Драконы Вавилона

11 ПАДЕНИЕ ИМПЕРИИ

Этой лестницы Вилл никогда не видел. Два стражника с головами насекомых и в зеленых кожаных латах раздвинули перед ним скрещенные копья, но скрестили их снова, когда захотел пройти Оборванец. Оставив его ругаться с зелеными стражниками, Вилл поспешил наверх, прыгая через две, через три ступеньки. С бешено колотящимся сердцем — отдохнуть бы, ведь нельзя же столько без отдыха — он ворвался на галерею.

Лорд Уиэри стоял, опершись на мраморную балюстраду, и созерцал происходящее внизу. И лишь на мгновение отвлекся, чтобы взглянуть на запыхавшегося Вилла.

— Составь мне компанию.

Вилла охватила странная апатия, не оставлявшая места ни для какой торопливости. Казалось, что в присутствии своего сеньора он начисто лишается собственных амбиций. Свободной, прогулочной походкой он подошел к эльфийскому лорду и стал вместе с ним смотреть на суетящихся йохацу. Легкий ветерок приносил соленый запах моря, никак не похожий на подземную затхлость. Виллу показалось даже, что он ощущает запах каких-то цветов. Солнца он не видел, но оно явно грело ему спину.

— Что это за место?

— Осколок воспоминаний, никак не более. Мне следовало получше сосредоточиться.

И вдруг они оказались в огромном пустом помещении со стенами из белоснежного мрамора. В высокие окна задувал легкий ласковый ветер. Посреди помещения стояло черное нечто. В некоторых ракурсах оно напоминало стул.

— Так это и есть…

— Да. Ты узрел Обсидиановый Престол.

Видение поблекло, воздух потемнел, Вилл вернулся к тоскливым запахам и еще более тоскливым перспективам подземной жизни.

— Приближается финальная схватка, — сказал после долгого молчания лорд Уиэри. — Слышишь?

Вилл слышал.

— Что это за звук? — спросил он. — Это… завывание.

— А ты смотри.

Завывание нарастало, пока не превратилось в квартет локомотивных гудков, визжавших почти в унисон. Они визжали все громче, а вслед за ними на станцию накатил грохот железных колес. Земля содрогалась предвестием чего-то очень плохого.

Окраинные баррикады буквально взорвались. Локомотивы играючи прорвались сквозь наспех возведенные ограждения, в воздух взлетели пустые бочки, обломки дерева и солдаты, напоминавшие сверху тряпичных кукол.

Их было четверо, этих огромных зверей, и у каждого из них был навешен впереди бульдозерный нож, и все они мчались шеренгой и даже не замедлили бега, пролетая станцию. Они мчались плечом к плечу, перемалывая жалких противников своими стальными колесами. Пробив напоследок баррикаду, преграждавшую туннель, ведущий к центру, они с торжествующим воем умчались во тьму, оставив позади сотни мертвых, истерзанных тел.

Пальцы Вилла, вцепившиеся в балюстраду, побелели от напряжения, ему хотелось зажмуриться, но он все смотрел и смотрел. Стоны и вопли немногих, кто остался в живых, перекатывались в его ушах подобно звукам прибоя. Он не мог совладать со своими мыслями, они перескакивали друг через друга в какой-то бессмысленной чехарде.

— Ты знал, что это случится, — сказал он в конце концов, с трудом подавив тошноту. — Ты сам все это и устроил.

Лорд Уиэри печально улыбнулся, перегнулся через балюстраду и крикнул:

— Томми!

Следом за поездами двигались тати. Когда показались саблезубые волки, кто-то выстрелил сигнальной ракетой, и разбрызганный Виллом по туннелю бензин мгновенно вспыхнул. Но это их не остановило. Горящие, вконец рассвирепевшие волки ворвались на станцию «Порт Молитор» и начали рвать на куски всех, кто не был еще убит. Следом за ними с оружием наготове шли уже сами тати. Виллу показалось, что их возглавляет Пылающий Улан.

Но и сквозь все это смятение крик лорда Уиэри дошел до того, кому предназначался. Маленький Томми Красная Шапочка оторвался от дымно тлеющего тела сдыхающего волка и нашел глазами галерею.

— Сэр?

— Взрывчатка заложена?

— Да, сэр!

— Стой около взрыв-машинки и жди моего приказа.

— Сэр!

Томми повернулся и исчез в насмерть перепуганной, не находящей спасения толпе.

Смятение Вилла было так велико, что его даже не удивило, когда на пороге лестничной двери показался Оборванец в окровавленной куртке и с пистолетами Дженни в руках.

— Предатель! — крикнул он и в упор разрядил их в голову лорда Уиэри.

— Увы, — вздохнул эльфийский лорд. — Как и многое другое, этот момент был гораздо приятнее в предвкушении, чем в актуализации.

Он разжал ладонь, на ней лежали две пистолетные пули. Он стряхнул их на пол.

— Ты мне надоел.

От лица болотного гонта отхлынула кровь, он умоляюще вскинул руки и замотал головой. Ничуть не спеша, лорд Уиэри протянул к Оборванцу руку, и его пальцы сомкнулись на внезапно опустевшем, рваном и засаленном пальто. Брезгливо поморщившись, лорд Уиэри отшвырнул эту грязную тряпку за балюстраду.

— Что это ты сейчас сделал? — удивился Вилл. — И как ты это сделал?

С лестницы появилась Хьердис — точно так же, как минуту назад Оборванец.

— Он большой специалист по всяким морокам, — сказала она. — Или я ошибаюсь?

Лорд Уиэри улыбнулся и пожал плечами.

— Да, — сказал он, — я когда-то был главным царским Устроителем Развлечений. Не то чтобы, конечно, Его Отсутствующее Величество когда-нибудь прибегал к моим скромным услугам, и все же… У меня был определенный талант, и я поддерживал его регулярной практикой. Не один и не двое придворных были моими созданиями. Однажды я устроил бал-маскарад, половина участников которого не имели никакой объективной реальности. А наутро многие лорды и леди узнали, проснувшись, что их постельные партнеры суть воздух и причуды фантазии.

— Я ничего не понимаю.

— Он создает иллюзии, — объяснила Хьердис. — Очень убедительные. Для развлечения. Когда я жила в укрытии неподалеку от Баттери, власти прислали к нам посреди зимы такого вот морочника, и он заполнил все улицы кометами и яркими бабочками. — И печально добавила: — Так что же, несчастный Оборванец был, если разобраться, пустым местом, одним из твоих порождений?

— Вы уж простите старому эльфу его капризы, — виновато потупился лорд Уиэри. — Я сотворил его для большой ключевой роли, если это может быть объяснением. Он должен был застрелить меня как раз в тот момент, когда я собирался бы занять Обсидиановый Престол. Застрелить и тут же погибнуть от карающих рук вот этого нашего импульсивного героя. — Он кивком указал на Вилла. — После чего, лежа на руках у Джека, я попросил бы его взойти вместо меня на престол, что, по причине его амбиций и так как это была бы моя предсмертная просьба, он, конечно, исполнил бы. Увы, мой интерес к этой игре истлел и угас задолго до ее завершения. Ну что же тут можно поделать? Я полагаю, — обратился он к Хьердис, — что тебя привела сюда какая-то срочная необходимость.

— Да. Твои взрывники заминировали опорные сваи стоящих над нами зданий. Погибнут все мои йохацу и вся Армия Ночи.

— И это, как я понимаю, очень тебя беспокоит? — вздохнул лорд Уиэри. — Глупая девочка. Начать с того, что их никогда и не было.

Все крики, стоны, вопли и прочие звуки, доносившиеся снизу, резко, как обрезанные, стихли. Хьердис выглянула наружу и увидела только вдруг опустевшие перроны и рельсы. Не было ни трупов, ни в щепки разнесенных баррикад, не было ни татей, ни обгорелых саблезубых волков, не было ни малейших следов повстанческой армии, не было ничего, кроме заброшенной станции метро и самого обычнейшего мусора.

— Так, значит… все они — и йохацу, и тати — просто твое порождение? И только я и Вилл были…

Лорд Уиэри вскинул бровь, и Хьердис замолкла. Надолго.

— А я-то считала себя настоящей, — сказала она наконец скучным, безжизненным голосом. — У меня же были свои воспоминания. Страсти. Друзья.

— Ты впадаешь в сентиментальность.

Лорд Уиэри потянулся к Хьердис, и его пальцы сомкнулись на какой-то тряпке. Он перекинул ее через балюстраду точно так же, как и грязное пальто, бывшее когда-то Оборванцем.

— А теперь, как нетрудно догадаться, подошла моя очередь, — горько сказал Вилл и сжал кулаки. — А я ведь тебя любил! Изо всех твоих жестоких, порочных деяний это хуже всего. Я заслуживал лучшего. Может быть, я и не реален, но я заслуживал лучшего.

— Ты столь же реален, как и я сам, — успокоил его лорд Уиэри. — Не больше и не меньше. — Он старел у Вилла на глазах. Его кожа, все еще розовая и чистая, как у ребенка, обвисла складками. Его волосы тоже остались по-детски пушистыми, но стали совершенно седыми. Голос его проникал до самого сердца. — Прими это, если можешь, в качестве утешения. Лично я выбрал путь просветления, пролегающий через предательство и горы насилия. Теперь же, когда я постиг единство всего сущего, мне представляется, что старость пришла ко мне как раз…

Глаза лорда Уиэри закрылись, голова упала на грудь. Медленно, без шума и суеты он растворился. Вместе с ним исчезли и балюстрада, и вся галерея, и весь в мире свет. Вилл почувствовал, как его обнимает тьма, подобная теплым нежным рукам Матери Ночи.

Он уже не знал, существует он или нет, и ему это было безразлично. Война лорда Уиэри — если допустить, что она вообще начиналась, — закончилась.

Придя в сознание, Вилл обнаружил себя лежащим на рельсах в метро. Он кое-как поднялся на ноги и тут же был вынужден отскочить от мчавшегося по туннелю поезда.

Когда его на время ослепленные глаза снова начали видеть, Вилл пошел. Он не знал, что из того, что он за последнее время видел и чувствовал, происходило в действительности. Погибли друзья — но были они или не были? Были ли Костолом, Эпона, Дженни Танцышманцы и все остальные пустыми фантазмами? А если они не существовали, если они никогда не существовали, освобождает ли это его от всяких перед ними обязательств? Он взглянул на свои руки, на знакомые шрамы, полученные за время пребывания под землей. Уж они-то, во всяком случае, были реальны.

При всех своих стараниях он не мог обнаружить в пережитом ни малейшего смысла.

Он и плакать даже не мог.

Какое-то бесконечное время он блуждал в темноте. Иногда спал, иногда просыпался. Затем, пробудившись окончательно, он обнаружил, что боль хоть и не ушла, но стала терпимой.

Тогда Вилл вернулся на станцию «Нифльхейм», чтобы вытащить свою старую, припрятанную до времени одежду. Он завалил ее тогда кедровыми стружками, набранными в отвалах лесоторгового склада, так что она прекрасно уцелела. Он побрился и помылся в мужском туалете полуподвального помещения станции «Арсенал» (одной из многих, до которых можно было добраться по вентиляционным каналам, не выходя на улицу), надел новенькие ботинки из той партии в несколько сотен штук, которую он с тремя своими солдатами позаимствовал в удачно подвернувшемся товарном вагоне. Закончив туалет, он уже не был больше похож на одиозного командора Джека Риддла. Он вполне мог сойти за респектабельного гражданина.

Поднявшись на улицу, он увидел, что уже весна. Он провел под землей целую зиму.

У Вилла был целый карман мелочи, вытряхнутой как-то из любителя приключений, который забрел в темноту дальше, чем ему бы следовало, и по секундному порыву он сел на поезд, шедший к Висячим садам.

Висячие сады вполне заслужили свою славу, считать ли их парком, дендрариумом или сельскохозяйственной выставкой. В них был небольшой городок аттракционов с каруселью и колесом обозрения, плавательные бассейны и искусственные джунгли, где абатва[47] с копьями, похожими на зубочистки, охотились на водяных драконов длиною с Виллову ступню. В птичьем вольере была добрая сотня разновидностей колибри, тринадцать разновидностей аистов и даже дюжина различных пилливиггинов, которых на всем континенте больше нигде и не найдешь. Угрюмые фавны сидели на травке и торговали воздушными шариками. Но больше всего Виллу понравилась эспланада. Облокотившись на бетонный парапет, он смотрел, как далеко внизу, у причала, великаны, стоящие по пояс в воде, неспешно разгружают прибывшие контейнеровозы. С окаймляющего мир Океана дул свежий, с запахом соли ветер. Над водой кружились чайки, крошечные, как пылинки, пляшущие в солнечном луче.

Пролетел гиппогриф, рассыпая за собой звонкий смех.

Он пролетел так близко, что Вилл ощутил ветер от его огромных крыльев и острый лошадиный запах. Волосы всадницы вились за ее спиною как рыжий вымпел.

Вилл смотрел как громом пораженный. Молодая женщина, гордо восседавшая в седле, была само изящество, помноженное на атлетизм. На ней были зеленые брюки и в тон к ним мягкие кожаные сапоги. Зеленым же был и лиф, под которым золотом сверкала узкая полоска живота.

Она была великолепна.

Всадница случайно взглянула вниз и увидела заглядевшегося Вилла. Она тут же натянула поводья, так что ее птица-лошадь встала на дыбы и на мгновение остановила полет. Затем она взяла поводья в зубы и левой рукой сдернула вниз свой лиф, обнажив ослепительные груди. А правой рукой — показала ему средний палец. Затем, издевательски улыбнувшись, снова натянула лиф, схватила поводья и умчалась.

У Вилла перехватило дыхание. Эта незнакомка словно приставила к его груди пистолет. На какое-то мгновение она полностью им овладела.

И ведь он знать не знал, кто она такая, не знал, увидит ли когда-нибудь ее снова.

В этот сказочный момент, момент замешательства, в голову Вилла вплыла откуда-то мысль: он зря растрачивает жизнь.

Там, внизу, он был героем — а зачем? Он вел за собою солдат, которые не смогли бы выйти из туннелей, потому что боялись света.

Он понял, что не хочет возвращаться.

Вместо этого он покинул сады и пошел бродить по городу, иногда поднимаясь на лифте вверх, иногда спускаясь по лестнице. Долгие бесцельные блуждания привели его в тусклый запущенный квартал, и тут по мгновенному побуждению он вошел в первое попавшееся питейное заведение — грязноватую забегаловку «Крысиный нос». Он подойдет прямо к бармену и попросит какую-нибудь работу. Даже если ему поручат мыть посуду и подметать пол, это все-таки будет начало.

Из-под столика вылезла на четвереньках маленькая девочка и лучезарно ему улыбнулась.

— Привет, — сказала она. — Меня звать Эсме, а как звать тебя?

Нат опустил газету и тоже улыбнулся: — Ну вот, наконец-то! А то я начинал уже думать, ты никогда не объявишься.