Древнее Перу

Письменность или игра?

Итак, перенесемся, наконец, с южного побережья Перу на северное. Пейзаж останется прежним: синее море, горы в дымке на востоке, выжженные барханы и скалы пустыни, а между ними зелень долин. Вот только древних памятников в этих местах еще больше и выглядят они внушительнее: мощные пирамиды, стены, пересекающие равнину от моря до гор, разрушенные города.

В одном из них мы уже побывали — это Чан-Чан, столица царства Чимор, завоеванного инками. В той же долине Моче высятся и более древние руины, возраст которых уже не 500–700, а 2000 лет. В начале и середине 1 тыс. н. э. здесь был центр одной из самых блестящих цивилизаций Америки — мочика.

Эта культура была открыта в конце прошлого века немецким археологом М. Уле. В 30-х годах раскопки продолжил перуанец Рафаэль Ларко Ойле. История его исследований любопытна.

Рафаэль был наследником асьенды Чиклин — огромного поместья в соседней с Моче долине Чикама. Его отец, Ларко Эррера, поощрял интерес сына к истории и древностям. Вскоре в поместье появился домашний музей. За несколько лет Ларко Ойле стал обладателем крупнейшей в мире коллекции сосудов древнеперуанских культур. Одних только предметов мочика в ней насчитывалось 30 тыс. Местные крестьяне были рады возможности подзаработать и с энтузиазмом раскапывали для любознательного помещика погребения. Так как захоронения мочика сосредоточены в огромных могильниках, искать их не составляло труда. Обнаружив одну могилу, можно было смело копать все вокруг.

Разумеется, при подобных масштабах нарушались элементарные правила археологической методики. Никто не записывал, из каких именно могил взяты те или иные сосуды, при каких обстоятельствах извлечены. К счастью, Ларко Ойле все же не оказался лишь жадным накопителем, хорошо понявшим коммерческую ценность древних горшков. Он был трудолюбивый и талантливый человек и в течение десяти лет — с 1938 по 1948 г. — выпускал одну за другой статьи и книги. В них он изложил выводы, к которым пришел в ходе раскопок.

Многие найденные им мочикские вещи, особенно сосуды, были покрыты расписными, рельефными и скульптурными изображениями. Естественно, что ученый не мог обойти вниманием их содержание. Просто и выразительно переданные фигуры людей и божеств, рисунки растений, животных, различных предметов требовали, казалось, лишь небольшой доли воображения, чтобы соединить отдельные сцены в связное повествование.

Вот группа сражающихся воинов. Один из них что есть силы бьет врага палицей по лицу — брызги крови летят во все стороны. На другом сосуде показано возвращение победителей домой. Они несут почетные трофеи — оружие и одежду побежденных, а их самих тащат за собой на веревке. Печальна судьба пленников. Сперва их подводят к правителю, который сидит на троне в маленьком здании, возвышающемся на вершине ступенчатой пирамиды. Затем следуют жертвоприношения. Некоторым повезло — их просто сбрасывают со скалы. Других ждет более мучительная смерть. В общем нравы у мочика были не мягче, чем у их современников наска.

После жертвоприношений у победителей праздник, Под руководством жрецов они танцуют и пьют кукурузное пиво. Цепочка взявшихся за руки воинов устремляется в храм, где, вероятно, должно состояться какое-то священнодействие. Правителю подносят кубок — не кровью ли он наполнен?

На всех участниках церемонии роскошные золотые и медные украшения, богато орнаментированная одежда. Ее ткали женщины, собранные для этого в специальной мастерской при храме, а медные украшения отливали металлурги, долго дувшие в горн через специальные трубки. Ведь кузнечных мехов индейцы не знали.

Все эти сцены тоже изображены на сосудах. Но больше всего изображений божеств — людей-оленей, людей-лис, людей-птиц и многих подобных существ смешанной природы. Повелевает ими бог-человек с клыками ягуара со рту. В семье перуанских богов он не чужой — прямой потомок персонажа с жезлами культуры чавин и отдаленный родственник глав пантеонов тиауанако и наски. Как и люди, сверхъестественные существа то воюют друг с другом, то участвуют в каких-то церемониях.

Ларко Ойле казалось, что перед ним рисуночное письмо. Да и только ли рисуночное? Его привлек один мотив — постоянно встречающиеся изображения бобов, точнее фасолин, с нанесенными на них знаками. Встречается до 300 комбинаций 90 вариантов фона с 26 мелкими графическими элементами. В погребениях перуанский исследователь и сам находил фасолины с процарапанными на них линиями.

На некоторых росписях изображено, как существо с головой животного или птицы и с телом, руками и ногами человека как-то толкуют знаки на бобах (рис. 10, 11). Они сидят попарно, лицом к лицу, а фасолины разбросаны между ними на песке. В руках толкователей особые инструменты из связанных палочек. В других случаях бегущие люди или боги несут в руках мешочки. Бобы с маленькими ручками и ножками замыкают ряд бегущих и заполняют свободное пространство росписи. Ларко Ойле сделал вывод, что и в мешочках лежат фасолины со знаками.

В окончательном виде его гипотеза была такова. В эпоху инков сообщения из одного места в другое передавали специальные бегуны, дежурившие вдоль дорог. Если, например, наместнику удаленной области требовалось передать срочное донесение в столицу, оно зашифровывалось на связке разноцветных шнурков с помощью узелков. Такая связка называлась «кипу». Кипу вручали бегуну, который передавал ее по эстафете следующему и т. д.

Ларко Ойле стал доказывать, что мочика поступали так же, только не вязали узлы, а записывали сообщения на фасолинах, хранившихся в мешочках. Затем фасолины раскладывали на земле и читали. Что касается полуживотного облика бегунов и чтецов, то это не более чем символическое изображение художником выдающихся качеств людей: сова означает мудрость, олень и орел — быстроту и прочее.

С возражением Ларко Ойле немедленно выступил аргентинский этнограф Армандо Виванте. Он пояснил, что у племен области Чако к юго-востоку от Боливийских Анд до сих пор сохраняются традиционные азартные игры. Люди играют на земле, используя в качестве фишек небольшие предметы с нарезками. Сведения о такого рода играх в Древнем Перу содержатся в испанских хрониках.

Несмотря на долгую дискуссию, ни один из авторов не убедил другого. Последующие поколения ученых в основном склонялись на сторону Виванте. Действительно, если знаки на бобах — письменность, то почему они нигде не складываются в связный текст? На грудах песка фасолины лежат хаотично, тем более они должны были перемешиваться в мешочках. Вариантов расцветки фасолин много, если сопоставить все изображения, но на каждой отдельной росписи их не наберется и десятка. Да и несут ли бегуны всегда именно бобы — тоже еще вопрос.

Итак, письменность или игра? Страсти так разгорелись, что до самых недавних пор никто и не подумал о третьей возможности — да, игра, но не простая, а священная.

Исследователи из разных стран, изучающие искусство древних перуанцев, в 70-х годах, работая независимо друг от друга, пришли к общему выводу: индейские художники слишком серьезно относились к своей работе, чтобы уделять внимание предметам, не имеющим отношения к колдовству, религии, мифологии, скажем, изображать обычную игру. Да скорее всего в эпоху мочика и не было таких игр.

Людям с мифологическим сознанием, каким обладали индейцы Америки, свойственно целостное видение мира. Религиозные верования в некотором смысле утилитарны. Человек хочет от божества самых простых вещей — хорошего урожая, удачи на охоте, обильного потомства и, чтобы обеспечить все это, исполняет обряды и церемонии. Зато практические, повседневные действия священны. Совершая самые обычные поступки (работа по дому, уход за растениями), человек помнит о предках, делавших все это впервые, знает о правилах, ими введенных, и о страшных карах для нарушителей запретов. Каждое действие человека — это магический акт, который по всеобщей связи всего со всем отзовется и отразится на всех уровнях мироздания.

Когда европейцы стали изучать культуру индейцев Чако и, в частности, их игры, на которые ссылался Виванте, она уже находилась в состоянии деградации. Кроме того, не все этнографы имели возможность достаточно глубоко вникнуть в жизнь индейцев. Описывая виденное, они нередко довольствовались лишь краткими, предназначенными для непосвященных объяснениями. И лишь известный финский американист Рафаель Карстен, путешествовавший по Чако в 1911–1913 гг., выяснил, что распространенная у ряда племен азартная игра есть в действительности церемония, призванная увеличить урожай диких плодов. Поэтому в нее играют только в марте, когда людям грозит голод.

Карстен описал и ритуальные игры индейцев Анд. В одну из них играют на поминках, чтобы узнать об отношении покойника к оставшимся в живых. Невезение тут считается большим несчастьем, а удача позволяет надеяться, что дух умершего будет заботиться о своих родственниках и потомках.

Очень возможно, что на мочикских изображениях божества тоже играют на поминках какого-то мифологического персонажа, либо совершают обряд, способствующий плодородию полей.

Но проблема этим не исчерпывается. Жрецы и боги употребляли разноцветные фасолины для ритуальной игры. Но кто сказал, что те же фасолины не могли в других обстоятельствах служить знаками письменности?

В защиту старой гипотезы Ларко Ойле (сам он умер в 1966 г.) ныне высказывается его соотечественница Виктория де ла Хара. Оставив в стороне мочикские росписи, она обратилась к изображениям бобов из хорошо знакомого нам могильника Некрополис на полуострове Паракас. Там на тканях вышиты разноцветными нитями длинные ряды фасолин, имеющих до 240 вариантов раскраски. Подобные ряды и в самом дело похожи на закодированное сообщение. Не исключено в таком случае, что и у мочика на не сохранившихся погребальных мантиях изображались ряды знаков. В более сыром грунте северного побережья встречаются лишь полуистлевшие обрывки тканей. И что же — на одном из них действительно оказалась вышита группа из 12 разноцветных фасолин!

Острота дискуссии по поводу наличия у мочика письменности легко объяснима. Если бы удалось доказать существование здесь какой-то системы кодирования сообщений, древняя цивилизация перуанского побережья заняла свое место в ряду других, из которого она пока выпадает. В Мексике, Китае, на Ближнем Востоке везде в храмовых и царских хозяйствах велись записи о поступавших и израсходованных продуктах, о числе работников, количестве собранной дани и пр. Без подобного учета ведение крупного хозяйства просто непредставимо. Инки выходили из положения, используя кипу. Вполне возможно, что древним жителям побережья Перу служили разноцветные фасолины.

Но одно дело — передача числовой информации и совсем другое — настоящая письменность. Кипу, например, мог толковать лишь посвященный, знавший и правила расположения узелков, общее содержание сообщения. Историческую хронику или сюжет мифа с помощью кипу записать невозможно. С кипу можно сравнить орнамент, который до сих пор наносят на различные предметы некоторые индейцы Амазонии. Все жители селения примерно представляют круг значения его отдельных элементов (символизирующих, скажем, определенные категории духов), но ни одно «прочтение» не будет вполне совпадать с другими.

Спору о том, что собой представляют знаки на фасолинах, не видно конца. Похоже, что нет решающих фактов в пользу того или иного мнения. Но может быть, стоит на время отвлечься от перуанских материалов и обратиться к другим цивилизациям? Не встретим ли мы там нечто подобное раскрашенным фасолинам, что поможет понять их значение в Андах? Отправимся поэтому на Ближний Восток.

Многие десятилетия археологи, работавшие в Ираке, Иране, Сирии, Израиле, Турции, находили в слоях с VIII по III тыс. до н. э. глиняные фишки. Они имеют вид шариков, конусов, дисков и прочих геометрических фигур и усеяны нарезками. Особого значения этим находкам долго не придавалось. Но вот недавно французская исследовательница Д. Шманд-Бессера, основываясь на некоторых выводах своих предшественников, собрала и систематизировала данные о фишках, придя к поразительным заключениям.

Оказалось, что фишки определенной формы соответствуют главным категориям предметов, учет которых вели хозяева и торговцы (скот, металл и т. п.). Из века в век развивались хозяйственные связи, усложнялась и совершенствовалась знаковая система Фишки стали хранить в запечатанных глиняных конвертах, делая оттиски с них и на поверхности конверта. 3aтем кто-то догадался, что сами фишки излишни, достаточно оттисков. Так появилась древнейшая письменность.

Легко заметить сходство между ближневосточными фишками и перуанскими фасолинами. В обоих случаях знаками служат отдельные мелкие предметы, каждый из которых отличается сочетанием определенной расцветки (формы) с одним из мелких графических элементов. Ну а уж сумочки для фасолин и глиняные конверты просто напрашиваются на сравнение.

Но вот вопрос: как получилось, что на Ближнем Востоке в конце концов возникла настоящая письменность, а в Андах, в сходных исторических условиях ничего подобного не произошло? А может быть, условия были не совсем сходные? Так ли это, мы обсудим позднее, а сейчас расскажем о сенсационном открытии в горах Северного Перу, имеющем отношение к той же проблеме.