Драко Малфой и Солнечный путь

Хогвартс, 7 июня 1998 года

На песок была брошена роба, и Гарри лежал на спине; прядки его угольно-черных волос почти сливались с шелком того же цвета. Впрочем, волосы казались не совсем черными — может, это солнечные лучи так шутили, а может, неровно отросшие виски и в самом деле пробила легкая седина… Смоляные пряди скользили по длинным тонким пальцам с выпирающими костяшками фаланг, их шевелило легкое дыхание, когда Драко склонялся, чтобы пройтись губами по краешку уха или очертить ими контур гарриного лица. Шепот был почти невесом и неслышим, он сливался с поцелуями, неспешными, текучими и сладкими — так льется свежий мед…

Казалось, они могут целоваться бесконечно, не стесняясь людей, не думая о будущем, забыв прошлое.

Словно что-то прорвалось в их отношениях, и в разлом, захлестывая все, оказавшееся на пути, хлынула нежность.

Это было первое постэкзаменационное воскресенье, и песчаные берега озера были забиты учениками Хогвартса, жаждущими отдыха и свободы. Все, кроме этого кусочка пляжа, где двое сплетались в бесконечном объятии.

Светловолосая взъерошенная голова высунулась из-за обрыва, спускающегося к берегу; обладатель ее полюбовался на Главную Хогвартскую Пару и нырнул обратно.

— Они все еще целуются, — сообщил Шеймус. Джинни посмотрела на него из-под ресниц.

— Тебе это мешает?

— Да нет, — лениво отозвался Шеймус, вытягиваясь на травке. — Просто хочется посмотреть, а ты меня дергаешь.

— Не думаю, что им понравится, если за ними будут подглядывать, — нахмурилась Джинни. Сидящая рядом с ней с каким-то листком в руках Гермиона неожиданно раздраженно вздохнула и пробормотала:

— Я не верю… она действительно это написала!

— Что? — спросила Джинни.

— Что последнее восстание гоблинов было в 1825 году! — Гермиона всплеснула руками. — К тому времени уже три сотни лет существовал Гринготтс!

— Может, она имела в виду 1285? — предположил Шеймус. Гермиона сердито покосилась на него.

— Это тоже неправильно, Шеймус!

Шеймус раздраженно пожал плечами.

— А что ты хочешь, Гермиона? Вспомнить семилетний курс Истории Магии! Мы же проходили восстания гоблинов в четвертом классе!

— Кто «она»? — спросила Джинни. Шеймус хмыкнул.

— Угадай с трех раз. Сольвейг, конечно…

— Я попросила ее скопировать свои ответы, — Гермиона покраснела. — Чтобы потом проверить, правильно ли она написала.

— И что мне это дало, Грейнджер?

Сольвейг стояла рядом, глядя на них сверху вниз.

— Ты написала, что последнее восстание гоблинов было в 1825 году! — воскликнула Гермиона, взмахнув листком. Сольвейг пожала плечами и присела на край обрыва, устремив взгляд в сторону озера.

— Да кому это нужно? Я на все вопросы, связанные с датами, отвечала наугад, с интервалом в восемнадцать лет. Догадывалась, что восстание гоблинов было раньше, но что ж делать… — Она улыбнулась.

— Черт, какие они все-таки… чудесные…

— Гоблины? — спросила Джинни, ухмыляясь.

— Нет, корнуэльские пикси! — фыркнула Сольвейг. — Вон те двое… интересно, они не собираются довести дело до конца? Я не прочь посмотреть…

— Сольвейг! — воскликнула Гермиона.

— У меня уже губы болят на них смотреть, — произнесла Джинни. — Интересно, как они ухитряются так долго целоваться?

— Короче, мы все за них рады, — вывод, сделанный Сольвейг, казался немного нелогичным, но никто не стал ей возражать.

Глаза, брови, лоб, виски, скулы, щеки, нос, губы, подбородок, шея, по которой можно проскользить до ушей, а потом зарыться лицом в мягкие светлые волосы, ощущая их ласковый, сладкий аромат, слушать неумолчный шепот …хороший… мой… нежный… мой… любимый… мой… чудесный… мое счастье… моя радость… мое солнце… и так бесконечно, словно по кругу — шепот, поцелуи, объятия, и волосы скользят шелком между пальцами, и горячее тело прижато так тесно, что даже тонкий листок бумаги не поместить между ними… и сердце переполняет нежность, тоска, боль, вина… я люблю тебя… я люблю тебя… как сделать так, чтобы можно было сказать это прямо в сердце, как заставить слова течь с кровью по венам? Я люблю тебя — затаскано и затерто до дыр, но если повторять слова, пока не сотрется смысл, может быть, удастся выразить то, что чувствуешь — как тает сердце, как нельзя, невозможно, нет сил… оторваться, прекратить… я люблю тебя… если бы я мог сказать это тебе прямо в сердце… если бы я мог поцеловать твое сердце… придти с твоей кровью в твои вены… я люблю тебя… когда бы прежде я ни говорил тебе это, понимаешь ли ты, что теперь это значит больше, еще больше, чем просто больше, больше настолько, что это не сказать словами и никак не измерить? Я люблю тебя — но даже если сказать тысячу раз, все равно не выразить то, как я люблю тебя.

Темно русые ресницы мокнут от слез, как ветви под дождем, но Гарри целует и целует мокрые веки, пока Драко не начинает улыбаться. Это так банально звучит, но твоя улыбка похожа на солнце во время дождя… я уже говорил, что люблю тебя?

Сириус Блэк встал, несколько раздраженно отряхнул песок с ладоней и, покосившись на Люпина, направился к целующимся юношам. Немного поколебавшись, профессор Защиты с тяжелым вздохом поднялся на ноги и последовал за своим другом.

— Гхм…

Прошло не меньше минуты, прежде чем Гарри (теперь уже он склонялся над Драко, лежащим на смявшейся робе) поднял голову и посмотрел на Сириуса совершенно диким взглядом. Губы его были ярко-красными, распухшими и даже немного потрескавшимися. На открывшейся взорам мужчин шее Драко темнели фиолетово-синие засосы. Люпин шумно втянул носом воздух.

— Парни, прогуляться не хотите? — жизнерадостно спросил Сириус, и Люпин мысленно закатил глаза. Драко не ответил — прикрыв глаза, он водил губами по шее Гарри.

— Прогуляться? — хрипло спросил Гарри.

— Ну да, — кивнул Сириус. — До Хогсмида. Посидим в пабе, выпьем… Вам, кстати, уже можно пить, вы знаете?

— Жарко же… — удивительно, но Драко ухитрялся говорить, одновременно продолжая целовать шею Гарри.

— Ну, тогда вам следовало раздеться, — несколько сардонически заметил Сириус.

— Я обгорю, — возразил Драко.

— Ты же снизу! — приподнял брови анимаг.

— Не всегда, — ответил Драко. Сириус присел рядом с ними и решительно произнес:

— Парни, так нельзя.

Юноши вопросительно посмотрели на него.

— Я вот это имею в виду, — Сириус указал на них. — Это может надоесть. Причем быстро. Это — не еда, это — лакомство. Нельзя питаться одними конфетами.

Драко приподнял бровь.

— Я имею в виду поцелуи, — объяснил Сириус. — Короче, подъем и стройся — мы идем в Хогсмид. Заодно купим Гарри гигиеническую помаду…

Драко взял Гарри за подбородок и повернул его лицо к себе.

— Да, — согласился он, внимательно разглядев Гарри. — Ты прав. Вставай, Поттер.

И решительно спихнул Гарри с себя.

День, ночь, снова день — белая комната, белый потолок, белые стены, белые простыни, пол покрыт кафельной плиткой и тоже белый. Это палата в госпитале имени Святого Мунго, куда Драко доставили на следующий день после их возвращения из преддверия страны мертвых.

Когда он вернулся в свое тело, первым ощущением, своеобразным приветствием мира живых, стала резкая боль во лбу, словно кто-то воткнул туда раскаленный гвоздь. А первым звуком — удивительно раздражающим, надо сказать, звуком — был чей-то плач. Чей-то отчаянный, горький плач. Приподнявшись, он увидел Гарри, безутешно сгорбившегося над телом Дамблдора.

Потом их обоих подхватили и потащили в больничное крыло, не дав даже взглянуть друг на друга.

Причитания Помфри, резкие приказы Снейпа, заботливый голос Сириуса — все раздражало, все, хотелось только увидеть Гарри и убедиться, что с ним все в порядке. И все в порядке — с ними двумя. Почему всем этим людям невыносимо сложно понять такое простое желание?

Потом было снотворное зелье, и тяжелый сон, и утро, и авроры, на которых шипел Снейп и рычал Сириус, но они все-таки забрали Гарри и Драко «для выяснения».

Это тошнотворно напоминало Драко прошлый год, когда казалось, что после всех перенесенных испытаний они просто обязаны быть вместе, но всего лишь нескольких недель, проведенных вот в таких вот раздражающе чистых комнатах, вдали друг от друга, в утомительных допросах — то это были авроры с мрачными лицами и квадратными челюстями (они протягивали руки, почти касаясь лба Драко, и голоса их звучали подозрением — что это, мистер Малфой?), то улыбчивые люди с ласковыми глазами и в белых халатах (я ненавижу белый цвет! — чуть не орал Драко), хватило им обоим, чтобы решить, что они не любят друг друга. И он боялся.

Зеркало в чистой, блестящей от кафеля, отвратительно стерильной ванной комнате отражало худого, бледного до синевы юношу в безразмерной фланелевой пижаме, с огромными глазами, темные круги под которыми так хорошо подчеркивал свет дневных ламп. Единственным ярким пятном был шрам — тонкий зигзагообразный шрам, вне сомнения в виде молнии, горевший на левой стороне лба. Драко прикасался к нему кончиками пальцев, и ему казалось, что отметина жжется. Шрам Гарри. Шрам, оставленный Непростительным Проклятием.

Но с тех пор, как Драко пришел в себя, вернувшись с «той стороны», лоб больше не беспокоил его.

Его отпустили в середине мая, продержав в этом кошмаре больше месяца. Предполагалось, что его лечили, но после этого лечения Драко чувствовал себя совершенно больным; он похудел так, что любимая одежда висела на нем мешком, когда он под присмотром медбрата садился в «Хогвартс-экспресс».

Он провел все дорогу до школы в своем купе, не решаясь выйти из него, чтобы проверить, не едет ли этим поездом и Гарри. Обхватив худые плечи, он смотрел в окно на радостную весеннюю зелень и тосковал.

На станции его встречал никто иной, как Сириус Блэк — сияющий, синеглазый, одетый «не по форме» — в вызывающие маггловские джинсы с посадкой на бедрах и широким клепаным ремнем, узконосые бутсы, потертую кожаную куртку, небрежно облокотившийся на свой мотоцикл. Драко заулыбался — и ему, и мотоциклу. Сириус метнул короткий взгляд на лоб Драко, едва прикрытый светлой челкой, но ничего не сказал, а Драко на секунду задумался, как ему привыкнуть, что теперь люди станут глазеть на его лоб, как когда-то глазели на гаррин.

— Он как кошка — возвращается домой из любой дали, — произнес Сириус, поглаживая руль. — Где хочешь сидеть — спереди или сзади?

— Не уверен, что смогу его вести, — покачал головой Драко. Сириус с преувеличенной пылкостью обнял байк.

— Я ни за что его тебе больше не доверю! Я всего лишь спросил, хочешь ли ты сидеть впереди меня, в моих горячих, нежных и — не подумай дурного! — целомудренных объятиях, или ты сядешь сзади и будешь лапать меня всю дорогу?

Драко рассмеялся.

— Мне больше нравится вариант с нежными объятиями.

— Тогда садись.

Сириус оседлал мотоцикл, и Драко уселся впереди него, в кольце сирусовых рук, откинул голову ему на плечо — и неожиданно уткнулся лицо в шею анимага.

— Все хорошо? — осторожно спросил Сириус — шее его вдруг стало мокро и горячо.

— Сейчас будет, — глухо ответил Драко. Действительно, не прошло и минуты, как он выпрямился с совершенно сухими глазами и произнес: — Пожалуй, я все-таки сяду сзади.

— А Гарри вернулся? — наконец решился спросить Драко — они уже въезжали в ворота Хогвартса.

— Да, я забрал его со станции позавчера, — ответил Сириус.

— И как он? — осторожно поинтересовался Драко.

— Он был примерно в таком же состоянии, как и ты, — ответил Сириус. — Не переживай, Драко. Я понимаю, что Малфои не плачут, но вас хорошо укатали.

— Я не плачу! — по инерции воспротивился Драко.

— Как хочешь, — усмехнулся Сириус.

Они въехали на территорию Хогвартса, и, немного не доезжая до замка, Сириус остановил мотоцикл и сказал, что дальше на нем не разрешают. Впрочем, отсюда замок был уже отлично виден; Драко даже разглядел тоненькую фигурку, застывшую на крыльце, но запретил себе думать о том, кто бы это мог быть.

Только сейчас он понял, как страстно он хочет увидеть Гарри. И он пошел к замку — медленно, потому что оказалось, что от месячного лежания в постели он совсем ослаб; Драко шел, глядя по сторонам, просто чтобы не смотреть вперед и не думать о том, кто это стоит на ступенях, потому что, скорее всего, это и не Гарри вовсе. А взглянуть было на что — тому, кто умел смотреть, тому, кому было дело до неожиданного ликования природы — так ликует тот, кого излечили от смертельной болезни, — а не только до человека, стоящего близ входа в замок.

Но вот крыльцо, и Драко, наделенный неплохим — не превосходным, но неплохим, — зрением, уже разглядел человека на нем — а тот все еще неузнавающе вглядывался в слизеринца сияющими зелеными глазами — без очков.

— Привет, — произнес Гарри. — А я смотрю и думаю — это ты или нет? В больнице мне выдали очки — какой-то кошмар, знаешь, хуже, чем у МакГонагалл. Я просил в больнице, чтобы нам дали повидаться, но мне сказали, что нас нельзя волновать. Интересно, они думают, что допросы меня совершенно не волнуют?

Тебя допрашивали, да? Все в порядке? Я боялся, что они что-нибудь тебе припишут из-за отца. Ну, чего молчишь?

— Я рад тебя видеть, — медленно ответил Драко. Гарри чуть улыбнулся.

— Наверное, даже Снейп не мог бы сказать это более мрачным тоном… Драко? Что случилось?

И тогда Драко задал самый дурацкий вопрос в своей жизни; более того, он задал его совершенно неуместным, глупым, просительным тоном:

— Ты меня все еще любишь, да?

Гарри кивнул, потом отчаянным жестом мотнул головой, потом воздел руки, потом шагнул к Драко и обнял его.

— Ты такой дурак, Малфой, — прошептал он.

— Заткнись, Поттер, — прошептал Драко в ответ. — Хотя ты прав…

Они стояли, обнявшись; потом Гарри отстранился от Драко и провел пальцами по его лицу. Откинул со лба челку — и улыбнулся насмешливой, дразнящей улыбкой.

— Вот ты и попался, Малфой!

— В каком смысле? — Драко непонимающе смотрел на Гарри.

— Теперь ты — чертов Мальчик-Который-Выжил, — Гарри ткнул пальцем в шрам. — Уж не знаю, стоит мне быть таким благородным, чтобы не попытаться поддразнить тебя…

— Можно подумать, ты когда-нибудь отличался особым благородством, — проворчал Драко.

— Но я же гриффиндорец!..

— Тоже мне, титул… — Драко взъерошил Гарри волосы — и замер, точно тем же жестом, что и Гарри минуту назад, касаясь его лба.

— А твой?

Гарри смущенно потер лоб.

— Ну вот, видишь… Его нет. Я заметил в больнице… его нет, похоже, с тех пор, как мы вернулись…

Драко схватил его за левую руку и отвел рукав, обнажая чистую кожу. Установилось молчание.

— Умер и воскрес, да? — спросил он, наконец.

— Ага… — кивнул Гарри. — Как ты в прошлом году, помнишь?

— Нет, не помню, — коротко и категорично ответил Драко. — Ничего не помню.

Чуть улыбнувшись, Гарри пожал плечами.

— Тебе видней.

Четверо со своего обрыва наблюдали, как Сириус Блэк и профессор Люпин уводят Драко и Гарри. Задумчиво пососав травинку, Джинни произнесла:

— Люпин так хорошо выглядит…

— Зелье, — ответила Гермиона моментально. — Дипломный проект Гарри. Хотя нет, впрочем, дипломный проект Гарри и Драко — «Поводок для волка».

— Кто автор названия? — мрачно спросила Сольвейг.

— Полагаю, что Сириус, — ответила Гермиона, и обе заржали.

— Расскажете об этом после, — Джинни поморщилась. — Не уверена, что хочу знать подробности отношений Люпина и Блэка…

— О, а я хочу! — оживился Шеймус.

— Лучше про зелье, — возразила Джинни. — Неужели их еще заставили защищать дипломный проект?

— Нет, их от всего освободили — и от экзаменов, и от проектов, — ответила Гермиона и тут же нахмурилась. — Надеюсь, у них из-за этого не будет проблем с поступлением… Так вот, их освободили от дипломного проекта, но они все же решили его доделать — для Люпина. Суть в том, что это зелье, созданной на основе Аконитового зелья Снейпа, может помочь реципиенту управлять волком. Фактически, превращает оборотня в анимага.

— И сработало? — спросил Шеймус.

— Да.

— Класс! Теперь Гарри выведет всех оборотней в Англии.

— В общем, да, — гордо ответила Гермиона. — Думаю, что производством «Поводка для волка» вполне можно будет заняться.

— И Гарри заработает кучу денег, — добавил Шеймус.

— Вряд ли, — ответила Гермиона. — Он отдал права в Департамент Магических болезней. Чтобы производство было налажено на государственном уровне.

— Смерть альтруистам, — буркнула Сольвейг.

— Сольвейг не любит правительство, — улыбнулась Гермиона.

— Все уроды! — ответила та. После этого краткого высказывания, которое, вполне возможно, могло бы служить девизом в семейном гербе Снейпов, наступило молчание.

— Сольвейг, — нарушила его Джинни, — а как ты теперь будешь именоваться?

— А что? — удивилась Сольвейг. — Тебе не нравится мое имя?

— Да нет, оно вполне нормальное. Я просто подумала, что, может быть, ты теперь захочешь носить фамилию Снейп…

— Я об этом не думала…

— Есть кое-что, чего я не понимаю, — неожиданно перебил их Шеймус. — Например, всей этой истории с монстромагами…

— Это отвратительно звучит, — нахмурилась Сольвейг. — Короче, для того, чтобы создать монстромага, нужно две формы жизни…

— Да, я это знаю, — перебил Шеймус. — Но я думал, что Мина просто прятала василиска…

— Нет, она и была василиском. Поэтому ей и необходим был детеныш — она хотела стать монстромагом. Я, честно говоря, понятия не имею, что там за чары нужно применять, я этим не занималась…

— Стоп! — Шеймус вытянул руку. — Но ведь ты же тоже монстромаг.

— Я дракон, — надменно возразила Сольвейг. — Ты не путай, пожалуйста. Это разные вещи. Там — колдовство. Здесь — договор.

— Договор? С кем?

— С драконом. С одним из Древних. Из людей-птиц… ну, или, скажем, того, что от них осталось. Они делят свою сущность с человеком, но драконья жизнь намного длиннее, и в конце концов, человек умирает… если дракон не найдет себе нового, он тоже умрет. Вот. Я… то есть, эта драконша прибыла сюда вместе с группой Чарли как вожак, здесь мы и познакомились.

— И как это произошло? — заинтересовалась Джинни.

Сольвейг пожала плечами.

— В один прекрасный вечер я осталась ночевать у нее в загоне, а утром уже была ею. Странное ощущение…

Самое странное — это, конечно, видеть… Просто открываешь глаза — и видишь, и то, что очень далеко… и разную мелочь в траве… еще запахи… слышишь, как шуршит ветер… как пищат крысы в погребах… интересно…

— Могла бы и рассказать, — буркнула Гермиона после недолгого молчания. Сольвейг ухмыльнулась.

— Ну, ты ведь тоже не рассказала мне про свою замечательную поездку на драконе, верно?

Гермиона пробурчала что-то нечленораздельное, но возражать не стала. И снова установившуюся было тишину нарушила Джинни:

— И еще кое-что. Мне не дает покоя одна фраза, которую Гарри сказал Мине, помните, тогда, когда Драко искали в Запретном лесу? «Что ты сделала в том отеле, что Драко подумал, будто мы занимались любовью?»

Что он имел в виду?

— А, — сказал Шеймус. — Малфой мне рассказывал на рождественской вечеринке… Из своего номера в австрийском отеле, где они останавливались, он слышал, будто Гарри и Мина в соседнем трахаются. Это было вскоре после того, как они познакомились с Миной. Меня это насторожило, потому что Гарри совсем не похож на человека, способного так форсировать отношения… а потом, по словам Драко, прозвучало кое-что, что было только между ним и Гарри… А потом я нашел описание таких чар, которые возможно без применения палочки… волшебник как бы вынимает из сознания человека воспоминания и заставляет их звучать вслух, так, что человеку кажется, будто это происходит на самом деле. Эти чары считаются врачебными — их используют, чтобы моделировать ситуации и освобождать человека от психозов… ну, и еще авроры ими пользуются, но строго ограничено.

— То есть, на самом деле он ничего не слышал? — воскликнула Джинни. — Это были просто его воспоминания?

— В общем, да. Он слышал себя и Гарри, на самом деле.

— Вот дрянь! — с чувством произнесла Джинни.

— Это точно, — заметила Сольвейг. — Жуткая дрянь…

— Вот такие дела, — резюмировал Шеймус. — Хорошо, что ее нет… Вы знаете, — он поднялся на ноги, потягиваясь. — Я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Вы же не будете без меня скучать?

— Постараемся, — буркнула Сольвейг.

— Вот и ладушки, — ухмыльнулся Шеймус и ушел. Минуты через две поднялась Джинни.

— А не пойти ли и мне прогуляться? — она приподняла бровь, оглядывая девушек. Сольвейг округлила глаза:

— Только не говори мне, что у вас свидание!

— Нет, конечно, — ухмыльнулась Джинни. — Но меня тревожит судьба Шеймуса… я просто посмотрю, куда он пошел.

— Сделай фото! — бросила вслед ей Сольвейг.

— Фото чего? — удивилась Гермиона.

— Примирения! — слизеринка ухмыльнулась.

Заявив, что ничто на свете не радует его так, как дармовая выпивка, Сириус отправился на поиски мадам Розмерты. Поскольку вечно юная барменша питала слабость к «этому разбойнику», как она призналась сама, вскоре перед Люпином, Гарри, Драко и Сириусом появилось несколько бутылок пива. Не усладэля. Сама Розмерта присела рядом и, нежно глядя на Сириуса, проворковала:

— Так что ты хотел рассказать?

— Он, наверное, хочет пригласить вас на свою свадьбу, — моментально встрял Драко. Мадам Розмерта округлила глаза.

— Ты женишься, Сириус?

Анимаг подарил Драко взгляд, не предвещающий ничего хорошего.

— Я бы так не сказал, Розмерта…

— Он выходит замуж, — снова вмешался Драко. Сириус закатил глаза.

— Малфой, заткнись.

— Вот теперь ты говоришь совершенно как Поттер, — заметил Драко. — «Малфой, заткнись» — это его мантра.

— Мне позволено будет продолжить? — с ядовитой вежливостью осведомился Сириус. Драко сделал широкий царственный жест рукой. Сириус отвесил ему шутовской поклон и заговорил: — Я хотел рассказать нашей очаровательной хозяйке о гениальнейшем зелье, которое придумал Гарри…

— Прошу прощения! — возмутился Драко. — Но идея была моя! Поттер сроду бы ни до чего такого не додумался! Только я, со свойственной мне широтой мысли…

Договорить ему не дали — Гарри, резко развернув Драко к себе, накрыл его рот своим.

— Правильно, Гарри, — с удовольствием сказал Сириус. — Пусть помолчит. На самом деле, Розмерта, есть только два способа заткнуть Малфоя — один из них был нам только что продемонстрирован… эээ… точнее, он демонстрируется, я бы так сказал.

— А второй? — спросила барменша, — с лукавой улыбкой наблюдая за целующимися юношами. Люпин уткнулся лбом в сложенные руки и залился тихим смехом. Сириус слегка покраснел.

— Эээ… это не тот способ, который рекомендуется показывать большому скоплению народа. Да и малому тоже, кстати.

Несколько секунд недоумевающая Розмерта переводила взгляд с хохочущего Люпина на скалящегося Блэка, потом залилась краской и с силой шлепнула рассмеявшегося Сириуса по руке.

— Сириус Блэк! Ну, знаешь ли…

— Прошу прощения! — улыбнулся Сириус. — Это была не самая удачная шутка. Так вот, по правде говоря, — он с веселой усмешкой покосился на взъерошенного Драко, которого Гарри наконец-то отпустил, — идея в ее окончательном варианте действительно принадлежала Драко. В прошлом году Гарри задумал создать состав на основе Аконитового зелья — вы ведь знаете, что такое Аконитовое зелье, Розмерта?

— Конечно, — барменша сочувственно улыбнулась Люпину. — Конечно, я знаю. Продолжай, Сириус.

— Гарри хотел создать такое зелье, которое бы полностью излечивало вервольфа. Ему удалось излечить своим зельем укушенных недавно, но на вервольфов «со стажем» зелье не действовало. И тогда Драко…

— Ну… — перебил Драко, изо всех сил пытавшийся казаться застенчивым. — Это было не совсем тогда, это было несколько позже.

— Не мешай повествованию, — сурово сказал Сириус. — Так вот, тогда Драко предложил интересное решение — малфоевское такое решение. Он заявил, что в теле того, кто стал оборотнем давно, человек и волк сроднились и на самом деле не хотят расставаться. Он предложил создать зелье, которое делало бы оборотня анимагом.

— И что? — с горящими глазами спросила барменша. — Получилось.

— Да, — Сириус торжествующе улыбнулся, как будто создание зелья было его личной заслугой. — Вчера ночью зелье торжественно прошло испытание.

Мы собрались в кабинете Снейпа — я, Лунатик, наши влюбленные голубята, ну, и это носатое чучело…

— Ты бы потише про носатое чучело, — заметил Люпин, взмахнув ресницами в сторону двери, в которую только что вошли Снейп, мисс Паркер и Гермиона. — Возможно, он станет директором… а кое-кому там еще работать.

— Это будет ужасный день для Хогвартс, — мрачно произнес Сириус.

— Дальше, — ласково улыбаясь, попросила мадам Розмерта.

— Мы перегородили кабинет решеткой, за которой остались Лунатик и я. Ребята решили, что испытание должно приходиться именно на полнолуние, потому что если зелье сработает в этом случае, значит, оно сработает и в любом другом.

Стемнело. Мальчики и Снейп дожидались по ту сторону решетки, а я остался с Луни на случай, если зелье не сработает и придется его усмирять. Мощь оборотня — страшная штука, иной раз ее не выдерживали самые крепкие решетки.

Взошла полная луна, и началась трансформация. Она приходит на мягких лапах, совсем как волк, овладевает человеком постепенно. Я много раз видел это и никогда не испытывал желания попробовать на своей шкуре.

Сначала человека пробирает дрожь. Потом она усиливается и начинает проходить волнами. Когда Рема стало трясти, я подал ему кубок с зельем, и он выпил, едва не расплескав половину. Прошло еще две минуты, и лунный луч настиг комнату, где мы находились. Рем глухо зарычал и превратился в волка.

Я испугался, что зелье не получилось, и уже почти принял свой анимагический облик, когда вдруг волк, стоявший в столбе лунного света, поднялся на задние лапы, одновременно принимая человеческий вид. Это был Рем, и он улыбался.

— Примерно как сейчас, — закончил Сириус, ласково поглядывая на Люпина, и сказка, созданная его голосом, исчезла. Мадам Розмерта утерла слезы, заблестевшие в уголках глаз, поправила передник и, поднявшись, сказала:

— Ох, спасибо, Сири, — она погладила анимага по голове. — Ты всегда это умел. И я так рада за вас… за всех, — закончила она, ласково погладив Гарри и Драко по растрепанным макушкам. Улыбающийся Сириус проводил ее взглядом, потом повернулся к своим сотрапезникам — и поймал боковым зрением устремленный на него взгляд темных, похожих на два бесконечных тоннеля, глаз. Всего на мгновение — а потом Снейп снова повернулся к своим юным спутницам.

В загоне никого не было, только валлийская хвосторога (вроде бы самец — Джинни в них не очень разбиралась) дремала на солнышке. Во дворике Джинни наткнулась на своего брата и Блэйз Забини — картина, конечно, была возмутительная, и Забини, разумеется, вовсе не та девушка, которая нужна Чарли, — но сейчас было решительно не до них.

Она заглянула еще в несколько помещений — одно из них оказалось спальней драконолога по имени, кажется, Джек, и Джинни, покраснев, быстренько шмыгнула обратно в коридор — парень был там не один, и хорошо, что они уже спали. На мгновение задумавшись, кому могла принадлежать знакомая на вид русоволосая макушка, Джинни заглянула в «гнездо» — помещение, где драконихи высиживали яйца, и тут же забыла про Джека и его пассию. На полу, на куче песка сидел Януш и рассеянно укладывал в большую плетеную корзину яйца шведского тупорыла, а сама мамаша спала в двух шагах от него, очевидно, усыпленная заклинанием. Темный волосы драконолога были стянуты в хвост, несколько прядей, выбившись, падали на лицо, и он машинально отводил их за уши. Казалось, мыслями Януш пребывает где-то очень далеко отсюда.

Джинни только собралась спросить, не видел ли он Шеймуса, как светловолосый гриффиндорец сам выступил из темного угла комнаты и нерешительно двинулся к Янушу. Плечи драконолога напряглись — кажется, он заметил присутствие.

А ведь Шеймус совсем не похож на Драко, внезапно поняла Джинни. В начале года она часто ошибалась, принимая его за слизеринца (странно, но была здесь какая-то необратимость сравнения — Драко за Шеймуса она не принимала никогда), но теперь волосам юноши вернулся их природный светло-соломенный свет, солнце чуть тронуло загаром лицо, нарисовав на нем россыпь веснушек. Шеймус был ниже ростом и вообще казался меньше. И, конечно, Драко никогда не стал бы носить джинсы, драные на коленях, с неряшливой бахромой внизу, и растянутые футболки. Возможно, Драко такая одежда пошла бы больше, чем Шеймусу — Шеймуса она вовсе не красила.

Но когда Януш обернулся, чтобы посмотреть на гриффиндорца, у него было лицо того, кто увидел самого прекрасного человека на земле.

— Януш, — тихо произнес Шеймус. — Я слышал, вы скоро уезжаете?

— Да, Дамблдору мы больше не нужны, а когда Вожак оставит группу, с драконами будет трудно справляться, — ответил Януш. — Мы возвращаемся в Румынию.

— А что ты делаешь летом? — немного помедлив, спросил Шеймус. Януш приподнял бровь, глядя на него. — Я имею в виду, у вас же бывает отпуск… или что-то в этом роде…

— Да, — Януш кивнул. — Но я не беру отпуск — мне ехать некуда.

— Да, ты мне говорил, — Шеймус кивнул. — Я помню. Ты сирота.

— Ну да…

— А ты… можешь взять отпуск нынче летом? — Шеймус чуть прикусил губу. Януш не отвечал, и гриффиндорец поспешно добавил: — Мама хочет, чтобы я поступил в университет. Там экзамены в июле, а в августе я уже буду свободен. Наверное, не получится никуда выбраться — год назад я уже ездил в Грецию, в этом мамина очередь кататься… Но ты можешь приехать в гости — у нас большой дом, рядом лес, озеро… Есть квиддичная площадка…

Шеймус смолк. Януш по-прежнему молчал, глядя на него странным, непонятным взглядом.

— А что на это скажут твои родители?

Шеймус глубоко вздохнул.

— Я… постараюсь им объяснить…

— Незачем влипать в неприятности из-за меня, — возразил Януш.

— Я хочу, чтобы ты приехал! — в голосе Шеймуса прозвучала мольба. — Я действительно хочу, я… я повел себя не очень хорошо, Януш…

Драконолог поднялся на ноги и подошел к юноше. Теперь Шеймус смотрел на него снизу вверх.

— Это моя вина, — произнес он ласково. — Ты точно хочешь, чтобы я приехал?

— Да.

— Шеймус… если я приеду, я расскажу твоим родителям правду. Что я люблю тебя. И хочу быть с тобой. По возможности — вечно. Ты все еще хочешь, чтобы я приехал?

— Да, — произнес Шеймус, и в голосе его прозвучала улыбка. — Я очень хочу, чтобы ты приехал.

Руки Януша тут же обвились вокруг тонкой талии, сминая ткань футболки, и Шеймус чуть привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до губ драконолога. Джинни отстранилась от двери и тихо прикрыла ее за собой.

Проходя по коридору в обратную сторону, она не выдержала и снова заглянула в ту самую спальню. Двое все так же спали, но теперь обладатель русого затылка устроился головой на груди драконолога, и Джинни смогла разглядеть его лицо…

Из драконария она вылетела с алыми щеками и яростными мыслями. Жизнь все-таки несправедлива — классные парни либо геи, либо достаются дурам и стервам, либо твои братья. Краем глаза она успела заметить по-прежнему прильнувших друг к другу Чарли и Блэйз. А иногда два последних пункта совпадают…

Чертов Лонгботтом!..

Из «Трех метел» уходили уже все вместе, общей компанией. Гарри и Драко сразу отстали — сначала Сириус ловил краем уха их негромкий разговор позади, потом вовсе перестал что-либо слышать. Рем обернулся волком и развлекал девушек. Снейп и Сириус оказались вдвоем.

Они шли бок о бок почти до самого Хогвартса, шли молча, и впервые за многие годы их совместное молчание не было тяжелым. Сириус вдруг понял, что улыбается. От счастья. От того, что у него теперь есть все — счастливый крестник, не обремененный необходимостью бороться со вселенским злом, прекрасный возлюбленный, даже сын… и еще брат. При этой мысли Сириус повернулся к Северусу — и увидел, что тот смотрит на него.

— Ты знаешь, — задумчиво произнес Снейп. — А я уже забыл, как ты замечательно умеешь рассказывать истории…

— О… — сказал Сириус.

— Не думай, что за этими словами скрывается что-то особенное, — предупредил Снейп.

— О… — еще раз сказал Сириус. — Я и не думал.

И они продолжили свой путь в молчании.

Бледная рука Драко лежала поверх уже успевшей покрыться загаром руки Гарри. В лунном свете кожа Драко мягко сияла, и Гарри украдкой, из-под челки, любовался своим возлюбленным.

— Красиво… — задумчиво произнес Драко. Он смотрел на их скрещенные руки. В ответ Гарри поцеловал его ладонь, а Драко приласкал лицо Гарри. Минуту спустя они уже лежали на прогревшейся за день земле.

— Мы отстали, — прошептал Гарри.

— Ничего, — пробормотал Драко. — Мы ведь не торопимся…

— Кто-нибудь поймает нас за гуляние после отбоя и снимет баллы…

— Кому они теперь нужны?

— Верно…

— Драко, — позвал Гарри три минуты спустя. — Ты уже пригласил кого-нибудь на выпускной бал?

— Нет, — слегка удивленно отозвался тот. — Я хотел пригласить Сольвейг, но она вроде уже с кем-то идет — так я ее понял. Тогда я пошел к Грейнджер, но она тоже оказалась занята. А мелкая Уизли идет с Финниганом. Даже Блэйз, и та мне отказала… А к Пенси я не обращался. Зря я стал геем, все девчонки теперь меня не хотят…

— Просто они знают, что им не обломится, — усмехнулся Гарри. — И что ты решил?

— Что пойду один. Буду изображать из себя одинокого Демона.

— А… — Гарри застенчиво погладил руку Драко чуть выше запястья. — Ты бы не хотел пойти со мной?

— С тобой? — Драко положил скрещенные руки Гарри на грудь и оперся о них подбородком. — Официально?

Как пара?

— Ну да…

— Скандала не боишься, Поттер?

— Да все возможные скандалы уже были! — рассмеялся Гарри. — Ну, так что, пойдешь?

— Надо подумать, — Драко хитро прищурился.

— Ну пожа-а-алуйста!..

— Ладно, пойду. Но… — Драко поднял палец. — Я тоже хочу тебя кое о чем попросить.

— О чем?

С полминуты Драко молчал. Потом произнес:

— Я хочу, чтобы ты съездил со мной в Лондон.

Это было обычное кладбище, скучное, с рядом серых надгробий, среди которых изредка встречалась парочка-другая не похожих на все прочие, но, как многие кладбища, привлекательное в своем спокойствии.

Возле каменного креста, возвышающегося над свежим, еще не покрытым плитами и не огражденным холмиком, стоял белокурый юноша. Ветер, только что пытавшийся оторвать ветви у кладбищенских деревьев, рванулся было к нему, чтобы вырвать из тонких рук длинный белый шарф и унестись с добычей, но вдруг замер, то ли пораженный невероятной красотой юноши, то ли выражением скорби и вины в его глазах, и послушно улегся у его ног.

Юноша водил кончиками пальцев по гранитной перекладине, потом присел и осторожно, словно чего-то очень хрупкого, коснулся букв на маленькой плите у подножия креста. Буквы складывались в слова: «Малькольм Джулиан Бэддок, 15 мая 1983 года — 4 апреля 1998 года. Если не будете как дети, не войдете в царствие небесное». Несколько минут блондин смотрел на эту надпись, словно надеясь прочитать в ней больше, чем было написано. Его губы беззвучно шевелились.

Наконец он встал и нежно, словно укутывая ребенка, повязал на перекладину креста белый шарф. Ветер в то же мгновение очнулся от забытья и схватился за концы шарфа, превращая его в свою игрушку.

А белокурый юноша повернулся и стремительно, словно убегая, зашагал прочь от могилы, к воротам, где, прислонившись к кладбищенской стене, ждал его молодой человек с темными непослушными волосами.

Когда блондин подошел, тот отстранился от стены и взял друга за руки жестом сочувствия. Но тот мягко отнял свои ладони и вышел за ворота. Чуть помедлив, темноволосый последовал за ним, нагнал, и вскоре они зашагали рядом, плечом к плечу.

На ветру, как знамя, трепетал белый кашемировый шарф. Если приглядеться, можно было увидеть, что ровно посередине его схватывает серебряное кольцо — переплетенные ветви, — со множеством мелких изумрудов — листьев. Сорока, привлеченная блеском, слетела с ветви на добычу, но у самого креста вдруг закружилась на месте, словно забыв, а зачем она, собственно, спустилась сюда, потом поднялась выше и медленно, как под грузом тяжких раздумий, полетела прочь…

Хогвартс, 26 июня 1998 года

Драко в последний раз провел расческой по волосам, поправил кружевные манжеты и посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был нервный. Словно перед первым свиданием. Может, не стоило зачесывать волосы назад?

В дверь постучали, Драко, чуть помедлив, пошел открывать. Руки неожиданно затряслись, а движения стали какими-то судорожными.

За дверью стоял Гарри. В робе бутылочно-зеленого цвета — в точно такой же (хорошо, если не в этой самой) он пришел на четвертом курсе на Рождественский бал, — как всегда, взъерошенный, в этих ужасных очках в пластмассовой оправе, которые ему выдали в больнице.

— Боже, Поттер! — Драко всплеснул руками в притворном восхищении. — И куда я собрался с тобой, таким красивым? Особенно в этой маске для подводного плавания… ах, прости, это же твои новые супермодные очки! Представляю себе, нас, кажется, ожидает бум в очковой моде. Роговые очки от Гарри Поттера — ограбьте вашу бабушку!

— Ха-ха-ха! — внятно произнес Гарри, отстраняя Драко и входя в комнату. — У тебя осталось немного геля для волос, Малфой, или ты все пять флаконов вылил себе на голову?

— Я удивлен — ты знаешь, что такое гель для волос, — усмехнулся Драко.

— Зато теперь у меня никогда не будет проблем, что дарить тебе на день рождения, — сказал Гарри, падая в кресло и снимая очки. — Очередная упаковка геля для волос. Какую фирму предпочитаешь?

— Ну и язва же ты, Поттер, — произнес Драко, склоняясь к нему и легонько прикасаясь к губам гриффиндорца своими. Губы Гарри дрогнули, расползаясь в улыбке.

— Как говорится, с кем поведешься, так тебе и пусть…

Драко выпрямился, ухмыляясь.

— Кстати, о подарках. Я приготовил тебе подарок, Гарри.

— Ура, я снова Гарри, — он вдруг резко выпрямился в кресле, схватил Драко за талию и буквально бросил его к себе на колени. — Лучший мой подарочек — это ты, Малфой.

Смех Драко был безжалостно задушен в зародыше.

— От моей прически ни черта не осталось.

— Так лучше…

— И вся шея в засосах.

— Тебе идет.

— Ну, конечно, синие пятна на белой коже — последний писк моды…

Драко поднялся с колен Гарри, потягиваясь.

— Еще десять минут — и мы начнем опаздывать на Выпускной бал, Поттер. Я бы не хотел привлекать лишнее внимание.

— Поздно спохватился, — Гарри встал на ноги. — Ты что-то говорил о подарке, я помню…

— Он помнит, смотрите-ка! — воскликнул Драко. — А я помню, что ты в недвусмысленных словах и… ммм… жестах от него отказался.

— Ну, давай тогда считать, что это была плата за твои дары, — предложил Гарри.

— Рассчитываешь перейти ко мне в содержанки, Поттер? — оживился Драко. — Слушай, а я не против! Если ты, конечно, обещаешь исполнять все мои самые извращенные прихоти…

— Это зависит от условий содержания, — дипломатично заявил Гарри. — А пока что, мистер, гоните плату за услуги.

— Ой, с кем я связался… — пробормотал Драко, открывая ящик стола. — Вот, мой меркантильный друг.

Черная, даже на вид ужасно дорогая бархатная коробочка сверкнула металлом и стеклом, когда Драко открыл ее. Дрожащими пальцами Гарри вынул подарок — изящные, легкие, похожие на крылья бабочки, такие, что боязно было прикасаться, очки.

— О… Драко, это… о Боже мой… это же…

— Cartier, — небрежно произнес Драко. — А стекла…

— Линзы, — механически поправил Гарри, почти с благоговением рассматривая очки.

— Хорошо, линзы, — пожал плечами Драко. — Так вот, они — Essilor.

— Но это маггловские фирмы, — Гарри поднял глаза на Драко, и тот слегка надменно улыбнулся. — Откуда они тебе известны?

— О… — это «о» было абсолютно неподражаемо, нечто такое, что мог произнести только Драко. — Я и не знаю. Я спросил в таком месте, где у магглов продаются разные снадобья…

— Это называется аптека, — вставил Гарри.

— Может быть. Так вот, я спросил, где можно купить самые хорошие очки. Мне сказали где, я пришел туда и спросил, кто считается самым крутым в этом смысле. Мне и сказали. Тогда я заказал очки.

— Рецепт…

— Я украл его у тебя еще летом.

— А как ты попал в…

— В Лондон? Меня Сириус возил.

— Это же так дорого, — прошептал Гарри, разглядывая очки почти с ужасом.

— Я могу подарить тебе дорогой подарок, — надменно отозвался Драко.

— Мне очень… очень стыдно, — пробормотал Гарри. — Я как-то не подумал… я не приготовил тебе подарка… и зимой, на день рождения, ничего тебе не подарил…

— Да, зимой ты мне ничего не подарил, — сказал Драко, глядя в пол.

— Драко, я…

— Только не говори, что не можешь принять подарка.

— Я так люблю тебя, — беспомощно произнес Гарри, надевая очки. — Как я выгляжу?

— Как парень в очках, — Драко улыбнулся. — Не благодари меня, Поттер. На самом деле, этот подарок — глубоко эгоистичный шаг. Я самый красивый парень в мире, неужели я позволю моему любовнику не видеть мою красоту?

— Обожаю тебя, — Гарри улыбался, счастливо и беспомощно. — Просто обожаю.

Сольвейг слетела по ступенькам, перепрыгивая через три, пронеслась по холлу и резко затормозила перед дверями в Большой зал. Немного постояла, переводя дыхание, нервно пригладила волосы, что не возымело, впрочем, ни малейшего эффекта, и степенно вошла.

В Большом зале царил полумрак; на настоящем небе, отражавшемся в зачарованном потолке, уже зажглись звезды. Сам же зал был превращен то ли в рощу, то ли парк — причудливо изогнутые деревья вздымали ветви к потолку, между стволами прятались маленькие столики, на каждом из которых стоял сосуд со светляками. Звучал вальс, и в центре, свободном от столов и деревьев, кружились пары. Были слышны смех и негромкие разговоры, тихо звенели бокалы, соприкасаясь друг с другом…

Сольвейг обшарила глазами зал, но Гермионы не увидела. Зато увидела Гарри — он сидел совсем один, за маленьким столиком, крутил в пальцах пустой бокал и улыбался чему-то, что, судя по направлению взгляда, скрывалось на дне его тарелки. На его носу, чуть сползшие по переносице, поблескивали дорогой оправой очки.

— Как ты думаешь, ему понравится такой подарок?

— О Боже, Драко…

— Не смотри на меня так! Вдруг он решит, что это слишком дорого, и он не может взять!

— Тогда скажи ему, что это твой свадебный подарок…

Что-то мягкое и теплое коснулось ступни Сольвейг, облаченной в открытую босоножку. Наклонившись, она увидела маленькую морскую свинку — Ребекка так и не появилась больше, и оставалось только надеяться, что она не погибла под завалом. После окончания экзаменов Сольвейг упросила Сириуса свозить ее в Лондон, чтобы купить нового фамилиара отцу.

К спинке грызуна, естественно, была прикручена записка. Северус всегда терпеть не мог птиц, предпочитая обучать своих мохнатых фамилиаров таскать письма. Естественно, Сольвейг не могла удержаться от того, чтобы с периодичностью примерно раз в месяц советовать ему научить их летать.

«Меня утвердили в качестве директора. Ужасно… Что думаешь?»

Сольвейг вынула из кармашка мантии огрызок карандаша, пососала его и вывела на обратной стороне: «А угости!»

Снова прикрутила записку к спине морской свинки, и та потрусила обратно.

Вальс смолк, Сольвейг подняла голову и снова нашла взглядом Поттера. Тот прекратил изучение своей тарелки и теперь улыбался кому-то из танцевавших. Звездный свет пролился на растрепанные, струящиеся, как жидкое серебро, волосы, и у Сольвейг привычно защемило сердце от невероятной красоты слизеринского принца. Драко Малфой вел к столику улыбающуюся Гермиону. Усмехнувшись, Сольвейг подошла к ним.

— Я-то полагала, все танцы принадлежат Поттеру.

Они оглянулись и улыбнулись ей все одновременно, и Гарри немного смущенно сказал:

— Я вообще-то не умею танцевать…

— Я учил тебя в прошлом году, — произнес Драко, придвигая стул Гермионе, а потом — Сольвейг.

— Это было давно, и у меня не было практики, — сказал Гарри. — И я вообще не умею танцевать. А и зачем? Не все же должны уметь танцевать…

— Подписываюсь, — пробурчала Сольвейг сквозь кусок буженины.

— Паркер, ты же в приличном обществе, — недовольно сморщился Драко. В этот момент зазвучала новая мелодия, медленная. Гермиона, задумчиво разглядывающая Гарри сквозь вино в бокале, заметила:

— А по-моему, Сольв весьма аппетитно ест. Я всегда чувствую себя зверски голодной, когда вижу, как она…

— Впихивает в себя еду, — закончил Драко, поднимаясь. — Пошли, Поттер.

Он протянул Гарри руку, тот машинально принял ее и начал вылезать из-за стола.

— Куда пошли?

— Танцевать, конечно, — вскинул брови Драко. Гарри попытался отнять руку, но слизеринец держал крепко.

— Драко, я не умею…

— Прекрати, Поттер, все ты умеешь, — решительно заявил Драко. — Я буду вести, так что не переживай.

— Драко, но…

— Что? — резко спросил Драко. Гарри огляделся вокруг — несколько пар глаз уже уставились на них с жадным любопытством.

— Ничего, — решительно ответил Гарри. — Пошли!

И он почти потащил Драко к танцплощадке.

— На самом деле, это совершенно обычное явление, — задумчиво произнесла Сольвейг, глядя на пару.

— Что? — спросила Гермиона, поворачиваясь к ней.

— Ну, я говорю о том, что девушек возбуждают картинки с целующимися парнями, или танцующими парнями, или парнями, которые…

— Я поняла, — поспешно перебила Гермиона. — Так ты считаешь, что это нормально… ну… что нам это нравится?

— Нет, конечно, — ответила Сольвейг. — Конечно, это ненормально, это же вуайеризм, как же это может быть нормально… Но это обычное явление, хотя все и притворяются, что это не так.

— Не знаю, может, это и вуайеризм, но я рада за них, — сказала Гермиона. — По-моему, Гарри сильно повезло. Я так не думала в прошлом году, я помню, но это оттого, что я не знала Малфоя. Я не думала, что он такой… Мне кажется, он будет любить Гарри вечно. Как ты думаешь?

— Я думаю, что им сильно повезло со мной, — Сольвейг потянулась. — Знаешь, я чувствую себя так, словно написала книгу, невыносимо трудную книгу, которая выжала из меня все соки. И ты знаешь, что я ощущаю?

Удовлетворение, что все получилось, радость, что это наконец закончилось, пустоту, как будто я отдала этому все, что во мне было, но ни грамма сожаления о том, что эта книга завершена.

— Почему? — спросила Гермиона, с улыбкой глядя на улегшуюся головой на стол Сольвейг.

— Я знаю, о чем будет следующая, — ответила Сольвейг. — Знаешь, что общего между женщиной-программистом и морской свинкой?

— Что? — удивилась резкой смене темы Гермиона.

— Морская свинка не имеет никакого отношения ни к морю, ни к свиньям, — с этими словами Сольвейг наклонилась и извлекла из-под стола морскую свинку. — Есть новые неоткрытые элементы, — сообщила она, разворачивая записку. — Что ты думаешь о магическом программировании, Грейнджер?

— Спрашиваешь, хочу ли я быть морской свинкой? — усмехнулась Гермиона. Сольвейг хмыкнула.

— Он пишет «Да», — сообщила она. — Значит, напьемся…

— Кто пишет? — спросила Гермиона.

— Профессор Северус Снейп. Точнее, директор Северус Снейп. Круто, а?

— Да уж, — Гермиона покачала головой. — Впрочем, я не сомневалась… Так это его свинка?

— Ну да.

— И как ее зовут?

— Не знаю, — Сольвейг пожала плечами. — Он вроде еще не придумал ей имя. Непорядок! Что ты думаешь насчет Северины? Отличное имя, я считаю. Если надеть на нее ошейник, то когда она потеряется, ее сразу вернут владельцу.

— Снейп тебя убьет, — покачала головой Гермиона.

— Я ему дочь, — возмутилась Сольвейг. — Северина… — она поманила грызуна кусочком сыра. — Смотри, отзывается!

— Вот именно, дочь, — вздохнула Гермиона. — Он тебя породил, он тебя и… того!

Музыка была медленной, но совсем не печальной. Гарри улыбался, чувствуя, как обнимающие его руки Драко забрались под мантию и нежно гладят спину через ткань рубашки. Его собственные ладони сначала лежали на плечах Драко, но потом забрались выше, обняли за шею, и Гарри тесно прижался к Драко, тихо радуясь тому, что слизеринец по-прежнему выше ростом, и можно устроить голову у него на плече.

— Полтора дюйма, Поттер, — прозвучал шепот Драко у самого уха. Гарри чуть повернул голову.

— Ммм?..

— Это каблуки в полтора дюйма. Но их скрывают длинные брючины. Очень удобно…

— Ты что, читаешь мои мысли?

— Давно ли у меня на носу очки с толстыми стеклами и газовый платок на плечах?

— Брось, Мышь никогда не учила читать мысли…

— А все оттого, что ты пропустил последний курс ее занятий. Блэйз прожужжала мне об этом все уши.

Улыбаясь, Гарри потерся носом о шею Драко.

— Гарри, — снова позвал тот. — А, Гарри?..

— Ну что тебе опять? — пробормотал Гарри.

— Музыка кончилась, солнце…

— Ох, — Гарри выпрямился, слегка сконфуженно оглядываясь по сторонам. Впрочем, все прочие семикурсники старательно делали вид, что не происходит ничего странного. Словно специально чтобы замять ситуацию, МакГонагалл объявила белый танец. Гарри сжал руку Драко.

— Пойдем быстрее!

— Куда?

— Отсюда, — невпопад ответил Гарри. — Сейчас еще приглашать начнут…

Гарри, конечно, был прав — уже несколько хищных пар глаз, в том числе и Джинни Уизли, устремились в их сторону.

— Пойдем, — согласился Драко, и они поспешно, изо всех сил стараясь делать вид, что это вовсе не бегство, выскочили из Большого зала.

Поэтому-то они и не увидели того, что даже много лет спустя передавалось из уст в уста как одна из главных легенд Хогвартса. Они не видели, как Сольвейг поднялась с места и решительно, словно от этого зависела вся ее жизнь, направилась к преподавательскому столу. Она остановилась возле Снейпа, и те, кто случайно оказался рядом, могли слышать, как она, чуть наклонившись к профессору зельеделия, тихо произнесла:

— Разрешите, господин директор?

Поджав губы, Снейп все же позволил своей руке взять маленькую тонкую ладонь, поднялся на ноги и проследовал следом за Сольвейг в центр зала. Они закружились в танце, и снова тот, кто случился рядом и обладал хорошим слухом, смог бы разобрать слова, обращенные Сольвейг к Снейпу:

— А ты не мог бы быть менее каменным? А то мне тяжело тебя таскать по всей площадке?

И тогда этот невольный слушатель услышал бы самый невероятный звук из всех, когда-либо звучавших в стенах Хогвартса — тихий, но самый настоящий и искренний смех профессора зельеделия Северуса Снейпа.

— Ну и куда ты меня тащишь?

— В больничное крыло.

— Это то место, где мы еще не… ну, ты знаешь, что?

— Эээ… не совсем… то есть, да, конечно, но… короче, сам увидишь…

— Позови меня на свою предвыборную речь, когда будешь баллотироваться в мэры Лондона, Поттер. Ты изумительный оратор, ты знал?

— Заткнись, Малфой.

— Оригинальный ответ…

Перед входом в больничный отсек Гарри наконец остановился и отпустил руку Драко. Тот начал с преувеличенной тщательностью растирать запястье.

— Драко! — выпалил Гарри. — Драко, я хотел тебе сказать… нет, давай сначала войдем.

— Ради Бога, — надменно передернул плечами Малфой.

Пара отпирающих заклинаний — и дверь открылась. Юноши оказались в общей палате, сейчас совершенно пустой и темной — только чуть светился ночник, скрытый ширмой. Туда-то и направился Гарри, снова крепко стиснув запястье Драко.

За ширмой оказался тот самый ночник, стоящий на прикроватном столике, и… колыбель, в которой спал, сжимая пухленькие кулачки, младенец. Драко дернулся назад.

— Поттер, это же…

— Да, — твердо произнес Гарри. — Это она.

Он наклонился и бережно и довольно неуклюже поднял малышку на руки. Она проснулась, открыла глаза и заворчала, но плакать, чего больше всего боялся Драко, вроде бы не собиралась.

— Это наша дочь, — произнес Гарри, глядя в зеленые и до ужаса любопытные глаза малютки.

— Гарри, мне не хотелось бы напоминать тебе, что ее вряд ли можно назвать желанным ребенком…

— Драко, подумай…

— Тем более что мне предстоит решить сложный вопрос — дочь она мне или племянница!

— Драко, я прошу тебя… — произнес Гарри, и Драко замолчал. — Спасибо. Послушай меня, хорошо? Потом будешь говорить все, что захочешь, — он перевел дыхание. — Я пришел сюда, чтобы спросить, станешь ли ты моим мужем. Чтобы сделать тебе предложение. Я, правда, не купил кольцо…

— Гарри…

— Дай мне сказать! Понимаешь, независимо от того, согласишься ли ты, что это твоя дочь, или нет, я делаю тебе предложение. Если ты поставишь передо мной выбор — ты или она, я выберу тебя. Но, Драко, посмотри на нее. Это шанс, единственный, такого больше не будет. Без усыновлений и суррогатных матерей. Ребенок, твой и мой, действительно твой и мой. В ней нет зла, — Гарри протянул девочку Драко, словно предлагая убедиться. — Я точно знаю. Она — просто ребенок. Какими бы ни были обстоятельства ее рождения, она же ни в чем не виновата!

— Гарри, мы с тобой сами еще дети…

— Уже давно нет, — покачало головой Гарри.

— Возможно, ее захотят удочерить, какая-нибудь нормальная семья…

— Обстоятельства ее рождения уже стали достоянием общественности. Кто захочет ее удочерить, Драко? Кто вообще станет с ней возиться?

Гарри замолчал, умоляюще глядя на Драко, и Драко тоже молчал, потому что у него больше не было аргументов. Точнее, он знал, что Гарри найдет ответ на любое его возражение. Кажется, он уже все решил…

— Гарри, — тихо произнес Драко. — Поклянись мне, что это не в память о Мине…

— Что? — удивился Гарри. — Да ты в своем уме? Она мне две недели подряд снилась в кошмарах… — он передернулся. — Ты же помнишь, что сказал Вольдеморт? Она отказалась от ребенка, она не оставила ему памяти своей души. Это наша с тобой дочь, Драко. Твоя и моя…

— О, Боже… — пробормотал Драко, протягивая руки, и улыбающийся Гарри передал ему ребенка. Девочка загукала и, выпростав крошечную ручку, попыталась схватить сияющий локон. — Я еще пожалею об этом… — он легонько покачал малышку. — Она светловолосая, совсем как я.

— Она вообще похожа на тебя, — заметил Гарри, заглядывая в лицо малышки с другой стороны.

— Ага. Только глаза зеленые. Твои.

— А вы что здесь делаете?!

Обернувшись на командный голос, Драко не удержался и прыснул. Мадам Помфри, суровая и заспанная, в чепце и халате, взирала на них как на преступников.

— Мы решили навестить нашу дочь, — ответил Гарри. — Где ее кормилица?

— Спит, — опешила медсестра.

— Она должна спать здесь, рядом с ребенком, — вступил Драко, укладывая девочку обратно в кровать. — Кстати, предупредите ее, чтобы готовилась к отъезду. Если она не хочет или не может, сообщите нам, мы наймем новую кормилицу. Так, что еще?

— У нее достаточно всяких там пеленок и прочего? — изо всех сил стараясь попасть в тон Драко, спросил Гарри. Мадам Помфри растерянно кивнула. — Это хорошо. Мы завтра вернемся. Да, Драко?

— Верно, — кивнул Драко, и парни, напоследок погладив девочку по голове, вышли.

— Вот ведь, а? — мадам Помфри повернулась к кормилице, которая как раз выползала из отведенной ей комнатушки. — Вам придется ночевать рядом с девочкой, милочка. Ну, чего ты разоралась? — это уже относилось к ребенку. — Ну вернутся они, вернутся…

— Сначала оформим опекунство на Нарциссу, а потом, когда нам стукнет по двадцати одному, мы поженимся и официально удочерим ее, — говорил Драко, пока они шли по коридору прочь от больничного крыла.

— А обязательно ждать три года до свадьбы? — спросил Гарри.

— Ну, мы же все равно будем учиться, — ответил Драко. — Да не бойся, я не передумаю.

— Это я не передумаю! — возмутился Гарри. В ответ Драко поцеловал его…

Через двадцать минут Драко сказал:

— Мы кое-что забыли?

— Что? — спросил Гарри сонно.

— Имя.

— Чье?

— Ее. В смысле, мы не придумали, как ее назвать.

— Точно, — Гарри сел, выпрямляясь. — Предлагаю назвать ее Лили.

— Я знаю, что так звали твою маму, — Драко встал и протянул Гарри руку. — Но я не согласен.

— Ладно, это нечестно, — согласился Гарри, поднимаясь. — А ты что думаешь?

— Тебе нравится имя Аделаида?

— О Господи! — вырвалось у Гарри. — А что-нибудь менее… ммм… высокопарное? Мэри, например?

— Сам ты Мэри! — рявкнул Драко. — Ты еще скажи — Джейн! Виктория — прекрасное королевское имя…

— Ммм… — Гарри поморщился. — Ты же не серьезно?

— Тебе не угодишь! Антуанетта?

— Драко, прекрати! Не может быть, чтобы тебе всерьез нравились такие имена! Пусть она будет Люси…

— Щас тебе! — буркнул Драко. Они замолчали, крайне недовольные друг другом. Наконец заговорил Гарри:

— Ладно, давай не будем ссориться. Поступим так — первый встречный человек пусть будет тем, чье имя мы дадим нашей дочери.

— Ага, а если это будет Снейп, то как мы ее назовем? — возмутился Драко. — Севериной, что ли?

— Я о девушках говорил!

— Ладно, — Драко кивнул. — Надеюсь, это будет не МакГонагалл…

Гарри рассмеялся, и в этот момент из глубины коридора раздался голос:

— И где это вы, интересно, ходите? Там уже вовсю поют гимн Хогвартса, между прочим. Можно же вечер прожить без секса?

— Ох… — сказал Гарри.

— Но это лучше, чем Эрменгарде… — заметил Драко. — Например.

— Что лучше? — Сольвейг переводила взгляд с одного на другого. — Вы где были?

— Сольвейг, — произнес Драко, словно пробуя имя на вкус. — Уговор дороже денег.

— Какой уговор?

— Это значит «Солнечный путь», — сообщил Драко специально для Гарри. — От рассвета до заката…

— Путь солнца этим не ограничен, — заметила Сольвейг. — Нам кажется, что оно ушло, а на самом деле это мы повернулись так, что нам его не видно. А оно меж тем никуда не делось.

— Я мог бы сказать то же самое о любви, — задумчиво произнес Драко и, обойдя Сольвейг, двинулся вперед по коридору. Чуть помедлив, Гарри пошел следом за ним.