Из решения не двигаться с места, пока Ника не расскажет всей правды, ничего не вышло: утром разбойничий стан был атакован.
Спать легли поздно, заболтались. Впрочем, едва появилась Ника, Чижиков и Сумкин, не сговариваясь, свернули беседу. Сумкин выразительно пожаловался на усталость, потом у него снова случился приступ зубной боли — и Котя поддержал приятеля. Все трое вернулись в лагерь, где нетвердо державшийся на ногах Лян Большой предоставил в распоряжение гостей отдельное жилище, а перед входом выставил охрану из двоих самых трезвых разбойников. Укладываясь на солому рядом с Никой, Чижиков спросил ее, снимает ли она на ночь контактные линзы, и получил удивительный ответ. «Я не ношу контактные линзы», — загадочно улыбнулась Ника. Ошеломленный Котя не нашелся с новым вопросом, и провел добрый час, размышляя, что бы это значило. Предмет у Ники есть, но глаза у нее при этом одинакового цвета, дело нечистое. Ника уже сладко посапывала носом, когда он, так ни до чего и не додумавшись, задремал.
Смеркалось в древнем Китае рано, а рассветало и того раньше. Чижиков только-только провалился в сон — а снилось ему, что на груди его лежит большой теплый камень и давит, давит мягко, но упорно! — как над ухом у него завопили. Котя мигом продрал глаза и уперся взглядом в морду Шпунтика: аккуратно подобрав под себя лапы, кот возлежал у него на груди, неотрывно смотрел на хозяина и тихо, напевно мурлыкал.
— Тревога! Тревога! — надрывались снаружи.
— Что? Что такое?! — спросонья вскинулся Сумкин, торопливо нашаривая очки. — Почему орут? Кто распорядился?
В углу подняла встрепанную голову Ника.
Чижиков хотел было согнать Шпунтика с груди, но вовремя спохватился: как-никак это теперь не просто кот, но благовещее животное, от которого в каком-то смысле зависит их с Сумкиным судьба. Обидится Шпунтик, переметнется, скажем, к Ляну Большому — тот ему изрядно кланялся, и как прикажете тогда быть? Так что Чижиков аккуратно поднял кота обеими руками и бережно посадил на солому, которой был устлан земляной пол.
Тряпка, которой был занавешен вход, приподнялась — внутрь хлынул солнечный свет, и все разом зажмурились. Лю Бан, возникший на пороге, торопливо сказал:
— Господин Килэки, господин Сыпокэ! Скорее вставайте, здесь императорские гвардейцы!
И столько в голосе бывшего смотрителя уезда было волнения, такая тревога звучала в его голосе, что Чижиков, а за ним и Сумкин с Никой, поспешили одеться как можно быстрее, после чего кинулись на выход, возглавляемые задравшим хвост Шпунтиком.
— Нас хранит Небо, — пояснял на ходу Лю Бан, быстро шагая к краю площадки, туда, где у гряды валунов залегли с луками и арбалетами наготове кое-как одетые разбойники. — Хоть вчера и попировали мы славно, но брат Лян все одно не растерял прозорливости и выставил дозоры. Они и углядели гвардейцев заранее! Страшно подумать, что было бы с нами и с благовещим зверем, если бы дозорные заснули! — покачал головой смотритель, поправляя заткнутый за пояс меч.
Кругом деловито суетились разбойники: тащили к валунам пучки перевязанных веревками стрел, проверяли оружие, галдели друг на друга. Особого порядка в вольном воинстве не наблюдалось.
Чижиков, пригнувшись, скользнул к свободному месту у валуна, осторожно выглянул.
В общем и целом лагерь на холме был устроен толково: впереди на склонах не росли — или были подчистую вырублены — деревья, мелкие же кусты не в счет, поскольку за ними спрятаться мог разве что Шпунтик, а позади холма протекала быстрая речка, и с той стороны холм заканчивался крутым обрывом. Подобраться к разбойникам незамеченными было довольно трудно, а при наличии бдительного караула практически невозможно, поскольку идти приходилось напрямик. Удальцы, укрывшиеся на вершине, обладали куда большей свободой маневра и выбора, а в случае крайней необходимости всегда могли спуститься по бамбуковым лестницам к реке и удрать на привязанных у берега лодках.
Это если совсем припрет.
Сейчас пока не припирало.
Но то, что увидел Котя, настроило его на минорный лад. Пологий голый склон упирался в стену густого леса — именно оттуда Кун Разящая Секира и его подручные пригнали Чижикова и компанию, и именно там сейчас растянулась длинная шеренга вооруженных копьями и большими луками людей в легких доспехах, тех самых злополучных императорских гвардейцев. Гвардейцев было много, на взгляд Коти — десятков пять, если не больше. Позади шеренги на коне восседал важного вида человек, в длиннополом тяжелом халате и высокой шапке; приложив козырьком ладонь ко лбу, он вглядывался в вершину холма. Начальник.
— Брат Килэки, — рядом с Чижиковым присел тяжело дышащий Лян Большой. Смуглый лоб разбойника усеяли бисерины пота. — В недобрый час состоялась наша радостная встреча.
— Старший брат, — слегка кивнул ему Чижиков. Правила древнекитайской разбойничьей игры состояли в соблюдении установленной псевдородственной иерархии, и Котя готов был правилам следовать, но до определенных пределов. — Откуда они взялись? Чего хотят?
— Чего хотят — про то мне неведомо, — ответил Лян. — Они вышли из леса совсем недавно. Пу Седьмой заметил их сразу, у него острый глаз, и тут же поднял тревогу… О! Благовещий зверь! — заметил предводитель разбойников приблизившегося к ним Шпунтика, отвесил ему земной поклон, после чего добрым голосом сказал коту: — Многоуважаемый благовещий зверь мао! Тебе не стоит тут сейчас находиться, ибо там, — Лян указал на лес, — есть люди, которые по дерзкому незнанию могут поразить тебя случайно стрелой, а это станет для всех нас непереносимым горем. Прошу тебя, благовещий зверь, удались подальше от опасности, а мы не пожалеем жизни, дабы защитить тебя!
Шпунтик с интересом выслушал Ляна, после чего перевел взгляд на хозяина. Предводитель разбойников тоже уставился на Котю.
— Достопочтенный смотритель Лю, — нашелся Чижиков. — Сегодня тебе выпала честь накормить благовещего зверя приятной ему рыбой!
От такого счастья Лю Бан просветлел лицом и стал делать коту приглашающие знаки, направляя того в сторону еще дымящегося кострища и на ходу увещевая благовещего зверя «изволить проследовать со своим покорным слугой, дабы вкусить грубой пищи, единственно у нас и имеющейся». Шпунтик некоторое время следил за жестикуляцией бывшего смотрителя, потом лениво перевел взгляд на хозяина: идти, что ли? Котя еле заметно Шпунтику подмигнул: иди! И кот, сопровождаемый Лю Баном, неторопливо двинулся туда, где суетились, то и дело бегая к обрыву со свертками, с десяток разбойников.
— Брат Сыпокэ! — махнул Чижиков рукой Сумкину. — Подойди сюда, помоги советом! Сестра Кэсы, не отходи далеко.
— Окружить нас они не смогут, — говорил тем временем Лян Большой. — На реку я уже выслал дозоры в лодках. Хэй! Пусть же закипит битва! С нами благовещий зверь мао! — провозгласил он, и разбойники поддержали его нестройным, но полным энтузиазма хором.
— Благовещий зверь! — крикнул Лян еще раз, поднимаясь.
— Благовещий зверь!!! — с этим кличем Лян Большой поспешил к своим воякам.
— Да тут большая сила, — Сумкин, припавший к валуну слева от Чижикова, сощурившись, разглядывал вражеское войско. — Тут, старик, немалое для этих времен воинское подразделение, а если перед нами и правда императорская гвардия, то дело и вовсе швах: отборные ребята, им пальца в рот не клади — откусят по самый пояс. Элита тогдашних вооруженных сил, отряд «Альфа» Поднебесной…
— Что, думаешь, наше дело дрянь? — тихо спросил Чижиков, наблюдая, как внизу возникло слаженное движение: по шеренге передавали большие плетеные щиты. — Не пора ли мотать вниз на реку?
— Зачем же так сразу, — ухмыльнулся Федор. — Мы с тобой как-никак из двадцать первого века и, хотя не все тут умеют драться как Джеки Чан, но и других фильмов мы посмотрели немало. Видишь: щиты у них?
— Ну?
— Щиты деревянные, плетенные из ивы или бамбука. Стрела такой щит возьмет только с близкого расстояния или из арбалета. А так — застрянет или вообще отскочит. Тем более у разбойничков наших стрелы наверняка дрянь.
— Ты меня очень обнадежил…
— Не суетись, старик!
И Сумкин, вскочив на ноги, побежал к разбойникам, выкладывавшим у валунов стрелы.
— Ты куда? — спохватился Чижиков, но Федор уж не слышал.
Котя на всякий случай устремился следом.
Меж тем Сумкин схватил ближайшего разбойника за плечо и потребовал срочно принести побольше ветхих тряпок, а также масла.
— Дело думаешь! — сообразил Котя.
— Вряд ли они ожидают подобного от лесных оборванцев, — довольно кивнул Федор.
— Каторжники, воры и убийцы! — донесся снизу зычный голос. — Кто осмелится говорить со мной?
— Кто ты такой, чтобы возвышать голос в наших владениях? — немедленно прозвучал ответ. Это Лян Большой, скинув безрукавку, выпрямился во весь свой немалый рост.
— Я императорский советник Гао! — крикнул сидевший на лошади важный чиновник. — И я не слышал, чтобы божественный император наделял вас, безродные дети черепахи, владениями! Но я готов быть милосердным даже к таким мерзким злодеям! Я не буду предавать вас лютой казни, если вы прямо сейчас выдадите мне пришлых чужаков, всех до единого!
— Ха-ха-ха! — громко, раскатисто и издевательски рассмеялся в ответ предводитель разбойников. — Ха-ха-ха! Я — прославленный удалец Лян Большой, мое имя гремит по всей Поднебесной! Со мной великие воины и поборники справедливости, молодцы как на подбор, мы ни перед кем не склоняем головы! Мы видели многих подобных тебе, и каждый потом молил нас о пощаде! Уходи, откуда пришел, и мы простим тебе твою дерзость!
Ответа не последовало. Вместо этого строй гвардейцев у подножия холма пришел в движение: распался на шесть частей, ощетинившихся копьями и прикрывшихся щитами. Советник Гао выхватил из ножен меч. Меч блеснул на солнце.
Тут же щиты сомкнулись, а в небо тучей взвились стрелы. Они взлетели высоко-высоко, а затем смертоносным дождем обрушились с неба на разбойничий лагерь. В тот же миг гвардейцы, выставив пред собою щиты, бросились вперед в атаку.
Началось.
По лагерю прокатилась волна воплей — и далеко не все из них были воплями испуга. В двух шагах от Чижикова рухнул наземь высокий разбойник: стрела со всего размаха вошла ему под ключицу почти по самое оперение. Несчастный был еще жив — на губах пузырилась кровь, разбойник пытался вдохнуть и не мог. Пальцы его бессильно царапали землю, комкая ветошь, которую он принес по приказу Сумкина. Неподалеку криком кричал другой удалец — стрела пробила ему плечо. А дальше — еще один, и еще, и еще…
Первый удар советника Гао собрал богатый урожай.
Лян Большой при виде стрел не спрятался. Видимо, он и вправду был когда-то наставником в ратном деле: предводитель разбойников мастерски отбил посохом все стрелы, до которых сумел дотянуться, после чего громогласно расхохотался.
— И это все?! — вскричал Лян. — Это все, что ты можешь, советник Гао? Все, на что ты способен?!
Гвардейцы поднимались на холм с изрядной прытью.
— Теперь наша очередь! — крикнул Лян. — Эй, молодцы!
Разбойничья ватага обрушила на наступавших тучу стрел. Но они не могли равняться с отборными солдатами ни в меткости, ни в мощи луков — лишь с десяток раненых гвардейцев откатились обратно, прочие же продолжали неумолимое наступление.
Чижиков остолбенел. Подле его ног лежал убитый разбойник, вглядываясь незрячими глазами в пустоту вечности, и черная кровь его струилась наземь. Котя дернулся в сторону и увидел другого, пришпиленного к стволу дерева тремя длинными стрелами, словно бабочка булавками. Голова его бессильно свесилась на грудь, руки обвисли. Мертв!
Вновь раздалось пение стрел.
Судорожно выдохнув, Чижиков скосил глаза и заметил, что одна из них вонзилась в землю в паре сантиметров от его правой ноги. Смерть прошла совсем рядом. Еще немного левее — и…
Сердце Коти неистово забилось, в висках заломило, перед глазами встала пелена. Живот скрутило от ужаса, а в позвоночник вонзилась ледяная игла.
Бежать!
Скрыться, ускользнуть, спрятаться…
Бежать!..
— Дядя Костя!!! — ворвался в его сознание отчаянный крик.
— Что?! — рывком вернулся к действительности Чижиков. — Какой дядя? Кто?! Тьфу ты!..
— Старик, помогай уже!
Это уже был Сумкин. Хлопнув Котю по спине, он резво распорядился оставшимся в живых лесным братом:
— Эй, ты! Давай, зови сюда пару друзей, и живо начинайте наматывать ветошь на кончики стрел. И плотно мотайте, не сачкуйте!
Разбойники засуетились, удивленно поглядывая на Сумкина, но за дело взялись безропотно.
— Да не так, бестолочи… тьфу, братья мои! — возмущался Федор. — Плотнее надо, крепче!
— А зачем мы это делаем, брат Сыпокэ? Это какая-то чужеземная хитрость? — робко спросил один из разбойников.
— Да, да! Именно: чужеземная хитрость! Вы обалдеете, когда увидите!
Сумкин сделался необычайно деятелен и так и сыпал во все стороны приказами и распоряжениями.
— Теперь ты! Да, я тебе, могучий поборник справедливости, говорю! Зови сюда лучников! Так, кто тут у нас… — взгляд его упал на крутившегося под ногами Суня Девятого. — А, мальчик! Ну-ка быстро беги и принеси сюда масла! Масла, которым лампы заправляют, понял?
Сунь кивнул.
— Живо! Одна нога здесь, другая тоже здесь!
Кипучая деятельность приятеля окончательно привела Чижикова в чувство: он плюхнулся на землю рядом с трудившимися над стрелами разбойниками и принялся наматывать на кончики стрел тонкие полоски ветхой ткани.
— Быстрее! Быстрее! — торопил Сумкин, то и дело высовываясь из-за валуна и глядя вниз. — Да быстрее же!
Примчался Сунь Девятый с горшком масла.
— Так, лучники, слушай меня! — Федор ухватил стрелу за оперение и погрузил замотанный тряпкой конец в масло. Щедро смочил. — Делай как я! А теперь огня сюда!
Разбойники переглянулись.
— Но костер потух давно…
— Дьявол! — на лице Федора было написано отчаяние. — Нам до зарезу нужен огонь!
— Так извергни же огонь из руки! — потребовал Сунь Девятый. Он стоял рядом со знатным китаистом и пристально смотрел на него. — Ты великий маг, старший брат Сыпокэ! Ты можешь! Я видел!
— А! Была не была!
Сумкин сунул руку за пазуху. Повернулся к ожидавшим лучникам.
— Значит, так! Слушайте все! Сейчас я подожгу масло, и вы немедля стреляйте, цельте в щиты, это главное!
С неба вновь посыпались стрелы — уже не так густо, но все же и они нашли цель. Тонко ахнул Сунь Девятый.
Сумкин щелкнул зажигалкой и бросил ее в горшок с маслом. Жарко пыхнуло. Разбойники разинули рты, но бестрепетно поднесли стрелы к огню.
— Стреляй! — заорал на лучников Сумкин.
Пылающей волной понеслись стрелы к приближающимся гвардейцам, вонзились в щиты, и те загорелись. От неожиданности некоторые воины выпустили задымившиеся щиты из рук, другие затрясли ими в воздухе, пытаясь сбить пламя и позабыв о защите, — и всех их накрыло новой волной. Быть может, разбойники стреляли и неточно, зато кучно, а еще в нападавших летели копья. В результате стройная шеренга оказалась смята, многие попадали ранеными или убитыми, остальные бросились наутек, и лишь правый фланг, успевший подобраться ближе всех, продолжил движение к цели. Именно там был советник Гао. Оставив коня, громадными прыжками он несся вперед, и в руке его сверкал меч.
Разбойники разразились победными криками. Одну стрелу поджигали за другой, в упоении от успеха лучники стреляли еще и еще. Главной целью стал Гао: перепрыгивая через тела своих подчиненных, он невероятным образом уворачивался от летевших в него стрел и копий, или же отбивал их точными, скупыми взмахами меча.
Впереди пятеро наиболее удачливых гвардейцев уже достигли валунов и вступили в рукопашную схватку с вольными удальцами. Гао устремился на прорыв.
Оставшиеся в живых гвардейцы, видя такое дело, остановились, перегруппировались и повернули назад. Чижиков глянул, их было два десятка, не меньше. Вместе с Гао и той пятеркой, нет — уже тройкой храбрецов, пара дюжин. Многовато…
Он обернулся.
Неподалеку, прямо на земле сидела Ника: на коленях у нее лежала голова Суня Девятого. Стрела пробила мальчишке сердце — он умер сразу, и сейчас создавалось ощущение, что мальчик спит.
— Оставь его, мы уже ничем не можем помочь! — закричал ей Котя. — Где Лю Бан? Где этот чертов Лю Бан?..
— Там, — кивнула Ника направо, туда, где звенели мечи и слышались крики битвы. Она бережно опустила голову Суня на землю, встала на ноги, собралась с силами.
— Федор! — Котя тряхнул Сумкина, при виде мертвого Суня Девятого растерявшего весь боевой задор. — Федор, слышишь меня? Самое время мотать отсюда!
— Да-да… А? Что ты говоришь? — переспросил бледный как полотно Сумкин.
— Я говорю, что пока нас тут не перерезали, как котят, нужно забирать нашего драгоценного проводника и уматывать к лодкам! — крикнул ему прямо в ухо Котя. — Понял меня?
— И вовсе незачем так орать, — поморщился великий китаевед. — Я тебя прекрасно слышу, старик.
— Тогда чеши за нашими шмотками, хватай Шпунтика, а мы — за Лю Баном, — велел Чижиков. — Если что, руби всех мечом в капусту. Встретимся у спуска к реке. Вперед!
На правом фланге было жарко: здесь, у низкого строения, из которого выглядывали ряды мешков, а вдоль стены стояли глиняные кувшины и жбаны, развернулось настоящее сражение. Там и сям валялись тела разбойников, земля почернела от пролитой крови — воинская подготовка лесных братьев не могла идти ни в какое сравнение с боевыми навыками императорской гвардии.
В строю осталось слишком мало удальцов — Лян Большой, Кун Разящая Секира да еще Лю Бан. Когда Чижиков и Ника прибежали сюда, обороняющиеся совместными усилиями зарубили последнего из прорвавшихся гвардейцев. Однако цена этой маленькой победы оказалась слишком высока.
Обрушилась внезапная тишина.
— Братья, мы победили! — воскликнул предводитель разбойников, но в голосе его не было радости. — Мы победили, братья…
— Вас не задело, добрые господа? — устремился к Чижикову и Нике Лю Бан. Лоб его перечеркнула длинная царапина, глаза горели, бородка спуталась. — Каково состояние благовещего зверя мао?
— Зверь в порядке, — ответил Котя. — Смотритель Лю, старший брат Лян, нам нужно скорее уходить к реке! Сейчас здесь будет еще два десятка гвардейцев!
— А-а-а-а!!! — раздался вдруг страшный крик и из-за валунов выпрыгнул советник Гао. Полы его халата взвились как крылья — и сам он летел подобно птице, высоко и стремительно, воздев над головой меч. Котя видел подобное лишь в гонконгских боевиках, но там актеры летали, поддерживаемые страховочными тросами, а тут…
Еще не коснувшись ногами земли, Гао взмахнул левой рукой, что-то сверкнуло — и стоявший рядом с Котей Лю Бан коротко хекнул: в грудь его по самую рукоятку вошел длинный боевой нож. Глаза Лю Бана удивленно раскрылись, губы скривило.
— Не-е-ет!!! — закричал Чижиков, протягивая руки к начинающему заваливаться на спину смотрителю. — Нет…
Котя оборотился в сторону противника и увидел, как при замедленной съемке, что тот уже занес меч над головой Ляна Большого. Предводитель разбойников никак не поспевал отразить этот стремительный удар. Следующим на очереди был Кун, а потом уже и они с Никой…
И тут девушка использовала текор.
…Чижиков обернулся.
Неподалеку, прямо на земле сидела Ника: на коленях у нее лежала голова Суня Девятого. Стрела пробила мальчишке сердце — он умер сразу, и сейчас создавалось ощущение, что мальчик спит.
Девушка подняла голову и посмотрела на Котю.
— Пять минут и три секунды, говоришь? — спросил он.
— Масло, — только и сказала Ника, бережно опустила голову Суня на землю и вскинулась как стрела.
— Федор! — заорал Чижиков, хватая Сумкина за плечо. — Дуй за нашими вещами и Шпунтиком! Нет-нет, ничего не спрашивай, поверь: так надо! Не спорь, если хочешь жить! Потом все объясню! Живо, бегом!
— А вы?
— А мы за Лю Баном!
Вихрем долетев до валунов, Чижиков, не останавливая стремительного бега, вырвал из-за пояса меч и, не стряхнув с него ножен, помчался прямо на последнего гвардейца, которого с двух сторон атаковали Лян Большой и Кун Разящая Секира.
Никто ничего подобного не ожидал. Правда, гвардеец, боевая машина убийства, все-таки попытался полоснуть Котю мечом, но тот легко уклонился, принял удар на ножны и со всего размаха впечатался гвардейцу плечом в грудь. Сила удара была так велика, что охнувший гвардеец, в росте уступавший Коте на голову, нелепо замахал руками и улетел за валуны — навстречу стремительно продвигавшемуся вперед советнику Гао.
Инерция бросила Чижикова наземь. Он заученно сгруппировался, совершил кувырок и врезался пятками в камень. Тут же вскочил и метнулся к строению, рядом с которым стояли кувшины с вином и жбаны с маслом. Котя вцепился в ближайший жбан, поднатужился, ухнул, поднял его и неловко перекинул через валун. Жбан грохнулся о камень, лопнул, вслед ему тут же улетела объятая огнем стрела — молодец Ника! — и в небо взметнулось пламя. Раздался чей-то вопль.
— Быстрее! — Чижиков развернулся к опешившим разбойникам и Лю Бану. — Времени нет, сейчас тут будет еще два десятка гвардейцев! Бежим к лодкам, братья!
— Ты великий воин, младший брат Килэки! — воскликнул Лян Большой.
— Каково состояние благовещего зверя мао? — ошалело поинтересовался Лю Бан.
— Это честь — быть твоим братом! — взмахнул секирой Кун.
— Потом, все потом! — Чижиков бросился вглубь лагеря. Ника устремилась следом. — Поспешите, братья, поспешите!
Рядом с обрывом маялся Сумкин: у ног лежит дорожная поклажа, под мышкой Шпунтик.
— Как все прошло? — спросил он набежавшего Чижикова. — Я так понял, Ника задействовала свою темпоральную фиговину?
— Нормально! — отрезал Котя. — Вон, видишь — лестница? Давай, пошел, пошел!
Спустились к реке быстро, если не сказать стремительно. Потом Кун Разящая Секира дернул за веревку, и лестница упала вниз.
У заросшего тростником берега ждали на приколе лодки — всего несколько штук. Примятый тростник ясно свидетельствовал о том, что совсем недавно лодок было гораздо больше. Лян Большой, похоже, увиденным оказался расстроен: предводитель разбойников со злостью стукнул кулаком по колену и воскликнул:
— Презренные трусы и воры! Пока мы доблестно сражались, они подло уплыли, бросив нас и прихватив с собой все наше добро!
Чижикова расхищение награбленного волновало меньше всего — Котя бросился к оставшимся лодкам, бегло осмотрел…
— Садитесь в эти две!
Никто не стал спорить: в лодках как раз хватило места всем, кто спасся: Сумкину, Чижикову, Нике, Лю Бану, Ляну Большому и Куну Разящей Секире. Ну и, конечно, благовещему зверю мао.
Спешно отчалили, отталкиваясь от берега и дна длинными бамбуковыми шестами — лодки одну за другой вынесло на стремнину и быстро повлекло прочь от дымящегося лагеря.
Чижиков обернулся — и ясно увидел стоящую на краю обрыва высокую фигуру в длиннополом халате и с мечом в руке.
— Надо было продырявить остальные лодки… — проследив его взгляд, сварливо заметил Сумкин.