Древнее Перу

Охотники за головами

А теперь снова спустимся с гор на побережье. Южная его часть — самый засушливый район Перу, здесь никогда не бывает дождей. Деревянные столбы, служившие опорами какого-то здания 2000 лет назад, так и не сгнили, а только окаменели. В 1926 г. этот уникальный в археологии памятник, известный как Ла Эстакерия, сфотографировал американский ученый А. Кребер. Сейчас большинство из 188 столбов разрушено людьми.

Уже упоминавшийся полуостров Паракас делит южное побережье на две примерно равные части. К северу от него расположены долины. Писко, Чинча и несколько более мелких, к югу — Ика, Наска и Акари. Еще дальше на юг горы так близко подходят к берегу, что доступные для орошения земли совсем невелики, поэтому древних памятников там мало.

Основатель перуанской научной археологии Макс Уле одни из самых удачных раскопок в конце прошлого века провел в долинах Наска и Ика. Он обнаружил множество погребений с ярко расписанными сосудами. Встретились также ткани, золото, предметы из дерева. В основном найденные Уле могилы принадлежали двум культурам: поздней (IX–XVI вв.), получившей затем название ика, и ранней, наска (III в. до н. э. — VI в. н. э.). Сейчас в распоряжении археологов оказалось очень много сосудов этих культур. Сравнивая их, удалось детально выяснить, как изменялись во времени форма и декор. В ряде случаев мы способны определить, что один из сосудов изготовлен позже или раньше другого с точностью до 25–50 лет, хотя в абсолютных цифрах их возраст подчас оценивается лишь с точностью до двух-трех веков.

Сосуды начала культуры наска особенно декоративны. Они покрыты яркими, пестрыми изображениями животных, птиц, растений, мифических существ. Детали переданы в несколько условной манера, но зато просто, баз лишних линий. Часто один и тот же мотив повторяется, окрашенный в разные цвета. На одной росписи таких цветов бывает 7–8, а считая оттенки, и больше. На поздних сосудах наска ясные многоцветные изображения тоже встречаются, но появляются и другие — запутанные, переплетающиеся, вставленные одна в другую комбинации линий и завитков. Не сразу догадаешься, что они изображают уже знакомые нам золотые маски на лицах мифических существ, либо жезлы в руках у них. Черные раздвоенные завитки, усеивающие спирали и выступы — это доведенные до неузнаваемости изображения отрубленных человеческих голов. Более натуралистически выполненные фризы из подобных голов-трофеев украшают сосуды наска во все периоды. Кроме того, мифические персонажи держат головы в руках и пожирают их. Если изображены люди-жрецы, то рядом с ними на алтарях лежат все те же головы. Правда, встречаются в искусстве наска и другие сюжеты (охотники, рыбаки и пр.), но кто знает их подлинный смысл? Сколь грациозны и безобидны, например, кружащиеся у цветка колибри. Но вот на другой росписи те же легкокрылые создания показаны вместе со свирепым мифическим существом, держащим в руках кровавые трофеи. Очень похоже на то, что танец колибри вокруг цветка находится в какой-то загадочной связи с жестокими церемониями.

Чаще всего вазописцы и ткачи наска изображали божеств местного пантеона, который нам поэтому неплохо известен. В ранний период во главе его стоит антропоморфное существо в золотой маске — прямой потомок круглоглазого божества паракас и двоюродный брат держателя жезлов на Воротах Солнца в Тиауанако. С ним вместе мы видим человека-сокола, божков с культурными растениями в руках, морское чудовище, напоминающее кита-косатку, фантастическую птицу с челюстями фаланги вместо клюва, заглатывающую отрубленные человеческие головы. Позднее эти божества исчезают или отступают на второй план, скрываясь под своими гигантски разросшимися масками. Главное место теперь занимают богиня и усатый воин, возможно, ее супруг.

В искусстве наска всегда громче всего звучали три темы: культурные растения и плодородие полей, водные существа и рыбная ловля, человеческие жертвоприношения. В ранний период все эти темы замыкаются на главном божестве, потомке бога паракас. В руках он держит растения и отрубленные головы, а изо рта у него льется поток воды. Так же — с растениями и низвергающимся изо рта потоком — изображается богиня наска. Правда, с жертвоприношениями она прямо не ассоциируется. Возможность отсекать головы пленникам она предоставила своему супругу, который делает это с таким же равнодушным спокойствием, какое вообще характерно для божеств наска. Отрубленные головы прямо-таки преследуют зрителя, рассматривающего изображения этой культуры (рис. 9.)

В чем же причина такой кровожадности? Что знаем мы вообще oб обществе наска?

Известно, что в отношении технической оснащенности оно было еще более примитивно, чем другие цивилизации Анд. В отлично от создателей таких культур, как мочика и тиауанако, обитатели южного побережья в эпоху наска не знали металла, если не считать золотой фольги для украшений. Меди они или вообще не имели, или, во всяком случае, не умели выплавлять ее из руды. Умершим клали в виде погребальных даров изумительную по красоте посуду со стенками толщиной 2–3 мм, но лепили ее вручную, а обжигали в груде горячих углей. Они не употребляли ни гончарного круга, ни настоящего горна, ни даже форм для лепки фигурных изделий, которыми широко пользовались их современники на северном побережье. Не получил у наска распространение и прямоугольный сырцовый кирпич. На северном побережье такой кирпич делали в тростниковых формах. Благодаря этому на выделку каждого кирпича уходило меньше времени и вся продукция изготовлялась по единому стандарту. Строители же наска долго продолжали следовать древней традиции, когда-то распространенней по всему Перу, — они складывали стены зданий из конических глиняных комьев.

Но как бы ни убога была, с нашей точки зрения, оснащенность мастеров, общество наска нельзя назвать примитивным. Против такого мнения свидетельствуют руины на городище Кауачи — главном центре этой культуры в ранний период. Городище это почти не раскапывалось, поэтому трудно судить о его площади, но судя по фотографии, сделанной с самолета, она могла быть около квадратного километра. Главная пирамида значительно уступает одновременным ей постройкам на северном и центральном побережье, но сопоставима с Акапаной в Тиауанако. Ее высота — метров двадцать; впрочем, сырцовая кладка заключает внутри скальное возвышение.

В самом начале развития культуры сосуды наска немножко различаются в зависимости от того, из каких долин они происходят. Позднее всюду распространяется стиль, характерный для долины Наска, в которой расположено Кауачи. Возможно, правитель этого города одержал победу над своими соперниками и встал во главе довольно крупного государства. Другой, самостоятельный центр в это же время (на рубеже нашей эры) возник севернее полуострова Паракас, в долине Писко. В конце раннего периода истории наска Кауачи покинут. Можно лишь гадать почему, но резкие изменения в форме и орнаментации сосудов при переходе от раннего периода к позднему, а тем более смена божеств в пантеоне могут оказаться отголоском неизвестных нам социально-политических катаклизмов.

Весьма возможно, что их результатом был перенос политического центра из Наски в Ику. Несколько десятилетий назад в этой долине еще сохранялись развалины большого города времен поздней наски, который, возможно, был столицей всего южного побережья. Влияние наски распространилось и на часть горной области, К несчастью, большие мелиоративные работы в Ике развернулись до того, как предполагаемую столицу успели исследовать археологи. Сейчас городище срыто до основания.

Так или иначе о культуре наска можно вполне уверенно говорить как о цивилизации. Мотивы изобразительного искусства свидетельствуют о том, что в этом обществе царил культ войны, чему вряд ли следует удивляться. Где в древности имеем мы пример государства, которое не стремилось бы к уничтожению или порабощению своих соседей? Но было бы грубой ошибкой представлять военные экспедиции правителей Кауачи по образцу походов ближневосточных владык или римских императоров.

Во времена наска война еще не утратила своей тесной связи с ритуалом, с культом. Эта особенность индейской культуры, нерасчлененность в ней практического, мирского и сакрального, религиозного, долго оставалась непонятой. Общества индейцев сравнивались со стадиально более поздними — античными, средневековыми. При таком сравнении получалось, что аборигены Америки отличались патологической жестокостью и что нормальные человеческие чувства были им чужды.

Жестокость индейцев не раз служила поводом для их истребления. Все, правда, знают, что конкистадоры сами совершали еще большие зверства. Однако обе стороны руководствовались разными мотивами. Чем бы ни объясняли испанцы массовые убийства и пытки пленников, как бы ни оправдывали их особыми условиями, в которых вынуждены действовать, эти их «подвиги» все же считались преступлениями, пусть и совершенными иногда при «смягчающих обстоятельствах». По крайней мере, такого мнения придерживались мыслители и общественные деятели Европы, вспомним Бартоломе де лас Касаса — горячего защитника индейцев и притом видного иерарха католической церкви.

Иное дело войны индейцев друг с другом. В глазах враждующих племен убийства и жертвоприношения не только не подлежали осуждению, но и считались совершенными во имя высшего благополучия всей той группы людей, которая ощущала свое единство и противопоставляла себя чужакам. Что же касается иноплеменников, жителей соседних областей и государств, то те вовсе не считались людьми, а скорее приравнивались к диким животным или к демонам.

Подобный взгляд на мир не был свойствен только индейцам. В эпоху первобытности и ранних цивилизаций его в полной мере разделяли и народы Старого Света, наши предки. К счастью, с тех пор многое переменилось. Поэтому европейцам потребовалось немало труда, чтобы проникнуть в психологию людей столь отличной культуры. Только сейчас путем скрупулезного анализа документов XVI в. и наблюдений над современными индейскими обществами этнографы приблизились к пониманию мотивов, которыми руководствовались индейцы в своих действиях.

К приходу испанцев многие племена Колумбии, Центральной Америки, Бразилии, Венесуэлы непрерывно воевали с соседями. Целью войны были не только кровная месть, грабеж, захват женщин, рост могущества победившего вождя. Люди стремились повлиять на таинственные силы, от которых зависела жизнеспособность народа. Пролитие крови, своей или чужой, должно было магически обеспечить урожай лесных плодов или культурных растений. Когда жрец расчленял тело приведенного к алтарю пленника, он в глазах соплеменников содействовал установлению мировой гармонии, уравновешивал стихии, умилостивлял божества. Нередко жертва покорно ждала своей участи: умереть подобной смертью считалось почетным, убитого ждала завидная судьба в иной жизни.

С изображениями жертвоприношений наска интересно сравнить данные по бразильским племенам тупинамба. В XVI в. они жили на побережье Бразилии и отличались жестокостью и кровожадностью. Некоторые европейцы, побывавшие у тупинамба в Плену, красочно описали увиденное, причем немец Ганс Штаден оставил немного наивные, но чрезвычайно выразительные рисунки.

Когда тупинамба отправлялись в поход, их главной задачей было захватить живыми и привести в селение как можно больше врагов. Овладеть пленником было сравнительно легко. Если в бою воин хватал врага за плечо, тот прекращал сопротивление и следовал за победителем. Как правило, пленник и позднее не пытался бежать — его родичи просто не приняли бы такого беглеца назад. После пленения и совершения определенных обрядов человек терял место в своей старой общине и принадлежал отныне к общине победителей. Сородичи готовились за него отомстить, но дома встретили бы как труса.

В селении победителей пленник жил порой по многу лет. Он работал со всеми, женился, обзаводился детьми. Но ничто не могло отвратить его участь. Наступал день, когда и его самого, и его детей приносили в жертву. Сокрушительный удар палицей — и вот уже женщины разделывают тело и готовят из него каннибальские кушанья. Все поведение как жертвы, так и убийц определялось правилами, ритуалом. Перед смертью пленник обещал людоедам те или иные части своего тела, но тут же объявлял им, что его нынешние мучители сами найдут могилу в желудках его бывших соплеменников.

В основе всех этих жутких обрядов лежало представление о том, что духи и божества требуют жертвоприношений, что вкусившие человеческого мяса увеличат свои жизненные силы. Поэтому на жертву набрасывались прежде всего пожилые люди, которым требовался подобный магический стимулятор.

В отличие от тупинамба индейцы племени мундуруку не были людоедами, а лишь стремились добыть голову врага. Человек, принесший подобный трофей из похода, был окружен почитанием, хотя его жизнь с этих пор становилась нелегкой. В течение нескольких лет он был связан множеством запретов. Зато владелец отрубленной головы мог обеспечить удачу на охоте для целого селения. Стоило принести голову в лес, и хозяйка животных так радовалась, смотря на нее, что обязательно посылала охотникам множество дичи.

Но вправе ли мы сравнивать обычаи диких лесных племен с культурой создателей цивилизаций? Обратимся поэтому к колумбийским индейцам. В XVI в. у них существовали небольшие объединения во главе с князьками, может быть, не столь уж отличные от древнейших государств перуанцев. Встретили европейцы здесь то же, что у бразильских племен, только в больших масштабах: охоту за кровавыми трофеями, поголовное принесение в жертву пленников, отрубленные головы и вырванные сердца. Ну а ацтеки в Мексике? После удачного военного похода жрецы в их столице Теночтитлане умерщвляли на алтарях тысячи людей. И можно ли было поступить иначе? Ведь согласно ацтекской мифологии само солнце питается кровью жертв и, если лишится ее, мир постигнет страшная катастрофа. Кстати, очень сходные представления почти до наших дней сохранили племена уитото на северо-востоке Перу.

У них считалось, что головы убитых в бою воинов служат пищей бога Хусиниамуи — Солнца.

Что касается древних перуанцев, в том числе создателей культуры наска, то военные трофеи связывались у них прежде всего с плодородием полей. Об этом и говорят не только изображения, на которых отрубленные головы и культурные растения находятся в руках одних и тех же божеств, но и прямая традиция, дожившая до наших дней.

Если бы 30 лет назад кто-нибудь заявил, что в Перу и Эквадоре до сих пор ежегодно совершаются человеческие жертвоприношения, на такого человека посмотрели бы с недоумением. Что за нелепые выдумки? И тем не менее все оказалось именно так, хотя обряды эти происходят, конечно, не в столицах, а жертву умерщвляет не жрец.

В 1953 г. один из французских этнографов опубликовал статью, в которой сообщал, как в отдаленном районе департамента Куско индейцы ежегодно устраивают жестокие побоища с единственной целью — обеспечить богатый урожай на полях победителей. Сообщение не сразу привлекло должное внимание, но затем сведения такого рода стали поступать и из других мест. К началу 70-х годов стало ясно, что ритуальные битвы — характерная особенность культуры индейцев Анд. Вот как они происходят.

Перед началом сельскохозяйственного сезона жители деревень и городков, удаленных друг от друга на 10–20 км, собираются в назначенном месте, подальше от дорог и полей. Смотря по тому, из каких селений кто прибыл, люди присоединяются к одной из двух партий. В каждой набирается по нескольку сот человек.

Сначала они осыпают друг друга полушутливой бранью, а затем начинают метать камни из пращи. Стоящие поблизости женщины и старики подбадривают участников. После еды и принятия спиртного битва разгорается с новым азартом. Падают раненые, вот уже несколько человек убито. Их смерть никого не огорчает: чем больше жертв, тем щедрее будет земля! Мстить за убитых в дальнейшем не полагается. У пленников отбирают одежду и другое имущество. Захваченных женщин уводят с собой, некоторых навсегда. В отдельных районах пролитая кровь до сих пор предназначается в жертву языческому божеству, воплощенному в горной вершине. Старики помнят, как некогда из черепов убитых делали чаши, а их кровью окропляли поля.

Несмотря на попытки властей запретить ритуальные битвы, обычай все еще жив. Нет сомнения, что восходит он к седой древности. Создатели культур наска, тиауанако, мочика тоже, по-видимому, видели в пролитой крови пленников и врагов гарантию урожая. Подобные верования были распространены на западе Южной Америки повсеместно. О таких же ритуальных битвах, как у современных индейцев кечуа, сообщают, например, испанские авторы XVI в., описывая колумбийские племена лиле, лаче и кимбая.

І. Памятники древних цивилизаций Перу

2. Прорисовка изображения на «Бородатом идоле» из полуподземного храма в Тиауанако. VI–I вв. до н. э.

3. Так выглядят древние захоронения на перуанском побережье после раскопок грабителей.

4. Существо с телом пумы и птичьими крыльями.

Прорисовка росписи на сосуде. Культура тиауанако. VI–VII вв. н. э. На изображениях родственной тиауанако культуры уари (с южного побережья Перу) подобные существа имеют головы не птиц, а хищных зверей — пум и ягуаров.

5. Маска культуры паракас (поздний период), изображающая лицо круглоглаэого божества. VI–II вв. до н. э.

6. Божество с жезлами в руках. Прорисовка изображения на каменной плите, найденной в развалинах Чавин-де-Уантар. VIII–V вв. до н. э.

7. Мифические существа, напоминающие «ангелов» с Двери Солнца. Прорисовка изображения на сосуде культуры пукара. VI–II вв. до н.э..

8. Прорисовка изображения на золотом предмете из района Куско. В персонаже, который здесь изображен, соединены черты как «ангелов», встречающихся в искусстве тиауанако и пукары (положение тела), так и главного божества на Двери Солнца (лучистый ореол вокруг головы). Ср. рис. 4, 7, 16. Зубы во рту персонажа нарисованы в той же манере, что и на ранних изображениях культуры паракас. VI–III вв. до н. э.

9. Воины, держащие в руках отрубленные головы врагов. Сосуд культуры наска. I–II вв. н. в.

10. Зооморфные божества (сколопендра, колибри, морской орел), несущие в руках мешочки.

Прорисовка изображения на сосуде культуры мочика. VI в. н. э.

11. Зооморфные божества (олени, лиса, пума), держащие в руках фасолины со знаками.

Прорисовка изображения на сосуде культуры мочика. V–VI вв. н. э.

12. Сосуд из Пашана, сделанный на гончарном круге. Культура рекуай. Ill — VI вв. н. э.

13. Сосуд в виде кролика из долины Пьюры. Ранний период культуры мочика II–III вв, н. э.

14. Сосуд в виде женской фигуры. Культура викус. II–VII вв. н. э.

15. Маска, изображающая божество. Медь, инкрустированная раковинами. Лома Негра, ранний период культуры мочика. II в. до н. э. — II в. н. э.

16. Божество с жезлами в руках. Прорисовка центральной части изображения на Двери Солнца в Тиауанако. VI–VII вв. н. э.

17. Каменная плита с изображением воина. Серро Сечин. Середина II либо середина I тыс. до н. э.

18. Подвеска для носа из золота и серебра с изображением креветок. Лома Негра, ранний период культуры мочика. II в. до н. э. — II в. н. э.