя многие тогда не удивились этой метаморфозе, так как привыкли воспринимать Ульянова больше как функционера, озвучивающего все мысли правящего режима.

Между тем, в отличие от многих своих коллег по искусству (например, того же С. Бондарчука), которые с наступлением новых времен были преданы остракизму, Ульянов сохранил свое лидирующее положение и даже более того, заметно его упрочил. Вот лишь перечень его должностей в те годы: 1986–1987 — секретарь правления Союза кинематографистов СССР; 1987 — художественный руководитель Театра имени Вахтангова; 1986–1996 — председатель правления Союза театральных деятелей России; народный депутат CCCР с 1989-го; 1976–1990 — член Центральной Ревизионной Комиссии КПСС и т. д.

В ноябре 1987 года, когда в Театре имени Вахтангова отмечалось 60-летие актера, туда пришел сам М. Горбачев, с которым они прилюдно расцеловались.

В том же году на сцене театра был поставлен спектакль «Брестский мир» по пьесе М. Шатрова, в котором Ульянову досталась роль Ленина (как мы помним, вождя мирового пролетариата он уже играл однажды в далеком 1955 году). Актер вспоминает: «Брестский мир» Горбачев не принял. Очевидно, сказалось партийное отношение к теме, восприятие партократа. Впервые на сцене вместе с Лениным, как бы даже на равных, — Троцкий, Бухарин… Наверное, это задевало «однопартийную душу» генсека. Это был яростный, резкий спектакль. На одном из представлений я даже стал жертвой этой яростности, пострадал. Там, в конце уже, Ленин в сердцах метал стул. Не в зрителей, разумеется. Стул был венский. А венские стулья нынче очень дороги: их уже не делают нигде. «Вы, — говорят мне наши работники-декораторы, — все стулья у нас переломаете». Я — «им: «Так сварите железный». Сварили. И я, значит, как обычно, ахнул от души. Тут меня словно обухом по руке — хрясть… Похоже, порвал руку. Еле-еле доиграл. Потом оказалось, и в самом деле — порвал связки. Пуда полтора был этот стул…

Нет, не прав Михаил Сергеевич: «Брестский мир» — хорошая работа по интереснейшей пьесе. Мы ездили с этим спектаклем в Буэнос-Айрес, в Лондон. Шел очень успешно, естественно, с переводом. Одно время и у нас на него зрители просто ломились».

В 90-е годы Ульянов продолжает вести активную общественную и творческую деятельность. В театре он занят в трех спектаклях: «Без вины виноватые» (роль Шмаги), «Последний день последнего царя» (Юровский) и «Турандот» (Бригелла). На очереди Фамусов в спектакле «Горе от ума», который будет ставить Петр Фоменко.

Что касается кино, то здесь у актера были две заметные роли: в фильме Юрия Кары «Мастер и Маргарита» он сыграл Понтия Пилата, а в картине Сергея Соловьева «Дом под звездным небом» (1993) — ученого Башкирцева. Первую роль пока так никто и не видел (фильм не вышел на экран), зато вторую — многие. Сам Соловьев считает, что этой ролью Ульянов совершил своего рода гражданский подвиг. После суровых советских функционеров, после монументального маршала Жукова актер вдруг согласился на роль, в которой была заложена своего рода пародия на него самого — с его общественной деятельностью, депутатством, членством в ЦК. Поражало даже то, что Ульянов извлек из собственного архива и предоставил для съемок документальные кадры собственных выступлений на различных высоких форумах.

Как живет актер в наши дни? Вот что он рассказал в интервью газете «Собеседник» в феврале 1997 года: «Сегодня мы стараемся собственное прошлое в грязь втоптать, будто люди станут лучше от этого… Ленина за ноги тащим из гробницы. Пусть лежит. Что изменится, если мы его уберем? Ни-че-го! Тело можно закопать, но из душ людских чувства не вытравишь. Добивать стариков? Пусть уж они до конца помолятся своему богу. Ленин — фигура мощная, неоднозначная, шекспировская…

Я своих прошлых званий не стыжусь. Я не любитель козырять наградами, но изредка, по праздникам могу надеть ордена — хотя бы из солидарности с поколением семидесятилетних, с теми, кто и сегодня говорит мне, что мои фильмы — это их молодость…

(Отмечу, что наград у Михаила Ульянова действительно много. Из самых высоких: Звезда Героя Социалистического Труда, два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции. — Ф. Р.)

Жить мне сегодня неуютно. О каком уюте речь, если даже по улицам ходить опасно, если страшно за детей (у Михаила Ульянова есть внучка Лиза, 13 лет. — Ф. Р.).

Я живу на Тверской, и что я вижу? Я не пойму, что это за улица, что за московская Сен-Дени? Главная улица столицы, выходящая на Кремль, — улица проституток?

Но я уповаю на здравый смысл, на то, что мы образумимся и заживем по-людски. Очень хочется, чтобы это произошло поскорее. Призыв «Мы должны хорошо жить» — это не идея, не религия. Восстанавливаем храмы, а души людские — ломаем. Реконструируем церкви, а по телевизору пускаем одну стрельбу и поножовщину. Зачем нам храмы, если к ним нет дороги? Пройдите по улицам, посмотрите, сколько на них психически больных. Люди повредились рассудком, ум за разум заходит от окружающей жизни. Хоть бы кто-нибудь наверху прокукарекал что-нибудь здравое, мудрое. А пока этого нет, приходится ждать. И бороться, чтобы дождаться. Все борются, и я борюсь, защищаюсь — работой, домом, семьей. А куда деваться? На том стоим…

Р. S. Дочь Михаила Ульянова Елена работает главным художником еженедельника «Собеседник». Ее муж Александр никакого отношения к искусству не имеет.

Эдита ПЬЕХА

Эдита Пьеха родилась 31 июля 1937 года в шахтерском городке Нуаэль-су-Ланс в 300 километрах от Парижа (провинция Па-де-Кале). Ее отец — Станислав Пьеха, — и мать — Фелиция Каролевская были поляками. Они встретились и поженились во Франции, куда приехали, чтобы найти себе работу. Девочку назвали Эдит Мари в честь ее бабушки по отцовской линии Марии. Когда Эдите было два года, началась война.

Вот как вспоминает Эдита Пьеха свое военное детство: «Мне исполнилось два года, когда во Франции началась война: эвакуация, оккупация, бомбежки, мы выкапывали соседей из-под развалин домов… Нищета, расстрелы шахтеров, работавших в Сопротивлении против оккупантов… Все помню. Однажды я нечаянно, во время игры, совком ударила девочку, чьи родители, наши соседи, работали на фашистов. Мой папочка был болен, умирал — в 37 лет у него окаменели легкие, четырнадцатилетний брат работал в шахте, чтобы зарабатывать на жизнь, а те жили припеваючи, получая хорошую еду от оккупантов. Меня хотели наказать. И мой папонька сказал: она слишком маленькая, чтобы творить зло сознательно…

В 1941 году мой папа умер, а через три года и старший брат Павел — у него был туберкулез… После этого мама вышла замуж второй раз. Мы жили в шахтерской колонии и были собственностью хозяина шахты. Жилье казенное. Если в шахту не спускался член семьи, требовали освободить жилье. А женщине было немыслимо найти работу во Франции во время войны. И мама, похоронив семнадцатилетнего сына, вынужденно вышла замуж за нелюбимого человека, который нас кормил. С отчимом у меня дружбы не получилось. Он сказал: ты будешь носить мою фамилию. А я ответила: нет, я буду носить фамилию моего папы.

Вообще-то я папина дочка. От мамы у меня доброта, терпеливость. Их было три сестры. Две прекрасно устроились в жизни. А мама никогда не жила роскошно, всегда самая бедная, невезучая, наверно, оттого, что была такая открытая для всех… У нее все было строго. Она не делала маникюра, у нее не было на это времени, но всегда были чистые ноготочки. Мама никогда не копала огород, это делал отчим, не таскала тяжести, она вела дом, могла сварганить за ночь из двух старых платьев мне наряд…

В детстве я много бегала, поэтому у меня были очень крепкие ноги. Я чувствовала себя сильной… А что касается внешности… Я с детства была убеждена, что некрасива. Только это и слышала. Врачи как-то спросили меня, почему у меня искривлены пальцы на ногах. Потому что в детстве я донашивала туфли своей двоюродной сестры, которые были на полтора размера мне малы…

Как гласит семейное предание, свой первый публичный концерт Пьеха исполнила в 7-летнем возрасте: в честь окончания войны она прямо на улице спела знаменитую «Марсельезу». Публика была в восторге. В том же году отчим нашей героини перевез свою семью в Польшу — в поселок Боже Гура.

По словам Эдиты Пьехи: «Я пошла там в школу, практически не зная языка, и оказалась в числе двоечников, хотя из Франции уехала хорошей ученицей. Меня посадили на последнюю парту, это убивало, я мечтала сидеть на первой и добилась этого к третьему классу. Я не хотела быть хуже других. Всю жизнь к этому стремилась. В седьмом классе я была уже нормальной ученицей…

Между тем, еще обучаясь в школе, Пьеха увлекалась пением и пела в хоре. Одноклассники за это дали ей прозвище — «девочка, которая поет». Однако о профессии певицы наша героиня тогда еще не задумывалась. После школы она поступила в педагогический лицей.

Стоит отметить, что именно там она впервые по-настоящему влюбилась. Ее избранника звали Рышардом — он был красавец, умница и учился в техникуме, с которым лицей поддерживал дружеские отношения. Но судьба обошлась с нашей героиней неласково. В один из дней она поделилась своей тайной с лучшей подругой Евгенией Цыбульской, та посочувствовала ей и вскоре… увела Рышарда.

Самое удивительное, что в 1964 году, когда Пьеха была уже знаменита и выступала с гастролями во Вроцлаве, сквозь толпу поклонников к ней вдруг пробился лысоватый мужчина, который вручил ей игрушку с запиской. Как оказалось, это был одноклассник Рышарда, тихоня Богдан, который все эти годы тайно любил нашу героиню. Она же про это не знала, как и не знал Рышард про ее страдания по нему. Однако зададим себе вопрос: если бы судьба не развела их в стороны, стала бы Эдита Пьеха тем, кем она стала позже?

Лицей наша героиня закончила с золотой медалью. Одновременно с этим она окончила курсы русского языка в Гданьске. В 1955 году по путевке польского комсомола Пьеху отправили на учебу в Советский Союз. О том, как это произошло, она рассказывает: «Отчим очень ревновал маму ко мне и меня к своему сыну, я была пятым колесом в телеге и мечтала удрать из дома…

Я прошла три конкурса отборочной комиссии благодаря, видимо, артистичности, потому что знаний у меня было значительно меньше, чем требовалось, чтобы победить, но я здорово играла. Про битву под Грюнвальдом знала только то, что она состоялась в 1410 году, но я такой спектакль разыграла перед комиссией, даже спела им, чтобы они мне поставили «хорошо». На третьем туре мы месяц готовились, и уже лучшие из лучших должны были попасть в СССР. Я выступала в самодеятельных вечерах, и в меня буквально влюбилась учительница по русскому языку, хотя я была абсолютный ноль в русском языке, она с трудом натянула мне тройку. Меня пропустили в Советский Союз условно».

Пьеха приехала в Ленинград в 1955 году и с ходу поступила на отделение психологии философского факультета Ленинградского университета. Жила в общежитии, о котором у нее остались не совсем приятные воспоминания. Дело в том, что многие из советских девушек, проживавших вместе с Пьехой, считали ее «буржуем» и всячески подтрунивали над ней. Одна из таких девушек, например, снимала с веревки ее выстиранное белье, надевала на себя и в таком виде ходила по общежитию. Когда наша героиня выражала ей свое возмущение, та отвечала: «Ты богатая, купишь себе новое белье!» Но была ли наша героиня действительно богатой в то время? Вот что она сама вспоминает: «Когда я получила первую стипендию в университете, то пошла в буфет и купила: а) банку сгущенки и б) две пачки печенья. И все это умяла за милую душу. Я же до 17 лет была попросту голодной. Я как вобла, была: рост — 174, вес — 59 кило…

Не забывала наша героиня и о сценической деятельности — она с большим успехом выступала в хоре польского землячества, которым руководил 24-летний студент дирижерско-хорового отделения Ленинградской консерватории Александр Броневицкий. Этого взрывного и темпераментного молодого человека многие считали евреем, хотя на самом деле его отец был белорус (его фамилия была Бороновицкий), мама — латышка. Все его предки были морскими офицерами.

Осенью 1955 года Броневицкий создал из нескольких участников хора ансамбль «Дружба». В качестве солистки он пригласил к себе Пьеху. Ее первое публичное выступление с новым коллективом произошло в новогоднюю ночь с 1955 на 1956 год: она четыре раза на «бис» исполнила шуточную песенку на польском языке «Червоный автобус». Вскоре отношения между Пьехой и Броневицким стали более близкими. По этому поводу она вспоминает: «Броневицкий приходил к нам в общагу на Мытнинской набережной — нас в комнате восемь девчонок жили — и, постучавшись (редкость!), доставал восемь шоколадных конфет (редкость в квадрате). И каждой девушке протягивал с поклоном. Это по тем временам воспринималось как великосветское поведение. «Ах, Диточка, какая ты счастливая!» — говорили девчонки…

Я солировала в «Дружбе» уже год с лишним, когда появилась еще и кубинка, которая ему тоже нравилась как певица. Но потом наши с ним отношения переросли в более близкие, и кубинки не стало, я ее «выжила». Все мы так устроены, что хотим держать пальму первенства. Я изначально была единственной девушкой в мужском молодежном ансамбле, и мне никак не хотелось, чтобы появилась вторая».

Первый настоящий успех к Пьехе и ансамблю «Дружба» пришел летом 1957 года на 6-м Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Выступив на нем с программой «Песни народов мира», ансамбль завоевал золотую медаль и звание лауреатов. Наша героиня произвела на фестивале настоящий фурор, причем не столько своими «безыдейными» песенками («Человек идет и улыбается…), сколько «европейским» имиджем, фирменным знаком которого был акцент. Иностранка, которая поет в советском ансамбле — по тем временам это было круто!

В 1958 году Пьеха и Броневицкий поженились. По словам нашей героини: «Для провинциальной девчонки внимание и уважение человека на шесть лет старше, с двумя факультетами консерватории, неординарного, конечно, было лестно. Если бы он не предложил выйти за него замуж, мы бы много-много лет сотрудничали…

А вот мама восприняла мое замужество с очень большой грустью и даже целый год не писала мне письма…

Первые годы их семейной жизни прошли в коммунальной квартире на улице Ленина в Ленинграде (там жили родители Броневицкого). Несколько позднее им выделили двухкомнатную квартиру в Купчино. В 1961 году в «звездном» семействе появилась девочка, которую назвали Илоной.

Эдита Пьеха вспоминает: «Я мечтала, что рожу сына и назову Станислав Пьеха. Родила дочку. Не могла назвать ее в честь мамы Фелицей — не разрешили бы родственники со стороны мужа…

К началу 60-х годов Пьеха и ансамбль «Дружба» были одними из самых известных эстрадных исполнителей в Советском Союзе. Творческая жизнь коллектива была тогда насыщена до предела: гастроли на родине и за рубежом, записи на телевидении и в студии грамзаписи. И везде, где бы они ни выступали, были аншлаги. Однако были у них и недоброжелатели.

Эдита Пьеха рассказывает: «Однажды нас пригласили выступить в Кремле перед руководителями страны. Мы репетировали целую неделю, а накануне концерта ко мне подошли некие ответственные люди и заявили: «Ваше выступление нежелательно. Вдруг Никите Сергеевичу не понравится, что вы поете с акцентом!» Это было для меня пощечиной. Наши правители могли позволить себе любое косноязычие, не выговаривали половину алфавита, вместо «г» — «х». Дался им мой акцент!»…

Иногда мне домой присылали открытки типа: «Сколько можно тебя слушать? Ты — никто». Я очень расстраивалась. Однажды показала несколько таких посланий режиссеру Полячеку, а он сказал: «Радуйся! Если бы была никто, таких писем не присылали бы…

В 1963 году с Пьехой произошел инцидент, о котором она до сих пор вспоминает с чувством вины. Послушаем ее собственный рассказ: «Тогда я очень обидела Лиду Клемент, была в Ленинграде такая певица, роскошно стартовала и молниеносно стала любимой. В 26 лет она умерла, а накануне ее смерти… Платья у нас были казенные, они хранились на складе Театра эстрады. Я уехала на гастроли, и кто-то из злопыхателей позвонил мне и сказал: а в твоих платьях поет Лида Клемент. У нее не было собственных. У меня тоже было всего три-четыре, но по тем временам мы считали это большим богатством. Я пришла в Театр эстрады на ее концерт и потребовала вернуть мне мое платье. Такой низкой я оказалась, так некрасиво себя повела, при том, что знала о ее болезни. Я католичка, и после ее смерти молилась каждый вечер в течение года, чтобы она меня простила».

В начале 60-х годов Пьеха была хорошо известна слушателям не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Правда, в основном это были страны социалистического лагеря: ГДР, Чехословакия, Болгария, Венгрия. На Западе ее практически не знали. Даже ее коллеги-певцы пребывали в неведении, что в СССР есть певица, которая родилась во Франции, образование получила в Польше, а поет в Советском Союзе.

Эдита Пьеха рассказывает: «В начале 60-х в Союз приехал из Франции певец Энрико Массиас. Он был хорош собой — алжирец или марокканец, пел по-французски, очень темпераментно, экспрессивно. Мне это страшно нравилось! Самой было неудобно выходить на сцену, и я дарила ему цветы через билетеров. Сначала смотрела на него именно как на мужчину, но потом захотелось иметь его пластинки, которых у нас, естественно, не продавали. Я осмелилась прийти к певцу в гримерную, на плохом французском объяснила ему, что тоже пою и хотела бы исполнять его песни. Массиас сказал, что сейчас у него нет с собой пластинок, и дал свой телефон в Париже. Потом я еще раз пришла к нему в гримуборную, принесла цветы — вот какая дурочка! — и говорю: «Запомните, пожалуйста, что меня зовут, как и вашу великую певицу, — Эдит». Он отвечает: «Хорошо, хорошо». И вот, представьте себе, недели через две звоню в Париж. Подходит к телефону какой-то дядька. Я представляюсь, говорю, что Энрико разрешил мне позвонить. Слышу: «Подождите у телефона — сейчас спрошу». Потом дядька возвращается и говорит: «Он такую не знает». И тогда я подумала: «Боже мой! Как плохо быть поклонницей!»

Прошло всего несколько лет после этого случая, и Пьеха все-таки покорила Париж. Произошло это в 1965 году, когда ее, первую из советских певиц, владелец концертного зала «Олимпия» Бруно Кокатрикс (это он открыл миру Шарля Азнавура, Мирей Матье и других звезд эстрады) пригласил выступить на сцене своего заведения. Взяв с собой мужа и 4-летнюю дочь, наша героиня отправилась в столицу Франции.

В аэропорту Орли ее встречал сам Бруно Кокатрикс. Многие тогда догадывались о том, что русская звезда очень нравится директору «Олимпии», причем больше как женщина, чем певица. Поэтому прямо в аэропорту он решил сделать ей подарок. «Какие духи вы больше всего предпочитаете?» — спросил он нашу героиню, когда они вошли в здание аэропорта. Пьеха расстерялась, так как в Советском Союзе ей приходилось пользоваться только отечественной продукцией. Но она все-таки вспомнила название самых знаменитых духов и назвала их — «Мадам Роша». Кокатрикс тут же подошел к торговому павильону и купил ей самый большой флакон.

Нечто подобное произошло с Пьехой день спустя, только теперь камнем преткновения стали колготки. Дело в том, что в те годы советские женщины (в том числе и звезды эстрады) о колготках только слышали, предпочитая им чулки. Но носить с чулками короткую юбку было нонсенсом, тем более в Париже. А у нашей героини всегда были шикарные ноги! Поэтому она пошла на хитрость: перед выходом в люди стала смазывать ноги кремом, чтобы те блестели. Но супруга Кокатрикса сразу просекла это дело и тактично заметила: «На сцене «Олимпии» нельзя выступать без колготок». И в тот же день она купила несколько пар роскошных колготок и преподнесла их в подарок нашей героине.

Еще об одном случае, произошедшем с нею в Париже, Пьеха рассказывает сама: «Я впервые в жизни попала на банкет в советском посольстве в Париже! Слева огромное количество приборов, справа — столько же. Я растерялась. А дипломат, сидевший рядом, тихо мне сказал: «Начинайте брать приборы с края, все совпадает с меню».

Меня все время бросали, как котенка в море. Я плавать не умела, но быстро училась уже в воде, лишь бы не уронить достоинство, которым всегда дорожила. На банкете не стала бы есть вообще, прикинулась, что не голодна, только бы не опозориться…

Однако, обнаружив всю свою беспомощность в повседневной заграничной жизни, Пьеха с лихвой отыграла очки в свою пользу на сцене «Олимпии». Ее выступление можно смело назвать триумфальным. Бруно Кокатрикс после него делал недвусмысленные намеки на то, чтобы певица заключила с ним контракт на совместную работу, однако сделать это было невозможно. Во-первых, певице не позволило бы это совершить ее концертное руководство, во-вторых — муж Александр Броневицкий. Причем его она боялась больше, чем кого-либо другого. Супруг ее был очень ревнив. Но были ли у него поводы для этого?

Эдита Пьеха рассказывает: «Однажды мы выступали в большой программе вместе с молодым композитором Станиславом Пожлаковым. Он очень хорошо играл на саксофоне и еще пел. И я в него так же, как в Энрико Массиаса, влюбилась. С той лишь разницей, что вздыхала по нему тайком и только писала в записной книжке: «Слава, ну почему ты не подойдешь ко мне, ну почему не скажешь: «Здравствуй, я так переживаю». А эту книжечку я прятала где-то под кроватью. Сан Саныч Броневицкий был очень ревнивым — могу десять раз это повторить. Он подглядел, что я веду тайные записи, и нашел книжечку. Мы стали бороться, я хотела выкинуть ее на улицу, а она упала на балкон ниже этажом. Броневицкий побежал туда, схватил ее и все прочитал. Я говорю: «Как тебе не стыдно, это же не тебя касается!» Он: «Ну ты ж мне изменяешь!» Я: «Я не изменяю, а только вздыхаю… Расплакалась, выбежала на улицу, схватила такси. А это было в Ялте. Кричу водителю: «Везите меня в Симферополь, в аэропорт!» Тот на меня смотрит: двенадцать часов ночи, девушка одна, вся в слезах. «Хорошо», — говорит. Но я ему все рассказала, и на полпути этот человек повернул обратно: «Пусть ваш муж и ревнивый, но разбирайтесь с ним сами». Конечно, вернулась я как побитая. С Броневицким мы долгое время не разговаривали…

Стоит отметить, что в этих своих воспоминаниях наша героиня кое-что утаивает. В частности, ее отношения с Пожлаковым обошлись не только одной запиской. Вот что вспоминает сам композитор: «Первый раз я встретился с ней на гастролях в Черновцах, нам было лет по 25. Я тогда из областной филармонии перешел в Ленконцерт, у меня был ансамблик. А Пьеха выступала с ансамблем «Дружба», который гремел со страшной силой. Я ее боялся и думать не смел, что когда-нибудь приближусь к ней. И вдруг там, в Черновцах, получаю от нее записочку…

Потом идем мы с Эдитой в обнимку — с реки, в шесть утра. А на балконе гостиницы стоит Броня и смотрит на нас… Так я с ним познакомился. Он грозился застрелить меня. Но я пришел к нему и сказал: «Саша, мне Эдита нравится во как, но я тебя слишком уважаю». Саша был талантливейшим музыкантом. Что, впрочем, не мешало ему быть очень грубым человеком. Он Эдиту иногда даже, скажем так… обижал…

Потом мы с ней еще встречались, и я осмелился предложить ей несколько своих песен: «Причал», «Зачем снятся сны»…

Помню, отмечали старый Новый год в Союзе композиторов. Пьеха с Броневицким, я со своей женой, с которой уже разводился. Танцуем мы с Эдитой, вокруг элита стоит — Андрей Петров, Эшпай из Москвы приехал, и все восхищаются: «Вот это пара!» Эдита мне и говорит: «Давай вместе уйдем отсюда!» Но мы не ушли. Если честно, я ее боялся. Двум разным полюсам рядом находиться невозможно. Ей надо будет, чтобы я ей уступал, мне — чтобы она…

Между тем в конце 60-х, когда Пьеха и Броневицкий уже въехали в свою новую квартиру в Купчино, их впервые серьезно обокрали.

Рассказывает Эдита Пьеха: «Нас обчистили на пять тысяч рублей. Огромная сумма по тем временам. Только мебель оставили. Пару японских магнитофонов (я на них работала над песнями), шубы… Но вора все-таки поймали. Он на Гражданке пытался шубу сбыть кассирше в универсаме. Та пошла как бы за деньгами, а сама в милицию позвонила. Его и арестовали. Фамилия у моего вора была такая — Рудомазин. И перевод от него из тюрьмы пришел — 4 рубля. Потом в Иркутске меня некто Сопля обчистил — вытащил из сумочки всю месячную зарплату. Я, помнится, за красящим шампунем «Лондаколор» встала в очередь. Ну в давке и прозевала зарплату…

Стоит отметить, что подобные истории будут происходить с нашей героиней и в будущем. По словам В. Жуковского, криминальное досье Пьехи таково: в конце 60-х — во время гастролей в Венгрии — у нее украдут любимое концертное платье, в Коста-Рике, на пляже, — золотые часы «Чайка» с золотым же браслетом, в Перу, во время благотворительных концертов в пользу жертв землетрясения, из гостиничного номера — 100 долларов, в Ленинграде, в магазине, из сумочки-чемоданчика вынут кошелек, на Кубе стянут самое красивое концертное платье, на Камчатке, из гримуборной — более трех тысяч рублей, отложенных на кольцо с бриллиантом… Вот такая печальная статистика.

Однако вернемся к творчеству нашей героини. В 1968 году Пьеху ждал успех на 9-м Всемирном фестивале молодежи и студентов в Софии — «на конкурсе политической песни она завоевала золотую медаль, а одна из ее песен — «Следующий» композитора В. Успенского — получила первую премию на конкурсе, организованном Комитетом борьбы с фашизмом. На этом же конкурсе певица исполнила и песню «Огромное небо» О. Фельцмана и Р. Рождественского. Она была написана по горячим следам события, которое произошло в марте 1966 года в Группе советских войск в Германии. Тогда у истребителя, которым управляли капитан Борис Капустин и старший лейтенант Юрий Янов, внезапно заглохли оба двигателя, и самолет должен был упасть на один из густонаселенных районов Берлина. Однако советские летчики сумели увести самолет за черту города и упали на другом берегу Шпрее. Оба летчика посмертно были представлены к орденам Красной Звезды.

Кстати, песня «Огромное небо» была любимой песней Юрия Гагарина. Да и сама Пьеха ему очень нравилась. Однажды был такой случай. В Переделкине она играла в волейбол с космонавтами, и кто-то из игроков в азарте борьбы наступил ей на ногу. Ушиб оказался сильным, и наша героиня после него не смогла даже шага ступить. И тогда на помощь пришел Ю. Гагарин: он взвалил ее, как мешок, себе на плечи (взять ее на руки он не мог, так как был меньше ростом) и отнес в медпункт.

Другой случай произошел в гостинице «Юность». Рассказывает Эдита Пьеха: «В гостинице после какого-то концерта было застолье. Мы с Сан Санычем Броневицким уже уходили, в фойе Гагарин играл в бильярд, и кто-то из комсомольских деятелей спросил меня: «А слабо сыграть с Гагариным?» Я никогда не играла, но Сан Саныч сказал: «Сыграй, раз предлагают». Он любил что-нибудь сделать ради рекламы. Ну, я взяла кий и давай забивать шары — один, второй… Забила ему три шарика, которые оказались решающими. Гагарин сел на пол и захохотал: «Я же первоклассный игрок, меня впервые обыграла артистка, этого не пережить!» Он был навеселе, поэтому, может, и играл хуже».

В 1969 году в народе пронесся очередной слух о том, что Пьеха… умерла. Стоит отметить, что и до этого нашу героиню (как и всякую знаменитость) уже несколько раз хоронили злые языки, приписывая ей то самоубийство, то смерть от рук любовника. Однако на этот раз слухи оказались самыми живучими. Дело дошло до того, что толпы людей стали собираться возле подъезда певицы, к дверям ее квартиры принесли несколько венков. Что же породило эти слухи? Как оказалось, почвой для них стало то, что Пьеха легла на обследование в онкологический институт. Видимо, кто-то из посетителей или персонала увидел ее там и сделал соответствующие выводы. Ситуацию накалило и то, что сразу после посещения института певица уехала на гастроли и появиться живой и невредимой перед толпой встревоженных почитателей, собравшихся у ее подъезда, не имела возможности.

В том же (1969) году на Пьеху впервые обратили внимание кинематографисты: режиссер Вениамин Дорман предложил ей сыграть роль немецкой разведчицы в фильме «Судьба резидента». Вот что Эдита Пьеха вспоминает об этом: «По сценарию у моей героини с персонажем актера Вертоградова должна была быть, говоря современным языком, эротическая сцена! Так я три дня ходила за режиссером Дорманом и стонала: «Ну как же я буду лежать в постели с человеком, которого даже не знаю?!» Эта сцена казалась мне абсолютно невозможной, и в конце концов я уговорила режиссера. Он сжалился: «Ладно, ограничимся поцелуем»…

Стоит отметить, что это была не последняя роль в кино нашей героини. В 1972 году режиссер Вилен Азаров снял ее в роли… Эдиты Пьехи в фильме «Неисправимый лгун» (в нем она появляется за рулем автомобиля, хотя на самом деле водить машину не умеет), а два года спустя режиссер Григорий Кроманов доверил ей роль французской шпионки в фильме «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (там она пела прекрасный романс на музыку Арво Пярта и стихи Роберта Рождественского).

В семье Пьехи и Броневицкого был всего один ребенок — дочь Илона. О том, каким было ее детство, рассказывает она сама: «По-моему, когда я родилась, родители не очень этого хотели. Мама выступала до самого последнего момента, а после родов быстро вернулась на сцену, перепоручив меня бабушке, своей свекрови… Я вспоминаю свое детство как сплошное замечательное лето — Латвия, бабушкин хутор… Мы с бабушкой были такие подруги, такие спевшиеся. Мама с папой приезжали, уезжали. Я скучала без них, но понимала, что иначе нельзя. И даже не принимала это как событие. Я с этим родилась. Ничего другого не знала. Я не знала, что есть родители, которые дома постоянно. Так что нельзя сказать, чтобы я страдала в детстве из-за отсутствия родителей…

Я не чувствовала, что живу в какой-то необычной семье. Я не ходила в детский сад. Но гуляла вместе со всеми детьми — во дворе, на обычной питерской помойке. В лучшем случае дедушка брал меня с собой на каток. Это было праздником. Я пошла в школу рядом с домом. Это была школа с французским уклоном. Первого сентября в первом классе я заболела. Это была трагедия. Я так плакала! Пришла в школу числа десятого…

Я не думала, что буду певицей или космонавтом, — просто пришла в школу и стала хорошо учиться. В то время легко было учиться — программа была легче. Занималась активно общественной работой. Мы соревновались с одной девочкой. У нее была спортивная группировка, у меня театральная. Мы ставили спектакли, а они бегали. Спектакли были сильные. Я написала сценарий «Гамлет-78», вроде «Айболита-66». Себе, естественно, отдала роль Гамлета. Все прошло с успехом.

Потом нас с этой девочкой рекомендовали в комсомол. Мы с ней неожиданно прониклись друг к другу и с седьмого класса задружились насмерть. Вот такую роль сыграл комсомол в моей жизни…

В 70-е годы слава Пьехи, как одной из лучших советских певиц, практически никем не оспаривалась. Правда, долгое время она получала концертную ставку в 47 рублей 50 копеек, что, конечно же, не соответствовало тому месту, которое она занимала в эстрадной иерархии. Зная об этом, ее активно переманивал к себе «Москонцерт», однако Пьеха не хотела уезжать из Ленинграда. К этому городу она очень сильно прикипела. И это несмотря на то, что 1-й секретарь Ленинградского обкома партии Г. Романов явно ее недолюбливал. Ходили слухи, что он как мужчина одно время искал ее благосклонности. Но после того, как она его отвергла, затаил на нее обиду. Был такой случай. Однажды Романов пришел за кулисы к Броневицкому, вытащил рубль и сказал: «Пусть твои ребята сходят в парикмахерскую и постригутся. Они же не стиляги, чтобы выступать в таком виде…

В другой раз сама певица попыталась поговорить с Романовым, когда они случайно встретились за городом. Однако едва наша героиня сделала несколько шагов в направлении секретаря обкома, как тут же перед ней выросли его телохранители. «У товарища Романова сейчас нет времени с вами разговаривать!» — заявили они и не пропустили певицу к своему начальнику.

Сама Пьеха на вопрос о своих высоких покровителях ответила следующим образом: «Покровитель — это тот, кто помогает. Мне всегда помогали простые люди. А высокие покровители… Я могла, может быть, нравиться Брежневу, он мне даже подарил розы в ГДР, в посольстве, и поцеловал в щечку, но на этом все покровительство закончилось. Многие послы многих стран, где я побывала, мне симпатизировали. Я, как мягкая кошка, которую можно погладить, чтобы снять стресс, но не более. Никогда не пользовалась моментом, оказавшись рядом с человеком, правящим этим миром, чтобы что-нибудь у него попросить…

В 1975 году распался брак Пьехи с Броневицким. Почему это произошло? Виной этому было множество причин. Например, нашу героиню буквально выводила из себя патологическая ревность супруга. В 1970 году произошел такой случай. Пьеха отправилась на гастроли по стране, и с нею в группе был Муслим Магомаев. Несмотря на то, что их гостиничные номера были рядом, общались они друг с другом крайне редко. И вот в первую же ночь, когда Пьеха мирно спала в своей кровати, ее внезапно разбудил посторонний шум. Она открыла глаза и увидела как с балкона к ней идет… ее муж Александр Броневицкий. Не говоря ни слова, он принялся осматривать в номере все шкафы, заглянул даже под кровать. «В чем дело?» — только и смогла выдавить из себя потрясенная Пьеха. В ответ она услышала грозный рокот мужа: «Где ты прячешь Магомаева?» Оказалось, что кто-то позвонил Броневицкому и сообщил, что его жена флиртует с известным певцом. И ревнивый супруг тут же примчался в этот город, чтобы лично разобраться с «обидчиком». Можно себе представить чувства оскорбленной женщины.

Сама Пьеха по поводу своих отношений с Броневицким заявила следующее: «Люди, которые мало знали Броневицкого, считали его хамом. Да, характер у него был стервозный, деспотичный, он готов был любыми средствами добиваться аплодисментов. Но хамом он не был. По натуре он был незащищенным, но обрел имидж деспота еще до нашего супружества… Он дрессировал «Дружбу» и меня тоже. Говорил, зная, что разозлит меня: «Ты ужасно некрасивая!» И я искала в журналах фотографии кинозвезд, сравнивала, соображала: может, мне глаза подрисовать, как у Софи Лорен? Грим в основном «слизывала» с Софи Лорен и с Лоллобриджиды, очень они мне нравились. Броневицкий говорил: «Ты сутулая. Как ты ходишь по сцене?» И я присматривалась, как «плавают» балерины. Он кричал, что я два дня подряд фальшиво пою, и я нашла огромный магнитофон-гроб «Весна» и попросила университетских друзей на концертах записывать меня. А потом не поленилась, нашла педагога по вокалу и занималась тайком от Броневицкого. Так что именно Броневицкий меня «родил»…

Но его поклонницы по телефону крыли меня семиэтажным матом и на лестнице писали всякие гадости. Они были фанатично в него влюблены. Вначале я переживала, а потом поняла, что ничего сделать нельзя. Научилась не подходить к телефону или молчать, когда брала трубку. Я довольно быстро уяснила, что если хоть раз отвечу на их языке, то уподоблюсь им. Поэтому делала вид, что не понимаю: «Я плохо понимаю по-русски… Но однажды мне довелось увидеть, как любимый мне изменяет…

Можно сказать, что наш брак с Броневицким был «служебным». Я выросла в католической семье, и мне в голову не приходило позволить себе вторую жизнь при Броневицком, я служила ему верно… А он с головы до ног был в искусстве и на ласку у него не оставалось времени. В день рождения он говорил: «Я тебе деньги дал? Дал. Вот и купи себе что хочешь…

Последние три года мы прожили с ним в довольно прохладных отношениях. Я устала слушать бесконечные «надо, надо, надо» и ушла от него…

После развода с Броневицким наша героиня создала собственный ансамбль, музыкальным руководителем которого стал выпускник Ленинградской консерватории Григорий Клеймиц. Стоит отметить, что Броневицкий воспринял этот поступок своей жены с ревностью: он заявил ей, что ничего у нее без «Дружбы» не получится. Однако… Первое же выступление нового ансамбля Эдиты Пьехи на Всероссийском конкурсе исполнителей советской песни в Сочи в октябре 1976 года принесло победу — коллектив был удостоен почетного диплома. А вот «Дружба» через два года после этого распалась.

В 1977 году Пьеха отпраздновала с шумом свое 40-летие. Вот как она сама об этом вспоминает: «В тот день рождения у меня в буквальном смысле слова были настежь открыты двери. Я купила много-много спиртного, было много закусок, были даже поросята, которых из Абхазии привезли. Красивый был праздник, но после него пришлось сделать капитальный ремонт квартиры».

В 1978 году Пьеха стала первой из советских эстрадных звезд, выступивших в Афганистане после апрельского переворота 1978 года. Как вспоминает сама певица: «Как назло, я была знакома с тремя афганскими лидерами — трижды там была и со всеми целовалась, что на Востоке не разрешено. С Тараки я пила вино, хотя он мусульманин, но говорил, что в Америке научился его пить. С Амином, который задушил Тараки, я танцевала, при том, что женщинам не полагается танцевать в мужской компании, мне разрешили: вы из Европы, ладно, танцуйте с нами. Меня спасло то, что у меня было зеленое платье, а у мусульман это священный цвет. С Бабраком Кармалем мы пьянствовали на приеме в советском посольстве. Командующий нашими войсками на БТР приезжал ко мне в гостиницу во время комендантского часа и хотел за мной ухаживать, но я его отправила обратно…

В конце 70-х годов признанных советских певиц с многолетним стажем выступлений на эстраде стала теснить новая яркая звезда — Алла Пугачева. Многим эстрадным примам это, мягко говоря, не очень нравилось, в том числе и Пьехе. Рассказывают такой эпизод. Когда в эстрадной тусовке прошел слух о том, что в очередном концерте «Песня года» Пугачевой будет разрешено спеть две песни, к председателю Гостелерадио С. Лапину явилась разгневанная Пьеха и заявила свой протест. «Я буду исполнять всего одну песню, а Пугачева две?» — возмущалась наша героиня, у которой стаж работы на эстраде в то время исчислялся уже 20 годами. Но Лапин успокоил ее, пообещав, что все будут петь равное количество песен.

Между тем новые изменения произошли в те годы в личной жизни Пьехи. После развода с Броневицким она вскоре вновь вышла замуж: ее новым избанником стал мужчина на семь лет младше ее — полковник КГБ Геннадий Шестаков. Правда и с ним наша героиня не обрела желаемого счастья. Как она сама вспоминает: «Я познакомилась со своим вторым мужем, когда мне было уже под сорок. Мы очень любили друг друга. По крайней мере для меня это было большое чувство… Зато мой директор, Софья Семеновна Лаконь, и ее муж отговаривали меня от этого брака, говорили: «Диточка, вы делаете глупость! Он вам не пара, он же бывший спортсмен!.. Но я их не послушалась. Шесть лет мы были вместе, но однажды я почувствовала, что наши отношения становятся все более прохладными, словно выросла стена. Он сказал: мне надоело быть мужем Эдиты Пьехи — бесплатным приложением к знаменитой певице, я хочу, чтобы это ты была моей женой, потому что это ненормально, когда мужчина не глава семьи. Он, наверное, был прав: ведь я сияла на сцене, а домой приходила усталая, и никто мне уже не был нужен… Со вторым мужем мы причинили друг другу при расставании много боли и обид. Но и сегодня я думаю о нем с теплотой, вспоминаю только хорошее… (Второй брак Эдиты Пьехи распался в 1982 году.)

Непросто складывались отношения Пьехи с дочерью Илоной. После развода родителей девочка вдруг стала плохо учиться, получила «неуд» по поведению в школе. По ее же словам: «Мама меня как-то издубасила. Била и орала: «Я тебя убью, но хамкой не вырастешь!» А у меня был переходный возраст: я курила, хамила… Мы пили портвейн, валялись на диване, сочиняли песни и слушали музыку. Часто тусовались с компаниями на даче.

Но это был вполне здоровый образ жизни — у нас не было ни наркотиков, ни какой-то грязи…

Среднюю школу И. Броневицкая закончила в 1978 году. Отмечу, что на выпускной бал дочь категорически попросила мать не приходить — боялась ажиотажа. Поэтому всю ночь Пьеха со своей университетской подругой просидели в школьном саду, в кустах.

В новогоднюю ночь 1979 года И. Броневицкая вместе со своей мамой впервые появилась на голубых телеэкранах: они спели песню. Однако у самой Илоны это событие не вызвало особого восторга. Позднее она скажет: «Я никогда не была толстой. Я была толстой один миг, когда меня сняли в гадостном «Огоньке». Меня заставили: иди и снимайся. Я была просто никакая. Состояние — желе какое-то. То, что там пело в телевизоре, толстое, — это не я, это абстракция…

Стоит отметить, что после окончания средней школы Илона поступила в театральный институт, рано вышла замуж. Еще учась на втором курсе (1981), родила сына, которого назвали Стасом (если читатель помнит, так Пьеха хотела назвать своего так и не одившегося сына). Жить в трехкомнатной квартире (56 кв. м.) всем вместе оказалось неудобно, и Пьеха сама предложила дочери и ее мужу разъехаться. При этом она помогла молодоженам внести взнос в кооператив, за что те ей были очень благодарны. Однако их совместная жизнь под одной крышей продлилась недолго — через полтора года молодые расстались. После этого Илона обменяла кооперативную квартиру в Ленинграде на такую же в Москве. Вновь вышла замуж. В 1986 году родила второго ребенка — девочку Эрику. Но после десяти лет совместной жизни рассталась и со вторым мужем. В промежутках между этим она сделала попытку стать эстрадной звездой. На конкурсе песни «Ялта-88» заняла 3-е место (Ф. Киркоров был там дипломантом, она — лауреатом). В 1992 году установила рекорд, который до сих пор не побила — 53 сольных концерта за месяц. Именно в то время она активно сотрудничала с питерским композитором Игорем Корнелюком, почему молва и нарекла их мужем и женой. Но это было неправдой. Сегодня И. Броневицкая живет в Москве с третьим мужем Евгением.

В 80-е годы Пьеха продолжала активно выступать на сцене, много гастролировала. К тому времени в ее послужном списке была уже масса наград и достижений: она была награждена орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, французским орденом «За укрепление искусством дружбы», на Кубе ее удостоили титула «Госпожа песня», она объездила с концертами более 20 стран, фирма «Мелодия» выпустила более десяти дисков-гигантов с ее песнями. Среди них были и самые популярные: «Замечательный сосед», «Огромное небо», «Люди, улыбнитесь миру», «Город детства», «Венок Дуная», «Встреча друзей» и др.

В 1988 году Пьехе присвоили звание народной артистки СССР. Отмечу, что в том же году скончался ее бывший муж А. Броневицкий. Чуть позже Пьеха устроила вечер его памяти в концертном зале «Россия».

Что касается личной жизни, то Пьеха после развода с Шестаковым нашла себе нового спутника. Им оказался музыкант из ее ансамбля Александр Соловьев, который был… на 20 лет ее моложе. Правда, с ним она не расписывалась. Прожили они вместе около трех лет, после чего благополучно расстались. Почему? Вот слова самой Эдиты Пьехи: «Это был всего лишь случай в моей жизни, когда от безысходности я приняла ухаживания человека, сразу сказав ему при этом: «Мне приятно, что я не одна, но в один прекрасный день я могу тебе сказать, что мы просто хорошие друзья». Он рассчитывал на большее, и это привело к скорому разрыву, он очень переживал и не мог понять, что мы были в разных «весовых» категориях. Я не искала приключений, это просто благодарность за то, что кто-то подставил свое плечо, когда мне было холодно и одиноко. Никакого романа! Я не заношу его в семейный альбом».

Новый взлет в творчестве Пьехи пришелся на 90-е годы. Она вновь активно гастролирует с концертами, записывается в студии. В 1992 (високосном) году в ее жизни произошло сразу несколько неприятных случаев.

Эдита Пьеха рассказывает: «В Пензенской области машина на полной скорости столкнулась с лосем. Зверюга пробил лобовое стекло, я вся была в мелких порезах, я даже запах его звериный долго помнила. Но обошлось. Потом во время круиза я полезла в бассейн с морской водой на параходе. Был обед, все ушли, а плавать я не умею. Там оказалось метра три глубины. Короче, пошла я успешно ко дну. Но зашел официант, вытащил. Отжал и положил на солнышко. А потом в Кисловодске, во время утренней пробежки, из кустов выехал на лошади горец и достал ба-а-альшущий кинжал. И сказал, что будем меня сейчас грабить и насиловать. Я его уговаривала часа полтора. Я была, как Шехерезада. Даже лучше. Я хвалила его коня — он чуть не растаял. Я хвалила его посадку. Я обещала пригласить его на концерт. Но он не знал «Пьеху-мьеху». Я его попросту заболтала, и он взревел: «Убирайся! Не хочу твоего концерта-марцерта!» Я убралась, а в санатории свалилась в обморок. Вот такой был високосный год».

Однако следующий год принес Пьехе больше радости, чем огорчений. И главное — она встретила новую любовь. Произошло это при следующих обстоятельствах.

В мае 1993 года в концертном зале «Россия» Пьеха участвовала в одном из сборных концертов. После выступления к ней за кулисы пришли двое: директор зала и еще один, неизвестный ей, мужчина. «Эдита Станиславовна, разрешите вам представить вашего давнего поклонника, — обратился к ней директор. — Владимир Петрович Поляков, сотрудник Администрации Президента России». Так наша героиня познакомилась со своим будущим, третьим, мужем.

Как оказалось, Поляков (он родился в 1939 г.) был поклонником таланта Пьехи, еще когда служил в армии и играл в ансамбле Ленинградского военного округа. В 1963 году в Кисловодске (в тех краях он тогда жил) ему удалось пробиться к ней сквозь толпу поклонников и попросить автограф. Однако на тот момент у певицы закончились фотокарточки и она с сожалением развела руками. Однако Поляков не растерялся. «Тогда возьмите мой адрес и пришлите вашу фотокарточку из Ленинграда», — попросил он ее. Пьеха пообещала. И что удивительно — об этом обещании не забыла. Через месяц Полякову пришла ее фотография с надписью: «Володе — Эдита Пьеха». На этом их тогдашнее знакомство и закончилось. Это и понятно — в то время Поляков был уже женат (жена работала бухгалтером), в этом браке у него на свет появились двое дочерей. Через двадцать лет с первой женой развелся. Женился повторно на женщине, которая была на 19 лет его моложе. Но и этот брак распался через десять лет. К тому времени Поляков работал на хорошей должности — помощником руководителя Администрации Президента (отвечал за подготовку важных документов, встречи с послами и т. д.). В 1993 году набрался смелости и пришел за кулисы к Пьехе.

Далее послушаем рассказ самого В. Полякова: «Я встретил Диту в то время, когда для меня уже была предрешена судьба второго брака. Знакомство произошло в концертном зале «Россия». Я тогда работал у Филатова (бывшего главы Администрации Президента) и попросил его: «Можно я приглашу в правительственную ложу Пьеху?» Он: «Приглашай!» Дита подошла к нашему столику, и я весь вечер смотрел на нее. Она заметила и стала интересоваться: «Я вас знаю? Я вас где-то видела?»

Через какое-то время судьба вновь свела их вместе. Пьехе понадобилось дефицитное лекарство, и она позвонила своему новому знакомому — Полякову. Тот, естественно, помог. После этого у них завязался настоящий телефонный роман.

В. Поляков рассказывает: «Звонил главным образом я Дите. Разговаривали о музыке, песнях, событиях в двух столицах. Дита обращалась ко мне всегда на «вы». Но как-то, обмолвившись, сказала: «Ты знаешь, Володя… Я тут же подхватил: «Вот так и впредь — на «ты», это правильно!» И сразу стали как-то ближе друг другу…

Когда мои дочери (они живут в Ессентуках) узнали, что я встречаюсь с Дитой, они сказали: «Главное, папа, чтобы тебе было хорошо…

В начале 1995 года Пьеха и Поляков зарегистрировали свой брак в одном из загсов Санкт-Петербурга. Там же отпраздновали свадьбу. В день бракосочетания Поляков подарил супруге золотой медальон в форме сердечка. Живут они на два дома, так как на предложение мужа перебраться к нему в Москву (у него на Рублевском шоссе двухкомнатная квартира) Пьеха ответила отказом. Причем мотивация была такой: «Куда же я дену свои концертные платья?» Дело в том, что певица вот уже несколько десятков лет собирает платья, в которых она когда-то выступала (у нее в коллекции есть даже платье и туфли, в которых она пела в Париже в 1965 году).

В период 1994–1996 годов Пьеха выпустила в свет три диска-гиганта со своими песнями: «Я вас люблю», «Пьеха знакомая и незнакомая» и «Тем, кто любит Пьеху» (последний диск вышел на Урале и в Москву почти не попал). Стоит отметить, что три песни, записанные на этих дисках, для нашей героини написал ее муж — В. Поляков.

В 1994 году Эдите Пьехе присвоили звание «Почетный гражданин России».

В 1995 году санкт-петербургская парфюмерная фирма «Северное сияние» выпустила духи под названием «Эдита Пьеха». Причем первоначально духи должны были называться «Анна Ахматова», но парфюмеры не успели к 100-летнему юбилею поэтессы сделать упаковку. Стали думать, кто еще достоин, чтобы его именем назвали духи. И единогласно сошлись во мнении — Эдита Пьеха.

В 1996 году Эдите Пьехе был присвоен почетный титул «Живая легенда».

Скандалы Эдиты Пьехи

За последние два года в прессе появилось несколько скандальных происшествий, в которых главным действующим лицом была Эдита Пьеха.

В октябре 1995 года «Экспресс-газета» опубликовала информацию о том, что августовские гастроли певицы в Прибалтике были сорваны из-за того, что Пьеха… была пьяна. Главный администратор Литовского государственного академического театра драмы Я. Жвикайте рассказала: «Я встречала Эдиту Пьеху на вокзале, когда она приехала в Вильнюс. Она мне показалась очень красивой женщиной. Но в тот день Пьеха не выступала, а поехала в Палангу. Зато 18 августа, в день концерта, передо мной предстала другая Эдита Пьеха…

Она приехала в полседьмого. Я подошла к машине, где сидела Пьеха, и поговорила с ней. Я увидела ее в таком состоянии: она едва ворочала языком. Ей трудно было говорить, а не то что петь. Я поняла, что, как главный администратор театра, не могу выпускать на сцену артиста в таком виде… Я попрощалась с ней. Сказала, что должна идти к людям, которые собрались в театре, и сообщить им, что концерт отменяется. Администратору Пьехи пожелала впредь лучше думать, когда готовит выступление. Так мы и расстались…

Наша газета «Республика» деликатно написала, что концерт не состоялся из-за «болезни» Эдиты Пьехи. Слово болезнь они специально взяли в кавычки…

А вот как высказалась по этому поводу противоположная сторона.

Эдита Пьеха: «Иные журналисты, ублюдки, пишут какую-то гадость. Диву даешься, откуда они эти «факты» взяли? Простые люди добрее, умнее. Эти репортеры считают, что если напишут гадость о Пьехе или еще о ком-нибудь, то на этом и заработают. Мне это не нравится. Я считаю, что подобное жлобство не свойственно нашей стране и народу…

По поводу ситуации в Вильнюсе у меня есть немало свидетелей. Это и шофер, возивший нас, и хозяин дома, где мы жили, и мои музыканты. Кстати, никто из них так и не получил обещанных денег…

Устроители концертов плохо работали. Сорвали концерт в Паланге, в Клайпеде вместо четырех выступлений было всего одно. Мне не заплатили денег, не дали денег и радистам. Те отказались выставить радиоаппаратуру для концерта. Мне предложили работать на «самопальной» аппаратуре театра. Я, конечно, отказалась.

В Вильнюсе мы сидели до восьми часов вечера на вокзале и не знали, куда деваться. У нас не было гостиницы. А сами организаторы — «их было шесть человек — каждое утро приезжали к нам пьяными. На что они кутили ночами? Наверное, на наши денежки».

В. Поляков: «Разговоры о том, что Пьеха была нетрезвой — спекуляции. Мол, она выпила вина. Ну и что? Пьеха — живой нормальный человек. Она любит выпить вина, причем с водичкой. Она во многих интервью говорит об этом. И я считаю, что ничего особенного в этом нет. Возможно, от нее был запах вина. Но эти нападки, я думаю, необоснованны…

Если Пьеха не вышла на сцену, это не потому, что она выпила вина. Возможно, она пригубила вина, но не до такой же степени, чтобы она не смогла выступать на сцене. А из машины она не вышла, потому что у Пьехи есть собственная гордость, свое «я». Узнав, что оплаты нет, она заявила: «Я на сцену не пойду!..

И. Броневицкая: «Мама сказала однажды журналистам, что с детства пьет, но она же треплется.

С какого детства! Она в бедноте жила, у них горячей воды не было, каждый грош считали… Все мы артисты пьем, и ничего в этом страшного нет. А какая-то грымза из Литвы написала какое-то письмо! Ну какая она пьяница? Если уж на то пошло, Эдит Пиаф была пьяницей и наркоманкой, однако ж она — Эдит Пиаф, и до сих пор о ней помнят!»

В конце октября 1996 года «Комсомольская правда» сообщила, что некие неизвестные, в то время как Эдита Пьеха была в США, забрались в ее петербургскую квартиру и украли 12 тысяч долларов. Причем в заметке сообщалось, что «о тайнике, в котором хранилась сумка с валютой, знали только самые близкие к певице люди. По этому поводу, давая через два месяца интервью той же «Комсомолке», Пьеха заявила: «Эти деньги я копила на свой традиционный предновогодний концерт, хотела справить платья для сцены. И вот справила… Это мои домашние прошляпили. С 1969 года живет с нами Вера — моя поклонница, а ныне — домоправительница. Верочка — детдомовка, поэтому всему верит, добрых и злых не различает. Когда я была на гастролях, Вера нарушила главную заповедь: пустила в дом посторонних, своих бывших приятелей. И кто-то из них, вероятно, видел, как она проверяла наш тайник — нехитрое сооружение под ковром.

Наказала ли я ее? Конечно! Я ее целую неделю не пускала на футбол и хоккей. Она страшная болельщица, фанатка «Зенита». Но приговор вынесла мужественно. Вера есть Вера. Мы повязаны на всю жизнь…

В начале мая 1997 года Е. Маетная в «Комсомольской правде» сообщила: «Эдита Пьеха провела майские праздники на Урале. В центре пластической хирургии и косметологии «Молдинг маск» известной певице была сделана уникальная операция.

Так называемый «химический пилинг» лица, проведенный Эдите Станиславовне научным руководителем центра Александром Пуховым, полностью убрал все морщины и пятна. Одновременно подтянулись веки.

Как рассказал «КП» заведующий центром Алексей Бендер, после этой процедуры у певицы полностью поменялась кожа, «она стала, как у младенца». Эдиту Станиславовну не очень удачно прооперировали в клинике Санкт-Петербурга — появились шрамы. Химический пилинг ликвидировал и этот недостаток. Окончательно краснота и отеки, оставшиеся после операции, спадут через два-три месяца, и тогда мы увидим Эдиту Пьеху с новым лицом. По утверждению врачей, теперь любимая народом певица навсегда может забыть о пластических операциях — свою упругость и свежесть «кожа младенца», обошедшаяся артистке в шесть тысяч долларов, не потеряет до конца жизни».

Татьяна САМОЙЛОВА

Татьяна Самойлова родилась 4 мая 1934 года в Ленинграде в наполовину актерской семье. Ее отец — замечательный актер театра и кино Евгений Самойлов, который в 30 — 40-е годы блистал на экране в таких фильмах, как: «Щорс» (1939), «Светлый путь» (1940), «В шесть часов вечера после войны» (1946) и др. Мама Татьяны Самойловой — Зинаида Ильинична — к искусству никакого отношения не имела: в 1934 году она закончила электромеханический институт в Ленинграде и работала инженером. Кроме Татьяны, в семье Самойловых был еще один ребенок: сын Алексей. В 1937 году вся семья переехала в Москву в дом на улице Щусева.

В школьные годы Самойлова занималась балетом — закончила балетную студию при Театре имени К. Станиславского и В. Немировича-Данченко. Сама М. Плисецкая звала талантливую девочку в балетную школу при Большом театре, однако Самойлова решила посвятить себя драматическому театру. В 1953 году она поступила в Театральное училище имени Щукина, которое благополучно окончила в 1956 году. Во время учебы, летом 1955 года, она была приглашена сниматься в фильме «Мексиканец». Съемки происходили в Одессе. Именно во время съемок этой картины состоялось торжественное событие — свадьба Самойловой и 21-летнего Василия Ланового, который был ее однокурсником по «щуке». К тому времени этот актер был уже известен публике как исполнитель главной роли в фильме «Аттестат зрелости» (1954). В 1956 году он сыграет роль Павла Корчагина в одноименном фильме А. Алова и В. Наумова. Как вспоминает сама Татьяна Самойлова: «Лановой еще в первые студенческие годы подошел ко мне в Щукинском училище: «Кто ты?» Я почему-то ответила: «Я — дочь памы и мамы». И началась взаимная нежная, вдумчивая любовь Тани Самойловой и Васи Ланового. Долгий роман на ногах: мы встречались в метро, на бульварах, на старом Арбате.

Поженившись, мы с ним жили у нас дома на Песчаной улице, в моей 18-метровой комнате. Васины родители очень хотели познакомиться и породниться с моими родителями, но они тогда сильно болели и не могли выходить из дому, мать Ланового к тому же была матерью-героиней: четыре девочки и один мальчик. Я очень любила эту семью и со всеми дружила. Вообще, в тот период я жила совершенно безотчетно и беззаботно, под крылышком у мамы. Она нас с Васей кормила, поила и одевала…

Тем временем в 1956 году режиссер М. Калатозов готовился к съемкам фильма «Летят журавли» по пьесе В. Розова «Вечно живые». На главную роль — Вероники — претендовала звезда тогдашнего советского кино Добронравова. Однако второй режиссер фильма Б. Фридман на учебном спектакле в «Щуке» внезапно приметил талантливую студентку. Звали ее — Татьяна Самойлова. К тому времени она уже снялась в «Мексиканце» и в связи с этим переживала не самые лучшие времена. Дело в том, что студентам театральных вузов было категорически запрещено сниматься в кино. Если же студенты нарушали этот запрет, то их кинематографические работы не принимались за дипломные. Так случилось и с Татьяной Самойловой, на которую осерчал сам ректор училища Борис Захава. В конце концов в 1956 году ей пришлось покинуть «щуку». И тут ей предложили роль в «Летят журавли». Она, естественно, согласилась.

Между тем сам автор пьесы (В. Розов) был категорически против этой кандидатуры. Видимо, он считал, что молоденькой студентке вряд ли удастся сравниться в таланте с признанной звездой — Добронравовой. Однако режиссер фильма считал иначе и мнения своего придерживался твердо. В конце концов его точка зрения победила и Самойлову срочной телеграммой вызвали в Москву из санатория, в котором она лечила легкие.

Прежде чем фильм «Летят журавли» вышел на широкий экран, его посмотрело тогдашнее советское руководство во главе с Н. Хрущевым. Картина им очень не понравилась (некоторые члены Политбюро иначе, чем «шлюха», героиню Самойловой Веронику не называли). Это и решило ее прокатную судьбу. Премьера фильма состоялась не в престижном «Ударнике», а в малогабаритном кинотеатре «Москва» на площади В. Маяковского. Однако массовый зритель принял картину на «ура»: в прокате 1957 года она заняла 10-е место, собрав 28,3 млн. зрителей. Это был успех. Хотя кондовые советские критики восприняли его неоднозначно, а героиню Самойловой назвали «нетипичной».

Между прочим, даже несмотря на подобные отзывы в прессе, фильм весной 1958 года решено было отправить на 11-й Международный кинофестиваль в Канны. И там произошло чудо. Фильм был удостоен высшего приза «Золотая пальмовая ветвь», а Самойлова была награждена специальным дипломом за лучшую женскую роль и премией жюри «Апельсиновое дерево» как «самая скромная и очаровательная актриса фестиваля».

Это был звездный час всего советского кинематографа и лично Самойловой, которая первой из советских киноактрис прорвала «железный занавес» и появилась на широком международном экране. Например, во Франции в 1958 году этот фильм попал в лидеры проката: он занял 83-е место, собрав на своих сеансах 5,401 млн. зрителей. Кроме этого, в том же году он был отмечен призами на фестивалях: в Локарно, Ванкувере и Мехико. Западные журналисты тут же окрестили исполнительницу главной женской роли в этом фильме «советской Мерилин Монро и Брижит Бардо».

Сама Татьяна Самойлова так вспоминает о тех днях: «Пабло Пикассо тогда, в самую первую нашу встречу, мне сказал: «Вот сейчас мы с тобой идем, и ты — обыкновенная девочка из Москвы. Но очень скоро ты станешь звездой экрана, и подойти к тебе будет уже невозможно».

Так и случилось все, как он говорил. Мы показали картину, и меня окружил фестиваль, окружила пресса. Мы с Сергеем Павловичем Урусевским, оператором картины, еле успевали давать интервью. Картина наша получила «Гран-при», а я — множество премий сразу: за скромность, за красоту, «Гран-при» фестиваля, диплом с отличием, приз «Победа» — по итогам зрительского голосования. Во дворце президента выделили кусочек земли, на котором было высажено апельсиновое дерево в мою честь. И это было особенно приятно…

Мне тогда объяснили, почему их так заинтересовала наша картина. Французы восприняли искусство Урусевского как сюрреалистическое: как он сочетает цвет с лицом, фигурой, отдельно с руками, предметами. Я была рада, что тоже внесла в это свой вклад.

И тогда же, в Париже, мне предложили сделать Анну Каренину в Голливуде, вместе с Жераром Филиппом, по сценарию Михаила Ильича Ромма. Я сказала: «С удовольствием». Тут же наш глава делегации Радчук меня оборвал. «Ты, — говорит, — с удовольствием, а нам актрису одну нельзя отпускать, да так надолго. Нужно посылать с тобой много народа, а нам это невыгодно». Так Голливуд и замяли.

Урусевский мне тогда говорил: «Таня, ради Бога, если хочешь, оставайся здесь». А представители посольства набросились на мои чемоданы и прямо при мне стали их разрывать, перебирать туалеты — проверяли, не собралась ли я насовсем.

Нам разрешили общаться только с коммунистами, ходить в кварталы компартии, запрещали смотреть Францию, как таковую…

Как замечательно было общаться с французскими актрисами, с Джиной Лоллобриджидой, Даниэль Дарье и с этими великими старцами из академии.

С Пикассо я встречалась три раза… Но однажды он пригласил нас к себе. Но поехал только Урусевский, меня оставили дома. Посольские сказали: нельзя тебе к Пикассо. Боялись, что я с ним ближе познакомлюсь и он мне понравится…

Однако, как это ни удивительно, спустя три десятилетия после выхода фильма на экран Самойлова внезапно призналась в одном из интервью: «Я не люблю «Летят журавли». Категорически не люблю. Почему? Есть правда о войне хорошая. И есть правда, которая хуже любой лжи. «Летят журавли» — из этой серии. Помню, сценарий мне безумно понравился. А сейчас… Конечно, эта картина мне дорога.

Дорого мое лицо, фигура. Память о моих молодых годах. Но Вероника — «от начала до конца придуманный образ».

Однако вернемся в конец 50-х годов. Возвратившись в Москву, Самойлова поступила на учебу в Государственный институт театрального искусства (ГИТИС) и была принята в Театр имени В. Маяковского (там с 1940 года работал и ее отец). Однако пробыла она в этом театре недолго, перешла в Театр имени Е. Вахтангова, но и там продержалась до 1960 года. Видимо, театральные подмостки привлекали ее куда меньше, чем съемочная площадка. Позднее сама актриса пожалеет об этом и скажет в одном из интервью: «Я жалею, что после «Летят журавли» пошла сниматься в следующий фильм. Мне надо было вернуться в институт, который я забросила, сделать еще один спектакль, сыграть еще одну роль. Я жалею, что так быстро ушла в кино».

Тогда же, в 1958 году, закончился и ее «звездный» брак с Василием Лановым. Как рассказывает сама актриса: «Васю послали в Китай с его фильмом «Павел Корчагин». После поездки мы и расстались. Он безумно много работал, и жить с ним было тяжело; его никогда не было дома. Вася сразу стал знаменитым.

Мы прожили вместе шесть лет. Моя мама мне советовала: «Хотите сохранить семью — поживите от нас отдельно». Мы попробовали, но было очень трудно: кастрюли, готовка…

В 1957 году мне сделали операцию на легком и повредили плевру. Села я в свои 23 на уколы пенициллина и побоялась, что окажусь инвалидом. Сказала Васе, что мне больше не хочется ничего. Я болела. И он ушел. Когда это произошло, мы оба так рыдали… Было очень обидно…

После этого предложений от поклонников было очень много, но я никому не верила. Почему-то вокруг меня было много иностранцев, все приезжали ко мне домой с «урожаем»: корзины персиков, корзины цветов. Но я всем отказывала».

Однако затворничество Самойловой длилось недолго. В 1959 году она снялась в советско-французском фильме «Луис Гаррос ищет друга». Премьера картины состоялась в Париже, куда Самойлова отправилась со своим новым мужем — писателем Валерием Осиповым. Он родился в 1930 году, окончил МГУ, свою первую книгу выпустил в 1958-м (она называлась «Тайна сибирской платформы»). В том же году его приняли в Союз писателей СССР. По словам Татьяны Самойловой: «У меня была одна большая любовь на всю жизнь. Это Валерий Дмитриевич Осипов. Как красиво он за мной ухаживал! Он буквально бомбил меня телеграммами! Присылал их одну за другой: «Я дарю тебе Сибирь», «Я дарю тебе подснежники», «Я тебя обожаю», «Я тебя люблю», «Ты моя дорогая, единственная». Я получала в день по три-четыре телеграммы. И стихи он мне писал… Он умел ухаживать и был богат. Я была счастлива в любви…

Он был большой кошкой. Волосатый, здоровенный и чудный. Когда я приходила домой после съемок, он говорил: ну-ка, ложись, засыпай. На тебе кефир, колбасу, и спи ради Бога. Мы любили и очень дружили друг с другом. Он заботился обо мне, как о ребенке…

В том же (1959) году о Самойловой вновь вспомнил М. Калатозов: он пригласил ее в свой новый фильм «Неотправленное письмо». Как признается позднее сама актриса, этот фильм она считает одним из лучших в своей кинобиографии.

Фильм снимался в 200-х километрах от Кызыла, в тайге. Партнерами Самойловой были: не менее популярный в те годы Евгений Урбанский и только начинавшие свою карьеру в кино Иннокентий Смоктуновский и Василий Ливанов. Однако фильм оказался провальным. Сама актриса так объясняет его судьбу: «Публика ждала шедевра. Перед просмотром в Доме кино были выбиты окна темпераментной толпой жаждущих попасть в зал. После просмотра — тишина: режиссер, оператор, актеры не оправдали…

Отмечу, что спустя 35 лет — в 1995 году — знаменитый американский режиссер Френсис Форд Коппола профинансировал реставрацию и прокат «Неотправленного письма» в США.

Потерпев неудачу в новом фильме М. Калатозова, Самойлова внезапно нашла успех там, где найти его явно не ожидала, — в советско-венгерской картине о войне «Альба-Регия» (1961). Чтобы сняться в этом фильме актрисе пришлось некоторое время пожить в Венгрии, выучить язык (в течение двух лет, пока снимался фильм, рядом с ней находился муж — В. Осипов). Партнером Самойловой в картине был популярный венгерский актер Миклош Габор. По словам актрисы: «Альба-Регия» была очень удачной работой, фильм приобрели в 56 странах. Единственная картина, за которую я получила большие деньги: за все остальное — за участие в съемках, спектаклях, концертах — платили копейки (за концерт — 16 рублей). А после Венгрии я была роскошно одета, привезла в Москву автомобиль «Опель». После «Альбы» мне даже предлагали играть Марию Стюарт в Югославии. Но меня вызвали «куда надо» и запретили соглашаться».

В 1963 году сотрудничество Самойловой с зарубежными кинематографистами продолжилось: она приняла предложение итальянского режиссера Де Сантиса сняться в эпизоде в его фильме «Они шли на Восток». Сам режиссер так объяснил актрисе свой выбор: «Мы хотим, чтобы снимались вы, потому что вас знает Запад, и мы хотим еще раз показать ваше лицо».

Западный зритель действительно увидел прекрасное лицо Самойловой, чего не скажешь о зрителе советском — в течение следующих четырех лет актриса нигде не снималась. Видимо, чтобы не сидеть сложа руки и ждать «у моря погоды», актриса вновь вернулась на театральные подмостки: в 1965 году ее приняли в Театр киноактера. Там ей сразу достались две главные роли: в «Грозе» А. Островского и «Тане» А. Арбузова. Кроме этого, она ездила по стране с концертами, читала со сцены стихи, прозу. В том же году Татьяне Самойловой было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР.

Наконец в 1967 году в судьбе Самойловой наступил второй «звездный» час. Режиссер Александр Зархи пригласил ее на главную роль в фильме «Анна Каренина» (это была уже 16-я мировая экранизация романа Л. Толстого). Роль Вронского первоначально предназначалась Олегу Стриженову, однако в процессе подготовки к съемкам его кандидатура почему-то отпала. И тогда на горизонте появился бывший муж нашей героини актер Василий Лановой.

Фильм вышел на экраны страны в 1968 году (премьера состоялась чуть раньше — 6 ноября 1967 года) и был хорошо встречен публикой (в прокате он занял 9-е место, собрав 40,5 млн. зрителей). Татьяна Самойлова вспоминает: «На премьеру «Анны Карениной» собралось много народу. Картина всем безумно понравилась. Но у меня было жуткое состояние: я сидела с высокой температурой и терпела боль. Тогда же я должна была ехать в Японию, но меня забрали в Боткинскую больницу… Аппендицит…

После этого фильма о Самойловой вновь заговорили как о замечательной актрисе и, окрыленная успехом, она с надеждой ждала новых предложений от режиссеров. Однако месяц проходил за месяцем, а телефон в доме актрисы молчал.

В 1969 году Самойлова стала мамой: она родила мальчика, которого назвали Дмитрием. Ребенок родился крупным: вес — 4900, рост — 57 сантиметров. Отцом мальчика был Эдуард Машкович, с которым Самойлова работала в Театре-студии киноактера (он был младше ее на 9 лет). По образованию он был режиссер цирковых программ, а в театре работал администратором. Однако отношения с ним продлились недолго.

Творческая жизнь актрисы в те годы продолжала стоять на мертвой точке. Новых предложений сниматься не поступало. Сама Татьяна Самойлова так вспоминает о тех днях: «Каждый месяц я приходила на студию, в отдел кадров, и спрашивала: «Когда будет работа? Что в портфеле студии?» И каждый раз мне отвечали: «Будет, будет. Но пока для вас ничего нет». Наверное, они тогда про себя решили, что Самойлова уже сделала в кино достаточно, с нее хватит, надо дать дорогу другим…

А тут еще болезни. Через три года после родов Самойлова внезапно начала полнеть. Однако в 70-е годы о ней все-таки вспомнили, и ряд режиссеров пригласили ее в свои картины. Назову лишь некоторые из них: «Длинная дорога в короткий день» (1972), «Океан» (1974), «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (1976). Всего же за 24 года работы в кино на счету Самойловой было 14 кинофильмов.

В 1975 году Самойлова предприняла попытку поступить в труппу Театра имени А. Пушкина, однако ее не приняли. Мотив был убийственным: надо дать дорогу молодежи. А Самойловой в то время не было еще и сорока.

В 1985 году скончался муж Татьяны Самойловой писатель Валерий Осипов. Его настиг рак мозга. Было ему всего 55 лет.

В начале 90-х годов в одном интервью актриса призналась: «Конечно, я глубоко несчастная женщина. У меня нет ничего — ни работы, ни мебели — сами видите, ни машины. Даже сына моего рядом нет, потому что мне кормить его нечем. Проблемы со всем — хлебом, сахаром, солью… И я в панике и растерянности. Время идет, а что мне делать — не знаю…

Однако сразу после выхода этого интервью в свет (март 1992 года, газета «Совершенно секретно») про Самойлову внезапно вспомнили. Ее пригласили на 43-й Каннский кинофестиваль в качестве почетной гостьи. Ее сыну помогли уехать на учебу в США (он по образованию врач-психиатр), где он вскоре женился на американской подданной Марте Янг. И вот уже в очередном интервью актриса заявила: «Я прожила интересную и счастливую жизнь. Меня до сих пор все узнают. И целуют безумно. Особенно старушки. Я их подкармливаю. Приношу им булки, помидоры. Они благодарят, плачут. И я вместе с ними».

Р. S. В 1997 году режиссер Артур Зариковский снял документальный фильм о Татьяне Самойловой под названием «Трагическая пауза, или Татьянин день».

Людмила ХИТЯЕВА

Людмила Хитяева родилась 15 августа 1930 года в Саратове. По словам нашей героини, воспитывалась она в пуританской семье, где мораль была на пьедестале.

Закончив школу в 1948 году, Хитяева поступила в Саратовское театральное училище. Еще будучи студенткой первого курса, вышла замуж. Сама она так вспоминает об этом: «Мой муж, когда мы познакомились, не был богатым человеком. Оба — студенты, мне — 18, ему — 23. Он за мной год красиво ухаживал, присматривался. Любую мою промашку воспринимал снисходительно. Был немногословен, а если говорил, то произнесенное было весомо. В нем была мужественность и основательность. На него можно было положиться, спрятаться за его спиной. С ним было не страшно пойти куда угодно. Помню, я была беременна (у нашей героини родится мальчик, которого назовут Павлом. — Ф. Р.), мы садились в троллейбус, и какой-то мужичок меня толкнул. Муж очень спокойно подошел и поднял его за шкирку, как котенка. И отставил от меня.

Он был умен, талантлив. Хороший артист, но не киношный, а драматический. К сожалению, мы недолго прожили вместе. Я ушла от него, хотя сильно его любила. Мне тогда что-то показалось… Потом я поняла: это было ошибкой… В молодости кажется, что много еще таких мужчин и такой любви встретишь… А бывший муж женился только через 14 лет после нашего разрыва. И, говорят, умирал каждый раз, когда слышал о моем новом замужестве».

Закончив училище в 1952 году, Хитяева попала в труппу Горьковского драматического театра, в котором проработала девять лет. В 1956 году состоялся ее дебют в кино: режиссер Исидор Анненский пригласил ее на главную роль в фильме «Екатерина Воронина». Картина рассказывала о том, как урожденная волжанка прошла путь от наивной девушки до деловой женщины, начальника участка речного порта. В прокате 1957 года фильм занял 11-е место, собрав на своих сеансах 27,8 млн. зрителей.

Почти одновременно со съемками в этой картине Хитяева снималась еще в одной: у режиссера С. Герасимова в «Тихом Доне» она играла Дарью. В послужном списке актрисы эта роль до сих пор считается одной из лучших. Сама актриса так вспоминает об этой роли: «Когда меня спрашивают о самой любимой роли в кино, я отвечаю — шолоховская Дарья. Натура удивительно богатая, сильная, страстная и в то же время полная противоречий. Играя ее, я научилась пахать, косить, жать, готовить казацкие кушанья, прекрасно плавать (хотя с детства панически боялась воды)».

«Тихий Дон» вышел на экраны страны в 1958 году и занял 1-е место в прокате (47 млн. зрителей).

После выхода на экраны этих двух картин Хитяева тут же вошла в число самых популярных (и красивых) актрис советского кинематографа. Предложения сниматься в других фильмах посыпались на нее тогда со всех сторон. За короткое время она снялась еще в целом ряде самых разных картин, среди которых были: «Кочубей» (1958), «Все начинается с дороги» (1960), «Поднятая целина», «Евдокия» (оба — 1961), «Москва — Генуя», «Понедельник — день тяжелый» (оба — 1964), «Стряпуха» (1965), «Цыган» (1967) и др.

Людмила Хитяева вспоминает: «На «Поднятую целину» утверждал меня Шолохов. Он сказал Герасимову: «А помнишь Дарью в «Тихом Доне»? Вот ее и возьми». Меня взяли без пробы. После такой рекомендации я всегда втройне переживала, когда что-то не получалось. А не получалась у меня сцена оплакивания Петра. Сергей Аполлинариевич был недоволен мной. Не нравилось ему, как я выла над покойником. Герасимов меня познакомил с местной казачкой Марьей Петровной и посоветовал научиться у нее, как голосить над покойником. Мы поехали на соседний хутор, присоединились к трем старушкам, находившимся возле покойника. Моя спутница начала голосить так, что я удивилась ее таланту. Так мы впятером проголосили весь вечер. Ночь я не спала. Рано утром начались съемки. Когда привезли «убитого» Петра, я с таким искренним чувством горевала, так причитала, что покойник от удивления (артист Смирнов) открыл глаза. После съемки ко мне подошел Герасимов, пожал руку, поздравил с успехом».

После скоротечного первого брака Хитяева довольно длительное время была женщиной свободной и обременять себя новой семьей не торопилась. Хотя поклонников у нее тогда было в избытке. Сама актриса о своих отношениях с мужчинами рассказывает так: «Я тот человек, который сам себе делает жизнь. Я сама себе мужчина и сама себе женщина. Но когда я люблю человека, то в нем как бы растворяюсь. И мой уход для мужчины — трагедия. Я в этом отношении коварная женщина, многих мужчин наказывала. И своим уходом в том числе. Все было мило, хорошо, а я вдруг исчезала. Говорила: «Я вас видеть не хочу. Все кончено! Извините!» Раздавались телефонные звонки, начинались преследования… Мне попадались такие мужчины: познакомятся и вцепляются железной хваткой. А я потом не знаю, как от них отделаться… Но быть свободной — это у меня от рождения… Я не разрешаю, чтобы страдание село мне на шею. Я никогда не цеплялась за мужчин, потому что у меня были другие задачи. Считаю: в жизни творческого человека главное — работа, а все остальное вторично…

Тем временем подрастал сын Хитяевой Павел. О своих отношениях с ним актриса рассказывает: «Я растила его независимым человеком. И в детстве я ничего не запрещала смотреть или читать. Помню, ему было лет 11–12, мы пошли на фестиваль смотреть финский фильм «Про Красную Шапочку». А Красная Шапочка там такое выделывала! Она была лесбиянка, но развлекалась и с мальчиками. В общем, полупорнография. Все своим детям глаза закрывали (с детьми пришли — «»Красная Шапочка» написано). А я спросила сына: «Павлуша, тебе интересно это смотреть?» Он говорит: «Давай, мам, досмотрим, я все равно уже про это знаю». Что, кстати, его не испортило… Я ему дала хорошее образование, он экономист, закончил Институт восточных языков. Знает четыре языка: тайский, французский, английский и русский… Я очень не хотела, чтобы он был артистом. У него хорошая внешность: открытая, русская, светлые волосы, голубые глаза. Бондарчук как-то увидел меня с ним в Доме кино и говорит: «Какой у тебя дивный парень, его снимать надо». Я умоляла: «Сергей Федорович! Миленький, ради Бога, не засоряйте ему этим мозги»…

Мой сын до сих пор не курит, не пьет. Никогда не хвастался перед сверстниками, что у него мама — известная артистка. Его однокурсники узнали об этом только на втором курсе, когда он пригласил к нам в дом своих друзей. Я тогда выглядела совсем девочкой: джинсы, майка, две косички. Мы в тот вечер все танцевали до упаду. Ну и удивились же они, узнав, что Пашина мама — Хитяева…

Правда, женился сын в первый раз рано, в 19 лет. Жена была старше на пять лет — наверное, она была его первой женщиной. Я пыталась отговорить от женитьбы. Не вышло. У него от первого брака дочь, а от второго — сын. Второй раз он женился на манекенщице».

Между тем, несмотря на свою природную независимость, в 60-е годы Хитяева все-таки вышла замуж во второй раз. На этот раз ее избранником был человек не из артистической среды, а врач-уролог.

В 70-е годы карьера Хитяевой в кино благополучно продолжилась, и ей удалось сняться в нескольких десятках картин, часть из которых имела у зрителей большой успех. Среди этих картин были: «Русское поле» (1972, 2-е место в прокате), «Человек в штатском» (1973, 17-е место), «Финист — Ясный Сокол» (1975), «Горожане» (1976, 23-е место), «Отец и сын» (1979, 20-е место), «У матросов нет вопросов» (1981), «Василий Буслаев» (1983) и др.

В 1983 году Людмиле Хитяевой было присвоено звание народной артистки РСФСР.

В начале 70-х годов умер муж актрисы. Однако вдовствовала Хитяева недолго: в 1975 году у нее появился новый избранник. Актриса: «Третий мой муж очень страдал из-за того, что мы не пошли в загс и не поставили печать в паспорте. А я два раза была расписана, в третий не захотела. Сказала: «Печать ставят, чтобы дать ребенку имя. А детей у нас не будет, голубчик. Я сейчас хочу работать, много снимаюсь и не буду обременять себя детьми. Один сын у меня есть, и меня это вполне устраивает».

Этот брак Хитяевой продержался дольше всех — 20 лет. В 1995 году они расстались. Почему? Сама актриса так объясняет это: «В одно прекрасное утро я взяла и ушла. Что-то стало не складываться в наших отношениях. После 15–16 лет супружества стало все в муже раздражать. Я поняла: впереди у нас с ним тупик. Ведь я перестала его любить».

Как живется актрисе в наши дни? Послушаем ее собственные слова на этот счет: «Совсем недавно было очень плохо материально. А потом все отрегулировалось. На бытовом уровне мне многое сейчас нравится. Например, нет проблем с покупками, не надо, как раньше, запасаться продуктами, держать в холодильнике по два килограмма колбасы…

Я живу сейчас полноценной жизнью. Возраста не ощущаю вовсе, чувствую себя на 30 лет, не больше. И физически, и эмоционально. Все, что нужно женщине, у меня есть. И любовь есть, и влюбленность, и любовники. Все есть на 100 процентов…

Один из моих поклонников — Сережа. Ему сейчас 33 года, мы знакомы 12 лет, с той еще поры, когда он учился в институте нефти и газа. Он мне сказал тогда: «Если вы не дадите свой телефон, у меня здесь же, при вас, разорвется сердце». Я ему говорю: «Берите, только ради Бога, не надо тут с сердцем падать!»

Сережа уже двенадцать лет на все праздники приносит мне цветы и коробочку конфет. И никак не может жениться, хотя — красивый, высокий парень. Девушки в него влюбляются, а он — ни в какую. Я ничего с ним не делаю, он не мой возлюбленный. Мы с ним чай пьем. Просто «мой мальчик». И у меня целая группа таких поклонников. Мой аккомпаниатор, например, сочиняет для меня потрясающую музыку. Приходит, зажигает свечи, ставит на фортепьяно бокал шампанского и играет мне…

Мой сын сейчас живет в Таиланде, в Бангкоке, — у него там своя фирма. Как-то я у них целый месяц прожила. Посол местный мне встречу устроил. «Людмила Ивановна, я так рад, что вы приехали. В следующий раз мы вам концерты организуем!» Я ему говорю: «Я здесь два раза: первый и последний». Больше в такую жару приехать не рискну, хотя страна очень интересная…

Я верующий человек и потому совестливый. Никогда впустую никого не обижу, всегда найду в себе мужество извиниться. Бываю, правда, капризна, раздражительна, но стараюсь в такие моменты с людьми не встречаться. Знаю, как с собою бороться, и на люди не показываюсь…

Я каждый день делаю какие-то растяжки, хотя бы по 10–15 минут. Душ прохладный каждое утро принимать неплохо. А если ужасное настроение — выезжать на природу: ничто так не излечивает душу…

Зрители меня до сих пор помнят — звонят, пишут. На творческих вечерах набиваются полные залы. Несколько дней назад (в ноябре 1996 года) приехала из Костромы, там на местном телевидении организовали прямой эфир. Вы знаете, всколыхнулась вся Кострома, звонили в студию, задавали вопросы. Даже уговорили почитать свои стихи, что я очень редко делаю. Отрадно, что любят, слушают, — тем и душа жива…

Анатолий КУЗНЕЦОВ

Анатолий Кузнецов родился 31 декабря 1930 года в Москве (семья Кузнецовых проживала в коммунальной квартире в Медовом переулке). Его отец — Борис Кузнецов — был певцом и работал в джазе Кнушевицкого, затем — на радио и в хоре Большого театра. По стопам своего родителя решил пойти и Анатолий: после окончания десятилетки в 1948 году, он поступил на вокальное отделение училища имени Ипполитова-Иванова. Однако проучился там немного и вскоре решил сменить профессию. Побудили его поступить подобным образом два человека. Первым была педагог училища по сценическому мастерству Нина Осиповна Смирнова, которая часто ему повторяла: «Толя, голос может пропасть, поэтому поступай лучше в театральное».

Вторым человеком был известный актер Михаил Кузнецов (двоюродный брат нашего героя по отцу), который часто бывал в их доме и очень увлеченно рассказывал Анатолию о мире кинематографа. В конце концов летом 1951 года наш герой решил бросить музыкальный вуз и отправился поступать на актера.

Поступал он в два театральных заведения одновременно: в театральное училище имени Щукина и Школу-студию при МХАТе. Причем, в «Щуке» его сразу раскусили, сказали: «Мы знаем, что ты, кроме нас, сдаешь экзамены и в студию МХАТа. Но поскольку аттестат ты сдаешь нам, а копию — туда, мы считаем, что ты поступаешь только к нам».

Самое удивительное, но Кузнецова приняли в оба вуза, и перед ним встал непростой вопрос: какое заведение выбрать? В течение нескольких дней он ломал голову над этой проблемой, пока все тот же двоюродный брат Михаил Кузнецов не заявил: «Толя, надо продолжать наши традиции. Поэтому иди во МХАТ».

Закончив Школу-студию в 1955 году (дипломный спектакль — тургеневский «Нахлебник», где он играл Кузовкина), Кузнецов должен был отправиться в прославленный Ярославский драматический театр имени Ф. Волкова. Однако актером театра он так и не стал — еще на третьем курсе студии его увлек кинематограф. Его первое появление на экране произошло в фильме «Опасные тропы» (1954), в котором он сыграл молодого ученого Василия Желудева, разоблачающего матерого диверсанта. Фильм занял в прокате 9-е место, собрав на своих просмотрах 29,25 млн. зрителей.

Затем последовали роли в фильмах: «Гость с Кубани», «За витриной универмага» (1955). В 1956 году Кузнецов умудрился сняться сразу в трех картинах: «Путешествие в молодость», «К Черному морю» и «Случай на шахте восемь». Последнюю картину (ее снял В. Басов) критика затем оценила как лучшую работу Кузнецова за три года его пребывания в кино.

Стоит отметить, что во время съемок этой картины в личной жизни нашего героя произошли изменения: он женился. Случилось это следующим образом.

Еще будучи студентом Школы-студии он познакомился в одной из молодежных компаний (на квартире у Галины Волчек) с девушкой по имени Александра. Как оказалось, она была дочерью легендарного летчика Анатолия Ляпидевского, того самого, который спасал челюскинцев и получил за это Звезду Героя Советского Союза. Однако нашего героя это высокое родство совершенно не смутило и, когда судьба в очередной раз свела их с Александрой в доме общей знакомой, он стал настойчиво за ней ухаживать. Так продолжалось в течение нескольких лет. В 1956 году, когда Кузнецов уехал на съемки в Киев, он звонил Александре в Москву практически каждый день и исподволь готовил ее к решающему шагу. Наконец в один из тех дней он неожиданно приехал в Москву и прямиком явился в дом к невесте. «Собирай вещи, Александра, — заявил он невесте, едва перешагнул порог ее дома. — Я снял для нас в Киеве комнату, поэтому к экзаменам в институт ты будешь готовиться там». — «Но как же родители?» — спросила в ответ Александра.

На счастье молодых, родители в тот момент были дома и находились в соседней комнате. Кузнецов решительно шагнул в их обитель и сообщил им, что они с Алиной собираются пожениться. Несмотря на то, что их отношения длились уже продолжительное время и родители Александры хорошо знали нашего героя, однако это заявление все равно оказалось для них полной неожиданностью. Мать девушки даже собиралась отказать молодому человеку, так как Александре в скором времени предстояло поступать в институт (во ВГИК). Однако отец девушки оказался на редкость выдержанным человеком (все-таки летчик!) и дал свое добро на эту женитьбу.

Между тем карьера Кузнецова в кино продолжала успешно развиваться. В конце 50-х на его творческом счету появилось еще три фильма: «На дорогах войны» (1958), «Повесть о молодоженах» (1959) и «Ждите писем» (1960). Последняя картина (ее снял Ю. Карасик) была наиболее удачной работой актера: в ней он сыграл шофера Леньку. Как писала затем критик Н. Зеленько: «Ленька самоуверен, неотразимо хорош собой и весело-нахален. Любит острить, все время чуть-чуть «работает на зрителя», устраивает розыгрыши, сохраняя при этом абсолютную серьезность. Актеру Ленька явно нравился, но относился он к нему беспристрастно: не скрывал ни Ленькиной душевной неразвитости, ни его хамства. Диалектику такого характера Кузнецов играл темпераментно, ярко, заразительно».

Буквально через год после этой роли в творческом активе актера появилась еще одна значительная работа: роль шофера Руденко в фильме Алексея Салтыкова и Александра Митты «Друг мой, Колька». В прокате 1961 года фильм занял 19-е место, собрав на своих сеансах 23,8 млн. зрителей. По мнению большинства критиков, этот фильм стал одним из лучших в советском кинематографе 60-х годов.

После этой картины предложений сниматься в других фильмах у нашего героя заметно прибавилось, однако он в большинстве своем отвечал отказом. Дело в том, что это были сплошь роли «розовых» героев, играть которых Кузнецову было уже неинтересно. Ему хотелось попробовать себя в отрицательной роли, и в 1962 году такая возможность ему представилась. В фильме Фрунзе Довлатяна «Утренние поезда» он сыграл роль Павла, человека бездуховного и циничного.

И все же ролей, подобных этой, в биографии Кузнецова было значительно меньше, чем ролей положительных. В 60-е годы последние следовали у актера одна за другой. Назову лишь некоторые из этих фильмов: «Как я стал самостоятельным» (1963), «Дайте жалобную книгу» (1965), «Весна на Одере» (1968). Этих ролей могло быть значительно больше, если бы сам актер порой не отказывался от них. Причем это были роли и фильмы, которые затем попадали в сокровищницу советского кино. О каких фильмах идет речь? Например, картина Михаила Ершова «Родная кровь», где нашему герою предлагали сыграть главную роль. Он отказался и роль досталась Е. Матвееву. Или фильм А. Салтыкова «Председатель», где Кузнецов должен был сыграть роль брата главного героя (ее потом сыграл И. Лапиков). Или рязановский «Берегись автомобиля», где Анатолию Кузнецову была предложена роль следователя Подберезовикова. «Опять праведника играть! Скука!» — подумал про себя наш герой и отказался. А затем смотрел картину и думал — что ж я сделал! Но было поздно.

И все же следует отметить, что главную роль в своей жизни Кузнецов все-таки не пропустил. Речь идет о фильме Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». И ведь попал наш герой на роль красноармейца Федора Сухова совершенно случайно. Первоначально на нее претендовал не менее популярный актер Георгий Юматов. Однако он влип в какую-то историю, сняться не смог, и съемочная группа стала искать другого актера. А соседом по дому одного из сценаристов картины, Валентина Ежова, был именно наш герой. И однажды они встретились во дворе и Ежов предложил Кузнецову почитать сценарий. Тот прочитал и тут же дал свое согласие на съемки, хотя и был в то время болен.

Фильм «Белое солнце пустыни» вышел на экраны страны в апреле 1970 года и имел огромный успех у зрителей. Как писала все та же Н. Зеленько: «Кузнецов оказался одним из немногих актеров современного кино, способных возродить сказочную традицию, вернуть ей черты подлинно народные.

Сколько уже мы видели добрых и лукавых солдатских лиц, выгоревших гимнастерок и аккуратных скаток через плечо. И как часто выглядели они похожими друг на друга. Но возник в знойном мареве пустыни Сухов-Кузнецов, и выгоревшая гимнастерка его воспринимается как неповторимый подлинник. Пустыня обжита Суховым по-хозяйски, по-крестьянски домовито, как собственное поле…

Роль Федора Сухова сделала Кузнецова суперпопулярным актером. Его и до этого прекрасно знали зрители, но то, что началось в 1970 году, когда картина вышла на широкий экран, было неописуемо. У актера появились миллионы новых поклонниц, которые буквально забрасывали его любовными письмами. Тогда даже случилась забавная история. Некий артист, внешне похожий на Кузнецова (кстати, приятель нашего героя), разъезжал по городам Союза и, выдавая себя за известного артиста, влюблял в себя женщин. И вот однажды на имя настоящего актера Анатолия Кузнецова из глубинки приходит письмо: «Здравствуй, дорогой мой Толик. Я согласна с твоим предложением. Скоро приеду к тебе. Вот продам шифоньер — и приеду. Денег на первое время нам с тобой хватит». К большому счастью нашего героя, на конверте был штамп города, в котором он никогда в жизни до этого не бывал. А так мало ли какие мысли могли прийти в голову его родственникам.

Благодаря этому фильму Кузнецов стал чаще бывать за рубежом. В одной Африке он объездил девять стран, был в Мексике, Японии. И везде «Белое солнце пустыни» пользовалось большим успехом у зрителей. Благодаря этой картине нашего героя стали приглашать в свои работы и зарубежные режиссеры. Правда, в основном это были коллеги по социалистическому лагерю. Кузнецов тогда снялся в советско-болгарском фильме «Братушка» (1976), советско-чехословацких: «Один сребреник» (1976) и «Гордубал» (1979). Последнюю картину сам актер считает одной из лучших в своем послужном списке.

Стоит отметить, что в 70-е годы актер снимался не менее активно, чем в прошлые десятилетия. На его счету тогда появились роли в фильмах: «Украденный поезд» (1971), «Люди на Ниле» (1972), «Горячий снег», «Жизнь на грешной земле», «И на Тихом океане» (все — «1973), «Единственная дорога» (1976), «Жить по-своему», «Хомут для Маркиза» (оба — 1977), «В зоне особого внимания» (1978), «Ответный ход» (1981) и др. Ролей могло быть и больше, если бы сам актер от некоторых из них не отказался добровольно. Причем в двух случаях он отказал такому мэтру, как Э. Рязанов. В первом случае тот предложил ему роль следователя прокуратуры в фильме «Старики-разбойники» (ее затем сыграл Г. Бурков), во втором — роль председателя гаражного кооператива в фильме «Гараж» (ее сыграл В. Гафт).

Отказался наш герой и от роли секретаря парткома в фильме С. Микаэляна «Премия» (ее сыграл О. Янковский). Короче, будь Кузнецов чуть попроницательнее, в его творческом активе было бы гораздо больше интересных ролей. Хотя по большому счету можно уверенно заявить, что одна роль Федора Сухова стоит сотни других ролей. Как признался однажды нашему герою актер Леонид Марков: «Я был бы счастлив, если бы у меня была хоть одна картина, которая помнится всю жизнь».

Что касается личной жизни нашего героя, то и здесь все было нормально. Его супруга Александра Анатольевна с успехом закончила ВГИК (режиссерский факультет) и была принята на Киностудию имени Горького: снимала там научно-популярные фильмы. Но когда в 1974 году на свет появилась дочь Ирина, режиссуру пришлось оставить. (В последующем Ирина Кузнецова окончит МГУ, получит профессию искусствоведа.)

В 1979 году Анатолию Кузнецову присвоили звание народного артиста РСФСР.

В 80-е годы Кузнецов снялся еще в добром десятке картин самых разных жанров. Он играл в боевике В. Дормана «Медный ангел» (1984, роль инженера Курмаева, вставшего на борьбу с наркоторговцами), в фильме Ю. Карасика «Берега в тумане» (1985, роль белогвардейского полковника Сергея Егорьева) и др.

В начале 90-х семья Кузнецовых наконец-то заимела свою собственную дачу. Причем им повезло: начав строить ее в 1990 году, они как раз успели уложиться перед взлетом инфляции в январе 1992 года.

В одном из последних интервью (май 1997 года) газете «Московский комсомолец» Анатолий Кузнецов заявил: «Сейчас я стал более энергичным, чем раньше. Ведь было как — тебя не приглашают, ты сам не проявляешь инициативы, ждешь роль. Теперь я бы себе этого не позволил. Понахальнее надо быть…