Эпизод 2 Чего не увидел Шпунтик

Воздушное пространство Китайской Народной Республики, май 2009 года

Кот Шпунтик медленно погружался в пучину отчаяния.

Шпунтик ощущал себя покинутым на произвол судьбы и отчасти даже преданным. Он обреченно смотрел на прутья клетки, а кругом отвратительно — равномерно и настойчиво — гудело, гудело и гудело, выводя из себя и не давая покоя. Навязчивый гул шел, казалось, отовсюду и не прекращался ни на секунду. Сначала кот очень от этого нервничал, но гудение не исчезало, и он незаметно пообвыкся, хотя бдительности старался не терять: кто его знает — вот сейчас оно просто гудит, а потом возьмет, да как выскочит! Мало ли что.

А еще были отвратительные, незнакомые и насквозь безжизненные запахи, которые обрушились на несчастного Шпунтика одновременно с гудежом. Это оказалось так неожиданно, что сначала кот с трудом удержался, чтобы не заорать в голос, и только присущее ему от природы самоуважение помогло справиться со столь малодушным порывом. Одумавшись, Шпунтик в который уже раз побился о прутья клетки и снова убедился, что тот, кто клетку изготовил, очень хорошо знал, что делал: выбраться наружу не было ни малейшей возможности. Клетка тряслась, но стояла непоколебимо. А гаже всего было то, что сверху накинули занавеску. Было от чего впасть в отчаяние!

Сквозь щель в занавеске Шпунтик изредка видел непонятных женщин в синих жакетах и юбках: они звенели посудой, пахли невкусной едой, шипели открываемыми бутылками, щелкали запорами ящиков, словом, вели себя странно, потому что ни одной из них — ни одной! — не пришло в голову узнать, как чувствует себя в своем тесном узилище одинокий кот-страдалец, не нуждается ли в чем, не впал ли в тоску и печаль, не желает ли принять питания или же услышать слово приветное, и вообще… Совершенно бездушные люди, а еще женщины!

Среди женщин Шпунтик признавал исключительно кошек. Его контакты с человеческими женщинами были весьма малочисленны, но коту вполне хватило девушки Тамары, некоторое время проживавшей в их с хозяином квартире на Моховой, чтобы убедиться в том, какие это странные, если не сказать никчемные, создания — человеческие женщины. Первое время Шпунтик стоически терпел Тамару, особенно эти ее «ути-ути» и «кыс-кыс-кыс». Шпунтик поначалу демонстративно оглядывался: кто это тут «кыс-кыс», не говоря про «ути-ути», — но Тамара не понимала даже столь откровенных намеков, из чего кот сделал уверенный вывод о ее умственном развитии. Шпунтик стал Тамару избегать — прятался, убегал, таился на шкафу, глядя из темноты круглыми светящимися глазами и лениво прикидывая: что будет, если он оттуда на Тамару спрыгнет. Должно было получиться просто здорово, но кот каждый раз от прыжка воздерживался — исключительно из солидарности с хозяином. Тамара же, как только Шпунтик исчезал из поля зрения, тут же выкидывала его из головы и ни разу даже не спросила у хозяина, куда подевался «кыс-кыс», из чего Шпунтик сделал другой уверенный вывод: о ее искренности. Поспешный исход Тамары из квартиры на Моховой вернул жизнь в привычную колею, кот испытал громадное облегчение и с тех пор к женщинам старался ни при каких условиях не приближаться. Ну разве только к девочкам. Странным девочкам, черненьким, коротко стриженным, в возмутительных платьях в цветочек, сандалиях на босу ногу. Собственно, Шпунтик пока встретил только одну такую девочку, но было в ней что-то… Кот не смог бы объяснить, даже если бы умел. Иное дело — кошки! Да вот взять хотя бы Мурку из пятнадцатой квартиры! О! Мурка!.. Шпунтик расслабился, погрузившись в воспоминания, и больно ткнулся носом о решетку клетки. Это мгновенно отрезвило его и вернуло к реальности — такой трагической и гудящей, где пахло разогретой в микроволновке говядиной с макаронами.

Еда!

На самом деле на еду, даже и вкусную, в этот исполненный подлинного трагизма период жизни Шпунтик вовсе не претендовал. И если бы ему вкусного все же поднесли, съел бы на чистом автопилоте, без малейшего намека на удовольствие — настолько кот был поражен коварством окружающего мира. Шпунтик боялся и не видел в этом ничего постыдного, поскольку богатый жизненный опыт убедил его: именно осмотрительность порою есть высшая форма храбрости, а вовремя удрать иной раз — не менее мудро, чем, распустив когти, кинуться грудью навстречу опасности. Основная проблема состояла в том, что убегать Шпунтику было ровным счетом некуда: проклятая клетка обступила кота со всех сторон, совершенно лишив права на выбор. Единственный человек, на которого кот мог уповать в столь тяжелых жизненных обстоятельствах, его хорошо обжитый и прирученный хозяин Константин-Котя Чижиков, в поле зрения отсутствовал и, судя по всему, интересовался судьбой кота не больше жестоких женщин в синих юбках, которые то и дело с грохотом сновали мимо, не обращая никакого внимания на сердечные котомучения.

Это ли не предательство?

Шпунтик собрался в плотный волосатый ком, обуздывая накатывающее отчаяние, и навострил уши в ожидании — а что еще прикажете делать? Рано или поздно гудение закончится, чуждые запахи рассеются, а хозяин появится и вытащит его из узилища. Все кончается, — это кот знал твердо, ему не раз случалось глядеть в пустую миску и понуждать хозяина мяуканьем или шлепком по лицу к заботе о домашнем питомце. Другое дело, как оно все закончится сейчас: вдруг погудит-погудит, да и напрыгнет на него? И куда тогда деваться Шпунтику, если со всех сторон прутья клетки и применить храбрую осмотрительность нет никакой возможности?

Кот машинально похрустел сухим кормом, тезисно пописал в катсан, обреченно вздохнул и продолжил ждать. Лишь хвост ходил ходуном, ведь никому, никому не было дела до Шпунтика! И если бы многомудрый кот имел возможность увидеть своего ненаглядного хозяина, то лишний раз убедился бы в том, что все, буквально все на него, на Шпунтика, плюнули. Даже Котя Чижиков.


Чижикову было совершенно не до кота.

Последние несколько часов Котя провел трудно, хотя начинался полет в Пекин просто замечательно: за зоной паспортного контроля, казалось, остались все заботы, печали и неприятности, а впереди ждала страна мечты и много другого интересного. Чижиков чаял провести без малого восемь часов полета с чувством, с толком и с расстановкой, то есть слегка потягивая виски, почитывая с экрана ноутбука свежескаченный детективчик, а потом и откровенно подремывая, благо в полупустом самолете он единолично восседал на трех креслах и грех было не воспользоваться столь благостной возможностью вытянуть ноги.

Всему этому сбыться было не суждено: невесть откуда появилась симпатичная девица, присела в соседний ряд, напротив, а потом сняла очки — и оказалась Никой, девочкой из будущего, от навязчивого и совершенно бессмысленного присутствия которой, как казалось Чижикову, он раз и навсегда избавился. Ведь детей в самолет так запросто не пускают, тем более — на международные рейсы.

А вот поди ж ты: сидит и смотрит через проход! Только на вид ей уже лет двадцать, глаза накрашены и даже губы помадой вымазаны — не очень умело, но по-взрослому. Есть от чего обалдеть самому невозмутимому человеку.

Чижиков натурально и обалдел: выпучил глаза, стал судорожно хватать ртом воздух и минут несколько ничего (кроме потрясенного «как?!» да «что?!») вымолвить не мог. Ника смотрела на него, улыбаясь, и не было в этой улыбке ни подвоха, ни насмешки, ни каких-либо иных намеков на умственную несостоятельность Коти. Открытая была улыбка, хорошая, дружелюбная, словно в происходящем не было ничего неестественного: мы летим вместе, дядя Костя, ты что, забыл? Чижиков так обалдел, что даже пришел в себя. Обнаружил в правой руке бутылку виски, совершенно не скрываясь, отхлебнул прямо из горлышка, потом единым махом опрокинул в рот содержимое стаканчика, который держал в левой руке — там был все тот же виски, замаскированный капелькой апельсинового сока, шумно выдохнул, утер рот тыльной стороной ладони и только тогда спросил:

— И как это понимать?

— Дядя Костя… — Ника продолжала улыбаться. — Я…

— Какой я тебе дядя?! — птицей взвился Чижиков. — Нашлись тут родственнички самозваные…

— Тише, — Ника приложила пальчик к губам. — Пожалуйста, тише, на нас обращают внимание…

Котя осторожно огляделся: пассажиры, сидевшие поблизости, и правда весьма заинтересованно таращились в их сторону, высматривая возмутителей спокойствия, а ближайшая стюардесса с профессионально озабоченным лицом уже направлялась прямиком к Чижикову.

— У вас все в порядке? — спросила она, остановившись рядом с Никой. — Все хорошо?

— Все прекрасно, — улыбнулась стюардессе Ника. — Просто я сообщила дяде такую приятную новость, что он не сумел сдержать радости.

— Ну… да… — согласно закивал Чижиков под внимательным взглядом стюардессы, а сам в это время придерживал локтем спрятанную за подлокотник бутылку. — Племянница у меня такая затейница.

— Быть может, вам принести чего-нибудь? — спросила стюардесса. — Вдруг, новость такая волнующая, что нужно успокоительное? Или, может, воды? Сока?

— Да, пожалуй сока… апельсинового, — выдохнул Котя.

Едва стюардесса отошла, он вперился в Нику взглядом и спросил, как ему показалось, сурово и требовательно:

— Что же за новость ты… или как вас теперь называть… для меня приготовила?

— Откиньтесь на спинку кресла, — с обезоруживающей улыбкой посоветовала Ника. — И дышите глубже, вы взволнованы.

— Уж как-нибудь управлюсь с волнением… — тут Чижиков снова сбился и окинул Нику оценивающим взглядом. — Погоди… Или погодите…

Котя был в явном затруднении.

— Давайте оставим все как есть, дядя Костя! — Ника была сама кротость. — Я вас называю на «вы», вы меня называете на «ты». Вы мой дядя, а я ваша племянница, притом большая затейница.

— Черт-те что! — вырвалось у Чижикова. — Ну просто черт знает что!

Вернулась стюардесса и подала Коте стаканчик с соком. Чижиков поблагодарил ее и, едва та отошла, нагнулся к Нике.

— Так, пересаживайся ко мне и давай объясняться!

— А что случилось, дядя Костя? — захлопала ресницами Ника, но пересела в ряд Чижикова.

— Это просто невозможно! — страшным шепотом вскричал Чижиков, сверля Нику бешеным взглядом. — Ты издеваешься? Издеваешься, да?

— Почему-у-у? — округлила глаза Ника, и если бы Котя видел ее впервые, он бы точно принял это удивление за совершенно искреннее.

— Ты издеваешься, — обреченно кивнул Чижиков, от души хлебнул сока и плюхнул в стакан по самый край виски. Ему мучительно не хотелось продолжать этот разговор, он не понимал, что и как спрашивать, но и молчать было нельзя: происходящее выходило за рамки обыденности, и с каждой минутой ему делалось все страннее. — Значит, ты разыгрываешь из себя дурочку. Ну что ж, замечательно, давай будем разговаривать как два идиота.

— Зачем, дядя Костя?

— Затем, что, быть может, тогда я смогу наконец хоть что-то понять, девочка из будущего, или теперь ты не из будущего? Итак, что мы имеем? Еще вчера ты была мелкой пигалицей в возмутительном платье. Нежданно-негаданно явилась ко мне под дверь. Чаю с бергамотом потребовала… Съела мой батон и мою колбасу… Сигарету выбросила… Призрака прогнала… Кота приручила… — Костя перечислял подробности первого визита гостьи из будущего, как будто они помогали ему удерживать разбегающиеся мысли. — А потом заявила, что ты моя спутница! И уже не отставала ни на шаг! Как банный лист приклеилась! А я тебя звал?! И лишь мой природный ум…

Тут Ника хихикнула.

— …и лишь мой природный ум, — с нажимом продолжал Котя, — помог мне от этой незваной спутницы отделаться. И вот я в самолете, я лечу в Пекин, и все хорошо и прекрасно, как вдруг ты снова здесь, и опять все идет кувырком!

Чижиков с законным возмущением поглядел на Нику. Ее наряд и сегодня был вызывающим. Несерьезный жакетик на одной пуговице, короткая юбка, белые коленки, как будто ей совсем не холодно на высоте без малого десять километров! Хм, коленки…

— И, кстати, где? — спросил он.

— Что — где?

— Царапина, спрашиваю, где? Которая вчера была на колене твоем детском? А сегодня вроде как саморассосалась?

— Вроде того, — без тени смущения кивнула Ника.

— О господи… — еле слышно простонал Котя, откидываясь на спинку кресла. — За что мне все это, за что?! Театр абсурда! Ты ведь не выглядишь идиоткой! Да и я совсем недавно был в полном уме и рассудке, пока ты не появилась. А, может, у меня теперь в мозгу нехватка кислорода образовалась, вот мне и кажется всякое? Может, мне мерещится этот разговор двух умалишенных? — Костя щипнул себя за руку и сморщился от боли. — Скажи, зачем ты так настойчиво морочишь мне голову? Ладно, я мог понять игры в дядю, когда тебе было… гм… тринадцать лет. У детей на редкость богатая фантазия, они вечно играют в разные игры и считают, что все кругом тоже должны принимать в этом участие. Но сейчас?! Кстати, сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать три.

— Сейчас ей двадцать три! Очень мило! — Чижиков разом выпил содержимое стаканчика, почувствовал необходимость повторить и огляделся в поисках стюардессы. Стюардессы видно не было. — А сколько тебе будет завтра?! Ты не станешь случайно мальчиком из будущего, или того лучше — дедушкой?

— Дедушкой или бабушкой вряд ли, — тряхнула челкой Ника. — Мне двадцать три, я женского пола, если хотите, можете потрогать.

Котя подавился слюной.

— Знаешь что, затейница, я с тобой в игрушки играть не намерен. Не знаю, с какого перепугу ты вмешалась в мою жизнь, но тебя в этом самолете быть не должно! А ты есть! Как ты мне это объяснишь? Ты уж постарайся с объяснениями, или я в самом деле рассержусь до невозможности. Для начала скажи, ты ведь совсем не внучка Вениамина Борисовича?

— В каком-то смысле — нет, — как ни в чем не бывало, улыбнулась Ника. — Только зря вам кажется, дядя Костя, что вы очень наблюдательный. Лично мне кажется, что не очень-то.

— О чем это ты? — поднял брови Котя.

— А вы посмотрите… Вон туда, — кивнула она назад. — Только осторожно. Незаметно.

Чижиков, пригнувшись, осторожно глянул в щель между креслами.

— Ну?

— Левее. В предпоследнем ряду.

Левее в предпоследнем ряду полулежал, откинув спинку кресла до предела, Алексей Борн — в черных очках и в больших черных же наушниках — и то ли не замечал ничего вокруг, поглощенный музыкой, то ли делал вид, что не замечает.

— Опа-опа, Америка-Европа, — Чижиков инстинктивно вжался в кресло. — А он-то здесь зачем?

— Как и все, летит в Пекин, — ответила Ника.

И уточнила на всякий случай, видимо, все же подозревая недостаточную сообразительность мнимого дядюшки:

— Это прямой рейс. Без пересадок.

— Ну да, ну да. Что же мне… Пойти разве еще раз поздороваться? — раздумчиво спросил себя Котя, чувствуя, однако, что ни за какие коврижки не пойдет к Борну.

По всему выходило, что тот его за простака держит: сначала спас от налетчиков в подворотне, потом рассказал много странного, помог уйти от погони перед аэропортом, но ни единым словечком не обмолвился, что летит тем же рейсом. Отчего бы Алексею Борну, такому откровенному и положительному, скрывать это обстоятельство? Строит планы внутри планов? Да он ли один? Котя подозрительно оглядел Нику. Задумался. А вдруг и пресловутый Сергей-Сереженька тоже притаился где-нибудь в первом классе? Славная компания…

Чижикову очень захотелось сойти с самолета.

Прямо сейчас.

— Я бы не стала к нему подходить, — сказала Ника. — Вы же не знаете, с какими целями он летит в Пекин.

— Не знаю, — согласился Чижиков, лихорадочно соображая и трезвея на глазах от хлынувшего в кровь адреналина.

В общем и целом выходило так, что он вообще мало что знает, но тем не менее уверенно движется в заданном направлении. Вот только направление задал кто-то другой. И он же активно способствует тому, чтобы Котя не сбился с пути. Может, это Борн и есть? Уж больно много ему известно такого… загадочного. Ощутив себя пешкой в чужой игре, Чижиков посмотрел на Нику с еще большим подозрением.

— Но зачем ты летишь в Пекин, этого я не знаю тоже.

— Не знаете, — легко согласилась девушка. — Но тут нет секрета. Я лечу в Пекин потому, что туда летите вы, дядя Костя.

— Да-а-а… Это многое объясняет, — скривился Чижиков. — А почему туда лечу я?

Мысли путались в голове, и Котя вернулся к началу разговора:

— Так, на чем мы остановились? На том, что у меня к тебе масса вопросов, но что-то подсказывает мне, что ты опять будешь водить меня за нос, а мне это поднадоело, — Котя придвинулся к Нике поближе. — Итак, попробуем еще раз. Вот ты скажи мне: как понимать, что тебе вчера было максимум тринадцать, а сегодня — уже двадцать три? И почему ты так настаиваешь на том, что я твой дядя?

— Ну, дядя Костя, — Ника неумело и трогательно шмыгнула носом. — Поверьте мне: у вас еще будет время понять, тем более что все самое главное я вам уже сказала. Первое — я из будущего, а второе — я ваша спутница.

— В каком смысле — из будущего? — заглянул ей прямо в глаза Котя.

— В самом прямом, — не отводя взгляда, ответила Ника. — Из дальнего будущего. В вашем веке я еще не родилась. А дядей вас называю вполне искренне и, поверьте, вполне обоснованно.

— И ты всерьез просишь меня поверить? — усмехнулся Чижиков. — Ты хочешь, чтобы я простодушно захлопал глазками и повелся на эту чушь?

— Это не я хочу, — без тени улыбки сказала Ника. — Это вы хотите. Вопросы здесь задаете вы, а я пытаюсь дать посильные ответы. Но так уж вышло, что некая история завязана именно на вас. Никто не виноват, что так случилось.

— Да что ты говоришь? — совсем уж неприятно улыбнулся Чижиков. — Жил я себе, поживал спокойно, а потом — возьмись некая история, да и случись?

— Что-то в этом роде, — подтвердила Ника, и Чижиков был готов поклясться, что говорит она совершенно искренне.

Котя хмыкнул.

— Ну тогда скажи мне, у вас в будущем все так умеют — чтобы сначала подросток, а потом половозрелая девица, и чтобы коленка вмиг зажила?

— Технологически мы гораздо более развиты, но так умеют далеко не все. А я умею, потому что нахожусь здесь со специальной миссией.

Ника была серьезна как никогда.

— О! — воздел палец к мягко светящемуся над головой плафону Чижиков. — Миссия! Да еще и специальная! Ты должна спасти мир, да?

— Вроде того, — подтвердила Ника.

И тут же уточнила:

— Мы с вами, дядя Костя, должны спасти мир вместе.

— Отлично! — не на шутку развеселился Чижиков. — Ника и Костя спасают мир! Нет-нет, не так… Ника, Костя и Шпунтик спасают вселенную. Нет, кот должен быть на первом месте, обязательно на первом. Шпунтик, Костя и Ника, блокбастер с многомиллионным бюджетом!

— Кот и вправду очень важен, — начала было девушка.

— Достаточно, дорогая «племянница»! Ты столько информации на меня вывалила, так доступно все объяснила, что и ежу стало бы понятно. Теперь у меня не осталось ни единого вопроса! — в голосе Кости креп сарказм. — Раньше-то я голову ломал: что, собственно, происходит, а тут ты раз — и разложила все по полочкам. Ты пришла из будущего ради спасения мира. Такие блокбастеры одно время были очень популярны! Правда, там не было кота. Но кот же меняет всю картину до неузнаваемости, не правда ли? Все стало вокруг голубым и зеленым. И очень-очень правдоподобным!

Котя ущипнул себя за нос. Нос откликнулся.

— Нет, у меня просто нет слов. «Скажите, Павел Андреевич, вы шпион? — Видишь ли, Юра…»

— Ну что я могу поделать, если вы на самом деле играете очень важную роль в этой истории? — Ника неловким движением прижала ладошки к груди. — Ведь это правда!

— Ну тогда, может, ты расскажешь, что за история такая, в которой я столь важен? Чтобы мне сподручнее было спасать мир, когда мы ступим на борт твоего мегадредноута, который, несомненно, притаился неподалеку? Колись, племянница из будущего. А то я, признаться, не привык спасать мир вслепую. Не с руки мне это. Еще уничтожу пару-тройку невинных галактик в запале. Как начну без разбора причинять добро направо и налево. Короче, рассказывай.

— Дядя Костя, — Ника смотрела тревожно. — Я не могу. Мне нельзя. Нельзя. Понимаете?

— Я понимаю только одно, — Котя поболтал остатками виски в бутылке. Он как-то внезапно устал. Больше всего ему хотелось закончить этот нелепый разговор, чтобы потом откинуться на спинку кресла и заснуть. А потом проснуться, а за окном уже страна мечты, и никаких необычных людей под боком и никаких диковинных фантазий под ухом. — Я понимаю, что ты по-прежнему водишь меня за нос. И вот что я тебе, девочка из будущего, скажу. Иди-ка ты отсюда. Пересядь на другое место. На какое хочешь, но только подальше. Так, чтобы я тебя не видел.

Чижиков придвинулся к Нике вплотную и сказал:

— Если мне придется выбирать между тобой и ним, — Котя кивнул в сторону дремлющего Борна, — то выбор будет не в твою, моя милая, пользу. По той простой причине, что он не темнил и пытался быть со мною откровенным. А ты не сделала ни малейшей попытки объяснить, откуда его знаешь, все играла в конспирацию: «Посмотрите левее, в предпоследнем ряду…» Так вот, заруби себе на носу: твои игры — это только твои игры, а лично я лечу в Пекин к своему другу. И меня не касается, куда и зачем летишь ты, а равно, с кем и от кого ты будешь спасать мир, вселенную и прочие места. Я в этом не участвую. По слогам повторить для ясности? А теперь забирай свою сумку и — пошла отсюда.

— Дядя Костя… — Ника хмурила брови, пытаясь найти убедительные слова. — Дядя Костя…

— Я тебе не дядя. Иди, сказал. А то стюардессу позову. Ну!

И Котя демонстративно потянулся к кнопке вызова.

Ника неловко шмыгнула носом, глянула на часики, поднялась с кресла и, неожиданно растерянная, ушла вперед по проходу, в противоположную от Борна сторону.


…Все это Шпунтик пропустил. Он не видел, как изгнанная хозяином Ника неохотно пересела подальше. Он не заметил, как стюардессы разносили горячий обед, а потом собирали грязную посуду. Он не знал, что за окнами лайнера утро уже пришло на смену ночи, а некий Алексей Борн только что посетил туалет, после чего неспешно вернулся к своему креслу, куда и уселся расслабленно, вновь отгородившись от мира очками и наушниками.

Шпунтик впал в оцепенение, которое некоторые назвали бы кошачьей медитацией, но кот понятия не имел о таких сложных материях. Он сидел, подобравшись и слегка качаясь, смотрел перед собой в одну точку полузакрытыми глазами и урчал едва слышно. Урчанием Шпунтик умудрился попасть в странный резонанс с окружающим его гудением, и через это отрешился от всякой суеты, периодически возникающей за пределами его узилища, а заодно и от всего мирского в целом. С хозяином и его подлым равнодушием кот решил разобраться потом — ведь рано или поздно гудеж должен прекратиться, а мысли о том, что его бросили здесь навсегда, Шпунтик не допускал.

И поэтому враз встрепенулся, когда мощный рывок сотряс клетку, и знакомый голос воскликнул:

— Быстрее, кот, быстрее!

Вот оно, освобождение! И вот он — хозяин! Однако если надо быстрее, то не кричать следует, но открыть вот эту задвижку, а уж там каждому станет ясно, что такое быстрее на самом деле.

Только отчего на хозяине лица нет, пол под его ногами ходит ходуном, кругом пронзительно орут люди, и откуда-то сверху падают сумки, рюкзаки и чемоданы?! Происходящее настораживало, а открывать клетку никто не спешил.


Чижиков о таких мелочах не думал.

Потому что их самолет падал.

Произошло это как-то вполне обыденно. Уже в воздушном пространстве Китайской Народной Республики, но еще часа за полтора до посадки в Пекине. Котя, устав ломать голову над происходящими странностями, как раз утешил себя доброй порцией виски и решил было вздремнуть, чему выпитое способствовало как нельзя лучше. Он поднял подлокотники, устроился поудобнее на трех доставшихся ему креслах, смежил веки — и тут-то самолет и тряхнуло.

Тряхнуло ощутимо — где-то в носовой части звучно разбилось стекло. Котя приподнял голову: ожила трансляция, и приятный женский голос напомнил о необходимости пристегнуть ремни, поскольку самолет попал в зону турбулентности и его сейчас чуть-чуть потрясет. Чижиков уже практически выполнил указание пристегнуться, то есть сел и потянул на себя ремень безопасности, как рядом с ним возникла встрепанная Ника с сумкой через плечо.

— Опять ты… — протянул Котя. — Сгинь с глаз моих!

— Дядя Костя, — Ника решительно села в соседнее кресло, мельком глянула на часы и тут же схватила Чижикова за руку. — Дядя Костя! Слушайте меня внимательно. У нас почти не осталось времени. Сейчас мы с вами встанем в проходе и…

Самолет снова сильно тряхнуло.

Послышался испуганный женский вскрик.

— …встанем в проходе, — повторила Ника, — и все будет хорошо.

— В каком смысле? — насторожился Чижиков.

— Не спрашивайте! Сейчас начнется! У нас четыре минуты, всего четыре! И больше времени не будет!

— Ну ладно, ладно, девочка из будущего… — усмехнулся Котя, приподнимаясь.

— Пожалуйста, займите ваши места! — раздался окрик стюардессы.

И что-то в ее голосе звенело такое, что Чижиков вмиг протрезвел. Нутром понял: случилось нечто серьезное. Меж тем самолет трясло уже непрерывно, и все сильнее и сильнее. И на простую турбулентность это никак не походило.

Чижиков огляделся — происходившее очень напоминало кино. Хорошо, когда на подобное смотришь со стороны, но участвовать в таком фильме на самом деле… Стоп!

— Мы что, падаем? — не слишком изумился Котя, у которого сегодня поводов для удивления было несколько в избытке. — Самолет и правда падает?

— Чистая правда, дядя Костя, — поспешно закивала Ника и, не обращая внимания на призывы стюардессы, распахнула дверцу багажной полки. — Падает и… не совсем падает.

— Как это?! — вытаращил глаза Чижиков.

— Так тоже бывает, — Ника выхватила из темного зева небольшой кожаный рюкзачок, метнула в него содержимое сумки. — Просто поверьте, что падает и в то же время не падает. Но мы с вами должны стоять вот в этом проходе. Рядом и вместе. Тогда все будет хорошо.

— Что будет хорошо?! — Чижиков, до которого внезапно, резко и сразу дошло, что это не кино, а сугубая реальность, мигом вскочил на ноги.

Салон самолета стремительно, на глазах превращался в грохочущий ад.

Чижиков закричал:

— Что будет хорошо, как может быть хорошо — если с высоты десяти тысяч метров?!

Пол под ногами опасно кренился, пассажиры орали в голос. Иные вжимались в кресла, иные пытались вскочить, кто-то с размаху шлепнулся и его потащило по проходу вперед. Багажные полки от тряски распахнулись, вниз полетели сумки, чемоданы, рюкзаки, одежда. Рев двигателей прорвался в салон. Скрежет, стук, вопли — все смешалось.

— Шпунтик! — взвыл Чижиков и хлопнул себя по лбу. — Ведь Шпунтик же!

— У вас две минуты на то, чтобы принести сюда кота, дядя Костя, и это надо сделать обязательно!

Девушка кричала, стараясь перекрыть нарастающий шум.

Чижиков так опешил, что даже не нашелся, что сказать. Он двинулся за котом по убегающему из-под ног полу, хватаясь за спинки кресел и расшвыривая встававшие на пути сумки и вещи. Он даже оттолкнул стюардессу, которая зачем-то пыталась удержать его, хотя все вокруг летело в тартарары. Ну какое ей дело, будет этот дурной пассажир стоять или сидеть, когда самолет со всей дури хряпнется о землю?

«Вот так оно и бывает, — мелькнуло в голове у Чижикова. — Возьми, да и случись некая история, и никто тебя не спросит, хочешь ли ты быть ее участником».

Костину грудь сдавил слепой животный ужас.

Зачем он полетел в этот чертов Пекин?!

Чтобы так нелепо погибнуть?!

Уже не понимая, что и зачем он делает, Чижиков схватил кошачью переноску и рванул назад, к Нике. Она была самым странным в этом самолете, и если уж Ника сказала, что они трое должны быть рядом и вместе, здесь, в проходе, значит, так надо?

Самолет дергался, как припадочный. Казалось, вот-вот железная махина не выдержит и развалится на части — и все же Котя умудрился добраться до девушки, не упустив Шпунтика и ничего себе попутно не сломав. Ника ухватила его за руку — и внезапно Котя увидел, что со всех сторон их окружает белое сияние, возникшее непонятно откуда и на глазах набирающее силу.

«Вот и все?» — пронеслось в голове Чижикова.

Как сквозь пленку он увидел перекошенное лицо Алексея Борна, что летел прямо на Костю, изогнувшись в немыслимом прыжке.

Губы Борна шевельнулись — миг, и он исчез.

Вот и все!

Будто камень упал в бездонный темный пруд, откуда нет возврата.

Вот и все…

Ослепительная белизна обступила Чижикова со всех сторон и мягко приняла его в свои объятия.

Загрузка...