Драфт. Часть первая: build

5 (0)

«— Кэти! Тебя ожидает такси, носильщик уже за дверью!» — пропела задорным голоском девочки подростка домашняя система.

— Спасибо Аня, — машинально ответила ей Кэтрин, берясь за ручку чемодана и направляясь к выходу из квартиры.

Стоило открыть дверь, как маленький робот с плоской «головой» пробубнил:

— Госпожа или господин, дрон двадцать сорок шесть к вашим услугам, заказанное такси за тем же номером ожидает вас на ближайшей стоянке, — и, не дожидаясь ответа, подхватил чемодан, взгромоздил на платформу, которая была у него вместо головы, и, обхватив его гибкими манипуляторами, направился к лифту.

Едва успев к тому моменту, как дрон отбарабанит свою запрограммированную речь, сдернуть с вешалки в прихожей сумочку и закрыть за собой дверь, Кэти поспешила за ним.

Аэромоб-беспилотник действительно стоял на стоянке-платформе напротив подъезда. Пока девушка проходила в открывшуюся при ее приближении дверь и устраивалась в салоне, дрон двадцать сорок шесть заложил ее чемодан в багажник и забрался туда сам. Стоило и боковой, и задней дверям закрыться, как аэромоб стронулся с места. А когда отзвучала информация о предстоящем маршруте, они уже ныряли в вертикальную шахту, чтобы спуститься вниз — в аэропорт.

Как известно, основание каждого города, уходящее вглубь планеты на несколько километров, располагает на своих этажах всю промышленность, призванную обслуживать потребности горожан, пищевые комбинаты и порты, как межгородской, так и межпланетный.

Такси, как и было указано в заказе, доставило Кэти в первый из них. Правда туда, где располагались терминалы больших межгородских лайнеров, и где девушка не раз бывала, ее не повезли. Стоило из магистральной шахты перейти в подлетную, как такси свернуло со знакомого пути и устремилось в противоположном направлении. Промелькнувшая надпись дала пояснение — к ВИП терминалу стартовых площадок частного транспорта. А там ее уже ожидал компактный и гладенький, как игрушечка, персональный кар.

Аэромоб для полетов за куполом неожиданно оказался меньше, чем Кэтрин ожидала. Почему-то она считала, что машины, предназначенные продираться сквозь грозовые фронты и противостоять ураганам, должны быть мощнее и, соответственно, гораздо крупнее. Но, нет. Аэромоб, к которому ее подвезли, был практически таким же, как и те, что летали внутри города. Лишь более вытянутые и обтекаемые формы говорили о том, что он предназначен для больших скоростей.

Стоило кару остановиться, а его носильщику отделиться от механизма и начать копошиться в багажнике, как из аэромоба вышел молодой мужчина и направился к ним.

— Здравствуйте госпожа Блайк, пилот Грегори Кардин к вашим услугам, — склонил голову в коротком приветствии тот и подал Кэти руку, помогая выйти из кара.

Да, первое впечатление о пилоте было верным, мужчина действительно был очень молод, скорее всего, не старше самой Кэтрин. Во-первых, внешне он едва ли дотягивал до тридцати, а это значит, что он просто не достиг того возраста, когда большинство людей начинает прибегать к омолаживающим процедурам. Ведь, стоило мужчине выглядеть немного старше, и уже определить реальный возраст было бы практически невозможно.

Ну, а во-вторых, об этом говорило ее чутье. Как хромой привык опираться на трость, так и Кэти предпочитала знакомиться с новыми людьми, предварительно коснувшись их даром. Так что догадаться, что на уме у пилота, ей, понятно, труда не составило.

А первая мысль мужчины вырвалась на свободу, не спрашиваясь, и горячим липким «языком» с явным удовольствием мазнула по стройным ножкам, обтянутых брюками, и едва видимой в неглубоком вырезе кардигана груди Кэтрин. Конечно, эта обнаглевшая нахалка тут же была подхвачена жесткими «руками» профессиональной чести и строгого воспитания, и засунута куда подальше. Но вот само ее наличие, такой буйной и неуправляемой, и говорило яснее ясного, что мужчина, находящийся сейчас возле Кэти, еще очень молод.

Впрочем, он, конечно, мог, не подозревая о способностях девушки, оставить волнительно-щекочущую мысль при себе, поскольку выполнять профессиональные обязанности она не мешала, а приятности моменту, да и предстоящей дальней дороге, добавить однозначно могла. Собственно, по опыту Кэти, так и поступали многие мужчины — можно сказать, большинство. Так что то, как новый знакомый управился с вполне естественным для его возраста порывом, в отличие от тех самых многих, девушке очень понравилось, и она с вполне искренней улыбкой ответила на его приветствие:

— Добрый вечер, пилот Кардин. Мое имя Кэтрин, можете ко мне так и обращаться в дальнейшем.

— Спасибо. Тогда и вы зовите меня просто по имени, — улыбнулся в ответ мужчина, и, продолжая поддерживать ее под локоть, другой рукой указал на аэромоб, из которого только что вышел, — пройдемте в машину.

Салон аэромоба, в котором оказалась Кэти на этот раз, был именно таким, о котором говорят: «роскошно» и «великолепно». Большой и удобный диван, который здесь числился за сидение, был обит толи дорогущим мягким пластиком «под кожу», толи… действительно той самой настоящей кожей, и тогда стоимость того, на чем сейчас сидела Кэти, равнялось цене неплохой квартирки на ее уровне. Панели на боковых стенках, похоже, были с деревянными вставками, а закуски и напитки, предложенные ей Грегори, и находящиеся во встроенном маленьком холодильнике, явно натуральными.

За осмотром и мысленными ахами и охами Кэти упустила момент, когда они стартовали. Только и мелькнули сбоку поля зрения огни, ставшие из красных, зелеными, а аэромоб уже разгонялся по черной трубе с едва видимыми светящимися линиями — стартовой шахте.

И уж совсем стало обидно, когда девушка поняла, что вырвавшись со взлетки и оказавшись, наконец-то, в небе, она совершенно ничего не увидела. Большие окна, в которые она, было, приготовилась смотреть, оказались затемнены полностью. И даже барьер, отделяющий ее от впередисидящего пилота, почернел настолько, что Грегори виделся ей едва различимым силуэтом. А уж, что там была за открывающаяся панорама в лобовом стекле перед ним, тем более скрывалось во тьме.

— Грег, а почему вы затемнили окна?! Я так мечтала увидеть купол снаружи! В лайнерах, на которых я только и летала, вообще окон нет! — Кэти почувствовала себя ребенком, у которого отобрали давно обещанную и только что подаренную игрушку.

— Так положено по технике безопасности. По статистике девяноста восемь процентов горожан имеют очень сильно развитую агорафобию, — голос молодого человека был спокоен, но вот в его эмоциональном фоне Кэти почувствовала смех. Видно своими несдержанными высказываниями она ему тоже напомнила обиженного ребенка.

— Вам смешно?! А я, может, о том, чтоб увидеть настоящий мир с высоты, мечтала много лет! В играх же никто от открытого простора с ума не сходит, а почему тогда в реальности это должно произойти? — все еще обиженно, но все же уже с большой заинтересованностью в теме, спросила его девушка.

— Что вы, Кэтрин! Мне совсем не смешно. Просто ваша реакция на темные окна была очень предсказуема. Почти каждый из тех моих пассажиров, кто летит впервые, также обижается на это. А с виртом, насколько я знаю, сравнивать в данном случае нельзя. Там каким-то образом ведь оцифровывается сознание, так, что и восприятие действительности идет совсем по другому, — вполне доброжелательно стал объяснять Грегори. Его эмоции, растеряв насмешливость, вторили этой доброжелательности и излучали в сторону девушки довольно сильную симпатию. Так что Кэти решила, что пора заканчивать с обидой полностью.

— А если приоткрыть совсем немного? — попробовала она воспользоваться расположением мужчины.

В эмоциях его опять шевельнулся смех, но на просительный тон он все-таки повелся:

— Ладно. Только сначала пробуйте выглянуть очень аккуратно. И если почувствуете, что вам становится плохо, сразу говорите.

Следующую минуту, затаив дыхание, Кэти наблюдала, как посередине окна, что было от нее справа, чернота растворяется, открывая светлый пятачок, размером не больше ее же ладони. Так и не вспомнив по ходу, что можно уже дышать, Кэтрин припала глазами к просвету.

И что? Да, в общем-то, ничего… нужда в дыхании отпала полностью, сердце, зато, погнало вскачь, а волосы на голове зажили своей жизнью.

— Кэтрин, вы как?! — привел ее в чувство взволнованный и озабоченный голос пилота. А взгляд уловил затягивающийся голубой пятачок на черном стекле.

— Нет! Грегори, прошу вас, не убирайте! Во второй раз у меня точно получится! — взмолилась девушка, и, уловив в эмоциях мужчины колебание, продолжила уговоры еще более жарко и просительно:

— Ну, пожалуйста, пожалуйста! Я очень аккуратненько! Вот увидите — все будет хорошо!

А когда светлое пятно увеличилось до прежних размеров, действительно очень осторожно приблизила к нему свои глаза. И преодолевая тошноту, периодически зажмуриваясь, стала разглядывать то, что было за стеклом. Впрочем, не переставая себя еще и убеждать, что она просто в вирте.

Уж неизвестно, что ей помогло — самовнушение или то, что она прикрывала каждый раз глаза, стоило ей почувствовать надвигающееся головокружение, но через несколько минут Кэтрин почти притерпелась к новым для нее ощущениям.

А за окном тем временем проплывала громада города. Конечно, серый цвет монолитов и грязно-желтые клубы воздушных нечистот, плавающие между ними, красивыми не выглядели. Но вот вся картина в целом со стороны, однозначно, смотрелась грандиозно: чередование прямых граней гигантских строений, укрытые бликующим на солнце стеклом оранжерей по их верху и «мыльный пузырь» прозрачного переливающегося купола. И уж тем более захватило дух, когда стало понятно, что малюсенькая движущаяся точка, отражающаяся на отзеркаливающей защитной глади, это тень их аэромоба.

— Я специально приблизился к городу так близко, насколько это дозволяется правилами. Мы сейчас где-то в километре от него. Это очень близко и только благодаря нашим весьма незначительным габаритам! — стал объяснять Грегори девушке, когда та восторженно объявила, что просто потрясена увиденным.

А когда громада города сдвинулась к ним за спину, и глазам открылся воистину величественный простор, Кэти, видимо, совсем притерпевшись, на него почти никак и не отреагировала. В смысле — никак, это значит без тошноты и головокружения, а вот подавивший все остальные чувства неимоверный восторг от увиденного, накрыл ее с головой. И даже опять забурливший смех в чувствах Грегори, который, слушая ее восклицания и междометия, похоже, едва задерживался, чтоб не рассмеяться в голос, Кэти совсем не задевал. Поскольку, как было сказано выше, места для каких-то еще переживаний и чувствований в ее разуме не осталось — все захватил вид, открывшийся ей из окна.

Оказывается, никаких болот сразу за куполом и нет. Да и дальше, насколько хватало глаз, ничего похожего на них Кэти так и не увидела. Простор, раскинувшийся до горизонта, был укрыт яркой зеленью сплошных лесов. Впрочем, кое-где виднелись и синие нити вполне определенно прочерченных рек, и гладкие зеркала таких же четко обозначенных краями озер. И над всем этим небо — синие-синие, с плывущими по нему пышными подсвеченными вечерним солнцем облаками.

— А вы, Грегори, быстро привыкли к открытому простору? — поинтересовалась Кэтрин, когда, наконец-таки, смогла оторваться от той картины, что была за окном.

— Да я как-то и не боялся его. Я родился и вырос не в городе, — после небольшой паузы настороженно, но честно, ответил мужчина.

Понятно, почему настороженно — в современном обществе принято считать, что вне куполов живут только дикари, полностью деградировавшие за столетия жизни вне цивилизации. А тут — аэромоб, современная техника, опасные полеты… Так что неизвестно было мужчине, как отнесется городская девица к тому, что пилот, которому она доверила себя, из тех самых диких поселенцев. Что предпримет от страха? Заистерит? Оскорблять начнет? В обморок повалится?

Но Кэти давно уже не придерживалась подобной точки зрения. Так что, едва почувствовав, как мужчина напрягается в ожидании ее негативной реакции на свои слова, девушка заговорила дальше, стараясь, что бы тон ее был легок и нейтрален:

— Но находиться на земле, это же не то, что сверху вот так, как сейчас, на все смотреть?! — как будто и не было напряженных недомолвок, недоуменно спросила она пилота, просто продолжая начатый разговор.

Тот тоже недоумевал, только по другому поводу, как поняла Кэти — по поводу ее непонятного поведения. Было приятно ощущать, как эмоции мужчины, едва очистившись от скованности, начинают светиться симпатией к ней.

— Да не было у меня как-то проблем с этим. Но даже те, кто при поступлении в Академию испытывает страх высоты, со временем тоже к ней привыкает. Ведь профессия пилота, одна из немногих, которые преподаются не экстернатом, а при очной форме обучения. Хотя… конечно, были и такие, которым пришлось оставлять учебу, не справившись с фобией, — приняв предложенный девушкой тон — как и не было мимолетного отчуждения, мужчина полно и обстоятельно ответил на заданный вопрос.

Так и полетели дальше — под легкую, обоюдно приятную беседу и периодическое посматривание вниз из окна.

Хотя… надо сказать честно, что уже вскоре после того, как город перестал быть частью пейзажа, Кэти стало понятно, что открывающиеся просторы весьма однообразны. И Грэг, пользуясь этим, поднял аэромоб над облаками. А там, сходу впечатлившись необычными видами, не более чем через пять минут пришлось признать, что ничего особо интересного нет и здесь.

Впрочем, один раз кое-что было! Гроза! Буря! Ураган! Страшно! Ужасно! Но… в какой-то мере действительно интересно и даже красиво!

Облака, еще несколько минут назад легко-кружевные и гористо-пышные, сбились в непроглядную, «плотную», комковатую массу и утеряли свои нежные краски. Теперь это были уже и не облака вовсе, а настоящие тучи — они пучились иссиня-чернильным и периодически вспыхивали изнутри резкими всполохами молний. Вся эта жуть клубилась, затягиваясь в воронку, и постоянно вздрагивала, как будто из того страшного омута что-то пыталось вырваться. Завершенность этой пугающей картине придавало небо, которое на такой большой удаленности от поверхности планеты, было, не ясно синим, а уже практически черным.

Но все быстро закончилось. Когда они проходили над грозовой зоной, Грегори забрался повыше и миновал бушующий фронт, обогнув его по краю, лишив этим маневром Кэти возможности что-то рассмотреть в подробностях. А девушка так и не успела понять, чего она больше хотела — увидеть и ужаснуться или все-таки никогда не знать, как выглядит «глаз» бури при близком рассматривании.

Ну, а за исключением этих нескольких минут треволнений и страхов весь остальной путь до Пшехи был вполне приемлемым.

И вот, по прошествии часа, Грег начал снижаться и сбрасывать скорость, при этом слегка укладывая машину на правый борт.

— Теперь, на подлете к поселку, я постараюсь идти как можно медленней — вам будет интересно посмотреть на все с высоты, — пояснил он свои намерения.

Сначала Кэти увидела ряды прозрачных длинных строений.

— Это тепличное хозяйство. Сейчас парники пустые стоят — дожидаются первых осенних холодов, — продолжал свои не вполне понятные, но от этого не менее интересные объяснения мужчина.

Дальше под ними поплыли поля, заполненные чем-то весело зеленеющим, и сады, где кроны некоторых деревьев имели странный красноватый окрас.

— Вишневые сады. А дальше — это уже, кажется… черешня поздняя поспела. Сегодня попробуете. По мне так ничего ягодка, а вот ранняя водянистая сильно.

А потом, почти под самым брюхом аэромоба, потянулись дома. Они стояли довольно редко, окруженные деревьями, какими-то цветущими растениями и похожими на поля своей зеленой полосатостью, но маленькими, открытыми площадками. Строения сами по себе были низкими, с чуть скошенными крышами. И создавалось впечатление, что их придавили к земле, не дав возможность расправить формы.

— Дома со времен катаклизмов традиционно строятся в основном одноэтажные. Здесь, на горе, затоплений не было, но вот трясло изрядно.

После этих слов Грега, Кэти оторвала глаза от того, что проплывало под ними, и постаралась окинуть взглядом весь пейзаж в общем. Улица, вдоль которой они летели, одним своим концом убегала в оставленные позади сады, и далее устремлялась к горам. Едва видимая зубчатая гряда, казалось, таяла, сливаясь с небом в отдалении. И только одна красавица, с белеющим снежным покровом на вершине, четко и явно обрывала с той стороны горизонт, не позволяя отвлекать внимание от своих изумительных линий. От увиденной грандиозной картины захватило дух.

Но стоило перевести взгляд в противоположном направлении, с усилием оторвав глаза от горы, как Кэти опять задохнулась от открывшегося ей вида.

Другим своим концом сельская улица, как и еще несколько таких же, выходила на небольшую площадь, с одной стороны которой возвышался громадный особняк. Хотя, конечно, сказать, что возвышался… это только в сравнении с другими строениями, а так два этажа — не больше. А громоздким он выглядел чисто за счет общей своей площади. Но это так, промелькнуло в мыслях и вылетело. Потому как за особняком… насколько хватало глаз… простиралось море!

Синее? И синее тоже! И зеленое, и нежно голубое, и белое, мелкими барашками, и золотисто-розовое — отблесками заходящего солнца!

— А почему Черное-то? Никогда не задавалась таким вопросом, пока не увидела вживую… — спросила недоуменно Кэти, перебирая тем временем видимые на воде цвета и не находя среди них ни одного близкого к черному оттенка.

— Да вроде древние греки, те, что еще до нашей эпохи на этих землях Боспорское царство заложили, в страшный шторм попали вначале. Ну, и соответственно, море потом негостеприимным посчитали и Черным обозвали. Вот там, — мужчина махнул рукой вправо, туда, где вдалеке, за линией поселка и еще каких-то зеленеющих территорий, виднелись буро-серые просторы, — раньше бухта была, в которой их город находился. Впрочем, до этого еще какой-то народ здесь столицу имел… и после них турки этот берег завоевывали. Да и перед самыми катаклизмами мелкий курортный городок в той бухте располагался. Там широкая коса с песочными пляжами была.

— А теперь там что?

5 (1)

— Лиманы сплошные. Это заболоченные озера, в нашей местности понятно, что с соленой водой. Море очень сильно поднялось тогда, так что и бухту, и земли все прилегающие затопило. Здесь, у нас, говорят, в старые времена высота обрыва над морем до трехсот метров доходила, а теперь вот — не более сотни, и то в самых-самых местах. Раньше, если знаешь, Азов с Черным не сливались в одно море. Это сейчас чисто условная граница между ними, а тогда пролив узенький их соединял, который вполне мостом перекрывался. А Крым не островом был, как теперь, а частью континента, да и раз в пять крупнее… кажется, — рассказывал тем временем мужчина, поводя рукой и указывая направление, где располагались объекты его рассказа.

Только вот бодрый тон его голоса никак не вязался с сожалением… или даже тоской, звучащей в испытываемых эмоциях.

— Вы сильно привязаны к этим местам… выросли здесь? — спросила Кэти. И почувствовала как та тоска, ощущающаяся скребущим сквозняком, быстро меняется на теплый приятный бриз радости.

— Да! Удивительно, что вы поняли это! Я действительно родился в Пшехе и очень люблю все здесь. И, конечно же, как все местные жалею о том, что когда-то произошло. Все постепенно успокаивается, но от этого еще более жалко того рая, который здесь когда-то был. Если захотите, я мог бы пригласить вас и к себе в гости. Вон мой дом, пятый от площади по крайней восточной улице…

Кэти напряглась. Чувства мужчины были для нее как на ладони. Она привлекла его физически, что, в общем-то, было ясно еще в первую минуту знакомства. Затем, в процессе беседы Грэг осознал, что она совсем не похожа на тот образ гипотетической стервозной городской девицы, который сложился толи в его собственном воображении, толи так вообще принято было считать о городских на диких территориях. И вот теперь его вдруг осенило, что она способна понять даже его затаенные чувства и стремления. Так, что в результате всего этого сейчас молодой мужчина явно находился в пол шаге от влюбленности в нее.

А что Кэти?

Ага, понимала и чувства заветные, и стремления. Но это не потому, что она как-то по-особенному добра, понятлива и умеет сопереживать, а просто в силу имеющегося дара, раскладывающего перед ней все по полочкам, хочет она того или нет.

И ведь, как правило, чаще не хочет. Устала она от этого, а сюда приехала отдыхать!

Хотя… этот конкретный мужчина ей был симпатичен. Поэтому решив пока оставить все как есть, Кэти не стала его разубеждать в своей неидеальности. А там дальше видно будет, как все повернется. И ответив на приглашение неопределенным: «— Посмотрим», приправила это дело милой улыбкой и как бы стеснительным пожатием плеч, а потом опять развернулась к морю.

А вот долгожданное чистое и открытое небо Кэтрин так толком до сих пор и не увидела. Ну, ничего, сейчас выйдет из машины…

В это время аэромоб, до этого зависший высоко над площадью, стал тихо снижаться. Было похоже, что Грэгори собирается приземляться прямо на площади, ближе к тому ее краю, где располагался особняк. Когда машина была на высоте чердачных окон, двустворчатые двери дома распахнулись и из него вышли темноволосая женщина, одетая в яркую клетчатую рубаху, мужчина, почему-то в комбинезоне медработника и маленький пузатый дрон, несший на «голове» какой-то короб.

Разглядеть эту троицу получше Кэтрин не удалось, потому, что аэромоб с легким толчком коснулся земли и… погрузился в пучину какого-то дыма.

— Сейчас Кэт, пару минут подождем, чтобы пыль осела, — сказал Грэг, когда она на него испуганно воззрилась.

«— Ага, пыль… а я-то уж думала, что горим!»

Но вот, дымная пелена за окном спала, и стопоры в дверях с тихим шуршанием отщелкнулись, а дверь поехала в сторону.

Грэгори еще что-то говорил, кажется, прося подождать, пока он подаст руку и поможет… возможно, что-то еще. Но Кэти, отмахнувшись, вышла из салона наружу сама, глубоко вдохнула показавшийся густым и каким-то многовкусовым, как дорогой коктейль, воздух и, наконец-то, откинув голову, распахнула глаза навстречу долгожданному небу. И… полетела!

А может, и нет… и это небо, наоборот, кинулось навстречу столь спешащей к нему гостье.

Глаза открылись едва-едва и только после приложенного усилия. Итог — полумрак вокруг и только яркое пятно от направленной лампы, высвечивающее ту темноволосую женщину, которую Кэти увидела в дверях особняка, когда так опрометчиво выскочила из аэромоба. К слову, несмотря на испытываемую физическую слабость, только и позволяющую, что держать глаза открытыми, девушка прекрасно все помнила. И эту даму в клетчатой рубашке, которая, скорее всего, и есть та самая госпожа Разумовская, что ее пригласила, и небо, которое так неожиданно «рухнуло», стоило на него посмотреть, и даже крик Грега, пытавшегося о чем-то ее предупредить, прозвучавший в последний момент перед тем, как ее «придавило».

Не имея возможности из-за слабости даже пошевелиться, Кэти лежала и просто рассматривала доступную ей картинку. Альберта Яновна, сидевшая в большом и уютном кресле чуть в стороне от кровати, была видна хорошо. Темно-русые коротко подстриженные волосы, симпатичное, но уже немолодое лицо и явно худощавая немного нескладная фигура. Фланелевая красно-черная рубашка, которую только и успела увидеть в тот первый момент Кэти, и потертые светло-синие джинсы, рассмотренные уже сейчас, отчетливо подчеркивали и немного сутулящуюся спину, и длинные, как-то неловко сложенные ноги. Во что обута была пожилая дама, разглядеть не удавалось, так как вытянутые ноги ее выходили за тот круг, что ярко высвечивала стоящая рядом напольная лампа.

Так и не находя в себе сил двинуть даже головой, Кэтрин одним лишь взглядом окинула комнату. Кровать, на которой она лежала, судя по изножью, была довольно широка. Противоположная стена едва виднелась в потемках, но ее явная отдаленность довольно явно обозначала, что помещение, в общем-то, не маленькое. Плотные шторы на окне были сдвинуты, не давая понять от чего так темно в комнате, и вызывало закономерные вопросы: сколько она уже здесь лежит и как долго была в обмороке? Что в свою очередь вопрошало: а что это такое вообще с ней приключилось?

Видимо Кэти все-таки пошевелилась, потому что женщина в кресле встрепенулась, отложила вязание и, сделав свет поярче, поспешила подойти к ней. Теплая ладонь ее опустилась на голову девушки, а сама она мягко произнесла:

— Пришла в себя, милая? Ну, ничего-ничего, теперь все будет хорошо, — и погладила Кэтрин по волосам, как маленькую.

Этот жест незнакомой в общем-то женщины мог и обидеть, и показаться неприятным, но — нет, ничего подобного девушка не испытала, а наоборот, вдруг почувствовала себя уютно и спокойно. А главным было то, что эмоции бабушкиной приятельницы почему-то совершенно не давили, не пытались вклиниться в ее разум, и даже, казалось, не бежали своим чередом мимо, а лишь шуршали далеко-далеко — едва на приделе слышимости.

Комфортно. Спокойно.

— А что со мной произошло? — спросила Кэти у женщины.

— Да как тебе сказать? Слава Богу, ничего страшного не случилось. Это, конечно, не настоящая гипероксия, но все же, твоему организму, привыкшему к кондиционированному воздуху, было явно многовато кислорода. А ты, мало того, что вздохнула полной грудью — от души, но еще и в открытое, ничем неограниченное небо посмотрела, что и спровоцировало первое головокружение. Ну, а потом, как следствие, обморок. Все же, вы — городские, очень изнеженны. Такое часто с вами бывает, — со смешком, но как-то мягко и необидно, ответила госпожа Разумовская:

— Грэг должен был тебя предупредить о подобной возможности! Ох, и влетело же ему от Самвэла Сергеевича, после того, как он стабилизировал тебя, и ты уснула. Самвэл — он наш врач, и встречал тебя вместе со мной, как раз вот на такой случай. Но мы очень надеялись все-таки избежать подобной ситуации. Ну, ничего, через пару дней твой организм адаптируется и мы тогда уже без всякого риска для здоровья начнем знакомство и с небом, и с морем, и с открытыми просторами, — также улыбаясь, продолжила говорить дама. — Да, можешь звать меня просто Альбертой, как принято у вас в городах. Ты же вроде близкий мне человек, почти родственница — внучка моей дорого подруги. Согласна?

Кэти едва мотнула головой, больше показывая глазами, что вполне — не против:

— И вы тогда зовите меня как бабушка — Кэти.

— Тогда уж может лучше — Катя? Мне так привычней будет уменьшать твое имя. Мы здесь почти все из местных. Большинство семей живет на этих землях еще со времен, когда возможность катастроф никто и не предвидел. Так что по привычке часто старый язык используем. Ты, я знаю, тоже русские корни имеешь?

— Угу, и Катей меня вторая моя бабушка называет…

На том и порешили.

Последующие два дня прошли так, как и обещала Альберта Яновна, которую у Кэти, при всей городской привычки общения, пока не всегда получалось называть просто по имени. То есть, эту самую адаптацию, девушка прочувствовала на себе полностью — никогда Кэтрин за собой не подозревала, что способна быть настолько слабой, хрупкой и… сонливой.

День складывался для нее примитивно просто: завтрак — и поспать, обед, а потом опять покемарить чуть-чуть, ну, и соответственно, ужин, сразу по завершении, укладывал ее слабенькую в постель. Конечно, она пыталась бороться с этим! Но… засыпала там, где успевала присесть — в кресле в гостиной, в шезлонге на террасе и даже как-то на ступенях лестницы, что вела вниз к морю. Раздражало это Кэтрин неимоверно. Но поделать она ничего не могла. Альберта с улыбкой вздыхала, глядя на нее, и успокаивала:

— Это все свежий воздух, милая. Ничего, привыкнешь.

А пока Кэти оставалась только одна радость — поесть. О, да! Это было нечто!

Не то, что бы она никогда не ела продуктов, выращенных в естественной среде… бывало, конечно. У той же бабушки Лизы в гостях, которая, являясь одним из лучших специалистов по реабилитации после комплексного омоложения, естественно не бедствовала и кроме немаленькой квартиры на верхнем уровне, личного аэромоба и других доступных роскошеств, могла себе позволить и натуральное питание. Но бабуля все-таки жила в городе и, если честно, никогда совсем уж предвзято не относилась к тому, что могли предложить пищевые комбинаты. То есть, на ее столе вполне мог появиться салат из завозных, натурально выращенных, редиски с зеленью и яйцами, выгнанными в питательном растворе.

А здесь… каша на молоке, только что из под коровы, и клубника с грядки, которую едва успели помыть перед подачей на стол. Какова разница? Да огромная! Один запах такой, что кажется, только им наесться можно! Ну, а к этому стоит добавить, что, оказывается, в природе существуют продукты, которые Кэти в принципе не видела и никогда не пробовала. Те же черешня или вишня, про которые Грэг рассказывал, когда они летели над садами. Нет, сами названия, вроде слышала — джем черешневый, к примеру, или сок вишневый. И даже картинки видела. Кстати до ужаса похожие одна на другую ягодки.

Аха, похожие. Так вон и у людей — нос, рот и два глаза на лице, а, поди ж ты, на двоих таких раз посмотришь и не перепутаешь.

И тут, одна сладкая, немного водянистая, но сочная такая, что полный рот сока! С виду не сильно округлая, как будто из граней сглаженных, и блестящая — аж глянцевая! А другая чуть мельче, цвета однотонного, без оттенков и кожица — тоненькая, чуть шероховатая. На вкус же — терпкая, с резковатым запахом, легкой кислинкой и более плотной мякотью. Мда, и косточки… вот потому городские комбинаты таких ягод и не производили. На небольшом кусте, на гидропонных грядах, как ту же клубнику или даже голубику, не вырастишь, а создавать в питательном растворе продукт, внутри которого несъедобная кость, уже нецелесообразно. Вот и гнали пюре, пригодное для джема и сока, а для правдоподобности картинку… похоже, одну и ту же, лепили.

Вот… из-за тех же костей у нее и рыбу отобрали, когда девушка с непривычки ими давиться надумала. Кто ж знал, что она такой бывает, а не только порционными полностью съедобными кусками? На тарелке она лежала целиком, как на картинках в учебнике — вместе с башкой и хвостом. Форелькой называлась, выглядела чудно — золотясь аппетитной зажаренной корочкой, да и пахла тоже. Длиной была чуть больше ладони Самвэла Сергеевича, который, сначала за одним с ними столом сидел, а потом Кэти от костей спасал… она по незнанию их пережевать пыталась.

Ах, да! Еще одним потрясением в те дни для Кэтрин стали собаки. Такие большие, что голова, положенная ей на колени, казалась непреподъемной, а поданная лапа, едва умещалась в ладони. Два здоровенных, почти полностью белых алабая, с именами греческих богов Арес и Афина, и, наверное, с не меньшими, чем у тех достоинством и высокомерием, практически неотрывно следовали за хозяйкой дома повсюду.

До этого момента весь опыт отношений с животными для Кэти ограничивался парой походов в зоопарк, да редким наблюдением за каким-нибудь котом или мелкой собачкой на руках клиенток конторы с верхнего уровня, так как только его жителям разрешалось содержать в жилых блоках некрупную живность. Хотя, возможно, сюда же, в смысле в опыт общения, можно занести и бабушкиного попугая, довольно голосистое, наглое и неприятное создание, которое временами можно было заткнуть, только накрыв его клетку темной тканью. Но Елизавета Андреевна данного скандалиста почему-то очень любила, и Кэтрин, как понимающая внучка, с ней не спорила, впрочем, всегда помня, что заветное покрывало — вот оно, рядом.

Так что сначала девушка была в ужасе, затаив дыхание, наблюдая, как огромные тяжеловесные животные свободно разгуливают по дому. И видя, как гостья впадает в полуобморочную оторопь только от того, что жесткий хвост, проходящего мимо пса, задел ее, Альберта Яновна выдворила собак на улицу. Но те, выйдя послушно из дома, далеко не уходили и, оставаясь возле особняка, заглядывали в окна столовой, встав лапами на низкий подоконник, или садились сразу за стеклом, составляющим стену обширного холла и грустными, чуть не слезящимися глазами заглядывали внутрь. А то и вовсе пытались завести хриплыми голосами тоскливую руладу. Кэти уже ровно через день такого концерта не выдержала и клятвенно пообещала, что постарается в обморок не падать. И постепенно, видя с какой легкой простатой все в доме, включая и постоянных служащих, и приходящих составить им с Альбертой компанию за едой Грега и Самвэла Сергеевича, относятся к собакам, Кэти и сама постаралась посмотреть на них по-другому.

А потом оказалось, что она может и их эмоциональный фон ощущать. То, что испытывали животные, не складывалось в многослойные букеты, было более примитивным, не таким «резвым» и стремительно меняющимся, как у людей. И, соответственно, «читать» их было ощутимо легче, и их переживания не несли в себе такого тяжелого отката, как людские.

Лично к ней собаки были практически равнодушны и никакой агрессии совершенно не испытывали. Но когда она в первый раз отважилась погладить одну из них, ту, что была поменьше, то почувствовала к себе нечто покровительственное и легко читаемое, типа: «— Давай, потрогай меня уже, и заканчивай фонить адреналином!», что и было озвучено смеющейся Альбертой. Вот с того момента, собственно, ей, то есть непосредственно самой Кэти, и начали голову на колени класть и лапу подавать. А сама она ловила очередные новые ощущения — жесткость, но и приятную шелковистость шерсти, скользящей между пальцами, влажность прохладного носа, тычущегося в ладонь и… терпкий, мускусный, довольно специфический, но, в общем-то, не сильный и не отталкивающий запах.

5 (2)

И вот, на третий день, после очередного вкусного и опять сумевшего поразить своей необычностью обеда, Кэтрин поняла, что прилечь ей сейчас уже и не хочется. На радостях было решено идти к морю.

Если фасадом особняк выходил на центральную площадь поселка, то вот задней своей частью он оказывался как раз на самом краю кручи, которая нависала над бесконечной водной гладью. Стеклянные двери холла вели на террасу, которая заканчивалась лестницей вниз.

Довольно большое пространство, за автоматически открывающимися створками, было выложено камнем «дикарем», обсажено по кругу цветами и укрыто решеткой перголы с недозревшим еще виноградом на ней. Легкий ветерок, ненавязчиво проскальзывая под тяжелую лозу, дарил прохладу и вплетал солоноватые нотки морского бриза в терпкую сладость, источаемую нагретыми солнцем розами. Именно здесь, в ажурной тени от листьев, и засыпалось Кэти так сладко в послеобеденное время в предыдущие дни. Но сегодня, почувствовав прилив бодрости, а не сонливости, девушка решительно пересекла уютную террасу и направилась к спуску, ведущему на пляж.

Зная по опыту, что стоит только бросить взгляд на открывающиеся просторы с того места, где начинаются ступени вниз, то на нее вновь «нападет» головокружение, а ноги откажутся идти, Кэти сосредоточилась на самом процессе спуска — не поднимая головы она принялась считать шаги.

«— Раз, два, три… семьдесят восемь…» — на этой цифре под ногами образовалась площадка, а возле ее бортика скамейка. Уже немного запыхавшаяся девушка, с облегченьем вздохнув, присела на нее.

— Ох, вы и нежные, городские! — рассмеялась Альберта Яновна, которая, несмотря на возраст, даже не сбилась с дыхания и так и осталась стоять, не пытаясь примоститься рядом с гостьей.

Впрочем, произнесено это было, как обычно — легким и совсем необидным тоном, да и само замечание было верным по сути, так что Кэти с улыбкой согласно кивнула:

— Я даже и не ожидала от себя такой изнеженности! Никогда, ведь, не пропускала положенных законом занятий в спортзале!

— Это все закрытое пространство, в котором вы живете, и кондиционированный воздух, — ответила женщина, на ее в какой-то мере недоуменные восклицания.

Пляж, до которого они все-таки добрались спустя почти полчаса и четыре площадки, уютно расположился в неглубокой бухточке, ограниченной с обеих сторон сползающими прямо в воду все теми же косыми плитами, из которых и состоял крутой прибрежный склон. Мелкокаменистый и неширокий берег полого убегал вглубь прозрачной воды. Волны, накатывающие на него, едва колыхались, почти не создавая пены, и лишь лениво шуршали перекатывающимися в них камешками.

Слева, на небольшом отдалении от того места, где они спустились, на пляж выходило ущелье. Казалось, гора треснула и между скошенными коричнево-серыми пластами выпустила зеленую полосу леса, который не только «победил» и «разорвал» каменный склон, но еще и «выплеснулся» кустами и едва видимой речушкой до самой кромки прибоя.

— А там спуска нет? — поинтересовалась Кэти у Альберты, кивнув подбородком на расщелину.

— Есть, конечно. Но вот удобной лестницы там действительно нет. А спуск — это обрывистая тропа, которая кроме камней на самой дороге еще и заплетена корнями. Дело в том, что флора этого места уникальна — там сплошь реликтовые сосны и можжевельники. Мало того, что эти деревья и кустарники пережили экологические катаклизмы недавних веков, но и в целом растут здесь со времен плиоцена. То есть, без видимых изменений существуют на этом месте более двух миллионов лет. И мы, местные жители, посчитали себя не вправе мостить там какой-то искусственный спуск, — и увидев заинтересованный блеск в глазах своей собеседницы, старшая женщина с улыбкой добавила: — Мы обязательно пройдемся там, но тогда, когда ты полностью адаптируешься.

Тем временем, пока они осматривались и разговаривали, андроиды раскинули два шезлонга, установили над ними зонты, а между — маленький столик, на котором расположили фрукты и воду в контейнере со льдом.

Купаться, конечно же, Кэти не пошла. Ее, еще не привыкшую к открытым пространствам в принципе, уходящая вдаль волнующаяся и блекующая на солнце гладь ужасно пугала. Казалось, стоит ступить чуть поглубже и какое-нибудь морское чудовище ухватит тебя за ногу и утащит под воду. И никакие уверения Альберты, что на их дронах установлены самые современные и лучшие низкочастотные биперы, на девушку не действовали. Какими-то ненадежными смотрелись в роли грозных охранников маленькие «пузаны», что выполняли при них обязанности носильщиков и официантов. Да и собаки, в обычной жизни казавшиеся громадными и тяжеленными, на фоне этого безграничного простора вдруг увиделись не такими уж и значимыми.

Тем более что перед приездом сюда Кэти специально разузнала все, что касалось местной живности. И по результатам этого ознакомления выходило, что именно море как раз и населено всякими постапокалипсическими монстрами. Целые полчища чудовищ, которых изначально в Черном море и не было, теперь заполняло его. Акулы всех размеров, гигантские спруты, поднявшиеся с глубин от землетрясений и подводных выплесков лавы, и какие-то мелкие зубастые рыбешки, нападающие стаями, которых и не существовало в природе до произошедших несколько веков назад экологических катаклизмов. Впрочем, без подобных подселенцев не остался ни один внутренний водоем, имеющий проливы, соединяющие его с мировым океаном.

Тем не менее, сама госпожа Разумовская купаться, естественно, пошла. Так что, несмотря на то, что один из дронов, отстегнув «голову» и запустив ее в воздух, неотрывно следил за женщиной, да и собаки полезли за ней в воду, но побеспокоиться Кэти все-таки пришлось.

И как оказалось, не напрасно! А ужас, который пережила она, когда в отдалении над волнами замелькали острые плавники, можно было назвать всепоглощающим!

Дыхание перехватило и голос, который был ей нужен, чтоб дать знать Альберте о приближающейся опасности, застрял где-то в перекрытом спазмом горле. Сердце подскочило и зависло там же, а ноги и подавно забыли, что они имеются в наличие. И уже через мгновение, как Катрин заметила в воде приближающихся чудовищ, сама она лежала ничком на гальке и лишь краем глаза могла отслеживать их продвижение. А когда черные треугольники плавников замелькали вокруг едва видимых в волнах голов Альберты и собак, девушка уже сама закрыла глаза, не желая смотреть на тот ужас, что должен был сейчас развернуться перед ней. И даже пронзительная сирена, которой взвыл склонившийся над ней робот, не помешала Кэти впасть в блаженное забытье.

В себя она пришла от резкого запаха, ввинтившегося в нос, и капающих на разгоряченное лицо холодных капель. Дрон, которого девушка видела в последний момент перед обмороком, так и стоял рядом. Но теперь он имел «лицо», вернее, с выдвинувшегося экрана на нее смотрел обеспокоенным взглядом Самвэл Сергеевич. А вода, которая холодила и щекотала щеки, стекала с мокрых волос Альберты Яновны. Собственно, нашатырь, шибающий прямо в мозг и приведший ее в чувства, тоже был заслугой женщины, так как именно она держала под самым носом Кэтрин раздавленную ампулу с этой гадостью.

Афина с Аресом, чувствуя испытываемую хозяйкой панику, настороженно топтались рядом и уже, похоже, начинали обсыхать, отчего аммиачная вонь еще и дополнялась острым запахом псины.

— Катенька, пришла в себя?! Что ж ты так? На солнышке перегрелась с непривычки? Ты ж, вроде, все время в шляпке и под зонтиком была! — меж тем причитала бабушкина подруга, и эмоции ее ввинчивались в сознание Кэти не менее резким штырем, чем букет из сильно пахнущего лекарства и сырой собачьей шести. В них едкой горечью сквозил испуг, кислотной резкостью раздражало чувство вины и последней неприятной составляющей этого комплекта, была растерянность. Вроде бы и легкое чувство — почти воздушное, почти необременительное, но вкупе с двумя другими и оно представлялось ядовитым туманом.

«Хлебнув» этого эмоционального коктейля, Кэтрин по привычке постаралась сначала «разогнать» горько-кислое марево, а потом, чтоб не попасть под следующий всплеск, «закрыться» от переживаний женщины.

Как всегда ее помощь оказалась действенной — сразу же, как мягкое влияние «погладило» взбудораженные эмоции, резкие морщины на лбу Альберты разгладились, из глаз ушел испуг, а горестные складки, кривящие губы, преобразились и растянули их в улыбке:

— Тебе лучше? Да? Вот и румянец на щечки возвращается. Ох, и напугала ты меня, малышка! Вроде неплохо себя чувствовала, а тут вдруг сразу — бух и в обморок!

— Да мне неплохо было, я за вас испугалась! На вас же акулы напали! Это от страха я сознание потеряла! От того, что сама сделать ничего не могла, а дроны, почему-то, бездействовали! — воскликнула в ответ Кэти, тоже не сдержав эмоций, при этих словах лихорадочно ощупывая фигуру женщины глазами.

— Катенька, ты подумала, что на меня напали акулы?!! Да это ж дельфины!

— Но они такие большие, и плавники у них высокие и темные!

— Так, то афалины, они и раньше-то до трех метров вырастали, а после того, как воды нашего моря стали теплее, то теперь часто и до четырех дотягивают. Но они как были очень дружелюбными животными, так такими же и остались. А эта стая, вообще, в нашу бухту постоянно заходит. Наша молодежь, да и детвора тоже, их прикармливают, а потом играют. Дельфины — это же очень хорошо, значит, всяких монстров поблизости нет!

«— Понятно… конечно, но кто ж знал?» — думалось Кэти, пока она осторожно поднималась с камней. Как, оказалось, упала она довольно аккуратно, так что никаких заметных повреждений в своем теле девушка не обнаружила. Присела пару раз, согнулась — разогнулась, покрутила головой.

— Ну что, девочки? Вижу, у вас все хорошо, — пробасил меж тем с экрана Самвэл Сергеевич, — пойду я тогда, дел много. Зовите, если что, — после этих его слов монитор померк и втянулся в «голову» дрона, а они с Альбертой Яновной опять остались одни. Не считая, конечно, собак и роботов.

— Выпей зеленого сладкого чаю со льдом, после обморока не помешает, — предложила женщина, заботливо устраивая Кэтрин на шезлонге, — и посмотри на дельфинов — занимательное и очень расслабляющее зрелище. Они теперь еще с час в бухте резвиться станут.

И действительно, афалины никуда не уплыли, а так и продолжили плескаться на небольшом отдалении от берега. «Оторванная башка» дрона, которая раньше следила за купающейся женщиной, теперь кружила над расшалившейся стаей и переодически скидывала в воду по нескольку рыбешек. По всей видимости, угощение было захвачено еще из дома и общение с дельфинами предполагалось заранее, возможно даже, в качестве приятного сюрприза для нее. Просто никому даже в голову не могло придти, что гостья, поднабравшись всякой жути из инета и головизора, так воспримет их появление.

Холодный чай, как и ожидалось, взбодрил, а представление, которое устроили афалины, было по-настоящему увлекательным, но вот расслабиться Кэти как-то не удавалось. Какая-то неявная мысль на периферии сознания не давало покоя, намекая мерзким зудом, что она упускает что-то важное.

Сосредоточившись, девушка стала вспоминать последние дни и события, составившие их. Перебирая слова и поступки, сказанные и сделанные ими с Альбертой, Кэтрин пыталась докопаться до того действия или фразы, что засело занозой в ее подсознании.

Все, вроде, шло хорошо. Бабушкина подруга оказалась очень приятной женщиной. Ее забота была весьма предупредительной, но в тоже время ненавязчивой. Отношение пожилой дамы к ней, молодой гостье, очень напоминало мягкую и всестороннюю поддержку бабушки Лизы. Внимание той также выглядело, как нечто само собой разумеющееся, она также ласково на русский манер называла девушку Катенькой, и практически также никогда не давила эмоциями, зная о ее слабом месте. Мда… также не давила… потому, что знала…

Ага. Заноза нашлась… и оказалась таким бревнищем, что напугала Кэтрин похлеще давешних акул! Опять перехватило горло, мысли спутались, а по рукам и ногам пробежала холодная дрожь.

А едва с нее слетела первая жуть, и наладилось дыхание, девушка сняла блок со своего восприятия и открыла его для эмоций Альберты.

Та… опять совершенно не фонила, едва-едва отображая нечто радужно-радостное, и была полностью занята дроном, который под ее управлением скидывал рыбки дельфинам поштучно, отчего животные, разойдясь в игре не на шутку, выпрыгивали из воды на несколько метров вверх, делая перевороты.

— Видела, как наша ребятня их натренировала?! — восторженно воскликнула женщина. Но, не дождавшись ответа, с усилием оторвала глаза от афалинов и посмотрела на молчавшую гостью. — Катенька, что случилось?! Тебе опять плохо?! — озаботилась она ее состоянием, увидев побледневшее лицо. Но вот эмоции свои в этот раз Альберта смогла удержать, чем только поддержала в Кэти испуг.

— Девочка, что с тобой происходит?! Ты почему так на меня смотришь? Что случилось? — уже не на шутку разволновалась женщина и, забыв о дельфинах совсем, направилась к шезлонгу, на котором, поджав ноги, скрючилась, незнающая, что делать, Кэтрин.

— Вы что-то знаете обо мне?! — воскликнула она, глядя на идущую к ней женщину, как на приближающегося хищника.

Это было настолько необычно и… страшно осознавать, что твою тайну знает совершенно чужой тебе человек. И девушка просто не понимала, как себя ощущать в этом новом для нее осознании. Кроме родных о ее способностях знали только друг Филька и Джо… ну, и, возможно, Оливер. Кэти подозревала, но доподлинно не знала, а сам миляга-толстяк так, ни разу, это подозрение и не подтвердил, постоянно транслируя лишь искреннюю симпатию.

И вот — пожалуйста, практически незнакомая ей женщина, вполне умело скрывает от нее свои эмоции, а она, как дура, еще и радуется, что с ней рядом так комфортно! А сообразила, что дело нечисто, только когда та на испуге не смогла сдержать барьер. Но, раз сорвалась… тогда получается, что испуг был вполне искренним и женщина заботиться о ней от души. А значит… зная ее тайну, в общем-то, вреда ей причинить не хочет.

Кэтрин тряхнула головой, пытаясь собрать мысли в кучу и быстро решить, как теперь себя вести в новых обстоятельствах.

Альберта тем временем, видя испуг девушки, приостановилась и присела, стараясь стать меньше ростом — так делают обычно, когда хотят подманить насторожившегося котенка или щенка:

— Да, я знаю о тебе, девочка. Знаю, что ты особенная. Мысли читаешь, — не стала скрывать своей осведомленности женщина. — Прости меня, пожалуйста — все это выглядит не очень красиво, но я хотела поговорить с тобой об этом позже, когда мы познакомились бы поближе. Но, видимо придется поговорить сейчас, иначе ничего у нас не сложиться — ни добрых отношений, ни отдыха для тебя, ни малой надежды для меня.

— Чего вы хотите?! И с чего вы взяли, что рассказав мне что-то, вы завоюете мое доверие? Мне, например, сейчас очень хочется, вообще, уехать отсюда побыстрей! — воскликнула Кэтрин, продолжая настороженно смотреть на сидящую в двух шагах от нее женщину.

— Что ж, если ты доверяешь только своему дару, то… читай, — с этими словами женщина поднялась с коленей, отступила к своему шезлонгу и легла, откинула голову и закрыла глаза.

Кэти тут же ощутила, как барьер, которым та довольно успешно отгораживалась от нее, растворяется, выпуская наружу чувства. Эмоции, что хлынули через него, были очень яркими и состояли из отдающего гарью разочарования, едкой досады и немного дрожащей, как подтаявшее желе, грусти, при этом, направлены они были внутрь. То есть, женщина переживала их сию секунду и недовольство, которое она испытывала, было направлено на саму себя.

Убедившись, что в данную минуту лично к ней пожилая дама никаких негативных чувств не испытывает, Кэтрин отважилась «поднырнуть» под то, что лежало в ее мыслях на поверхности. А там… было много всего: нечто густое и вязкое, мрачно-черное и «пахнущее» застоявшейся горечью. «Подкравшись» к этому «нечто», Кэти постаралась «разглядеть» отдающий прелью сгусток и понять из каких отдельных чувств он состоит. Что там было? Тоска, безнадежность, привычно-ноющая боль, как в застарелой ране, и та самая замеченная в первый момент горечь, возникновение которой было не совсем ясно. Кэти «присмотрелась» к ней и ахнула — то, что имело такой едкий привкус, оказалось… надеждой! Просто от долгого соприкосновения со всем остальным она давно растеряла положенную ей сладость.

— Как вы с этим живете?! — пораженно воскликнула Кэти, уже забыв собственные страхи и обиды, настолько тяжелым грузом показались ей чувства Альберты, которые та носила в себе.

— Как-то живу… если честно, то не очень… — невесело усмехнувшись и неопределенно пожав плечами, ответила женщина.

— И какое отношение это все имеет ко мне? — тихо спросила девушка, уже понимая, что «это» так просто и для нее не пройдет стороной.

Тяжело вздохнув и «пахнув» обреченностью, пожилая дама сказала:

— Я тебе сейчас поведаю историю своей жизни, а ты сама решишь потом, захочешь ли иметь отношение ко всему «этому». Потому как, без твоего искреннего согласия все равно ничего не получится.

Прошло несколько часов, а они с Альбертой все также оставались на пляже. Женщина давно уж замолчала, но продолжала сидеть на своем шезлонге, задумчиво вглядываясь в розовеющую полосу над морем — все, что на данный момент осталось от роскошного заката, под яркие всполохи которого она и завершила свой трагический рассказ. Да и Кэтрин впала в какое-то настороженное забытье, пережив те же эмоции, которые испытала и Альберта, озвучивая свою историю.

Собаки, во время их разговора носившиеся где-то в районе речки, теперь, набегавшись, лежали рядом, спокойно положив крупные головы на лапы и жмуря глаза.

Один из дронов выдал им по пледу и «уселся» между ними, включив инфракрасный обогреватель, а остальные рассредоточились по пляжу, застыв в отдалении.

Несмотря на еще розовеющий закат и довольно светлый запад, темнота уже наползала из-за каменных осыпей, ограничивающих визуально пляж, а с лощины потянуло туманом. Откуда-то, возможно, из той же лесистой расщелины, слышались переливчатые птичьи трели, которые, то вплетались в тихий шорох волн, то взвивались ввысь, и подхваченные легким бризом, уносились куда-то вдаль. А небо, все более наливающееся ночной тяжестью, заполнялось сияющими звездами.

Все вокруг дышало покоем. Мягкие пледы и тепло, излучаемое дроном, не давали замерзнуть от вечерней свежести телу, а горячий травяной чай согревал изнутри. Но вот женщины, и молодая, и пожилая, чувства комфорта и довольства явно не испытывали. Старшая из них, как и было сказано выше, уже минут десять, не меняя позы и напряженно стиснув руки, сидела и смотрела на закат. Но и поза ее, и мерное покачивание, и остановившийся взгляд, говорили о том, что, похоже, нежных вечерних красок она и не видела, а настойчиво разглядывала что-то внутри себя, что всколыхнула ее память. Кэти же, пыталась отрешиться от тех ужасных переживаний, что столь наглядно показала ей Альберта, и решить, как быть дальше.

От нее ждали помощи, при этом, в положительный ответ практически не веря, но, тем не менее, предлагая свехдостойную благодарность, и этим самым питая горчащую от того неверия собственную надежду. Конечно, кто-то другой обозначил бы данное предложение более прозаическими терминами: услуга и оплата. Но Кэти, пережив все эмоции параллельно с Альбертой и ощутив их искренность и горячность, была склонна воспринимать все именно в том благородном ключе и трепетных формулировках, в каких это и было изложено ей — мольба о помощи и безмерная благодарность за оказанную поддержку.

5 (3)

Прошло несколько часов, а они с Альбертой все также оставались на пляже. Женщина давно уж замолчала, но продолжала сидеть на своем шезлонге, задумчиво вглядываясь в розовеющую полосу над морем — все, что на данный момент осталось от роскошного заката, под яркие всполохи которого она и завершила свой трагический рассказ. Да и Кэтрин впала в какое-то настороженное забытье, пережив те же эмоции, которые испытала и Альберта, озвучивая свою историю.

Собаки, во время их разговора носившиеся где-то в районе речки, теперь, набегавшись, лежали рядом, спокойно положив крупные головы на лапы и жмуря глаза.

Один из дронов выдал им по пледу и «уселся» между ними, включив инфракрасный обогреватель, а остальные рассредоточились по пляжу, застыв в отдалении.

Несмотря на еще розовеющий закат и довольно светлый запад, темнота уже наползала из-за каменных осыпей, ограничивающих визуально пляж, а с лощины потянуло туманом. Откуда-то, возможно, из той же лесистой расщелины, слышались переливчатые птичьи трели, которые, то вплетались в тихий шорох волн, то взвивались ввысь, и подхваченные легким бризом, уносились куда-то вдаль. А небо, все более наливающееся ночной тяжестью, заполнялось сияющими звездами.

Все вокруг дышало покоем. Мягкие пледы и тепло, излучаемое дроном, не давали замерзнуть от вечерней свежести телу, а горячий травяной чай согревал изнутри. Но вот женщины, и молодая, и пожилая, чувства комфорта и довольства явно не испытывали. Старшая из них, как и было сказано выше, уже минут десять, не меняя позы и напряженно стиснув руки, сидела и смотрела на закат. Но и поза ее, и мерное покачивание, и остановившийся взгляд, говорили о том, что, похоже, нежных вечерних красок она и не видела, а настойчиво разглядывала что-то внутри себя, что всколыхнула ее память. Кэти же, пыталась отрешиться от тех ужасных переживаний, что столь наглядно показала ей Альберта, и решить, как быть дальше.

От нее ждали помощи, при этом, в положительный ответ практически не веря, но, тем не менее, предлагая свехдостойную благодарность, и этим самым питая горчащую от того неверия собственную надежду. Конечно, кто-то другой обозначил бы данное предложение более прозаическими терминами: услуга и оплата. Но Кэти, пережив все эмоции параллельно с Альбертой и ощутив их искренность и горячность, была склонна воспринимать все именно в том благородном ключе и трепетных формулировках, в каких это и было изложено ей — мольба о помощи и безмерная благодарность за оказанную поддержку.

А вот последующая за этим вечером ночь далась Кэти тяжело. Толи она просто выспалась за последние дни, толи вздернутые рассказом Альберты нервы так расшалились, толи все это вместе, вкупе с необходимостью поутру дать ответ, так накрыло ее своей тяжестью. Но вот теперь, вместо того чтоб как и в предыдущие дни крепко уснуть под убаюкивающий стрекот каких-то громкоголосых насекомых, девушка сидела в кресле возле открытой балконной двери и изводилась нежелающими стихать переживаниями.

История, что была ей рассказана, и начавшаяся, как светлая сказка об эдакой современной Золушке, в результате пришла к такому мрачному завершению, что даже не будь Кэтрин столь чутким эмпатом, то и тогда, наверное, не смогла бы так просто отринуть то горькое «послевкусие», что застряло после нее в чувствах. Оно наползало своей давящей беспросветностью, не давая мыслям вырваться из замкнувшегося круга, и продолжала скользить вновь и вновь, перебирая события чужой жизни.

Родилась и росла Альберта, как оказалось, тоже на диких территориях. Да и училась, в отличие от большинства молодых людей современного мира, тоже. Только не на землях какого-то богатого собственника, а в так называемом городище.

Что это такое? Вот и Кэтрин до момента беседы с бабушкиной подругой о подобных поселениях, расположенных вне стен Городов, даже не слышала. А потому начало рассказа, озвученное Альбертой, как нечто отвлеченное и почти не окрашенное какими-то яркими эмоциями, воспринялось Кэти легко и даже вызвало немалый интерес.

Родной поселок, как и Пшеха, был не крупным, насчитывающим пару-тройку сотен домов и, соответственно, не более тысячи, проживающего там народа. Впрочем, поселения на диких землях в принципе редко бывали большими. Как тогда, лет сто тридцать назад — в детство и юность Али, так и сейчас — в наши дни, люди вне куполов жили небольшими общинами.

Их поселок, образованный возле поместья одного из членов семьи Азуле, был небольшим, но довольно богатым. Народ, населяющий его, жил в полном благополучии и конфликтов с собственниками земель давно не имел. Так что дома поселян были с большими приусадебными наделами и передавались по наследству, в распределении работ присутствовала клановость, а нажитая собственность была немаленькой. Люди зарабатывали хорошо и имели возможность, живя на земле, иногда радовать себя и поездками в города, со всеми их доступными развлечениями. А детям давать образование, по крайней мере, не хуже, чем жители средних уровней мегаполисов.

К этим же годам успело образоваться и множество мелких городков на диких территориях, которые и стали называться Городищами. Дело в том, что пока не были приняты законы о «Майоратном праве» и «Минимальных долях», составленное любящим папочкой завещание… или наоборот — его отсутствие, иногда дробило оставляемые наследникам земли на очень маленькие осколки. И в итоге, оставшийся в наследство земельный лоскут мог составлять не более десятка гектаров, и, соответственно, «прокормить» своего хозяина был не способен. Что-то из этих «огрызков», конечно, покупалось более крупными землевладельцами, что-то соединялось в один приемлемый по размерам участок с помощью договорного брака или просто при объединении в товарищество, но кое-что так и оставалось само по себе — именно в таком виде, в каком и досталось собственнику.

Таким образом, на стыках частных территорий и стали образовываться городища. Да, такое наименование маленьких по площади, но емких по застройке и заселению участков, может и звучало насмешкой, но другие их названия как-то не прижились. Но, собственно, по своей сути они таковыми и были. Тесные нагромождения многоэтажных домов вдоль узких кривых улочек и единственное открытое пространство в центре, совмещающее в себе рынок и посадочную площадку для аэромобов. И все это с видимым усилием втиснуто в границы малой собственности Хозяина, как в древние времена предками своих теремов и поклонного места в кольцо защитного частокола.

Экономически такие городища выживали за счет разных торговых представительств, имеющих здесь офисы, более-менее крупных, по стандартам диких земель конечно, медклиник, и стихийно образовавшихся контор «общественного транспорта», которые содержали по паре-тройке аэромобов большой вместимости — мест на десять, курсирующих между соседними городищами и ближайшим Городом. Так же здесь размещались кое-какие объекты призванные, так сказать, отвечать понятию «развитая инфраструктура». Химчистки там, заведения досуга и развлечений, какие-то совсем уж мелкие предприятия, типа ремонтных мастерских. В общем, все то, чего не было в большинстве поселков, расположенных при поместьях.

А со временем в городищах стали открываться и филиалы некоторых университетов, учеба которых проходилась в очном режиме. Особенно нуждались в аудиториях непосредственно «близ земли» такие заведения, в которых учили работе с животными и растениями.

Вот в одно из них и поступила в свое время юная Аля. Училась она, конечно же, на ветеринара — специальность, считай, семейную и понятную ей с детства. А по окончании учебы, как и многие из тех, кто поступал на спонсируемое Советом отделение, она уехала работать туда, откуда был сделан запрос на специалиста ее профессии.

Вот так Альберта в свое время и оказалась в Пшехе. Да-да, именно здесь, в поместье, объединившем в себе обширное многопрофильное хозяйство, деревню при нем, сотни на три домов, и массивный особняк, «зацепившийся» за гору и зависший над маленькой бухтой.

Основными направлениями и тогда, и сейчас, для предприятия Пшехи, были садоводчество, виноделие и парниковое хозяйство. Так что штат зоотехников был весьма невелик. На момент прибытия Альберты — это она, молоденькая выпускница, да седоусый Николай Иванович, собирающийся со временем предать ей дела и отправиться на заслуженный отдых, денежки на который, в общем-то, уже давно были им припасены.

Впрочем, хоть деятельность предприятия и не была напрямую связана с разведением какой-либо живности, но вот эта самая живность и в самом поселке, и на маленькой ферме, имеющейся для нужд хозяйского поместья, и уж тем более на конюшне, где содержались лошади для работ в поле, наличествовала в довольно немалом количестве. Так что «погружение» Али в жизнь Пшехи было быстрым и содержательным. Пришлось ей за короткий срок познакомиться не только с непосредственными подопечными, но и с их хозяевами. И в итоге, не прошло и пары месяцев, как и она сама, и люди, окружающие ее, уже считали, что она тут давно и точно надолго.

Альберте все нравилось. Ей выделили домик на окраине поселка и малюсенький двухместный аэромоб. Работа ее, как и мечталось, не была привязана к одному месту, а пользуемая живность не ограничивалась одними коровами или свинками, как было бы, если б ее распредели на животноводческое предприятие. И бонусом ко всему было то, что это столь чудесное место находилось не так далеко от того, где она выросла. То есть, родители и друзья оказывались всего в неполном часе лета на ее аэромобе-малютке.

К этому моменту своего рассказа Альберта даже оттаяла и Кэтрин просто «купалась» в тех бестревожных радостных чувствах, что всколыхнули в женщине воспоминания о юности и самом начале ее жизни в Пшехе. Они даже немного посмеялись, когда бабушкина подруга, отвлекшись от чего-то горького, но пока неизвестного Кэти, рассказывала о первом своем пациенте здесь, о том, как завела друзей на новом месте и впервые же посетила особняк, который казался ей тогда неимоверно большим и роскошным.

Конечно же, в хозяйский дом она попала в связи со своими прямыми обязанностями. Да, казалось бы, какие животные могут быть в доме, где хозяева не бывают годами? А вот были! И как любым живым существам им иногда требовался доктор.

Хотя в самый первый раз, когда Альберту вызвали в особняк, она, как к своему, так и к общему сожалению, ничем помочь болящему не смогла. И дело было не в ее какой-то профессиональной ошибке, а в том, что пациент был стар, толст и малоподвижен. А его обидчики — сильны, ловки и в самом расцвете их кошачьих лет.

Как уж эти два кота сумели достать подвешенную клетку с той несчастной канарейкой — неизвестно, но они это сделали!

В момент, когда Аля примчалась в особняк, ее глазам предстала картина полного погрома — с разрушенным домом, в виде погнутой проволочной клетки с висящей на одной петле дверкой, пострадавшим, находящимся присмерти — в лице потрепанной канарейки, и горюющими «родственниками», роли которых весьма убедительно исполняли две горничные — Алёна и Оксанка. В дальнейшем ее задушевные подружки.

Как оказалось, нежно оглаживаемая птичка помирала совсем не от когтей агрессоров, а потому что… сильно долбанулась о каменные плиты, которыми был выстлан пол в зимнем саду особняка. Канарейка мало того, что оказалась по всем физическим показателям преклонного возраста, так еще и страдала сильнейшим ожирением, отчего и не смогла улететь, когда кот каким-то образом открыл дверку ее домика.

В общем, в тот раз, как только погоревать вместе с девушками, Аля ничего сделать и не смогла. А вот котов, тех самых птичьих убивцев, она в дальнейшем пользовала регулярно. Поскольку кроме силы и ловкости, как и положено им в расцвете кошачьих лет, они имели еще и такие свойства характера, как наглость и упертость, и практически постоянно участвовали в боях за территории.

Звали котов Тиша и Вася.

Первый, как рассказали Альберте, приблудился сам, лет за восемь до означенных событий, еще подростком. Он был полосат, страшно худ и ужасно голоден, но уже тогда проявил те самые — завидные наглость и упертость. Чем, собственно, и покорил повара, что заправлял на кухне особняка в обычное — не гостевое, время.

Второй же кот был породист и в оригинальной версии звался, конечно же, не Васей, а Вальдемаром Азалеем Брутом Третьим, как и вычитала в его паспорте Аля. Морду он имел плоскую, ушки маленькие и совершенно непрочесываемую нежно-персикового оттенка шерсть, которую ему просто сбривали почти под ноль, когда котище сильно закашлативался. Все эти чисто внешние атрибуты четко соответствовали его породе, но вот флегматизм и некоторая заторможенность, долженствующие проявляться в его характере, отсутствовали полностью, похоже, только увеличив тем самым долю все тех же наглости и упертости. Когда-то, на заре его кошачьей юности, он был подарен хозяйской матушке — госпоже Зинаиде Михайловне. Но сия уважаемая во всех отношениях дама, будучи тогда уже в очень преклонном возрасте, не вынесла возле себя этого проявляющего не по породе активность кота, и отослала его в деревню. В особняке он появился примерно в том же возрасте, и в то же время, что и Тихон.

Что самое интересное — в драках между собой коты замечены небыли, да и вонючих пометок в доме не оставляли, что послужило поводом для повара Андрюши проявить чисто мужскую солидарность и отвоевать для них сохранность причиндалов. Но именно поэтому с другими котами Вася с Тишей бились смертным боем и, соответственно, в услугах Али нуждались почти круглый год.

Впрочем, хулиганы были биты не только собратьями. Периодически они выхватывали, заслуженно надо сказать, от еще одного условного пациента Али — какаду Арчибальда. Почему условного пациента? Да потому, что вот ему-то как раз ни разу помощь ветеринара и не понадобилась.

Альберте, вот, вообще казалось иногда, что попугай создание вполне разумное. И если затаиться где-нибудь в кустах, то можно будет услышать не только его обычное: «— Дайте Аррчи орррехов!» и «— Дурррни! Дурррни!», в сторону котов, забредших на его личную территорию, каковой он считал зимний сад особняка. Такое отношение девушки к попугаю сложилось не случайно. После его обследования, которое он перенес с достоинством аристократа, она выявила, что возраст какаду превосходит не только ее собственный, но даже по совокупности вместе с кошачьим.

Но вот глупые «дурррни» в зимний сад периодически заглядывали, за что и были биты не раз. Только Але за пару первых лет, что она прожила в Пшехе, пришлось зашивать голову Тише и лапу Васе, раскроенные крепким и острым клювом Арчибальда. А сколько раз они выхватывали от попугая до нее… и не пересчитать!

А сойдясь с девчонками поближе, Аля стала и в особняке бывать не только по случаю вызова, но и просто так, что называется — пробегая мимо. Тем более что Андрюшка был любителем баловать вкусненьким не только котов, но и симпатичных девушек. И несмотря на то, что свой глаз он явно положил на Оксану, но и Алёнку, и Альберту, он на своей кухне привечать не переставал.

Так и полетели первые годы жизни Али в Пшехе — в полном удовлетворении собой, своей работой и окружающими ее людьми. Палисадник перед домом был засажен розами, привезенными от мамы, казенный аэромоб вскоре и почти полностью стал игнорироваться в пользу тоже казенной, но гораздо более милой лошадки Зарушки, а одиночество симпатичной девушки скрашивалось… нет, не влюбленным в нее парнем, а лохматой и рыжей алабайечкой по кличке Багуль! Да, тоже считай — роза, а на деле — лучшая подружка. И поговорить с ней можно, и прогуляться, да и вкусного чего сготовить, однозначно — на пару!

Впрочем, ухажеров у Альберты тоже хватало. Но вот только не складывалось как-то не с кем…

А спустя года три, как девушка поселилась в Пшехе, в поместье нагрянул и хозяин этих мест — Алексей Разумовский.

На этом месте Альберта Яновна сделала паузу, а Кэти даже пришлось эмоционально отстраниться, настолько трепетные и нежные чувства всколыхнулись в женщине при этих воспоминаниях. А потому рассказ о последующих после приезда Алексея событиях девушка прослушала, как внимательный, но обычный собеседник, просто воспринимая перечисляемые факты. История та, в общем-то, складывалась, что называется, в лучших традициях романтического жанра. Дело не обошлось без красивой высокомерной соперницы, мнящей себя женщиной жизни «главного героя», неприятием высшего общества милой, но слишком простой для столичной жизни девушки, соответствующих сложившимся обстоятельствам коварных интриг и победы настоящей любви над всем этим.

Собственно, и дальнейший рассказ о двадцати счастливых годах, совместно прожитых с хозяином Пшехи, озвучивался женщиной с такой затаенной нежностью в голосе, что и его Кэтрин не стала «пропускать» сквозь дар, не желая нарушать личное пространство собеседницы. Впрочем, перечисленных событий, случившихся за эти годы, было достаточно, чтоб и без приложения способностей стало понятно, что это были лучшие годы в жизни Альберты. Чувства, искренние и обоюдные, рождение детей, а потом и общее дело, связавшее пару.

К чувствам Кэти близко «не приближалась», а вот про детей и дело слушала внимательно, понимая, что именно эти темы в результате и приведут всю историю к ее ужасному окончанию. Почему девушка это смогла почувствовать, раз не применяла свой дар? Да потому, что именно в моменты упоминания об этом в голосе собеседницы и стали проскакивать… нет, пока не горькие, но уже тоскливые нотки.

Сын Николай родился спустя всего два года после знакомства его родителей, что даже в те годы считалось неимоверно скорым событием и говорило о тех самых безмерно нежных и трепетных чувствах, связывающих пару, и теперь отчасти переживаемые рассказчицей. А всего через пять лет родилась и дочь Аделина.

Ну, а Алексей, на тот момент возглавлявший одну из фракций в Совете Городов, занимался разработкой, а потом и продвижением закона «О легализации населения, проживающего на частных территориях».

Что это за закон такой? Все, что знала о нем Кэтрин из университетского курса новейшей истории, это то, что он был принят в несколько этапов, из которых последний — завершающий, послужил причиной почти для полного роспуска того состава Совета, что принимал его, и случилось это событие… где-то лет сто назад. Точнее сейчас девушка вспомнить дату не смогла, поскольку в учебной программе этот вопрос освещался довольно сжато, можно даже сказать, практически информационно. И, что было замечено студентами многих выпусков и даже обсуждалось как-то на форуме в сети, никогда не попадался в виде вопроса ни на зачетах, ни на экзаменах. А потому и вся тема, понятно, не изучалась никем более пристально.

Так что теперь, когда этот вопрос был затронут Альбертой, для Кэти он прозвучал, как вновь.

Все земли, что остались не разрушенными и не затопленными в период катастроф, как оказывалось на практике, давно кому-нибудь да принадлежали. Сотня — другая семей, что поделили между собой пригодные для жизни территории, распоряжались ими как хотели: делили между своими детьми, отдавали в приданое по брачным контрактам, продавали и покупали, дарили и завещали, но главное — практически ничто и никогда за определенный круг не уходило. Так что люди, хоть и живущие здесь испокон веков и не ушедшие в города даже во времена самых страшных катаклизмов, оказались обитающими на чужой земле.

Благо на той чужой земле приходилось кому-то работать, а робототехника пока не была столь универсальна, чтобы без помощи человека определять зрелость фруктов, выхаживать заболевших поросят и при этом еще и не ломаться каждый раз, когда ее накроет непогодой. А со временем, когда — то, что было выращено в натуральной среде, стало приносить немалый доход, обогащая собственников земель, то, соответственно, и конфликт между ними и людьми, продолжающими жить вне куполов, сошел на нет. Люди стали более безбоязненно селиться вблизи особняков и наниматься для работы в садах, полях и фермах. Но вот их правовой статус оставался таким же, каким и был — БОМЖ. Так, как во все времена и называли людей, не имеющих своего жилья, закрепленного за ними правом собственности или хотя бы правом на проживание.

Вот именно создавшееся положение дел и пытался изменить Алексей Разумовский с соратниками, разрабатывая закон «О легализации населения, проживающего на частных территориях».

Кэтрин вспомнилось, как Альберта горько усмехнулась в этом месте своего рассказа, видя ее недоуменное лицо. А что Кэти? Она действительно не совсем поняла, что такого ужасного было в создавшейся ситуации, если не далее, как пару минут назад, женщина сама сказала, что без людей, живущих на земле, не смогли бы нормально функционировать ни фермы, ни растениеводческие хозяйства, ни какие-то другие предприятия на диких территориях.

— Эх, девочка, — покачала тогда головой собеседница, — что я хочу от тебя, когда ты об этой проблеме и не слышала, и с рождения имеешь гражданство Союза Городов? Если сама, до встречи с Алексом прожившая вне куполов двадцать семь лет, об этом даже не задумывалась!

А все было действительно плохо, а где-то даже страшно! Если на благодатных землях людей, умеющих жить и работать на земле, действительно ценили, и отношения между простыми поселенцами и собственниками складывались вполне неплохо, то вот там, где климат был не так мягок, или границы территорий граничили с теми, что пострадали от катаклизмов, ситуация была совсем другой. И там, где людей просто сгоняли с обжитых мест за ненадобностью, то это могло считаться еще и не худшим вариантом. А вот там, где и климатические условия были отвратные, и разработка земель под сельское хозяйство не пригодна, а основная ценность территорий была в имеющихся на их просторах каких-то ценных ископаемых, что требовало огромных вложений для получения дохода, то вот там народу приходилось туго.

Бесправные, не имеющие ни жилья, ни возможности заработать как-то легально — фактически, люди там оказывались на положении рабов. А значит бунты, убийства собственников, последующие наказания и казни уже бунтующих.

Жестко. Кэтрин примо скрутило, когда она попыталась подпустить к себе эмоции переживаемые Альбертой во время этого рассказа. Собственно, та знала, о чем говорила. Поскольку после того, как дети вышли из младенческого возраста и перестали нуждаться в ее ежеминутном внимании, она тоже постепенно погрузилась в это дело, став ассистентом мужа. А иначе — никак. Ему требовался человек рядом, которому бы он безоговорочно доверял.

Ну, а дети? Дети росли. В положенный срок пошли учиться. Старались, добиваясь столь незаурядных результатов, что заставляли родителей не только радоваться их успехам, но и гордиться ими. В положенный срок, сначала Ник, а потом и Дели, закончив школу, поступили и высшие учебные заведения. И если сын пошел по стопам отца, то есть предпочел юридическое образование, а чуть позже присоединил к нему и экономическое, то дочь оказалась человеком творческим, и поступила в единственную во всем современном мире Академию Искусств.

— Вот в те года и случилось мое знакомство с твоей бабушкой, — подвела тогда черту этой части своего повествования Альберта таким голосом, что Кэтрин сразу стало ясно, что все хорошее, что могла она поведать, теперь точно подошло к концу.

Да, именно с этого момента все в жизни женщины пошло под откос. А началом конца послужило в общем-то вполне неплохое событие — Алексей лег в клинику для проведения полного комплекса процедур по регенеративному омоложению. Ведь на момент знакомства Альберты с мужем тому уже исполнилось восемьдесят два, и как бы ни хороши были методы поддержания здоровья до изобретения данной методики, но такого эффекта они все-таки не давали.

На сегодняшний день эти медицинские манипуляции, как знала Кэтрин, вполне доступны по стоимости даже людям со средних уровней мегаполисов. Но вот тогда, почти сто лет назад, это было невероятным новшеством — прорывом в медицине, позволившим увеличить срок полноценной жизни почти вдвое. И, естественно, как все и всегда на начальном этапе, стоило невероятных денег.

Впрочем, Разумовские могли это себе позволить. А сами процедуры и период реабилитации прошли для них в радостном предвкушении долгой совместной жизни и в построении долгосрочных планов.

Но… что-то пошло не так. Сначала думалось, что это временно, все ж методика процедуры являлась новой, и больших наработок по ней пока не имелось. Думалось, что все наладится и организм перестроится со временем. Потом, когда прошло несколько месяцев, а Алексею становилось только хуже и уже сами врачи начали сомневаться в благополучном исходе, была якобы выявлена ошибка при проведении процедуры. Проводились консилиумы, принимались срочные решения, совершались беспрецедентные действия.

И все же… муж уходил. Тихо, постепенно, но неотвратимо. Как будто те десятилетия, вырванные у природы современной медициной, все же взяли свое и наверстали отобранное, превратив цветущего сильного мужчину в древнего старца за короткий срок.

Да, было проведено расследование, выявлены ошибки, а методика отправлена на доработку. И даже вроде кто-то понес наказание за это. А как иначе? Погиб один из виднейших политических деятелей того времени.

Впрочем, как и тогда, так и сейчас, для Альберты это было не важно — так, констатация фактов.

Ей на тот момент не было и пятидесяти. Для нее жизнь на несколько лет превратилась в один затяжной сон с непрекращающимися кошмарами. Слишком дорого женщине обошлись те несколько месяцев, что далинадежду на долгое светлое будущие и такое неожиданное крушение всего, считай, в один миг.

Как постепенно и порой несуразно уходили из жизни соратники мужа по фракции, как оставшиеся из них вдруг неожиданно принимали решение завершить политическую карьеру, а друзья, в общем-то, достойные и серьезные люди, отдалились от нее под разными предлогами, она и не заметила. Аля «заперлась» в Пшехе, сама не желая никого видеть. Только-то и отрады, что дети, приезжающие на каникулы.

А вместе с дочерь в поместье стала приезжать и Амалия… еще не Блайк, а Моретти — сокурсница Дели.

5 (4)

— Девочкой она была удивительно милой и непосредственной, — вспоминала Альберта, рассказывая Кэти о ее бабушке. И даже немного расслабляясь от воспоминаний, которые были ей приятны. — Я тогда еще поражалась, как этот ребенок умудрился сохранять такую жизнерадостность в той странной семье, в которой рос.

Да, слышала Кэтрин о том семействе. Хоть и маленькая тогда была, но то, что рассказывал отец о семье своей матери, ее настолько впечатлило, что запало в память, отложилось на будущее, а осмыслилось уже потом взрослым восприятием. Прадеда называли медиамагнатом и внимание к фамилии Маретти, как к любой не просто богатой, но и знаменитой семье, было постоянным и пристальным. Но на виду всегда оказывался приятный и достойный пожилой господин, любимец не только подконтрольных, но и сторонних СМИ. А вот в семье это был тиран — жесткий, требовательный отец для своих детей. Как уж себя чувствовали его сыновья при таком воспитании, в семье Кэтрин этого не знали, но вот единственной девочке, воспитанной без материнской заботы и таким жестким отцом, там было плохо — это было известно точно.

А потому ничего удивительного в том, что очень юная девочка принимала приглашения подруги погостить у нее, а домой не стремилась, Кэти не видела.

— Твоя бабушка была удивительно талантлива, — говорила про нее Альберта, с удовольствием отвлекаясь от прямого рассказа, в котором все горести, похоже, смертью мужа не заканчивались. — Если моя Дели рисовала хорошо, то вот Ами уже тогда не только художничала, но и писала стихи, пробовала себя в музыке и, вообще, интересовалась любым делом, которое требовало, хоть небольшого творческого подхода. Девчонки жили у меня здесь по два, а то по три месяца, даря и мне своим присутствием радость и успокоение.

А вот Николай приезжал редко, стараясь все свое время отдавать учебе. Каникулы у него были заняты практикой и дополнительными занятиями. Так что было совершенно естественно, что со временем сын отдалился от матери и их общение сошло почти на нет, обозначаясь лишь редкими разговорами по головизору, и то, в основном по случаю праздников.

Время шло, но для Альберты почти ничего не менялось. На получение диплома Ника она в Гренланд не полетела. Нет, не потому что не захотела, а по той причине, что сын особо и не звал. А несколько последних лет, проведенных в деревне, и замкнутая жизнь почти без общения, тоже сделали свое дело, добавив в характер некогда энергичной женщины несвойственных ей качеств — неуверенности в себе, боязнь встречи с незнакомыми людьми, да и, что уж греха таить, обидчивости.

Впрочем, через несколько лет к дочери и ее подруге на выпуск она ездила. Хотя эти самые, вновь приобретенные качества, большого удовольствия от поездки ей получить не дали. Так что, проведя в городе дня три, Альберта вернулась тогда в Пшеху.

А не прошло и месяца, как туда прилетела Дели и привезла с собой Амелию. Вернее, это Ами устремилась в места, где свободно и хорошо себя чувствовала, а дорогая подруга только согласилась ее сопровождать. Оказывается, девочку выдавали замуж. При этом выдавали за мужчину намного старше ее, совершенно незнакомого, ну и, конечно, согласием невесты тоже никто не озаботился.

Кэтрин, как прадеда, так и деда, никогда не знала, но вот наслышана была об обоих. Эти мужчины друг друга стоили. Потом, значительно позже, когда младший сын, впоследствии отец Кэти, пойдет против воли своего отца, стремясь учиться тому, к чему лежала его душа, был отринут им и просто забыт. А потому свою бабушку, попытавшуюся сбежать от такого брака, она, в общем-то, понимала.

А тогда юная Амалия несколько дней рыдала на руках Альберты, жалея себя, ругая судьбу и отца, и страшась будущего. Но, наревевшись и нажаловавшись вволю, она все-таки вернулась в столицу и, соответственно, пошла под венец — перечить воле отца тогда, в юности, она не смогла. Впрочем, как было известно, спустя двадцать с небольшим лет и став уверенной в себе, сильной и независимой женщиной, она это все-таки сделала.

Хотя и тогда это ей далось не без труда. Нет, господин Блайк жену в ее стремлениях останавливать не стал — у него, видишь ли, на женские капризы времени не было, а именно так он отнесся к желанию Амелии получить развод. Но вот к детям он ее больше не подпустил. И если старшему Томасу на тот момент было уже двадцать лет, и он во много мог и сам решать, как ему вести себя с матерью, то вот младшему Джерому, впоследствии ставшим отцом Кэти, было всего пять. И у него, понятно, свободы выбора не было.

И у самой Ами той свободы выбора тоже не было. А потому, попытавшись сразиться с ненавистным мужем, как и положено — в суде, и поняв, что в любом случае проиграет, поскольку на стороне зятя решил выступить и такой же ненавистный папочка, она в расстройстве сбежала из столицы. Куда? Понятно — в Пшеху. Где и прожила пару лет, пока не смогла смириться со сложившимся положением дел, а ее неугомонная натура не потянула из глуши.

— Вот тогда наши отношения с Амелией и переросли те, что были хоть и доверительными, но все же больше отвечающими понятию «дочки-матери», и стали равноценными — дружескими, — пояснила Альберта этот момент в своем рассказе.

А потому, вскоре после того, как Ами утвердилась в высшем обществе, как поэтесса, законодательница мод и светская львица, то есть заставила себя уважать, как самостоятельную личность, а не дочь медиамагната или жену промышленника, она потянула в Гренланд и Алю.

Надо сказать, что исполнение этой задумки далось Амелии нелегко. Привыкшая к тишине деревенской жизни подруга долго отказывалась настолько кардинально что-то менять в своей жизни. Но, все же, поругавшись несколько раз, и столько же раз помирившись, старшая женщина здалась на уговоры приятельницы и перебралась в столицу.

А все оказалось не таким страшным, как казалось издалека. Уверенная в себе, и не допускающая ни малейшего осуждения или даже косого взгляда в сторону подруги, Амелия бойко втянула Альберту в круговерть светской жизни столицы. И не прошло и месяца, как Аля оказалась в Гренланде, а ее жизнь переполнилась событиями, встречами и завязывающимися отношениями. Впрочем, отношения не только завязывались, но и возрождались прежние. Те, кто когда-то малодушно предпочли не замечать, что молодая вдова Разумовская вдруг пропала из столицы, теперь, видя ее постоянно с такой яркой звездой, как Амелия Блайк, захотели возобновить общение.

Хотя, нужно отдать должное некоторым из этих новых-старых знакомых, кое-кто из них вынуждены были отстраниться от Альберты не из-за того, что влиятельная жена политика в миг утеряла это самое влияние по смерти мужа. Вот тогда Аля и узнала, что возможно… да-да, только возможно, что Алексей умер не из-за ошибки в методики по регенеративному омоложению. Вернее, ошибка возможно… опять-таки — возможно, и была допущена, но была она преднамеренной. Тогда же женщина узнала и о других, казалось бы невозможных сбоях в технике, несчастных случаях и невероятных проблем со здоровьем, унесших жизни еще восьми соратников Алексея по его работе над законом «О легализации населения, проживающего на частных территориях». А те, что не попали под эти «случайности» вынуждены были сами отойти от дел.

А закон? Закон был все же принят силами тех, кто все-таки не отступил от задуманного, но успел понять, что происходит что-то неладное и обезопасить себя. Или все же это оказалось ценой за то, чтобы эти люди не противодействовали тому, что впоследствии с ним стало. То есть, закон приняли, но «навесили» на него столько уточнений и дополнений, что он утерял почти половину своей значимости. К тому же, что называется, в широкие массы он не вышел. И в итоге — закон как бы существовал, но основное население, жившее в городах, о нем ничего не знало. А значит все, что касалось диких земель и людей, населяющих их, так и осталось для большинства тайной за семью печатями.

А вот это Кэтрин знала, как никто другой. Сразу вспомнились ее мытарства по сбору информации о территориях за куполами, и тех крохах, что она умудрилась найти. Действительно, народ в мегаполисах ничего не знал об этом… да, собственно, и знать не хотел.

Да и Альберту тогда эта информации просто «убила»! Дело жизни ее Алексея, да и ее самой, считай, кануло в небытие. Единственная польза от него оказалась в том, что теперь те, кто жил на земле, имели хоть какое-то подобие реальных, а не липовых документов. По каким, кстати, в свое время Аля и поступала в университет.

Немного сгладило «убойный» эффект этой информации потепление отношений с сыном. Он, оказывается, был в курсе такого сложившегося положения дел, да и то, что отец… хм, возможно ушел из жизни раньше времени не просто из-за врачебной ошибки, тоже догадывался, но оставить учебу и, как мать, удалиться в отдаленное поместье, чтоб «не мозолить глаза» тем людям, которые в угоду своей цели и творили все это, Николай не захотел. А то, что мать будет настаивать на этом, он предполагал.

Да, Альберта тогда была вынуждена согласиться с сыном. Она, хоть и не знала об этих обстоятельствах, сложившихся уже после ее отъезда из столицы, поскольку ни с кем, ни видится, ни просто общаться, тогда не хотела, но вот если б Ник озвучил их, то его бы она услышала. И действительно постаралась бы запретить ему находиться в том осином гнезде, каким стал, оказывается, в то время для их семьи Гренланд.

Но теперь, спустя пару десятилетий, здесь, в столице, уже многое изменилось. Включая и нынешнюю власть — из тех делегатов, кто во времена Алексея Разумовского входил в Совет Городов, остались единицы. Да и те теперь были заняты совсем другими делами, а проблема с законом «О легализации населения, проживающего на частных территориях», перетряхнувшая в свое время состав Совета, давно канула в лету. Так что, даже те, кто там до сих пор заседал, и возможно когда-то участвовал в том конфликте, теперь пусть лицемерно и наигранно, но вполне открыто приветствовал возвращение Альберты в столицу.

А времени действительно прошло много с тех пор. Это поняла и сама Аля, когда вдруг, неожиданно и как-то легко… увлеклась мужчиной. Нет, с первой минуты того знакомства разумом она понимала, что скорее всего этот мужчина не испытывает к ней, женщине более, чем вдвое старше него, тех горячих чувств, которые демонстрирует. Но вот взбудораженные гормоны цветущего, по всем показанием еще молодого организма, и вдруг проснувшаяся женственность, с ее желанием нравиться, ей выбора не оставили. Роман случился бурный и яркий, а закончился неожиданно… случившейся беременностью.

Что и привело Альберту в чувства. Пометавшись пару ночей, поистерив немного на плече подруги, она приняла решение… ребенка все-таки оставить. Хотя новоявленного папашу, вдруг рьяно изъявившего желание не просто жениться, но и принять на себя управление всем немалым имуществом вдовы известного человека, пришлось отправить в отставку.

И опять Пшеха. Размеренная жизнь, долгие прогулки по берегу моря и четко выверенный диетологом рацион.

Как ни странно, но Ник с Дели известие о беременности матери от какого-то альфонса, вскружившего ей голову, восприняли неплохо. Можно даже сказать, что и желать лучшего было нельзя — приезжали, смеялись над сложившейся ситуацией, но неприятия ею не высказывали. А скорее даже одобряли, что мать вышла из «коматозного» состояния последних десятилетий. Да, лихо получилось, но сам этот факт их радовал.

А потом и Джемма появилась на свет, привнеся в жизнь Альберты новые хлопоты и заботы, и окончательно излечив от многолетней хандры.

А что еще нужно матери, когда ее дети здоровы и успешны? Да, ничего! Хотя… может быть еще и личного счастья им очень хотелось.

Но, ни Николай, ни Аделина к семейной жизни не стремились. Первый усиленно строил карьеру, прорываясь в Совет Городов, как когда-то и его отец. А вторая, будучи личностью творческой и увлекающейся, и достигнув определенной известности, как один из самых молодых и талантливых пейзажистов, постоянно была в поездках, как по всей Земле, так и по ближнему космосу, в поисках яркой и необычной натуры. Так что, какие уж тут семьи… дети…

А вот Джемма, на радость матери, пошла другим путем. И, не успев закончить университет, на последнем курсе выскочила замуж. А едва успев получить диплом, объявила, что в положении.

После этих слов Кэти напряглась, поскольку, несмотря на то, что рассказ шел о вполне… нет, о по-настоящему счастливых событиях в жизни Альберты, голос и эмоции собеседницы, пропитывались постепенно той горечью, что и была полна душа женщины. Стало понятно, что грядет нечто ужасное.

Да, ужасное свершилось. И тем страшнее было понимание, что, все то счастье, которым жила Аля последние годы, вдруг в одночасье полетело куда-то в тартарары.

Но, по порядку. Как было уже сказано, лет пятнадцать жизнь баловала Алю постоянными радостными событиями и насыщала ими ее жизнь в полной мере. А после рождения внука ее и подавно закружило — то торжественный банкет в столице по случаю вступления Ника в должность главы одной фракции Совета, то вернисаж картин Аделины, проходящий в одной из престижнейших галерей столицы, то годовщина свадьбы Джеммы и Рональда. А то и подготовка особняка в Пшехи к приезду всего большого семейства на ее собственный юбилей.

Но, в одночасье все закончилось. Сначала как-то незаметно за общением с другими родственниками опять отдалился от семьи Николай. Потом вдруг случился вызов в столичный суд по делу о разделе имущества между самой Альбертой и детьми, которое было инициировано по заявлению того же Ника. И нет бы, женщине задуматься уже тогда, что здесь что-то нечисто, что на сына это не похоже, а раздел, предложенный его адвокатом, какой-то странный.

Но о плохом как-то не думалось. Тем более что Николай, хоть и не захотел встретиться с матерью лично, отговорившись занятостью, по галовизору все же ответил, что собственность и деньги любят порядок, а потому следует все оформить законным путем. А она-то действительно, так и не нашла времени заняться этим вопросом после смерти мужа. Так что все выглядело естественно, и на первый взгляд придраться было не к чему.

Но вот результат этого раздела поразил Альберту. Мало того, что Джемма оставалась совсем ни с чем, и хотя Альберта такого не ожидала, но хотя бы могла понять, но вот сама она, почему-то, вдруг оказывалась всего лишь собственницей Пшехи. А вот к остальным активам, после подписания документов, доверенность на которое она дала Нику, она теперь никакого отношения не имела.

Но, не успела она толком осмыслить такой странный итог судебного разбирательства, и тем более, что-то предпринять, как… пришло известие о пропаже группы художников, в которой была и Дели. Да, дочь много ездила, и не всегда те места, где она оказывалась, были так уж безопасны. Но никогда члены той арт-студии, куда входила дочь, не выезжали на пленэр без должной подготовки и отряда охраны.

А потом были месяцы ожидания, и изматывающих переживаний. Несколько раз организовывались спасательные миссии, в прессе и по головизору то и дело велись репортажи из тех мест, где пропала группа. Но в кадр постоянно попадали такие страшные картины, то истекающего лавой вулкана на горизонте, то засыпанных пеплом равнин, так что еще до официального объявления о гибели, народное мнение похоронило и самих художников, и людей сопровождавших их.

Сердце матери было разбито. А потому, известие о том, что та часть наследства, что принадлежала дочери, теперь якобы по ее, еще прижизненному заявлению, отошла брату, Альбертой было воспринято не сразу. И донесла это до нее Амелия. Она приехала почти сразу, и впасть в очередную апатичную тоскливость, грозящуюся затянуться на годы, подруге не дала. Она разговаривала с ней, доказывала, требовала критически посмотреть на ситуацию. Да, все это, может, было и не ко времени, и, может быть, раздражало, а вернее, даже бесило, но дело свое сделало. Аля разозлилась и решила лететь к сыну. Нужно было поговорить. А что ей оставалось? Возникшее сейчас недопонимание могло привести и к «потере» сына. Благо, Ник в тот момент находился совсем недалеко — в поместье Хотенцай, что было немногим южнее Пшехи.

Но…

— А вы что хотели, матушка? — спросил ее человек с внешностью сына, с чужой интонации в родном голосе и несвойственным Нику жестким взглядом. — Джемму вы родили неизвестно от кого, и к фамилии Разумовских она никакого отношения не имеет. А вы сами когда-то пришли к отцу с чем? Да, для семьи потомственных аристократов ваш по-деревенски здоровый организм чего-то и стоил — дети вам удались на славу. Но, согласитесь, этого мало, чтоб теперь претендовать на что-то большое, чем хорошее жилье. К тому же, имеющееся при нем хозяйство вполне обеспечит вам безбедную старость. Так что, я думаю — все честно!

Вот что это было?!

Обескураженная, и как бы не сказать обалдевшая от такого приема, Альберта только и сумела ответить в тон — жестко и коротко:

— Вот и отлично, Николай. Тогда и ты к Пшехе больше не имеешь никакого отношения — его я оставлю Джемме.

А вот уже в аэромобе на нее накатило — слезы до икоты и паника в мыслях. А самым обидным и… да, непонятным, было это «вы» в обращении и какое-то чужое, инородно звучащие слово «матушка». Ее Ник так мать никогда не называл…

Но до Пшехи она в тот день так и не добралась. Хоть и лету тут было не более пятнадцати минут, но когда в окнах показались знакомые клетки садов, как Рон — пилот, что-то прокричал, машину тряхнуло, после чего та на мгновение зависла без какого-либо движения, а за окном все заволокло дымом. И только, когда аэромоб, как снаряд понесся по пологой траектории вниз, и встречным напором воздуха клубы стало относить назад, Альберта поняла, что они падают.

Рон, как пианист, пальцами двух рук бегал по кнопкам передней панели управление, то и дело перехватывая рычаг управления, дергающийся перед ним словно маятник, но видимо ему что-то не удавалось, потому что он ругался такими словами, каких от него Альбета и не слышала за тридцать лет службы. Да, и вообще, кажется, ни от кого не слышала…

Впереди, по курсу, показалось море, и приближающийся склон над ним. И было непонятно, упадут они в воду или угодят в этот скальный уступ.

— Пристегнитесь, голову… — что еще прокричал ей Рон не оборачиваясь, женщина не услышала, потому что аэромоб чиркнул брюхом по самому краю обрыва, машину от удара подкинуло и из переднего сиденья и под ней с громким хлопком выскочили подушки безопасности, сжимая тело на мгновение и приноравливаясь к его размерам. — …направил к морю! Дверь разбло… — эту фразу пилоту уже не дала договорить вода, с хлюпаньем и шипением принявшая аэромобов в себя.

Этого удара Аля почти и не почувствовала, но вот и увидеть ничего не смогла — подушки обхватили ее мягким коконом со всех сторон и перекрыли весь обзор.

«— Не разбилась, так сейчас утону…», — мелькнуло в голове.

Но тут боковая часть защиты схлопнулась и она увидели Рона с ножом наготове и быстро темнеющую воду за ним, сквозь стекло.

— Мы не далеко от берега, здесь не должно быть глубоко! Лишь бы тварей никаких поблизости не было! Плавать умеете?! — спросил пилот, и, получив утвердительный кивок от хозяйки, развернулся к двери. — Ну, с Богом, пошли…

Глубоко — не глубоко, но Альберте тогда хватило, чтоб выскочить из воды с горящими огнем легкими.

А до берега было действительно недалеко — метров двадцать. Считай всего ничего, в обычное время — с парой биперов над головой и стопроцентной уверенностью, что никого из чудовищ нет рядом. Но не сейчас…

И осталось-то всего с пяток метров, и камни вот-вот под ногами окажутся, и тварь-то, похоже, была всего одна, а крови всего ничего — лишь пара капель на прокушенной губе Рона. Стоило дну удариться в подошвы, как лодыжку обожгла боль, а петля, захлестнувшая ногу, рывком потянула тело, едва нашедшего опору, опять в глубину. Барахтаясь и глотая воду Альберта попыталась сопротивляться той силе, что уволакивала ее под воду. Рон, который выбирался на берег сзади и чуть в стороне от хозяйки, понял сразу, что происходит, и, кинув на женщину обреченный взгляд, нырнул по направлении к ней. Буквально сразу петля на лодыжке ослабла, а вода вокруг Альберты забурлила и даже толи какая-то змея, толи толстое щупальце, взметнулось над ней и опало, подняв в воздух фонтан брызг. На мгновение показалось и лицо Рона:

— Уходите! — прохрипел он, плюясь водой, и опять скрылся из виду.

Аля устремила к берегу, и только, когда на четвереньках, откашливаясь и задыхаясь, она выбралась на пляж, там себе и позволила оглянуться. Море было спокойно — лишь легкие даже без барашков волны катили на берег и радостно перебирали меж собой блики послеполуденного солнца. И ни следа мужчины, спасшего ей жизнь…

Вскоре… наверное, вскоре, потому как сама женщина времени не ощущала, не переставая вглядываясь в водную гладь в какой-то безумной надежде, но вот поселок Пшехи был совсем рядом, а аварийный сигнал, такой профессионал, как Рон, не подать не мог.

А через три дня, когда Альберта едва смогла ступать на пораненную щупальцем спрута ногу, а гибель пилота, тоже благодаря интенсивному лечению, перестала стоять в глазах ежеминутно, на воздух взлетела контора винзавода. Естественно, когда она была там. Людей погибло на этот раз много — пять человек, и десять было ранено. Как спаслась сама Аля? Да просто в тот момент она была в глубоком подвале, где хранились самые удачные образцы. Но если б она, как и предписывал доктор, больше сидела, ограничившись лишь работой с документами, то… понятно, что — все… а так, просто вынуждена была ждать полдня, пока ее откопают.

После этого Амелия, которой пришлось и на берегу, куда она прилетела вместе с спасательной командой по сигналу маячка, приводить Алю в чувства, и успокаивать подругу после известия о стольки смертях, когда ту достали из-под завала, все взяла в свои руки.

— Ты пойми! — доказывала она Альберте в который раз, — Все это не может быть случайностью! Техники, что разбирают твой аэромоб, уже сейчас говорят о явно преднамеренной поломке! А уж такой взрыв в здании, где никакого производства нет, и случиться не мог! Или ты думаешь, что так мог рвануть простой комп или сплит?

— И что ты считаешь? Что это Ник устроил?! Быть такого не может! Он все же мой сын! — отвечала подруге Аля, не желая верить до последнего в виновность Николая.

— Я не знаю! — хваталась за голову Ами, — Но как бы это странно не звучало, но тот человек, с которым я в последнее время пересекалась в столице, на Ника совсем не похож. Все ж я его тоже знаю давно — считай, чуть не с детства!

Тогда к какому-то определенному мнению по поводу Николая они так и не пришли, но вот то, что кто-то целенаправленно пытается убить Алю, было понятно и без выявления конкретного заказчика. А потому Амелия подняла все свои связи, определила лучшую охранную компанию и заставила подругу подписать с ними договор.

И не прошло и пары дней после взрыва, а в поместье уже распоряжались сдержанные крепкие мужчины, которые нашпиговали всякой следящей техникой и особняк, и самые посещаемы Альбертой места поместья. Так же, за ней теперь неотступно следовали два телохранителя, и именно в тот момент возле нее опять появились собаки, которые в отличие от «подружки юности» — симпатяшки Багуль, действительно были натасканы на охрану. Новые люди, приезжающие в поместье, основательно проверялись, а «старые», после гибели односельчан при взрыве на винзаводе, сами решили организовать патрули и по доброй воли стали подчиняться командиру приезжих охранников.

Но это было еще не все. По мнению Амелии, еще следовало так же оградить от возможной опасности и семью Джеммы. И Альберта, все еще не желая верить в виновность Николая, но все же, мысленно содрогаясь от мысли, что нечто страшное может случиться с дочерью и внуком, решила уговорить и ее остеречься.

Как и ожидалось, Джемма ее не поняла. И даже Амелия, которая, конечно же, зная о мягкотелости подруги, не оставила на волю случая такое серьезное дело, и полетала вмести с ней, не смогла ее убедить. А доводы о том, что Николай оставил сестру без наследства и, возможно, устроил не одно покушение на жизнь матери, молодая женщина отмела не задумываясь. Да, ей было обидно, что брат так распорядился собственностью своего отца, но факт оставался фактом и она, Джемма, действительно отношения к ней не имела. А вот то, что Ник способен на убийство, в это она просто не верила.

Но видя, что мать все же напугана, и вообще, находится в растерянных и расстроенных чувствах, спорить с ней не стала. А лишь напомнила, что они все равно через два дня улетают на базу к Калисто, где Рональд получил должность заместителя начальника по техническому обслуживанию, а самой Джемме, биологу по профессии, была обещана работа на продовольственных инкубаторах станции. И выразила надежду, что за ближайшие несколько лет, что они проведут там, все само и утрясется.

— Что тогда устроила твоя бабушка! Это ж было уму непостижимо — додуматься до такого! Но моя благодарность ей была безмерной! — прервала вчера восклицанием в этом месте свой монотонный рассказ Альберта.

И действительно, то, что вытворила тогда Амелия, было не то, что просто неоднозначным, но по сути — противозаконным. Видя, что дочь подруги никакой опасности в сложившейся ситуации не видит, а сама Аля на нее давить не собирается, тоже положившись на «авось само устроится», она… украла ребенка.

Ну, не ребенка уже, а подростка. Да и вся эта авантюра в большей степени удалась, конечно, потому, что и сам Крис не хотел никуда лететь. Но все же действия взрослого человека, в последний момент перед посадкой выдернувшего мальчика из зала ожидания, все равно были далеки от правовых.

Сама Альберта ни о чем не догадывалась, и в какой-то мере даже соглашалась с дочерью, что отлет к дальней планете и многолетняя жизнь там, решит все проблемы. Тем более что все выглядело очень неплохо — улетали родные не на рейсовом транспорте, в тесноте и без должного комфорта, как обычно добирались до производственных баз простые рабочие, а на частной яхте. Кто-то из высокого начальства возвращался на станцию, и заодно прихватил семьи новых специалистов компании.

Так что Аля, успокоившись, попрощалась с родными, как и положено — перед стойкой регистрации, и отправилась на шаттле, курсирующем между лунным космическим портом и Гренландом, в столицу. И только по прибытие в наземный порт она обо всем и узнала.

Хотя, нет, о внуке, оставшемся на Земле, Ами смогла оповестить ее чуть позже. Поскольку, когда Альберта входила в основной зал вокзала, со всех головизоров шла трансляция… о катастрофе, случившейся на разгонной линии с частной яхтой «Цветок Европы»… корабле, на котором не далее, как час назад, к Юпитеру отправилась семья дочери.

И вот только после того, как Альберта пришла в себя в клинике, Ами, видя, что накачанная лекарствами подруга истерить не пытается, поведала ей о содеянном. Рассказала, как решилась на это, видя нежелание Альберты и Джеммы принимать ситуацию всерьез. Как за день до отлета втайне от них переговорила с Кристианом и заручилась его согласием. Как нашла выход на обслуживающих зал отлета работников порта, как платила им, как делала документы в спешке, опять же переплачивая, чтобы вывезти мальчика с Луны. Как сам ребенок, в соответствии с их планом, звонил родителям в момент посадки, якобы уже с борта яхты. И они, считая, что сын на них обижен и не желает видеть, не хватились его сразу, когда не нашли в предоставленной им каюте, решив, что взлет корабля он проведет в кают-компании, где тоже имелись перегрузочные кресла.

Что могла на это сказать Альберта? Ничего… слов не было. Но, благодаря решительности и, что уж греха таить, отъявленному авантюризму подруги, у нее остался живым внук.

Как уж потом они странствовали почти полгода по городищам, где, с одной стороны, скученность населения была неимоверной, но с другой, наличие всякой следящей аппаратуры было в разы меньше, чем городах, позволяло легко затеряться в них, Альберта рассказа вкратце. Как, опять же с помощью не всегда законопослушных граждан, знакомых Ами, создавали «новую» жизнь Кристиану. В результате «сделав» из него круглого сироту с нижнего уровня, которому та же Амелия, а даже не Альберта, оплатила пансион в одном из лучших интернатов, планируя через годик, когда вся эта история подзабудится, взять опеку над ним.

Последующие года, пока Крис рос, они так и жили — редкими встречами, навещая его в интернате, и чуть более длительным общением, которое случалось, когда он, под видом воспитанника Ами, приезжал на каникулы в так и живущую на осадном положении Пшеху. Потом парень закончил школу и поступил в университет на специалиста по СКС. Что такое «структурированные кабельные системы» и чем специалист по ним занимается, Альберта понимала ровно столько же, сколько и Кэтрин — что-то связанное с компьютерными технологиями, где-то — так. Но учился внук хорошо, и по окончанию сразу получил место в одном из офисов компании «Игровые системы Ксандер», что как знала даже Кэти, для вчерашнего студента было весьма неплохим достижением.

Но, проработал он там недолго, собственно всего месяцев пять. Точно сказать Альберта не могла, потому что… парень исчез! Вот был человек — слал в мессенджер сообщения регулярно, писал на почту, реже, правда, но набирал бабушку и Ами по гэджу, а потом, в какой-то момент вдруг оказалось, что, ни та, ни другая, с ним уже давно не общались и известий от него не получали. Кинулись искать… и ничего не нашли — никаких концов. Гэдж молчал, на работе он считался уволенным, а друзей на новом месте парень завести не успел.

Собственно на этом месте рассказ Альберты и был закончен. А о дальнейшем Кэтрин в тот момент спрашивать не стала. Поскольку прочувствовала такую отдачу от переживаемых женщиной эмоций, что и сама находилась после такого разговора в не меньшем расстройстве. Лишь перед тем, как разойтись на ночь по спальням, они и договорились, что завершат беседу утром.

Вот теперь и сидела Аля перед открытыми створками балконных дверей, и вновь прокручивала в мыслях рассказ женщины. Да, жизнь Альберты сложилась сложно — фактически она потеряла всех родных. Вот только не могла Кэти понять того, а от нее-то какой помощи ждет бабушкина подруга? Единственное, что приходило ей на ум, это просьба о том, чтобы она как-то встретилась с Николаем Разумовским и с помощью своих способностей попыталась разузнать, не он ли причастен к пропаже Кристиана. Но… если именно это нужно женщине, то она, Кэтрин, как ни прискорбно это будет озвучивать, ей просто откажет. Потому что ее дар так не работает — мысли она не читает, а лишь воспринимает испытываемые человеком эмоции. И чтобы хоть что-то понять, должна будет задавать вполне конкретные вопросы. А спрашивать в лоб Главу Совета, а именно такую должность уже несколько лет занимал господин Разумовский, не он ли причастен к исчезновению племянника, она точно не станет, даже если каким-то чудом и сможет подобраться к нему близко. Вот только неужели Альберта сама таких простых вещей не понимает?

Но утром, когда после завтрака они возобновили разговор, все оказалось совсем не так, как она думала, и такого Кэти представить уж точно не могла! Спустя год после своего исчезновения Кристиан нашелся… в Мире Ксандер. Да, вот так — как-то написал бабушке в почту, что вроде как жив, вернее существует, но в реал больше выйти не может. Сознанию его возвращаться некуда — тела у него больше не имеется!

— Как так… почему… так не бывает… — Кэти от сказанного настолько растерялась, что и вопрос сформулировать не смогла.

— Как оказалось, бывает, — устало ответила ей Альберта. — И он там не один, их там несколько десятков таких бедолаг.

«— А я-то, что могу сделать?!», — теперь уже Кэтрин вообще ничего не понимала. В этой ситуации она не видела приложения своего дара совершенно, даже больше, чем в придуманном ею варианте о встрече с Главой Совета.

Альберта, как услышала ее мысли:

— Я не все знаю и понимаю… и думаю, что мне далеко не все говорят — берегут старушку, — горько усмехнулась она. — Но почему-то именно в тебе все — там, очень заинтересованы.

Кэтрин окинула скептическим взглядом уж больно крепкую и моложавую «старушку» и спросила:

— А вы точно ничего от меня не скрываете? Как-то не верится, что вы ничего не знаете.

— Да — нет, скрывать мне от тебя нечего. Просто там все как-то сложно, а я и сама не вдавались в уточнения. Знаю точно, что именно твой дар способен что-то сделать в игровом мире. А как и что, не знаю.

— Да что я могу?! Я там как пьяная себя ощущаю каждый раз! Меня мотает, шатает, и ноги не идут! Координация движений нарушается полностью! Какая от меня там может быть польза?

— Катя, я тебе честно все рассказала о своей жизни. Объяснила, почему сама — лично я, заинтересовалась тобой. А уж технические детали не мне дремучей объяснять! Еще напутаю что-то, и ты неверно поймешь. Давай ты встретишься со знающими людьми уже там, непосредственно в нереале. А то, что для тебя это совершенно безопасно, могу гарантировать — я тебя в обиду не дам. Ты же помнишь, что для меня сделала твоя бабушка, моя дорогая подруга? Разве я смогу сама, или позволю кому-то, обидеть ее внучку? Но и своего мальчика мне бы хотелось вызволить оттуда…

Кэтрин в женщине не чувствовала ни раздражения на себя, ни досады от спора, ни обиды на неуверенность самой Кэти. Альберта сейчас была полна лишь напряженным ожиданием и той самой горчащей надежды, что и так жила в ней много лет.

Ну что ж, надо было на что-то решаться.

5 (5)

Аватар, в котором оказалась Кэти при входе в свой «Личный кабинет», был неигровым. В зеркальной поверхности стены «кабинета» отразила она сама, такой, какой и была в жизни — тоненькой светловолосой и голубоглазой девушкой, в общем-то, с милой и симпатичной, но ничем не примечательной внешностью. Лишь нежно-розовое с малиновыми переливами шифоновое длинное платье на этой хрупкой девушке делало немного ярче весь ее облик. Платье, кстати, осталось на аватаре еще с последнего курортного тура Кэтрин. Тогда она «посещала» Прагу. Ну, как посещала? Просидела на Малой площади под зонтиком уличного кафе, перепробовала кучу чисто «пражских» вкусностей, по рекомендации официанта, и, исчерпав оплаченные несколько «часов», вышла из Мира Ксандер.

Собственно, она так всегда ходила в нереал. Короткие туристические туры, в которых можно было где-нибудь потихонечку отсидеться, а то и отлежаться, к примеру, на пляже. А потом, со спокойной совестью, и знанием, что теперь точно ничем не отличаешься от других и странной девицей не прослывешь, Кэти благополучно забывала об этом неприятном для нее времяпровождении до следующего раза, который наступал, когда она вдруг осознавала, что сказать ей в беседе с подруга нечего. А значит, следовало покупать новый тур.

Единственным плюсом в таких мероприятиях для нее было то, что в нереале она не слышала эмоций других людей. Вот только это плюс почти полностью нивелировался большим минусом, поскольку за своими действиями ей приходилось следить ежесекундно — вплоть до того, чтобы вилка в руке не ушла мимо рта.

Вот, ее и сейчас мотает, словно она перебрала того вкусного игристого, какое им с Альбертой мажордом подавал вечерами на террасу. Так что Кэти аккуратненько, мелкими шажками, добралась до панели интерфейса и набрала запрос на гостевой вход в «Личный кабинет» другого игрока. «Другой игрок», то есть Альберта, дала подтверждение и девушка шагнула в образовавшуюся в стене и открывшуюся перед ней дверь.

Оказалась она… на террасе, похоже, все той же, на которой они с бабушкиной подругой проводили вечера — те же розы за кромкой площадки, та же пергола, увитая виноградом, и тот же чудный вид с нее, на закатное море. А прямо перед ней стоял… красивый, высокий, темноволосый… похоже, что ангел, если судить по крыльям, сложенным за его спиной. Кэти слышала, что в игровом мире есть такие персонажи НПС, которые помогают в критических ситуациях геймерам, спасают их, если вдруг происходит какой-то сбой программы, и, вообще, охраняют игроков от разных неприятностей. Но сама она такого, ни разу не видела. Да, собственно, и понятно — сколько она там бывает в Мире Ксандер, чтоб попасть, хоть под какой-то, даже мелкий глюк?

Вот только этот ангел был каким-то странным, поскольку не только его волосы, но и массивные доспехи, и крылья были черными, что как-то не вязалось с его званием защитника.

— Здравствуйте Кэтрин. Проходите, присаживайтесь. Я знаю, что вам сейчас трудно стоять, — и подал ей руку, другой, при этом, указывая на плетеное кресло позади себя. Кстати, тоже практически такое, какие стояли на террасе особняка в Пшехе.

Кэти оперлась на предложенную руку, ладонь которой оказалось по-человечески теплой и приятной на ощупь, и прошла куда приглашали.

— Рафаэль, саппорт, к вашим услугам. Но лучше все же Раф и на «ты», — говоря это, улыбнулся странный ангел тоже вполне по-человечески, хотя и обозначил себя, как программного персонажа.

Впрочем, все встреченные Кэти в нереале НПСы на первый взгляд также не отличались от живых людей, так что таращиться и на этого перса она прекратила, и переключила свое внимание на другого мужчину, который в этот момент подошел к ним. Нет, его, сидящего на парапете в тени винограда, она заметила сразу, но вот как-то вскользь, поскольку улыбчивый ангел сразу занял все ее внимание.

Хотя, стоило мужчине выйти из тени, как Кэтрин его узнала — это был Кристиан, внук Альберты, которого она видела на показанных бабушкой голографических снимках.

— Кристиан, не пойми кто, тоже к вашим услугам. И тоже можно просто Крис, и на «ты», — усмехнулся он, повторив, но переиначив представление «ангела».

— Кэтрин, пока просто гостья, а там посмотрим… и — да, вполне можете называть меня… Катей, как Альберта Яновна, — совсем исказила изначально заданную формулировку этого знакомства девушка, но улыбнуться не забыла.

А улыбаться собеседникам хотелось, и очень. Дурашливая манера разговора Рафа, несмотря на его грозную броню и черные крылья, располагала к доброжелательности. А Крис… ему просто хотелось улыбаться. Почему? Да кто ж это знает? Кэти не знала, но вот глаз от него оторвать не могла.

Что в нем такого уж привлекательного? Опять же, ничего особенного — кажется среднего роста, если сравнивать с «ангелом», тоже, как и тот, темноволос, но лицо более мягкое, скорее просто симпатичное, чем красивое. Но вот глаза! Светло карие, цвета лесного ореха, как это называется, хотя настоящий фундук Кэтрин и видела только на картинке. Так вот, глаза эти смотрели на нее по-доброму и открыто, как на давно знакомого и даже родного человека. И так хотелось верить в это обстоятельство!

— У вас, Катя, глаза вашей бабушки, — сказал ей Крис и немного смущенной улыбкой ответил на ее.

Ага, вот как… и точно, он ведь Амелию Блайк знал лучше, чем Кэтрин. И если вспомнить все, что рассказывала Альберта, то действительно, она для него была и правда родным человеком. От понимания, что он так смотрел не на нее саму, а как бы на бабушку в ее лице, девушке, почему-то, стало грустно, и улыбаться совсем расхотелось.

— Итак! — меж тем провозгласил Рафаэль, и взмахом руки передвинул поближе к сидящей Кэтрин еще два плетеных кресла и столик, заполнив его так же легко — одним веленьем, вазой с фруктами, бокалами, бутылкой, похоже, что с вином, и блюдом с какими-то мелкими пирожными. — Это чтоб комфортней было всем, — объяснил он свои действия.

Это кому как… Крис-то удобно устроился, Кэти и так уже сидела, а вот ему самому, с его крыльями и громостким доспехом, в кресло усесться не удалось.

— Можно я эти железки и перья сниму? — вроде как спросил он, но, особо не дожидаясь ничьего разрешения, уже принялся переодеваться… а вернее будет сказать, запустил процесс.

Впрочем, процесс этот много времени не занял — буквально в мгновение его крылья и броня пошли бликами и распались на мелкие разноцветные квадратики… м-м, Кэтрин бы сказала, что на пиксели, если б была уверена, что это именно так называется. Тут же, бесформенное месиво этих квадратиков поменяло цвет и преобразилось в такую же, как и у Кристиана, странноватую с виду, но вполне обычную одежду. Коричневую куртку или, возможно, длиннополый пиджак, расшитый золотым галуном, в распахнутом вороте которого был виден кружевной ворот рубашки, и штаны, заправленные в сапоги. Ну, в общем, сейчас, кто в чем только не ходит? Наверное, и это приемлемо.

Но лицо свое Кэти видно не удержала, а потому увидев выраженное ею недоумение, Раф принялся объяснять:

— Тот игровой мир, в котором мы живем, заточен под средневековье. А потому и мы стараемся хоть как-то соответствовать, — и застыл, выжидательно глядя на Кэти.

— Итак… — как-то само повторилось его недавнее вступление, — что вы от меня хотите? — и развела руки, как бы предлагая посмотреть на себя, такую неловкую. При этом чувствуя, что даже от такого невольно получившегося экспрессивным жеста, у нее закружилась голова.

Действительно, что она может?

— Видите ли, Катя, — начал Раф, — такие люди, как вы, как правило, не знают одной важной мелочи. Ваши недомогания обязательно проходят «день» на третий. И именно, что игровой день, а не ваш, реальный. То есть, стоит провести здесь порядка ваших двадцати часов, как вы сможете действовать, как любой игрок. Вот только эти «три» дня нужно провести здесь полностью, без выхода из игры. Но это только один раз!

Ладно, эта новость сама по себе не плоха. Если она возьмет себя в руки, купит трехдневный тур и стоически его перетерпит, то сможет… да хоть поесть потом в свое удовольствие, чтоб не бояться ткнуть вилкой себе в глаз. Только вот им-то это зачем?

— А вам это зачем? — так и спросила она сидящих перед ней мужчин… м-м, или кто они там есть на самом деле.

— Мне нравится, что саму идею провести минимум «три» дня в игре, вы не отвергаете, — хохотнул Раф, — так вот, то что я сказа чуть раньше, о том что после такие люди, как вы, сможете действовать, как любой другой игрок, не совсем верно. Вы сможете вести себя здесь, как боги! Творить, ломать, устанавливать свои правила — в общем, делать все, что ваша душа пожелает. Видимо, ваш разум, несущий то небольшое отличие от других людей, которое называется экстрасенсорными способностями, здесь дольше адаптируется, но потом и дает своим носителям, можно сказать, безграничные возможности в этом мире.

— Так, понятно… что ничего не понятно… — протянула пораженная его речью Кэти. — Вы хотите, чтобы я вошла в игру, провела в ней три дня, а потом сделала для вас здесь… что-то эдакое?!

— Ну да, вроде того…

— И что конкретно нужно сделать? Если я понимаю верно, и меня специально искали, потом устроили эту поездку, привлекли убитую горем и неоправданной надеждой женщину, чтоб она меня уговорила придти сюда, и это не считая обещанной большущей оплаты, то выходит, что я должна сотворить нечто грандиозное?!

— Бабушка вам не оплату предлагала, а благодарность! — вдруг влез в ее экспрессивный монолог возмущенный Крис. — Мы знаем, что вы всегда хотели жить вне купола, вот и решили сделать вам приятный подарок! Дом же уже ваш, а вы еще никаких обещаний не давали!

— А от кого вы это узнали? — услышала главное в его словах Кэтрин.

— Ну… от Джо… от Черного Медведя… — после довольно продолжительной паузы все-таки ответил Раф.

— Гризли… — машинально поправила ошеломленная его словами девушка.

— Один черт. Это он и его люди нашли вас.

— Это что, заговор?! — поразилась Кэти, наконец-таки осознавая, как все вокруг нее закручено. Захотелось вскочить, затопать ногами, заорать на них, резкими и может даже бранными словами выразить свое негодование. Но тут из кресла поднялся Крис и… опустился на колени возле ее ног.

— Катя, — он заглянул ей в глаза… и орать расхотелось, — здесь, в нереале, застряло сорок человек. Они, как и я, оказались оторваны от родных, от нормальной и привычной жизни. И если ничего не делать, то ведь нас станет больше! Помогите нам!

Вот, и что делать? Ладно, Джо она все выскажет потом. Альберта? В принципе, она была с ней честна и на нее обижаться глупо. А эти люди… да, наверное, все-таки люди, и подавно ни в чем не виноваты.

— Ладно, — кивнула Кэти, еще сама не веря в то, что подписывается на… а на что, кстати, она дает свое согласие?

— Что я должна буду сделать?

— В общем, здесь есть игровой мир, который еще находится в стадии формирования. То есть, игроков там нет, и они там еще не скоро появятся, но вот основные точки этого мира уже отработаны. И мы хотим с вашей помощью хотя бы один чек-пойнт разблокировать, ну, или отформатировать, а потом прогрузить для постороннего использования. Что уж там придется делать — не знаю, у меня до сих пор сил не хватало сил даже на то, чтобы открыть его, — ответил Раф. — А он нам нужен. Чтоб нужных людей в любой момент провести, новеньких, таких, как он, — «ангел» кивнул на Кристиана, — сразу вывести, пока в реале с телом непоняток нет, да и постепенно начать разбираться, что с теми произошло, которые здесь зависли.

— У Джо, когда лет пять назад он пробовал, тоже не получилось открыть, — добавил Крис.

То, что ее дар сильней и стабильней, чем у приятеля-предателя, Кэти знала. Но хватит ли и ее силы для этого дела? О чем она и спросила.

— Мы надеемся. К тому же, в этот раз я хочу совместить усилия тех, кто окажется рядом. Видите ли, мы даже пробовать не можем часто, потому что просто так кого-то провести в игру не получается. Ну, да сами поймете, когда тем путем к нам пойдете. А просто купить игру или тур, а потом слинять по-тихому на какой-то левый променад — нельзя. Так, когда игроки платят деньги и заходят в нереал по одному или в группе, их ведет персональная программа и от нее увильнуть не получится, ни на минуту.

— А как же тогда?

— Вот так, как вы пойдете. Через месяц, первого августа, как всегда будут объявляться участники, выигравшие сертификат на бонусную игру. В этом году и вы войдете в их число. Как? Это уже наше дело и дело команды Джо. Главное, что вы, первого сентября войдете в игру и за три первых «дня» получите адаптацию к этому миру. Будет не легко, но не бойтесь, основные трудности в основном придутся на первый «день». А он тренировочный и никто ждать от вас каких-то свершений не станет. А потом мы вас подменим на нашего человека. Это, тоже, как понимаете, не ваша проблема. А мы с вами уберемся оттуда и начнем готовиться к делу, — раскладывал все по полочкам Рафаэль.

— Подождите! — остановила его беглый пересказ предстоящего ей променада Кэти. — А на той бонусной игре что, за игроками не следят?

— Следят, естественно. Но так как это игра полностью устроена за счет компании, поэтому и слежка будет… как бы сказать, немного облегченная. Там сразу внимательно станут следить только за лидерами, а за аутсайдерами по остаточному принципу — чисто для коррекции их прохода по сеттингу. Это ж в первую очередь рекламная акция! А такую программу обмануть легче.

На том и сошлись.

А на следующий день «лепили» для Кэти игрового аватара. Вот же еще проблема!

Когда генератор внешности выдал им «болванку» — неопределенной внешности куклу с женскими первичными признаками, Кэтрин зависла. Когда она создавала аватара для туристических туров, то просто обозначила программе свои предпочтения и ввела голоснимки с разными ракурсами.

А тут… ерунда какая-то!

А вот Раф не растерялся и лихо придвинул к себе интерфейс, принявшись гонять по его поверхности какие-то интерактивные бегунки на шкалах, и тыкать пальцами в «океи». При этом кукла, что потихоньку вертелась перед ними, блымая бесцветными глазами, принимала весьма странные формы. Грудь ее увеличилась до четвертого… нет, наверное, до пятого размера. Ноги вытянулись чуть не на треть, а попа… превратилась в огроменную задницу. М-м… по крайней мере на взгляд Кэтрин.

Смешок Криса привел ее в чувства.

— Э, остановитесь! Вы зачем меня так уродуете?! — прервала она вдохновенное творчество Рафа.

— Никого я не уродую, это ж игровой аватар! У всех такие будут, — и «потянул» белые волосы куклы чуть не до пола.

— Стоп! Убираем везде! И почему она у вас блондинкой, как я? Разве мы не хотели, чтобы она на меня не сильно похожа была?

Рафаэль подвигал что-то на интерфейсе, и девица перед ними стала сначала огненно рыжей, а потом преобразилась в жгучую брюнетку.

— Нет, пусть лучше как было, — сказала Кэти. Конечно, если б она сама все делал, то подобрала бы что-то нейтральное, но кто ж ей отдаст интерфейс? А так, хоть привычней.

— Да и то верно, — как ни странно, согласился с ней этот чумовой «ангел», — блондинок всегда больше всего, скорее затеряешься между ними.

Так и дальше шло — Раф «лепил», а Кэтрин «обламывала». Один Крис в сторонке посмеивался, глядя на них. Так что когда пришли к выбору ника, все уже явно подустали.

— Ну, и как его подбирают? Из каких соображений? — спросила Кэти, уже мечтая закончить это оказавшееся таким сложным дело.

— Да по-разному… бывает, что и от фонаря. Но чаще все-таки ник имеет какой-то смысл, — пожал плечами Раф. — Вот, как-то слышал, что кто-то дал аватару имя в честь своего питомца. У тебя такой есть?

— Нет, но у бабушки имеется. Попугай Кеша. Крикливый такой гад, но красивый, — устало кивнула Кэти, — может на этом и остановимся? — умоляюще воззрилась она на Рафа.

— Да мне-то что? Так и запишем — Kesha.

В понедельник утром Кэтрин, как обычно, ехала на работу. Народ, что обступил ее в вагоне аэроэкспресса, именно сегодня, почему-то, был по-особенному нервозен и агрессивен. Да, действительно — понедельник, утро!

А ей самой сегодня было неспокойно. Мало того, что она только вчера вечером прилетела из Пшехи, так еще предстоящий нелицеприятный разговор с Джо отягощал мысли неприятным предвкушением. А поговорить надо, иначе все то дружеское расположение, что они питают друг к другу, сойдет на нет. Потому как без доверия этой самой дружбы и не бывает. А он, как ни крути… м-м, подставил ее — другого слова о том, что сделал Джо, у Кэти не находилось. И совершенно не важно, что в Пшехе ей понравилось, Альберта оказалась очень приятным человеком, а сама она, Кэтрин, решилась-таки поучаствовать в той авантюре, которую ей предложили.

Но вот Джо должен был объяснить ей все открыто, а не осторожными намеками в последний момент наводить на удобные ему мысли.

Хотя, зная его, Кэтрин предполагала, что все не так просто и прямолинейно в сложившейся ситуации, а потому… поговорить стоило.

Но вот хорошего настроения ожидание этого разговора ей не добавляло. Тем более, когда стоишь вот так — зажатая между другими людьми, которые не только толкаются и думают не вполне лицеприятные вещи об этом мире и окружающих их людях, как обычно, а еще и спорят, ругаются, скандалят.

«— Что это на них сегодня нашло?!», — к отгораживанию от эмоций попутчиков Кэти уже привыкла, достигнув в этом деле в последние пару лет довольно большого успеха. Но вот звуки, резкие и раздраженные, что издавали сегодня окружающие, были неприятны не меньше, а уши-то не зажмешь!

— Не дышите на меня, мужчина! — шипела женщина, стоящая шагах в трех от девушки. И шипела так, что пыхтение ее разлеталось по всему вагону.

Какой-то мужчина, с другого бока от Кэти, выговаривал парню:

— Молодой человек, что вы все время тычете своим локтем мне в печень!

А парень не молчал и огрызался:

— Да вы сами мне только что на ногу наступили!

Сзади ругалась какая-то пара, почти не понижая голоса, выясняла отношения, перечисляя измены друг друга.

А пожилая женщина, что вроде неплохо устроилась на сиденье, бурчала себе под нос гадости про всех них. В чем-то Кэтрин была с ней солидарна, но от этой благообразной старушки «несло» такой злобой на всех и вся, что девушка едва успевала отстраняться от такого неприятного веяния.

«— Этой-то что не так?!», — недоумевала Кэти.

А тут еще и следующая станция подоспела. Народ заворочался, заработал локтями и завозмущался в голос — в этом шумном и болезненном действе, кажется, приняли участия уже все без исключения. Да и когда тронулись с места, ничего не изменилось.

Та женщина, что отчитывала соседа за пьянство, так и продолжила шипеть:

— Вот разве можно так напиваться перед рабочей неделей?!

Вот только теперь мужик уже не молчал, а принялся ей отвечать, что-то вроде:

— Не твое дело! Хочу и пью! Сама дура! — рокочущим хрипом создавая фон для бухтения оппонентки, которая вела свою партию все также — удивительно пронзительным шепотом.

Да и парень с мужчиной продолжали препираться. Нет бы, пока народ на остановке передвигался на вход-выход, тоже разошли быв разные стороны. Так — нет, остались рядом и продолжили считаться, кто кому что отдавил.

Правда скандальная пара вроде вышла, но на их месте оказались не менее возбужденные подростки, которые принялись хаять на несколько голосов какого-то своего преподавателя.

Бабка, не своей эмоциональной позиции, ни дислокации, не изменила — сидела и бубнила, зыркая по сторонам.

Кэти поняла, что у нее от перенапряжения начинает болеть голова.

«— Что же это такое?! Да замолчите вы все!», — да, молча — про себя, но в сердцах воскликнула девушка.

И тут… как-то в одну минуту все стихло. И уже к следующей станции вагон аэроэкспресса подтянулся полный умиротворенного, спокойно и очень доброжелательного народа. А злобная старушка, привалившись к плечу соседа, и вовсе, кажется, уснула.

Вот, и что это такое сейчас было?!