Глава 23

Эдуард Брийон, или, когда он бывал в Англии, Жиль Хаверфорд, отвернулся от судна, взглянул на склон, на котором стоял ряд строений, похожих на питейные заведения, и сунул два пальца в рот.

Он пронзительно свистнул. Затем, не дожидаясь ответа, повернулся и прыгнул на палубу.

— Я кину вам канат с носа! — крикнул он. — Как вы видите, корабль пришвартован за корму. Один из вас поймает канат, и по крайней мере двое помогут ему развернуть нос. А я тем временем найду несколько досок, чтобы сделать помост, по которому мы спустим на палубу ваших лошадей.

Он так и сделал. Дэффид с Секохом поймали канат и подтянули нос — ни Жиль, ни Брайен не сдвинулись с места, чтобы заняться этим, к тому же Дэффид и Секох предполагали, что такие дела именно для них и предназначены.

Нос медленно повернулся, и борт судна негромко стукнул о грубые доски пристани. Эдуард поднялся из открытого люка посередине своего корабля, таща за собой две толстые доски на несколько дюймов шире фута. Он подтащил их к борту и передал Дэффиду и Секоху, которые к этому времени под руководством Жиля привязали канат к одной из тумб, торчавших для этой цели через равные интервалы над досками причала.

Две доски сложили вместе и спустили на пристань, в то время как Эдуард вставил весла в уключины и погрузил лопасти в воду. Затем приласкали лошадей и подвели их к сходням. Последним на борт грузили великолепного боевого коня Бланшара де Тура, на покупку которого Брайен истратил все свое наследство, за исключением ветхого замка Смит и окрестных земель с несколькими бедными фермами и людьми, которые там работали.

Бланшара уговорили ступить на доски, но, оказавшись на них, он решил, что они ему не по душе, еще меньше ему понравилось то, что они наклонены вниз, и, стоя на них, он чувствовал под копытами их скользкую поверхность.

— Давай, Бланшар, черт тебя побери! — рявкнул Брайен, дернув за поводья.

Но Бланшар, который ничего не боялся в бою, проявил свойственную лошадям инстинктивную нелюбовь к скользкой опоре под ногами. Он заржал и отказался двигаться вперед.

— Смотрите! Смотрите! — внезапно закричал Секох. — Люди в доспехах и на лошадях появились на пристани и приближаются!

Эдуард выругался.

— Мне потребуется изрядное время, чтобы восстановить свое доброе имя среди здешних моряков! — сказал он. — Но назвался груздем — полезай в кузов.

И действительно, латники двигались по направлению к ним.

— Да разрази тебя гром, Бланшар! — взревел Брайен. — Ты спустишься! — Быстро наклонившись, он снял золотую рыцарскую шпору с левой ноги и всадил ее в ляжку коня. — Пошел, Бланшар!

Муштра поборола инстинкт как раз настолько, чтобы заставить Бланшара сдвинуться с места. Он наполовину соскользнул, наполовину спустился по сходням и устремился на нос корабля. Если бы Жиль с Брайеном, схватившись за поводья и упершись каблуками в палубу, не сдержали его, он попытался бы галопом спуститься по трапу носовой надстройки и сломал бы себе ноги.

Весь дрожа, Бланшар остановился, запыхавшийся, с безумными глазами.

— Тпру, тпру, Бланшар, — приговаривал Брайен, — ну-ну, успокойся, хороший конь…

Он трепал и поглаживал шею потного и дрожащего животного, и Бланшар начал успокаиваться.

— Может, ты оставишь коня, сэр рыцарь? — закричал Эдуард, изо всех сил стараясь затащить обратно на борт доски. — Лучше уж позволить ему прыгнуть за борт, чем дать этим латникам поймать нас и прямо здесь, на месте, перебить.

Джим посмотрел на приближающихся воинов. Возможно, подумал он, Экотти, придя в себя, использовал какую-то колдовскую магию, вспомнил, что случилось, пока он был под гипнозом, и заставил короля вспомнить и рассказать, что он сообщил Джиму.

Если это произошло, то вопросы Джима и ответы короля известны Экотти. И немедленно были посланы воины. Чтобы верхом добраться сюда от резиденции короля, требовалось несколько минут. То, что сейчас сказал Эдуард, было вполне очевидно. Или корабль немедленно выйдет в море, или их захватят эти латники. Сорок или пятьдесят противников одновременно — это слишком много.

Однако численность врагов уже сократилась. Дэффид со своим неизменным хладнокровием, положив колчан со стрелами так, чтобы до него было удобно дотягиваться, одного за другим сшибал нападающих с лошадей.

Все латники были в кольчугах, и у всех поверх них торс прикрывали стальные нагрудники с выгравированным гербом короля Франции, который теперь, в лучах заходящего солнца, отливал красным. Возможно, поэтому стрелы Дэффида и поражали горло и другие незащищенные места. В любом случае тот, в кого он попадал, был уже не участник предстоящей схватки. Но их было слишком много, чтобы эти потери существенно изменили соотношение.

— Рубите носовые и кормовые канаты! — закричал Эдуард.

Латники еще находились в начале причала и приближались рысью, замедленной весом их лат и оружия, когда на пристани появились три босых парня в оборванных рубахах и штанах. Парни подбежали к лодке и ловко спрыгнули на борт. Они тут же занялись канатами, которыми суденышко было с обоих концов привязано к пристани. Наконец канаты поддались, и лодка начала отходить от пристани.

К несчастью, случайная волна упрямо отбросила лодку обратно к причалу — как раз в тот момент, когда первые латники достигли пристани.

Один из латников бросил веревку с абордажным крюком на конце и зацепил лодку за нос, а несколько других подтянули ее и опять прижали к пристани.

Остальные латники столпились на борту. Вес стольких людей заставил Жиля, Брайена и Джима перебежать на другой борт. Ни у одного из троих не было времени надеть что-то, кроме кольчуги. Джим вышел в кольчуге с постоялого двора, а Жиль и Брайен облачились в свои, как только Джим освободил их из подземелья.

В остальном соратники были ничем не защищены и, если не считать Джима, без шлемов. Из оружия у них имелись только мечи и свисающие с рыцарских поясов кинжалы плюс лук Дэффида.

Вот с таким оружием, в легких доспехах, они втроем встретились с противником в латах, который грозил одолеть их только своим весом и числом.

Не было никакого сомнения, что, по крайней мере, Брайен и Жиль, а возможно, и Дэффид, отложивший в сторону свой лук и вооружившийся длинным ножом, который всегда носил при себе в ножнах, один на один превосходили любого из нападавших. Но при такой численности противников поражение или пленение обороняющихся было лишь делом времени.

Секох сложил руки.

Одежда, которую Джим заставил его купить, разлетелась в клочья. Он опять стал драконом.

Одним мощным взмахом крыльев он поднялся над головами людей, футов на двенадцать, время от времени ныряя вниз, разинув пасть с массивными зубами и расставив саблевидные когти на передних лапах. Он взревел.

Французские королевские латники были смелыми людьми. Возможно, даже очень смелыми. Иначе они не носили бы на своих стальных нагрудниках выгравированных леопардов и лилии — французский военный герб.

По драконьим меркам Секох был малюткой. Но сейчас, паря всего в нескольких футах над их головами, с расправленными крыльями более чем двенадцати футов в размахе на фоне заходящего солнца, отбрасывающего его тень на несколько ярдов вдоль пристани и дальше по склону, ведущему к питейным заведениям, он выглядел существом, которому в этом мире никто не в силах противостоять.

Он, как показалось латникам, появился прямо-таки из ничего, и то, что он являлся порождением ада, было наиболее вероятным. Англичане, как известно каждому, использовали любую мерзость — свидетельство тому тот факт, что его светлость папа Иннокентий Второй на Втором латинском совете в 1139 году предал анафеме лучников, таких, как один из находившихся здесь; лучникам не подобало воевать среди христиан, за исключением, естественно, войны с неверными.

Латники стремительно отступили.

Один из матросов, парень из той троицы, которая запрыгнула на палубу как раз перед латниками, перерубил веревку с абордажным крюком. Двое других уже ставили парус, а Эдуард опускал в воду длинные весла. Через мгновение они уже двигались, медленно, но двигались, набирая скорость по мере того, как приближались к той части залива, откуда не было видно земли, — к выходу с брестского рейда в открытое море. Секох приземлился на палубу, всем своим видом показывая, что весьма доволен собой.

— Отлично сделано, Секох, — похвалил Джим.

Секох застенчиво опустил голову:

— Ерунда, милорд.

А у них за спиной, на вершине холма, толпа из человеческих тел окружила питейные заведения — рябой моряк и его люди уставились им вслед.

— Мне придется придумать действительно красивую историю, прежде чем я рискну вернуться в этот порт, — сказал Эдуард сквозь зубы. — Надеюсь, вы будете иметь это в виду, господа, когда станете со мной расплачиваться, и накинете к той небольшой плате, которую обещал валлиец. Эта плата не учитывала потерю доступа в порт, который был моим главным источником доходов.

Эти слова сильно подействовали на Джима. Даже если рябой и его люди поверили в рассказанную Джимом историю, вид латников короля Иоанна, которые пытались их захватить, превратил эту историю в ложь. Он и его спутники действительно должны Эдуарду больше того, на чем сторговались первоначально.

— Насколько это в моей власти, — сказал Джим шкиперу, — я постараюсь, чтобы ты на этом не потерял.

Ни один парус не последовал за ними, и вскоре они оставили за спиной брестский рейд и вышли в открытое море.

Закат еще не угас, и море, похоже, пребывало в мирном настроении. Волнение было не более обычного — судно, о котором Джим думал как о корабле, в отличие от этой маленькой лодки, такое вряд ли почувствует.

Тем не менее на этом маленьком корабле — Джим мысленно отметил, что надо называть его кораблем, так как шкипер и команда относили свою посудину к этой категории, — движение воды определенно ощущалось. Однако Джим не был подвержен морской болезни, его друзья, похоже, тоже не страдали от нее, а Эдуард и его команда чувствовали себя в море как дома.

— Прекрасный день для возвращения в Англию! — воскликнул Брайен, во всеуслышание сообщив то, о чем подумали все соратники.

Но Эдуард нахмурился:

— Лучше бы была темнота или дождь, наш парус все еще виден издалека.

— А это плохо? — спросил Джим.

— Можно и на воде встретить врагов, которые увидят в нас фрукт, вполне созревший для того, чтобы его сорвать, — сказал Эдуард. — Скоро мы окажемся далеко в открытом море и станем добычей для любого другого корабля, который может нас одолеть. Что ж, ничего не поделаешь, остается только ожидать трудностей и достойно встретить их, когда они возникнут.

Эдуард вернулся к своим обязанностям. А Джим получил подтверждение своей мысли, что все шкиперы пессимисты.

Они плыли на северо-запад, к Англии. Спустилась ночь, стемнело. Время от времени в лунном свете они замечали вдали проблески других парусов. Но ни один не подходил к ним слишком близко, и вскоре впереди на горизонте показалась темная полоса. До сих пор они видели подобную полоску справа — это был западный берег Франции. Джим напомнил себе, что такие корабли во время плаванья держатся поближе к береговой линии, потому что вне пределов видимости земли управление ими ограничено звездами и солнцем.

Вдруг Секох воскликнул:

— Милорд! Милорд! В небе дракон, который следует за нами.

Он показал вверх, и Джим взглянул на небо. В человеческом облике он не обладал драконьим зрением Секоха. Но там, наверху, кто-то парил, как дракон.

— Мне сразиться с ним? — с готовностью вызвался Секох.

— Наверно, было бы неплохо, — медленно ответил Джим. — Но не лезь в драку, если этого можно избежать.

— Не буду! — пообещал Секох и взлетел, громыхнув крыльями.

Джим наблюдал. Дракон разрешил Секоху приблизиться, и какое-то время они летели рядом, казалось, касаясь друг друга. Затем Секох отлетел в сторону, а другой дракон развернулся и начал удаляться. Через мгновение Секох с глухим стуком приземлился на палубу, совершив неуклюжую посадку на одну лапу. В другой лапе он что-то сжимал — это что-то было наполовину скрыто его телом.

— Милорд! — закричал он. Джим поспешил к нему и почувствовал, что ему в руки сунули тяжелый мешок. — Это был Ирен, один из французских драконов. Они присоединяются к нам в борьбе со змеями! Вот их заверение.

Джим приоткрыл мешок и заглянул внутрь. Он увидел драгоценные камни, намного больше, чем в любом драконьем паспорте, который он когда-либо держал в руках. В мешке лежало больше камней, чем требуется на выкуп императора, — на эти камни можно было бы выкупить дюжину императоров. Джим поспешно отдал мешок обратно Секоху.

— Держи у себя и храни, — сказал он шепотом.

— Хорошо, милорд, — тихо, но с гордостью ответил Секох.

Джим отвернулся, надеясь, что его лицо осталось безразличным. Брайену и другим он расскажет об этом позже.

Теперь уже не было никаких сомнений, что темная линия у них перед глазами

— южный берег Англии. Сначала они находились слишком далеко, чтобы видеть что-нибудь, кроме узкой, низко лежащей, темной полоски. Вскоре на полоске начали различаться холмы и склоны пологих берегов, но все же до Англии было еще слишком далеко, чтобы разглядеть гавани и города.

Однако были и другие знаки того, что они приближаются к гавани, избранной их конечной целью, — вокруг них в свете наступающего дня появилось много парусов.

Глаза матросов и самого шкипера теперь были прикованы к ним, очевидно, чтобы выяснить, которые из этих парусов направятся в их сторону.

Сам Эдуард стоял на носу корабля, где палуба несколько приподнималась, образуя крышу носовой каюты.

Три других члена команды стояли на ограждении борта, держась за вертикальные канаты и прикрыв глаза от солнца, и всматривались вправо и влево.

Темная полоска берега теперь начала обретать форму. Один матрос из команды вдруг повис на канате, за который держался, и полез по нему вверх. Добравшись до вершины мачты, он, держась за канат одной рукой, вытянулся вперед, разглядывая из-под ладони ближний корабль.

Остальные члены команды наблюдали за ним. На время воцарилась тишина. Затем зазвенел голос впередсмотрящего:

— Шкипер! Это Кровавые Сапоги! Прямо по левому борту, он идет нам навстречу!

Эдуард и сам теперь балансировал на носовом ограждении, там, где сходились оба борта, держался за один из канатов мачты и всматривался в указанном направлении.

— Я не могу рассмотреть паруса! — крикнул он парню на мачте. — Ты видишь заплаты?

— Шкипер, я полностью уверен! — прокричал в ответ впередсмотрящий. — Две большие перекрывающиеся заплаты внизу на полотнище паруса. И корабль такой, как всегда и рассказывали про Кровавые Сапоги: с двумя боевыми рубками, на носу и на корме.

Джим определил корабль, о котором они говорили. Но он, как и остальные на борту, а теперь все смотрели на корабль вдалеке, не видел в этом парусе ничего особенного. Неожиданно у него родилась идея. Зрение драконов очень похоже на зрение орлов, они могут разглядеть сравнительно маленькие объекты на земле с высоты двух тысяч футов. Что сейчас требовалось, так это драконье зрение плюс определенная способность фокусировать взгляд, переходя с ближнего на дальнее видение. Джим написал необходимое заклинание на внутренней стороне своего лба:

МНЕ ЗРЕНИЕ ДРАКОНА -> ДАЛЬНОЗОРКОСТЬ Корабль, на который он смотрел, казалось, моментально перепрыгнул половину расстояния. Он был таким, как и описал впередсмотрящий на мачте — больше их корабля, с двумя крытыми высокими надстройками — на корме и на носу. Обе верхние палубы были полны людей, и через секунду Джим разглядел, что все они держат в руках темные предметы, напоминающие арбалеты. На нижней палубе стояли еще люди.

Джим написал отмену заклинания, чтобы вернуть себе нормальное зрение, и обнаружил, что почти уставился в лицо ближайшего моряка, который тоже уставился на него, бледный как бумага. Джим удивился, но потом вспомнил, что драконы, для того чтобы сфокусировать свои глаза на дальнем объекте, изменяют их форму и выдвигают их вперед. В глубоких глазницах на морде дракона это не очень заметно. А на человеческом лице это выглядело так, будто глаза вылезли из орбит.

Но сейчас времени для объяснений не было.

— Эдуард! — закричал Джим. — Я могу очень хорошо видеть вдаль. У него действительно заплаты на парусах и укрытия на корме и на носу, которые полны людей, похоже, вооруженных арбалетами. Есть еще люди и на палубе!

Эдуард спрыгнул на палубу, его сапоги глухо стукнули. Он бросился на нижнюю палубу, чтобы предстать перед Джимом и остальными пассажирами.

— Господа, с нами покончено! — сказал он. — Мне не уйти от них при таком легком бризе, и у них на борту люди и оружие; они несомненно с нами разделаются, еще никто в прибрежных водах не уходил живым от этих разбойников!

— Неужели? — отрезал Брайен. — Какое значение имеет то, что их больше, чем нас? Если у них на борту нет вооруженных рыцарей, то мы одолеем разбойников, сколько бы их ни было на этом корабле!

— Кто этот Кровавые Сапоги? — спросил Жиль.

— Проклятый шотландский пират! — ответил Эдуард. — Он выскакивает из Шотландии, захватывает свою жертву и успевает сбежать прежде, чем здесь появятся силы, способные его одолеть. Как вы видите, у него на борту больше людей, чем требуется для обычной команды. Они вооружены и готовы убить всех, кто находится на борту корабля, который они решили захватить. У нас на борту нет ценного груза, но они этого не знают. Конечно, есть сам корабль, на который, если им удастся захватить его неповрежденным, они посадят своих людей и, вернувшись обратно на север, смогут его продать.

Джим подумал о драгоценных камнях, которые они секретно везут с собой и которые принадлежат французским драконам. Он не представлял себе, как Кровавые Сапоги смог бы прослышать об этом. Если, конечно, ему не послали магическое сообщение, что среди их багажа имеются немыслимые ценности.

— Сколько человек, ты говоришь, у них на борту? — спросил Брайен.

— Не меньше двадцати, — ответил Эдуард. — Если и не двадцать, то, по меньшей мере, столько, что нам против них не устоять.

— Говори за себя и свою команду, мастер шкипер! — вскинулся Брайен. — Я тебе сказал, что если среди них нет рыцарей в полном вооружении, то нам не страшны и тридцать человек.

— Я думаю, он сам рыцарь, — сказал Эдуард, — но вряд ли у него есть и другие того же ранга. Однако его люди могут быть в полудоспехах, или в легких доспехах, или как там вы, латники, их называете.

— Как я сказал, мы более чем равны с ними в силе, — сказал Брайен. — У тебя на борту три рыцаря, которые будут в полном вооружении к тому моменту, когда к нам подойдут пираты. И что касается этих рыцарей, я, по крайней мере, владею оружием и осмелюсь сказать, что сэр Жиль тоже, а сэр Джеймс…

— В его голосе слышалась нотка неуверенности, но он решительно продолжил: — Это тот человек, которого я хотел бы иметь на своей стороне в такой маленькой потасовке. Плыви, будто не видишь их или не обращаешь на них никакого внимания, а тем временем я и мои два друга подготовимся к сражению.

— Сэр рыцарь, — почти утомленно проговорил Эдуард, — разве ты не слышал, что сказал этот человек? — Он кивнул в сторону Джима. — Он сказал, что там в укрытиях сидят арбалетчики. Даже ваша броня не защитит вас от их стрел на близком расстоянии. Я же сказал, мы перед ними беззащитны, как овца перед мясником.

— Эй, мастер шкипер, — раздался спокойный голос Дэффида, — похоже, ты забыл, что я один из твоих пассажиров. Я лучник, валлийский лучник. И я могу посоревноваться в дальности и меткости с любым арбалетчиком, который когда-либо прикладывал к плечу эту штуку. Если ты найдешь местечко, где я буду хоть частично укрыт и у меня будет хороший обзор, то обещаю тебе, что большая часть арбалетчиков, если не все, не подберутся ближе чем на двадцать корпусов корабля.

Эдуард повернулся и с удивлением уставился на него. Дэффид ободряюще ему улыбнулся.

— Клянусь всеми святыми! — воскликнул Эдуард. — Ты один из тех английских лучников, которые сеяли такой ужас в рядах французской армии в недавнем прошлом!

Улыбка исчезла с лица Дэффида.

— Валлийский, я сказал, мастер шкипер! — Он не поднял голоса, но его слова хлестнули так, как соратники еще не слышали. — Разве я не сказал «валлийский» достаточно ясно, чтобы ты расслышал?

— Ну… — Эдуард начал заикаться. — Разве это не одно и то же? Я хочу сказать…

— Валлийский, — повторил Дэффид так же мягко, но неумолимо. — Я валлийский стрелок, один из той братии, которая кладет стрелу туда, куда целится, пока британские лучники еще возятся, стараясь выстрелить своей палочкой из коротенького лука. Валлийский! Я знаю свое дело, и в своем ремесле я лучший мастер, чем ты в своем, шкипер. Валлийский!

Дэффид был и так высоким, но сейчас он, казалось, возвышался над всеми и более всего над Эдуардом, низеньким даже в сравнении с Брайеном и широкоплечим и крепко сбитым Жилем.

— Валлийский, — кротко согласился Эдуард. — Прошу меня извинить, мастер лучник. Если то, что ты говоришь, правда, то у нас действительно сегодня есть надежда. Но все же это слабая надежда, так как у нас нет боевых укрытий ни на носу, ни на корме, откуда бы ты мог спокойно пускать свои стрелы. Однако мы постараемся соорудить тебе какое-нибудь укрытие до того, как Кровавые Сапоги нас настигнет. — Он повернулся к Джиму и двум другим рыцарям: — Что касается вас, господа, я предлагаю вам одеться в броню и сделать что там еще надо внизу, в кормовой каюте, подальше от глаз. Не стоит показывать им наши силы до того, как они нападут.

— Постой! — нахмурился Брайен. — Негоже рыцарям с поясами прятаться за спину лучника, пусть даже такого, как Дэффид. Мы переоденемся на палубе.

Эдуард, похоже, впал в ярость:

— Делай как хочешь, сэр рыцарь, и мы потеряем половину преимущества, которое получили бы от вашей брони и умения владеть оружием.

— Тем не менее… — начал Брайен, но Джим решил, что не стоит терять время на споры.

— Брайен, Жиль, — вмешался он, — может, мы перекинемся несколькими словами без свидетелей? Носовая каюта подходящее место для этого. Есть проблема с Секохом. А тем временем ты, мастер шкипер, подумай, как спрятать наших коней. Возможно, у тебя есть какой-то хлам, чтобы накидать вокруг них. Если они не начнут ржать, на другом корабле никто и не заподозрит об их существовании, пока мы не сблизимся настолько, что это уже не будет иметь никакого значения.

Это напоминает трюк дрессировщика со львом, подумал Джим, когда дрессировщик встречает льва четырьмя ножками от стула. Правда это или нет, он не знал, но ему говорили, будто четыре ножки от стула приводят льва в замешательство, потому что создают сумбур в его голове. Лев не знает, какая из четырех угрожающих ему ножек нападет первой, а пока он колеблется, желание убежать, вместо того чтобы сразиться или, по крайней мере, отступить, берет верх.

Джим сейчас в противостоянии Брайену предложил остальным сделать не одно, а три дела, а пока они выбирали, против чего возражать в первую очередь, он уже шел к носовой каюте вместе с обступившими его рыцарями и Секохом.

Загрузка...