Кевин Стейн ПОГОНЯ

Тэлан очнулся в своей холодной постели из липкой грязи, где заснул какое-то время назад, утомившись путешествием. Усилием воли он заставил себя подняться и ощутил, что замерзшие и промокшие ноги почти совсем не держат.

Из всех мест, которые пришлось когда-либо видеть Гэлану, болото было самым отвратительным, но он преследовал черного дракона Борака, поэтому выбирать было не из чего. Приходилось радоваться, что удалось, наконец, найти место, которое грибы еще не начали пожирать, а грязные воды не успели затопить. Однако как долго он проспал, Гэлану сообразить не удавалось.

Он со стоном выпрямился — мышцы под доспехами свело. Стряхнув большую часть грязи, покрывавшей его броню, Гэлан аккуратно стер последние следы болотной тины с выгравированных на доспехе соламнийских роз.

Свет двух лун струился сквозь пелену тумана, висящего в воздухе, зловещие красные и серебряные тени плясали на темных листьях, пугая Гэлана больше, чем ему хотелось бы признаться, ветерок, который он едва ощущал сквозь пластины доспехов, шелестел в камышах, и рыцаря пробрала дрожь.

Мысль о черном драконе заставила его снова вздрогнуть, на этот раз от ярости. Эта ярость заставляла Гэлана идти, помогая миновать бессчетные мили. Пока длилась погоня, он видел, как изменяется Мир, но не обращал на это внимания. Война Копья, вероятно, закончилась, но это не означало, что Зло изгнано с Кринна. Долг Гэлана, как соламнийского рыцаря, заключался в том, чтобы очистить землю от зловредных тварей. Он был самим духом мщения, призванным бесчинствами дракона.

Покачав головой, рыцарь пробормотал сквозь сжатые зубы:

— Скоро, Борак. Скоро.

Принюхавшись к полуночным испарениям, Гэлан не уловил ничего, кроме гнили и слишком знакомого запаха своего врага. Он многие годы выслеживал Борака, преследовал и, наконец, загнал в угол. Это болото станет его последним пристанищем, пока разрушительные силы старения не наложат непомерной пошлины на его тело.

— Скоро, Борак! — прошептал рыцарь. Гнев ярко пылал в его душе, и Гэлан знал, что сможет вечно путешествовать в его свете в поисках своей жертвы. Он чуял черное, разъедающее дыхание дракона. Его Копье рассекло воздух в ослепительном ряде выпадов — одной рукой, двумя, колющий, отражающий. — Скоро, Борак, я отправлю тебя в могилу.

Гэлан сверился с картой, не потому, что потерял направление, а потому, что хотел знать точное место смерти Борака. Согласно карте, которая медленно распадалась из-за болотной сырости, Нордмаар был далеко на севере Халькистовых гор, а город Валкинард находился к западу.

Запах жертвы вел рыцаря вперед, и он крепко стиснул зубы. Потребность в погоне — именно она подвигла Гэлана без устали преследовать дракона. Погоня — только это осталось для него в мире. Погоня придавала ему силы и будет придавать и дальше во время последней ужаснейшей схватки.

Гэлан на мгновение остановился и опустил свой заплечный мешок на клочок мягкой земли и, подняв закованную в доспехи ногу из воды, стряхнул пиявок, жадно присосавшихся к тем немногим местам, что они смогли найти. Холодный туман продолжал проникать через щели в доспехах, и рыцарю казалось, что он больше никогда не высохнет.

Бросив взгляд вниз на землю, Гэлан заметил что-то необычное в том, как грязь оседает в черных водах болота. Он посмотрел еще немного и удивился, почему пузыри поднимаются из воды с такой странной регулярностью — не было признаков никакого живого существа, которое могло бы так взбаламутить ил.

Рыцарь присел на корточки и принялся ощупывать дно. От ядовитых болотных испарений его мутило, но Гэлан заставил себя продолжать. Скоро он нащупал отпечатки, с одной стороны которых были углубления в форме неровных треугольников.

Рыцарь поднялся из воды, его губы растянулись в беспощадной улыбке. Следы принадлежали дракону, который направлялся в ту же сторону, куда следовал он сам. Гэлан сплюнул, проведя руками по лицу, — дракон скоро умрет.

Внезапно он замер и прислушался, вскинув Копье, на остром наконечнике которого заиграли блики цвета крови и серебра. Откуда-то из глубин болота раздался испуганный крик какого-то существа, и сердце Гэлана неистово забилось в груди, заглушая все остальные звуки. Лишь огромным усилием воли он заставил себя успокоиться. Воздух вокруг трепетал, камыши шелестели, а вода продолжала пузыриться, однако никакого движения в темноте не было. Восстановив сбившееся дыхание, Гэлан вонзил наконечник Копья в глубокий ил.

В этот момент что-то очень тяжелое ударило его сзади и заколотило по спине, оставляя вмятины на доспехах. От толчка рыцарь рухнул вперед, в воду, одновременно пытаясь скинуть напавшего, но у него это никак не получалось. Его тело вытеснило болотные газы, которые ударили в лицо, обжигая глаза, а через мгновение в рот и ноздри хлынула гнилая вода. Гэлан забился с удвоенной силой, чтобы освободиться и вновь вдохнуть.

Наконец ему удалось перекатиться вбок, голова вынырнула из воды, и рыцарь, задыхаясь, глотнул воздуха; тварь соскользнула с его спины. Схватив Копье обеими руками, Гэлан замахнулся, готовый ударить противника, но никого не увидел.

Воцарилась тишина. Рыцарь попытался разглядеть что-нибудь сквозь пелену тумана, неподвижно висевшую над болотом, но свет лун больше не проникал сквозь нее. С Копья в воду стекала болотная жижа, и звук падающих капель громом отдавался в ушах Гэлана.

Если бы кто-нибудь сейчас видел рыцаря, то понял бы, что в его стойке соединились инстинкт и многолетние тренировки. Он уверенно вынес правую ногу вперед, широко поведя Копьем влево. Древко что-то задело. Гэлан обернулся, отступил на два шага, сделал выпад и нанес колющий удар.

Тварь взвизгнула, и рыцарю показалось, что этот вопль рассеял туман. Он позволил боевой ярости захлестнуть его и надавил, вонзая Копье глубже в тело твари. Она опять завизжала, и Гэлану удалось разглядеть ее морду, а вернее, лицо — мертвенно-бледное, с обрамляющими его длинными прямыми нечесаными волосами, — и он понял, что это за существо. Люди, живущие на краю болота, называли таких тварей болотными призраками. Рыцарь уставился в сверкающие зеленые плошки — глаза чудовища — и прочел в них муку и ненависть, желание убить и позор проклятия, увидел собственное отражение. Болотный призрак в муках корчился на острие Копья — оружия героев. Губы рыцаря растянулись в ухмылке. Сплюнув, он глубоко вдохнул, воздел Копье, крепко застрявшее в груди врага, и, бросившись вперед так быстро, как только позволяла липкая грязь, изо всех сил вонзил оружие в ствол умирающего дерева, пригвоздив к нему зеленоглазую тварь.

— Умри, — пробормотал он. — Умри и не тревожь больше этих мест.

Болотный призрак дернулся, пытаясь освободиться, но Гэлан надавил сильнее, едва не расколов дерево. Древко Копья изогнулось дугой.

Умелым движением рыцарь выдернул Копье и опять ударил, пронзив призраку горло. Тварь откинула голову, издав ужасающий предсмертный вопль, и в воду осыпались пустые доспехи. В ярости Гэлан пнул нагрудник, и за мгновение до того, как он ушел в глубину, рыцарь заметил гравировку в виде розы.

Его лицо исказилось гневом — убитое создание было столь омерзительным, что душа Гэлана содрогнулась от отвращения. Рыцарь извлек Копье из ствола дерева, медленно восстанавливая самообладание, и снова погрузил его в мягкий ил. Даже когда битва закончилась, члены Гэлана продолжали дрожать от боевой ярости, но он не обращал на это внимания. Еще раз, сверившись с картой, рыцарь увидел, что болото заканчивается почти в шестидесяти милях к северу. Осталось пройти чуть меньше этого расстояния — и отомстить.

Гэлан не знал, светит ли когда-нибудь над болотами солнце. Минуло уже много часов с момента нападения болотного призрака, а он все шел сквозь густой туман, ощущая, как на сапоги налипает все больше грязи, а суставы едва не скрипят от сырости.

В тумане неясными тенями поднимались болотные испарения, затрудняя выбор направления. Впрочем, рыцарь все равно очень смутно представлял, куда идет, но за то время, которое он провел, выслеживая драконов, усвоил, что может доверять своему чутью даже в Великих Топях. Он чувствовал, что начинает уставать. Путь через болота оказался непрерывной борьбой. Грязь, казалось, налипала уже чуть ли не целыми пластами; запах дракона еще держался в воздухе, но становился все слабее, вытесняемый гнилостными миазмами. Несмотря на то, что Гэлану было известно расстояние, которое предстояло пройти, он знал также и то, что болото может тянуться вечно.

Из-за густоты тумана рыцарь не заметил мертвого леса, пока не споткнулся о прогнивший пень. Вода доходила до пояса, и, пробираясь вперед, он был вынужден поднять Копье над головой. Свет Солинари и Лунитари пробился сквозь туманную пелену и осветил окрестности, так что рыцарь, наконец, смог хоть что-то разглядеть.

Грибы росли везде, пожирая останки гниющего леса. Рыцарь ощущал, что еще больше пиявок проникают в щели на его доспехах и присасываются к телу. Сама вода была омерзительна и черна, несмотря на серебристый и красный свет с небес. Не было слышно ни звука, кроме плеска от движений Галана, он тяжело дышал, — вытаскивать нога из вязкого ила с каждым шагом становилось все труднее.

Внезапно в воздухе разлился странный запах. Гэлан вгляделся и неожиданно ощутил острую жажду, ему захотелось напиться чистой воды, животворной влаги, один глоток которой позволил бы ему обрести силы и выкарабкаться из зловонной трясины, но вспомнил, что остатки свежей воды выпил уже давно.

Местность медленно повышалась, становилось мельче — вода уже доходила Гэлану до колен, он постепенно входил в древний мертвый лес. Тут рыцарь внезапно понял, чем здесь пахнет: это был запах старости, разлагающейся плоти и разлагающегося духа, прекрасно знакомый ему по давним полям сражений.

Гэлан изо всех сил старался удержаться на ногах, не оскользнуться на гниющей трухе. Приходилось опираться на Копье, но все равно один раз он чуть не упал в темную воду, когда острый наконечник расколол большой ствол, выпустив на свободу полчища злобных насекомых. Рыцарь сумел устоять, чувствуя, как его тянет вперед всепоглощающий запах разложения.

Закончив подъем, Гэлан остановился. Неподалеку в глубокой грязной яме спал предмет его ненависти. Огромное тело Борака свернулось кольцом, черная Чешуя делала его почти невидимым на фоне мрачных красок окружающего леса.

Рыцарь никогда не сомневался в том, как он будет действовать, настигнув дракона, — не давая опомниться, пронзит его Копьем, навсегда изгнав Зло из этого мира. Кринн будет освобожден, а несправедливости прошлых лет — отомщены. Но запах старости, смешавшийся теперь с запахом болезни, заставил его замешкаться.

Когда прошел момент слабости, руки у рыцаря тряслись, но затем его рот снова медленно растянулся в усмешке, мышцы ног напряглись, приготовившись действовать. С оглушительным ревом Гэлан бросился с гребня высокого холма вниз. Выпестованные ненависть и гнев, олицетворением которых стал рыцарь, управляли его движениями. Оружие он держал высоко над головой, грязь и мокрые щепки разлетались из-под ног.

Борак медленно открыл левый глаз. Рыцарь не собирался давать злобному дракону возможности наложить проклятое заклинание или воспользоваться кислотой, положившей конец несметному числу юных жизней. Через мгновение он уже предстал перед чудовищем, его сияющее Копье отбрасывало красно-серебряные блики на дно ямы.

Борак закрыл глаз и упрятал голову поглубже в гниль.

Гэлан резко остановился, хотя его мускулы требовали движения, а рот наполнился кровью. Рыцарь хотел утолить жажду мести, но его не устраивало то, что Борак не защищается, а продолжает лежать, свернувшись в грязи. Гэлану нужна была битва, а не бойня. Внезапно испугавшись, что на самом деле это — хитрая уловка, он занес Копье, готовясь нанести смертельный удар.

Борак не двигался.

— Убей меня, Гэлан. Убей сейчас, и покончим с этим.

Рыцарь опустил оружие, но бдительности не утратил. Дракон опять открыл левый глаз и поднял голову, чтобы лучше разглядеть его.

— Чего же ты ждешь, рыцарь? Твоя погоня закончена — я перед тобой. Я — Борак. Борак Грабитель. Борак Разрушитель.

Последние слова прозвучали совсем тихо, и дракон вновь опустил голову.

В молчании Гэлан глядел на чудовище и не мог понять, почему не убивает существо, которое так давно преследовал. Он смотрел на тварь и недоумевал также, почему та не убивает его. Запах старости стал почти непереносимым, но рыцарь сосредоточился только на этих двух вопросах.

— Что здесь происходит? — риторически вопросил он небеса и несколько ослабил бдительность.

— Какое это имеет значение, рыцарь? — вопросом на вопрос ответил Борак. Рот дракона был полон зубов, но большая их часть давно обломалась, в голосе существа слышались усталость и старческая хриплость. — Убей меня и закончи погоню.

Гэлан опустил голову. Казалось, в целом мире не осталось ничего, кроме него и дракона. Словно никогда не было погони, словно она — лишь порождение его ослепленного ненавистью разума.

— Я убью тебя, — пробормотал рыцарь.

— Это будет несложно, — ответил Борак, устраиваясь поудобнее. — Посмотри на меня, Гэлан. Мне восемьсот сорок три года. Мои крылья истрепались в клочья. Я ослеп на один глаз. Чешуя, некогда защищавшая меня, теперь гниет от большего количества болезней, чем эти торфяники могут вынести. Убей же меня сейчас и положи конец моим страданиям.

Внезапно Гэлан вскинул голову, его глаза вновь загорелись.

— Твои страдания? Твои страдания! А что мне делать с моими страданиями? — Рыцарь с угрожающе занесенным Копьем обошел вокруг огромного тела умирающего дракона. — С чего это я должен даровать тебе смерть как благо?

Борак рассмеялся:

— Чем я обидел тебя, Гэлан? Разве я убил кого-нибудь из твоей семьи? Что-то не припоминаю. Все, что я помню, — это погоня.

Руки Гэлана задрожали от ярости. Чудовище стремилось к смерти, но рыцарь не хотел делать ему одолжение и даровать вечный покой. А ведь этот момент представлялся ему блистательной победой, а не жалкими колебаниями.

Гэлан направил Копье в горло дракона — там не хватало многих чешуек, и оружие с легкостью могло проникнуть сквозь твердую шкуру твари, — но его руки ослабли. Борак уставился на рыцаря единственным глазом:

— Кто ты, Гэлан? Когда ты начал эту погоню? Какие у тебя остались воспоминания? Ты помнишь жену, детей, поместье? — Продолжая говорить, дракон слегка поднял голову. — Расскажи мне что-нибудь о своей жизни, Гэлан.

Рыцарь стоял, потрясенный. Он пытался вспомнить, что подвигло его на преследование дракона, представить прошлое, увидеть лица жены… детей… соотечественников… Ничего… Он не видел ничего, кроме дракона, помнил только ненависть.

— Ты дух, Гэлан. Призрак. Ты поднялся из болот, чтобы терзать меня. Ты умер до того, как я появился на свет. Но я скоро обрету покой. А ты? — Борак опять опустил голову и закрыл глаз, бормоча: — Убей меня, рыцарь. Может быть, моя смерть освободит тебя.

— Нет, — прошептал рыцарь. — Нет! Этого не может быть! Я из плоти и крови, как любой другой человек!

— Ты мертв, Гэлан. Ты даже не помнишь, когда ты умер.

Гэлан рухнул на колени, воззрившись на свои руки в латных рукавицах. Кроваво-красный и серебристый свет лун просвечивал сквозь его тело и кольчугу, как сквозь занавесь.

Дракон был прав. Он убил не призрака. Он сам был призраком. А рыцарь, которого он убил, был настоящим, живым и преследовал его. Упавшие в черные воды доспехи были твердыми.

Рыцарь закрыл руками лицо. В болоте вокруг него кишела жизнь.

— Я помню только о мести, — безутешно пробормотал он. — Борак жив. Есть только месть.

Гэлан поднялся и воздел Копье, увидев, как блеснул в лунном свете остро отточенный наконечник. Оружие героев. Оружие его проклятия.

— Моя могила будет здесь, глупый рыцарь. А где твои родичи похоронят тебя? — спросил Борак.

Гэлан вздохнул, не будучи уверенным, что ему действительно необходимо дышать. Запах старости, разлившийся в воздухе, принадлежал не ему. Состарился ли он? Как он умер? Он не мог ответить на вопросы дракона.

Длинное черное чудовище содрогнулось, и рыцарю почудилось, что из его пасти послышался смех. Но это была агония. Его жертва умерла, а он остался как свидетельство жизни дракона.

Гэлан вонзил оружие в тело Борака, еще раз и еще, но безрезультатно; Внутри пылал гнев, согревая его плоть и поддерживая проклятое подобие жизни. Рыцарь крепче сжал Копье и продолжал нападать.


Загрузка...