Драфт. Часть первая: build

2 (0)

Уже три года Кэти жила на Земле.

Ньютвер, как собственно и все города-монолиты, был построен в эпоху катастроф и представлял собой единый массив зданий из нескольких периметров, расположенных один внутри другого, и стоящих на едином, уходящем вглубь на несколько километров, основании. Биозащитный купол, укрывающий город и появившийся над ним столетия на полтора позже, на сегодняшний день уже не казался чем-то инородным, а был вполне привычен и глазу, да и всему восприятию городов-монолитов в целом. Никто из ныне обитающих в них людей уже и не представлял себе свое жилище по другому. Серые прямые линии строений, прозрачный, чуть радужный, как мыльный пузырь, купол над ними, а еще выше вечно предгрозовое небо в тяжелых чернеющих тучах, смерчевых завихрениях и всполохах молний.

Впрочем, и эту картину воочию могли наблюдать далеко не все. Многие, как рождались в одном городе, так и жили в нем, не выезжая из него и на день. А зачем? Если и семья рядом, и карьера строится удачно, и с жильем проблем нет. Да и куда ехать? В другой город? Что там не видели? Они все, города то есть, как близнецы — строились-то по одному принципу. Да и развивались тоже.

Были, конечно, еще Луна, Марс, малые планеты астероидного пояса и спутники Юпитера и Сатурна. Но там размещались в основном только научные базы и предприятия по добыче сырья. Так что, без великой нужды или желания заработать туда и соваться было незачем.

Вот так и получалось, что для большинства людей город, в котором родился, как был домом родным… таковым, так и оставался.

Вот и Ньютвер был, собственно, таким же — по большей части тесноватым, в центре и по низам шумным, а поверху, в какой-то степени, даже благонравным.

Единственное, что можно было бы отнести к его особенностям, хоть чем-то отличающим Ньютвер от остальных одиннадцати монолитов, что растянулись цепочкой по самой устойчивой, серединной части Евразийской плиты, это то, что он был крайним из них. А вот дальше, на запад, шли уже или полностью затопленные территории, или частично просыхающие, превратившиеся в непроходимые болота.

Поселение предков, в честь которого был назван этот город, находилось где-то недалеко и даже, кажется, не было затоплено. Но для современников Кэтрин это, похоже, не имело никакого значения — все эти старые города, с их непонятными названиями, были лишь далекой историей, которая никак не влияла на сегодняшнюю жизнь. Тем более что грандиозные города — монолиты, которые были привычным безопасным домом для них, не имели ничего общего с теми раскиданными под открытым небом поселениями древних. Где странные, расположенные прямо на земле жилища, часто предназначенные для проживания всего одной семьи, с нерациональным использованием территории вокруг и открытых любым порывам капризной природы, просто пугали своей незащищенностью.

Было так же известно, что древние строили и высокие многоэтажные здания, но как они не боялись жить в домах, основания которых были так малы в сравнении с их высотой? Неужели не страшно было жить в таком неустойчивой, вечно трясущейся коробке? Так ведь глупые, еще и наружные стеклянные окна в них делали! Главное, было совершенно непонятно, как можно вообще существовать в таком непредсказуемом бесконтрольном пространстве?

Или, когда строили такие дома, еще не было постоянных землетрясений и ураганов?

Да ладно! Что разбираться в этой древности…

А глупость и безалаберность предков в этом вопросе вызывали недоумение, да что там — полное непонимание у большинства современников Кэти. Ведь они с полным правом могли судить об этом — Мир Ксандер предоставлял им такую возможность. Возможность попробовать пожить, для разнообразия или развлечения — неважно, в условиях какие были до периода катастроф.

Но вот существовать постоянно в таких условиях в реале и зависеть от неподдающихся никакому просчету случайностей? Никогда!

Лишь небольшая группа людей, по сложившемуся общему мнению «с жиру бесящихся» богачей, отваживалась периодически жить и даже иметь собственность — там, на просторах грязной, раскуроченной многовековыми катаклизмами планеты.

Ах, да! Жили там еще какие-то люди… потомки тех, кто в давние времена не захотел переселяться в Города и предпочел выживать среди руин. Ну, таких было не много, да и одичали они совсем, наверное…

Да пусть живут! Кому еще, скажите на милость, взбредет в голову желание поселиться среди болот или на ходящих ходуном землях? Кому захочется жить в постоянном страхе, что крышу над тобой может в любой момент сорвать ураганом? В здравом разуме — никому!

Подобное мнение уже несколько веков превалировало в умах современников Кэти, можно сказать, даже царствовало, но вот сама она, будучи привычной к роли «странного человека», не особо заморачивалась по этому поводу.

Девушка знала, чего хотела.

Чего именно? Да вот как раз того самого домика прямо на земле и для себя одной. Да что бы рядом ни одной живой души на расстоянии не менее сотни метров! Что же касается непрекращающихся катаклизмов… то тут, как говориться, каждый верит в то, что лично его устраивает.

Почему? И откуда такие странные желания у совсем молодой женщины? Думается, рассказ о Кэтрин надо начать с ее раннего детства.

Так вот, детство это было безоблачным, наполненным теплом и благополучием, а ее саму в то время можно было считать абсолютно счастливым ребенком. Конечно, принято считать, что детство априори счастливая пора. Но, как правило, осознание безмятежной счастливости этого времени приходит именно в тот определенный момент, который и заканчивает его, переворачивая жизнь с ног на голову.

Собственно, так случилось и с Кэти. С самого рождения и почти до восьми лет, у нее было все, что нужно ребенку для счастья. А возможно, даже и больше чем у любого другого малыша. И тем больнее и жестче был удар от потери этого счастья.

А были у девочки и нежность родителей, и заботливость бабушки, любящей баловать внуков, и, самое главное, с ней всегда рядом находился самый близкий ее человек — брат близнец. Их понимание друг друга было столь полным, что какие-либо слова или действия, предпринимаемые людьми, что бы договориться, им были не нужны. Так, всего лишь взгляд, брошенный мельком, или краткий жест, выданный мимоходом, и второй из них договаривал начатую фразу или подхватывал незаконченное движение. А порой и этого всего не нужно было — хватало одной направленной мысли.

Да, говорят так обычно и бывает у близнецов.

И пусть они были лишь полуидентичными близнецами, но возможно из-за неординарных способностей их милой парочки, мир, заключающий в себе всего двоих, был полон и так, не требуя никаких дополнений извне.

А потом…

Тот год глубокой бесформенной рытвиной оставил в памяти Кэти черный след провала. Наверное, детская травмированная психика выставила какой-то защитный блок, потому что даже теперь, спустя много лет, память выдавала из того ужасного времени только какие-то фрагменты, не стыкующиеся между собой, когда как из тумана выныривали лишь отдельные мизансцены, фразы, люди…

Месяца за два до того, как близнецам исполнилось по восемь лет, брат заболел какой-то тяжелой болезнью и умер в больнице. Кажется… она там тоже была, но, наверное, выздоровела…

Да, помнилось плохо, но после того как их семья с неимоверными усилиями «выдралась» из той беды, обо всем этом в кругу близких говорили мало. Так что и Кэти, несмотря на отрывочность воспоминаний, никогда сама не заговаривала с родными на эту тему и ничего не уточняла.

Сначала от горя заболела мама. Отец и бабушка были заняты ею и на Кэтрин почти не обращали внимания, видимо надеясь на то, что девочка еще мала и не сможет в полной мере осознать весь ужас произошедшего. Ей говорили то, что обычно говорят детям в таких ситуациях: что близкий человек уехал далеко-далеко, и будет теперь жить в том далёко — долго-долго.

Да, говорили… забывая, замкнувшись в своем горе, что ребенок слышит и замечает гораздо больше, чем хотелось бы взрослым. К тому же, в их случае, дети были близнецами и осознание утраты самого родного человека для Кэтрин было очевидно и без каких-то слов родных, подтверждающих или отрицающих случившееся — она ощущала пустоту не только вокруг, но и внутри себя. Эти-то непривычные и пугающие изменения в ее маленьком и еще недавно уютном мирке, обрушившиеся на девочку, и заставили ее затаиться, примериваясь к новой действительности. Возможно, поэтому родные и посчитали, что она не вполне осознает случившееся.

Но, через какое-то время стало ясно, что нарушенная связь близнецов явление хоть и мало изученное, но вполне реальное, и выливается оно в очень негативные последствия для оставшегося в одиночестве ребенка. Мало того, что малышка потеряла аппетит, была вялой днем и нервозной ночью, но оказалось, что эта эмоциональная встряска подтолкнула к ускоренному развитию специфические способности девочки. И не прошло и нескольких месяцев, как погиб один ребенок, а семье пришлось начать борьбу за жизнь второго.

Благо, их семье, в которой все имели медицинское образование, не приходилось обращаться к посторонним специалистам. Но если днем Кэти, будучи в сознании и с помощью лекарств, еще как-то умудрялась закрываться от шквала эмоций бурлящих вокруг нее, то ночью, засыпая, девочка теряла контроль над собственным разумом и ее накрывали кошмары. Стоило кому-нибудь из соседей поругаться, заняться бурным сексом или даже какой-нибудь особо слезливой домохозяйке расчувствоваться над сериалом, то все это обрушивалось на неготовое к отпору сонное сознание ребенка.

И вот тогда пришлось взрослым принять радикально меняющее их привычную жизнь решение — найти такое место и перебраться туда, где их девочку, с такой чуткой восприимчивостью к эмоциям людей, будет окружать как можно меньше народу. А все стены и переборки в большинстве своем возведены из изолирующих излучения материалов.

Вот так Кэтрин и оказалась на орбитальной базе Цереры, куда родители спешно завербовались на работу.

Огромная база представляла собой комплекс из металлургического комбината, десятков ангаров, складов, научных блоков и жилых помещений, а также многоярусных и разнофункциональных причалов.

Издалека же, на подлете, на взгляд восьмилетней Кэти, она выглядела как спрессованное в одно целое нагромождение каких-то угловатых конструкций, разнокалиберных коробок и периодически открывающихся, то там, то там… створок кофейных автоматов. Из которых, впрочем, выплывали не пластиковые стаканчики, а маленькие, считай игрушечные, кораблики.

Но, по мере приближения к базе, кораблики все более становились похожими на разнокалиберных суетящихся рыбок, а «окошечки кофейного автомата» на голодные пасти громадных сказочных животных, охотящихся на них. Одна из которых, в конце концов, заглотила и их лайнер.

Для ребенка, выросшего в тесном для глаз городе, подобные зрительные метаморфозы были внове и тем более поражали воображение. Но вот предназначение всего этого переливающегося огнями и меняющего формы великолепия еще очень маленькую девочку интересовало мало. Но для понимания последующих за прибытием на базу семейства Блайк событий, кое-что все-таки нужно уточнить.

Орбитальный комплекс обслуживал прилегающий к малой планете сектор астероидного пояса. Поисковые и шахтерские бригады вели добычу ценных металлов, на комбинате производилась сортировка и переработка добытого, а итоговый материал отправлялся по назначению — на землю или другие, более специализированные заводы, отходы же утилизировались.

Так вот, подавляющая часть и автономных бригад, и рабочих завода, и транспортников, и обслуживающего все это огромное хозяйство персонала, трудилось по вахтовому методу. А вот «управленцы», старший технический персонал и медики, к которым теперь относились и родители девочки, жили на станции постоянно — их контракты начинали временной отсчет не менее чем с пяти лет. Поэтому жилой блок для них был обширным и комфортабельным и располагался довольно далеко от помещений вахтовиков, по планировки и удобству более напоминающих общежития.

Там же, на далекой орбитальной станции, по приезду, сложилась еще одна, казалось бы, на первый взгляд малозначимая ситуация, но которая очень сильно повлияла на дальнейшую жизнь Кэти, внеся свои коррективы и в ее характер, и в привычки, и в умение строить отношения с новыми людьми.

Проблема заключалась в том, что к моменту прибытия их семьи на базу, в жилом комплексе постоянного персонала обитало всего двенадцать детей. И, что еще больше усложняло ситуацию, девочек из них было всего четверо, и при этом ни одна не подходила Кэтрин по возрасту.

Так что, надежда родителей на то, что их дочь, немного придя в себя, найдет здесь подружку и станет взрослеть, как все обычные дети, с положенными ее полу и возрасту интересами, не оправдалась. А они так надеялись на нормальную жизнь хотя бы для нее — Кэтрин. Ведь, мало того, что близнецы с их способностями, постоянно держащими родителей в напряжении, не могли вести стопроцентно нормальную жизнь положенную детям, но и, будучи вполне самодостаточной компанией друг для друга, совершенно игнорировали сверстников.

И вот теперь, когда они так тяжело пережили потерю одного ребенка и приложили столько усилий чтоб создать максимально комфортные условия для жизни другого, их постигло такое разочарование.

Но, так как главная их задача на этот момент была решена, а силы к сопротивлению жизненным бурям на исходе, они решили пока «отодвинуть» эту проблему.

А когда, устроившись на новом месте: приняв дела в клинике, познакомившись с соседями и обустроив нехитрый быт отведенной им квартиры… вдруг оказалось, что проблемы больше и нет — Кэти решила ее сама, по своему усмотрению. Или, вернее, исходя из обстоятельств.

А обстоятельства были таковы: две из четырех девочек, живших со своими родителями на базе, были гораздо старше Кэти. Кажется, на тот момент им было лет по четырнадцать. Так что восьмилетней новенькой влиться в их спаянную долгим общением и «взрослыми» интересами компанию было, что называется — не вариант. Да и что бы она делала с ними — обсуждала мальчиков и наряды?

А вот дружить с пятилетней Сильви, и тем более с трехлетней Энн, она уже сама не захотела, так как кукол и мягких зверушек, которые составляли интересы этих двух малышек, по твердому убеждению Кэтрин, она уже переросла.

Вот так судьба и свела Кэти с Филькой, который из всех детей на базе был ее единственным ровесником. Вернее с Филиппом Григорьевым, младшим сыном главного инженера завода, чья семья обитала по соседству и, кстати, члены которой тоже относили себя к этническим русским.

Впрочем, нужно признать, что сама Кэтрин русской была только наполовину. Но! Почти полное отсутствие в жизни их семьи кого-то из отцовской родни и, наоборот, наличие в ней русскоговорящей и не забывшей национальных традиций бабушки Лизы, маминой мамы, естественно, сказалось на том, что дети в смешенной семье полагали себя скорее русскими, чем американцами.

Тем более что эта нация, объединившая когда-то в себе все возможные народы и расы, просуществовала всего порядка четырехсот лет, а утеряв свои территории в Период катастроф, практически растворилась после переселения людей в города-монолиты. На самом Североамериканском континенте, по понятным причинам, возводить Города специалисты посчитали не целесообразным. Так что тогда уже, в первые десятилетия начинающихся катаклизмов, отселение с почти наполовину затопленных и разбитых землетрясениями территорий производилось не просто в соседние государства, а на другие континенты. А потомки первых переселенцев уже ко второму столетию жизни под куполами предпочли относить себя к более обособленным и древним этносам предков, а не к стихийно сложившейся мало просуществовавшей нации.

Собственно, эти все заморочки со старыми языками и давно изжившими себя традициями в глобальном масштабе для современного общества не имели совершенно никакого значения. Но вот в данной конкретной ситуации они сыграли довольно значимую роль, послужив своеобразным мостиком чего-то общего между разнополыми и до сего дня незнакомыми детьми.

Возможно, дружба с Филиппом была не совсем тем, чего желали родители Кэтрин для своей дочери, когда увозили из перенаселенного города на отдаленную базу, но именно благодаря этой дружбе девочка так быстро и освоилась на новом месте, да и «оттаяла» тоже, несмотря на все недавно пережитые горести.

Так вот и получилось, что через довольно короткое время ребята, при обоюдном стремлении к сближению, решили упростить пафосно-взрослые имена, и Филипп стал Филькой, а она, соответственно, Катькой. Конечно, при этом, в силу довольно зрелого… м-да… возраста имелось понимание, что столь удачное решение в присутствии взрослых лучше не озвучивать.

Ох, сколько они с Филечкой натворили дел! Сколько нервов родителям попортили! Без улыбки и вспомнить невозможно. Чего только стоила их разведывательная авантюра, которая приобрела на станции статус чуть ли не легендарной, а историей этой до сих пор, уже спустя годы, развлекали вновьприбывших.

2 (1)

На орбитальной базе Цереры, где они теперь жили, постоянного персонала насчитывалось не более двухсот человек. И жилой комплекс для них был фактически изолирован от общежитий и других помещений предназначенных для десятков тысяч вахтовиков. А чтоб добраться от одного жилого комплекса до другого приходилось преодолевать несколько километров лестниц и коридоров, пролегающих через контору станции, медблок и производственные лаборатории. Так же расстояние увеличивало несколько этажей хозяйственных помещений: внутренних складов с товарами для нужд самой станции, оранжерей и многокубометровых морозильных камер с продуктами. Так что, если взрослые по долгу службы и соприкасались с теми, временными, тысячами сотрудников, то дети могли до определенного возраста вообще не догадываться, что на станции кроме их маленькой общины обитает еще целая толпа народа.

Вот тут-то и начиналось самое интересное! Дети, до определенного возраста, могли, конечно, и не догадываться… но это какие-нибудь другие дети, но только ни Катя с Филей!

Неуемная и любознательная натура Филиппа, которая до сего момента не могла развернуться в полную силу из-за отсутствия друга-ровесника, с появлением Кэти расцвела и раскрылась, выдавая «на гора» всю накопившуюся за время одиночества энергию. И этот эмоциональный порыв попал на благодатную почву — Кэтрин, которая видимо безотчетно переложила на нового друга те оставшиеся не удел чувства, что она питала к брату, теперь стремилась поддержать его во всех начинаниях с безоговорочным доверием и пониманием. В общем, дети быстро сблизились, найдя друг в друге то, что нужно было каждому.

Общение их началось с того, что Филя, наученный матерью, решил проявить гостеприимство в отношении новенькой соседской девочки, которая все время сидела дома одна, пока ее родители занимались обустройством их жизни на новом месте и целыми днями носились где-то по базе, решая навалившиеся на них проблемы.

Первым делом, он предложил провести ей экскурсию по жилому комплексу.

На самом деле комплекс был довольно большим. У детей ушло три дня, чтоб основательно ознакомиться со всеми достопримечательностями. Здесь были и кинозалы, и бассейн со спортзалами, и образовательный центр, и несколько кафе, где, пока взрослые работали, можно было поесть мороженого. Конечно, имелись здесь и несколько заведений, куда детей не пускали: бары, ресторан, клуб… но ведь и заглядывать в приоткрытую дверь никто не запрещал. А несколько больших холлов между жилыми и общего пользования зонами были превращены в скверики, засаженные деревья и кустарниками прямо в «землю». Посередине же аккуратных куртин и клумб, как правило, на перекрестке дорожек располагался маленький фонтан или красивая статуя, а вокруг несколько скамеек. Такой роскоши, как эти скверики, в Городах не знали ни на среднем уровне, ни, тем более, на нижнем.

Но, как бы огромен не был жилой комплекс, за три дня неугомонные детки управились не только с осмотром, но и с основательным обследованием всех мало-мальски достойных их внимания достопримечательностей, и поняли… что неизвестно, как там другим, а им места маловато будет. И вот в тот момент и было принято решение обследовать «запретные территории» и найти место обитания основного населения станции.

И началась их поисковая эпопея. В те общепринятые выходные дни, когда они не учились, но родители обоих были на службе, не пользуясь лифтами — понятное дело, там они могли с кем-нибудь столкнуться, коридор за коридором, уровень за уровнем, пользуясь только запасными лестницами и таясь по закоулкам — Филя и Катя продвигались к намеченной цели.

Почти два года велись изыскания. Много интересного было обнаружено, много трудностей на пути встречено. Несколько раз были на грани разоблачения.

Но все же один раз, как потом оказалось он же первый и последний, им удалось до конца довести начатое дело и добраться до сферы обитания временного контингента базы. Ну, почти…

Став старше, и опять поселившись в «набитом» людьми городе, оценивая тот инцидент с позиции взрослого человека, Кэтрин признавала насколько же им, в результате, все-таки повезло в конце. Ведь тогда, расслабившись в малолюдных помещениях станции и отправляясь на поиски, она совсем не думала, что будет с ней и ее бедной головой, когда они с Филькой все же отыщут это многотысячное «потерянное» население. А ведь после многочасового плутания по коридорам, они вышли в ангар, и это безумно большое помещение было просто забито народом!

А счастливый случай в этой ситуации заключался в том, что они не вывалились в одни из общих ворот, которых в ангар выходило не один десяток, прямо под ноги этой толпе, а оказались под самым потолком на каком-то техническом балкончике. Откуда сотни людей, грузившихся в это время в транспорты, выглядели ползающими букашками. И, естественно, на таком расстоянии ощутить хоть что-то Кэти не смогла.

Ну, а подобраться поближе им так и не удалось — вскоре их выловили. Родители, вернувшись со смены и не обнаружив детей дома, подняли тревогу.

Им-то, занятым «великими изысканиями» было невдомек, что со времени их отбытия из жилого сектора прошло более двенадцати часов. Ну, ножки немного устали, но кто ж в детстве на такие мелочи внимание обращает, когда занят интересным делом? А со всеми остальные проблемами «умные» детки разобрались на «Ура!».

Зная, что отправляются в дальнюю дорогу, они собрали рюкзачки со всем необходимым. Тем более что опыт предыдущих походов, не удавшихся довести до конца из-за разных маленьких просчетов, уже был. Во-первых, печенюшки, шоколад и бутылка с водой — это чтоб голодом в дороге не мучиться. Во-вторых, два браслета персональной гравикомпенсации — это чтоб на складских этажах не зависать, где сила гравитация, видимо следуя производственной необходимости, была переменной. В-третьих, гидротермоплащи — это чтоб по оранжереям пробираться без проблем, в которых температура и режим орошения выставлялись индивидуально, в зависимости от выращиваемой в данном секторе культуры. Опыт был — в одну из их неудачных вылазок, когда они крались по проходу между грядками, автоматика включила полив, и мгновенно вымокнув до нитки, им ничего ни оставалось делать, каквозвращаться. К тому же они ужасно замерзли, пока добирались до дома.

Тот раз, вообще, был самым неудачным из всех попыток — они ближе всего оказались к разоблачению, их чуть не раскрыли. Родители заподозрили, что они что-то вытворили вместе, так как и Филя, и Кэти, после холодного душа и долгой обратной дороги в мокрой одежде, заболели, мало того что одновременно, но еще и явно одним и тем же — температура, кашель, насморк. Но, благодаря той же болезни им и вывернуться удалось — их, таких слабеньких и жалких, разгоряченных и сопливых, родные не то что ругать не стали, но и расспрашивать настойчиво не решились. Но в тот раз, чтоб не возбуждать столь удачно притушенные ожиданием их выздоровления подозрения взрослых, им пришлось на несколько недель унять свой авантюрный пыл.

Кстати, добыть эти чудо плащи на станции, где в жилых помещениях поддерживались стабильные температура и влажность, оказалось задачкой посложнее, чем достать гравибраслеты, которые по правилам безопасности базы должны были находиться в каждом жилом и общественном помещении, в шкафах, оборудованных на случай аварийной ситуации.

Здесь, сложность, всего лишь, была в том, что замочек на таком шкафу отзывался или на подушечку большого пальца, или на индивидуальный жетон-ключ, а такие жетончики были только у взрослых. У «мудрых» детишек ума хватило не прикладывать свои пальчики и не влезать в шкафы в собственных семейных отсеках, а как-то вечерком, за пару дней до очередной вылазки, потихоньку стащить жетон у кого-то из родителей и забраться в шкафчик в одном из коридоров. То, что ключик-то имеет персональную настройку и по нему вычислить их будет не сложнее, чем по собственному пальцу, раз уж жетон родительский, — на это мудрости десятилетнего ума, конечно же, не хватило.

В общем, в тот последний раз они подготовились к походу на славу, учтя, как им казалось, все. За два года они тщательно изучили систему схем-маркировок на стенах помещений, составив примерную карту своего пути и решив даже такую малообсуждаемую проблему, как наличие туалета. Не могли же они — ну, взрослые люди, в самом деле уже, гадить где-нибудь на лестнице!

И поэтому, когда их выловили почти у самых ворот ангара, куда они успели спуститься с того балкончика, Кэт с Филей были крайне удивлены, не столько тем, что прошло так много времени с их отбытия из дома, столько тем, что оказывается весь их тернистый путь, всегда и везде, отслеживался камерами. Вот кто знал?! А?! Тем более, что на якобы забытые дома гэджи их ума хватило!

Стоило только родным сделать запрос в службу безопасности и вот они — пожалуйста, на схеме станции и в каждой ее отдельно взятой точке. А уж нагнать их, используя лифты и передвигаясь на карах по центральным коридорам, было делом минут пятнадцати. Причина же, почему их раньше не вычислили по камерам, оказалась простой — пока они не пропали столь надолго и их не хватились, никто просто и не запрашивал об их месте нахождения! А сама следящая программа, в силу поставленных ей задач и не особой обремененности интеллектом, сделать какие-то выводы о неправильности нахождения детей без взрослых вне жилых помещений и уведомить дежурного не могла.

Почему? Во-первых, главной задачей этой программы была безопасность. И если бы, к примеру, дети подрались во время одного из своих походов, то она обратила бы на это внимание, вдруг зафиксировав агрессивное поведение конкретных индивидов, и подняла бы тревогу. Да-да, с ними и такое случалось периодически, пока лет в тринадцать они вдруг не осознали, что не бесполые друганы, а почти что уже парень и девушка, которым драки между собой совсем не пристали. Но в данном случае «конкретным индивидам» было слишком интересно, чтоб беспричинно шуметь и Катя с Филей вели себя вполне тихо и мирно. Да и понимание о скрытности выполняемой ими миссии тоже имелось.

А во-вторых, дети, естественно, жили на станции совершенно легально и их данные были внесены в базу следящей программы. И, естественно, никакого категорического запрета на появление детей вне жилых помещений не существовало — мало ли причин, по каким они могли находиться в этой зоне? Например, посещать медблок, что-то брать с хозяйственных складов, вроде новой бытовой техники, или забирать постельное белье из прачечной. Старшие дети могли, например, находиться в офисной зоне, в том же ангаре или реммастерских, да вплоть до плавильных цехов металлургического комбината, если того требовала программа их обучения.

То есть, теоретически предполагалось, что нахождение детей вне жилого комплекса возможно. Но, чтоб без разрешения взрослых, да в познавательных целях, да не один раз?! Такого даже предположить никто не мог!

В общем, вспоминая тот случай, Кэтрин и сейчас, спустя много лет, становилось смешно, как в те дни взрослые, и их с Филькой родители, и представители охраны, и руководство жилым комплексом, пытались делать «хорошую мину при плохой игре». Ведь уже тогда она «видела» гораздо больше других. Старшие, конечно, ругали их, и даже наказали запретами на сладкое и свободного передвижения по общественным территориям на целый месяц. Но девочка вполне четко понимала, что злость совсем не то, что они чувствуют на самом деле. Скорее уж их действия отвечали общепринятому в таких случаях поведению. А на самом деле взрослые старались скрыть свою растерянность от произошедшего. При этом вполне отчетливо осознавая, что в своих заботах забыли о том, насколько трудно живется детям в ограниченном пространстве и на что способна в этих условиях детская любознательность, помноженная на некоторое попустительство с их стороны.

Впрочем, спустя годы, Кэтрин смешными казались и они с Филькой, испытывающие тогда тоже совсем не те чувства, которые от них ожидали. Ни тебе раскаяния, ни страха или хотя бы понимания, что были в опасности — они, видишь ли, в тот момент злились на свою недогадливость! Ведь теперь, мало того что их накажут, к этому, как ни странно, они были готовы, но еще и открылась вся история их многочисленных походов по станции, стоило только поднять записи! Все их неудачи и проколы, зафиксированные камерами, теперь увидят все! Их будут рассматривать, обсуждать, смеяться над ними! А для сознания десятилетнего ребенка, стоящего на пороге полного сомнений и комплексов подросткового возраста, подобные вещи воспринимались, как катастрофа.

Собственно, как показало время, эта оценка произошедшего оказалась верной — они стали просто знаменитостями в жилом комплексе. И поэтому, даже когда после месячного «ареста» их выпустили из семейных блоков, им пришлось еще долго прилагать усилия, чтоб не показываться лишний раз в общих помещениях станции. И если раньше многие, особенно не обремененные семьей члены общины, не обращали на детей, живущих на станции, какого-либо внимания, то после их с Филей нашумевшего вояжа, каждый, встретившийся им взрослый, не просто давал понять, что их мордахи ему знакомы, но считал обязанным себя отпустить в их сторону что-нибудь эдакое.

Вообще-то, шуточки и подколы, отпускаемые в их с Филькой адрес, были, в общем-то, необидными, но само всеобщее внимание, где бы они ни нарисовались, особенно вместе, сильно злило, напоминая постоянно об их неудачах и давая понять, что они все еще маленькие и глупые.

Да, тогда, в десять лет, эта неудавшаяся эскапада для них смешной не казалась, но вот спустя годы вспоминать ее было очень даже весело. И теперь, во взрослой жизни, сталкиваясь с проблемными ситуациями, неприятными людьми или просто находясь в плохом настроении, Кэти прибегала к воспоминаниям об этих детских проказах, как к проверенному средству от расстройства, скуки и раздражительности.

А Филька… к сожалению, конечно, но их дороги с Филиппом разошлись еще тогда, когда они закончили университетские экстернаты и им пришлось отправиться к тому месту практики, которое они для себя выбрали. В принципе, все могло сложиться и по-другому, если бы они тогда остались дома, полученным профессиям обоих вполне нашлось бы применение в таком огромном хозяйстве, как орбитальный комплекс. Но та самая жажда приключений, что когда-то подтолкнула их к странствиям по базе, не дала им остаться на месте, погнав в большой мир.

Вот тогда Кэтрин и попала референтом в юридическую фирму «Коган и Шлитц», офис которой располагался в ситиценте Ньютвера. А Филипп, с его отличным дипломом по «…что-то там информационных технологий», оказался в заведении своей мечты — в одном из филиалов компании «Игровые системы Ксандер». И пусть должность, на которую его пригласили, была пока практически ничтожной — как бы ни поскромнее секретарства Кэти, он сам был безумно счастлив такому повороту событий. Но вот филиал тот оказался, по законам подлости, в городе Секондарлит, то есть, на другом континенте от нового места обитания самой Кэтрин.

И какими были следующие три года для девушки, после того, как она поддалась провокационной идее приятеля покинуть тихое уютное «гнездышко» базы? Да довольно сложными.

Родители остались на Церере. Филиппа, как уже было сказано, случай «унес» на другой континент. А вот бабушка теперь оказывалась, считай, почти рядом — в соседнем Городе. Но это если иметь ввиду разделяющие девушку с близкими расстояния вообще, а по факту, в результате этого переезда, Кэтрин впервые в жизни оказалась совершенно одна.

Взращиваемое в течение прошедших лет умение защищать свой разум от эмоций окружающих, на деле, в тесном перенаселенном городе, пришлось дорабатывать на практике. А столь заманчивая служба, ради которой она уехала с базы, потребовала от Кэти и того больше терпения и выдержки. Выполнять обязанности ресепшиониста в приемной одной из престижнейших юридических фирм современного мира, подобное, знаете ли, и без эмпатического дара не каждый способен вытянуть.

Но, как бы то ни было, она выжила, и даже прижилась в городе. Отчасти благодаря подарку родителей — небольшой квартирке с своеобразным наполнением в виде изоляции стен от всякого ментального «шума», иногда благодаря дару, а бывало что и вопреки ему. Ну и конечно, благодаря подругам, которые, наконец-таки, у нее появились.

2 (2)

Как правило, утро добрым не бывает. Так говорит толи народная мудрость, толи просто присказка-примета, но факт остается фактом — ожидать чего-то хорошего сразу после подъема, это верх наивного легкомыслия. Даже если конкретно это утро начинает день, когда отпуск, считай, стоит на пороге, а распахнутая дверь ведет к исполнению давнишней мечты.

Так что, едва успев выпить кофе, от которого она, как обычно, не получила никакого удовольствия, так как предвкушение поездки в забитом в час пик аэроэкспрессе портило не только аппетит, но и настроение в целом, Кэти запаслась терпением и помчалась на работу. А нелюбовь ее к переполненным вагонам нижнего метро была понятна. Мало того, что народ, набиваясь в него, толкался и пинался, ругался вслух, пах каждый своим и чаще неприятным запахом, так еще ко всем этим прелестям, которые распределялись в своей «благодати» более-менее равномерно на всех, ей персонально предстояло испытать еще и прессинг эмоциональных эманаций.

И понятно, что как раз этот последний фактор угнетал Кэти поболее пихающихся локтей и похабных высказываний. Конечно, она уже давно научилась выставлять ментальную защиту и отгораживаться от основной наваливающейся на нее лавины эмоций, но в такой толпе было просто невозможно закрыться от всего полностью. То горчащий привкус переживаемой измены пробьется сквозь кокон защиты. То вполне чувствительно повеет сквозняком едва переносимой похмельной раздражительности. То жгучая, с пряным злым отзвуком волна неудовлетворённого сексуального желания обожжет невзначай.

В общем, как оказывалось на практике, самые сильные чувства, способные пробить ее защиту, были все без исключения негативными! И ни разу, выставленный ментальный барьер Кэти не преодолело что-нибудь нежное, мягкое, светлое.

Но, ступив с перрона в вагон, девушка вдруг поняла… что сегодняшний день решил заявить о себе, как об особо удачном с самого начала, и даже не придется ждать пока все дела будут сданы, а отпускные отразятся в гэдже! Неожиданно, конечно, но от этого не менее приятно! То есть, приготовившись к привычному уже ментальному напору, через несколько минут Кэтрин вдруг осознала, что сегодня толпа, окружающая ее, на редкость пассивна в своих эмоциях. Мысли пассажиров без каких-либо агрессивных или нервозных всполохов сонно колыхались в такт движению поезда, совершенно не желая раздражать ауру своих хозяев, и тем более волновать соседские. Ни тебе обиженных влюбленных, ни болезненно-раздраженных непроспавшихся выпивох, ни даже вечно всем недовольных «профессиональных» скандалисток. Редкая удача!

Поэтому, когда Кэти зашла в офис, ее непотрепанное людским нервомотством настроение было тут же подмечено девочками. Обычно-то она появлялась на пороге конторы с очень бледным лицом и усталостью в глазах. Приходилось отговариваться плохим сном, головной болью и разными другими надуманными причинами, чтоб как-то объяснить свой не вполне здоровый внешний вид.

Девочки, вообще, считали ее самой хрупкой и болезненной из них. Что было не совсем верно, если говорить именно о здоровье, но для Кэтрин с ее способностями это их мнение было на руку, раз уж она не могла открыто говорить о своих странностях.

В весьма уважаемой и достаточно крупной юридической фирме девушек — секретарей в общей приемной, личных помощников специалистов, а также работниц канцелярии, архива и бухгалтерии, числилось порядка четырех десятков служащих. И это только молодых женщин, а ведь были еще и дамы постарше. Да и не нужно забывать о персонале нижней ступени: стажерах там, курьерах, уборщиц, чей возраст колебался от весьма юного до крайне солидного — пенсионного.

Собственно, все это говориться к тому, что в подобном коллективе, часто сравниваемом с виварием, ценность маленькой компании, где в отношениях главенствуют поддержка и доверительность, очень ценна сама по себе. А если уж говорить о Кэтрин, которая до переезда в город совсем не имела подруг, то наличие сразу трех, и вовсе покажется сродни чуду.

Главное, что удивило Кэт в этой чисто женской дружбе, было то, что четыре взрослых человека, совершенно при этом разных по характеру, темпераменту, интересам и воспитанию, смогли так сойтись, чтоб часами обсуждать очень личные, а иногда и интимные вещи. Нижнее белье и средства гигиены, мужчин вообще и своих в частности, и даже отношения с ними.

В общем, сначала все это казалось Кэт неимоверной дикостью, но так как девчонки были фактически единственными людьми, с которыми она могла пообщаться вне работы и не по галовизору, то приходилось терпеть их распущенность, как ей тогда казалось. Но, спустя какое-то время, она попривыкла к их манере общения. Да и чем дольше жила она в городе, приглядываясь, прислушиваясь, иногда даже «отпуская на волю» свои способности, Кэтрин стала понимать, что как раз ее скованность и зажатость большинством воспринимается как дикость, а вот подруги ведут себя вполне естественно для молодых женщин.

Так что, впервые в жизни строя отношения с ровесницами своего пола, она и радовалась, и ценила их, а порой и поражалась, неожиданным для нее впечатлениям.

Впрочем, остальные девчонки «вошли» в отношения естественно и гладко. В итоге, четыре девушки сблизились сразу, и дружили по сей день, не влезая ни в мелкие склоки, ни в грандиозные интриги, обязательно присутствующие в больших и преимущественно женских коллективах. Возможно, они сошлись потому, что трое из них пришли в фирму примерно в одно время, а та, которая уже работала в ней, единственная из всех остальных приняла новеньких с заботой, а не со стервозным чувством соперничества. Да, наверное, так и было.

Кэролайн Оберг была самой старшей из четырех подруг и всегда, с первой минуты общения, производила впечатление человека степенного, спокойного и уверенного в себе. Собственно она такой и была — абсолютной отличницей. И это не о школе и экстернате академии речь идет, хотя, наверное, и там она была лучшей, а о том, какое Кэрри сегодня производила впечатление. Все в ней было изумительно — и манера держаться, и умение одеваться, и то, как она могла построить разговор с любым, даже самым сложным человеком. И даже ее отношения с парнями выглядели идеальными… по крайней мере, Кэтрин так казалось в самом начале их дружбы. Потому как возле подруги всегда оказывались молодые мужчины, которые ухаживали с цветами и предваряющими встречи визорными звонками, манеру их поведения можно было назвать интеллигентной, а внешний вид импозантным.

Но при последующем, более близком общении, Кэти стало понятно, что если какие мужчины и проявляли интерес к ее подруге, то это были не отношения, а… она просто позволяла им находиться рядом с собой какое-то время. То есть, будучи не просто деликатным человеком, но и действительно той самой идеальной отличницей во всем, Кэрри и своих поклонников отваживала тихо и спокойно — так, что не страдали ни их мужская гордость, ни человеческое достоинство. Просто сами молодые мужчины как-то постепенно привыкали к мысли, что эта чудесная женщина не может быть с ними и растворялись также неспешно и спокойно, при этом, искренне уверяя в своей дружбе и желании откликнуться по первому ее зову.

А причина такого положения дел, как так же, гораздо позже, узнала Кэти, была проста — у Кэрри уже имелся любимый человек, в силу сложившихся обстоятельств вынужденный пока жить в другом Городе.

Да, все так просто! Двое влюбленных, вынужденных пока только мечтать о совместной жизни, а пока лишь изредка встречаться в реале и довольно часто, спасибо господину о´Грэди за такую возможность, в мире игр. Впрочем, это учесть многих влюбленных теперь…

Но вот тех мужчин, что все же пытались привлечь внимание подруги, Кэти понимала, даже не «заглядывая» им в головы. Ведь кроме той, возможно даже врожденной, способности — все делать на отлично, Кэрри ведь была и очень хороша собой: высокая, с густыми каштановыми волосами, чаще, конечно, убранными в строгую прическу, но иногда и выпущенными всей своей роскошью на свободу, с искрящимися карими глазами и их всегда спокойным мягким выражением. Ее манера двигаться со слегка медлительными размеренными жестами сразу привлекало к себе внимание, а умение слушать и того больше — вызывало доверие.

А если учесть, что рабочее место Кэролайн было в общей приемной, то несложно догадаться, что все самые нервные, неуравновешенные и неуверенные в себе клиенты фирмы всегда оказывались именно за ее столом, хотя в комнате кроме нее находилось, как правило, еще человек пять, готовых оказать им услугу. Так что опыта общения с всякими странными личностями ей хватало. И, наверное, поэтому в первое время Кэти именно с ней было легче всего находить общий язык.

Хотя… похоже, и две другие новенькие девушки тянулись к ней по этой же причине, так как и у них исходный «багаж», с которым они оказались на пороге «Коган и Шлитц», оказался не без странностей.

Второй в их компании была Мелинда Ли. Второй, потому что она появилась в фирме где-то на неделю раньше двух других. Она тоже производила впечатление спокойной и уравновешенной девушки, но в ее случае это было как раз именно впечатление. Стоило с ней немного пообщаться, особенно в нерабочее время, как становилось ясно, что истинным спокойствием, как у Кэрри, здесь и «не пахнет». А впечатление милой во всех отношениях девушки создает умелая маскировка чувства превосходства и как бы даже не высокомерия.

Впрочем, это понимание ее превосходства над другими в дружеских отношениях проявлялось вполне в доброжелательной форме — она не пыталась казаться выше тех, кого одарила своей дружбой, а старалась их приподнять до своего уровня, «приспуская» все окружающее. Поэтому, что бы девушки между собой не обсуждали, ее шуточки были самыми язвительными, а мнение самым жестким.

Подобное поведение, скорее всего, было следствием воспитания и образа жизни, который она вела до того момента, как решила устроиться на работу. А вынужденное лицедейство объяснялось, похоже, тем же желанием, что и у Кэти — вписаться в малознакомую, но желанную для нее обстановку.

Отец Мелинды входил в руководство того самого производственного концерна, которому принадлежал орбитальный завод и жилая база при нем, где как раз и выросла Кэтрин. Естественно, при такой родне детство и юность Мел прошли в условиях, какие мало достижимы для большинства людей.

Со свойственной ей прямотой, она говорила, что очень благодарна родителям за предоставленную ей возможность пожить самой — жизнью обыкновенного человека. Но со временем, лет через двадцать, она вернется в подобающее ей по рождению общество и, скорее всего, выйдет замуж за того человека на которого укажут родители. И, также прямо, не стесняясь в словах и выражениях, заявляла, что даже восстановит ради этого девственность, а до первого ребенка не заведет ни одного мужчины на стороне.

Подобные этим высказывания, притом произнесенные не понижая голоса и не ставя барьера, да прямо в баре или кафе, приводили Кэтрин в шоковое состояние в начале их знакомства, заставляя желать провалиться сквозь землю. Ну, так это Кэти… а Мелинда могла себе позволить и не такое.

Мужчин возле яркой внешне и уверенной в себе девушки всегда было много. Но вот отношения с ними она строила строго в соответствии со своими жизненными принципами. То есть, засчитав очередную победу себе в плюс, спроваживала поклонника с таким «пиететом», что остальным девчонкам иногда становилось его жалко.

В мире Ксандер, в отличие от той же Кэролайн, выбирающей курортные туры с отдыхом на море или по воспроизведенным историческим достопримечательностям, она любила посещать максимально экстремальные игрушки — инопланетиков погонять, к примеру, или нежить. Да и условно реальные миры Мелинда если и посещала, то это были места, где предлагались или горные лыжи, или дайвинг, или прыжки с парашютом. Но, в общем-то, ее понимали — она брала от вольной жизни все, что могла получить. Так как, по ее же словам, в высшем обществе дурным тоном считалось пристрастие женщин даже к нереальному экстриму!

Что можно было сказать о внешности Мелинды? Тут все просто, как и фамилия, внешность ее однозначно говорила о большой доле «азиатской крови» — тонко выписанные, слегка резковатые черты лица, иссиня — черные, гладкие и блестящие волосы, гибкая пропорционально сложенная фигура.

Третьей подружкой в их компании стала Анжелина Грогед. Эта девушка появилась в их конторе в одно время с Кэт, буквально — в дверях столкнулись. И на их счастье первым человеком, к которому они обратились в тот день, была Кэролайн.

Анджелина тогда оказалась созданием довольно капризным и своенравным. Но, будучи так же, как и Мелинда с верхнего уровня и, имея очень даже влиятельных родителей, в фирму она попала по вполне серьезной протекции. Так что никто из вышестоящего персонала на ее выверты старался не обращать внимания — глупая еще девочка, молодая, ничего, попривыкнет-пообтешется.

Собственно, в дальнейшем так и получилось. Особенно ей теперь удавалось общение с клиентами мужского пола. Ее внешность голубоглазой куколки с золотистыми локонами и чуть более мягкими женственными формами, чем требовал жесткий канон модельной красоты, действовала на любого мужчину, находящегося рядом с ней, просто убойно. Впрочем, это была их личная реакция на нее. Сама же девушка никогда ни опускалась до примитивного кокетства и не допускала каких-либо фривольностей в свою сторону. Как долго считала Кэтрин, что это воспитание сказывается.

Но плодами такой реакции на свой кукольный образ подруга пользовалась в полной мере — практически каждый посетитель мужского пола, пообщавшийся с ней вживую или по головизору, становился клиентом их фирмы.

Что самое интересное! Ежедневно, чуть ли не ежечасно, получая подтверждения своей красоте, сама Анджелина собственную «сладенькую» внешность, как она ее характеризовала, терпеть не могла. Да и ангельское имя свое не любила, предпочитая его более короткий и жесткий вариант — Энджи. Она, не смущаясь, откровенно завидовала высокому росту Кэрри, черным волосам Мелинды и стройным ножкам Кэти. Но в тесном девичьем кругу честно признавалась, что кардинально изменить в своей внешности хоть что-то она пока не может — слишком зависима от родителей. И реализовывала свои фантазии в мире игр.

Когда девочки впервые увидели игровое воплощение подруги, то несколько минут ничего внятного сказать не могли, настолько шокирующе-отличающейся внешне от реальной Энджи оказался ее аватар. Это была высоченная черноволосая девица, ростом, наверное, с тех громил, в которых обычно перевоплощаются подростки, обремененные в реале прыщами и комплексами неполноценности. Притом, девица эта оказалась с неимоверно раскаченным телом и готически-угрожающим раскрасом лица. Одевала же ее Энджи, в зависимости от того домена в котором она играла на данный момент, то в тяжеленные с виду черненые доспехи, то в не менее мрачную черную же кожу. В довершении всего этого кошмара, красота сия играла под ником «Фреда Разрушительница».

В этой, воплотившей в себе все самые желанные качества ипостаси, Энджи «жила» одновременно в двух игровых мирах. В отличие от других девочек, предпочитающих кратковременное пребывание вне реала, она уже несколько лет выстраивала параллельную жизнь, тратя на нее вполне реальные вечера, выходные дни и недели отпусков. К тому же, подобное времяпровождение довольно дорого ей обходилось, поэтому все заработанное ею, включая премиальные и проценты, а также то, что «подкидывали» родители, она тратила на оплату пребывания в игре. Да, подарки она тоже предпочитала получать в денежном эквиваленте. Помимо доната, она старательно зарабатывала и в самих играх и, естественно, все заработанное оставалось там же.

В первой игровой симуляции, которая воспроизводила на своих просторах толи Средние века старой Европы, толи классику фэнтези жанра, Анджелина, или вернее Freda, командовала войсками на службе у короля, владельца трех больших городов. Одновременно с зарабатыванием «денежек», трудясь во славу господина, она в то же время имела свое поместье с прилегающим к нему поселением, и уже обносила его стеной, что в скором времени обещало ей статус владельца замка. К тому же охрану ее собственности осуществляли приписанные к ее личным угодьям отряды легких пехотинцев и лучников, а командовали ими не боты, стоившие «копейки», а другие игроки, нанятые ею, что было большим достижением.

Во второй игре, которая была симуляцией Космической экспансии, Энджи— Freda «доросла» до командира отряда межзвездных разведчиков. Недавно, после того как ее команда «уничтожила злобных тертианцев», похожих на шестилапых фиолетовых ящеров инопланетян, посмевших напасть на орбитальную станцию, и обнаружила астероид набитый драгоценными камнями, она прикупила еще пару корабликов и теперь ее маленькая флотилия составляла уже из трех корветов — небольших, очень маневренных, не требующих большой команды судов.

Естественно, что весь лут и донат ушли на прокачку новой собственности, так что в результате Энджи вооружила и усовершенствовала свой флот по «последнему слову техники». А в завершении всего, еще и умудрилась нанять шестерых игроков. И теперь ее маленький флот мог похвастаться наличием в его экипажах десяти человек! Боты для такого уровня, как обычно, уже не в счет. Что позволило ей стать одним из ведущих игроков в этом сегменте игр. С ней теперь считались и владельцы орбитальных баз, и собственники планетарных поселений.

Если сравнивать суммарно и качественно ее достижения в двух играх, то во второй, пожалуй, Анджелина достигла большего успеха. Но бросать на полпути хоть одну из миссий, даже менее удачную, она и не помышляла.

Когда девушки собирались вместе и делились между собой проблемами и маленькими радостями, успехами или наоборот разочарованиями в отношениях с парнями, в общем, всем тем, чем обычно делятся друг с другом хорошие подруги, у Энджи всегда была лишь одна тема для обсуждения — удачи и провалы ее игровых миссий. Она взахлеб рассказывала о происшествиях, случившихся с ней за прошедшие выходные в том мире, на планшете демонстрируя записи самых захватывающих моментов.

В принципе, девочки были не против — они ведь не родственники или наставники, а подруги, которые для того и существуют что бы выслушать и поддержать — без осуждения и поучений.

Тем более, каждая из них видела, что какой бы странной и неправильной не казалась со стороны зацикленность Энджи на игре, но для нее самой уже жизненные коллизий там, пожалуй, были важнее событий происходящих в реале.

Кэрри, которая заканчивала второй экстернат как раз по психологии, как-то попыталась разобраться в проблеме. Так вот, по всему выходило, что сказывалась «перекормленость» Энджи «розовыми бантами и оборками», притом не только в одежде. Толи мамочкины вкусы при воспитании настолько сильно «продавили» ребенка, толи природные внешние данные в стиле «фарфоровой куколки», приучили родителей создавать всегда и во всем для нее соответствующий этому образу антураж, но, как говориться, палка была перегнута так, что в результате сломалась. А когда подросший ребенок, осознав себя, попытался высказать свое мнение — в смысле, что его «Я» требует чего-то другого, то родителями, к сожалению, он услышан не был. Или его слушать и не захотели, что тоже часто случается. А с того момента, когда ребенок нашел лазейку для реализации требований своего «Я», его реальная жизнь постепенно стала отступать на второй план.

А в этой жизни Энджи оставалась именно той кисейной барышней из высшего общества, какой ее желали видеть родители, и к двадцати пяти годам уже и не делала попыток что-либо изменить. Хотя возможно, не стремись она как можно больше находиться вне реала, ей не нужны были бы так денежные дотации из родительского кошелька, и она вполне могла бы строить жизнь самостоятельно и по своему усмотрению. Но, видимо, время было упущено, образовался замкнутый круг, из которого Энджи уже и не пыталась вырваться.

Вот такими были подруги Кэтрин — в силу своих особенностей с довольно интересным образом мысли каждая, в меру заинтересованная в других, но не до навязчивости, и, как было уже сказано, каждая, возможно, исключая только Кэрр, не без странностей.

2 (3)

Так вот, сегодня, стоило Кэти ступить в большой холл конторы, как ее окликнула Кэролайн, которая уже располагалась за стойкой своего рабочего места:

— Привет. Хорошо выглядишь, подруга. Сегодня обошлось без бессонницы?

— Привет, как не странно, да. Думала, накануне поездки совсем не засну, — улыбнулась девушка в ответ.

— Надеюсь, все в силе? Ты проставляешься? — холопок по плечу сзади и подмигивающая Энджи, которая, видимо, заскочила в дверь следом и нагнала Кэти посередине холла.

Когда та обращалась к кому-то из подруг, ее, бывало, иногда заносило… в стиле Фреды. Девчонки-то, в общем, привыкли, а вот окружающие, как правило, были шокированы, поскольку вся эта трогательная нежность облика Анжелины совершенно не вязалась с подобными выходками. Вот и сейчас, те, кто в этот момент оказался рядом, пораженно уставились на говорившую девушку. Но, не на ту напали. Энджи от подобного внимания тушеваться и не подумала, а наоборот, вздернула высокомерно бровку и обвела холл взглядом, типа: «а в чем собственно дело, господа?».

А потом возле самого уха Кэти сказала, понижая голос вроде как до шепота, но так, что желающие могли расслышать:

— Я себе дополнительный час к обеду выторговала, знаешь, чего мне это стоило? Пришлось моему Лёнчику глазки строить! — и, поправив локон жестом пай девочки, как ни в чем не бывало, направилась к своему рабочему месту.

К слову, Лёнчиком она называла своего непосредственного начальника — весьма и весьма известного в определенных кругах адвоката Ленни Маттссона, выудив это прозвище из какого-то старого русскоязычного фильма. Похожий на собачью кличку вариант имени босса ей тогда весьма понравился. А с ее легкой руки и прижился, на радость всей конторе. Возможно, конечно, сам Ленни и не был в таком уж восторге от этой вариации на свое имя, но будучи мужчиной, как говориться, в самом расцвете сил, сказать что-то поперек своему персональному помощнику, в лице златокудрой Анджелины, он, к сожалению, не мог.

— Все в силе. Встречаемся в обед здесь — в холле, — уже в спину удаляющейся Энджи, ответила на это Кэтрин.

Кэролайн же, пряча усмешку, склонилась к своему столу, делая вид, что перебирает какие-то бумаги.

Последующие четыре часа прошли в сплошной беготне по огромному офису. В отличие от подруги, непосредственным начальником Кэти была дама, как считалось в современном обществе, среднего возраста. То есть, с внешностью на стандартные лет сорок, но в действительности слегка за сотню. Как и многие подобные ей женщины, госпожа Мора Федерлейн пробилась на верхушку юридического олимпа своим трудом. На сегодняшний день она имела партнерство в крупной фирме, квартиру на верхнем уровне и смогла себе позволить полный комплекс процедур по регенеративному омоложению, но вот на то, чтобы обзавестись семьей, ей толи времени, толи желания, так и не хватило. Сие обстоятельство приводило к тому, что госпожа адвокат сама вкалывала, следуя старой поговорке — как ломовая лошадь, и от подчиненных требовала того же.

Так что, что бы оставить в порядке все передаваемые дела и успеть к обговоренному с подругами времени, Кэти пришлось пометаться между канцелярией, бухгалтерией, своим рабочим местом и столами других личных помощников начальницы. Как всегда, при этом, комп вис, нужные папки с бумажными дубликатами оказывались не на тех полках, на которых должны были находиться, а расписание госпожи адвоката не хотело поддаваться корректировки.

Но, выказав чудеса сноровки и целеустремленности, Кэти успела-таки разгрестись с делами вовремя.

Монументальная башня Сити-центра была сердцем любого современного города. И сердцем не только по расположению, но и по тому жизненному ритму, который задавала именно она. Периметры по своему предназначению были жилыми, размещая на своей территории лишь инфраструктурный минимум, а вот вся городская активность была сосредоточена в Сити-центре.

Нижние уровни башни, как правило, отдавались под стадионы, аквапарки, торговые и развлекательные центры. Практически каждый город имел на одном из нижних этажей зоопарк и исторический музей, где показывался путь развития, как самого человека, так и мест его обитания. Можно было побродить по пещерам первобытного племени, проплыть на гондоле по улице-каналу давно ушедшей под воду старой Венеции или помахать трехцветным флагом на баррикадах революционного Парижа, исторические территории которого, на данное время, тоже были утрачены. Впрочем, в последнее столетие экспозиции музеев из голографических были переоборудованы в виртуальные, перестав, таким образом, занимать хоть какое-то мало-мальски значимое пространство и высвободив место под другие городские нужды.

А вот выше этажи Сити-центра занимали деловые кварталы. Банки, офисы компаний, конторы предприятий и представительства различных производств, а также административные образования — то, что составляло основу среднего уровня центральной башни каждого города.

На самом же верху ожидаемо разместились самые пафосные заведения. Ну, или те, которые себя к таковым относили. Естественно, не было там ни кафе, ни фастфуд-закусочных, не было спортзалов и бассейнов, и уж точно наверху никак не могло оказаться простых магазинов, парикмахерских и ателье. Под изысканными и яркими, а совсем не аляповатыми, как могло показаться неосведомленному зрителю, вывесками, кварталы заполняли исключительно рестораны и клубы, снек бары и бутики, салоны, студии и фитнес-зоны. Из объектов высокой, так сказать, культуры, здесь размещалось большинство театров, художественных музеев и картинных галерей. Ну, и публика, конечно, была вполне соответствующей, сей пафосной обстановке.

Впрочем, самый верх башни — то, что в старые времена назвали бы крышей, в отличие от подобных площадей на периметрах, был не частной территорией, а общественной. Притом такой, которую любили посещать все жители города, независимо от места их проживания. На «крыше», под прозрачной, но прочной защитой, располагался Городской парк.

Нет, в парк или какое-нибудь модное заведение верхнего уровня девушки не пошли, не захотев тратить несчастные два часа, которые они смогли вырвать у рабочего времени, на разъезды. Так что, приземлились они в небольшом ресторанчике, из окон которого были видны стеклянные двери входа в их офис. Местечко было вполне «обжитое», да и готовили здесь неплохо.

Их, как постоянных гостей, проводили на давно облюбованное место — дальний уголок с уютными диванами и затемненным окном на «улицу».

Пока несли заказанные блюда, девушки подняли бокалы с вином:

— За сбывшиеся мечты и классный отдых! — провозгласила Мелинда, когда под мелодичный звон четыре бокала соприкоснулись над столом.

Вино, конечно синтетика, но, в общем-то, приятное на вкус и, главное, с четко обозначенным сроком действия — не более часа. Проблемы-то на работе никому не нужны.

— Ну что, как говорила, отправляешься в шесть? Вещи уже собрала? — отпивая вино маленькими глоточками, поинтересовалась Кэролайн.

— Да, на шесть такси заказано. А в семь меня в порту уже будет ждать аэромоб госпожи Разумовской, — ответила ей Кэти.

— А я вот, что вспомнила — оказывается, я знаю и Разумовскую эту, и бабушку твою тоже, — вдруг сказала Энджи.

Проявляя несвойственную ей нервозность, она так тряхнула рукой, вино в бокале, которое она держала, всплеснулось ей на запястье. Но она на это даже внимания не обратила — как-то машинально вытерла руку салфеткой, при этом продолжая быстро и сумбурно излагать свои воспоминания:

— Мне тогда едва пятнадцать, наверное, исполнилось, и меня маман только-только принялась выводить на всякие светские тусовки. Папашка тогда еще только замом у мэра нашего был. Та вот, та тусня как раз по поводу прибытия этих дам и была организована. Вполне приличный такой приемчик в честь заезжих знатных теток. Твоя-то бабуля, помню, красотка такая была! Меня еще по щечке потрепала и сказала, что я ей внучку напоминаю. Тебя ж, наверное? Мы же с тобой обе блондинки! А вот Разумовская, как мышь серая — невзрачная такая и все по углам жалась. Я тогда и не поняла, как две такие разные женщины дружить могут. А ты ж погляди — действительно, видно, дружили! Раз Разумовская тебя в гости к себе позвала. А вот то, что госпожа Блайк погибла, я и не знала… сочувствую Кэт.

В общем-то, Амалию Блайк, которая приходилась ей бабушкой со стороны отца, Кэтрин едва помнила. Вживую в последний раз она ее видела как раз в то время, когда они с родителями только перебрались с Земли на Цереру. Времена тогда были сложными и для самой Кэти, и для родных. Так что Амалия, проведшая с ними на базе всего несколько дней, запомнилась девушке не очень хорошо. Лишь яркий образ громкоголосой женщины с ярко фиолетовой копной волос и горой подарков — вот все, что осталось в памяти Кэти о той бабушке. А позже были только редкие звонки по галовизору, когда разговаривали в основном родители, а Кэтрин участия в тех беседах почти и не принимала.

Как рассказывал про нее отец, матушку его выдали замуж по соглашению еще очень молодой девушкой. Ее муж, будучи из очень приличной семьи, к тому моменту уже имел свой земельный надел на просторах за куполами и вполне успешно продвигающуюся вверх карьеру, входя в Совет одного из городов.

Чувствами же юной девушки никто, естественно, не озаботился, так что, когда, родив двух сыновей, Амалия вдруг возжелала развода, удивляться ее поступку, конечно же, уже не приходилось. Дед Кэтрин, впрочем, возражать и не стал. Благодаря рожденным в этом браке детям деловые и общественные связи двух семей были как никогда крепки, так что расторжение данной договоренности уже ничего не меняло.

Так что, будучи финансово вполне независимой, Амалия смогла наслаждаться в дальнейшем вольной жизнью. А не прошло и пару лет после развода, как ее имя окончательно престали связывать с бывшим мужем, к тому времени уже возглавившим Совет Города. Яркая внешне и экспансивная по натуре, госпожа Блайк стала известна сама по себе. Светская львица, поэтесса, как позже говорили, что не бесталанная, и любительница экстремальных развлечений не только в нереале, но и в действительности, она, конечно, привлекала к себе безмерно много внимания. Молодые мужчины возле нее, чаще начинающие актеры или спортсмены, менялись так часто, что высший свет не успевал злословить по поводу кого-то конкретного. Так что, похоже, дед и сам не стремился обозначать какие-то родственные с ней отношения и старался держаться от нее подальше.

Она и погибла также — ярко, запоминающейся, с объявлениями и памятными программами по основным каналам головидения. Очередной молодой любовник, скоростная яхта и пылевое облако в астероидном поясе.

О непутевом нраве и любовных похождениях бабули, а также о дедовом отношении к ней и тому образу жизни, который она вела, естественно, Кэти никто не рассказывал. Но, с другой стороны, и слушать разговоры отца с матерь, считающими дочь еще маленькой, тоже никто не запрещал. Впрочем, тогда Кэтрин действительно многого не понимала, но вся информация, засевшая в памяти ребенка, была осмыслена позже.

Так что Энджи она, конечно, поблагодарила за выказанное сочувствие. Но девочкам сказала честно, что бабушку она почти не знала, а то, что госпожа Разумовская была в курсе наличия у подруги внучки и теперь вспомнила о ней, считает и вовсе, сравни чуду.

А рассудительная Кэролайн отвечала ей, что как бы то ни было, но она едет к той в гости, и принимать ее будут в настоящем поместье. А это возможно, то еще удовольствие — оказаться вне купола — сквозняк, букашки-таракашки, дождь на голову… но в тоже время — натуральная еда, открытое небо и вполне реальные открытые глазу просторы…

Они допивали вино и потихоньку расправлялись с горячим, а голос Кэрри все журчал и журчал, описывая предполагаемые плюсы, которые, конечно, перевесят многие минусы такой поездки…

— Привет девушки, я невольно услышал ваш разговор, — к ним обратился молодой мужчина, перегнувшийся через спинку соседнего диванчика. — И думаю, уместно будет сказать, что я совсем недавно был на диких территориях. И могу вас уверить, что волноваться за подругу вам не стоит. Там не все так плохо, как принято считать.

При этом парень, мимоходом окинув всех их взглядом, тут же опустил глаза к ножке Анджелины, которой она покачивала, перекинув через колено другой. При этом ее юбка, которая была, в общем-то, положенной офисной длины, при такой посадке слишком приподнялась, отчего в разрез стал виден ажурный край чулка.

Кэти машинально «приоткрыла» защиту, как она всегда делала, когда на нее саму или на кого-то из подруг обращали внимание, и почувствовала щекочущее веяние откровенного мужского желания. Но не легкого, чуть волнующего, вполне понятного, а тяжелого, наглого — того, что распалило воображение и чулок уже сняло, и руку выше запустило. Похоже, молодой человек тоже что-то выпил, и если свою речь он еще вполне контролировал, то вот эмоции удержать уже не мог. Взгляд его, кстати, тоже был не вполне приличным и приятным — задержался там, где не следовало, дольше положенного, и был также нагл, как и помыслы.

Видимо это не укрылось и от других девушек, так что возможные последствия общения с этим типом предугадать не составило труда и им, не имеющим никакого дара, а опирающимся исключительно на жизненный опыт.

— Ваше мнение нас не интересует, молодой человек, — резко и четко прозвучал ответ Энджи.

— Будьте добры, — тут же помахала рукой Мелинда, подзывая официанта, — полог вокруг нашего стола организуйте.

В общем, через минуту они уже сидели отделенные от зала блеклыми складками тумана. Соседние столики и люди за ними стали видны нечетко, а звуки зала как будто отодвинулись.

— Может зря ты его отшила? Довольно симпатичный молодой человек, хотя бы присмотрелась… — меж тем подала голос Кэролайн. Она толи не обратила внимания на нюансы поведения молодого человека, толи вообще не поняла, что происходит, находясь дальше всех от самоприглашенного визави. — Что ж ты все время одна и одна. Такая красавица, а мужчин… ну, как мужчин, даже близко не подпускаешь! Все только друзья да знакомые…

— Да, Кэрр права! — в разговор вступила и Мелинда. — И не качай головой! Ты никогда не рассказывала, что у тебя кто-то есть. А может это не мужчина? Поэтому ты нам не говоришь? Ты не подумай, но как-то все это странно… но, в тоже время, впечатления совсем уж забитой девчушки ты тоже не производишь. Как вон наша Кэти, когда после Цереры в Городе поселилась!

После этих ее слов все рассмеялись. Да, что было, то было — Кэтрин еще той дикаркой оказалась при первом знакомстве.

— Да ладно девчонки, не скрываю я ничего особенного. Есть у меня мужчина! — со смехом ответила Анджелина. — Давно, несколько лет уже… только он в вирте, — а вот под эти слова улыбка у нее на лице растаяла, да так, что даже глаза потухли.

— Да ладно! А почему ты никогда раньше ничего о нем не говорила? Только и вспоминаешь, что о приятелях юности, да вот таких придурков постоянно отшиваешь! — Мел мотнула головой на неудачливого соседа, продолжавшего, то и дело приглядываться к их компании через дымку завесы. — Могла бы уже давно рассказать, раз несколько лет как…

— Там все сложно… — тихо сказала Энджи, при этом, почему-то жалобно посмотрела в сторону Кэти, как будто та была в силах это упростить.

— И вы что, так за несколько лет в реале и не виделись ни разу?! — пораженно воскликнула Мелинда, а получив в ответ отрицательное покачивание головы, недоуменно воскликнула: — А тогда зачем вообще такие отношения нужны?! Это ж не то, что встретились в нереале — зажгли и разбежались, как обычно все делают. А так-то… как? — под конец фразы Мел даже растерялась от собственных выводов, что ей, в общем-то, было совершенно не свойственно.

— Я люблю его, и изменить ничего не могу… — еще тише ответила Анджелина и спрятала лицо в ладони.

Потянувшись к ней своим даром, Кэтрин почувствовала безмерную нежность к какому-то мужчине, который ощущался большим, горячим и, кажется, темноволосым, а также горечь от понимания, что его нет, и не может быть рядом. А поверх этих, в принципе, привычных уже для Энджи болезненных переживаний лежали слезы, и их не вылившаяся соль жгла и разъедала затянутую привычкой рану.

Понимая, что подобных невыплаканных слез скопилось не мало, Кэти «разрешила» подруге выпустить их на волю. Анджелина всхлипнула и разрыдалась, горько, со всхлипами и подвываниями.

Кэролайн, которая сидела рядом, обняла ее, прислонив голову подруги к своему плечу. А Мелинда, перегнувшись через стол, погладила по руке. Кэтрин же просто смотрела, как подруга потихоньку избавляется от застарелой тоски. А то, что той определенно легчает, говорил ее дар.

— Он для тебя, наверное, то, что называют — соулмэт… — неуверенно произнесла Кэрри, когда Анджелина затихла у нее на плече.

— Не знаю… не очень-то я во все это верю, — ответила та, окончательно успокаиваясь и устало откидываясь на спинку дивана, — истинные пары, половинки одного целого, части души… что-то в этом есть бредовое.

— Не скажи, — мягко продолжила начатую тему Кэролайн. — Я, конечно, не для себя, не для своих близких, не пожелала бы подобного — это же самая настоящая зависимость! И именно из-за этих опасений не форсирую своих отношений с Грегори. Но явление это, похоже, существует в действительности. В прошлом семестре нам даже краткий курс по этой теме начитали. Правда, он пока в обязательные дисциплины не входит. Такие темы затрагивают для расширения кругозора тех, кто учится не для галочки, а действительно желает получить работающий дипломи практиковать в дальнейшем.

— Я тоже об этом слышала, — вступила в разговор Мелинда. — Один из моих… знакомых, ну, вы должны помнить его, я вас знакомила — светленький такой, в стильных кедах с героями комиксов был… — и она выжидающе посмотрела на подруг.

Пришлось всем соглашать и заверять, что помнят, хотя, возможно, и совсем не о том парне речь сейчас шла, о котором они подумали — уж больно много возле Мел всегда «знакомых» вертится.

— Ну, так вот. Он на режиссерском учился и его как раз в то время, когда мы с ним общались, ассистентом на какую-то большую картину пригласили. Так вот там эта тема и обыгрывалась. Романтики, конечно, куча, чмоки-поки разные, но смысл такой, что раз мы не хотим по-хорошему плодиться и размножаться, то будем вынужденно. Типа — эволюция на месте не стоит. Рэдди мне все уши тогда прожужжал, все пытался доказать, что я его соулмэт и есть, раз он меня так сильно любит. В общем, это я к чему? А то, что тема эта уже не просто обсуждается, а считай в нашу жизнь въехала!

— Какая-то быстрая больно у вас эволюция получается! — ответила ей Энджи, в это время, смотрясь в зеркальце и наводя ревизию после рыдального погрома у себя на лице. — Я, кстати, тоже в школе училась, и основной курс анатомии человека проходила. И даже кое-что помню: например, про копчик. Так в случае с нашим отвалившимся хвостом речь о миллионах… если не о миллиардах лет шла. А тут сколько? Двести, максимум четыреста?

— Так, то тело — материя грубая, непластичная. А мы говорим о возникшей привязанности, о зависимости одного человека от другого — это проблема эмоций, считай психики, — возразила ей Кэрри. — Есть, к примеру, такой хорошо известный всем феномен, как повышение рождаемости вообще и более частое появление двоен в частности, после масштабных войн и крупных эпидемий. И никаких тебе миллионов лет. Кстати, он сработал и на первых переселенцах в Эпоху катаклизмов. Но потом все успокоилось, люди прижились в Городах и стали существовать в свое удовольствие. Между прочим, по статистике детей рождается все меньше и меньше с каждым годом.

— Я вот только не пойму, — задумчиво вставила Мелинда, — дети-то все реже рождаются в реале, а любовь у Энджи там, в вирте. Как так получается?

— Конкретно, как так происходит, я тебе, конечно, не скажу, но вот предположить могу, — также задумчиво стала отвечать ей Кэрри. — Из той же школьной программы известно, что наше тело всего лишь проводник нервных импульсов, а центральный «комп», обрабатывающий их, это мозг. При этом в бессознательном состоянии мы ничего не чувствуем. А когда уходим в нереал, тело вообще оставляем здесь. То есть, наше сознание проходит оцифровку и сливается с аватаром, и уже через него мы начинаем что-то ощущать там: прекрасно в вирте строим отношения, переживаем чувства и занимаемся сексом. Отсюда, делаем вывод, что в случае с влечением, хоть физическим, хоть эмоциональным, тело — вторично, а разум, как раз, первичен. Вот поэтому, так называемый феномен соулмэт и работает, как здесь — в действительности, так и там — в мире Ксандер. В общем-то, все закономерно получается — слишком многие сейчас строят свои отношения преимущественно в нереале и, как следствие, секс имеют в основном там же. Тебе Мел, как никому это известно. А так пара становится зависима друг от друга, и в результате начинает жить в обоих мирах. А в реале от совместной жизни, как известно, и дети получаются.

— Да, кстати, не раз слышала, что в последние столетие контрацептивны все больше теряют свою актуальность. Их не успевают создавать, как они прекращают гарантированно работать, — это уже Кэти вставила свое слово, вспомнив периодически поднимаемую в их доме тему разговора.

— Так может тот мужчина все же и не твой соулмэт, раз у него нет желания продолжать отношения в реале? — предположила Мел, обращаясь к Анджелине.

— Не знаю… я ж говорю: там все сложно… — ответила та, и снова посмотрела на Кэти.

2 (4)

Аэроэкспресс, вырвавшись из шахты тоннеля, набирал скорость, разгоняясь по силовой линии и стремясь за положенные полторы минуты достичь следующего периметра. Кэт ждала как раз этого момента. Задрав голову, она всматривалась в верхнюю часть окна, расположенного напротив того места, где она сидела. Но видимо ассенизаторные работы под куполом давно не проводились, поэтому попытка «выхватить» глазами хотя бы небольшой кусочек чистого неба, не удалась. Все, что получилось увидеть — это неприятного цвета лохмотья проносившиеся мимо. Вполне привычное и не заслуживающее никакого внимания зрелище, когда поезд, на бешеной скорости врубаясь в тяжело колышущийся кисель тумана нечистот, раздирает его в клочья. А она-то надеялась…

Обычно Кэтрин пользовалась другой линией метро, проходившей значительно ниже и проложенной между средним и нижним уровнями жилых этажей, поэтому надежды увидеть хоть что-то еще, кроме грязного тумана, в тех поездках не было совершенно! Но сегодня, сдав дела перед отпуском и уйдя с работы пораньше, она могла позволить себе потратить на дорогу чуть больше времени и проехать по верхней линии, чтоб доставить себе удовольствие и увидеть синеву неба.

«— Ну, ничего, скоро увижу! И не из вагона, а вживую!» — попыталась приободрить себя Кэтрин.

Встреча с девочками, которая предполагалась легкой и веселой, почему-то в результате получилась какой-то удручающе тоскливой. Нет, все вроде неплохо прошло, но вот темы, которые они затрагивали при разговоре, радостными назвать было нельзя. И про саму поездку, которая пугала подруг, как собственно и большинство людей, своей неоднозначностью прибывания вне купола. И воспоминания о бабушке, которая, вроде и не была для Кэтрин близким человеком, но упоминание самого факта ее гибели, хорошего настроения, конечно, не добавило. Да и разговоры о госпоже Разумовской с ее неожиданным приглашением, если честно, девушку очень сильно напрягали. А уж тема об этом странном феномене соулмэт и вовсе заставляла внутренне поеживаться, стоило вспомнить болезненное напряжение в эмоциях Энджи, возникающее при упоминании того темноволосого мужчины из вирта.

Поезд тем временем уже был на входе в тоннель первого периметра. Так что, помимо воспоминаний о не вполне удачном обеде, Кэти еще пришлось свыкаться с мыслью, что, кроме более комфортабельных условий вагона, других преимуществ в этой поездке не предвидеться. И если учесть большую стоимость проездного, то, в сущности, и не стоило затевать ее — вполне можно было и привычным маршрутом до дома добраться.

В этот момент вагон скользнул в темный зев тоннеля, и на фоне почерневшего стекла, куда до сих пор был устремлен взгляд девушки, вдруг стало заметно, как сверху мягко падают розовые лепестки. Рассыпала их изящная женская ручка, а полупрозрачные нежные хлопья, не долетая голов сидящих пассажиров, таяли в воздухе.

Отвлекаясь от своих невеселых мыслей на это действо, Кэт посмотрела еще выше — туда, где над окнами размещались голоэкраны. Показываемая картинка стала видна вся целиком — холеная рука, но уже вкупе с головой и бюстом известной красавицы модели, все также продолжающей рассыпать лепестки.

«— Понятно, реклама какого-то парфюма с ароматом розы», — машинально подумала Кэти. Как бы подтверждая ее догадку, в руке рекламной дивы образовался объемный хрустальный флакон, а ее тонкий пальчик стал давить на дозатор, посылая над головами сидящих людей розоватое облачко. И хотя на Кэтрин был респиратор, как собственно и на подавляющем большинстве пассажиров находящихся в поезде, ей показалось, что она чувствует аромат, поплывший по вагону.

«— А там розы уже цветут?!»

Все негативные помыслы вылетели из головы подчистую, оставив только немного тревожные предвкушение и нетерпение. Сразу вспомнилось, что сейчас июнь месяц. Факт, в общем-то, малозначимый и здесь, в городе, и на орбитальной базе. Припоминая не раз упомянутую сегодня школьную программу, Кэти попыталась сопоставить немногие знания с теми обстоятельствами, в которые попадала.

Итак, июнь, двадцать первое число! Что она помнила? То, что прибывая на место в восемь вечера, там, скорее всего, еще не наступит ночь, так как сегодня самый длинный день в году. Ах, да, главное это то, что сейчас лето, а значит температура воздуха, скорее всего, будет такой же, как поддерживается в городе. И почему она раньше об этом не вспомнила? Даже когда вещи собирала? А вдруг бы другое время года было? Теплую-то куртку или шубу пойди еще, найди! Ха, считай, повезло!

А когда она с помощью гэджа окончательно разобралась с предстоящими погодными условиями того места, где собиралась гостить, поезд уже подошел к платформе станции шестого периметра. Время поездки, на удивление, прошло довольно быстро.

Общественный лифт скользнул вниз прямо до ее этажа, не останавливаясь нигде. По причине раннего часа, когда основной народ еще на работе, в кабинке она ехала одна, что по понятной причине не могло не поднимать ей настроения. Так что, в открывающиеся двери она ступа уже полная оптимизма и радостного предвкушения от все более приближающегося часа отъезда.

А что? Бабушку, конечно, не вернуть, но дело это давнее и ее саму она толком не помнит, а вот то, что подруга той вдруг объявилась — это ли не удачное стечение обстоятельств?

С бедой Анджелины тоже можно будет попробовать справиться. Вот отдохнет, а там с новыми силами разберется. Ведь если бы мужчина был той самой половинкой, то не сидел бы в вирте безвылазно, а объявился в реале, так?! А раз этот парень, что засел у подруги в голове, не ее соулмэт, то потихоньку, каждый день понемногу «поглаживая» эмоции Энджи, можно будет постараться избавить ее от этой зависимости.

Ну, а о том, что в диких землях все страшно и ужасно, и вовсе переживать не следует. Да, все именно так и выглядит на первый взгляд — по головидению периодически передают, что сильно тряхнуло там, а цунами накатило — вот там, а смерч прошелся там-то и там-то. Но если обращать чуть меньше внимания на страшные картинки, а внимательно слушать о каких территориях идет речь, то очень быстро становится ясно, что это одни и теже земли, лежащие очень далеко от обжитых мест. Как правило, катаклизмом накрывает самый юг и восток Евразийской плиты, соответственно север Африки и западные части остатков Американских континентов, а не повсеместно, чуть ли не сразу за границами куполов.

Но, по большому счету, люди в это не вслушиваются, пугаясь страшных видов затопленных бескрайних просторов, текущей лавы и громадных трещин в земле, в которые могли бы рухнуть и монументальные башни Сити-центров. И совершенно не звучит нигде мнение, что основные территории, в смысле те, которые относительно не пострадали в Эпоху катастроф, уже вполне пригодны для обитания.

Люди, которым принадлежат данные земли, почему-то об этом не распространяются. И если верить словам одного хорошего знакомого Кэти, то им это просто-напросто не выгодно. Чем? Девушка не особенно-то стремилась задаваться подобными вопросами, но вот редкие высказывания и знакомых, и незнакомых людей, как вот того неприятного парня, что влез в разговор в ресторане, да и все, что можно было найти в сети, она ловила и «мотала на ус» к своей пользе. И в результате выходило, что и за куполами люди… живут, и не плохо живут… и как бы не получше, чем они все здесь в городе.

Средний уровень периметров Ньютвера имел пять этажей, а каждый этаж состоял из двух параллельных линий, называемых традиционно улицами.

Так вот, опустившись с перрона на три этажа вниз и повернув от лифтовых блоков налево, Кэтрин оказалась на своей улице, почти пустой, тихой и «солнечной», как и положено выгладить улице спального района в июне месяце в пять часов пополудни, даже если она внутри монолитного строения, а солнце лишь искусная имитация.

Стоянки для аэромобов, небольшие платформы, слегка возвышающиеся редкой цепочкой по самой середине улицы, были все свободны. Движущаяся пешеходная дорожка еле-еле ползла на самой низкой скорости, а в витринах магазинов замерли и вовсе неподвижные манекены, в ожидании пока улица оживет и мимо потянуться потенциальные покупатели.

А «почти пусто» составляли лишь две мамочки на скамейке, возле которых в полуметре над тротуаром покачивались коляски, ватага мальчишек лет восьми на аэророликах, которые к сидящим женщинам не приближались, видимо, уже успев выхватить от них, а также крупный широкоплечий мужчина, одиноко сидящий за столиком возле ресторана.

А вот его Кэти была рада видеть. Это был как раз тот самый хороший знакомый, что являлся для нее главным источником информации о диких территориях, и хозяином бара-ресторана «Медведь и Пирожок», что расположился на первом этаже того здания, где Кэти имела квартиру.

Ага, название заведения было смешным и несуразным, но Кэтрин нравилось. После всяких цветов и сладостей, разных «милых друзей» и пафосных «роялей» с «грандами», украшающих вывески по всем уровням и кварталам Сити-центра, это название воспринималось милым и каким-то домашним.

Мужчина, которого звали Джо, а в бытность его одним из самых знаменитых бойцов ММА — Черным Гризли, и на сегодняшний день впечатлял своими размерами. Впрочем, он не был стар, и даже не мог считаться сильно пожилым человеком в современном мире. Хотя по его собственным словам полный комплекс процедур по регенеративному омоложению он вследствие четырех десятков лет проведенных на ринге должен будет пройти в ближайшие годы — в свои неполные восемьдесят, а не как все нормальные люди — гораздо позже.

В общем-то, как было сказано выше, он производил впечатление очень сильного и вполне здорового человека. И поэтому Кэти так до конца и не была уверена в том — прибаливает ли он на самом деле или это просто ворчание «старого доброго дядюшки», образ которого любил «примерять» на себя Джо, в особенности при общении с нею.

Конечно, такая дружба, и такие почти родственные отношения, могли бы показаться странными, учитывая то, что в соседях они живут всего три года, разница в возрасте и жизненных интересах огромная, а Кэтрин, как известно, и вовсе довольно «дикая» особа в силу имеющегося дара. Но вот как раз дар-то тут и сыграл основную роль.

Когда они в первый раз столкнулись, конечно же в баре, куда Кэти забежала в день переезда выпить чашечку кофе, то оба поняли, что, как бы это не было удивительно, но они необычайно похожи и близки по своей сути, то есть по тому толи дару, толи ущербности, как они оба свои особенности периодически ощущали.

Нет, Джо слышать эмоции окружающих не мог, и уж тем более, как Кэти, влиять на некоторые их помыслы и действия тем более. Его персональную странность можно было скорее назвать обостренной и весьма результативной, в силу попадания в цель, интуицией. Она, его особенность, не была с мужчиной постоянно, как изматывающий и вынуждающий с ним ежеминутно считаться дар девушки, а накатывала внезапно — озарением, предупреждая, подсказывая, а иногда и одергивая.

Но, как бы то ни было, они встретились. С подачи ли его всколыхнувшейся интуиции, указавшей на вошедшую в бар девушку, как на удачный случай в жизни. Или возможно с подсказки дара Кэти, ощутившего в громадном чернокожем мужчине нечто такое, что не тревожило и не отпугивало, несмотря на довольно напрягающую в своей угрозе внешность.

Почему между ними не возникло физического влечения при такой эмпатической близости? Кто знает? Возможно потому, что в то время, разбираясь с ворохом новых и не всегда положительных впечатлений, Кэти в принципе не была готова к таким отношениям? А у мужчины в этот момент жизни, как раз все было уже устроено, гладко и по сердцу? Но вот отношения в стиле доброго старого дядюшки и его любимой племянницы, исходя из данных обстоятельств, у них сложились вполне органично.

Глядя издалека на расположение диванчика, становилось понятно, что подразумевается, что на нем будут сидеть двое. Но вот Джо, как всегда, расположился на нем один. Кэти, когда видела, как тот устраивается на мягком, но весьма ограниченном пространстве, всегда хотелось его пожалеть. А разве не заслуживает сочувствия то, когда хозяин заведения вынужден подбирать мебель, сообразуясь с веянием моды, а совсем не с собственными габаритами и запросами?

Мужчина действительно был крупным — метра за два ростом, широк в плечах и увит мышцами. Добавьте к этому брейды до лопаток, привычку в задумчивости сжимать и разжимать кулаки, которые размером чуть меньше его же головы, и славу ужасного и непобедимого Черного Гризли, о которой еще многие помнили. И вот перед вами громила, внимания которого лучше не привлекать и от дела по пустякам не отрывать.

Да, в общем-то, все так и было… но только с виду. Уж Кэтрин знала точно, что под такой устрашающей внешностью скрывается очень разумный, спокойный и мирный по натуре человек. Он был терпелив и мил с женщинами, притом со всеми без исключения, а не только со своими — женой Мадлен, матерью, сестрами, ну, и с ней, приблудной племянницей. Он был внимателен и заботлив с друзьями, даже с теми, общение с которыми можно было считать проблемным. Да он в принципе был терпим ко всем людям без исключения и, что немаловажно, к их слабостям! Хотя и не терял критичности взгляда при общении с ними.

— Привет, Джо. Прохлаждаешься? Оливер опять все бразды правления забрал в свои руки? — спросила, смеясь, девушка, подходя со спины к сидящему мужчине.

Тот обернулся, улыбнулся в ответ и способное устрашить в своей задумчивости лицо, сразу стало симпатичным и приятным:

— Здравствуй-здравствуй, красавица! Ага, сегодня с утра в режиме Наполеона живем. Ты-то, как сама? Как с девочками посидела?

— Да, нормально… — протянула Кэти, опять припомнив тоскливую атмосферу встречи.

— А что так кисло? — поинтересовался Джо, сразу уловив явно не оптимистическую интонацию в ее голосе. — Садись. Рассказывай, что там у вас произошло.

С девочками лично он был едва знаком, будучи просто представленным им во время одного из празднований дня рождения Кэти, которое она организовывала в их с приятелем ресторане. Но вот со слов девушки он знал о них побольше.

А не успела Кэтрин присесть на противоположный диванчик, как из дверей бара вышел официант, неся на подносе высокий бокал с посыпанной шоколадом пышной пенкой. Когда уж Джо успел заказать для нее капучино, было непонятно, но вот рассказывать, что не так было на встрече, теперь придется точно.

Вздохнув и хлебнув кофе, Кэти, как послушная девочка, пересказала «любимому дядюшке» все, о чем они с подругами беседовали за обедом. Единственное о чем она не стала говорить, это о непонятной многолетней влюбленности Энджи в странного не вылезающего из вирта мужчину. Это была не ее тема и не ей поднимать такую в разговоре с незнакомыми подруге людьми.

Впрочем, им и всех остальных тем хватило.

— Вот же, чуть не запугали тебя курицы глупые, а я еще считал по твоим рассказам, что они вполне разумные девицы! Еще эта, как ее — Мелинда! Сама-то, наверное, с детства не то что просто за куполом бывает, а и живет там месяцами. Чей поди, даже лошадку собственную имеет! — возмутился Джо, но тут же одернул себя и извинился за то, что обозвал девушек. Но вот Кэтрин пришлось опять выслушивать, что на диких территориях все вполне прилично и совсем не опасно:

— Ты пойми, — наверное, в сотый раз уже втолковывал он Кэти, — я там был последний раз лет двадцать назад, когда заканчивал карьеру. Ты знаешь, наша элита всегда уважала знаменитостей по разным приемам за собой таскать, да и бои на частных территориях, бывает, устраиваются. И уже тогда там все было вполне приемлемо. Ново, конечно, для городского человека и не всегда приятно, но зато интересно. А вот ужасного там точно ничего нет. Так это когда было! А говорят, что климат с каждым годом улучшается. Так что, лети спокойно. И получи от поездки максимум удовольствия. Кстати, у тебя такси на шесть вызвано? — он глянул на гэдж: — Ага, давай допивай свой кофей и иди уже, а то времени полчаса всего осталось. А насчет Разумовской… — Джо, как споткнулся после этих слов и на несколько минут задумался.

Кэти успела и капучино прикончить, и решить, что он вообще отвлекся и продолжать не будет. Но когда она, отодвинув бокал, стала подниматься с дивана, мужчина ожил:

— Послушай меня, девочка, — Джо перегнулся через стол и взял руку девушки в свои, — я Альберту знаю давно, и она хороший, в общем-то, человек. Но если что-то будет не так, что-то ты почувствуешь, что тебе не понравится… я тебя прошу, все бросай и возвращайся!

— Джо, ты что-то не договариваешь? Вот это я ощущаю! Но как всегда с тобой, точно определить не могу, что именно ты утаиваешь! — вот так с ним всегда — его эмоциональный фон вроде и открытая книга, но как будто лишь поверху ощущается. — Что не так? Говори!

— Да ничего страшного, не пугайся ты так! Просто… сложная она тетка — да, будем считать, что все именно так! Иди уже, а вернешься, вот тогда и поговорим.

Поняв, что большего она от Джо не добьется, притом, что и времени на разговоры уже совсем не осталось, Кэти махнула рукой на все недоговоренности и, послав воздушный поцелуй мужчине, направилась к двери подъезда.