Дракон и раб

ГЛАВА 9

Рабам позволили сделать две передышки, каждая из которых заняла целых пять минут. Почти все воспользовались этим для того, чтобы присесть и отдохнуть. Но Джек оба раза продолжал усердно трудиться.

Более длинный, двадцатиминутный перерыв наступил в полдень – тогда всем дали по чашке жидкости, которую Маэрлинн назвала бульоном. Джеку эта жидкость показалась похожей на ароматизированную воду, притворяющуюся супом. Но на вкус она была приятной, и мальчик вынужден был признаться, что почувствовал себя бодрее, осушив чашку.

Он проработал большую часть и этого перерыва, держа чашку с супом в одной руке, а второй продолжая собирать ягоды; время от времени он прихлебывал «бульон».

Уже давно перевалило за полдень, и Флек объявил еще один пятиминутный перерыв, когда Джек вдруг услышал музыку.

Он перестал собирать ягоды и огляделся по сторонам. То был негромкий звук, чистый и ясный, почти эфирный – если бы только он мог вспомнить, что именно означает это слово. Такая музыка замечательно подошла бы для сцен в фильме, рассказывающем про тропический рай.

Но в колонии рабов она походила на удар в зубы в сопровождении милой улыбки.

– Откуда эта музыка? – пробормотал Дрейкос.

– Не знаю. – Джек выпрямился и огляделся по сторонам.

И тут из-за кустов вышел старик. Он шагал медленно: то ли у него плохо сгибались колени, то ли он устал, а может, и то и другое. На голове старика красовалась потешная широкополая шляпа, а в руке он держал такой музыкальный инструмент, какого мальчик никогда раньше не видел.

Джек заморгал, вытирая пот со лба. Судя по тому, как переливались на музыкальном инструменте солнечные блики, он был сделан из металла, и некоторые его части выглядели очень знакомыми, как будто старик соорудил его из полудюжины других инструментов. Та часть, в которую старикан дул, смахивала на мундштук флейты, но клапаны напоминали клапаны трубы и, возможно, геликона. Остальных деталей Джек вообще не узнал.

Мальчик осмотрелся по сторонам. Рядом с ним была только Лиссса, которая старалась достать ягоду из путаницы веток.

– Эй, Лиссса, – окликнул Джек, шагнув поближе. – Что это за музыкант?

Она издала звук, похожий на фырканье лошади.

– Это клезмер[5].

– Что значит «клезмер»?

– Я что, похожа на энциклопедию? – огрызнулась она. – Он сам так себя зовет!

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Джек. – Я же просто спросил.

– А я просто ответила, – угрюмо проговорила Лиссса. – Думаю, на одном из человеческих языков это слово означает «пиявка».

Джек нахмурился.

– Пиявка?

Лиссса снова фыркнула.

– Посмотри на него еще разок. Джек бернулся.

Теперь клезмер медленно шел вдоль ряда сборщиков ягод. Каждый из рабов поворачивался к старику, когда тот проходил мимо, и, к удивлению Джека, опускал немного ягод в свисающую с шеи клезмера миску.

– Хорошо, я сдаюсь, – проговорил Джек. – Что они делают?

– Я ведь уже сказала, он пиявка, – прорычала Лиссса. – Говорят, что его глаза слишком плохо видят и что он не может больше собирать ягоды. Я прямо готова расплакаться от жалости!

– Но разве бруммги в таких случаях не... – начал было Джек.

– Что, не отправляют рабов на покой? – пренебрежительно спросила Лиссса. – Не будь идиотом. Если мы не работаем, мы не едим. Точка.

Он дернула плечом в ту сторону, куда удалялся клезмер, толстые чешуйки на ее плече царапнули ветки куста.

– Поэтому он совершает эти жульнические обходы. Играет и притворяется, будто не попрошайничает. И все остальные дают ему ягоды и притворяются, будто это не милостыня.

Джек смотрел на лицо Лисссы, насколько мог его рассмотреть сквозь ветки и листья. Девочка сделала какое-то странное ударение на слове «милостыня».

– А ты сама не подаешь милостыню?

Она нехотя, как показалось Джеку, вынырнула из куста и уставилась на него темными глазами.

– Ты что, такой наивный? – горько спросила она. – А может, просто дурак? Мы все – рабы. Рабы. Мы на самом дне, отсюда уже некуда падать. А милостыня существует для тех людей, у которых есть лишнее, чтобы отдать это другим. Милостыня – не для нас. Здесь никто о тебе не позаботится. Никто, кроме тебя самого.

– А как же Маэрлинн? – спросил Джек. – По– моему, она пытается нам помогать.

– О да, – огрызнулась Лиссса. – Маэрлинн. Она помогала и родителям Ноя – они оба теперь мертвы. Она помогала дяде Греба и Гриба. Он тоже лежит в могиле. – Девочка быстро посмотрела куда– то мимо плеча Джека. – Хотелось бы знать, принесли ли ее добрые намерения пользу хоть кому-нибудь.

Джек обернулся и увидел автомобиль с открытым верхом, вроде того, в котором его сюда привезли. В автомобиле кроме шофера были два бруммги: один – взрослый, а второй – куда меньше и младше первого. Автомобиль остановился, оба пассажира вышли.

– Быстрей. Хотя бы делай вид, что работаешь, – предупредила Лиссса, снова нырнув в кусты.

Джек шагнул к следующему кусту и снова принялся собирать ягоды, краем глаза наблюдая за двумя бруммгами, которые медленно пошли вдоль линии рабов. Младший бруммга непрерывно тараторил, обращаясь к старшему.

Джек почувствовал, как все вокруг напряглись, и тихо спросил Лисссу:

– В чем дело?

Он заметил, что клезмер перестал играть и отступил в сторону, молчаливый и настороженный.

– Это что, инспекция?

– Хуже, – прошипела Лиссса из куста. – Проклятое отродье, дочка Крампача, вернулась за новой игрушкой.

Джек нахмурился.

– За новой игрушкой?

Бруммги продолжали идти, младшая тыкала пальцем то в одного, то в другого раба и что-то спрашивала; старший бруммга ей отвечал. Джек понял, что Лиссса права: точно так ведут себя малыши в магазине игрушек. Малыши, которые пытаются уговорить отца купить все, что попадается им на глаза.

А потом дочка внезапно остановилась и стала тыкать пальцем еще требовательней. Ее отец что-то ответил; она продолжала настаивать, и бруммга, пожав плечами, сдался.

Из линии рабов выступил один из сородичей Лисссы, долом. Старший бруммга сделал повелительный жест, взял дочь за руку и вернулся к машине.

Осторожно поставив на землю миску с собранными ягодами, долом последовал за ними.

За спиной Джека Лиссса что-то неистово прошипела.

– Чтоб ей раздуться и лопнуть! – пробормотала она.

– Что она с ним сделает? – спросил Джек.

– Вероятно, разрисует, – ответила Лиссса, выплевывая каждое слово так, будто они были отвратительными хрящами. – Так она обычно поступает, когда выбирает долома. Она полагает, что наша чешуя похожа на раскраску, которая только и ждет, чтобы ее размалевали.

Девочка издала глубокий рокочущий звук, который, казалось, отозвался эхом в ее груди и горле.

– А может, она решит вырезать на нем узоры. Она однажды уже проделала такое.

Джек вздрогнул.

– Это наверняка больно.

– Если делать глубокие надрезы – да, – ответила Лиссса. – Именно так она и поступила. А потом ей это надоело и она отослала долома обратно, но он заболел, потому что порезы воспалились. Он умирал шесть дней.

– Милая малышка, – пробормотал Джек, ссутулив плечи.

Дрейкос беспокойно сновал по его коже, и мальчик физически ощущал исходящий от дракона гнев.

Он не мог обвинять к'да. Именно из-за таких вот проявлений дракон ненавидел рабство, да и сам Джек готов был вступить в клуб аболиционистов.

– А как насчет того долома? – спросил он Лисc– су. – Ты его знаешь?

Он слишком поздно понял, что задал дурацкий вопрос. Конечно, она знала всех доломов, которые были среди рабов.

Однако ответ девочки его удивил.

– Не очень, – ответила Лиссса. – Кажется, его зовут Плэсссит, а может, Пласссит. Как-то так.

Джек, нахмурившись, смотрел на нее, но похожая на черепицу толстая чешуя не позволяла распознать выражение ее лица, когда она смотрела на бруммг.

– Ты не знаешь его? – спросил мальчик. – То есть... Я имел в виду – он же один из твоих сородичей.

Она перевела взгляд на Джека.

– Как, ты сказал, тебя зовут? – с намеком спросила Лиссса.

И так же демонстративно повернулась к нему спиной, вернувшись к работе.

– Понятно, – пробормотал Джек.

Здесь вправду все было ясно как божий день. Лиссса не хотела знать ни одного из них. Они все были рабами, она тоже была рабыней, и единственное место, где она могла спрятаться от действительности, – это внутри себя.

И там она хотела бы остаться навсегда.

Автомобиль тронулся с места, увозя бруммг и до-лома, и после этого некоторое время царило молчание. Потом клезмер снова заиграл, а рабы опять принялись собирать ягоды. Когда клезмер проходил мимо Джека, мальчик положил пригоршню ягод в его миску. Старик пробормотал слова благодарности, и, повинуясь внезапному импульсу, Джек добавил еще пригоршню.

После этого он долго гадал, почему так поступил. Вероятно, он удивился собственному' порыву гораздо больше, чем удивился ему клезмер. Тем более что на кону стоял обед самого Джека.

Может, такая необычная щедрость была ответом на эгоистичное поведение Лисссы. А может, он поступил так, зная, что за ним наблюдает Дрейкос. Чтоб ему провалиться, этому Дрейкосу с его проклятущей, как заноза в заднице, этикой воинов к'да!

Джек заметил, что когда клезмер прошел мимо Лисссы, та как будто не заметила старика.

Щедрость не вышла Джеку боком. К тому времени, как бруммги появились за стоящими под деревьями столами, он успел наполнить свою миску. Вообще-то, он собрал даже больше ягод, чем требовалось: до края миски. Он сдал ягоды, получил «билет на еду» и присоединился к рабам, которые шли в столовую.

Столовая оказалась примерно такой, какой и представлял ее Джек: длинные столы и простые деревянные скамьи. Зато обед оказался лучше, чем мальчик ожидал. Он состоял из фаршированной капусты, которую Джек уже пробовал ночью, и из тарелки такого же питательного супа, какой они уже получали днем. В придачу полагались кусок хлеба, выпеченного невесть из чего, и маленький ломтик настоящего мяса.

Фаршированная капуста уже не казалась ему такой вкусной, как в первый раз, когда он умирал с голоду, но все же и сегодня она была неплоха. Джек выпил весь суп и вытер миску хлебом, чтобы не потерять ни капли. Мясо он потихоньку сунул в карман, чтобы потом отдать Дрейкосу.

Когда с едой было покончено, каждый раб вымыл свою посуду в единственной ванне с водой и вернул ее рабам-поварам.

После этого Джек хотел потихоньку улизнуть туда, где бы его никто не увидел и не смог бы подслушать беседу с Дрейкосом. Но во время обеда он понял, как устал после целого дня работы – ныли даже те мышцы, о существовании которых он раньше не подозревал. К тому времени, как он на негнущихся ногах вышел из столовой, он хотел уже только одного – отправиться прямиком в постель.

Джек переоделся в балахон, аккуратно сложив свою одежду в ногах постели. Маэрлинн пришла, чтобы посмотреть, как он, убедилась, что с ним все в порядке, и снова ушла.

На этот раз исанхара не предложила выстирать его вещи. Вероятно, отныне Джеку придется заниматься этим самому. Завтра, когда он немного отдохнет, он спросит кого-нибудь, как устроить постирушку.

Мальчик заставил себя не засыпать еще несколько минут после того, как погасили огни, надеясь, что все остальные быстро уснут.

– Дрейкос? – прошептал он, решив, что прошло достаточно времени.

– Все спят, – тихо подтвердил дракон. – Ты в порядке?

– Здорово устал, – признался Джек, вытаскивая из-под подушки припрятанное мясо. – Но вообще– то я в порядке. Вот, я припас для тебя еды. Прости, что ее так мало.

– Вполне достаточно, – заверил Дрейкос. Он поднял голову с груди Джека, его гребень встопорщил тонкое одеяло. – Я не очень проголодался.

– Да уж, конечно, – заметил Джек, когда дракон одним махом проглотил мясо.

– Нет, правда, – настаивал Дрейкос. – А теперь спи.

– Ладно, уговорил, – согласился Джек. – А ты опять отправишься к изгороди?

– Да, – ответил Дрейкос.

Его голова распласталась по груди Джека, и Джек почувствовал, как дракон заскользил по его правой руке. Мальчик понял намек и повернулся на левый бок, свесив руку с койки.

Дракон спрыгнул с его запястья и беззвучно приземлился на деревянный пол.

– Пока, – прошептал Джек. – Смотри, чтобы тебя не застукали.

– Я буду осторожен, – ответил Дрейкос.

– Хорошо. – Джек тихо фыркнул. – Помнишь, как в рекрутском центре «Виньярдс Эдж» Джомми Рондольф в шутку заметил, что тамошние тренировки будут вроде летнего отдыха в лагере?

– Помню, – сказал Дрейкос. – И что же? Джек в темноте скорчил рожу.

– По сравнению со здешней жизнью тамошние тренировки и вправду – летний отдых.

Дрейкос погладил руку Джека передней лапой.

– Спокойной ночи, Джек, – проговорил он. – Я скоро вернусь.