Драфт. Часть первая: build

4 (0)

Маленький, полностью законченный остров состоял практически из одних скалистых образований, и только тонкая полоска пляжа позволит в дальнейшем подступиться к нему с воды. Здесь, в изрытых пещерами горах, Даниель устроил для себя «личное пространство», что-то вроде кабинета. В будущем, в каменных лабиринтах будут скрыты клады, поселены ужасные чудовища, в прибрежных пещерах пираты станут хранить награбленное. А пока в одном из просторных помещений он создал обстановку по своему желанию, где уже скопилось множество вещей, в принципе не нужных ему, но «греющих душу».

Посреди комнаты, заполненной разномастными, присмотренными по локациям и воссозданными предметами, стояло удобное кресло, позволяющее с комфортом расположиться на нем. Что Даниэль и сделал. Сразу же засветился интерфейс, зависший перед ним в воздухе. Тот, который был ему выдан в Храме, он предусмотрительно всегда снимал с головы на входе в свое убежище. Он не был уверен, но подозревал, что через шлем его могут не только отслеживать, но и считывать образы в его голове, а то, чем он здесь занимался, явно не понравилось бы Мастерам и тем, кто стоял за ними в реале.

Даниэль улыбнулся, вспоминая, как будучи еще Младшим Братом, обнаружил паутину инета. В первый раз это, конечно же, получилось случайно.

Однажды, когда кто-то из наставников вдалбливал в него очередные положенные навыки, в собственной ограниченности уверенный, что ученик его плохо понимает, утомленный бесконечными повторениями одного и того же Даниэль, чтоб не раздражаться, слегка прикрыл глаза и расфокусировал взгляд, пытаясь абстрагироваться от ненавистной рожи маячившей перед ним. И тут, сбоку на границе зрения, он уловил красное свечение.

В следующий раз, когда он остался один, выполняя какое-то задание, решил рассмотреть в деталях заинтересовавшее его явление. На паутину, ловчую сеть паука, как назвали структуру передачи данных и общения в вирте еще в те времена, когда не была открыта возможность «входа» в него, свечение было не совсем похоже. Скорее, на бесконечное множество переплетающихся нитей всех оттенков красного цвета — от бледно-оранжевого почти кремового, до насыщенно-бордового. Особо тугие клубки, как он узнал позже, образовывались часто посещаемыми сайтами, блогами, форумами, простыми сетевыми играми.

Сначала Даниэль пытался разглядеть эти нити, то приближаясь глазами чуть не вплотную к ним, то, наоборот, отодвигаясь и приглядываясь к ним боковым зрением. Потом он понял, что «нити» и «клубки» являются чисто визуальным эффектом, а на самом деле это след информационной частицы, движущейся с невообразимой скоростью. Так что, ему пришлось еще потрудиться и подумать, прежде чем догадаться, что он тоже как бы цифровое создание и ему всего лишь стоит «пропустить через себя» такую нить, что бы считать информацию с нее. И, как следствие — понять принцип работы личного интерфейса. Как он тогда догадался создать собственный, а не использовать тот, что выдали в Храме?! Даниэль по сей день не знал, что за наитие на него нашло и не позволило использовать тогда шлем, но до сих пор содрогался при мысли, что бы с ним сделали в том случае, если б открылась его осведомленность.

В первое время он следовал по «подхваченной» чужой нити, познавая неведомый ему реальный мир через чувства и восприятие другой личности. Затем нашел способ выходить в инет сам. Он выбирал интересующее его понятие или предмет, и вбирал в себя всю информацию о нем, а потом уходил в сторону по заинтересовавшей его ссылке, и дальше, и дальше… порой забредая в дебри уже ненужных и бесполезных ему, но таких интересных знаний.

Но на протяжении многих «лет», которые он потратил на изыскания, Даниэль так и не нашел даже краешка направляющей мысли, не ухватил ни разу того главного знания, которое его интересовало — кто или что он сам за перс такой, где существовал изначально, перед тем как его преобразовали.

Спустя отведенное для работы в Мире Пиратов время он перенесся в Игру, за которую отвечал, и которая числилась у него второй в плане мероприятий на эту рабочую смену. Но на самом деле, для него это был первый Мир и самый важный! Здесь находилось единственное в игровом пространстве существо, к которому он был привязан и к которому стремился.

Конечной точкой переноса, когда он отправлялся в домен Селин, всегда были красивые ажурной ковки ворота, обозначающие границу личных владений Принцессы. Переступить ее без разрешения не мог ни один Игрок, нянчивший свои амбиции в этом игровом пространстве. Конкретно эта территория не подлежала ни завоеванию, ни мирному освоению.

Пройдя через ворота, и привычно «скинув» с себя доспех и крылья, Даниель направился в замок. По этой дороге, пролегающей через сады, он всегда ходил пешком, как обыкновенный Игрок. Да и другие свои способности старался проявлять как можно реже на этих «землях», чтоб не пугать людей из маленькой свиты Принцессы. Сейчас, конечно, они привыкли к нему, но сначала, «три года» назад, его приняли довольно настороженно и с опаской. И он это помнил.

Большая часть населения замка и его окрестностей была, как и везде в игровом пространстве, ботами. Но шесть человек, составляющих непосредственное окружение Принцессы, были, как и она, людьми в «теле» аватара.

В свое время, когда их биологические тела, изношенные болезнью или исковерканные в катастрофе, неподдающиеся лечению и восстановлению, не могли больше удерживать их души, этим людям было сделано предложение — возможность жить, но уже в другом Мире. Кто-то тогда отказался, не желая существовать «вдалеке» от близких ему людей, но те, кто по каким-то причинам не имел сильных привязанностей в той реальности или просто оказался более прагматичным, чем отказавшиеся, приняли предложение.

Три женщины — экономка, дама среднего возраста, на которой лежали обязанности «по хозяйству» в замке, и две молодые девушки, фрейлины Принцессы. Мужчины — мажордом, начальник охраны и менестрель.

Но должности эти давно стали условными — так долго они жили все вместе. С течением времени между собой у них образовались пары, и сколько романтического в их отношениях было, а сколько привычки и здравого смысла, не мог бы сказать никто. Но теперь они существовали одной семьей, как люди вынужденные долгое время жить вместе в ограниченном пространстве, в котором, в принципе, нечего делить. Разница в возрасте, которая была у них в реальной жизни, и та давно уже стала относительной, выражаясь только во внешнем виде их аватаров. Насколько Даниэль был осведомлен, вся эта маленькая компания существовала в игровом мире уже порядка двухсот лет по реальному летоисчислению, а по «местному» и того больше. Еще со времен Кубов.

Он не знал, кем была в реале сама Принцесса, кого оставила там и как оказалась здесь, но, что эти люди являются ее близкими, ее семьей на данный момент и очень дороги ей, он знал точно. Поэтому Даниэль весьма трепетно относился к их мироощущению, и старался не демонстрировать без нужды свое превосходство.

Подъездная каштановая аллея, по которой он шел, выводила к каменному мосту через канал, который омывал подножье замка. Само строение было выдержано в старофранцузском стиле и, в общем-то, казалось небольшим, по сравнению с теми громадинами, которые наворотили некоторые Игроки в соответствии со своим представлением о величии. Не вполне симметричное смешение квадратных и круглых башен с коническими высокими крышами, большое количество флюгеров и каминных труб придавало ему вид сказочного замка. Его, местами каменная, местами кирпичная кладка, выгодно смотрелась на фоне высоких покрытых темно-зеленой растительностью гор, на склонах которых были видны черепичные крыши деревушки инебольшие водопады горной реки. Весь пейзаж в целом, конечно, выглядел не совсем по-французски, но был очень живописен.

Когда Даниэль переходил горбатый мостик, который вел в парадный двор, высокие створки дверей замка распахнулись, и в их проеме он увидел Петронеллу. Экономка Принцессы была высокой, статной, слегка дородной дамой, внешне лет сорока. При нем она всегда держалась с чувством собственного достоинства. Даниэль, видя ее, иногда задумывался, почему она за столько лет и неоднократное усовершенствование аватара не просила изменений для его внешнего вида, моложавости там, стройности. Даже если это был ее реальный облик, и изначальный договор требовал его сохранения для образа экономки, то ведь столько времени прошло…

Но мысли о внешности Петронеллы тут же вылетели у него из головы, когда он понял, что что-то случилось. Экономка, не придержав даже дверь, бросилась к нему бегом. Сегодня ни о какой величавости и собственном достоинстве и речи не шло, она бежала, подобрав высоко юбки и грузно переваливаясь.

— Господин Даниэль! Господин Даниэль! Господи, наконец-то вы пришли! — голосила она, и громкие крики гулко отдавались от каменной кладки стен замка и мощеного дворика, пугая его еще сильнее, чем непривычное поведение женщины.

В панике от всего этого и от мысли:

«— Что такого могло произойти, если в этом Мире в принципе ничего не может случиться?!» — Даниэль забыл собственные правила и перенесся к Петронелле.

— Что происходит?

Экономка, вцепившись в его руку, потащила к входу в замок и, всхлипывая, запричитала, даже не обратив внимания на его способ передвижения:

— Это Сэлли! Наша девочка! Это у нее что-то происходит! А мы не знаем… третий день уже… заперлась у себя в комнате и никого не пускает! Плачет… все время… Джером говорит, что если вы или господин Ксандер вскорости не придете, то он будет дверь ломать!

— Ясно! — сказал Даниэль, хотя понятней ситуация для него не стала, а сбивчивый рассказ Петры только внес дополнительный сумбур в его и так напугано мечущиеся мысли.

Зная теперь, где находится Принцесса он, не слушая больше невразумительных причитаний экономки, перенесся в покои на второй этаж замка.

Все «семейство», конечно же, было в холле перед дверью в спальню Селины.

Манфред, мажордом, мужчина средних лет, осанистый и гордый, который обычно встречал Даниэля в дверях с надменным видом, по его же собственному мнению соответствовавшим исполняемой должности, теперь, понурив голову, сидел в кресле, безвольно уронив руки на колени. Две девушки были у двери в покои Принцессы. Светленькая Мари всхлипывала и нервно теребила в руках носовой платок. А черноволосая Аманда, более решительная из них двоих, приложив ухо к двери, рукой потихоньку скреблась в нее и приговаривала:

— Сэлл, открой, ну открой дверь! — а подождав чуть-чуть и не услышав ответа, тянула снова: — Сэлл, пожалуйста, открой!

Ее пара, Джером, тот самый, что грозился сломать дверь, стоял тут же, а от его обычного вида бравого офицера не осталось и следа — усы повисли, в глазах недоуменная растерянность человека, который впервые не может справиться с создавшейся ситуацией. Тибо, менестрель с внешностью семнадцатилетнего мальчика, сидел прямо на полу посреди холла, лицом к закрытой двери и спиной к возникшему в противоположном проеме Даниэлю. Но, даже не видя его хорошенькой мордашки, можно было догадаться, что всеобщее напряженно-тоскливое настроение распространяется и на него, и ожидать на той мордахе обычной открытой улыбки не приходиться.

Только успел Даниэль разглядеть всех участников этой горестной компании, как его заметили. И все разом заговорили, заплакали, запричитали, взывая к нему. Сразу и не понять, кто и что из них делал и говорил — такая сумятица поднялась в холле! И только когда в комнату вбежала запыхавшаяся после подъема по лестнице Петронелла, все стали понемногу успокаиваться. «Всеобщая мама» одной рукой приложила голову нежной Мари к своей объемной груди, другой, успокаивающе погладила по щеке Аманду. Мужчин она, кого по руке потрепала, кому обнадеживающе кивнула. Мягко приструнив разволновавшееся «семейство», тихо сказала Даниэлю:

— Идите к ней господин. Может хоть с вами она поговорит.

Кивнув, он подошел к двери и постучал:

— Селина, это я, Даниэль, — чуть подождав, добавил: — я захожу, — и больше не ожидая ответа, прошел сквозь двери.

Его Принцесса, да, в этой комнате он мог позволить себе так о ней думать, лежала в постели, завернувшись в покрывало. Все, что увидел Даниэль среди разворошенных простыней и подушек — это несколько прядей темных волос и лоскут какого-то яркого одеяния. Подойдя к кровати, он молча присел на край. Из беспорядочного вороха шелка и кружев послышались всхлипы. Также, не произнося ни слова, он потянулся и погладил обтянутое блестящим атласом, и от этого казавшееся еще более острым и худеньким в своей беззащитности, плечико, ожидая, что она сама обратиться к нему, когда будет готова.

Так и случилось спустя несколько «минут». Порывисто поднявшись с кровати и безуспешно попытавшись пригладить взъерошенные волосы, Селина уселась перед ним. Причем так близко, что растрепанные пряди коснулись его лица. Заглянув в синие глаза, которые оказались прямо перед его, Даниэль увидел там злость. Море злости! Но как-то сразу он понял, что она направлена не на него. А еще злость была приправлена тоской и разочарованием, а вот им был нужен он — его понимание и забота.

— Ты знал, кто я для него? — спросила Селина, и во взгляде ее теперь нервно запульсировало напряженное ожидание.

— Для кого? Кого ты имеешь в виду? — заданный ему Сэл вопрос, не только не приблизил Даниэля к пониманию сложившейся ситуации, но и еще больше озадачил его.

— Вашего драгоценного Мастера — Создателя! — злость и напряжение девушки видимо были так сильны, что последнюю фразу она просто с силой пропихнула сквозь стиснутые зубы.

— Нет, не знаю, — как можно спокойнее произнес Даниэль, пытаясь хотя бы своим тоном немного притушить ее раздражение. — Никто в Храме, ни Создатель, ни Наставники не посчитали нужным меня просветить, когда отправляли сюда в первый раз. Мне объяснили обязанности и все. Главной моей задачей является твое благополучие. А заодно, я несу ответственность и за весь домен. Ты же знаешь. И ты так же помнишь, я надеюсь, что сама мне ничего не рассказывала о своей жизни, ни в реале, ни о первых годах здесь, а я не спрашивал.

— Почему? Тебе все равно, что было со мной? Я потому и не рассказывала, что ты не спрашивал, — с этими словами злость ушла и из ее глаз, и из голоса, теперь в них отражалась только тоска.

— Нет, что ты! — постарался успокоить ее Даниэль, боясь этой тоски больше, чем гнева. — Сначала, в первое время, это было недопустимо — ты была Принцессой, которой прислали новую прислугу…

— Неправда! Я никогда не относилась к тебе, как к слуге! — не дала ему закончить фразу Сэлл.

— Согласен, — улыбнулся в ответ Даниэль, радуясь уже тому, что она так ярко отреагировала на что-то еще помимо своего, так до сих пор и неизвестного ему несчастья. — Но суть ситуации была именно такой, и расспрашивать тебя, о чем либо, мне было не по рангу. А потом, когда мы ближе познакомились, и наши отношения приобрели другой, более доверительный характер, я не спрашивал потому, что не хотел тебя расстраивать, лишний раз беспокоить, а может быть и ранить. Я же не знал, да и сейчас не знаю, что было, и какие воспоминания это бы за собой повлекло. А ты, еще раз напоминаю, сама на эту тему не заговаривала.

— Да. Понимаю. Прости. Просто это так давно не является моей жизнью… я «годами» не вспоминаю о том времени. Это и понятно. Там, в реале, мое время ограничилось двадцатью годами, а в этом мире я живу уже более ста пятидесяти! И это по реальному времяисчислению. А здешнее его течение воспринимается гораздо объемней, ты знаешь…

Произнесены эти слова были уже и не гневным, и даже не жалостливым тоном, а каким-то отстраненным, как будто девушка, проговаривая их по инерции, думала уже совсем о другом.

Как оказалось, так оно и было — задумчиво помолчав пару «минут», Селена резким стремительным движением поднялась и, глядя на него теперь сверху вниз, произнесла совершенно неожидаемую по смыслу фразу:

— Он мой отец. В смысле, настоящий биологический отец.

4 (1)

Даниэль замер, в голове в одно мгновение все смешалась в какую-то кашу. В следующую «секунду» его посетила нелепейшая мысль — как, интересно, со стороны в этот момент выглядит его лицо, созданное в лучших традициях мужественной красоты, с выпученными глазами и открытым ртом… и не смог.

Сэлл, в своем нервозно-напряженном настроении, вообще не заметила его состояния, и даже не хихикнув ни разу, что не преминула бы сделать в обычное время, глядя на подобное выражение его лица, ждала более осмысленной реакции на свои слова:

— Ну?! Дэн, ты вообще понимаешь, о чем я говорю? — совершенно точно определила она его состояние.

— Сэлли, я, конечно, всегда знал, что ты ему очень дорога. Но вот почему? Все это… биологическое по своей сути, настолько далеко от меня и чуждо для моего восприятия, что я даже не задумывался никогда на подобные темы. И я, конечно, знаю, кто такой отец… но теоретическое знание и осознание с привязкой к конкретному объекту… понимаешь ли, это разные вещи, заставляющие сознание немного… мда, подвиснуть.

— Ясно все с тобой, — сказала Селина.

В ожидании пока он придет в себя, она, сложив на груди руки, стала расхаживать по комнате. И вид при этом девушка имела довольно задумчивый. А размеренное и сосредоточенное хождение по кругу создавало впечатление, будто этот процесс в чем-то мог помочь ее раздумьям.

— До-оро-ога-а! — остановившись, вдруг протянула она, видимо передразнивая начало фразы, сказанной Даниэлем. — Я тоже привыкла думать, что дорога ему, но, как говориться, все течет, все меняется, и со временем даже отцовские чувства претерпевают изменения. Я расскажу тебе, как все было. Все, с самого начала. Может, тогда ты поймешь смысл моей злости и моего разочарования. Слушай, — судорожно и глубоко вздохнув-выдохнув, как будто приготовилась нырнуть в холодную воду, Селина начала свой рассказ:

— Ну…начну я пожалуй со своего отца, чтоб ты понял каким он был человеком там, в реале, до того как стал всемогущим Мастером-Создателем этого Мира. У меня есть подозрение, что по настоящему он в жизни любил только себя, а все остальные чувства, которые он испытывал, и которые принято называть любовью, к женщине там, к ребенку, были обусловлены всего лишь элементарными инстинктами и его желаниями. К этому мнению я пришла после долгих раздумий и сопоставлений известных мне фактов из его жизни. Он всегда был немного… странным, погруженным в себя человеком. Нянчился с каждой свой идеей, даже в ущерб отношениям с близкими людьми и важным повседневным делам. И он всегда добивался своего, даже там, где, казалось бы, достижение поставленной задачи в принципе было невозможно! Я думаю, он обладает… ну, гипнозом, что ли, умением внушать людям свои мысли, навязывать свою волю. Вот, например, моя мать. Она была потрясающе красива. Говорят, я на нее немного похожа, глаза там, нос, овал лица. Но не волосы… вместо моих, темно-русых, представь золотые локоны, — Сэл усмехнулась и как бы про себя очень тихо произнесла:

— Вот только их, эти ее золотые волосы я и помню… — затем, чуть помолчав, продолжила уже обычным голосом:

— К тому же она была из очень состоятельной семьи с верхнего уровня, а отец в те времена жил на нижнем. Где уж они умудрились встретиться, я не знаю. Но, ты пойми главное — все, что произошло потом с ними, в реале практически невозможно! — Селина всплеснула руками и снова начала свое движение по кругу, видимо, пытаясь успокоится и, подбирая слова для дальнейшего рассказа.

— Да, это невозможно, что бы красавица из высшего общества, к тому же я знаю, что она была не милой и доброй, а взбалмошной и капризной, ушла из семьи к не очень-то привлекательному внешне мужчине с нижнего уровня! Но вопреки всем законам общественного мнения, и даже здравого смысла, он ее заполучил. Вот! Это первая странность в жизни отца. Следующая странность — в его стремительной карьере. Ты, наверное, не знаешь, но люди десятилетия своей жизни кладут, что бы чего-то добиться. И только самые талантливые из них, самые трудолюбивые, самые упорные в результате могут позволить себе переселиться на более высокий уровень. На один! А вот мой папаша всего за два года умудрился перебраться с низа на самый верх! При этом, будучи совершенно никому не известным программистом, он за такое краткое время стал ведущим специалистом одной из крупных корпораций, которая производила летательные аппараты — аэромобы там, межгородские лайнеры, что-то космическое. Ну, и третья странность. После такого невероятного взлета, добившись всего, чего только можно добиться в жизни, он все бросает. Скучно ему стало, что ли? И ставит перед собой, казалось бы, совсем невыполнимую задачу. Но и ее он выполняет. До его открытия, все общение, сбор, хранение информации в инете шло через комп, то есть через посредника, а отец нашел возможность выводить сознание напрямую в вирт, притом полностью сохраняя личность входящего, — немного помолчав, Сэл добавила:

— Да, могу еще назвать одну странность, правда, по сравнению с предыдущей гениальной, эта кажется незначительной, но мы, в какой бы дыре не жили, никогда особо не нуждались в деньгах. Хотя отец, как уволился из судостроительной корпорации, нигде больше не работал. Ну, все, хватит о нем. Теперь о моем коротком пребывании в той жизни, — и, посмотрев на Даниэля, как будто пытаясь понять все ли ему ясно из рассказанного ею, продолжила дальше:

— Родилась я на одной из улиц среднего уровня, но это время почти не помню. Мои первые более-менее осмысленные воспоминания начинаются лет с четырех, а тогда уже мы жили на самом верху. Помню просторные комнаты, по которым я бегала, с большим количеством мягкой мебели. Уж не знаю, конечно, сколько ее там было на самом деле, но пружинистую поверхность, чтобы попрыгать, я находила везде. Родителей в той обстановке я почти и не запомнила. Отец редко бывал дома, он тогда, как раз, работал на корпорацию. Мама… ее тоже не было рядом, занятие, которому предавалась она, называлось — светской жизнью. Что это такое и, чем она занималась конкретно, я так и не поняла. Но почти все свое время я проводила с няней и ждала родителей, редкое общение с которыми всегда превращалось в праздник — много игрушек и сладостей. Но эта наша жизнь длилась не долго. Уже к моим семи годам мы с отцом оказались одни, мама нас бросила после того, как папа оставил престижную и хорошо оплачиваемую работу ради собственного проекта. И не было ни скандалов, ни шумного выяснения отношений — он ее просто отпустил, она тогда уже стала ему не интересна. У него на тот момент были совсем другие приоритеты.

В результате мы оказались на нижнем уровне, в убогой квартирке в одну комнату, где он отгородил куском пластика угол для меня. С того времени я фактически была предоставлена сама себе. Нет, конечно, отец меня по-своему любил и заботился обо мне. Пока я была маленькая, он даже выкраивал минут пятнадцать, перед тем как уложить меня спать, что бы почитать книжку или посмотреть мультики вместе, а потом обязательно целовал в лоб или щеку. И даже баловал иногда, покупая сладости или какие-нибудь приятные мелочи.

Но я росла, а он все больше погружался в свои дела, и со временем наши короткие посиделки перед сном прекратились. Отец все чаще, проверив с утра наличие еды в холодильнике и быстренько решив насущные проблемы, забивался в свою часть комнаты к компу и больше не обращал внимания ни на что. Я уходила в школу, приходила обратно, отправлялась гулять, ела, читала, ложилась спать — он не обращал внимания. До сих пор помню его пустой взгляд, если я не успевала решить с утра какие-то возникшие у меня проблемы, вклинившись где-то между счетами на воду и набором заказа еды в супермаркете, а обращалась к нему в течение дня! «— А? Что?» — все, что я слышала от него, притом сопровождалось это хлопаньем глаз, будто только что проснувшегося или тяжелобольного человека, — на этих словах Селина всхлипнула и порывисто провела ладонями по щекам, вытирая пробежавшие слезы.

Видимо утверждение, что все эти события происходили давно и уже не очень-то ее волнуют, было не совсем верным. Но пересилив себя, она продолжила свой рассказ:

— Мне еще повезло. Моя компания на улице, в которую я попала, когда мы переехали, состояла из ребят, мечтающих вырваться с нижнего уровня. И мы, по крайней мере, неплохо учились. У нас не принято было грубо выражаться и увлекаться выпивкой или наркотой, как в других уличных компаниях. Где-то в это время… нет, чуть раньше, в нашем доме стали появляться папины друзья. Я помню их лет с десяти. Сначала они мне жутко мешали. Я, к тому моменту, уже не была маленьким ребенком, и в наличии имелся полный комплект качеств положенным мировоззрению подростка — мнительность, раздражительность, комплексы неполноценности. И два чужих мужика, которые прижились в нашей единственной комнате, меня, естественно, просто бесили. Мне неловко было ходить мимо них в туалетный отсек, зная, что мое журчание будет слышно. Спать ложилась в самой закрытой пижаме, страшась, что когда усну, высуну из-под одеяла голые руки или ноги. Да даже переодеваясь, мостилась так, чтоб меня точно не было видно из-за пластиковой перегородки, и залезала на стол, который стоял в самом углу моего закутка! — после этих слов девушка невесело рассмеялась.

— Впрочем, со временем я привыкла к ним, причем настолько, что перестала обращать на них какое-либо внимание, тем более что и вели они себя так же, как и отец. Просто стала воспринимать их — как три приставки к компу. Один из них, правда, симпатичный такой был, подвижный, всегда возился с какими-то детальками, кажется, его звали Эндрю. Он, видимо, жалел меня. Я слышала несколько раз, как он потихоньку выговаривает отцу, что тот не интересуется моей учебой. Да, еще когда я была помладше, он роботов движущихся из всего подряд для меня собирал. Второго, Джеда, я, пока не перестала обращать на них внимание, боялась, хотя ничего плохого он мне не делал, и даже не разговаривал толком со мной. Но у него были настолько жуткие черные глаза, а их взгляд холодный и колючий, что они даже снились мне в кошмарах. Да и лицо у него было… — Селина подняла ладони и резко поводила ими вдоль своих щек и лба, пытаясь, видимо, показать каким оно было:

— Как будто рубленое — резкими углами. А сам он был очень крупный, хоть ростом и не выше отца, но такой… квадратный, с толстой шеей, с мощными плечами. Этот Джед бывал у нас чуть реже того первого, иногда приходил с синяками и ссадинами. За компом сидел мало, чаще к нему что-то прикрепляли, какие-то пластины и проводки. И в своем полудетском воображении его чертами я наделяла монстра Франкенштейна, про которого тогда читала, — глубоко вздохнув, и как бы переключившись с одной мысли на другую, девушка продолжила:

— Вот таким было мое детство, а в восемнадцать я влюбилась. На тот момент я окончила школу, и поступила в экстернат универа, собственно, как и вся наша компания. Мы были воодушевлены первыми успехами во «взрослой» жизни, строили планы. Вот в такое радостное для нас время к нам в компанию попал новенький мальчик. И живя на позитиве тех дней я, конечно же, не могла в него не влюбиться. Не буду рассказывать тебе подробно о дальнейших двух годах, скажу только, что возлюбленный мой, — Сэлл досадливо усмехнулась, — оказался полным уродом! Но это я сейчас так говорю, а тогда просто… умирала изо дня в день, мучаясь сначала, от горячей любви к нему, затем от ревности, а потом от злости и разочарования. Я до сих пор не могу понять, как человек говорящий о любви, может так поступать! — при этих словах в голос девушки опять вернулась злость.

— За то время, что мы были вместе, он трахнул, наверное, каждую девчонку, которая ему не отказала, и в нашей компании и со стороны. А я, дурочка, изводила себя придирками, что это во мне что-то не так, что это я делаю что-то неправильно… — злость в тоне опять преобразилась в грусть, видно в воспоминаниях Сэлл сейчас жалела ту себя — молоденькую, глупую и беззаветно влюбленную.

— И вот, настал тот злосчастный день, когда он заявил мне, что устал от моих истерик и ревности и, что он бросает меня. Он, видишь ли, встретил другую, более ласковую и, конечно же, более красивую. После его ухода я почувствовала сначала слабость, потом головокружение и боль в левом плече от которой онемела рука. Я решила, что просто перенервничала и легла в постель. И вот именно с того момента я уже помню дальнейшее плохо — звуки пробивались, как сквозь вату, зрение стало расплывчатым, а сознание медлительным. Обнаружил тогда меня Эндрю. Это я, в общем-то, помню. Но вот когда прилетела скорая, и как меня забирали в больницу — уже нет. Следующее воспоминание — это уже ночь там… последняя в реале. Как отец плачет и просит прощения, гладит и целует мне руки. А у меня не было сил ответить ему, успокоить. Я не понимала тогда, почему он винит себя. Затем опять провал и уже Джед несет меня на руках аккуратно и бережно, а я, в своем бредовом состоянии, все не могу вспомнить, почему в детстве так его боялась. А потом, наша комната. Перед глазами только потолок, видимо от слабости я даже не могла повернуть голову. Меня положили прямо на пол, и я увидела склоненные ко мне озабоченные лица отца и его приятелей. Они спешно, порой неловко переругиваясь, стали прикреплять ко мне те пластинки с проводами, которые раньше крепили к Джеду. К голове, к рукам, к ногам, по всему телу, в общем. Очнулась я в красивой комнате на кровати. Но все вокруг было каким-то ненастоящим, нарисованным, что ли — плоским. Да и я сама была такая же — вся в профиль и передвигающаяся как краб — бочком, — под эти слова Селина рассмеялась и попыталась изобразить, какими чудными были ее движения.

— Правда, после болезненного измененного сознания, я и тут — этой окружающей меня неправильности, испугаться сильно не успела, а потом появился отец и все мне объяснил. У меня, оказывается, с рождения, что-то было не так с сердцем, но никто об этом даже не подозревал. Я росла, в общем-то, здоровым ребенком, а проводить, как казалось ненужное обследование — кто же будет? А когда стресс из-за урода спровоцировал приступ и все выявилось, сделать уже ничего было нельзя — врачи могли гарантировать считанные часы для меня, а потом только полную неопределенность, весьма зависимую от любой случайности. Тогда отец, не желая полагаться на такой неуверенный случай, вычистил Куб от первой созданной им на тот момент игры, «нарисовал» моего аватара и перенес меня в него. Вот так я появилась здесь. И все время, почти двести лет, отец твердил, что он что-нибудь придумает и вытащит меня в реальный мир. Сама я, уже вполне привыкла к здешней жизни, и если бы не он со своими уверениями, может быть, давно оставила бы мысли о возвращении туда.

А лет пятьдесят назад, случилось такое… он вдруг, стал приходить ко мне почти каждый день, озабоченный, возбужденный. И все говорил, говорил, что скоро я опять буду с ним, всего-то и нужно несколько лет подождать. А пока шли эти несколько лет… как-то так стало получаться… что речи его о моем возвращении становились все более обтекаемыми и размытыми, а сроки перехода принялись меняться и отодвигаться. А потом и вовсе отец начал избегать разговоров на эту тему, посещения его случались все реже и реже… пока три года назад он не прислал тебя. Теперь отец появляется здесь от силы раза два в год.

— Из-за этого ты так расстроилась? Скучаешь по отцу? — спросил Даниэль, когда Селина остановила свой рассказ, а заодно и нервную ходьбу, казалось, по протоптанной уже на ковре дорожке.

— Да нет. Я по нему, конечно, скучаю, но за последние годы мы сильно отдалилисьдруг от друга. Тем более что теперь у меня есть ты. Да и та компания, — она, улыбнувшись, кивнула головой на дверь, — давно уже мне ближе него и родней. Вы моя семья. Так что нет, по отцу я давно так отчаянно не скучаю, чтоб три дня реветь из-за разлуки с ним. Но вот из-за того, что он сделал, я, боюсь, могу растерять и оставшиеся чувства к нему. Дэн, ты помнишь, какой подарок сделал мне месяц назад? — вдруг неожиданно перескочила Селина на другую тему.

— Ты говоришь о доступе в инет? — не понимая, к чему она клонит, вопросом на вопрос ответил Даниэль.

— Именно. У меня были постоянно пополняющиеся подборки фильмов и музыки, целые циклы разных программ, но инета, при всем этом, не было. Мне всегда говорили, что линия доступа в действующей Игре — это невозможно. Сломается, рухнет, заглючит и все такое! А потом появляешься ты и оказывается, что все можно, доступно, и никаких проблем. А раз так, то мне стало ясно, что от меня, видимо, что-то скрывают. Я тогда смолчала, не стала об этом говорить тебе, и просто приняла подарок. Дэн, не смотри на меня так! Знаю, не хорошо поступила, каюсь, больше не буду… — Селина, виновато улыбнувшись, опустила глаза.

Было ли Даниэлю обидно, что им так воспользовались? Немного — да. Но вот его представление о Селине, как о птичке в золотой клетке, которое появилось у него с первой их встречи, почему-то теперь еще больше добавило смысла подобному его видению жизни девушки. Меж тем, она продолжала свой рассказ:

— Но, похоже, я была права, а подобный обман был моей единственной возможностью узнать правду. Я начала познавать тот мир вновь. Кстати, он почти не изменился за время моего отсутствия — те же ценности у людей, те же взгляды на жизнь. Но к главной, интересующей меня теме я подошла только дня три назад. Как-то страшновато было. И вот, я собираю свою волю в кулак, отодвигаю страх и набираю в поисковой строке свое имя: «Селина о′Грэди», и знаешь, что он мне выдает? «Селина о′ Грэди — светская львица, была на приеме в честь… кого-то там, со своим кузеном Алексом, и произвела фурор, как обычно, своими нарядом и драгоценностями». Я, обалдевшая такая, полезла смотреть голофото и съемки с мероприятия. И, что ты думаешь, я там увидела?! Мой папаша под ручку… с моей точной копией! — всплеснув руками и остановившись прямо перед Даниэлем, воскликнула Селина.

— Подожди, может быть, какие-то ваши родственники. Я читал, что при близком родстве люди могут быть похожи…

Прервав Дэна на полуслове, Сэлл воскликнула:

— У нас не было близких родственников! Ты не дослушал меня. Я полезла копаться по инету и нашла ее биографию, и много чего еще. Ей всего сорок три, и она действительно дочь моего отца, а сам он… как оказывается, умер уже около двадцати лет назад! А этот Алекс, якобы племянник папаши, теперь глава компании и ведет все дела. Но, я повторяю, у отца не было никаких близких родственников, а этот Алекс слишком на него похож, чтобы быть даже племянником. И потом, отец ведь постоянно, пусть реже в последние годы, но приходит сюда. Я бы поняла, если бы его аватаром воспользовался чужой мне человек! — доказывая ему то, с чем, в общем-то, он и не спорил, девушка опять заметно разозлилась.

— Я долго думала… даже в какой-то момент допустила мысль о клонировании, но оно по-прежнему строжайше запрещено законом. В результате, вот что пришло мне в голову. Может сложно очень, но это единственное, что все объясняет. Я так понимаю, отец каким-то малоизвестным и малодоступным образом омолодился и устроил «свою кончину», выступая теперь в образе собственного племянника. И эта Лина… ее, кстати, так везде называют, что она такое? Возможно… его дочь от какой-то случайной женщины, чей облик с помощью новых медицинских технологий изменили, достигнув абсолютного сходства с моим? Момент ее рождения примерно совпадает с той повышенной активностью отца по поводу моего возвращения в реальный мир. Он, видимо, хотел нас подменить, но привязался к ней маленькой и не смог сделать задуманное. Я проверила, кстати, росла она, как обычный ребенок. Упоминания о ней, как о любимой маленькой принцессе великого создателя игр, начинаются где-то с ее пятилетнего возраста. Возраст, кстати, близкий к тому, когда мы с папой остались одни, и он вынужден был прочувствовать свое отцовство, — сказав это, Сэл присела рядом с Даниелем на кровать, безвольно опустила руки и снова заплакала.

— А когда я его позвала, впервые за долгие годы позвала сама, и все ему выложила — он просто виновато промолчал. И ни словечка мне так и не сказав, ушел… Да, про меня — настоящую, кстати, тоже упоминается, но вскользь — была и померла, все, — уже тихо, без эмоций, закончила она.

4 (2)

Даниель привлек девушку к себе. Он плохо понимал суть отношений отца и дочери именно с биологической точки зрения, но вся эта история отдавала предательством между близкими людьми. Между теми, кто многие годы строил свои отношения на безоговорочном доверии и, как казалось, понимании. А вот это он мог понять, и причину ее боли, ее разочарования. В порыве защитить девушку от всех бед, он прижимал Сэлли к себе и гладил ее мягкими, спокойными движениями, чувствуя, как под его руками, спина девушки расслабляется. Ее всхлипы стали реже, а на его влажной от слез шее щекотным движением затрепетали ресницы. Успокоение Сэлл стало передаваться и ему.

Но вдруг, одна фраза из ее рассказа, крутившегося у Даниэля в голове, зацепила его сознание каким-то углом. Уловив смысл сказанного, он похолодел.

— Сэлли, ты сказала Создателю Ксандеру, что у тебя теперь есть инет? Мне же запретят здесь появляться, — тихо, чтоб не выдать голосом свою панику, сказал он.

Селина резко отпрянула от него. В ее широко распахнутых глазах отразились растерянность и страх. Через мгновение они сузились от злости:

— Но ты же сегодня здесь?! И дальше не посмеет! Он не решиться лишить меня того, чего я хочу больше всего! А я хочу тебя в моей жизни! — жестко сказала она и, помолчав, обдумывая что-то, добавила: — Из всего произошедшего, из того, что узнала о его жизни в реале, я сделала один вывод — главная движущая сила в поступках моего отца, это чувство вины! Да, больно это осознавать, но отцовской любви там, видимо, было не много. С самого начала им руководило чувство вины. Он и этой Лине нормальной жизни не дал, испортил, избаловал из тех же побуждений. Ты знаешь, у нее ужасная репутация! Настолько, что в прессе о ней говорят только с насмешкой, выпячивая недостатки. С пятнадцати лет она славиться безобразными выходками и скандалами: драками с журналистами и пьяными дебошами в клубах, ей приписывают множество краткосрочных романов со многими мало-мальски известными мужчинами, и она поднимает руку на прислуживающих ей людей. Он дал ей все, что, по его мнению, недодал мне в том мире, но, видимо, опять забыл самое главное — любовь, ежедневное внимание и родительскую теплоту, — выкладывая Даниэлю свои рассуждения, Селина говорила теперь спокойно и даже как-то отстраненно. — А, самое главное, что убило меня во всей этой истории, не то, что кто-то там живет за меня моей жизнью, она у меня давно уже не там, а вся эта куча лжи и умалчивания! И его чувство вины вместо отцовской любви и заботы, которых и не было, а я так ими дорожила! — проговорила она, улыбаясь и одновременно поджимая губы, видимо, стараясь не заплакать снова.

— Сэлл, раз уж мы сегодня разговариваем столь откровенно, на такие болезненные для тебя темы, что даже все тайны прошлого открылись, позволь мне уточнить еще раз… — пока Даниэль подбирал слова, которые бы меньше ранили девушку, сама Селина, не выдержав паузы, порывисто воскликнула:

— Говори уже, как есть!

И он решился:

— Ты уверена, что все-таки не утрата надежды попасть в ту реальность и занять положенное тебе место рядом с отцом, так тебя расстроило? Ты столько лет жила в ожидании оказаться там. Ты пойми, мне очень важно знать, что ты действительно не чувствуешь своей ущемленности находясь здесь. Для меня такой альтернативы и не было никогда, а если бы была? Я не знаю, что бы я чувствовал…

И теперь уже в его глазах отразилась тоска и напряженное ожидание, и уже Селина привлекла его к себе, обнимая и нежно поглаживая по щеке, успокаивая:

— Милый! Милый, любимый мой Даниэль! Я действительно не хочу там находиться. Моя жизнь здесь с тобой и моими близкими. А все остальное, что имеет… моя сестра, давно уже есть у меня. И папаше нашему, кстати, это не стоило ни копейки! Прекрасный замок, в котором я живу сейчас, собственные покои во всех лучших гостиницах курортных Миров, драгоценности, дизайнерские наряды… у меня даже есть преимущество! Мое тело-аватар не болеет и не стареет, но усовершенствовано настолько, что в восприятии ощущений оно подобно тому, биологическому, — но видя, что Даниэль по-прежнему расстроен, Селина решила поменять тему разговора и перевести все внимание на него:

— Дэн, вот скажи мне честно и ты! Почему говоря, что любишь меня, ты никогда при этом не делаешь первый шаг в мою сторону? Когда мы целуемся, а тебе это нравится — я знаю, ты отстраняешься всегда первым. Боишься моего отца? Ведь в эмоциональном плане мы очень близки уже давно, но дальше наши отношения не развиваются! — начав говорить, Сэлл хотела, всего лишь отвлечь Даниэля от мрачных раздумий, но быстро осознала, что эта тема весьма болезненная и для нее.

— Сэлли, я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать мне! Почему я должен бояться Создателя Ксандера? Куда наши отношения должны развиваться? Я не понимаю! Ты для меня самое ценное, что есть в моем существовании. Этот Мир был пуст и холоден до нашего знакомства. Мне было все равно на паузе я или в Игре. Мне было все равно, наступит ли следующий день, потому что каждый из них был похож на предыдущий, и не нес ничего хорошего… да и плохого тоже. Ничего! Ровно, бесцветно, никак! — уловка со сменой темы разговора помогла — Даниэль, отодвинув свой горестно-расстроенный тон, отреагировал весьма эмоционально:

— А ты, понимаешь, как это было? Живя в безветренном сумраке увидеть свет и почувствовать дуновение свежего бриза? Живя годами среди созданий, которых ты не хочешь ни видеть, ни слышать, к которым ты равнодушен, а некоторых, вообще, ненавидишь? Чтобы хоть чем-то заполнить свою жизнь, чтобы разум твой от ощущенья всеобъемлющей пустоты не потух в безразличие, ищешь отвлечения в чужих отношениях и интересах, отслеживая их в инете? Когда самыми близкими являются люди, которые живут в недоступном для тебя мире и, вообще, даже не знают о твоем существовании! А потом является человек, который тебе приятен и интересен, а со временем становятся и дорог. Появляются свои отношения! Да, в конце концов, просто появляется завтрашний день, которого теперь ждешь! А теперь ты говоришь, что-то не так, чего-то не хватает нашим отношениям. Объясни, пожалуйста! Хватит намеков!

— Я говорю об отношениях между мужчиной и женщиной. Видишь ли, когда мужчина говорит женщине «Люблю!» и находит отклик в ее чувствах, то, как правило, их близкие в эмоциональном плане отношения переходят в близкие физически… ты, вообще-то, знаешь, что такое секс? — немного напряженным от смущения голосом спросила Селина.

— Да… — как-то неуверенно ответил Дэн. А потом, видимо что-то вспомнив, как заученный урок, более бодрым тоном продолжил: — В реале, люди, как, собственно, и подавляющее число других живых существ, разнополы, а совокупление двух разнополых особей дает жизнь потомству — это-то и называют сексом. Но, так как при самом процессе происходит невероятный выброс эндорфинов в кровь, то между людьми он чаще случается из-за желания получить удовольствие, а не продлить свой род. В этом Мире он, как и такой физиологический акт — в обязательном порядке потреблять белки, жиры и углеводы для восполнения жизненной энергии, не нужны. Но сами эти процессы, как было уже сказано, являются для людей очень приятными, и отказаться от них они не могут и здесь. Поэтому, программы аватаров, начиная с третьего поколения, усовершенствованы в соответствии с пожеланиями Игроков и допускает воспроизведение, как сексуального акта, так и потребление пищи, — отбарабанив это, Даниэль в уже более спокойном тоне продолжил:

— И потом, я имел возможность наблюдать данный процесс, и не раз. Когда я был еще Младшим братом, какое-то время моей зоной ответственности был домен-курорт, а там гостиницы, бары, клубы, дома свиданий. Люди настолько часто занимались этим самым сексом и между собой и с ботами, что не захочешь, а наглядишься. Кстати, в этом процессе, почему-то, иногда, участников было несколько, иногда, аватары и боты были одного пола иногда…

— Так, все, стоп! И так-то у тебя в голове не пойми, что твориться! А это… ну, все последнее — это вообще не наша тема. Я женщина, ты — мужчина… — Сэлл вопросительно посмотрела на Даниэля, на что тот неуверенно пожав плечами, все-таки кивнул:

— По внешним данным — да, но, я же говорил, вся эта физиология для меня непонятна.

— С этим разберемся. Главное ты должен знать, если в этом… процессе, как ты это называешь, участвуют двое любящих друг друга людей, то это уже не какой-то дополнительный аттракцион для разнообразия курортной жизни, а нечто очень важное для этих двоих. Разница в том, что после даже очень сильной, но спонтанной страсти, всегда приходит момент отчуждения, а двое уже «сцепленных» эмоционально между собой людей, наоборот, только сближаются. Этот… процесс позволяет получить не просто физическое удовольствие, он позволяет слиться в одно целое двум желающим этого объединения людям. Полная близость, полное обладание друг другом, — произнося это, Селина не спускала своего взгляда с лица Даниэля, стараясь понять, что он думает и все ли воспринимает верно.

А Дэн… он сидел пораженный ее словами. То, что Сэлл говорила сейчас, было просто невероятным! Да, он очень многого не понимал в действиях Игроков, но он никогда и не пытался разбираться, какими желаниями и порывами мотивированы их поступки. Все, что было доступно для аватара в Игре, было прописано в его программе, и значит допустимо. А если все в норме, то и его внимания это не требовало. И он никогда до данного момента не мог даже помыслить, чтобы применить что-то подобно к себе! А вот сейчас ее слова «— близость… слияние… обладание!»… вызывали у него почти неуправляемые желания действовать и познавать. Он хотел и обладания, и слияния с ней!

И понимая, что от него ждут ответа, он, ставшим вдруг непослушным хриплым голосом, сказал:

— Я очень люблю твои прикосновения и поцелуи, и я, наверное… действительно хочу большего! — кажется, надо было сказать что-то еще, но он не знал, что именно.

— Вот и хорошо… а то я стала думать, что не привлекаю тебя, как женщина, — смущенная и своей маленькой, но пылкой речью, и последним откровением, Селина покраснела и отстранилась.

А в голове Дэна тем временем заметалось что-то непонятное, сумбурно и пугающее. И вызван этот хаос был ее последними словами:

«— Что значит ее привлекательность, как женщины?! Вот, что это такое?!»

То, что он именно любит эту девушку, Даниэль знал точно. Переписка в сети, обсуждения на форумах, литературные произведения и художественные фильмы — все, что успел увидеть и осмыслить он, до появления в его жизни Селины, говорило в пользу этого чувства. Он мечтал о лишних минутах, которые мог бы провести в ее обществе. От одной мысли, что может сделать что-то приятное для девушки и вызвать ее улыбку, его охватывала радость. А уж поставить ее интересы выше своих? Да только этим и жил!

Но вот, что такое хотеть, как женщину?! Нет, поцелуи, которыми они иногда обменивались, были приятны. А ощущать в этот момент девушку на своих коленях, для него было и того лучше. Но вот чем? Тем, что он успокаивался, убежденный, что в таком положении с ней ничего не может случиться. Тем, что подсознательно понимал, что в эти моменты он тоже для нее — все в этом мире. И не существует сейчас, ни Создателя Ксандера, ни людей из замка, ничего вообще, кроме них двоих.

Привлекает ли она его, как женщина?! Что? Что это значит?! Привлекательна ли она вообще? Безусловно — да. Он, как один из самых сильных саппортов системы, который способен сам создать домен, конечно же, имел полное представление о таком понятии, как прекрасное. И он мог с полной уверенностью сказать, что девушка чрезвычайно привлекательна. И стройная фигура ее, с красивыми гладкими формами, и волосы крупной волны, и лицо, прорисованное четкими правильными линиями. И уж точно он мог оценить бесподобно подобранную для ее аватара цветовую гамму: темно-русые волосы, ярко-синие глаза, розовато-кремовая кожа и малиново-сочные губы.

Но, опять же, в самом начале их знакомства его привлекли к Сэлл не идеально выверенная эстетичность внешнего вида, а свойственные ей простота в обращении, смешливость и искренняя заинтересованность в конкретном собеседнике, даже когда он… никто.

Как сильно успел бы накрутить себя Даниэль, мечась в попытках придать непонятному термину знакомые «очертания» — неизвестно, но вот девушка, успокоенная и удовлетворенная его ответом, принялась действовать, перетягивая этим, его внимание и мысли на себя. Селина включила музыку — нежную, с легким томным звучанием, задернула плотно шторы на окнах, погрузив комнату в загадочный полумрак, и зажгла свечи, отчего образовавшиеся тени приобрели теплую интимную мягкость.

Сама она, отринув резкость движений недавней злости, двигалась теперь плавно и гладко. А Дэн сидел, молча наблюдая за ней, без какого-либо движения — в какой-то прострации. Все, что в этот момент осталось в его мыслях от недавних метаний, это четкое понимание, что в их добрых и простых отношениях близких людей, что-то неуловимо меняется, с каждой «минутой» приближаясь к рубежу, после которого ничего и никогда уже не будет как прежде.

От этого вновь пришедшего знания на душе, позволяя надеяться, что она есть у саппорта, становилось тревожно, лицо горело, разум млел в радостном предвкушении, а в груди все сжималось от ожидания чего-то чудесного и… подспудного страха неизвестности.

А движения Сэлл, за которой он продолжал наблюдать, не отрывая глаз, стали еще более текучими, все сильнее подчиняющимися томному ритму звучащей музыки. Матово блестящая ткань халата скорее подчеркивала, чем укрывала линии тела девушки — обтягивая плавно раскачивающиеся бедра, слегка провисая меж расставленных в танце ног, струясь и служа фоном для темных, подрагивающих в движении локонов.

С каждым тактом мелодии движения девушки становились все более вольными и раскрепощенными, не давая вниманию Дэна отвлечься, а мыслям придти хоть к какому-то порядку — они завораживали и заставляли следовать неотрывно за каждым жестом.

…Селина откидывает голову назад, а рукой, едва касаясь подушечками пальцев, проводит по напряженной выгнутой шее. Завершается это движение, когда пальцы, скользнув за низкий ворот, обводят верхушечку левой груди, отчего та вызывающе вздергивается, натягивая гладкий шелк…

…веки девушки прикрыты и поэтому глаза, ни на «секунду» не отпускающие взгляд Дэна, сквозь вздрагивающие ресницы кажутся практически черными, затягивающими в неведомую пучину. Губы же, наоборот, как будто застыли на полуслове открытыми, блестя влажной внутренностью…

…яркий халат, тянущимся вальяжным движением спущен с плеч, а потом резким жестом, созвучным вскрику высокой ноты, отброшен прочь. И пока он подобно гигантской яркой бабочке опускается на пол, изящные руки, в едином порыве встрепенувшись, толи пытаются спрятать, толи привлечь внимание к едва прикрытым кружевом соскам и темнеющему треугольнику лона…

Даниэль смотрел и не мог оторваться — все в Сэлл было прекрасно: и матовый цвет ее кожи, и изгибы плавно движущегося тела, и тонкое лицо, расслабленное в мягкой неге. Возникла привычная мысль, оценивающая прекрасную работу над аватаром. И тут же увяла под напором пульсирующего и тугого, как сжатая пружина, порыва, который воспринял не просто видимое совершенство, а прямо вот так — на расстоянии, ощутил плоть — трепещущую, жаркую, податливую.

И когда эта пружина расправилась незнакомой ему жаждой, Даниэль, перестав искать понимания происходящему, протянул руки к девушке и позвал ее, опять ставшим непослушным и хриплым голосом:

— Иди ко мне!

А Сэлл только и ждала этой просьбы. Стремительно сделав несколько шагов, она уже в следующее мгновение оказалась сидящей верхом на его коленях.

Губы, которые почувствовал Даниэль на своих, были горячими, чуть вздрагивающими и… требовательными. Не в силах отказать им, он приоткрыл рот, запуская внутрь такой же голодный, жаркий и бархатный язычок.

Поцелуй, последовавший за этим требованием, был терпким, обжигающим — умопомрачительным, и совершенно не напоминал те ласковые и нежные слияния губ, которые они дарили друг другу, когда уединялись с Сэлл в беседке в парке. Тогда Дэну было достаточно понимания, что девушка рядом, что она не отталкивает его, а поцелуи являлись лишь подтверждением того, что он для нее важен. Он сравнивал эти прикосновения с легким теплым ветерком или каплями летнего дождя — тем, с чем имел дело и мог сопоставить ощущения.

В этом же поцелуе, который они делили теперь, не было ни нежности, ни ласковости — он вызывал совсем другое, какое-то непонятное, требовательное само по себе, оголтелое чувство. Оно велело хватать, подавлять, обладать… впиться, стиснуть, подмять!

От действия Даниэля отделял только… вопрос: «Как?!»

А Селина, видимо, горела тем же желанием — она, вжавшись в Дэна, и не насытившись губами, горячей дорожкой колких поцелуев стала прокладывать себе путь к его шее.

Там, где начинался ворот туники, прижатый к телу кольчугой, она вынуждена была остановиться.

— Сними… — сбиваясь с дыхания, попросила она, дергая за металлический край.

Даниэль, с трудом выныривая из горячечного тумана, «растворил» кольчугу, как обычно избавлялся от крыльев и лат.

— И это тоже… все убирай… — нетерпеливым тоном потребовала Сэлл, и попыталась, как и с кольчатым полотном, подцепить край ворота туники.

В следующее мгновение Дэн осознал, что девушка замерла в его руках. Причем, не просто остановилась в своих движениях, а застыла каждой мышцей, как будто превратившись в каменную статую.

— Это… что такое? — тихим, каким-то чужим голосом спросила она.

— Где… что? — не поняв ее, но так же настороженно переспросил Дэн.

— ЭТО… — еще тише повторила Селина и поскребла его по шее, там, где начинался вырез шелковой белой рубахи.

— Я не знаю… мне не видно, что там… — ответил ей Дэн, сам при этом, замирая от того, что было в глазах девушки, которые он, в отличие от собственно шеи, видел отлично.

А было в них нечто такое, что в другой ситуации Даниэль определил бы, как… ужас. Такой — всепоглощающий!

А тем временем Селина пыталась разжать его непослушные руки, которыми он обнимал ее и которые до сих пор не хотели выпускать то, что держали.

— Идем к зеркалу… убери руки… пожалуйста… — попросила она, при этом выгнув напряженную спину так, что бы как можно меньше касаться его тела своим.

Дэн, наконец-то, смог совладать со своими конечностями. Причем, решающим фактором была не жалостливая просьба девушки, а все тот же ее взгляд, который, теперь полнился не только страхом, но и тоской, и обреченностью.

Впрочем, к зеркалу Дэн не пошел, а сотворил новое, которое так и зависло перед ним, продолжающим сидеть на кровати Селины. Что он в нем увидел? Да как вам сказать… ничего особенного…

Растрепанные волосы, бледное лицо, да взгляд испуганного человека, ожидающего невесть чего… и ничего настолько страшного, чтобы подобный страх оправдать.

— Что не так? — оторвал он глаза от зеркала и посмотрел недоуменно на девушку.

Та, молча взявшись за ткань туники возле ворота, потянула за нее. Вышитый серебром край послушно потянулся за рукой… прихватив с собой и кожу шеи, как если б был с ней единым полотном.

— Ты, вообще, что такое? — настороженно спросила она, отпуская рубаху и отступая от него с опаской.

— Не знаю, — честно сказал Дэн, — никто из нас не знает. Спроси Создателя Ксандера… может тебе он и ответит.

— Я его ненавижу-у-у! — отчаянно и как-то даже безнадежно воскликнула Сэлл. Глаза ее наполнились слезами, и она повалилась на пол там, где стояла, как изломанная кукла, не устоявшая на ногах.