Часть 3 Солнечный путь

Тем, кто держит камни для долгого дня,

Братьям винограда и сестрам огня,

О том, что есть во мне,

но радостно не только для меня.

Я вижу признаки великой весны,

Серебряное пламя в ночном небе,

У нас есть все, что есть.

Пришла пора, откроем ли мы дверь?

Аквариум

Хогвартс, Большой зал, 5 апреля 1998 года, утро

Драко прижимался к Гарри, греясь в кольце его рук, и постепенно до него начало доходить, что они стоят, обнявшись, на виду у всего Хогвартса. Драко улыбнулся Гарри в шею. Пусть смотрят.

Реакция аудитории была на удивление однородной — может быть, потому, что любовная история этой пары стала для обитателей Хогвартса родной и близкой, как для маггловской домохозяйки — любимый сериал. Все представительницы женского пола, включая суровую МакГонагалл, рыдали, и даже Сольвейг — как заметил Драко, чуть приподняв голову с гарриного плеча, — как-то слишком сильно сжала челюсти, словно опасаясь, что если она откроет рот хотя бы чтобы улыбнуться, произойдет что-то ужасное.

Теплые пальцы коснулись щеки Драко, и он выпрямился, встречая взгляд мокрых от слез глаз Гарри.

— Что? — чуть улыбнувшись, спросил Драко. — По законам жанра, мы должны поцеловаться?

Гарри рассмеялся сквозь слезы.

— Ага. А потом нас заключат в сердечко, и пойдут финальные титры, — Гарри потянулся к нему губами, но вдруг, словно передумав, спросил: — Ты слышал, что я тебе говорил до того, как поцеловать?

— Слышал, — кивнул Драко и ухмыльнулся. — Чуть позже я запишу это и заставлю тебя расписаться кровью.

Гарри снова рассмеялся и, притянув к себе голову Драко, прикоснулся к его губам. Тихий шелест, прокатившийся по залу, заставил Драко напрячься.

— Гарри…

— Черт… — Гарри развернулся, разомкнув объятия, но продолжая держать Драко за руку. — Наверное, нам лучше уйти, — пробормотал он.

— Ага, — так же тихо ответил Драко. — А все будут смотреть нам вслед и гадать, куда же это мы пошли.

Или еще лучше — проводят нас до спальни с песнями, а потом заставят предъявить окровавленную простыню.

— Что ты мелешь? — пробормотал Гарри, краснея и опуская голову, потому что взгляды со всех сторон били не хуже лучей прожектора. — Тебе вообще надо в больничное крыло, — и он облегченно вздохнул, потому что в этот момент Люпин, поднявшийся из-за преподавательского стола, направился к ним.

Но его опередили. Тонкая серебристая фигура метнулась стрелой и застыла перед влюбленной парой. Драко открыл рот — всего лишь, чтобы спросить, что ей здесь надо… ну и еще порекомендовать убираться как можно дальше. В этот момент Мина, чуть склонив голову и пристально глядя на Гарри, разомкнула губы… и тихо зашипела.

Мгновенная тяжесть сковала тело Драко. Тело, но не разум — мысли метались в голове едва ли не быстрее, чем обычно, но они были словно голуби в наглухо заколоченном доме, разбивающие крылья о его неподдающиеся стены. Шипение наполнило зал как вода, фигуры людей колыхались в нем, словно видимые через тяжкое знойное марево. Шипение было исполнено смысла, в нем звучали слова, и хоть Драко не понимал ни одного из них, он чувствовал их магию, как всякий рожденный с колдовской кровью в венах.

— Смотри, — воздух дрожит между ее руками, в нем, как в калейдоскопе, сменяя одна другую, вертятся картинки… — Ты бы тоже так мог, ведь колдовства в твоей крови больше, чем гемоглобина. Но твоя магия ограничена палочкой, тебя научили колдовать с ее помощью, и теперь ты даже огня без нее не зажжешь.

— Тебя ведь тоже учили колдовать при помощи палочки, — возражает он.

— О, это было значительно позже, — она ухмыляется как Малфой. — Пожалуй, стоит сказать спасибо тем, кто лишил меня палочки.

— За что у тебя ее отняли? — спрашивает он. Она улыбается.

— А зачем тебе знать? — это означает, что она не скажет.

— А он? — Драко кивает на спящего в кровати Мины Гарри. — В его жилах тоже течет волшебство вперемежку с кровью?

— О, нет, — она пожимает плечами. — Он так не сможет. Его кровь разбавлена маггловской.

— Значит, в твоих жилах нет маггловской крови?

Она улыбается, и в глазах ее насмешка…

Шипение становилось все громче, и вскоре Драко начало казаться, что даже если бы в Большом зале кто-то вдруг закричал что есть силы, крика все равно бы не услышали. Шипение, казалось, шло отовсюду — с потолка, с пола, со стен, от поверхностей столов…

Гарри все так же стоял напротив Мины; он, кажется, тоже не в состоянии был сделать ни единого движения, лишь смотрел на девушку, как кобра смотрит на факира, раскачивающегося с дудочкой у губ.

Внезапно рот Гарри приоткрылся, он склонил голову, повинуясь чуть наклонившейся голове Мины, и зашипел в тон с ней.

Колдовские слова на серпентарго заполнили Большой зал. Стало трудно дышать, и Драко взмолился, чтобы произошло хоть что-нибудь, пока черная магия, струящаяся от этих двоих даже не волнами — нескончаемым потоком, — не разорвала ему сердце.

Внезапно веки Гарри дрогнули, по лицу прошла рябь, и оно начало стремительно терять краски. Драко беспомощно наблюдал, как Гарри оседает на пол; шипение, вырывавшееся из его рта, становилось все тише и тише и, наконец, смолкло вовсе. Тогда замолчала и Мина.

Полминуты царила мертвейшая тишина. Ее нарушил ряд негромких хлопков, словно где-то взорвали подмоченные петарды. Одна за другой в Большом зале материализовались с три десятка мрачных фигур в черном, все — в масках. Дрожь прокатился по рядам обитателей Хогвартса, но никто не двинулся с места — черная магия делала свое дело.

— Добрый старый Хогвартс, — прошелестел тихий голос, при звуках которого у Драко волосы поднялись дыбом. Моментально припомнилось все — пытки, крысы, кошмарное Рождество в Имении, острая боль в груди, когда в нее вошел клинок Лестранга… — Дамблдор, мой любимый профессор, — сарказм в голосе Вольдеморта немного отрезвил Драко — ему припомнилось, что он всегда считал попытки Темного Лорда быть остроумным и ироничным грубыми и неуклюжими. — Минерва, боевой товарищ, — Драко видел, что профессору МакГонагалл очень не хватает мимики — наверное, сейчас ей просто жизненно необходимо было презрительно поджать губы. В этот момент взгляд красных глаз настиг их маленькую группку. — Драко, мой дорогой мальчик. Я привел кое-кого, кто будет очень рад тебя видеть, — он махнул рукой, и Упивающийся Смертью, стоявший ближе всех, подошел к нему. Когда он скинул капюшон, ему уже не нужно было снимать маску — по плечам рассыпались живописной волной снежно-белые волосы. — Скучал по отцу, маленький Драко?

Безмерно, захотелось сказать Драко. И заодно сообщить им обоим, как он ненавидит дурно срежиссированные спектакли. К сожалению, его рот постигла участь все остальных частей тела.

— Девочка моя, — произнес Вольдеморт, повернувшись к Мине. — Тебя очень ждут. Смею заметить, ты вполне оправдала надежды своих родителей. Можно сказать, что ты также полностью оправдала их в моих глазах.

За неудачных детей.

«Что он мелет, каких родителей?» — подумал Драко. Меж тем Люциус проскользнул мимо Вольдеморта и, подойдя к Мине, ласково погладил ее по щеке.

— Я так рад, что ты наконец-то будешь с нами…

— О да, я тоже безмерно рада, — холодно и резко перебила Мина. — Но я была бы больше рада, если бы мне дали то, о чем я просила.

— Мина, девочка… — начал Люциус, но та снова перебила:

— Умоляю, не зови меня Миной, мне это имя изрядно надоело за последние месяцы. Ты, конечно, сам положил глаз на мою награду — это я уже поняла…

— Не я, — коротко ответил Люциус, метнув быстрый взгляд — нет, даже намек на взгляд — назад. Мина моментально посерьезнела, убрав презрительную гримасу с хорошенького личика.

— Ну, разумеется, — она наклонила голову. — Мой Лорд, — обратилась она к Вольдеморту. — А что с этими?

Движение кисти, охватывающее весь Большой зал, дополнило ее слова. Вольдеморт улыбнулся.

— А с этими, дорогая Вельга, мы сделаем то, что я мечтал сделать уже очень давно. Сегодня мы будем любоваться на мой знак над развалинами Хогвартса. Не правда ли, весело? — он посмотрел на директора, и в глазах его и в самом деле блеснуло веселье. — Величайший маг современности, — он издевательски поклонился Дамблдору, — не смог ничего сделать с колдовством семнадцатилетней девчонки, лишенной волшебной палочки. И поэтому все его ученики погибли. Ах, несчастный случай, скажет кто-то! — Вольдеморт всплеснул руками в притворном ужасе. — Разве он, добрейший волшебник, мог заподозрить милую девушку в том, что она служит Тому-Кого-Нельзя-Называть? Но почему же он так безмерно доверял… этому мальчику? — долгопалая рука театральным жестом указала на безвольной куклой скорчившегося у ног Драко Гарри. — Этому мальчику, про которого директору было отлично известно, что он — Упивающийся Смертью, директор опрометчиво доверил жизни сотен учеников и десятка преподавателей! — Вольдеморт широким шагом приблизился к юношам и вздернул Гарри как котенка. — Вот! — он задрал левый рукав Гарри и внезапно прижал его предплечье к своему. А потом высоко поднял руку юноши, почти подвесив его за запястье, демонстрируя всем уродливую татуировку на тонкой бледной руке. — Вот Знак Мрака, который Поттер прятал весь год при помощи зелья. Знак он получил авансом — за будущий шпионаж в стане врага, то есть, здесь, в Хогвартсе. Ваш директор, дорогие дети, знал об этом, и, тем не менее, доверил Гарри огромную тайну.

Практически, ключи от Хогвартса. Гарри Поттер был Хранителем Тайны Хогвартса, и сегодня он на ваших глазах эту тайну выдал.

Наступившая тишина была бы еще более эффектной, если бы кто-то имел возможность возражать Вольдеморту.

Впрочем, Темного Лорда отсутствие оппонентов не смутило — выдержав паузу, он продолжил:

— Так вот, дети, сегодня вы умрете. Перед смертью думайте о том, что в вашей гибели будет виновен не Тот-Кого-Нельзя-Называть, а ваш директор, человек, который должен был вас защищать, и ваш герой, Мальчик-Который-Выжил. Люциус…

В этот момент один из Упивающихся приблизился к Вольдеморту сзади, и что-то шепнул ему. Взгляд красных глаз уперся в слизеринский стол.

— Ах, да, — произнес он. — Нотт, Эйвери, Крэбб, помогите Вельге освободить детей верных.

Трое названных Упивающихся шагнули к слизеринскому столу. Мина, чуть поморщившись, последовала за ними… и в этот момент по ушам, не скованным никакой магией, ударил страшный, хриплый, разрывающий барабанные перепонки рев.

То, что произошло дальше, могло показаться кусочком ночного кошмара. Из-за слизеринского стола, круша дубовое дерево в мелкие щепы, взметнулся огромный медно-красный дракон.

Внезапно оковы магии спали с Драко, и он сделал самое разумное, что может сделать человек, рядом с которым рушится мир — упал ничком на пол, подминая под себя Гарри и прикрывая руками голову. Краем глаза он увидел — именно увидел, а не услышал, потому что услышать что-то в заглушающем все драконьем реве, уже перешедшем в ультразвук, было невозможно, — как орут ученики, как бегут прочь от своего стола слизеринцы, закрываясь от летящих обломков, как бестолково мечется одна половина хаффлпаффцев, в то время как вторая, не поднявшись даже с места, ошалевшими от страха глазами пялится на огненное чудовище. Рейвенкловцы все как один спрятались под свой стол, некоторые гриффиндорцы тоже. Острый взгляд Малфоя успел еще подметить, что большая часть «факультета храбрецов» решает сложную дилемму — то ли поступить как разумные люди и спрятаться, то ли повести себя по-гриффиндорски и броситься на битву с драконом.

Дракон все решил за них. Исходя бешеным рыком, он взмахнул хвостом — и смел несколько Упивающихся, что по глупости или по излишней смелости встали на его пути. Поднялась чешуйчатая лапа, и когти пропороли грудь МакНейру, который, размахивая топором, кинулся было на дракона. Драко услышал, как мощные легкие со свистом вбирают воздух — и уткнулся лицом в грудь Гарри, прикрыв их обоих робой. Раздался звук, похожий на взрыв, и стало очень жарко. Дикие вопли ударили по нервам.

Снова рев. Он перекрывает все прочие звуки — крики боли, крики ужаса. Внезапно кто-то сдернул робу с Драко, и, помертвев, он увидел над собой отца. Следующие слова, вырвавшиеся изо рта Люциуса, были настолько грубыми, что Драко вспыхнул до кончиков ушей.

Ухватив сына за руку, Люциус одним резким движением вздернул его на ноги, вытряхивая из спасительной робы, а второй рукой так же поднял Гарри. И прежде, чем Драко сообразил, что отец собирается делать, Люциус прижал парней к себе и прошипел Аппарационное заклятие.

Драко, Гарри и Люциус Малфой исчезли, но никто этого не заметил. Дракон крушил все вокруг себя — по крайней мере, так казалось перепуганным ученикам, хотя, по правде говоря, ни одного из них не коснулся даже кончик огромного хвоста, не говоря уж о страшном пламени. Но вот, наконец, чудовище затихло, лишь хриплое дыхание вырывалось из его груди. На полу посреди Большого зала лежало десятка три мертвых тел — все Упивающиеся Смертью, что пришли с Вольдемортом. Не было только Люциуса Малфоя и самого Темного Лорда.

— Дети, — прозвучал в наступившей тишине голос Дамблдора, — осторожно выходите из зала. Старосты и деканы, проводите учеников.

Естественно, в дверях образовалась давка. (Наверное, за всю историю человечества это была самая тихая давка — ученики до смерти боялись шуметь, чтобы не разозлить дракона, который сидел, нахохлившись, в центральном проходе между столами). Заметив это, Дамблдор указал волшебной палочкой на стену, в которой располагалась входная дверь, произнес заклинание, и стена исчезла. И снова появилась, когда все ученики вышли в холл.

Паника выплеснулась наружу. Некоторые девчонки забились в истерике. Кто-то кричал, что ни минуты больше здесь не останется, кто-то даже попытался выбраться из замка — и обнаружил, что двери заперты.

Внезапно исчезли все лестницы, и дети оказались заключены в холле.

Шум нарастал. Послышались рыдания. Учителя безуспешно пытались успокоить учеников. Когда всеобщая паника достигла наивысшей точки, дверь в Большой зал открылась, и на пороге появился Дамблдор. Он сурово и без улыбки смотрел на учеников, и под его взглядом они замолкали. Когда стало совсем тихо, Дамблдор произнес:

— Господа, я очень сожалею, что вам пришлось пережить все это. Однако я надеюсь, что вы достаточно взрослые и отважные люди, чтобы не впадать в панику и не делать глупостей. Я понимаю, вам нужны объяснения, как и почему вы подвергались такой опасности; если я не дам вам этих объяснений, вы поверите словам Темного Лорда. Что ж, он сказал правду — я действительно сделал Хранителем Тайны Хогвартса Гарри Поттера, потому что он — человек, целиком и полностью заслуживающий доверия. Он выдал тайну под действием очень древней и не многим подвластной магии, и это моя вина, потому что я не учел, что подобные чары к нему могут быть применены. И все же, господа, мой ответ на ваш невысказанный вопрос таков — вы подвергались опасности потому, что сейчас идет война, и та опасность, что висела сегодня над вами — лишь малое ее проявление. Те, кто хочет, может завтра отправиться домой, но я предупреждаю вас — от войны вы не скроетесь нигде, однажды она доберется до ваших домов. Если же вы останетесь, вы получите знания, которые помогут вам выжить в этой войне. Вопросы, если они у вас есть, оставьте до завтра. Сегодня я попрошу всех не покидать своих спален и гостиных. Упущенный выходной я вам возмещу. Обед и ужин вам подадут в гостиных. Старосты, проводите учеников.

Тишина сменилась легким гулом и шарканьем ног. Вернулись лестницы, и обитатели Хогвартса следом за своими старостами, двинулись по ним кто куда; рейвенкловцы — стройными рядами, хаффлпаффцы — покорной толпой, гриффиндорцы — возбужденно галдящей кучей, в который Гермиона и Дин Томас тщетно пытались навести тишину и порядок. Только слизеринцы по-прежнему не двигались с места, кто-то — разгневанный, кто-то — рыдающий. На профессора Люпина, пытавшегося отвести их в гостиную, они не обращали внимания, старосты даже не намеревались исполнять приказ директора.

— Этот чертов дракон убил моего отца! — выкрикнул кто-то, обращаясь к Дамблдору. Директор не ответил, но внезапно ожили тени в углу холла, и появившийся на свет Сириус Блэк яростно проговорил:

— Твой отец явился сюда, чтобы убивать, — он обвел слизеринцев колючим взглядом темно-синих, а сейчас казавшихся черными глаз и добавил: — Ваши родители были преступниками. Мне хочется, чтобы вы это поняли. Вы слышали про войну? Ваши родители были на той стороне и умерли потому, что нынешнюю битву выиграла эта сторона. Вам решать, на чьей стороне вы. Но, каким бы ни было ваше решение, здесь вас не тронут, пока вы не нападете первыми.

Если слизеринцы и хотели что-то ответить, то под пристальным взглядом, слишком сильно напоминавшим взгляд их сурового декана, не осмелились. Сириус сделал приглашающий жест рукой, и слизеринцы понурой толпой двинулись вниз, в подземелье их факультета, сопровождаемые Сириусом и Люпином. Кое-кто из девочек плакал, не скрываясь.

— Вот это точно война, — тихо сказал Люпин. — И теперь они, возможно, солдаты вражеской армии.

Почему?

— Потому что мы всю жизнь были высокомерными ублюдками, уверенными в своей правоте, — неожиданно ответил Сириус, хотя Рем и задавал свой вопрос как риторический.

— Мы? — переспросил он.

— Гриффиндорцы, — пояснил Сириус. — Чертовы гриффиндорцы, что правят этим миром.

— А было бы лучше, если бы миром правили слизеринцы?

— Было бы лучше, если бы мы не отделяли их от всего остального человечества, как прокаженных.

Люпин легонько погладил друга по руке, и Сириус глубоко вздохнул.

— Ты видел Гарри? — неожиданно спохватился он.

— Где? — растерялся Люпин. — Он… наверное, он ушел со своими…

— Да? — удивился Сириус. — А мне показалось, его там не было.

* * *

Когда ученики покинули холл, преподаватели собрались вокруг Дамблдора. Никто не сказал ни слова, однако вопрос висел в воздухе.

— Я прошу всех подняться в мой кабинет. Нам надо поработать над защитой замка. Господа драконозаводчики, ваши подопечные, должно быть, очень беспокоятся, так что идите к ним.

— Профессор Дамблдор, сэр, — от стены отошел Хагрид и протянул к директору руки, на которых неподвижно покоилась тонкая белокурая девушка. Лицо ее было залито кровью. — А с ней что делать?

* * *

Гермиона стояла у портрета Толстой тети, машинально считая проходящих мимо гриффиндорцев. Она не знала, сколько их должно быть, просто всех представителей своего факультета она помнила в лицо, если не по имени, и проверяла, все ли они добрались до гостиной. Получалось, что все. Кроме Гарри.

Конечно, возможно, что он пошел с преподавателями и Дамблдором в директорский кабинет… или повел Драко в больничное крыло… или его самого повели в больничное крыло…

Дин Томас, пропустив последнего гриффиндорца, вопросительно взглянул на Гермиону.

— Ты идешь?

— Да, сейчас, — отозвалась Гермиона, вглядываясь в глубину коридора и размышляя, стоит ли ей пойти искать Гарри или же на этот раз соблюсти школьные правила… В этот момент в конце коридора показалась Сольвейг.

— Так ты идешь? — переспросил Дин Гермиону, удивленно глядя на слизеринку.

— Грейнджер! — Сольвейг стремительно подлетела к ним, только черная роба хлестнула как крылья. — Пойдем, быстро!

— Куда? — удивилась Гермиона.

— Туда, где нет труда и хлеб буханками растет, — отрезала Сольвейг. — Некогда, потом объясню.

— А если МакГонагалл спросит, где ты? — недовольно поинтересовался Дин.

— Скажи ей… что-нибудь, — Гермиона пожала плечами и рванулась следом за Сольвейг, которая уже была на середине коридора. Дин, в свою очередь, пожал плечами, и нырнул в проход, который закрылся за ним.

Прошло пять минут. Проем приоткрылся, и из него высунулась белокурая встрепанная голова. Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, Шеймус выбрался в коридор и подал руку Джинни.

— Куда это вы собрались, молодые люди? — строго осведомилась Толстая Тетя.

— У нас свидание, — мрачно отозвался Шеймус.

— О! — опешила стражница гриффиндорской гостиной. — А ты разве не мальчиков предпочитаешь?

— Старая сплетница! — фыркнул Шеймус. Толстая Тетя немедленно приняла оскорбленный вид.

— Почему же старая? Когда меня рисовали, мне было всего тридцать четыре!

* * *

— Куда мы так летим, Сольвейг? — спросила, задыхаясь, Гермиона, едва поспевающая за слизеринкой.

— Чип и Дейл спешат на помощь, — ответила Сольвейг. — Ты меня поражаешь, Грейнджер. Твой друг в опасности, а ты…

— Кто? — ахнула Гермиона. — Гарри? Что с ним?

— Его, если ты обратила внимание, утащил с собой Люциус Малфой, — почему-то радостно отозвалась Сольвейг. — Его и Драко.

— А почему ты радуешься? — поинтересовалась Гермиона.

— Потому что теперь нет необходимости рисковать моей бесценной жизнью в том случае, если мы с этим носатым конспиратором все-таки не родственники, — веселье в голосе Сольвейг просто било через край. — Мы не будем искать Снейпа, мы будем искать Драко! Вряд ли наш красноглазый друг обладает обилием тюрем, так что, найдя парней, мы найдем и Снейпа!

— Как ты собираешься искать Драко? — спросила Гермиона, которая все никак не могла понять причину радостного возбуждения Сольвейг. Ей самой после сцены в Большом зале хотелось то ли реветь, то ли напиться, то ли спать.

— При помощи Поискового зелья, душа моя, которое у нас как раз должно быть готово.

— Но ты же не родственница Малфоям! — воскликнула Гермиона. Внезапно Сольвейг остановилась, схватила гриффиндорку за плечи и резко прижала ее к стене. От слизеринки сильно пахло гарью, раскаленным металлом и кровью.

— Минус десять баллов Гриффиндору, мисс Грейнджер, за то, что вы ни хрена не знаете, — ее губы шевелились у самого рта Гермионы. — В комнате у Драко я нашла фотографию. На ней — моя мать и мать моей матери. А на обороте рукой Драко написано — «Ксавиера». И три восклицательных знака, — она наклонилась ниже, так что теперь ее губы почти касались гермиониных, а шепот, казалось, проникал непосредственно в кровь. — Я пригляделась к ней. И поняла, что она похожа на Драко. Потому что Драко больше удался в родственников с материнской стороны, чем в Малфоев. Эта женщина, моя бабушка — Ксавиера Лоран, двоюродная бабушка Драко, которая, кстати, воспитала нашу дорогую Мину. Ты сама сообразишь, кто мы с Драко друг другу, или тебе подсказать?

— Откуда ты… — голос Гермионы сорвался. — Откуда ты знаешь про эту Ксавиеру?

— А мне рассказали, — нежно улыбнулась Сольвейг. — Мне давно рассказали. Мне еще Нарцисса Малфой рассказала, когда мы вечеринку готовили. Старая тетка меня кадрила, — Сольвейг легонько рассмеялась и внезапно поцеловала Гермиону — резко и грубо.

Ее рот смял губы Гермионы, язык завладел языком, и Гермиона вдруг поняла, что она хочет не спать, не плакать и не пить — что она хочет трахаться. Такого страстного и грубого желания она не испытывала еще никогда в своей жизни. Она вцепилась в плечи Сольвейг, притягивая ее ближе; в ответ руки слизеринки рванули на Гермионе робу, выдрав застежки, и нырнули под блузу. Они были горячими и жесткими, а во рту Сольвейг Гермиона ощутила привкус крови. Это ошарашило ее, и она одернула голову, приложившись затылком о стену.

— Ты прикусила язык… — выдохнула она.

— Что? — переспросила Сольвейг. Ее и без того огромные глаза сейчас занимали, казалось, не меньше чем половину лица.

— У тебя кровь во рту, — пояснила Гермиона, невольно прогибаясь в позвоночнике, чтобы плотнее прижаться животом к руке Сольвейг. Раскрытой ладонью другой руки слизеринка заворожено водила по груди Гермионы.

— Это не моя, — тихо произнесла Сольвейг. Не меньше тридцати секунд прошло, прежде чем до Гермионы дошел смысл этих слов. Она вывернулась из рук Сольвейг, глядя на нее дикими глазами. До слизеринки, кажется, тоже дошло, что именно она сказала, и она сунула руки в карманы, как будто бы ей вдруг стало холодно.

— Пошли, — резко бросила она. — Мы теряем время.

Хогвартс, кабинет директора, 5 апреля 1998 года

— Мне очень, очень жаль.

Пришлось прибегнуть к помощи всего преподавательского состава и даже драконологов, чтобы восстановить стену вокруг Хогвартса и магглозащитные чары. Естественно, восстановить главную защиту пока не представлялось возможным, это был слишком сложный обряд, для которого требовался как минимум прежний Хранитель Тайны. А его не было, и сейчас его исчезновение являлось главной проблемой директора Хогвартса.

Дамблдор отпустил преподавателей, едва только защита была восстановлена, и был готов поспорить на Хогвартс, что сейчас они все собрались в учительской, чтобы «запить» и «заболтать» пережитый стресс. В кабинете директора остались собственно директор, Минерва МакГонагалл, Рем Люпин, Сириус Блэк, Хагрид, Чарли Уизли и Вельгельмина Малфой. Еще в уголке скромно притулились Шеймус и Джинни. Они пришли в тот момент, когда гурьбой покидали директорский кабинет усталые преподаватели, и Дамблдор впустил их.

Никто из оставшихся в кабинете волшебников, кроме разве что самого Дамблдора, не рискнул бы предположить, что означает присутствие этих двоих, но, по правде сказать, никому не было до них особого дела.

— Мне очень, очень жаль.

Хагрид принес Вельгельмину в больничное крыло. Оказалось, что девушка не ранена — только несколько црапин; и еще ее оглушило обломком стола, а может, кончиком драконьего хвоста. Поджимая губы, словно специально для того, чтобы сдержать резкость, мадам Помфри промыла ей царапины; впрочем, большая часть крови, оказавшаяся на Мине, не была ее кровью.

Мина стояла у окна отвернувшись от всех, и смотрела, как драконы играют над озером. Молодой самец венгерской хвостороги, явно красуясь перед самкой, стремительно скользнул вниз и смазал кончиком крыла водную гладь. Веер брызг, мгновенно окрасившийся всеми цветами радуги, взлетел метра на три.

— Я… виновата. Правда. Я… не была честна, — Мина упрямо мотнула головой, словно пытаясь отказаться от только что произнесенных слов. — Я лгала. Я Упивающаяся Смертью. То есть, пока еще не посвященная… это и было моим испытанием. Теперь мне дадут Знак! — в голосе ее прозвучала злость и гордость. Никто не рискнул перебить девушку. После небольшой паузы она заговорила вновь. — Моим заданием было влюбить в себя Гарри и заставить его выдать мне Тайну Хогвартса. Меня не посвятили в конечную цель, но кое-что мне ясно — Темный Лорд мечтает обзавестись новым телом, и для этого ему нужны Гарри и Драко. Тайна Хогвартса… предполагаю, что он хотел убить разом двух зайцев и не только похитить Драко и Гарри, но и уничтожить вас, — она обернулась и коротко глянула на Дамблдора, давая понять, кого она имеет в виду.

— Во-первых, он вас ненавидит, во-вторых, без вас он смог бы осуществить свой план, не опасаясь помех.

— Какой план? — не выдержал Сириус.

— Говорю вам, я не знаю! — в голосе Мина — она вновь отвернулась к окну — прозвучало отчаяние. — Он хочет новое тело, живое и совершенное тело. Он готовится к этому уже более полугода, разные там заклятия, зелья…

— И для этого был нужен Снейп, — снова перебил Сириус. Мина кивнула. — Значит, это за Снейпом они пришли в ту гостиницу, а вовсе не за Гарри или Драко.

— Ну да, — устало отозвалась Мина. — Мне надо было лишь влюбить в себя Гарри. Сначала я воспользовалась магией вейл, которой меня обучила Ксавиера Лоран. Еще я использовала Подконтрольное зелье… пришлось готовить новое, оказалось, что зелье, которое Темный Лорд дал Гарри год назад, не действует.

— Он не учел кровь, — пробормотал Дамблдор. — Продолжайте, мисс Малфой.

— Чары вейл быстро выветриваются, и я собиралась использовать разные приворотные чары… — Мина глубоко вздохнула и перевела взгляд на свои пальцы, лежащие на подоконнике, — но не стала.

— Почему? — жестко спросил Сириус. Мина улыбнулась — легко и мечтательно.

— Потому что я влюбилась. И поняла, что не смогу применить к нему чары. Это было бы нечестно. Этот момент не входил в мое задание, — она улыбнулась. — Это произошло нечаянно.

— Но не помешало тебе его выполнить, — заметил Люпин. Плечи Мины напряглись.

— Мне было страшно, — откровенно призналась она. — Я боялась гнева Господина. Потом, Темный Лорд сказал, что отдаст его мне.

— Интересная логика, — пробурчал Сириус. — Значит, магию ты использовать не хотела, а получить Гарри в качестве доплаты — пожалуйста.

Мина обернулась, уставившись на Сириуса бешеными глазами.

— Вам не понять… откуда? Вы понимаете, что это… Я смотрю и вижу, как он смотрит на него. На другого.

Мне ничего не остается. Он все еще любил его. Я знаю! — в голосе Мины зазвучали слезы. — Я знаю, что была неправа! Но это же нечестно! Почему все достается ему? Знаете, как я его ненавидела? Я думала, убью его в ту же минуту, как увижу, этого законного сына! Я об этом мечтала! И… и… — ее голос сорвался. — Это же просто нечестно…

Она опустила голову и яростно протерла глаза рукой.

— Мне жаль! — почти выкрикнула она. — Если бы я могла все исправить… все вернуть. Но я… я даже не знаю, где их искать…

Голос девушки затих, и в наступившей тишине стало слышно, как сморкается МакГонагалл. Рем сделал шаг к Вельгельмине, его лицо выражало сильнейшее сочувствие. В этот момент из темного угла, где притаились всеми забытые Джинни и Шеймус, раздались звонкие размеренные аплодисменты.

* * *

В кабинете профессора зелий горел камин и сладко пахло опиумом. Сольвейг сидела в кресле, рассеянно глядя в никуда. Гермиона искоса наблюдала за ней. Ей было страшно.

Впервые в жизни ее страх носил нематериальный характер. Она просто боялась, как будто находилась в кошмарном сне, в одном из тех, где любимый человек превращается в чудовище. Гермиона знала, что стоит ей напрячься, и она сможет разгадать загадку этого года, как разгадала загадку василиска на втором курсе, как узнала тайну Риты Вритер на четвертом. Что-то таинственное окружало Сольвейг, но разве существуют тайны для пытливого ума? Оказывается, да, если эти тайны касаются дорогого человека.

Любимого человека.

Гермиона присела на скамеечку, беспомощно глядя на Сольвейг. А если она не вернется?

Песочные часы звякнули, перевернувшись в очередной раз, отмеряя прошедшие полчаса, и Гермиона швырнула в камин горсть едкого порошка. Резкий запах заполнил комнату, и Сольвейг, заморгав, очнулась.

— Ну, как? — тихо спросила Гермиона. По лицу Сольвейг расползлась улыбка.

— Я нашла его, — произнесла она.

— Кого? Драко? — Гермиона почему-то поняла, что нет. Сольвейг улыбнулась еще шире.

— И его тоже. Нет, я нашла Снейпа. Я почувствовала его сразу. Он жив и в здравом рассудке. Потом я нашла Драко — он там же. И там есть еще один человек.

— Кто? Гарри?

— Грейнджер, Грейнджер, — Сольвейг потянулась, вставая с кресла. — С Поттером у меня нет общей крови.

Нет, там моя мать. Мисс Паркер.

— И что? — осторожно спросила Гермиона.

— Как что? — слегка удивленно отозвалась Сольвейг. — Сейчас отправимся за ними. В смысле, за Снейпом и парнями. Не думаю, что мамочка жаждет воссоединиться с семьей, — насмешливо закончила она.

— Нам нужно сказать Дамблдору, — решительно заявила Гермиона. — Мы не справимся вдвоем, и вообще, не можем…

— Грейнджер, — перебила ее Сольвейг, — со всем мы справимся и все мы можем. Самовнушение — великая вещь. Пошли, нам нельзя терять время, портключ работает быстро.

— Какой портключ? — изумилась Гермиона.

— Которого у нас нет, — ответила Сольвейг. — Точнее, который есть не у нас.

* * *

Все головы повернулись в их сторону, и профессор МакГонагалл нахмурилась, недовольная такой дерзостью.

— Мистер Финниган, что это значит?

— Ничего особенного, профессор, — отозвался Шеймус, выступая на свет. — Просто я выразил восхищение великолепным актерским мастерством мисс Малфой.

— Мистер Финниган, если вам нечего сказать, выйдите вон, вы мешаете, — раздраженно произнесла профессор Трансфигурации.

— О, мне есть что сказать, — очаровательно улыбнулся Шеймус. — Если вы не против…

— Прошу вас, мистер Финниган, — улыбнулся Дамблдор.

— Но, сэр… — начала было МакГонагалл, но Дамблдор перебил ее новой улыбкой, на этот раз предназначенное лично почтенной профессорше:

— Минерва, мы выслушали мисс Малфой. Насколько я понимаю, мистер Финниган желает выступить как оппонирующая сторона. Я думаю, во имя справедливости мы должны его выслушать. Ведь мисс Малфой не возражает, верно?

Вельгельмина медленно повернулась и взглянула на Шеймуса.

— Нет, — произнесла она наконец, — совершенно.

— Тогда прошу вас, мистер Финниган, — Дамблдор сделал приглашающий жест и откинулся на спинку кресла, как зритель в театре в предвкушении хорошего спектакля.

Неизвестно, где, тот же день

Все тело было изломано и избито, ныло каждой косточкой, требовало отдыха, разрывалось пульсирующей болью там… и все же Драко переполняли радость и жажда действия. Это ощущение только что помогло ему перенести несколько часов в обществе отца — несколько очень тяжелых часов, после которых отец, застегивая брюки, произнес:

— Я был бы рад, мой мальчик, сказать тебе, что я к тебе еще вернусь, но увы… ты нужен нашему Господину для кое-каких целей, а после того, как он тебя использует, ты, скорее всего, умрешь. Очень жаль. Мне будет не хватать тебя, мальчик.

— Не переживай, — выговорил Драко, с трудом шевеля разбитыми, искусанными губами. — Тебе всего сорок, ты можешь завести еще с десяток сыновей и трахать их по очереди, когда они немного подрастут.

— Я подумаю над этим, — усмехнулся Люциус и вышел.

Это ощущение помогло ему подняться с кровати, не глядя на кровавые пятна, пройти до ванной и принять душ. Он должен быть в форме, чтобы выбраться отсюда и вытащить Гарри.

Гарри… Его Гарри… Гарри, который любит его. Гарри, который вернул ему истинный облик. Гарри, который воскресил его. Гарри, который подарил ему настоящую любовь и настоящую жизнь.

Выбравшись из ванной в одном полотенце, Драко попытался найти что-нибудь из одежды. Но одежды в комнате, где он находился, не наблюдалось; либо ее забрал Люциус, либо ее вовсе не было, что казалось вполне вероятным, поскольку помещение выглядело совершенно нежилым.

Похоже, что дом вообще был сильно запущен, и в нем редко кто жил — полки, поверхность письменного стола и подоконник были покрыты толстым слоем пыли, пыль взлетала при попытке сесть в кресло, по углам клубилась паутина, окно — все в грязи. Вид из окна тоже был нерадостный — на глухой запущенный парк.

Драко прошелся по комнате, разглядывая обстановку в попытке найти хоть что-нибудь, что бы указывало на владельцев дома. Над дверью он увидел потускневший герб и слегка улыбнулся, подумав, до чего же похожи все знатные семьи. В его доме над каждой дверью внутри и снаружи красовался фамильный герб Малфоев.

Впрочем, эта знатная семья сильно отличалась от его собственной, судя по тому, что герб был Драко незнаком, а значит, семья не была волшебной. Что-то грубое было в этом гербе… а в центре Драко увидел имя владельца — Реддль.

Дом Реддлей. Дом, где жил отец Тома Ярволло Реддля, известного в колдовском мире как Лорд Вольдеморт.

Внезапный шорох оторвал Драко от созерцания герба. Он обернулся — и, взвизгнув совсем по-девчоночьи, взлетел на кровать. Из темного угла комнаты выбралась крыса; от визга Драко она явно опешила, присев на задние лапы, но уходить не спешила. Посидела посреди комнаты, поводя по сторонам усатой мордочкой, потом опустилась на все четыре лапы и двинулась к кровати.

— П-пошла прочь! — заикнулся Драко. — Ты, тварь! — он схватил подушку и запустил ею в крысу. Животное, обладавшее, очевидно, редкой реакцией, отпрыгнуло в сторону, а потом, фыркнув, быстренько зацокало коготками по паркету, подбежало к кровати, лихо вскарабкалось по покрывалу и подошло к Драко.

— О, Господи! — простонал Драко, бесплодно шаря вокруг себя в дурацкой надежде, что Люциус оставил палочку. — Ну что тебе нужно от меня?

Честно говоря, крыса, приставшая к Драко, не особенно напоминала серых домашних вредителей. Это была белая декоративная крыска, в некотором роде даже очаровательная. Но Драко не был тем человеком, который способен оценить очарование крысы.

— Пошла вон, говорю! — он отодвинулся, но крыса, как приклеенная, последовала за ним. — Ненавижу…

Очевидно, крысе надоело ждать, пока человек прекратит паниковать, и она, выдав что-то весьма похожее на раздраженно фырканье, привстала на задние лапки и нахально продемонстрировала ему свое брюшко. Тут только Драко поняла, что крыса пришла к нему не с пустыми лапами. К ее животу было прикреплено что-то, блеснувшее стеклом.

— Что это? — с подозрением спросил Драко, но крыса ему не ответила, потому что крысы говорить не умеют. Не спуская глаз с мордочки зверька, Драко протянул руку и коснулся сверточка.

Сверточек был привязан к крысе веревкой, скрученной, судя по всему, из обрывок тряпки. Рефлекторно вздрагивая от отвращения всякий раз, когда его пальцы касались гладкой шерстки смирно застывшего животного, Драко отвязал сверточек.

Оба — и крыса, и Драко, — облегченно вздохнули, когда эта операция была завершена, и крыса свернулась клубком на кровати, не переставая, однако, поглядывать на Драко блестящими розовыми глазками, а тот, стараясь не обращать на нее внимания, занялся свертком.

Это был маленький плоский стеклянный сосуд — Драко часто видел подобные и даже использовал их в процессе приготовления зелий. Колбочка была плотно забита воском, а внутри нее плескалось какое-то мутное зелье. И еще была записка, обматывающая колбу, записка, написанная на клочке истрепанного пергамента, со списком ингредиентов на обратной стороне.

Драко, это зелье уменьшения. Его хватит на пятнадцать минут. Ребекка выведет тебя из дома…

Драко поднял глаза от записки и взглянул на крысу.

— Ты, что ли, Ребекка? — недоверчиво поинтересовался он. — Вот уж не думал, что у Снейпа есть фамиллиар. Но ты подходишь.

Крыса прикрыла глазки, всем своим видом давая понять, что человек недостоин ее внимания.

С ней можешь ничего не боятся. Когда окажешься снаружи, беги. Тебе нельзя оставаться в этом доме. О Поттере я позабочусь. С.С.

Драко посмотрел на крысу и еще раз перечитал записку. До него внезапно дошел смысл фразы «Ребекка выведет тебя из дома». Крыса. Скорее всего, через крысиный лаз, потому что к тому времени он как раз будет размером с эту самую крысу.

— Ты понимаешь, что я не смогу это сделать? — сквозь зубы спросил Драко у записки, которая, естественно, ничего не смогла ему ответить.

Он перевел дыхание и снова посмотрел на крысу.

— Вот что, крысятина, — решительно произнес он. — Ты отведешь меня к своему хозяину, поняла? К тому, кто дал тебе это, — он сунул крысе под нос колбу и записку и тут же отдернул руку, потому что любопытный острый нос попытался ткнуться в нее. — Я не желаю покидать дом. Отведешь меня к Снейпу, поняла?

Крыса присела на задние лапки и потерла передними друг о друга. Драко передернуло от этого жеста, отвратительно пародирующего человеческий.

— Будем считать, что поняла, — мрачно сказал он, выковыривая воск из колбы. — О, Господи! — он посмотрел на зелье, собираясь с духом. При мысли о том, что сейчас перед ним окажется гигантская крыса, Драко затошнило. Но… где-то в этом доме был Гарри. И Драко знал, что покинет дом Реддлей только вместе с Гарри. Он высоко поднял колбу. — Пусть это будет самым страшным событием в моей последующей жизни, — как тост, произнес он и решительно опрокинул в себя зелье.

Хогвартс, кабинет директора, тот же день

— Эта история, господа, началась лет восемнадцать тому назад, когда на свет появилась эта леди, — Шеймус указал на Мину, которая смотрела на него с легкой насмешкой в глазах. — Впрочем, я не знаю подробностей детства мисс Малфой, кроме того, что ее исключили из Дурмштранга на третьем курсе за злоупотребление черной магией. Разумеется, вряд ли возможно только на этом основании делать вывод о том, что мисс Малфой — исчадие ада. Я не знаю подробностей. Поэтому я не буду принимать эти сведения как доказывающие или опровергающие что-то. Просто к сведению.

— Мистер Финниган, вы не на суде, — раздраженно заметила МакГонагалл.

— Ничего, профессор, — неожиданно улыбнулась Мина. — Пусть Шеймус получит удовольствие.

— Благодарю, Мина, — усмехнулся Шеймус. — Мне известная часть истории начинается с того, как мисс Малфой познакомилась с Гарри Поттером и своим братом, Драко Малфоем. Мина сказала нам правду. Вообще, этому, наверное, учат на курсах юных Упивающихся Смертью — искусно врать. Одна из заповедей — говорить побольше правды, чтобы ложь была как можно более убедительной. Мина действительно ненавидела своего брата. Настолько, что пошла бы на все, лишь бы достать его. И она действительно выполняла задание Вольдеморта. Ей требовалось соблазнить Гарри, что она с успехом и сделала.

— Сначала мисс Малфой использовала так называемые Чары вейлы — полулегальный парфюм, который не имеет запаха и оказывает на мужчин примерно такое же воздействие, как танец вейлы. Она сама призналась в этом — она рассказала об этом Драко, а я услышал. Естественно, чары не держатся долго, и, следовательно, Драко должен был сделать вывод, что все остальное довершила природа. Только это неправда.

— Чтобы удержать Гарри, Вельгельмина использовала разные симпатические чары, комбинируя их.

Подконтрольное зелье, как она и сказала нам, Приворотные чары, от чего она так яростно открещивалась.

Сейчас мисс Малфой смотрит на меня, и я знаю, что она хочет сказать — у тебя нет доказательств. Да, их у меня нет, — Шеймус улыбнулся. — Если не считать доказательством поведение Гарри. Чары — вещь хрупкая, с ними можно бороться и преодолевать их. Каждый, кто наблюдал в этот учебный год за Гарри — а я наблюдал, — смог бы заметить, как он мечется, не понимая, что происходит. Вроде бы он любит Мину, но при этом его тянет к Драко. «Я как будто под водой нахожусь… Так трудно двигаться… И мысли текут медленно-медленно, как будто люди, бредущие сквозь воду… А когда я тебя вижу, мне словно повязку с глаз снимают…» Это слова Гарри, обращенные к Драко. Да, у меня нет иных доказательств, — Шеймус насмешливо посмотрел на Мину. — Но ведь ты думала иначе, верно? Иначе зачем бы тебе пытаться от меня избавиться? Ты пустила по школе слух, что я шлюха, слух, в который поверили все — еще бы, — Шеймус скривил губы. — Я понимаю, я сам не делал ничего, чтобы хоть чуточку улучшить свою репутацию. Тебе лишь надо было огласить общественное мнение вслух. Ты, подозреваю, и написала письмо моим родителям.

Одно мне непонятно — почему же ты, если тебе так не терпелось от меня избавиться, не натравила на меня своего василиска?

— Что? — переспросила Мина.

— Василиска, — невозмутимо повторил Шеймус. — Тварь, которую ты вырастила. Украла куриное яйцо, отловила на болоте жабу… В это сложно поверить, но новорожденные василиски — существа удивительно беспомощные и, кроме того, они рождаются страшно голодными. Подозреваю, последние часы перед рождением твоего питомца ты провела в мясной кладовке рядом с драконарием. И в волнении и суматохе — тебе же не только надо было накормить свое чудище, но и спрятать его, — ты оставила там труп сдохшей жабы. Ты вообще не очень осторожна, Мина, — Шеймус улыбнулся с издевательским сочувствием. — Ты открыла Тайную комнату, чтобы спрятать туда василиска, но во время очередного визита к «питомцу» тебя увидела Миртл.

Василиск уже был достаточно взрослым, чтобы парализовать ее взглядом, но, очнувшись, Миртл могла бы тебя выдать. Вот ты и полила все мандрагоры в теплицах отравой. Растение редкое, рассаду так просто не получишь… Ты рассчитывала выиграть время. Ты его выиграла, — улыбка Шеймуса могла бы даже считаться одобрительной. — Только у тебя под ногами постоянно кто-то вертелся. Очень мешал Деннис Криви со своим фотоаппаратом — он с ним никогда не расставался и фотографировал все, что могло показаться интересным.

Ему это аукнулось — ты натравила на него своего ползучего друга, когда он нашел кое-что в твоей комнате и сфотографировал это. Только непрямой взгляд василиска или взгляд детеныша василиска может превратить человека в камень, но даже василиск не может унести фотоаппарат. А потом еще и утопить его в озере. Я нашел его. Ты не вытащила пленку — ты просто не смогла это сделать. Ведь ты — волшебница, и с магглами не общалась. Хочешь знать, что там было сфотографировано?

Легкое шипение — это Мина втянула воздух сквозь зубы — нарушило тишину, когда на стол Дамблдора лег плотный белый конверт. Директор аккуратно вскрыл его, и на стол выпало несколько фотографий. На них, некачественных и бледноватых, все же можно было разглядеть изуродованный рисунок.

— Вот как он выглядел изначально, — тихо произнесла Джинни, вытаскивая из-под мантии листок тонкого картона и кладя его на стол рядом с конвертом. — Это копия с рисунка Дина Томаса[20].

Дамблдор хмыкнул и свел вместе кончики пальцев. МакГонагалл залилась краской, Люпин вытянул шею, чтобы разглядеть получше, а Сириус бесцеременно сгреб картинку со стола и присвистнул:

— Ни фига себе! Талантливый парень…

— Мистер Блэк! — прошипела МакГонагалл, и Сириус, резко изменившись в лице, положил рисунок обратно.

— Хотели снять десять баллов с Гриффиндора, Минерва? — улыбнулся Дамблдор. Сириус усмехнулся, МакГонагалл еще больше смутилась. В этот момент Мина решительно подошла к столу и взяла одну из фотографий. На рисунок она даже не взглянула.

— Это ничего не доказывает. Да, это мой сундук, моя комната. Но это, — она взмахнула рисунком, — говорит только о том, что я ненавидела Драко. Так я это и не скрываю. Это — не магия. Я не могу навести симпатические чары по рисунку. Это ведь не фотография и даже не портрет.

— И снова ты говоришь правду, Мина, — Шеймус кивнул. — Ты действительно не пыталась навести на них чары через этот рисунок. Ты просто украла его у Гарри. Ты рылась в вещах Гарри в день его приезда и выкрала рисунок. Отрицаешь?

— Зачем? — пожала плечами Мина. — Я действительно его украла. Ты думаешь, мне хотелось, чтобы Гарри это видел?

— Думаю, что нет, — согласился Шеймус. — Ты опять говоришь правду. Я бы не обращался к этому рисунку, дорогая Мина, если бы не несколько странных совпадений. Деннис увидел этот рисунок вот в таком виде, сфотографировал его, а после оказался жертвой василиска, и его фотоаппарат был утоплен. Лицо Драко на этой картинке изуродовано — так же, как оно оказалось изуродовано в жизни. Хотите, господа, я подробно расскажу вам, при каких обстоятельствах это произошло?

Никто ему не ответил, только челюсти Мины крепко сжались — казалось, она сейчас заскрипит зубами.

— Итак, — Шеймус прошелся по комнате и остановился в центре, эффектно скрестив руки на груди. — Как я уже сказал, Гарри в этом году вел себя очень неадекватно. Можно сказать, метался между двух огней. Чем больше усилий прилагала мисс Малфой, чтобы удержать своего возлюбленного, тем чаще он срывался. И вот в один очень памятный для меня вечер, когда я получил письмо из дома — за это я особенно благодарен мисс Малфой, — Гарри полностью вышел из-под контроля. Возможно, как раз моя история и послужила детонатором. Гарри усомнился в своей возлюбленной. И кинулся в объятия Драко, который как раз в этот день прекратил отношения со своим другом Малькольмом Бэддоком. Мина застала своего брата и своего любовника в весьма недвусмысленном положении… проще говоря, они занимались любовью.

В глазах Дамблдора мелькнули искры, МакГонагалл покраснела так, что, казалось, она сейчас взорвется. У Сириуса был однозначно довольный вид, а выражение лица Люпина не поддавалось идентификации.

— А теперь скажите мне, господа, ну, хотя бы вы, мистер Блэк, профессор Люпин, какой нормальный человек оставит человека, с которым у него только что был восхитительный секс, к которому он не равнодушен, и кинется прочь за другим человеком, не сказав своему только-что-любовнику ни слова?

Неужели благородные гриффиндорцы и их знамя Гарри Поттер на это способны?

— Ну, знаете!.. — не выдержала МакГонагалл. — Мистер Финниган! Вам не кажется, что вы посвящены в слишком уж интимные подробности?!

— А в этом нет ничего удивительного — я подглядывал, — спокойно ответил Шеймус. — Я вообще в этом году очень много подглядываю, гораздо больше, чем трахаюсь, что бы ни говорила по этому поводу мисс Малфой.

— Десять баллов с Гриффиндора, мистер Финниган! — зашипела МакГонагалл. — Вы все же в обществе преподавателей!

— Прошу прощения, — холодно ответил Шеймус. — Я могу говорить? Пока мы тут снимаем баллы, Драко и Гарри находятся в опасности.

Дамблдор кивнул, и Шеймус заговорил снова:

— После этого произошло еще кое-что. Драко вернулся к себе и встретил в слизеринских подземельях Бэддока. Провел с ним ночью, выпил вина, Бэддоком принесенного… а наутро обнаружил у себя на лице первые признаки проклятия. Зелье было подмешано в вино — это официальная информация, как выражаются маггловские полицейские. Если бы кто-нибудь имел возможность спросить профессора Снейпа, он бы узнал, что Бэддок — один из самых слабых учеников в зельеварении. Он не мог сам приготовить такое проклятие.

Вскоре после этого Малькольм погиб — был растерзан насмерть существом с ядовитыми клыками. Если кто-то забыл, напомню — у василиска ядовитые клыки. Причем с детства.

— Но… но ведь были же еще жертвы! — воскликнула МакГонагалл. — В Хогсмиде, кентавр в Запретном лесу…

— Наверное, василиск был очень голоден, — произнес Шеймус. — А вообще, должен заметить, что мисс Малфой еще очень юный Упивающийся смертью. Она подвержена вспышкам гнева, иногда она делает глупости…

Не все у нее идет по плану. Например, зачем было запирать Гарри в Тайной Комнате? Зачем было лезть со своей сестринской любовью к Драко? Или… — Шеймус вдруг нахмурился. — Или не вполне сестринской? А, Мина?

— Заткнись! — рявкнула Вельгельмина, моментально теряя все свое самообладание. — Не смей даже заикаться!..

— Вот в чем дело, — Шеймус удовлетворенно кивнул. — А я-то было подумал, что ты действительно влюбилась в Гарри. Уж больно рьяно ты пыталась их разлучить. Теперь я понимаю, дело было не в Гарри, а в Драко. И теперь я понимаю твой гнев. Ты рассчитывала возненавидеть его, но ты влюбилась, и это только усилило желание причинить ему боль. Это о нем ты говорила. Это он смотрел на Гарри, и тебе было невыносимо это видеть. Это его тебе обещал Вольдеморт. Я прав?

— Дурак ты, Финниган, — неожиданно жестко произнесла Мина. — Тебе не надо было со мной враждовать, глупый мальчишка. Мы бы поделились. Блондинчик — мне, брюнетик — тебе. Ты же о нем давно мечтаешь…

— М-мисс Малфой… — заикнулась МакГонагалл.

— Как вы мне надоели, идиоты! — злобно прошипела Мина. — Чертовы благостные гриффиндорцы! Что вы можете дать ему, моему Драко, он же не имеет с вами ничего общего? Как вы осмеливаетесь думать, что он будет счастлив с этим тупым мальчишкой, который никогда в жизни не сделает ни малейшей попытки понять его? Что вы знаете о том, что значит быть Малфоем, что вы знаете о том, что значит нести в своих жилах кровь Слизерина? Что вы знаете о моем Господине? В вашем мире все просто — черное-белое, люблю-ненавижу… Чертовы гриффиндорцы… Ненавижу всех… — она запрокинула голову и заговорила медленно, размеренно, словно читая молитву: — В жилах моего деда течет кровь Салазара Слизерина, и скоро эта кровь будет править миром. Предки моей бабки были вейлы. Моя мать — вернейшая из слуг своего Господина, а мой отец, — лицо ее озарилось мечтательной улыбкой, — его кровь древнее Хогвартса и чище горных рек.

— А твоя сестра — очень хороший человек, — неожиданно произнесла Джинни, и Мина, вздрогнув, вышла из своего транса. — Наверное, весь этот кошмар в ней разбавился приличной кровью.

Мина холодно улыбнулась.

— Она нелепая случайность. Ошибка, которую я исправлю.

— Она просила передать тебе, — Джинни словно бы и не услышала ее слов, — что если ты любишь хотя бы одного из них, ты сделаешь одно доброе дело. Когда-то она заставила их полюбить друг друга, произнеся одно слово. Она просить тебя произнести это слово вновь, чтобы вернуть их отношения в прежнее состояние. Пусть они не страдают хотя бы душевно.

— Я не знаю этого заклятия, — бросила Мина, засунув руки в карманы.

— На этот случай она просила передать тебе «Спроси у мамы», — ответила Джинни.

— Тогда передай ей, что она слишком умна для того, чтобы жить, — ответила Мина, усмехнувшись.

— Сама передашь, — бросил Сириус, решивший, что пора вмешаться грубой силе, и шагнул к Мине. Но та, слегка усмехнувшись, сделала шаг назад, сжала кулак в кармане — и исчезла.

— У нее есть портключ, — после небольшой паузы произнес Шеймус. — Я догадывался.

— Мог бы и сказать, — буркнул Сириус. — Теперь она сбежала.

— А зачем она здесь? — удивился Шеймус. — Зато теперь ее можно взять с поличным. Мои-то доказательства — для впечатлительных барышень, они ровным счетом ничего не доказывают, — и юноша очаровательно улыбнулся. — Ну, мы пойдем?

— Вряд ли, — строго заметила МакГонагалл. — Нам предстоит долгий разговор.

— Вот именно, — неожиданно согласился с ней Сириус. — И, прежде всего, кто эта «она», — он повернулся к Джинни, — о которой вы говорили?

— Сольвейг, — вздохнула Джинни. — У нее было подозрение, что Мина — дочь мисс Паркер… а Мина только что это подтвердила.

— У меня сейчас голова лопнет! — пожаловался Сириус. — А чего же она сама не пришла все это передать?

— Ну… — протянула Джинни, — подозреваю, потому, что ее нет в Хогвартсе.

Дом Реддлей, тот же день

Ему хватило одного глотка, чтобы опорожнить сосуд. На одно мгновение ему скрутило мышцы и кости будто в жгут, а потом что-то огромное, тяжелое, грубое накрыло его с головой. Побарахтавшись с минуту, Драко сообразил, что это полотенце, которое он намотал на бедра, выходя из ванной. «Замечательно, — раздраженно подумал он. — Путешествие голым по крысиному лазу — то, о чем я всегда мечтал».

Кое-как, на четвереньках, путаясь в складках диванного покрывала, больше похожего на нестриженый газон, Драко выбрался из-под полотенца. И замер, не в силах даже закричать от ужаса.

Над ним нависло огромное белое чудовище с оскаленными острыми зубами, жесткими прутьями усов, топорщащимися в разные стороны, и страшными загнутыми когтями. В ноздри ударил сильный крысиный запах.

Драко непроизвольно отшатнулся и едва не упал. Крыса, собственно, признаков враждебности не проявляла, но ему, всю жизнь шарахающемуся даже от хомячков, и простой неподвижности гигантского грызуна было достаточно, чтобы умереть от ужаса.

— Ты мне за это заплатишь, Поттер, — прошептал Драко и неимоверным усилием воли заставил свои ноги сделать шаг по направлению к крысе. А потом еще один. И еще.

Крыса покосилась на него розовым глазом и неожиданно легла на кровать, смирно вытянувшись и поджав лапы. Сейчас она сильно напоминала ручного верблюда, предлагающего наезднику сесть верхом. Драко стиснул зубы и вскарабкался на мохнатую спину.

Прикосновение голой кожи к шерсти крысы было, как ни странно, приятным. Шерстка декоративного грызуна оказалась мягкой, теплой и, для крошечного Драко, — достаточно густой. Замерзшие руки сами по себе скользнули в согревающую массу шерсти.

— Ты поняла меня? — спросил Драко, чуть наклонившись к ушам крысы. — К Снейпу, а не наружу.

Крыса пискнула — точнее, издавала скрежещущий звук, пребольно резанувший по ушам Драко, — и рысью помчалась вперед. Она пронеслась по комнате и нырнула в крысиный лаз. Вокруг Драко сомкнулась темнота.

Это была тревожная темнота, таящая в себе шорохи, скрипы, писки, возню… Из нее выныривали острые усатые морды, оскаленные пасти, и всякий раз Драко давил в горле крик ужаса. Гигантские грызуны были явно не прочь закусить крошечным человечком, но Ребекка огрызалась на них, и огромные серые крысы, которые были в полтора раза больше декоративной крыски, покорно отступали.

«Крысиная королева, что ли? — мелькало в незамутненном ужасом участке мозга Драко. — Или просто вредная, вроде Снейпа, вот с ней никто и не связывается?»

От бешеной рыси, мелькания во тьме, крысиной вони Драко начало мутить; ему казалось, что прошло уже намного больше, чем пятнадцать минут, и что, наверное, он никогда больше не станет своего размера. И в следующий момент он пугался мысли, что пятнадцать минут истекут сейчас, и он вырастет и застрянет в крысином лазе.

Когда тревожные мысли начали перерастать в панику, в конце лаза появилось бледное пятно света. Ребекка ускорила рысь, и Драко едва не слетел с ее спины, потому что крыса понеслась как-то боком. Он вспомнил, что его всегда передергивало, если доводилось видеть, как бегают крысы или мыши. В этом было что-то противоестественное. Драко усмехнулся. Да, а теперь он едет на крысе верхом, голый — пародия на обнаженных всадниц в духе ночного кошмара.

Тоннель кончился, и они вырвались на свет, тусклый факельный свет, который Драко не мог перепутать с дневным даже будучи такого размера. «Понятливая тварь», — мелькнуло в голове, и тут же с небес обрушился, давя барабанные перепонки, громовой рев:

— Я же велел тебе вытащить его наружу!

Крыса, взвизгнув, нырнула назад в лаз, а Драко упал на колени, зажимая уши.

— Вы не могли бы не орать так, профессор?!

— Можете не пищать, Малфой, я вас все равно не слышу, — прозвучал голос Снейпа, ставший, слава Богу, немного потише. — Через три минуты выскажете мне все свои претензии, а пока… прячьтесь!

Грохот его голоса ударил по ушам, и Драко нырнул в крысиный лаз инстинктивно, даже не разобрав до конца, что именно крикнул ему Снейп.

Новый грохот заставил его скорчиться в три погибели, зажимая уши руками — загрохотали замки, заскрипели ржавые дверные петли, дверь в камеру отворилась, и кто-то с чудовищным гоготом втолкнул в камеру человека. Пол содрогнулся и содрогнулся второй раз, когда дверь захлопнулась. Драко пулей вылетел из-под свода крысиного лаза — мышцы и кости снова скрутило; еще мгновение, и его, принявшего нормальные размеры, расплющило бы в крошечной норе.

— О, вся компания в сборе, — недовольно буркнул Снейп. — Вас вообще не должно тут быть, Малфой! И почему вы голый?!

Однако Драко его не слушал. На полу камеры, избитый, окровавленный, в разодранной одежде лежал его Гарри, и Драко бросился к нему.

— Гарри, милый, родной мой… — Драко приподнял бесчувственного юношу и осторожно похлопал по щекам. — Хороший мой… ну приди в себя… это я, твой Драко… Гарри, милый…

— Больно… — одними губами выговорил Гарри. Драко осторожно положил его голову к себе на колени; одной рукой он безостановочно перебирал волосы возлюбленного, другой гладил его по лицу, не замечая, что по щекам катятся слезы. — Мокро… — снова шепнул Гарри, приподнял руку и провел пальцами по щеке, куда упали слезы Драко.

— Ты… ты как? — Драко склонился к нему, почти касаясь губами лица Гарри. Тот приоткрыл глаза.

— Не очень. Привет. А ты как?

— Привет, — шепнул Драко, поневоле улыбаясь. — Тоже не очень.

Гарри приподнялся, пытаясь сесть. Драко подставил плечо, и Гарри откинулся на него.

— Профессор? — Гарри, прищурившись, вглядывался в Снейпа, который с нескрываемым раздражением наблюдал за встречей влюбленных. — Вы не поверите, но я рад вас видеть. А у нас такое происходило, жаль, что вас не было…

— А уж мне как жаль, — голос Снейпа был переполнен сарказмом.

— Где мы находимся? — спросил Гарри. — Я совершенно ничего не вижу, мои очки разбили…

— Мы в доме Реддлей, — ответил Драко.

— А это — моя камера, — добавил Снейп, обведя рукой помещение. — Уже семь месяцев, — он скривил губы в усмешке.

— Дом Реддлей, — прошептал Гарри и завозился, пытаясь высвободиться из объятий Драко. — Да отпусти же меня, я и сам могу сидеть!

Тонкие руки моментально разжались, и Драко, отстранившись, холодно произнес:

— Пожалуйста…

Но не успел он, как собирался, встать и отойди подальше от неблагодарного сукиного сына, в которого по недоразумению влюбился, как Гарри развернулся, поймал его в объятия и прижал к себе.

— Что эта скотина с тобой сделала?! — глухо прорычал он в плечо Драко.

— Ты про профессора? — спросил, улыбаясь, Драко. — Ужасно — он заставил меня прокатиться верхом на крысе по крысиному лазу. Откуси ему нос, солнышко…

Откуда-то сбоку раздался раздраженный хмык Снейпа. Гарри оторвался от плеча Драко.

— Так ты в порядке? — жалобно спросил он. — Эта сволочь… он пришел такой сияющий, довольный… мне хотелось глотку ему разорвать… а я ничего не мог сделать…

— Ничего, было и хуже, — пробурчал Драко. — Хотя мне несколько холодно — он не оставил мне ничего из одежды…

— Я его убью! — прорычал Гарри.

— Не переживай так, у меня дома полный шкаф шмоток, — пожал плечами Драко.

— Ты невыносим, — Гарри прижался губами к обнаженному плечу. — Иди сюда…

— О, нет… — пробормотал Снейп.

Наверное, следовало отвернуться… но этот порок всегда был сильнее его… порок, завладевший им в тот момент, когда он, ведомый мисс Паркер, увидел своего брата и Люциуса Малфоя, сплетенных в любовном объятии как в схватке. Эти были другими. Страсть их не была дикой. Глядя, как они целуются, одновременно бешено и нежно, умирают от запоздалой тоски и тают в объятиях друг друга, Снейп ощутил внезапный прилив острого одиночества. Одиночества, которое не восполнить ничем — ни любимым делом, ни толпой студентов, ни единственной дочерью. Одиночества, которое заставляет человека тоскливо глядеть в ночь и беззвучно кричать: «Где ты?!» И не получать ответа, потому что, может статься, и нет на земле того, кто мог бы ответить.

— Я тебя люблю, — прошептал Гарри, сцеловывая мокрые дорожки со щек Драко. — Ты меня простил?

— Дурак гриффиндорский, — пробормотал Драко, и Снейп с ним согласился. Пора было прерывать эту идиллию.

— Я рад за вас, господа, — произнес он самым сухим своим тоном, — но нам надо подумать, как выбраться отсюда. Поскольку мистер Малфой не пожелал меня слушать и вместо того, чтобы выбираться из дома, решил меня навестить…

— Остроумны вы, профессор, — едко заметил Драко. — И что бы я стал делать, один, голый, прошу прощения, без волшебной палочки?

— А на кой черт вы притащились сюда? — приподнял брови Снейп.

— Вы же собирались как-то выбираться отсюда, — возразил Драко. — Вот и подумаем, как нам выбраться вместе. Как вы, кстати, ухитрились сварить Уменьшающее зелье?

— Меня держат под Империусом, чтобы я варил зелья для Вольдеморта, — пожал плечами Снейп. — Но когда человека слишком долго подвергают Империусу, разум начинает сопротивляться. Вырабатывается что-то вроде иммунитета…

— Да, как у Барти Крауча, — вставил Гарри.

— Поттер, вы несносны, — раздраженно заметил Снейп. — Почему вы вечно перебиваете старших?

Гарри побледнел, потом покраснел и опустил глаза. Драко мимолетно задумался, а будет ли он так же реагировать на подколки Снейпа лет эдак тридцать спустя? И тут же холодом полоснул по венам другой вопрос — а будут эти тридцать лет?

— В процессе работы я стал тайком готовить другие зелья. В том числе Уменьшающее и еще одно полезное зелье, — Снейп усмехнулся, — которое называется нитроглицерин.

Гарри вскинул голову.

— Нитроглицерин? Вы умеете готовить нитроглицерин?! Зачем?

— Затем, Поттер, что нет колдовского зелья, которое обладало бы такой же взрывной силой, — ответил Снейп. — А я не хотел удостоиться сомнительной чести стать изобретателем велосипеда.

— Что такое нитроглицерин? — нахмурился Драко.

— Это вещество большой взрывной силы, мистер Малфой, — ответил Снейп, и по блеску в его глазах можно было легко догадаться, что он очень доволен собой.

— Так, может, прекратим эти разговоры? — Драко вскочил на ноги. — Все-таки, сэр, вы несносны. Не можете не устроить представление.

— В лучших традициях своего учителя, не так ли, Снейпи? — проворковал женский голос. В дверном проеме стояла улыбающаяся мисс Паркер, ехидный Люциус и скалящаяся Мина. А в центре скульптурной группы «Злодеи» — сам Лорд Вольдеморт.

Хогвартс, тот же день

— Ох, Сольвейг, я умоляю тебя, не беги так! — воскликнула Гермиона, едва переводя дыхание. Сольвейг неслась впереди широкими шагами — казалось удивительным, что человеческое существо, и тем более девушка, которым от природы положено семенить, может шагать так широко.

— Я бегу?! — возмутилась Сольвейг. — Это я еще не бегу! Ну-ка, иди сюда! — она схватила Гермиону за руку и потащила за собой.

— Сольвейг, — задыхаясь, проговорила гриффиндорка, — куда… ты меня… тащишь?

— Нам надо отойти подальше от замка, чтобы мы могли отбыть из Хогвартса, — ответила Сольвейг.

— Хотелось бы тебе напомнить, что замок окружает барьер, который нельзя преодолеть, — пропыхтела Гермиона, почти переходя на бег. — Я думаю, что Дамблдор восстановил его в первую очередь…

— Восстановил, — согласилась Сольвейг. — Но это не помеха.

— В каком смысле?

— Сейчас придем — увидишь, — ответила Сольвейг.

— А нам для этого непременно надо гнать?

— Да. Иначе Мина нас опередит.

— Неужели ты думаешь, что ее отпустят? После всего этого?

— Ну, она столько всего натворила за год в Хогвартсе, — пожала плечами Сольвейг, — а никто ничего не замечал. Она опять вывернется… впрочем, я надеюсь, что Шеймус ее немного задержит.

— Шеймус? — удивилась Гермиона.

— Ну да, — Сольвейг глянула на нее и рассмеялась. — Ты меня поражаешь, Грейнджер! Неужели ты тоже ей поверила?

— В каком смысле? — возмутилась Гермиона.

— Мина всем дурила головы, — объяснила Сольвейг. — Понимаешь ли, она использовала Чары вейлы, которые вполне определенным образом действуют на парней. И — ты не поверишь — на девчонок тоже. Нет, не красней, это не то, о чем ты подумала. Просто использование этого зелья кем-то из девушек ослепляет, если можно так выразиться, всех прочих девчонок поблизости. Я понятно выражаюсь? Девушки безоговорочно верят в свое женское могущество. Ну, на самом деле, ты же хорошо знаешь Гарри. Подумай — он весь год обращался с Драко подло! Это в его характере? Нет! Но никто этого не просек! Понятно, что девушки не знают таких вещей, как то, что пассивные геи не могут стать гетеросексуальными — существует, по крайней мере, такое мнение. Но как не заметить, что Гарри Поттер ведет себя не по-гаррипоттеровски и вообще не по-гриффиндорски?

— Ну, — смутилась Гермиона. — Я подумала, что он влюбился…

— Вот именно. Помнишь, что сказал Шеймус в день рождения Гарри? Распространенное женское заблуждение, что гея можно исправить. Чары вейлы сработали так, что это заблуждение стало верой. Ведь принцип работы этого зелья — задурить голову мужчине и придать уверенность женщине.

— Ты не поверишь, но я впервые слышу про эти Чары вейлы, — сказала Гермиона.

— Твои друзья будут рады узнать, что ты еще чего-то не знаешь, — заметила Сольвейг. — В школе, Грейнджер, в этом году был только один человек, на которого ухищрения Мины не действовали совершенно — Шеймус.

— Почему?

— Потому что он — стопроцентный и абсолютный гей, — усмехнулась Сольвейг.

— А Драко?

— А Драко — такой же гей, как и Гарри. Просто они любят друг друга. Мужчина, любящий мужчину, и настоящий гей — это все-таки немного разные вещи. Проше говоря, если бы Гарри не был с Драко, он бы был с девушкой, а если бы Драко не был с Гарри, он бы был бисексуальным «Дон Жуаном». Но никто из них не был бы геем.

— А тебя, случаем, не доктор Фрейд зовут? — насмешливо спросила Гермиона.

— Ни в коем случае, — Сольвейг остановилась. — Меня зовут Снейп. Сольвейг Снейп. Я надеюсь. Пришли.

— Но это же… — Гермиона смотрела на несколько строений неподалеку и огороженный участок поля, где два динозавроподобных дракона с атрофированными крыльями (порода «Скандинавские древние») пытались сбить друг друга с ног огромными хвостами. За ограждением загона, со скучающим видом облокотившись на изгородь, стоял Януш. — Это же драконарий!

— Ну да.

— Но… — Гермиона уставилась на Сольвейг огромными глазами. — Драконы могут преодолеть барьер! Мы что, полетим на драконе?

— Не совсем, — казалось, Сольвейг чем-то смущена. — Я бы сказала, что ты полетишь на драконе.

— А ты?

— Ох, Грейнджер, — вздохнула Сольвейг. — Ты такая умная… могла бы и догадаться… Отойди.

Гермиона сделала шаг назад. Она не могла поверить. Она впервые в жизни не могла поверить своим глазам.

Она не могла поверить, что это ее Сольвейг — то существо, которое вдруг начало увеличиваться, чья кожа вдруг вмиг засверкала на заходящем солнце, как золото, за чьей спиной распахнулись два огромных крыла и чьи руки огромными лапами опустились на землю. Когти прочертили глубокие борозды, хвост обвился вокруг лап, как у кошки.

Что-то внутри, рядом с сердцем или даже в нем самом, рванулось, разбилось в мелкие осколки, они резанули тело изнутри, послав сладкую болезненную судорогу вниз, в ноги, и вверх, к глазам и ушам, и снова собралось и зазвенело, как натянутая струна, у самого сердца. Дракон наклонился в ней, обдав горячим солнечным дыханием и ослепив сиянием сапфировых глаз. И тогда в такт натянутой струне у сердца запели те мелкие осколочки в ушах, пересыпаясь, как стеклышки в калейдоскопе. Это была песня — пока без слов, но песня, новая песня; пальцы вдруг заныли, до того им захотелось лечь на гитарные струны, чтобы запомнить то чудо, которое звучало в голове. Все равно не забуду, подумала Гермиона, стряхивая слезы с глаз. И снова прозвучала тень шепота, тень знакомого голоса у самого уха — У тебя все будет замечательно…

— Ты прекрасна! — выкрикнула она вверх, прямо в синие глаза.

— Залезай, — прошелестел в ответ нечеловеческий голос. — Пора.

Дом Реддлей, тот же день

Несколько секунд обе стороны пребывали в неподвижности. Вольдеморт сотоварищи, очевидно, наслаждались произведенным эффектом.

— Надо было вам придти чуточку пораньше, — заговорил наконец Драко, и в голосе его, как в старые добрые времена, зазвучали великолепные протяжные интонации истинного Малфоя. — Вы пропустили прекрасное зрелище, в самый раз для вуайеристов.

— Не переживая, малыш, — сладко улыбнулась мисс Паркер. — Мы наблюдали за тобой и папочкой. Тоже сладенькое было зрелище. Профессору бы понравилось…

Снейп фыркнул. Драко нахмурился.

— Прошу прощения, но нас не представили, леди.

Удивительное это все-таки было зрелище — обнаженный, избитый юноша, держащийся с поистине королевской надменностью. Две пары глаз следили за ним с жадным вожделением. Еще две — со снисходительной насмешкой, за которой люди, лишенный чувства собственного достоинства, скрывают свою зависть к тем, кто этим чувством наделен. Еще одна пара глаз смотрела на Драко одобрительно. И в еще одной выражалось множество чувств — от глубочайшего восхищения отвагой юноши до раздосадованного «Ну что же ты творишь, чертов придурок!»

— Меня зовут мисс Паркер, мальчик, — ведьма оскалилась. — Жаль, что мы только сейчас познакомились.

Ведь мы с тобой родственники.

— Мои родственники — странные люди, мэм, — ответил Драко. — Так что мне абсолютно не жаль.

— Ты злой мальчик, Драко, — заметила мисс Паркер, и глаза ее блеснули.

— Да ладно, сколопендре своей это скажите, — Драко мотнул головой, указывая на Мину. — Кто там она вам? Дочка? Любовница? Комнатная собачка… ах, нет, прошу прощения, змея!

Мина в два шага пересекла комнату, и ее рука звонко приземлилась на щеку Драко, оцарапав белую кожу ногтями.

— Заткнись, ублюдок!

— Вельга! — рявкнул Лорд. — Ты портишь мой материал. Достаточно того, как твой папочка над ним поработал!

— Но, мой Лорд… — начал Люциус, но Вольдеморт перебил его:

— Я тебя не спросил, так что не лезь с выступлениями. Вы как дети, все трое! Стоит вас ненадолго оставить, и вы уже хватаете то, что вам не принадлежит.

— Должно быть, это у них семейное, — негромко проговорил Снейп.

— Хочешь высказаться, Северус? — насмешливо глянули красные глаза. — Хочешь рассказать ребятам правду?

Но это моя привилегия, мой дорогой зельевар, я здесь злодей. Оставь мне право самому раскрыть героям свои коварные замыслы.

— Обычно это всегда плохо заканчивается, — произнес Гарри. — Успевает помощь.

— Разумеется, — кивнул Лорд. — Гарри, мой мальчик, помощь уже спешит. Но когда они придут сюда… вас здесь уже не будет.

Он шагнул вперед, указывая палочкой Снейпу точнехонько в лоб.

— Империо!

Взгляд зельевара расфокусировался, руки безвольно опали вдоль тела. Вольдеморт задумчиво произнес:

— Он научился бороться с этим проклятием… но все же мое заклинание сильнее, чем его воля. Потом, конечно, придется повторить…

— Зачем он вам? — не выдержал Гарри. — Он уже наварил вам всех возможных зелий, — он бросил короткий взгляд на Мину. — Оставьте его в покое!

— Таланты моего дорогого Северуса мне еще пригодятся, — усмехнулся Вольдеморт. — Нам предстоит серьезная работа, мальчики мои. Понимаете, я так давно ждал этого… — он даже зажмурился от удовольствия. — Ждал своего нового облика… нового тела… совершенного тела. Я ковал кадры. Искал наилучшее сочетание кровей… Вот видишь, Гарри, — Вольдеморт указал на мисс Паркер, — эту девушку?

Когда-то давно, когда меня еще звали Том Реддль, я познакомился с прекрасной молодой женщиной из благородного колдовского рода. Я, разумеется, не был в нее влюблен и, конечно же, не планировал жениться… Но она родила мне ребенка. Девочку… — он посмотрел на мисс Паркер, и в глазах его мелькнуло что-то, похожее… нет, на отцовскую любовь это никак не походило, скорее на восторг обладателя прекрасной и полезной вещи. — Женщины — невероятные создания, Гарри. Тебе этого никогда не понять, потому что ты изначально испугался сложности и недоступности этих существ и предпочел более простой путь. Женщина может сама по себе быть бесценным сокровищем, но главное — она раковина, в которой может вызреть прекрасная жемчужина… Я пытался создать такую жемчужину при помощи моей девочки и Северуса, и вторую — при помощи Люциуса и его жены. Но, увы, Северус, а также Нарцисса, оказались с червоточиной.

Юная Сольвейг сразу не оправдала моего доверия, а Драко некоторое время подавал надежды, но потом… ты, Гарри, его испортил. Но я всегда был предусмотрителен и заложил третью жемчужину… и она меня не подвела. Вельгельмина… Лучшие из моих слуг — Люциус, хитрый, изворотливый, умный, — и мисс Паркер — жестокая, верная, сильная… Посмотри на нее, Гарри, — Вольдеморт привлек к себе Мину, — разве она не сокровище?

— Сокровище, — глухо выговорил Гарри.

— Странно, не так ли? Ты сбежал от Драко к ней в поисках простых путей… Гарри, как же ты еще глуп и молод! С женщинами не может быть просто. Но с ними может быть очень хорошо… Подойти к ним, девочка, — шепнул он на ухо Мине, и она приблизилась к Гарри и Драко и остановилась между ними, гордо вскинув голову. Ее лицо все еще были покрыто пятнами засохшей крови, так же, как и волосы, одежда была обожжена и разодрана, но так же, как израненный Гарри и голый и избитый Драко, она выглядела прекрасной. Вольдеморт смотрел на них, как ценитель искусства смотрит на прекрасную скульптурную группу.

— Вы восхитительны. Вы — моя новая гвардия. Моих слуг уничтожила эта глупая девчонка, которой не разъяснили, где верная сторона… девочке не повезло с отцом, и хотя родителей не выбирают, она будет за это наказана. Но мне не жаль их — они были старыми, отягощенными бытом, косными… А вы молоды, у вас еще все впереди. Вы — мои новые слуги и вы станете моими новыми родителями.

После этого сверхъестественного заявления в камере наступила тишина. Ее нарушил хриплый голос Драко:

— Ты сошел с ума!

— Совсем нет, — радостно откликнулся Вольдеморт, будто ждал этой реплики. — Мне нужен новый облик. Но я не могу вселится в чужое тело, как я поступил с Квиреллом — большинство людей этого не выносит, и потом, их память, наследственность… От вас я жду ребенка, который унаследует генетическую память ваших тел — прекрасных молодых тел, самой ценной крови — древней крови Малфоев, крови Салазара Слизерина, что течет в жилах Мины, и твоей, Гарри, крови, — но не будет обладать памятью ваших душ. Мина уже принесла эту клятву. Она будет матерью. Вы станете отцами. Вы оба. Вы же этого хотели. Вы мечтали о ребенке.

И Драко захохотал. Он упал на колени, заходясь в припадках хохота. Гарри несколько секунд с испугом смотрел на него, потом уголки его губ дрогнули, распылись в улыбке — и Гарри расхохотался вслед за своим возлюбленным.

— О да! — задыхаясь, простонал Драко. — Мечта, Поттер! Стать отцом Темного Лорда. Чокнутого психа! Да уж, ребеночек, упаси Господи!

Взвизгнув от смеха, Гарри присел рядом с Драко. Лицо Вольдеморта было плохо приспособлено для мимики, но гнев его был таков, что отразился даже на этом безжизненном лице.

— Полагаю, — прошипел он, — это означает «нет».

— Это скорее означает «отвали», — сквозь слезы пояснил Драко — он уже плакал от смеха. — Впрочем, я знаю еще более грубое слово, но здесь дамы…

— Ваш выбор, мальчики мои, невелик… — прошептал Вольдеморт, склоняясь над хохочущими мальчишками.

Снейп так и продолжал стоять рядом с ними, похожий на статую. Мина прислонилась к стене в нарочито небрежной и безразличной ко всему позе, но глаза ее метали молнии, Люциус слегка усмехался, мисс Паркер вертела между пальцев волшебную палочку, и было видно, что ее трясет от злости. — Если вы отказываетесь, я все равно сделаю то, что собираюсь. Ваше согласие — не более, чем вам же и одолжение.

Ваш отказ означает, что в процессе рождения ребенка вы умрете. Причем умрут не только ваши тела, но и ваши души — это важно, чтоб их память не досталась ребенку. Я уже показывал тебе, Драко, как я могу пытать душу или заставить ее подчиняться. Я могу и убить душу…

— Ну, что ж, — весело сказал Драко. — Значит, у нас еще есть как минимум девять месяцев. Многое может произойти.

— Ребенок родится этой ночью, — Вольдеморт жутко улыбнулся. — Потому-то мне и нужен наш Мастер зелий…

Смех медленно затих, как затихает в конце концов летний дождь. Гарри повернулся к Драко и протянул ему руки. Драко, не вставая, подполз к нему, и они обнялись.

— Мне не страшно, — сказал Драко. — Я уже умирал.

Гарри кивнул:

— Я тоже.

Они поцеловались под взглядами — насмешливыми, похотливыми, ненавидящими, пустыми — четверки врагов.

Поцелуй закончился, но они еще касались губами губ друг друга… Голос Мины прозвучал над самыми их головами — шипящий, полный боли и ненависти:

— Я хочу сделать вам одолжение. Я надеюсь, вам будет не так тяжело умирать, если вы вновь возненавидите друг друга…

Одно слово упало в тишину, как звук лопнувшей струны. Почудилось вдруг, что темное августовское солнце заливает косыми лучами паркетный, натертый до блеска, несмотря на то, что каждый день здесь проходят десятки покупателей, пол. Повис в воздухе запах мела и пыльной ткани. Воспоминание было живым; его, казалось, можно было коснуться. Не надо, мелькнула паническая мысль в голове Драко. Я не хочу назад…

Не возвращайте меня к ненависти. Я не хочу…

Высоко в английском небе, тот же день

— Интересно, а почему ты оказалась такой умной и обо всем этом догадалась, а я нет? — спросила Гермиона, склонившись ниже к драконьей голове.

— Не я одна, — прогудело в ответ. — В основном над расследованием работали Джин и Шеймус. Джин вообще гениальный аналитический ум. Думаю, Финниган устроит там целое представление в лучших традициях Эркюля Пуаро, но на самом деле, расследование вела Джин.

— Так вы об этом говорили в лесу? — спросила Гермиона.

— Ты что, шпионила за мной, Грейнджер? — в голосе дракона звучало неприкрытое веселье. — Не знала, что ты такой Отелло!

— Я на вас случайно наткнулась! — возмутилась Гермиона.

— Считай, что я тебе верю, — драконша фыркнула, и из ее ноздрей вырвались два крошечных язычка пламени. — Да, мы насчет расследования часто встречались. Шеймус предлагал привлечь тебя, но ты была страшно занята все время, а Джин еще сказала, что ты всегда тормозила Рона и Гарри, когда они пытались предпринять очередное расследование. Ну, и мы решили избавить себя от твоих нравоучений.

— Очень мило, — буркнула Гермиона. Сольвейг меж тем продолжала, как будто и не услышала ее — а может, и в самом деле не услышала:

— А в тот раз мы говорили о другом. Я рассказывала ей о Словоключе.

— Зачем?

— Она меня спросила. По-моему, она что-то задумала… Короче, я ей рассказала то, что откопала в старых книгах мисс Паркер. Они хранились у нас дома — наверное, Северус оставил ее шмотки после того, как ее забрали.

— Он такой сентиментальный?

— Может, ему просто было в лом их выкидывать… Во всяком случае, там я нашла упоминание о Словоключе. И знаешь, Грейнджер, официальная версия — сплошное вранье!

— Что?!

— То! Официальная версия гласит, что он меняет суть вещей и чувств на противоположные, но этот вывод сделан на основании двух, Грейнджер, опытов! Две пары людей, которые ненавидели друг друга смертельной ненавистью много лет, влюбились друг в друга без памяти после того, как к ним применили это заклинание. Но никто не соизволил обратить внимание на то, что происходило рядом, никто не попытался проанализировать природу их ненависти. И, естественно, тех древних книг тоже никто не видел. Словоключ не имеет локального действия, для его применения не нужна палочка — это как кодовое слово при гипнозе.

Он вскрывает истинные чувства, понимаешь? Ведь после того, как я произнесла его там, у мадам Малкин, не только Гарри и Драко влюбились друг в друга. А ты и Драко? Стала проявляться ваша симпатия — симпатия, которую двое умных людей, читающих одни и те же книги, говорящих об одних и тех вещах одними и теми же словами, не могут не испытывать друг к другу. Я и Драко — в тот год мы подружились. Я и ты, наконец. Не изменились только чувства Блэйз и Рона, потому что они всегда были искренни сами с собой и с другими. Вот так-то, — Сольвейг рассмеялась, и этот драконий смех показался Гермионе самым странным и прекрасным звуком, который она когда-либо слышала. — Я, кажется, догадываюсь, что задумала Уизли.

Хотелось бы мне увидеть выражение лица нашей маленькой Малфой! — и драконша снова расхохоталась.

Дом Реддлей и не только, тот же день

Время текло медленно-медленно, и в конце концов Драко показалось, что он уже вечность сидит на этом каменном полу, глядя в пол, не смея поднять глаз на своего… возлюбленного? Все еще возлюбленного?

Длинные смуглые пальцы Гарри — они всегда казались Драко словно сделанными из дерева, искусно вырезанными, отшлифованными, слегка шершавыми, теплыми и твердыми, — коснулись его подбородка — мягкая просьба поднять голову. Драко так и сделал.

— Не сработало, да? — почти неслышно спросил Гарри, улыбаясь. Драко пожал плечами. Потом Гарри обернулся и посмотрел на Мину. И почти неосознанно придвинулся поближе к Драко, глядя на девушку с каким-то испуганным изумлением.

— Идиотка! — разорвал тишину крик мисс Паркер. — Дура, дубина! Черт бы тебя побрал! Той хотя бы хватило ума все прочитать, прежде чем…

— Это твоя дочь, Паркер! — с удовольствием проговорил Люциус. — Не испорченная воспитанием Снейпа.

Читать не в ее привычках, это наследственное…

— Это и твоя дочь, ублюдок! — взвизгнула мисс Паркер. — Самоуверенная дура, вся в тебя!

— Драко… — Гарри осторожно сжал плечо Драко и кивнул на приоткрытую дверь.

— Снейп, — одними губами произнес Драко.

— Нужна палочка…

— Сидеть! — прошипела Мина, хватая Гарри за руку и глядя на них бешеными глазами. Впрочем… в глубине серых глаз билось что-то… незнакомое. Что-то не ее. Боль. Обида.

— Вытащи нас отсюда, — Драко перегнулся через Гарри, глядя на нее пристально, так, словно хотел загипнотизировать. — Вытащи… — он стремительно провел по ее виску и щеке кончиками пальцев, и ресницы девушки моментально дрогнули, а голова чуть наклонилась, ловя неощутимую ласку.

— Заткнитесь! — грянул над всем этим голос Вольдеморта; мисс Паркер и Люциус моментально замолчали, а Мина, ошпарив Драко бешеным взглядом, вскочила на ноги. — Ну и семейка мне досталась, — прошипел Вольдеморт. — Паркер, Малфой, я буду вынужден поступить с вами грубо, если подобное повторится.

Поднимайте детей и за мной, все. Да, Паркер, кстати, не трогай свою девочку. Она хотела как лучше. И она ничего не испортила, чувства мне и не были нужны…

— Ты нас обманул, — неожиданно произнес Гарри, поднимаясь на ноги. — Ты солгал нам тогда, год назад, ты сказал, что мы любим друг друга, потому что нас заколдовали, ты нам солгал!..

— Только не говори, что ты оскорблен в лучших чувствах, Гарри, — усмехнулся Темный Лорд. — Ты ждал от меня честности? Ты забыл, с кем имеешь дело, мальчик. И не смей обвинять меня в своей собственной дурости, черствости и эгоизме! — Вольдеморт склонился к Гарри, и того окатило волной ярости. — Тебе ведь было удобно думать, что все дело в заклинании, не так ли? Это позволяло тебе не трудиться над своими чувствами. И когда ты охладел к Драко, ты решил, что прошло действие заклинания, хотя на самом деле тебе просто не хватило сил любить его. Сейчас ты готов поклясться ему в вечной любви, но если вдруг вы выберетесь отсюда живыми, сколько времени пройдет, прежде чем ты снова устанешь любить Малфоя? Сколько времени ты дашь ему, мой мальчик? — Темный Лорд кинул насмешливый взгляд на Драко и снова повернулся к Гарри. — Ты думаешь, это просто — любить Малфоя? Ты думаешь, это вообще просто — любить?

— Откуда ты знаешь? — Гарри пришлось сильно напрячься, чтобы говорить — его душил застрявший в горле комок слез. Слез боли, которую причиняли ему слова Вольдеморта, потому что каждое слово было правдой.

— Откуда ты знаешь, что такое любить?

— Знаю, мой мальчик, — безгубый рот скривился. — Потому и не люблю. Это слишком сложно. Но не надо свою любовь и нелюбовь приписывать заклинаниям. Это слишком сложно для любых заклинаний. Это слишком сложно для тебя, Гарри.

— Ты не знаешь, что такое любовь, — слезы все-таки прорвались, но, в конце концов, Гарри это было уже неважно. — Если бы знал, ты бы убил меня еще шестнадцать лет назад.

Драко осторожно погладил Гарри по плечу. Несколько секунд Вольдеморт просто смотрел на них, и лицо его ничего не выражало. Наконец он произнес:

— С чего ты взял, что я хотел убить тебя?

Пораженный, Гарри вскинул на него глаза, но Темный Лорд, сделав знак зачарованному Снейпу, двинулся к двери. В ту же минуту Люциус схватил Драко, заломив ему руки за спину, и мисс Паркер наставила палочку на Гарри:

— Сам пойдешь, или я поволоку тебя?

Гарри обошел ее — палочка все так же смотрела ему в грудь — и двинулся следом за Люциусом и Драко.

* * *

Они прошли по коридору до узкой — очевидно, черной, — лестницы, спустились вниз и оказались в подвале.

На мгновение их окружила темнота, но практически тут же вспыхнули многочисленные факелы в настенных креплениях, и надежда Гарри на побег в темноте угасла. Темный Лорд шел впереди, за ним, как пес на поводке — Снейп, дальше — Люциус и Драко, причем палочка отца упиралась в шею сыну. Люциус что-то шептал Драко, но так тихо, что Гарри слышал лишь свистящее шипение. Мисс Паркер шла следом за Гарри, и кончик ее палочки больно колол его спину. Замыкала шествие Мина.

Они спустились еще по одной лестнице, миновали несколько поворотов, откуда тянуло сыростью, наконец, свернули в один, и Темный Лорд засветил палочку. Было очень сыро и холодно; впереди закашлялся Драко.

«Он же совсем голый!» — мысленно ужаснулся Гарри.

— Малфой! — крикнул он, и Люциус чуть повернул к нему царственную голову, по тону угадав, что Гарри обращается именно к нему. — Хотя бы согревающее заклинание сотвори! Он же замерзнет!

— Поттер, вы скоро сдохнете, — хмыкнула над ухом мисс Паркер. — Простуда ему уже не повредит.

Ему холодно, хотел было сказать Гарри, но не сказал. Эта женщина все равно не поймет…

На мгновение он задумался о побеге. Палочка, прижатая к горлу, ясно говорила — одно движение, и Авада Кедавра ему гарантирована. Конечно, это не имело значения, ведь его все равно ждала смерть. Но на несколько шагов впереди Люциус Малфой вел под прицелом палочки Драко, и тот мог расплатиться за одно неверное движение Гарри. Надо было тянуть время в расчете на помощь извне.

Они шли все дальше; под ногами стали попадаться мелкие камни и мусор, и у Гарри снова облилось кровью сердце.

— Драко, ты как там?

— Этот урод выкручивает мне руки и лапает, а так все в порядке, — немедленно отозвался Драко.

Последовал звук короткой пощечины, и следом — раздраженный голос Вольдеморта:

— Люциус, я тебе уже говорил…

— Пусть держит язык за зубами, — медовым голосом отозвался Малфой-старший.

— Если ты до сих пор не научил его держать язык за зубами, сейчас уже поздно начинать, — холодно произнес Вольдеморт.

— Малфой, я тебя лично убью, — сообщил Гарри, стараясь, чтобы голос его не дрожал. Малфой мог подумать, что это от страха…

* * *

Драко устал и замерз; ужасно ныла спина, болели выкрученные руки — это было вовсе не обязательно, но отцу нравилось причинять Драко боль. Он сбил ноги в кровь и горячо желал, чтобы они поскорее дошли до места. Там, конечно, его ожидает смерть… но сейчас Драко это было на удивление безразлично. Это не было апатией или спокойствием отчаяния — нет, это было умиротворение. Он умрет любимым.

Горькая нежность-тоска залила его с головой, неожиданно согрев. Дали бы ему еще год или хотя бы полгода… просто, чтобы побыть рядом с Гарри, прожить с ним спокойно хоть какое-то, пусть недолгое время, просыпаться рядом с ним по утрам, сидеть с ним за одним столом, гулять, целоваться на людных улицах… Бездарно, думал Драко, автоматически зашипев сквозь зубы, когда ноготь на большом пальце левой ноги сломался, налетев на какой-то мелкий острый камень. Как же я бездарно потратил год… Целый год, с прошлой весны… Почему мне пришло в голову, что я не люблю тебя больше?

Вольдеморт остановился, и Люциус дернул Драко назад, вынуждая его остановится тоже.

— Нокс, — произнес Темный Лорд, и свет погас. — Мы пришли. Все готовы к новой жизни?

В темноте Гарри слегка коснулся локтя Драко, ободряя. В этот момент чьи-то холодные пальцы прикоснулись к руке Гарри, сжали ее, и мгновением спустя что-то острое полоснуло его по запястью.

Гарри зашипел от боли, но его никто не услышал — как раз в этот момент заскрипели дверные петли, и свет из открывшегося дверного проема озарил их маленькую группу и низенькую фигуру на пороге.

— Все готово, Червехвост? — спросил Вольдеморт.

— Да, мой Лорд, — ответил Петтигрю и отступил на шаг, впуская их. Гарри повернул руку так, чтобы не видно было струйки крови, текущей по запястью, и из-под челки коротко взглянул на Снейпа, стоявшего рядом. Профессор выглядел все таким же безжизненным, но Гарри готов был поклясться, что это пальцы зельевара только что сжимали его руку.

Следом за Темные Лордом они вошли в большую комнату с низким каменным потолком в форме полусферы, освещенную очень ярко — словно где-то здесь были спрятаны лампы дневного света, какие использую магглы. В этом белом безжизненном свете совершенно дико смотрелись суровые и древние каменные гробы, через равные промежутки заполнявшие комнату. Вольдеморт привел их в склеп.

Мисс Паркер, впрочем, не дала Гарри как следует осмотреться. Она буквально проволокла его до центра комнаты и швырнула спиной к гладкой каменной плите, что стояла торцом слева от самого большого центрального гроба. Одно заклинание — и цепи обвились вокруг запястий и лодыжек Гарри, приковав его к плите. К счастью, кровь из узкой ранки на запястье уже перестала течь, а царапина на избитом Гарри смотрелась вполне уместно.

Напротив плиты, к которой приковали Гарри, точно так же высилась еще одна. К ней Люциус прикрутил Драко, и Гарри почувствовал абсурдную благодарность к своим мучителям — по крайней мере, он мог видеть Драко. Насколько он вообще мог видеть без очков. Впрочем, ему не нужны были очки, чтобы разглядеть Драко.

Они смотрели друг друга, буквально пожирая глазами, чтобы насмотреться за прошедшие годы и еще на вечность вперед. Гарри всегда верил в загробную жизнь, и то, что сказал ему Вольдеморт, насчет убийства души, казалось ему пустой похвальбой. После смерти они еще встретятся с Драко.

Рядом что-то происходило, но Гарри смотрел только на Драко и даже не слушал толком. Поэтому, когда в поле его зрения появилась Мина, совершенно обнаженная и с дымящимся бокалом в руках, Гарри мимолетно удивился тому, зачем это она разделась и когда успела. Правда, больше его удивило, что нагота Мины теперь совершенно его не тревожит.

Подарив ему короткий темный взгляд, девушка махом опрокинула в себя содержимое кубка и слегка поморщилась. Потом танцующей походкой прошла до центрального гроба, присела на край и, подтянувшись на руках, улеглась на каменной крышке, раздвинув ноги. Темный Лорд обошел гроб — он стоял в изголовье, рядом со Снейпом, колдовавшим над котлом, — и встал между ее ног. Гарри стало мерзко, и он вновь повернулся к Драко. Тот, брезгливо скривившись, наблюдал за Вольдемортом. В тишине напевно зазвучал голос Темного Лорда, произносящий какие-то странные, не латинские заклинания, и почти одновременно с ним — низкий, чувственный стон Мины. Странно, отстранено подумал Гарри, я провел с ней полгода, но не помню, чтобы она хоть раз стонала так.

— Очень древняя и очень черная магии, — тихо произнес Люциус. Он почти шептал на ухо Драко, но Гарри, тем не менее, его слышал. — Она выпила зелье, которое свяжет душу ее ребенка с Вольдемортом. Сейчас он творит заклинание, которое многократно ускорит цикл беременности. Например, сейчас у нее начнется овуляция. Кроме того, он произносит заклинание, которое сделает так, что ребенок будет зачат от двух отцов.

— А ему это принципиально? — сухо спросил Драко.

— Разумеется, мой сладкий. Ради этого все и было задумано.

— Почему тебе непременно надо рассказать мне все гнусные подробности?

Люциус рассмеялся.

— Потому что я вижу, что тебе любопытно. Ты же всегда хотел все знать.

— Я бы прожил и без этого знания, — сквозь зубы ответил Драко. Люциус хмыкнул и прижался губами к плечу сына.

— Жалко, — выдохнул он. — Ты сладкий… Тот раз был последний…

— Да, я все уже слышал, — нетерпеливо дернулся Драко. — Тебе будет меня не хватать. А теперь отстань.

— Хочешь поиграть в гляделки со своим любовничком? — усмехнулся Люциус. — Понимаю, но не одобряю.

Особенно если учесть, что он тебя оттуда толком и не видит.

— Зато слышу, — отозвался Гарри. — И тебе бы лучше отойти от него, Малфой.

Над ухом Гарри рассмеялась мисс Паркер.

— Малыш хамит. Я думаю, можно позволить напоследок…

— Вот поэтому у тебя такие неудачные дочери, Паркер, — снисходительно отозвался Люциус. — Ты не умеешь воспитывать детей.

— Моя неудачная дочь скоро станет богоматерью, Малфой, — надменно бросила мисс Паркер. — А твой выродок сдохнет, и тебе некого будет трахать.

— Она и моя дочь тоже, — мягко возразил Люциус. — Потом, Драко не выродок. Он просто… не удался.

Драко глядел на Гарри, изо всех сил стараясь не слышать слов отца. Он все еще умел ранить его. Драко все еще больно было слышать презрение в голосе отца. Ему подумалось, что смерть — приятная перспектива по сравнению с вечной психологической зависимостью от этого человека.

— Пора.

Драко вздрогнул, сообразив, что за спором Люциуса с мисс Паркер он совершенно забыл о главных действующих лицах. Вольдеморт уже стоял в изголовье гроба, рядом со Снейпом, и наливал в каменный кубок кипящее зелье из котла. Налив кубок доверху, он через гроб протянул его Вельгельмине. Девушка взяла кубок обеими руками — по размерам он вполне годился для салатной миски — и, осторожно балансируя им, спустила ноги на пол, встала и пошла к Гарри.

— Я тебя не очень-то возбуждаю, верно? — проворковала она, остановившись напротив него. — Я тебя никогда особенно не возбуждала — ты все время мечтал о своем любовнике, мечтал, чтобы кто-то оттрахал тебя, я же все видела. Ты чертов педик, — она рассмеялась, откинув голову. — Не знаю, что думает о тебе Драко, но, по мне, ты очень плохой любовник, Гарри Поттер, Мальчик-Который-Наконец-то-Сдохнет.

Пей! — край кубка коснулся губ Гарри, но тот лишь плотнее стиснул челюсти. — Не зли меня, Гарри!

Гарри продолжал яростно сверлить ее взглядом, не проявляя ни малейшего желания подчиняться.

Нахмурившись, Вельгельмина взглянула на мисс Паркер, и та провела волшебной палочкой по краю плиты, к которой был прикован Гарри. Та, чуть дрогнув, начала неторопливо опрокидываться назад, устанавливаясь в горизонтальное положение.

— Открой ротик, Гарри, — прошипела Мина, склоняясь над юношей. — Открой пошире, как если бы ты сосал у моего братца. Открой, или я прикажу тебе, слышишь? Я так прикажу тебе, что ты получишь удовольствие, пока я буду тебя трахать!

— Сучка, ненавижу, — тихо и отчетливо произнес Гарри.

— Умничка, — она приподняла голову Гарри, поднося другой рукой к его губам кубок. Гарри поперхнулся, жидкость потекла из уголков рта, но Мина неумолимо продолжала вливать в него зелье. — Расслабься и получай удовольствие. — Она издевательски улыбнулась и разорвала на Гарри футболку, а потом стянула штаны. — Наш общий друг еще спит. Ничего, сейчас проснется…

— Как же я тебя ненавижу… — произнес Гарри, и в голосе его прозвучали слезы. В ответ Мина, усмехнувшись, перекинула через него ногу и села на Гарри верхом.

— Это взаимно, Поттер, — она с силой сжала пальцами его подбородок, почти впиваясь ногтями в кожу, поворачивая голову Гарри к себе. — Плачешь? Ах, ты, гриффиндорский нытик, мямля, плакса. Вот ответь мне, — она наклонилась к нему, выдыхая слова Гарри в рот, — за что он тебя так любит? Зачем ты ему нужен, ты, тупой, нечуткий, бессердечный, однобокий, слабосильный дурак? Ну, остались бы вы вместе — что бы вы делали? О чем бы говорили? Да он бы умер с тобой от скуки! — Она резко разжала пальцы, как бы отшвыривая лицо Гарри, оперлась руками о его грудь и, приподнявшись, резко села на его вставший член. — Не-на-ви-жу! — выдохнула она, опускаясь. — Ненавижу… — повторила она, двинув бедрами, и Гарри застонал, запрокидывая голову. — Ненавижу, — прошептала она, поднимаясь, и опустилась вновь, и Гарри вскрикнул. В тот же миг зазвучал голос Вольдеморта, выпевающий странные и жуткие слова заклинаний.

Мина действительно трахала Гарри, а не наоборот. Зелье, автоматически размышлял Драко, явно афродизиак, судя по тому, как яростно она двигается, а он все не кончает. Гарри повернул голову, неотрывно глядя на Драко, по лицу его пробегали судороги, стоны и крики звучали так, словно Гарри было больно. Драко вдруг испугался — может, ему и правда больно, может, у нее, как у суккуб, зубы там?

Гарри закричал в голос. С чувством жуткой беспомощности Драко смотрел, как он корчится, словно в агонии, как Мина раздирает ногтями его грудь, и как они оба замирают: он — откинувшись головой на плиту, как на подушку, она — расслабленно замирая на нем. Гарри выглядел… удовлетворенным.

— Гарри! — позвал Драко. Оба обернулись, и Мина оскалилась:

— Что, приревновал, братишка?

— Я тебя люблю, — сказал Гарри, глядя на Драко. — Я старался думать о тебе.

— Меня сейчас стошнит, — буркнула Мина, слезая с Гарри.

— Это бывает с беременными, — вежливо заметил Драко. Гаррина плита тем временем заворочалась и приняла вертикальное положение, а плита Драко начала опрокидываться назад. Когда неприятное кружение закончилось, Драко повернул голову.

— У тебя штаны расстегнуты, — улыбаясь, сообщил он Гарри. Тот вернул улыбку.

— А ты вообще голый. Я не умею застегивать ширинки с прикованными руками.

— Полюбуетесь друг на друга напоследок, — произнесла Мина, появляясь в поле зрения Драко с кубком в руках. — На любимые части тел, так сказать.

— Моя любимая часть тела Гарри сейчас прижата к чертовой плите, — ответил Драко. — Из-за чего она может утратить присущую ей очаровательную выпуклость. Знаешь, Мина, почему Гарри тебя не любит? Ты когда-нибудь говорила комплименты по поводу его задницы? Гарри, она говорила?

— Нет, никогда, — улыбаясь, ответил Гарри.

— Вот видишь. А я говорил, причем много раз.

— Учту на будущее, — сухо заметила Мина. — Сам выпьешь, или на тебя Империус наложить?

— Это заклинание используется не по назначению, — пожаловался Драко. — Это же одно из основных заклинаний колдовской «Камасутры»!

— На меня же не действует, — сказал Гарри.

— Точно, — согласился Драко. — Тогда ладно.

— Ты теряешь время, — произнес Люциус, обращаясь к Мине. Та поднесла кубок с зельем к губам Драко, и он покорно открыл рот.

* * *

Это было отвратительно — он не мог подобрать другого слова. Это было насилие, хуже, чем даже то, что с ним делал Люциус. Она насиловала его, выжимала его, заставляя его стонать, кричать и даже умолять о большем, вопреки здравому смыслу и собственным чувством. Склонившись к нему, она терзала его рот, проникая языком почти ему в глотку; казалось, она хотела высосать из него душу. Она кричала его имя… а потом, когда он кончил в нее, прошептала ему на ухо:

— Драко… любимый… сделай так, как говорит Господин… ты будешь жив, мы будем вместе… пожалуйста…

Он послал ее. Очень грубо и прямолинейно, не обеспокоившись даже понизить охрипший голос. Вспыхнув от ярости, девушка слетела с него.

— Дурак!

— Вельга, — с мягким укором в голосе произнес Вольдеморт. — Ты опять пытаешься сделать что-то не то.

По-моему, за последнее время ты успела наделать немало глупостей. Хватит.

Сверкнув глазами, девушка вернулась к гробу и снова улеглась на крышке. Темный Лорд приложил палочку к ее животу и произнес какое-то заклинание. На мгновение кожа Мины засветилась бледно-розовым светом, и Вольдеморт удовлетворенно улыбнулся.

— Да. Ребенок там.

Драко посмотрел на Мину, пытаясь понять, должно ли знание того, что в ее теле теперь живет его ребенок, что-то перевернуть в его душе. Возможно, должно было, но, тем не менее, не переворачивало.

Драко поднял глаза на Гарри — тот смотрел на Мину с выражением страдания на лице. Наверное, подумал Драко, ему жаль этого ребенка.

Тягучее пение зазвучало в комнате, и Драко с удивлением понял, что это Вольдеморт выпевает слова заклинания. Абсурдная мысль о том, что, оказывается, у Темного лорда неплохой голос, едва не заставила Драко расхохотаться вслух.

Гробница наполнилась магией, как водой. Снова, как тогда, в Большом зале Хогвартса, стало трудно дышать. Золотистый свет, пронизанный черными нитями, окутал Мину, и Вольдеморт, словно это стало для него сигналом, не переставая выпевать заклинание, двинулся вокруг гроба.

Он сделал первый круг и, не останавливаясь, начал второй, а потом третий, и четвертый… Случайно глянув на Мину, Драко на мгновение задумался, что же с ней не так… а когда понял, едва не закричал от ужаса.

У нее начал расти живот.

Может быть, беременные женщины — это прекрасно, Драко не знал этого точно, но когда этот процесс происходит в считанные минуты и у тебя на глазах, ничего прекрасного в этом нет вовсе. Через пару минут, когда Темный Лорд обошел вокруг Мины в шестой раз, Драко понял, что им предстоит наблюдать роды. Лицо Гарри было почти синим — очевидно, он думал о том же самом. Над ухом Драко рассыпался в смешке Люциус.

— Он обойдет вокруг Вельги девять раз — это означает девять месяцев беременности, — доверительно сообщил он на ухо Драко. — Потом начнутся роды. Как только ребенок родится, Господин убьет тебя и Поттера, а также ваши души, покинет свое тело и вселится в ребенка. Когда он это сделает, цикл роста младенца ускорится. Думаю, что года через два он уже станет вполне способным к действию волшебником.

Возможно, Господин придумает что-то, чтобы остаться таким навсегда. Мы, естественно, позаботимся, чтобы за эти два года никто не потревожил нашего Лорда.

— Будешь воспитывать чудовище? — негромко спросил Драко.

— Почему бы и нет? — усмехнулся Люциус. — Я хочу, чтобы это был мальчик. Мне будет интересно его учить. А ты кого хочешь?

— Мне всегда хотелось дочь, — сухо ответил Драко. — Но не сейчас.

Едва он успел договорить, как в гробнице прозвучал, отразившись от стен, пронзительный девичий крик, и Драко снова захотелось заткнуть уши.

— Смотри, — прошипел Люциус, вздергивая его голову, — ты думаешь, ты появлялся на свет иначе?

Мина лежала на спине, широко расставив ноги; огромный вздувшийся живот казался ненастоящим. Вцепившись ногтями в края крышки, она кричала пронзительно и надрывно, так, что Драко даже стало ее жаль. Потом она замолчала, и Драко почему-то понял, что тяжелое дыхание, прорезываемое стонами, означает, что рождение уже близко.

— О Боже мой! — раздался голос Гарри. — О Боже мой!

Мина застонала — долго, протяжно, как будто раненое животное, уже отчаявшееся спастись.

— Мама-мама-мамочка! — вырвалось у нее по-детски жалобно, и Драко с ужасом понял, что не осталось больше ненависти к ней, к разлучившей его с любимым, к мучительнице, к союзнице врага, а есть только жалость к такому же несчастному оружию в чужих руках, как и он сам, и Гарри, оружию, которое нужно, пока исполняет свое предназначение, но до чувств которого никому нет дела, потому что по определению сражающихся, оружие не может испытывать чувств.

— Ма-ма! — громко и страшно выкрикнула Мина, и Гарри, развернувшись, насколько он мог в своих путах, заорал на мисс Паркер:

— Она же тебя зовет, ты, ведьма!

Мисс Паркер передернула плечами и чуть отстранилась от Гарри. Она намеренно не смотрела в сторону Мины, брезгливо кривя губы при очередном ее крике.

— Мисс Паркер! — рявкнул Вольдеморт, и Драко смутно удивился тому, что не заметил, когда Темный Лорд окончил свои песнопения. — Помоги ей! Она рожает меня!

Выражение лица мисс Паркер было таким, словно ей только что велели поцеловать жабу, но она, наколдовав тазик с горячей водой, подошла к Мине.

— Мамочка… — выдохнула Мина. Волосы ее прилипли к мокрому лбу, губы обметались, костяшки пальцев, вцепившись в камень, были белыми.

— Заткнись, — сквозь зубы бросила мисс Паркер. — И давай быстрее!

Мина всхлипнула, закрывая рукой лицо. Внезапно Снейп, словно очнувшись из забытья, шагнул от изголовья гроба, взял Мину за запястье, отводя руку от лица, и сжал пальцы.

— Дыши, — приказал он под ошеломленным взглядом мисс Паркер. Мина послушно набрала в легкие воздух, а мисс Паркер повернулась к Вольдеморту, чтобы сказать ему, что зельевар вышел из-под контроля…

Но Темный Лорд был занят.

* * *

Холодные губы коснулись виска Драко.

— Прощай, милый, — тихо сказал Люциус, отстраняясь. Драко оторвал взгляд от Мины и увидел палочку, нацеленную ему в лоб.

Он выдохнул, чтобы сдержать панику. Он успел подумать, что хотел бы умереть под небом и солнцем — чтобы увидеть их перед смертью. Он перевел взгляд на Гарри, пытаясь впитать в себя его облик, запомнить его навечно, если у него будет эта вечность. А она должна была быть. Обязана была быть. Ему всего восемнадцать. Он не может умереть.

— Авада Кедавра!

* * *

Крики, стоны, заклинания Вольдеморта — все это наполняло комнату, оглушая Гарри, лишая сил и воли.

Измотанный пытками, долгим путешествием во тьме и страшным сексом с Миной, больной от невероятного количества черной магии, окружавшей его, он начал жаждать смерти, малодушно желая только, чтобы Вольдеморт убил его первым. Он не выдержит смерти Драко. Только не смерть Драко на его глазах.

Мисс Паркер отошла от него к Мине. Проследив за ней взглядом, Гарри заметил, что Снейп, кажется, пришел в себя. Если он, конечно, вообще был не в себе. Но времени поразмышлять над этим у Гарри не было — в этот момент Вольдеморт направил палочку на Драко.

Паника, завладевшая Гарри в этот момент, не позволила ему думать о том, что он умрет сразу же следом за Драко и не успеет истосковаться по нему. Драко не должен был умереть — вот что неслось в голове Гарри со скоростью, наверное, превышавшей скорость света. Что-то холодное скользнуло вниз по руке Гарри, и вдруг он понял, что свободен. Руки сами собой опустились, и в пальцы легло тонкое полированное дерево.

Гарри еще успел оглянуться. Он вообще много чего успевал, словно сумел остановить время, и рука Вольдеморта, сжимавшая палочку, и губы его, готовящие Авада Кедавру для Драко, стали двигаться медленно-медленно. И, оглянувшись, Гарри увидел Питера Петтигрю, чей взгляд был наполнен ужасом, а мгновением спустя облезлый хвост мазнул по полу и исчез в ближайшей щели. И еще Гарри успел возблагодарить небо за то, что не дал убить Червехвоста в Шумном Шалмане.

Зеленая молния сорвалась с кончика палочки Вольдеморта. Зеленая вспышка отозвалась в мозгу Гарри.

Уйди с дороги, девочка!..

Нет, только не Гарри!..

За спиной Драко стоит высокий белокурый человек — однажды он стоял посреди класса Защиты от Темных Сил, и говорил: Он может защитить дорогого вам человека даже от Авада Кедавра, но ценой будет ваша жизнь. И неважно, насколько ваш противник сильнее вас — если вы скажете Эгидо Сакрифус и назовете имя того, кого хотите защитить, Смертельное проклятие, ударив в этого человека, не причинит ему вреда, а срикошетит в мага, который наслал его, и он умрет, но и вы — тоже.

— Эгидо Сакрифус Драко!

Он никогда в жизни не произносил этого заклинания, но, в конечном итоге, это не имело значения.

Бледно-голубой луч обогнал зеленую молнию, и последним, что видел Гарри, была прозрачная сияющая стена, окружившая Драко. И зеленая молния, что, ударив в эту стену, рванулась обратно…

Близ дома Реддлей, 5 апреля 1998 года, вечер

Есть замечательные часы перед самым закатом, когда солнце уже почти село, может быть, только маленький кусочек его, похожий на апельсиновую шкурку, выглядывает из-за кромки горизонта, залитой оранжево-красным светом, как будто кто-то пролил на бледно-голубое полотно тыквенный сок. Это теплое время, когда ветры не треплют обитателей земли, лениво играя в высоком небе друг с другом и с тем, кому посчастливилось иметь крылья.

Вот в этот час, обманчиво мягкий, такой, словно никакой беды в мире нет вовсе, на заросшую сорной травой лужайку перед полуразрушенным домом Реддлей опустился огромный дракон.

Его некому было увидеть, потому что жители деревни Малый Висельтон предпочитали не появляться вблизи дома Реддлей — слишком дурной славой пользовался этот дом, особенно в последнее время, когда окошки его вновь засветились светом призрачных свечей. Теперь даже самые отчаянные мальчишки предпочитали держаться от страшного дома подальше. Впрочем, если бы кто и увидел крылатое чудовище, вряд ли ему бы поверили. Особенно если бы он сказал, что, приземлившись, дракон спустил с шипастой спины юную девушку, а сам мгновение спустя превратился во вторую девушку, не менее юную, разве что менее симпатичную. Несчастного свидетеля признали сумасшедшим, или, в лучшем случае, лгуном. Поэтому даже если кто и заметил прибытие странной пары, этот неведомый свидетель предпочел притвориться, что он просто задремал в лучах закатного солнца.

— Там никого нет, — сказала Гермиона после того, как при помощи палочки просканировала дом на предмет наличия жизни. — Наблюдаются только мелкие неразумные формы. Крысы, скорее всего.

— А подвал? — спросила Сольвейг. — Должен же здесь быть подвал?

— Не знаю, — Гермиона с сожалением посмотрела на Сольвейг. — Сольв, мы не можем лезть в подвал только вдвоем. Драконом ты там не поместишься, а если мы пойдем так, мы сами попадем в беду.

— Не факт, — пробормотала Сольвейг. — Кое-что я и так могу… Черт, Грейнджер, они должны быть где-то здесь! Мы же не могли напутать с зельем, верно?

— Ошибочно сваренное зелье — это яд, — сказала Гермиона. — А ты жива.

— Следовательно, пока мы летели, их перевели в другое место, — сказала Сольвейг.

— Или мы ошиблись в направлении.

— Грейнджер, ты в своем уме? Это Поисковое зелье, оно как компас. Мы не могли ошибиться в направлении.

— Зелье рассчитано на человека, оно могло дать сбой из-за твоей монстромагической формы.

— Ты не могла бы не употреблять это слово? Из-за него я чувствую себя чудовищем.

Сольвейг вдруг присела, разглядывая что-то в высокой траве. Пронзительный писк заставил Гермиону подскочить от неожиданности; белая крыса, прятавшаяся в траве, не выдержала соседства с существом, в котором чувствовала самого страшного хищника, и в панике рванулась прочь, высоко выбрасывая коротенькие лапки. Молниеносно Сольвейг перегородила ей путь и схватила крысу за хвост. Та завизжала, изворачиваясь и пытаясь достать до держащей ее руки одновременно зубами и когтями.

— Я всегда боялась крыс, — произнесла Сольвейг, задумчиво и даже несколько плотоядно рассматривая животное. А потом сказала неожиданное: — Ребекка, дура ты хвостатая, это же я, Сольвейг.

— Ребекка? — изумилась Гермиона.

— Снейпу всегда нравился «Айвенго», — ответила Сольвейг, вставая на ноги. — Хотя, по-моему, белой крысе скорее пошло бы имя Ровена. Летом она исчезла, мы думали, что она потерялась. Надо же, и сама нашлась, и хозяина нашла. Умная тварь… Ну-ка! — она опустила крысу на траву. Та сжалась, но бежать больше не думала. — Отведи нас к Северусу, Ребекка, — произнесла Сольвейг. — Если не хочешь, чтобы я тебя съела.

Развернувшись, крыса побежала, шурша лапками и периодически оглядываясь на девушек. Те последовали за ней, путаясь в высокой траве.

— Ты и правда съела бы крысу? — спросила Гермиона. Сольвейг пожала плечами.

— Мясо же. Или ты думаешь, что драконы питаются исключительно юными невинными девушками?

— Ты мне уже говорила, что нет. Но крысы же маленькие.

— А гречневая крупа? — возразила Сольвейг, и Гермиона подавилась очередной репликой, на мгновение представив себе кашу из крыс.

Их маленькая проводница остановилась перед невысоким строением из серого камня. Строение походило на гробницу, но входа в него не было — лишь несколько ложных арок, над каждой из которых был выбит полустершийся герб. По краям арок вилась лента имен.

— Марк Эдвард Реддль, — читала Гермиона. — Элен Сьюзанна Мария Элизабет Реддль. Артур Томас Реддль.

Ярволло Генри Реддль…

— Грейнджер, не обязательно читать все буквы, что ты видишь, — оборвала ее Сольвейг. — Одно нам ясно — Реддль. Это поместье Реддлей, а это их фамильный склеп.

— А почему нет входа?

— Наверное, мест не осталось, — пожала плечами Сольвейг. — У нас такого нет — Снейпы предпочитают кремацию.

— Почему Ребекка привела нас сюда? — Гермиона прижалась ухом к стене склепа. — По-моему, там никого нет.

— Попробуй просканировать, — предложила Сольвейг.

Сканирование ничего не дало, так же, как и Прослушивающее заклинание, чары Всевидящего Ока, заклинание Прозрачности, Разлагающее заклинание и Стенобитные чары.

— Я вне себя, — почему-то очень спокойно сообщила Сольвейг после того, как посланный Гермионой в состоянии, близком к отчаянию, Огненный шар срикошетил от стены и в возвратном действии прошел в точности по Сольвейг. Гермиона не успела испугаться — стряхнув с себя искры, драконша и изрекла эту замечательную фразу.

— Что делать будем? — жалобно спросила Гермиона.

— Не знаю, — все так же сдержанно ответила Сольвейг.

— Может, трансфигурироваться в туман?

— А туман сможет трансфигурироваться обратно?

— Не знаю, — сникла Гермиона. Сольвейг втянула воздух, широко раздувая ноздри.

— Третий раз за год слышу от тебя эту фразу. Рекорд, — произнесла она, и ярость, звенящая в ее голосе, прорвалась пронзительным воплем. Рванулись на волю крылья, когти вспахали дерн, когда драконша, оттолкнувшись от земли, поднялась на задние лапы и обрушила передние, а также добавочную таранную мощь хвоста, на неказистое серое здание.

Фамильный склеп Реддлей, вечер того же дня

Драко не понял, что произошло. Просто в последний — в самый последний — момент, когда он уже видел, как в калейдоскопе, мечущиеся перед глазами картинки своей недолгой и странной жизни, что-то теплое, сияющее, нежное окутало его, как объятия матери, которых он не помнил, как нежное пуховое одеяло, которого у него не было — словом, как любовь Гарри, в которой он когда-то посмел усомниться. Красные щелочки-глаза стоящего напротив чудовища расширились невероятно, и в них появился самый настоящий ужас… А потом вопль, переходящий в ультразвук, полный тоски и ненависти, пропорол воздух, и черная груда рухнула на пол. Голубой свет погас, и острая боль пронзила голову Драко — на мгновение он даже потерял сознание…

И тут же какофония звуков вернула его в реальность. Оглушающий рев, уже слышанный когда-то, грохот крошащихся камней, и над этим — неуместный и дикий здесь, захлебывающийся детский плач.

Красноватый живой свет заходящего солнца хлынул в обитель смерти, и тут же померк, потому что в пролом сунулась огромная драконья морда. Несколько мгновений лишь свистящее дыхание и несмолкаемый детский рев нарушали тишину.

А потом сквозь развалы камней к пролому, к дракону, к небу ринулась торпедой огромная, узкая, бледная, как земляной червь, змея.

Но Драко уже не было до нее дело, как не было ему дела до Снейпа, бережно кутавшего нечто маленькое и вопящее в полу мантии, или до Люциуса, которого вдруг не стало за спиной Драко, или до мисс Паркер, которая исчезла в тот самый момент, когда прозвучал предсмертный крик Вольдеморта; он даже не заметил, что вместе с ее исчезновением с его щиколоток и запястий упали цепи. Драко увидел Гарри, неподвижно распростертого у подножия чертовой плиты, и рванулся к нему.

Гарри был мертв — это было очевидно, даже если бы Драко не знал, что за заклинание применил его возлюбленный. Но Гарри не мог быть мертв — это было настолько вопиющей несправедливостью, что даже Снейп признал бы ее таковой. Вцепившись в его плечи, Драко тряс его, звал по имени, пока вдруг не почувствовал ответ. И тогда он увидел темную равнину под небом, усеянным бледными и далекими звездами, и тонкую фигурку впереди. И он сделал шаг вперед, и окликнул возлюбленного по имени:

— Гарри Поттер!

* * *

Огромные желтые глаза василиска, оскаленная пасть и сочащиеся ядом клыки — все это метнулось навстречу дракону, и тот еле успел отшатнуться. Клыки клацнули в воздухе.

Дракон, развернув крылья, оттолкнулся от земли, но взлететь не успел — змея, вскинув хвост, оплела его шею. Когтистая лапа полоснула по грубой шкуре василиска в тот же самый момент, когда острые клыки царапнули чешуйчатую броню — ни тот, ни другой удар не был достаточно сильным, чтобы всерьез навредить противнику, но от сдвоенного вопля едва не рассыпалась оставшаяся целой часть гробницы.

Змея опрокинула дракона на спину и сжимала кольцо на его шее, надеясь задушить, но костяные гребни на загривке крылатого чудища мешали ей; дракон, как кошка, всеми четырьмя лапами драл брюхо василиска. В руке Гермионы дрожала палочка — она уже забыла, что надо отворачиваться, чтобы случайно не посмотреть в глаза василиска. Одно крыло под Сольвейг изогнулось и, кажется, готово было вот-вот сломаться.

Снова дикий, скрежещущий рев — дракон выдыхает василиску огонь прямо в пасть, но пламя недостаточно сильно, и змея лишь стряхивает огненные искры с морды. Ядовитые клыки пытаются добраться до участка нежной кожи дракона, где бьется кровеносная артерия…

В голове Гермионы металось по меньше мере десятка три различных заклинаний, от Люмоса до заклинания для завитков на волосах в носу. Клыки… Ядовитые клыки, которые растерзали Малькольма Бэддока, были готовы сомкнуться на горле медно-красного дракона.

— Господи, помоги, — прошептала Гермиона и, направив палочку на пасть василиска, прокричала: — Дантиссимо делетриус!

Выражение, появившееся на морде гигантской змеи, когда так неожиданно исчезло ее главное оружие, не поддавалось описанию — Гермионе захотелось расхохотаться, до того растерянным и удивленным оно было.

Короткое замешательство дорого обошлось Вельгельмине — Сольвейг, скинув кольца ее тела со своего горла, обдала змею струей огня. Отвратительно зашипели, вытекая из глазниц, глаза чудовища, вопль боли швырнул Гермиону на колени. И тут же острозубые драконьи челюсти сомкнулись прямо под пастью змеи, прокусывая кожу и перекусывая горло. Василиск захрипел, обдавая дракона кровь и ядом. Крылатый змей мотнул головой, стряхивая мертвое тело, и медленно попятился назад.

— Сольвейг, — тихо позвала Гермиона. — Сольвейг, тебе плохо?

— Внутрь иди, Грейнджер, там может понадобиться помощь, — ответил тусклый голос.

— Это яд, да, Сольвейг? — Гермиона рванулась к дракону. Раздраженное шипение было ей ответом.

— Господи, Грейнджер, почему тебя зовут лучшей ученицей Хогвартса? Драконья кровь входит в состав почти всех лекарственных зелий и всех противоядий — естественно, я не могу быть отравлена!

— Тебе хорошо говорить! — заорала Гермиона, чувствуя себя на пороге истерики. — Ты себя не видишь!

Мгновением спустя Сольвейг уже стояла рядом, крепко обнимая подругу.

— Гермиона, я же пошутила. Ну, успокойся, пожалуйста. Спасибо… если бы не ты, мне пришлось бы хуже. Ты умница. Я не знаю этого заклинания. Что это было?

— Для удаление зубов, — шмыгнула носом Гермиона. — Я выучила все зубоврачебные заклинания еще в первом классе — думала, они могут пригодиться моим родителям…

— И что, пригодились?

— Нет, они считают, что магия и зубы несовместимы…

Громкий детский плач не дал Сольвейг задать следующий из серии самых неуместных в данной ситуации вопросов.

* * *

Акустический ад закончился, и несколько секунд Снейп наслаждался первозданной тишиной. И тут ребенок на его руках снова завопил.

Снейп знал, что дети плачут сразу после рождения — от холода; кроме того, этот крик нужен им, чтобы раскрыть легкие для первого вздоха. Но почему это маленькое недоразумение вопило сейчас? Конечно, детеныш был ни в чем не виноват, но Снейп предпочел бы, чтобы это существо не появлялось на свет.

Он положил вопящего ребенка на стол, подумав, что, может быть, незнакомый дядька вызывает такую реакцию, но и на столе тот не подумал заткнуться. Как раз в этот момент в пролом, который стараниями Мины-змеи стал не только потолочным, но и стенным, ворвалась Гермиона Грейнджер, а следом за ней — Сольвейг.

— Папа! — громко и истерично выкрикнула его уравновешенная девочка и сделала такое движение, словно собиралась кинуться ему на шею, но в последний момент передумала.

— А где дракон? — спросил Снейп. Почему-то ему показалось, что сейчас это самый главный вопрос.

Грейнджер оглянулась на Сольвейг.

— Здесь, — осторожно ответила дочь. — Пап, а ты в самом деле мой отец?

— Да, — ответил Снейп.

— А-а-а… — неопределенно протянула Сольвейг. — А мы знаем про Сириуса. А кто это у тебя вопит? А где парни?

— Это ребенок, — Снейп помотал головой — кажется, потрясение было слишком сильным, потому что рассудок определенно оказывался работать в нормальном режиме. Чего стоит хотя бы эта идиотская беседа?

— Боже мой! — Гермиона быстро обошла Снейпа и почти подбежала к столу, на котором заливался плачем младенец. — Бедняжка! Она же совсем маленькая… — приговаривала она, стягивая с себя мантию и заворачивая в нее малыша.

— Она только что родилась, — ответил Снейп. — Поттер и Малфой должны быть где-то здесь. Мисс Грейнджер, дайте сюда ребенка, он может быть опасен.

Гермиона изумленно посмотрела сначала на Снейпа, потом — на Сольвейг.

— Профессор, вы… хорошо себя чувствуете? Это же ребенок…

— Я не сошел с ума, если вы на это намекаете, мисс Грейнджер, — Снейп широким шагом прошел к центру гробницы и склонился над чем-то, едва видимым среди мелких камней и пыли. — Сольвейг, не стой там как столб, помоги мне! Ты можешь хоть раз в жизни принести пользу?

— Боже, я так по тебе скучала, — неожиданно произнесла Сольвейг, и Снейп, оглянувшись, увидел, что она широко улыбается, а глаза ее странно блестят. Он усмехнулся.

— За «боже» отдельное спасибо.

Сольвейг рассмеялась и, подойдя к нему сзади, присела рядом и неловко приобняла профессора за плечи.

— Ты… несчастный конспиратор… — буркнула она. — Из-за тебя я чувствую себя героиней индийского фильма.

— Помоги мне, — повторил Снейп, приподнимая присыпанного пылью Драко. Сольвейг подхватила лежащего снизу Гарри под руки и выволокла его из-под завала.

— Они живы? — спросила Гермиона, с тревогой глядя на юношей. Руки ее меж тем бессознательно укачивали младенца.

— Не вполне, — ответил Снейп. — Поттер умер, спасая Драко жизнь… он применил Заклятие Жертвы… а Драко пошел за ним. И они сейчас там.

— Как в прошлом году, да? — тихо спросила Сольвейг. — Но они вернутся?

— Надеюсь, — Снейп поднял Драко на руки. — Двоих сразу мне не унести, Сольв, может быть…

Не дав ему договорить, Сольвейг легко, как Гермиона младенца, приняла из его рук Драко и пошла к пролому. Гермионе досталось потрясающее, никогда раньше не виденное выражение шока на лице невозмутимого профессора зельеделия.

— Это еще ничего, — тихо сказала она. — Она еще и не такое может.

Снейп перевел на нее взгляд.

— Мисс Грейнджер…

— Возьмите Гарри, — попросила Гермиона, опуская голову. — Сейчас сами все увидите. Я… — она набрала полную грудь воздуха. — Я рада вас видеть, профессор.

— Я вообще рад видеть, мисс Грейнджер, — сварливо отозвался Снейп. — Даже вас.

И, подняв на руки Гарри и сопровождаемый улыбающейся Гермионой с ребенком на руках, Снейп двинулся следом за Сольвейг.

По ту сторону

— Гарри Поттер, — повторил Драко, касаясь рукой плеча Гарри. Тот чуть повернул голову и посмотрел на него из-под ресниц. Сейчас Гарри выглядел совсем не таким, каким Драко запомнил его — казалось, он был старше, красивее, волосы ровными прядками на глаза, губы нежила лукавая улыбка. Он немного походил на Сириуса.

— Привет, — тихо произнес он.

— Гарри… — выдохнул Драко. — Ты… ты узнаешь меня, да? Ты знаешь, где мы?

Гарри кивнул и отвернулся. Сквозь рассыпавшиеся волосы Драко видел краешек его уха.

— Тогда… — Драко набрал в легкие воздуха — если здесь был воздух, возможно, его не было, но Драко, тем не менее, испытывал настоятельную потребность дышать. — Тогда нам надо уходить отсюда, пока не стало поздно.

— Я знаю, — ответил Гарри. — Ты не бойся, я знаю, что умер. Мне бы очень хотелось вернуться к тебе… Но я не могу.

— Почему? — беззвучно спросил Драко. Но Гарри услышал его.

— Из-за него, — он вытянул руку, и тогда Драко увидел пропасть, отделяющую преддверие смерти от смерти, а по ту сторону — высокую, мрачную фигуру в черном. Он скорее угадал, чем увидел два красных глаза под капюшоном плаща. — Понимаешь ли, Драко, если мы оба вернемся, он последует за нами. Он так силен… Он не хочет умирать. Я должен остаться, чтобы охранять его.

— Как долго? — дрогнувшим голосом спросил Драко. Гарри пожал плечами.

— Наверное, вечно.

— Ты шутишь, да? — в голосе Драко прорвалось рыдание.

— Нет, конечно, — Гарри нежно улыбнулся, развернулся и обнял Драко. — Прости, я… я действительно не хочу здесь оставаться. Но я устал. Я не могу больше воевать с ним. А придется, если он вырвется отсюда. Так что я останусь. А ты иди.

Драко глубоко вздохнул, чтобы унять слезы, и отстранился.

— Я останусь. Позволь мне.

— Это мой враг, — покачал головой Гарри. — И ты уже оставался вместо меня. Больше я тебе не позволю.

Возвращайся.

Он отвернулся. Стало тихо.

— Гарри, — прозвучал тихий голос Драко, и голова Гарри снова чуть повернулась — он слушал. Наверное, никогда за целую вечность преддверие страны мертвых не слышало такого тихого и нежного голоса — словно звезды из мира живых переговариваются между собой. — Я думал, что любил тебя, — Гарри повернулся, с немым удивлением глядя на Драко, — когда сказал, что останусь вместо тебя в Азкабане, или сейчас, когда я просил тебя вернуться и оставить меня здесь. Я думал, я делаю это оттого, что не умею жить без тебя. Я и правда не умею. Но, может быть, я просто все время хотел быть на твоем месте — на квиддичном поле, в отношении с людьми… и даже в смерти. Но, Гарри, я понял — я должен быть не вместо тебя, я должен быть вместе с тобой. Поэтому позволь мне остаться. Вместе с тобой.

Гарри обнял Драко и уткнулся лицом ему в шею.

— Я не хотел, чтобы так было… — тихо произнес он. — Я бы хотел… ты знаешь, чего я хотел…

Драко кивнул. Мечта Гарри нарисовалась в его голове картиной столь яркой, словно Гарри каким-то образом передал ему ее: большой дом, увитый вечнозеленым плющом, диковатый парк с ручейками и маленькими прудиками, присыпанный по осени красными и желтыми листьями, выгнувший спину каменный мостик через ручей, пес, бегущий по тропинке… вот он остановился и залился лаем, недоумевая, почему его хозяева остановились на мосту и стоят, так тесно прижавшись друг к другу… Драко разглядел даже шелковую перчатку, что выскользнула из его невольно разжавшейся руки и лежит на краешке моста, рискуя вот-вот свалиться в воду. Скоро ты это забудешь, сказал он себе… Скоро. Вечность.

— Я тебя люблю, — сказал он, словно это все объясняло и оправдывало. Возможно, так оно и было.

Они сели на краю расщелины, не разжимая рук, прикасаясь плечами. Драко закрыл глаза, чтобы не видеть тьмы и фигуры напротив, восстанавливая в памяти все, что ему хотелось бы вспомнить, пока эти воспоминания не отнял загробный мрак.

Гарри смотрел в лицо Вольдеморта.

Хогвартс, подземелья, 5 апреля 1998 года, плавно переходящее в 6-е

Сириус Блэк устал метаться ураганом по лаборатории профессора зельеделия и присел в огромное кресло Снейпа, стоявшее у камина. Во втором таком же, обнявшись, дремали Сольвейг и Гермиона. Оба кресла были призваны из кабинета Снейпа после того, как Гермиона уснула в уголке стоя и во сне сползла на пол. Еще из спальни Снейпа призвали низкую широкую кушетку — на ней сейчас лежали Гарри и Драко. Оба — живые, и в то же время — мертвые.

— Они по ту сторону, в преддверии, — «объяснил» Снейп. — Я еще понимаю, что они не могут вернуться, но почему же они не идут дальше?

— Дальше — то есть, умирают? — дрогнувшим голосом спросил Сириус.

— Десять баллов Гриффиндору, — буркнул Снейп — усталость все же сказалась на его способности язвить.

Потом Снейп долго возился с какими-то зельями и прочей гадостью и, наконец, не выдержал и пошел за Дамблдором.

Странная компания — Снейп с двумя парнями и Гермиона с младенцем на руках, причем все — верхом на драконе, который оказался Сольвейг Паркер, — прибыла вечером, когда уже стемнело. К тому времени слухи, достигшие Хогвартса, поражали своим разнообразием и дикостью. Все они однозначно утверждали, что Темный Лорд повержен, но дальше начинались расхождения.

Одни утверждали, что Вольдеморта победил Гарри Поттер — это была самая вероятная и потому, наверное, самая распространенная версия. В Хогвартсе, среди слизеринцев, моментально родилась и облетела всю школу информация, что Вольдеморта победил профессор Снейп, который весь год притворялся Упивающимся Смертью, а сам тайком готовил зелье, чтобы убить с его помощью Темного Лорда. Кто-то утверждал, что виной гибели Того-Кого-Нельзя-Называть стал Драко Малфой. Две самые дикие версии гласили, что: а) Вольдеморт пытался повелевать драконами, но те вышли из повиновения, и он сгорел в их пламени, и б) Вольдеморт случайно покончил жизнь самоубийством.

К счастью, к моменту возвращения «миссии спасения» студенты все еще находились под замком, поэтому некому было вертеться под ногами и мешать, любопытствуя или пытаясь помочь, если не считать мадам Помфри, которая требовала, чтобы всех без исключения доставили к ней в больничное крыло для осмотра и лечения. Хрупкое терпение Снейпа в конце концов лопнуло.

— Кого вы собрались лечить, Поттера и Малфоя? Они здоровы, только надо вытащить их с того света! Дайте мне такую возможность, и я отдам их вам хоть в вечное пользование!

Чтобы утешить добрейшую медсестру, ей на попечение выдали новорожденную. МакГонагалл тот час же заказала через каминную сеть кормилицу и, оседлав метлу, улетела в Хогсмид, куда кормилица должна была аппарировать.

А Снейп, Сольвейг и Гермиона в сопровождении Люпина и Блэка, несших на руках Драко и Гарри, спустились в подземелье. Люпин выслушал короткий рассказ Снейпа о том, что случилось в семейном склепе Реддлей, и тут же убежал, чтобы помочь директору собрать студентов и сделать объявление.

— Спишь, Блэк?

Сириус вздрогнул и открыл глаза. Над ним склонился ухмыляющийся Снейп.

— Нет, — буркнул он. — Где Дамблдор?

— Сейчас придет, — Снейп отошел от Сириуса и присел на ручку кресла, в котором дремала Сольвейг.

— Она устала, — тихо сказал Сириус.

— Я знаю.

— Ты видел ее… ну, в новом облике?

— Ты больной, что ли, Блэк? Я на твоих глазах прибыл — или ты считаешь меня идиотом?

Повисла пауза. Нарушил ее Сириус.

— Северус…

Снейп, приподняв бровь, посмотрел на Сириуса, но ничего не сказал.

— Северус, — повторил Блэк, собираясь с духом. — Я виноват перед тобой, — выпалил он.

— А… — Снейп изящно-небрежно махнул рукой. — В конце концов, Люпин не сожрал меня, так что…

— Я не об этом, — возразил Сириус.

— Ах, так за это ты не чувствуешь себя виноватым?

— Ты знаешь, что чувствую, — тихо сказал Сириус. — Не передергивай, пожалуйста.

Северус вежливо наклонил голову.

— Я прошу прощения за то, что происходило, когда мы начали учиться, — Сириус перевел дыхание. — За то, что бросил тебя, когда был тебе нужен. За то, что позволял Джеймсу издеваться над тобой… и сам вел себя не лучше. За то, что все так вышло. Если бы не то, что я делал тогда… я бы… короче, мы бы смогли найти тебя раньше.

— Успокойся, Блэк, — после короткой паузы произнес Снейп. — Вы бы не нашли меня, потому что дом Реддлей был окружен заклятием… оно останавливает поиск и запрещает аппарирование и даже простое проникновение, кроме тех, у кого есть некое специальное разрешение… скажем, Смертный знак. Сольвейг смогла преодолеть все это, потому что заклинания рассчитаны на людей, — он посмотрел на Сольвейг, и губы его тронула странная улыбка — выражающая одновременно нежность, удивление, недоумение и даже недовольство. — А моя дочь — нечеловек. Вот дикость-то…

Проем в стене лаборатории открылся, и вошли Дамблдор, Люпин и МакГонагалл.

— Только что прибыла кормилица, — сообщила декан Гриффиндора. — Судя по тому, что говорит Рем… может, нам стоит вызвать авроров, чтобы выяснить, все ли в порядке с ребенком?

— Давайте подождем с аврорами, Минерва, — произнес Дамблдор устало. — Разберемся сначала с Драко и Гарри.

Декан Гриффиндора с состраданием посмотрела на неподвижных юношей.

— Но они же… не умерли?

— Нет, Минерва. Они ушли в преддверие страны мертвых.

Декан Гриффиндора вздрогнула.

— Им… можно помочь?

— Надеюсь, — серьезно отозвался Дамблдор. — Идите, Минерва, отдыхайте, ваша помощь не понадобится.

— Я буду в больничном крыле, — пробормотала МакГонагалл, бросила еще один взгляд на Гарри и Драко и вышла.

— Если они не живы и не умерли, значит, они по-прежнему в преддверии, — заговорил Снейп. — Но почему они не возвращаются?

— Потому что если они вернутся, он последует за ними, — прозвучал после небольшой паузы ответ Дамблдора.

— Кто? — в два голоса спросили Северус и Сириус.

— Вольдеморт, — тон директора был таким, словно он только что сказал общепонятную вещь.

— Он же умер! — вскричал Сириус. Снейп зашипел, указав глазами на дремлющих девушек. Впрочем, ни Гермиона, ни Сольвейг не проснулись.

— Не вполне, — Дамблдор покачал головой. — Больше, чем в прошлый раз, но все же не вполне. Лили Поттер и ее заклинание смогли вырвать дух Вольдеморта из тела и надолго обессилить его, заклинание ее сына смогло больше — забросить дух Темного Лорда на ту сторону. Но Вольдеморт приложил очень много усилий, чтобы стать бессмертным, и частично ему это удалось. Он пытается вернуться. Если живая душа окажется по ту сторону и попытается выйти, он прицепится к ней и последует за ней. Поэтому Драко и Гарри не могут выйти. Они мужественные ребята… — тихо закончил директор.

— Господи! — Сириус вцепился руками в волосы. Снейп стремительно прошелся по лаборатории, взметая полами мантии облачка пыли.

— То есть, их присутствие держит его дух там, по ту сторону? — уточнил он, остановившись. Дамблдор кивнул. — Откуда вам это известно?

— Я чувствую, что он там, — ответил Дамблдор. — Через Гарри. А остальное… несложно додумать.

— А если кто-то другой останется там, чтобы сдерживать его, они смогут вернуться? — спросил Снейп, и Сириус поднял голову. Дамблдор медленно кивнул.

— Думаю, что да. Если ты гарантируешь, что Поисковое зелье сработает.

— Мои зелья всегда работают, — холодно ответил Снейп.

— Но кто… — Сириус прокашлялся и начал снова. — Кто пойдет? Это же… вечность…

— Испугался, Блэк? — усмехнулся Снейп. Сириус поднялся.

— Разумеется, нет, — огрызнулся он. — Это мой крестник. Тащи свое зелье, ты, сальноволосый…

— Давайте не будем спешить, — перебил начинающуюся ссору Дамблдор. — Я не думаю, что Сириус — тот человек, который сможет остановить Вольдеморта.

Казалось, Снейп стал еще бледнее, чем был на самом деле. Но голос его звучал по-прежнему сухо и собранно:

— Я понимаю, сэр. Поисковое зелье у меня есть — его приготовила Сольвейг. Я только надеюсь, что будет кому о ней позаботиться.

— Нет! — воскликнул Блэк.

— Нет? — приподнял бровь Снейп. — Я не имел в виду тебя — свою дочь я тебе не доверю.

— Болван! — рявкнул Сириус. — Я совсем не то…

— Сириус хочет сказать, — снова вмешался Дамблдор, — что ты, Северус, тоже вряд ли сможешь помочь Драко и Гарри таким образом.

— Сэр, — Снейп говорил так вынужденно терпеливо, словно перед ним стоял не директор школы чародейства и волшебства, а умственно отсталый ребенок, — если это не может быть Блэк, то это должен быть я, потому что нам стоит поторопиться, а нас здесь только трое. В конце концов, не жеребьевку…

И Снейп замолчал, с открытым ртом глядя на директора. Тот смотрел на него ласково, чуть снисходительно и очень устало. Очень устало…

— Нет, — сказал Северус. Это «нет» было самым неубедительным «нет» из всех, когда-либо произнесенных профессором зельеделия, возможно оттого, что в глубине души Снейп уже знал — никакого «нет» в данной ситуации быть не может.

— Вы о чем? — Сириус посмотрел сначала на Снейпа, потом на Дамблдора. — Нет, — до него дошло. — Вы шутите?

— Похоже, что нет, — хмуро произнес Северус. — Сэр, но… вы не можете…

— Почему же? — кротко спросил Дамблдор.

— Потому что… — кажется, впервые в жизни Северус Снейп не мог подобрать слов. — Потому что… вы же директор Хогвартса!

— Хмм… уверяю тебя, Северус, это вовсе не душевное качество, — Дамблдор мягко улыбнулся. — Директора у Хогвартса были до меня, будут и после…

— Да, но… — вступил Сириус. — Вы же… самый сильный волшебник современности…

— Думаю, мне это слегка надоело, — задумчиво ответил Дамблдор. — На моем веку было уже два темных волшебника. Это несколько утомляет. Думаю, что караулить душу Тома Реддля — это удачная альтернатива выращиванию брокколи на пенсии.

— Сэр, но это же вечность… — тихо проговорил Снейп.

— И на такую вечность я должен обречь двух мальчишек, или одного очень способного зельевара, или того, кто двенадцать лет провел в заточении?

Вопрос повис в воздухе, не оставив возможностей для возражения или комментария. Снейп, глядя в пол, пошел за Поисковым Зельем.

* * *

Гермиона проснулась от того, что ей стало холодно. Она поплотнее прижалась к Сольвейг и приоткрыла глаза.

В полутемной комнате горел камин, и на фоне огня Гермиона разглядела темную сгорбившуюся фигуру.

Заслышав ее возню, человек обернулся, и Гермиона узнала Сириуса.

— Сириус? — позвала она тихо. — А где профессор Снейп?

Анимаг коротко мотнул головой куда-то в сторону, и, посмотрев туда, Гермиона увидела высокую фигуру профессора зельеделия, склонившуюся над столом. На столе лежал человек, чьи поседевшие до снежной белизны волосы укрывали его до пояса.

— Профессор Дамблдор… — тихо проговорила Гермиона. — Что с ним?

— Он ушел за Драко и Гарри, — глухо отозвался Сириус.

По ту сторону

Все потихоньку уходило, как вытекает песок из перевернутых песочных часов. Привычка дышать. Ощущение волос, падающих на лоб. Ощущение руки Гарри поверх его собственной. Драко повернулся, чтобы посмотреть на своего любимого, но не увидел его. Гарри здесь был, но Драко не мог его видеть. То, что он видел, было лишь воспоминанием души об ощущениях тела. И они уходили.

А Гарри все так же смотрел вперед, в красные глаза под низко надвинутым капюшоном.

Но вот в небе дрогнули звезды, и что-то, что в мире живых могло бы быть названо ветром, прошелестело по сухой земле преддверия страны мертвых. Юноши, как по команде, обернулись.

— Профессор Дамблдор, сэр… — произнес Гарри, и Драко вдруг вновь увидел его лицо и почувствовал его руку в своей. Директор Хогвартса наклонил голову, внимательно глядя на них.

— Вам нужно возвращаться. У вас мало времени.

И, словно в подтверждение этих слов, в тусклом небе ярко вспыхнуло созвездие в форме песочных часов.

— Но мы не можем, сэр, — возразил Гарри. — Вольдеморт…

Тень на той стороне расщелины дрогнула, отзываясь на собственное имя.

— Возвращайтесь, — твердо сказал Дамблдор. — Он не покинет этого места. Я ему не позволю.

— Это мой враг, сэр! — гордо и резко выпалил Гарри. Но директор лишь покачал головой.

— Зачем тебе враги, Гарри? Оставь двух стариков, тебе есть зачем жить, — он ласково улыбнулся Драко. — Ступайте. Вас ждут.

— Сэр… — прошептал Гарри. — Вы же столько для меня сделали, как я могу…

— Позволь сделать и это для тебя, — мягко произнес Дамблдор. — Мне очень много лет. Я очень долго прожил. Помнишь, что я говорил тебе о Николасе?

— Про то, что для хорошо организованного ума смерть — еще одно интересное приключение? — шмыгнул носом Гарри.

— Ну да, — весело отозвался директор. — А это даже интереснее, чем просто смерть. Только я бы хотел, чтобы меня не выставляли в музее…

Странно, но после Драко никак не мог вспомнить, каким же он видел Дамблдора там, по ту сторону жизни.

Помнил только, что этот человек очень мало походил дурашливого директора Хогвартса, большого любителя анекдотов и сладостей. Кажется, он был молодым. Кажется, его глаза сияли. И когда юноши уходили вверх, навстречу живому свету, он смотрел им вслед, и Драко спиной чувствовал его взгляд, как чувствуют солнечные лучи, даже не видя их.

* * *

Юноши исчезли, и в небе погасло яркое, нездешнее созвездие, возвращая потрясенному преддверию страны мертвых его первозданную тишину и спокойствие. Альбус Дамблдор присел на край расселины, расстелив по земле и коленям полы мантии. Он чуть улыбнулся тени напротив, застывшей в неподвижном ожидании того, за кем можно будет вернуться в мир живых, и, прикрыв глаза, погрузился в свои воспоминания, как погружается усталое тело в прохладные речные струи.

Он прожил много, очень много. И у него была хорошая память. Возможно, думал он, эта река обмелеет еще нескоро. Возможно, ему хватит на вечность.

Загрузка...