Древнегреческие праздники в Элладе и Северном Причерноморье

Венок – символ античного праздника

Древние греки и римляне во время праздников украшали голову венками из цветов, душистых трав и ветвей разных растений, а иногда из драгоценных металлов. Венок из растения, взятого в священной роще, издавна служил наградой на играх в честь богов и героев. Начиная с классического периода и до заката античности, во время празднеств граждан венчали золотыми венками за гражданские и военные доблести. В русском языке далекое воспоминание об античных венках живет в словах корона (латинское corona – венок, затем венец из драгоценного металла) и лауреат (laureatus – увенчанный лавровым венком), а также в имени Степан (от греческого στέφανος – венок).

Памятники искусства и античные авторы свидетельствуют о разнообразных венках в парадном уборе мужчин и женщин во время семейных и общественных праздников. Венки сплетали из полевых и садовых цветов, ветвей и листьев лавра, оливы, плюща, винограда, мирта, дуба, тополя, пальмы и других растений. Их приносили в храмы в качестве дара богам, самих же богов нередко изображали в венках (рис. 44), как правило из посвященных им растений. Так Аполлон обычно имел лавровый венок, а Дионис – плющевой (рис. 38).

Победители состязаний в честь богов и героев получали венок из священного растения. Например, на праздниках Аполлона в Дельфах и на Делосе венчали венком из лавра, священного дерева этого бога, а на Олимпийских играх давали оливковый венок, потому что, по преданию, учредитель этих игр Геракл установил такую награду. Кроме того, венок у греков служил наградой за военные, финансовые, дипломатические и другие услуги государству. Провозглашение о венчании венком совершалось на главных государственных праздниках. Так на Делосе во время Аполлоний прочли декрет в честь херсонесита, удостоенного лаврового венка «за добродетели, благочестие к святилищу и благорасположение к народу» (МИС. 22).

Ни одно домашнее празднество не обходилось без венков. Они украшали головы жениха и невесты, их раздавали гостям, собиравшимся на мужской половине дома в андроне, где подавали угощение, пили вино, пели и беседовали на разные темы. Платон описал, как на такой пир пришел Алкивиад в венке из фиалок и плюща (Plat. Symp. 212). Плутарх в «Застольных беседах» (III, 645-648) посвятил целый раздел подобным венкам. Гости музыканта Эратона говорили о том, что цветы « радуют наше обоняние и зрение, испуская удивительный запах и представляя неподражаемое разнообразие красок», аромат же определенных растений помогает от опьянения. Считалось, что излюбленные греками венки из роз и фиалок успокаивают головную боль, а венок из шафрана «безболезненно рассеивает явления похмелья» и дает спокойно уснуть выпившим лишнее.

В V в. до н. э. греческие ювелиры начали изготовлять металлические венки[728]. Они воспроизводили, преимущественно в золоте, а также в серебре и бронзе, ветви различных деревьев и кустарников, в которые иногда включали цветы[729]. Золотой венок приносили в дар богам (Dem. ХХП, 72-74; НО. 68, 80)[730], его надевали участники праздничных шествий и состязаний хоров (Dem. XXI, 16, 22). С V в. до н. э. и до конца античной эпохи венок служил наградой соотечественникам и иностранным гражданам. Одно из первых упоминаний об этом встречается у Фукидида: во время Пелопоннесской войны Народное собрание небольшого города Скионы в северной части Греции постановило в 423 г. до н. э. увенчать золотым венком спартанского полководца Брасида «как освободителя Эллады» (Thuc. IV, 121).

Сохранилось немало античных золотых венков. Наибольшее их количество в Северном Причерноморье обнаружено в некрополях Боспора, и лучшие образцы выставлены в Золотой кладовой Эрмитажа в Петербурге. Ювелиры воспроизводили в золоте ветви оливы, лавра, мирта и дуба[731]. Венки из листьев сельдерея, считавшегося растением, олицетворяющим печаль, почти всегда были погребальными[732]. Эти и другие венки из некрополей изготовлены в большинстве случаев исключительно для погребального обряда: они очень легкие, с тончайшими лепестками, на которые истрачено минимум драгоценного металла. Таковы четыре лавровых и оливковых венка II в. до н. э. из Артюховского кургана, в два из них вплетены цветки вьюнка[733]. Подобные изделия предназначались для одноразового использования, они погибали вместе с покойным, если его сжигали на погребальном костре[734].

Иногда в могилу клали венок, которым некогда венчали гражданина, и он хранился в доме, напоминая о заслугах хозяина (Aeschyn. III, 47). Таков оливковый венок весом 167,5 г или около 40 драхм из кургана Большая Близница на азиатской стороне Боспора. Во второй половине IV в. до н. э. обладатель венка неоднократно надевал его в торжественной обстановке, о чем свидетельствуют следы древней починки этого ювелирного изделия[735]. Более массивный лавровый венок середины IV в. до н. э. найден в Керчи в кургане Кекуватского, он весит 246,3 г или около 50 драхм (рис. 83)[736]. Для сравнения напомним, что в Афинах победитель в игре на кифаре получал венок весом в 80 драхм, а постановщики трагедий – несколько меньшего размера; в сокровищнице Парфенона большие посвятительные венки достигали 250 или даже 273 драхм, то есть килограмма и более золота[737]. Венок с посвящением афинскому народу от боспорского царя Спартока весил 189 драхм (IG II2. 731)[738].

Обычно наградной венок составлялся из двух ветвей, связанных сзади проволокой, а спереди на месте соединения веток нередко находился полудрагоценный камень или гемма в золотой оправе. Все это можно видеть на венках из раскопок Боспора (рис. 83); на месте соединения ветвей там часто помещали круглую золотую пластинку с оттиском местной или иностранной монеты[739]. Целые золотые венки отсутствуют в коллекциях археологических материалов из Ольвии, Херсонеса и Тиры; при раскопках их некрополей археологи находили в разграбленных могилах лишь отдельные тончайшие золотые листочки[740]. Однако известно, что современные грабители похищали из ольвийских погребений золотые венки из лавра и сельдерея[741].

Вручение золотого венка – награда за гражданские и воинские доблести

Начиная с классического периода, во многих греческих городах золотой венок стал распространенной наградой граждан и иностранцев за различные услуги государству. На больших праздниках читали постановление о наградах и увенчивали лауреатов венком. Афинские ораторы неоднократно цитировали образцы декретов разных греческих городов и законы о подобных наградах (Dem. XVII, 90, 92, 116, 118, 120; Aeschyn. III, 32, 6, 47); они упоминали, что оглашение почетных декретов и вручение венка происходило в Афинах во время празднования Великих Дионисий и Панафиней, а также в Народном собрании (Dem. XVIII, 80, 84, 92, 115, 118, 120; Aeschyn. III, 32, 45, 46).

В ряде надписей из античных городов Северного Причерноморья говорится о венчании золотым венком. Больше всего таких надписей сохранилось в Ольвии[742], следующее место занимает Херсонес[743], затем Тира[744], а на Боспоре не обнаружено ни одной. Исследование этих текстов дает возможность понять, кого, в каких случаях и на каких праздниках удостаивали подобной награды на северном краю греческой ойкумены[745].

Древнейшие среди интересующих нас надписей датируются эллинистическим временем, из них семь ольвийских, три херсонесских и две тирских. Их можно разделить на три группы: к первой относится высокая оценка деятельности соотечественников, ко второй – благодарность государства иностранным гражданам за их услуги, к третьей – выражение признательности гражданину за благородную жизнь и смерть за отечество. Старшая надпись рубежа IV—III вв. до н. э. принадлежит к первой выделенной выше группе. На уцелевшем фрагменте стелы написано, что гражданин Тиры (его имя не сохранилось) «за доблесть и благожелательность по отношению к народу» получает золотой венок на местном празднике, и в дальнейшем его, как и прочих благодетелей, следует продолжать увенчивать во время общественных праздников[746]. Другая надпись III в. до н. э. лишь косвенно свидетельствует о награждении венком в Тире, потому что сохранилась только часть стелы с изображением венков, полученных тиритом в других городах (рис. 84)[747].

В первой тирской надписи упомянут сравнительно редкий случай особо почетной награды: венчание золотым венком не однажды, а многократно. Подобное решение записано также в ольвийском декрете третьей четверти III в. до н. э. В нем перечислены заслуги Антестерия: он успешно исполнял государственные должности, на собственные средства построил для родины военный корабль, отремонтировал старые государственные суда, во время голода входил в коллегию ситонов, раздававшую гражданам хлебные пайки. За эти деяния ольвиополиты постановили ежегодно увенчивать Антестерия золотым венком во время празднования Дионисий в театре[748].

В театре же глашатай объявил о даровании венка Каллинику. Ольвиополиты увековечили Каллиника статуей и на ее мраморном постаменте начертали почетный декрет. Как явствует из частично уцелевшей надписи (рис. 41), Каллиника чествовали за то, что он способствовал гражданскому примирению, реорганизовал городские финансы и урегулировал вопрос о налогах и долгах граждан.

В датировке надписи и в толковании слов о награде существуют разногласия[749], поэтому на них стоит остановиться подробнее. Декрет заключается словами: στεφανωθηναι αυτον χρυσοις χιλίοις και ανδριάντι τον δε στέφανον αναγορευθηναι τοις Διονυσίοις εν τωι θεάτρωι. Ю.Г. Виноградов и П.О. Карышковский понимают смысл постановления почти так же, как В.В. Латышев, который перевел его следующим образом (IPE I2. 31): «пусть он будет награжден тысячей золотых и статуей, а о награждении возвестить на Дионисии в театре». Мне кажется предпочтительней толкование в переводе В.П. Яйленко: «увенчать его (венком) в тысячу золотых, о венке же объявить на (празднике) Дионисий в театре». Ведь глагол στεφανόω в первую очередь означает увенчать венком и только изредка имеет значение наградить. То же самое можно сказать о слове στέφανος: это венок, а лишь в редких случаях награда вообще.

На первый взгляд поражает огромная стоимость венка, равная 20 000 аттических драхм, в то время как обычная цена дорогого венка в это время составляла 500 или 1000 драхм[750]. Вероятно, именно это обстоятельство побудило исследователей искать более редкий смысл указанных глагола и прилагательного. Однако 20 000 драхм получается, если ольвийские золотые приравнять к статерам Александра Македонского или Лисимаха, как это было во второй половине IV в. до н. э. По наблюдению В. П. Яйленко, декрет издан в начале III века, когда в Ольвии выпускали золотые полудрахмы, и тогда 1000 ольвийских золотых соответствовали 500 афинским драхмам. Поэтому цена венка Каллиника не представляла ничего из ряда вон выходящего. Например, в афинском декрете 346 г. до н. э. в честь боспорских царей Спартока и Перисада сказано, что их венчают венками по 1000 драхм (МИС. 3).

В качестве аналогии толкования цены венка Каллиника укажем цитированный Демосфеном (XVIII, 92) декрет Херсонеса Фракийского. В нем также говорится о золотом венке, казалось бы, непомерной стоимости в 60 талантов, то есть более 1500 кг золота. Вероятнее всего, здесь имелся в виду расчет по талантам малого веса (он известен из позднейших источников), и в таком случае венок оказывается равен цене немного более 800 г золота[751]. Венки такого веса неоднократно зарегистрированы в сохранившихся инвентарях сокровищниц храмов в Афинах[752].

Конечно, Каллиник за свои экстраординарные заслуги получил дорогой, особенно по ольвийским меркам, венок. Немногочисленные надписи с указанием цены венков в Северном Причерноморье сообщают о гораздо более скромных венках. Воина, отдавшего жизнь за родину в III в. до н. э., ольвиополиты увенчали венком в 30 золотых, а жрец Агрот посвятил Афродите венок ценой в 5 золотых (НО. 34, 68). В большинстве надписей стоимость венка не называлась. Зачастую почетное постановление о венчании золотым венком, особенно в римское время, давало лишь право на этот акт, венок же оплачивали и приносили на церемонию те, кого награждали, или их близкие[753]. Так, ольвиополит Сократ, поставивший за свой счет стелу с декретом о награждении золотым венком умершего брата, скорее всего, оплатил и венок[754].

Младший современник Антестерия ольвийский богач Протоген жил во время отчаянно трудного положения Ольвии. Он занимал различные государственные должности, неоднократно оказывал финансовую поддержку Ольвии, давал в голодные годы деньги на закупку хлеба, оплачивал строительство оборонительных сооружений и ремонт государственных кораблей, выкупал отданные архонтами в залог священные храмовые сосуды, отказывался от получения процентов по городским займам (IPE I2. 32). Тогда город, не раз издававший декреты об увенчании золотым венком Протогена, вряд ли мог поднести ему награды, сходные по ценности с венком Каллиника.

Особо следует выделить херсонесский декрет второй половины III в. до н. э. в честь Сириска (IPE I2. 344). Это единственное в Северном Причерноморье свидетельство о награждении писателя. В первой части своего труда Сириск литературно обработал все сведения о чудесах Девы, верховной богини Херсонеса, а во второй части изложил отношения государства с другими полисами и царями Боспора. Издание почетного декрета от имени народа и венчание золотым венком позволяют предположить, что Сириск читал свой труд либо в Народном собрании, либо в театре. Херсонеситам очень понравилось правдивое изложение истории и патриотическая окраска всего сочинения; во время празднования Дионисий они увенчали своего соотечественника золотым венком, который изобразили на фронтоне декрета в честь историка (рис. 42)[755].

Почетная надпись со словами «Народ увенчивает Агасикла, сына Ктесия» была вырезана в первой половине III в. до н. э. на мраморном постаменте статуи этого выдающегося гражданина Херсонеса (IPE I2. 418)[756]. Он удостоился редкой чести – конного памятника. Его пьедестал украшали восемь рельефных венков, внутри которых перечислены исполненные Агасиклом должности агоранома, жреца, гимнасиарха, стратега, а также выполненные им экстраординарные миссии: размежевание на участки сельскохозяйственных угодий Херсонеса, возведение оборонительных стен, устройство военного гарнизона и рынка. Три первых миссии считались наиболее важными, поскольку о них написано на лицевой стороне постамента в двух плющевых и одном лавровом венке, а о четвертом государственном поручении и об исполненных должностях – на боковой стороне в лавровых венках[757].

В Северном Причерноморье изображения венков на мраморных стелах появляются в конце IV в. до н. э.[758] К эллинистическому периоду относятся упомянутые выше стела с декретом Сириска и постамент статуи Агасикла, а также по одной надписи из Ольвии (НО. 28) и Тиры[759]; первыми веками нашей эры датируются две ольвийские и семь херсонесских надписей (IPE I2. 198, 279, 419, 420, 423, 424, 426, 427, 585).

Два очень обобщенно изображенных венка находятся на фронтоне стелы с декретом в честь трех херсонеситов, удостоенных венчания венком за финансовые услуги Ольвии (НО. 28). Шесть прекрасно исполненных рельефных венков по два в ряд украшали упомянутую выше стелу из Тиры. В среднем ряду реалистически вырезаны лавровые венки, ветви которых сзади перевязаны лентами, а нижний ряд и частично уцелевший верхний состоят из плющевых венков с вплетенными в них цветами и ягодами (рис. 84).

Все более или менее хорошо сохранившиеся надписи с венками римского времени помещены на базах херсонесских и ольвийских статуй (IPE I2. 198, 420, 423, 424). На ольвийской уцелел один рельефный венок, а на херсонесских пьедесталах имеются по пять, десять и даже двенадцать венков. Их большое количество не всегда означает, что награда получена за каждую должность или деяние, написанные внутри изображения венка. Иногда венок играл лишь орнаментальную роль. На постаменте статуи Аристона, жившего в середине II в. н. э., только в двух из десяти надписей, заключенных в венки, сказано, что народ увенчал его венком за исполнение должности жреца и дамиурга (IPE I2. 423).

Оглашение почетных декретов и раздача наград в греческих полисах обычно проходили в театрах, куда на празднование Дионисий собиралась почти вся греческая община, а также на главных городских праздниках, например, на Панафинеях, и во время панэллинских состязаний (Dem. ХVIII, 90,116). Так было и в Северном Причерноморье. Ольвиополиты совершали торжественные церемонии награждения в театре и на Ахилловом Дроме, где под патронатом Ольвии устраивались панэллинские игры Ахиллеи. «На Дионисии в театре» читали почетные постановления и венчали золотыми венками Каллиника, Антестерия и сыновей херсонесита Аполлония[760]. Декрет в честь Никерата со словами о его награде венком ежегодно повторяли во время самого престижного состязания колесниц на Ахилловом Дроме (IPE I2. 34). Кроме того, подобные декреты оглашались в Народном собрании (IPE I2. 34; НО. 28, 34). Там увенчивали венком в первые века нашей эры, когда в Ольвии уже не было театра и прекратились игры на Ахилловом Дроме. Как можно заключить из слов Диона Хрисостома (Or. XXXVI, 17), ольвиополиты собирались перед храмом Зевса и, вероятно, рассаживались на его ступенях.

В Херсонесе золотой венок вручали на главном городском празднике Парфении и в театре во время празднования Дионисий (IPE I2. 344, 352). В отличие от Ольвии, театр в Херсонесе продолжал существовать в римское время, следовательно церемонии награждения могли проходить здесь и в первые века нашей эры. В Херсонесе и Тире существовали также другие, не известные по названию празднества, сопровождавшиеся церемониями наград золотым венком[761].

До сих пор ничего не говорилось о наградах золотым венком на Боспоре, крупнейшем государстве Северного Причерноморья. На его территории не обнаружено надписей с упоминанием венков, хотя есть свидетельства того, что боспоряне уже в IV в. до н. э. хорошо знали о такой награде своих соотечественников в других государствах, а в боспорских некрополях найдено наибольшее количество золотых венков не только в Северном Причерноморье, но и по сравнению с прочими греческими некрополями. Поэтому следует попытаться объяснить подобную лакуну в боспорской эпиграфике.

Напомним, что Боспором управляли цари или, по определению некоторых античных авторов, тираны. Они рассматривали подвластную им державу как свою собственность и соответственно относились к своим подданным. Декреты о награждении венками в античных городах издавались от имени Совета и Народного собрания, а эти институты власти в Пантикапее и других городах Боспора либо играли крайне незначительную роль, либо вовсе не существовали[762]. Поэтому отсутствие почетных надписей об увенчании золотым венком надо объяснить боспорским государственным устройством, отличным от существовавшего в Тире, Ольвии и Херсонесе, где власть тиранов устанавливалась эпизодически.

Общегреческая традиция апофеоза умершего проявилась на Боспоре в том, что покойных венчали венками: эллины полагали, что за добродетельную жизнь они, подобно героям, могли попасть в общество богов[763], а венок знаменовал их победу в битве, которой уподобляли жизнь[764]. Граждан из бедных семей хоронили в венках из живых цветов и растений, более состоятельные заказывали для своих родственников металлические венки, а иногда, как говорилось выше, клали в могилу золотой венок, полученный умершим при жизни.

Говоря о Боспоре, не стоит забывать и о случайности набора сохранившихся надписей, среди которых может не оказаться многих образцов важных документов. В ольвийской надписи II в. н. э. Боспор назван среди государств, увенчавших Феокла венком, значит по крайней мере в первые века нашей эры боспоряне давали такие награды иностранцам. Напомним также, что древнейшие сведения о награждении граждан Северного Причерноморья золотым венком в других государствах относятся к Боспору.

В афинском Национальном археологическом музее хранится мраморная стела с рельефом, изображающим боспорских царей Спартока и Перисада I, а также их брата Аполлония[765]. На стеле начертан афинский декрет, датированный 346 г. до н. э. (IG II2. 212; МИС. 3). В нем сообщается, что Спарток и Перисад, вступив на престол, сразу же отправили в Афины послов с заверением, что их политика остается неизменной, и боспорский хлеб будет в первую очередь отправляться в Афины, как было при их отце Левконе и деде Сатире. За это афиняне постановили дать «Спартоку и Перисаду те же привилегии, какими пользовались Сатир и Левкон, и венчать золотым венком по тысяче драхм в Великие Панафинеи каждого из них обоих», кроме того, наградить золотым венком их брата Аполлония. Далее в декрете сказано о решении венчать Спартока и Перисада «каждый год Великих Панафиней», то есть на празднике, устраивавшемся раз в четыре года. Ранее Левкон и, наверное, Сатир посвящали свои венки Афине Полиаде, о чем сообщалось в надписях на этих венках. Поэтому в декрете указано, чтобы те, кто занимается изготовлением и раздачей венков, позаботились о нанесении на них надписи: «Спарток и Перисад, сыновья Левкона, посвятили Афине, будучи увенчаны афинским народом».

Таким образом, боспорским царям доставались лишь почести, а ценные венки после праздничной церемонии оказывались в сокровищнице храма Афины и пополняли афинскую казну[766]. Традиция венчать боспорских царей золотыми венками на праздниках продолжалась и в следующем столетии. В 284 г. до н. э. такую награду получил Спарток III во время Великих Дионисий (IG II2. 653; МИС. 4)[767], и его венок, по установленной на этих праздниках традиции, тоже остался в афинском храме (Aeschyn. III, 46).

Итак, боспорские цари регулярно получали награды на праздниках в Афинах. Кроме того, они удостаивались венков в других государствах, очевидно, также за поставку хлеба; сохранилась надпись о награждении Левкона I в Аркадии (КБН. 37). Не только цари, но и видные граждане всех крупнейших городов Северного Причерноморья получали такие награды на праздниках за пределами своей родины. В III в. до н. э. трех херсонеситов наградили золотыми венками в Ольвии (НО. 28), а не известный по имени уроженец Тиры был увенчан в Ольвии, Кизике и Родосе[768]. Во II в. н. э. ольвиополиту Феоклу вручили венки его соотечественники и восемнадцать городов (IPE I2. 40): Милет, метрополия Ольвии, ее ближние и дальние соседи по Причерноморью (Тира, Херсонес, Боспор, Истрия, Томы, Каллатис, Одесс, Синопа, Гераклея, Амастрия, Тиеон), Византий и несколько малоазийских городов (Апамея, Кизик, Никомедия, Прусы, Никея). Более десятка городов венчали другого ольвиополита, имя которого утрачено (IPE I2. 41)[769]. Судя по содержанию декрета Феокла, многие государства выражали благодарность гражданам Ольвии за то, что те у себя на родине оказывали гостеприимство и содействие в разных делах приезжим из этих государств, то есть, говоря современным языком, выполняли функции консулов.

Поводы для наград венком на северном краю ойкумены находят много аналогий в почетных декретах других эллинских городов. Исключительную редкость представляет лишь херсонесский декрет о венчании золотым венком историка Сириска во второй половине III в. до н. э. Это напоминает о том, как двумя столетиями раньше в Афинах Геродот по постановлению Народного собрания получил огромную денежную премию за публичное чтение своей «Истории» (Ps.-Plut. De malign. 26). Хотя многие современные исследователи полагают, что Геродоту вручили денежную награду не за его сочинение, а за какие-то другие услуги афинянам, сообщение Псевдо-Плутарха, восходящее к историческому сочинению IV в. до н. э., подтверждает самую возможность награждения за историческое произведение.

Публичные чтения почетного декрета о награде и вручение золотого венка входили в число важнейших составляющих частей многих греческих государственных праздников. Поэтому Ольвия, едва оправившись после гетского разгрома и будучи, по описанию Диона Хрисостома (Or. XXXVI, 6) маленьким и бедным городом, уже в I в. н. э. возобновила традицию увенчания золотым венком выдающихся граждан. Эта традиция угасла лишь к середине III в. н. э., когда жизнь в Ольвии и Тире постепенно замирала, и они прекратили свое существование в IV в. н. э., а в Херсонесе и на Боспоре все большее влияние стало завоевывать христианство, вытеснявшее прежние обряды и обычаи.

Призы за победы на праздничных агонах

Большинство греческих праздников сопровождалось разнообразными состязаниями и вручением призов победителям. Торжественные церемонии награждения проходили в заключительный день празднеств, а затем победителей чествовали на пирах, устраивавшихся либо за счет государства, либо по инициативе друзей и родственников (Plat. Symp. 174a; Xen. Symp. 1; Paus. VI, 15, 8; Plut. Symp. II, 4, 1).

На спортивных играх в Элладе впервые появились награды атлетов, имеющие лишь почетную ценность. Олимпийский оливковый венок стал вершиной спортивной карьеры. В то же время он был знаком особого покровительства Зевса, и это покровительство олимпионик переносил на родину, посвящая свой венок местному божеству.

Среди множества игр, проводившихся в разных древнегреческих городах, выделялись четыре самых знаменитых и престижных: Олимпийские на Пелопоннесе в области Элида, Пифийские близ Дельф, Истмийские на Коринфском перешейке и Немейские в Арголиде. В них, как и во многих других, имел право выступить мужчина-гражданин из любого греческого государства.

На этих четырех играх победители получали только венки. Олимпийский был оливковым, пифийский лавровым, истмийский из пинии, южного сорта сосны, а немейский из сельдерея (рис. 85). Ветви для венков брали со священных растений, например, в Олимпии с дикой оливы, росшей у храма Зевса; эти ветви срезал золотым ножом мальчик из знатной семьи, у которого были живы оба родителя (Paus. VI, 15, 4). Венчание венком проходило в присутствии зрителей, съехавшихся на праздник из множества городов, а перед этим глашатай провозглашал имя награжденного и его родину; эта традиция сохраняется и теперь при вручении олимпийских медалей. При выходе со стадиона поклонники окружали своего кумира, кричали и прыгали от радости, бросали ему цветы, несли до дома на руках (Dio. Chrys. IX, 14).

На родине победителей торжественно встречали, оказывали всевозможные почести и вручали материальное вознаграждение. Афиняне по закону Солона давали чемпиону Олимпийских игр 500 драхм, а за победу на других общегреческих играх – по 100 драхм. Такая градация отражает особое признание в эллинском мире Олимпийских игр, считавшихся «величайшими играми на свете» (Strab. VIII, c.353). Вот как Элиан описывает прибытие в Афины олимпийского чемпиона Диоксиппа: «Он торжественно, как это полагалось, въезжал в родной город; стеклось большое количество народу, и люди карабкались, куда попало, чтобы посмотреть на него» (Ael. Var. Hist. XII, 58).

С конца VI в. до н. э. чествование победителя сопровождалось пением хора, который исполнял эпиникий – хвалебную оду, написанную по случаю победы соотечественника. Тогда поэты писали не только стихи, но и музыку к ним. До наших дней сохранились тексты эпиникиев Пиндара и Вакхилида, самых знаменитых авторов этого жанра поэзии. В V в. до н. э. многие города заказывали им оды по случаю побед своих граждан на общегреческих играх, а иногда и на других состязаниях. В заглавиях некоторых эпиникиев Пиндара сказано, что они сочинены для исполнения на родине победителя (Pind. Ol. 5, 9, 10; Pyth. 11; Nem. 3, 10).

Самое престижное и желанное достижение атлета заключалось в завоевании наград на всех четырех главных панэллинских играх. Таких чемпионов называли периодониками, то есть победителями во всем цикле игр. По литературным и эпиграфическим источникам сейчас известно более сорока имен периодоников[770]. Наиболее знаменитый среди них, ставший надолго легендой для всех эллинов, был Милон из греческой колонии Кротон в Южной Италии. Будучи юношей, он впервые стал олимпийским чемпионом по борьбе в 536 г. до н. э., потом еще пять раз завоевывал это звание в Олимпии и по несколько раз на других играх (Paus. VI, 14, 2-3).

Одна из форм почестей чемпионов состояла в праве поставить свою статую. Средства для ее исполнения выделялись либо родным городом победителя, либо богатым меценатом, а иногда и самим чемпионом. Павсаний в «Описании Эллады» (VI, 1-18) подробно рассказал о множестве таких статуй в священном округе Олимпии. Сейчас от них уцелели лишь несколько постаментов и римских копий с греческих оригиналов. Такова мраморная реплика скульптуры, исполненной Поликлетом в середине V в. до н. э. (рис. 86); статуя изображала Киниска, уроженца города Мантинеи, с олимпийским венком в руке[771].

На постаментах подобных статуй нередко писали прославляющие чемпиона стихи. Вот одна такая надпись IV в. до н. э., находившаяся на пьедестале памятника периодоника Хилона из города Патры (Paus. VI, 4, 6).

Статуи местных чемпионов стояли и в городах Северного Причерноморья. В Ольвии найден постамент подобного памятника III в. до н. э. с частично сохранившейся надписью (IPE I2. 186). Скульптура изображала чемпиона по бегу Дионисия и находилась в ольвийском гимнасии, где проходили тренировки атлетов и проводились сопровождавшиеся состязаниями праздники в честь Гермеса. Своей победой Дионисий завоевал право на постановку статуи, а его отец, попечитель гимнасия, финансировал изготовление скульптуры.

Прекрасные античные статуи атлетов, а также богов и героев, моделями для которых служили реальные люди, показывают, какая гармоничная красота человеческого тела ценилась у эллинов. Они даже устраивали во время некоторых игр соревнования в красоте тела атлетов; этот вид состязания упомянут в надписи из Горгиппии (КБН. 1137).

Чемпионы панэллинских игр принимали участие и в других празднествах, где завоевывали не венки, а иные призы. Это иллюстрирует мраморная стела из Афин с именем Александра, уроженца небольшого аттического городка Рамнунт. На стеле изображены призы, завоеванные им во II в. до н. э.: наряду с истмийским и немейским венками мы видим наградную панафинейскую амфору и щит, полученный на состязаниях в честь Геры в Аргосе (рис. 85)[772].

Из-за отсутствия каких-либо определенных данных сейчас можно только предполагать, что атлеты из античных городов Северного Причерноморья ездили выступать в Олимпию. Относительно же вторых по значению Пифийских игр у нас имеются более определенные сведения. Сохранились надписи с упоминанием о том, как корабли с феорами – посланниками, возвещавшими о точной дате начала празднества – прибывали в гавани Ольвии, Херсонеса и Боспора, и там их гостеприимно встречали (МИС. 12, 13, 14). Оратор Дион Хрисостом (IX, 5) упомянул о присутствии ольвиополитов на Истмийских играх в IV в. до н. э.

В 1875 г. на мысе Ак-Бурун недалеко от Керчи археологи раскрыли гробницу, сооруженную в конце IV в. до н. э. В ней лежал знатный и богатый гражданин Боспорского царства; на его высокое положение указывали золотые вещи, в первую очередь великолепный головной убор, о военных подвигах напоминало оружие, а о победах на атлетических состязаниях – почетный приз, завоеванный в Афинах на соревнованиях в беге[773]. Этим призом была большая панафинейская амфора, наполненная славившимся в древности аттическим оливковым маслом[774]. На одной стороне вазы нарисованы три бегуна (рис. 87), а на другой стороне – Афина между двух колонн, увенчанных статуями богини победы Ники и Эрота. Надпись гласит, что это «награда из Афин», данная при архонте, имя которого утрачено. По стилистическим особенностям росписи амфора датируется первой половиной IV в. до н. э., то есть временем молодости погребенного[775].

Победители получали не по одной амфоре. В одной афинской надписи IV в. до н. э. сказано, что за первое место в беге среди юношей полагалось 60, а за второе место – 12 амфор (Syll3. 1055); взрослым же давали еще больше. Призерам разрешалось продавать эти награды, которые пользовались спросом во всей греческой ойкумене. Недаром большинство панафинейских амфор обнаружено при раскопках за пределами Афин. На Боспоре и в его окрестностях их найдено более десятка, от многих уцелели лишь небольшие обломки. Наряду с греками такие вазы приобретали эллинизированные варвары[776].

Призы в виде ваз, наполненных оливковым маслом, вероятно, какое-то время существовали и на играх в честь Ахилла, проходивших под патронатом Ольвии на Тендровской косе. Сюда съезжались эллины из многих греческих городов, главным образом, с побережья Черного моря, как можно заключить по находкам монет на Тендре[777]. Найденная в ольвийском некрополе амфора рубежа IV-III в. до н. э., скорее всего, служила наградой победителя в конских ристаниях на этих играх. Ваза украшена росписью, выполненной в давно вышедшем из моды чернофигурном стиле, сохранявшемся лишь на призовых панафинейских амфорах и некоторых ритуальных сосудах. Кроме этого, на роль приза указывают лавровые гирлянды на плечиках сосуда. На одной стороне художник нарисовал возницу, правящего четверкой лошадей, а на другой мчащегося всадника, который, как и квадрига, устремляется к нарисованным под ручками вазы колонкам, увенчанным изысканным сосудом[778]. Колонки изображают столбы на ипподроме, называвшиеся метами; они обозначали место поворотов колесниц и всадников, которые нередко разбивались об них, стремясь в целях экономии времени пройти возможно ближе к мете. Вазы на колонках представляют призы за победу. Серебряная ваза начала III в. до н. э., найденная в Пантикапее[779], близка по форме изображенным на амфоре, и это косвенно подтверждает верность ее датировки.

Некоторые исследователи относят ольвийскую амфору к импортным вещам из Александрии[780], где в эллинистический период производились вазы такой формы и расписывались в похожем стиле. Однако, и в Афинах в конце IV в. до н. э. делали панафинейские амфоры сходной формы[781], и одна из них найдена в Ольвии[782]. Можно высказать осторожное предположение, что в IV в. до н. э. ольвиополиты приобретали призовые амфоры в Афинах так же, как боспоряне заказывали там блюда со сценой похищения Европы[783]. По декрету Никерата известно о конных состязаниях на Ахилловом Дроме (IPE I2. 34), а победа в беге колесниц оценивалась на всех соревнованиях как самая главная. Таким образом, ольвийская амфора, вероятно входила в число самых престижных наград, которые раздавали в последний день праздника.

Греческие колонисты переносили из метрополии обычай награждать победителей агонов, сопровождавших многие праздники. Издавна наградами такого рода служили венки и треножники, которые, как правило, посвящали богам (Her. I, 144). Упоминания о победителях на местных состязаниях содержатся в надписях Ольвии, Херсонеса и Боспора (IPE I2. 130, 138, 155, 158, 434, 435, 436, 584; НЭПХ. 20, 21, 127; КБН. 1137), но к сожалению, ни в одной надписи не сохранилось сведений относительно призов на этих агонах. Однако, по косвенным данным можно заключить, что в Северном Причерноморье, как и в других областях греческой ойкумены, чемпионы получали венки и нарядные повязки тении. Четыре широких тении с закругленными краями и с тесемками на концах для завязывания представлены на надгробии херсонесита Феофанта, умершего в молодом возрасте в конце IV в. до н. э. (НЭПХ. 172). Кроме тений на стеле изображены принадлежности атлета: стригиль, сосуд с маслом для натирания во время упражнений и сетка. Наверное, тении указывают на четыре победы Феофанта, одержанные им на херсонесских, а, может быть и на общегреческих играх[784].

По-видимому, выдающийся боспорский атлет был похоронен в склепе конца IV – начала III в. до н. э. На стене погребальной камеры нарисованы победные венки и узорчатые тении, а также необходимые для спортсмена стригиль и сосуды с маслом[785]. Художник изобразил их повешенными на гвоздях, вбитых в стену; поэтому можно представить, как разнообразные призы украшали комнаты в домах чемпионов праздничных игр (рис. 88)

Нарядная тения была весьма распространенной наградой у греков (Paus. VI, 20, 19). Ею украшена голова атлета на бронзовой статуэтке V в. до н. э. из Нимфея[786]. Тения изображена на знаменитой статуе Поликлета, называемой Диадумен, то есть завязывающий на голове победную повязку. Римляне перевезли Диадумена в свой город и оценили огромной суммой в 100 талантов; его часто копировали античные скульпторы, и до нашего времени сохранилось несколько воспроизведений оригинала Поликлета[787].

Момент награждения тенией можно увидеть на краснофигурной гидрии конца VI в. до н. э. Вазописец нарисовал судью, завязывающего пурпурную тению на голове мальчика-победителя, которого украшают еще две подобные повязки на предплечье и на бедре. Там же повязаны тении у юноши-призера на краснофигурной амфоре начала V в. до н. э.[788] Обычай вручать несколько тений сохранялся и позже; о желании дать сразу три победные тении говорится во фрагменте из утерянной комедии Эвбула, жившего в IV веке до н. э. (Eub. Fr.3).

Изображения нарядных тений на вазах, найденных в Северном Причерноморье, показывают, какими ткаными или вышитыми узорами украшали подобные повязки. Лучшие рисунки сохранились на двух сосудах конца IV в. до н. э.: это привозная чернолаковая гидрия из Херсонеса и ойнохоя местной работы из Ольвии. Повязка на гидрии исполнена одной светлой краской; на черном фоне четко выделяются контуры растительных и геометрических орнаментов на тении, охватывающей верхнюю часть вазы, у ручки повязка нарисована завязанной узлом, от которого свисают концы с бахромой[789]. Другая тения изображена лежащей на плечиках ойнохои и частично на ее тулове. Основная часть повязки широкая с закругленными краями, к которым прикреплены тонкие ленты, завязанные бантом. Особенно ценна сохранившаяся раскраска тении: на красном фоне выделяется узор из пальметт и побегов растений; они исполнены белой и голубой красками, вероятно, представляющими шитье серебряными нитями[790]. Надо полагать, что в Ольвии эллинистического периода награждали тениями с подобным орнаментом, и мастер с натуры воспроизвел одну из них.

В главе о праздниках в театре говорилось о том, что драматургам и учителям хоров, занявшим первое место, вручали бронзовые треножники, которые награжденные посвящали Дионису. Треножник (рис. 89) был также одним из символов Аполлона, и поэтому нередко служил призом на его праздниках, обычно на мусических агонах (Paus. IX, 31, 3; X, 7, 6), например, на Пифийских играх в Дельфах. Треножники обычно представляли ценные изделия из бронзы, и их следовало отдавать в храм в качестве посвящения богу (Paus. X, 7, 6); нарушителей этой традиции строго наказывали (Her. I, 144). Бронзовый треножник стоил дорого, поэтому из-за недостатка средств его иногда делали деревянным (Paus. IV, 12, 8). Возможно, треножниками награждали также на некоторых самых престижных праздниках в Северном Причерноморье. По надписям известно, что в Ольвии треножники посвящали Аполлону (IPE I2. 106), там же найдена мраморная капитель от колонны, служившей постаментом для бронзового треножника[791].

Археологические находки свидетельствуют о том, что атлеты из Северного Причерноморья завоевывали награды на состязаниях, в которых участвовали эллины из многих городов. Выше уже говорилось о призах, полученных боспорянами на Панафинеях. Херсонеситы участвовали в состязаниях на другом афинском празднике Анакии, проводившемся в честь Диоскуров. Об этом свидетельствует бронзовая гидрия с надписью «Приз из Анакий»[792]. Ваза находилась в погребении IV в. до. н. э., а в другом захоронении обнаружен серебряный диск, полученный за победу на каком-то престижном агоне[793].

Объявление о постановке статуи

Древнейшие награды в виде увековечивания статуей с надписью о заслугах изображенного получали победители на панэллинских играх. Как уже упоминалось, такие скульптуры атлетов существовали и в Северном Причерноморье (IPE I2. 186), но здесь больше известно о статуях (ανδριάς) и изображениях (εΐκών)[794], поставленных в качестве награды в основном за гражданскую деятельность. Они появились в Северном Причерноморье в эпоху раннего эллинизма и существовали по крайней мере до III в. н. э. В Тире, Ольвии и Херсонесе статуи и изображения устанавливали по постановлению Народного собрания или Совета. Цари Боспора, насколько сейчас известно, не отмечали подобным образом заслуги своих подданных, хотя сами были не против того, чтобы их так прославляли у себя на родине и за ее пределами[795]. Древнейшее письменное свидетельство о награждении статуями граждан Северного Причерноморья относится именно к боспорскому царю Перисаду I и его родственникам (Dein. I, 43).

Начиная с классического периода, статуя, воздвигнутая при жизни или посмертно, стала одной из наивысших наград у эллинов; о решении ее поставить объявляли на праздниках и постановление записывали в почетных декретах. Граждане городов Северного Причерноморья удостаивались такой почести и у себя на родине, и в других государствах. В надписях из Ольвии, Херсонеса и Тиры редко говорится о материале статуи; в тех же случаях, когда он упомянут, речь идет о «медной статуе» (IPE I2. 31, 355). Сохранившиеся постаменты конных и других почетных статуй также свидетельствуют о бронзовых скульптурах[796]. Многочисленные находки мраморных изваяний во всех северопричерноморских государствах не исключают возможности предположить, что какие-то почетные статуи делали также из камня.

По надписям различается два типа подобных наград: статуя и изображение. Как явствует из декрета Никерата (IPE I2. 34), статуя отличалась от изображения и была наградой более высокого ранга. Надпись гласит, что херсонеситы почтили этого ольвиополита постановкой статуи (ανδριάντος ανάστασις) и посвящением изображения (εικόνος ανάθεσις). Из найденной в Тире надписи римского времени явствует, что изображнение чествуемого лица решено исполнить в виде позолоченного рельефа; в копии декрета византиийцев в честь ольвиополита Оронта говорится о позолоченном, а в двух херсонесских надписях о медных изображениях (IPE I2. 2, 79, 423, 424). Поэтому можно предположить, что εικών – это скульптурное изображение, скорее всего погрудное, выполненное в рельефе из металла или из камня, и по размеру меньшее, чем статуя. Такие изображения неоднократно упоминаются в почетных декретах Тиры, Ольвии и Херсонеса ( IPE I2. 2, 34, 40, 67, 325, 355, 423, 424; НО. 28). В римское время εικων ένοπλος соответствовало латинскому imago clippeata[797], означавшему изображение на щитообразной выпуклости. Поэтому В. В. Латышев переводил ольвиийские награды такого рода как изображение на щите (IPE I2. 40, 42). Но мне кажется имелось в виду первоначальное значение – изображение в полном вооружении, как, например, в херсонесском декрете Диофанта, где речь идет о статуе полководца в полном вооружении (IPE I2. 352).

Наиболее почетной и соответственно более редкой была конная статуя. Ее посмертно, как уже упоминалось, удостоился ольвиополит Никерат. Следы ног коня сохранились на двух мраморных постаментах с острова Левки и из Херсонеса; на этих пьедесталах вырезаны почетные надписи[798]. В конце IV в. до н. э. ольвиополиты поставили на о. Левке такой памятник своему соотечественнику (его имя не сохранилось) за то, что он освободил от пиратов находившийся под протекторатом Ольвии священный остров со знаменитым во всей Элладе храмом Ахилла (IPE I2. 325). В III в. до н. э. херсонеситы почтили конной статуей Агасикла, исполнявшего много государственных должностей и важных единовременных поручений (IPE I2. 418).

Следующей по значимости после конной шла награда статуей во весь рост. От некоторых памятников сохранились следы ступней на постаментах. Ольвиополиты отметили такой скульптурой упомянутого выше Каллиника, а граждане Тиры – Автокла, снарядившего военную экспедицию, вероятно, во время похода Зопириона[799]. В конце II в. до н. э. в Херсонесе полководец Диофант, увенчанный золотым венком на празднике Парфении, был изображен скульптором в полном вооружении (IPE I2 . 352), а в середине II в. н. э. херсонеситы поставили статую Аристона за образцовое исполнение государственных должностей и успешное выполнение поручений города во время посольств к императору Антонину Пию и боспорскому царю Реметалку (IPE I2. 423). Из серии подобных надписей в Северном Причерноморье только в этой указано имя скульптора Кефисодота, исполнившего статую[800]. Самое позднее свидетельство о постановке статуи в качестве награды относится к III в.: это надпись на мраморном пьедестале памятника херсонесскому гражданину Демократу, который неоднократно за свой счет ездил послом к римским императорам, исполнял различные общественные обязанности и был прекрасным оратором (IPE I2. 425).

Статуи и изображения ольвиополитов, херсонеситов и боспорян украшали многие города Причерноморья и Эллады, а решения об их установке, как правило, провозглашали на праздниках. От этих скульптур до наших дней уцелел лишь один поврежденный рельеф с фигурами боспорских царей Спартока II, Перисада I и их брата Аполлония[801]; рельеф венчает мраморную стелу с текстом декрета 346 г. до н. э. (МИС. 3), он стоял в Пирее, а копия, возможно, находилась на Боспоре. Об остальных памятниках известно по письменным и эпиграфическим источникам. Оратор Динарх (I, 43) рассказал о предложении Демосфена поставить статуи Перисада I и двух его родственников на афинской агоре. В почетном декрете царя Спартока III, изданном в 288 г. до н. э., говорится о решении увековечить его статуями на афинской агоре и на Акрополе (МИС. 4). Туда же в I в. до н. э. поместили статую боспорской царицы Пифодориды (МИС. 42). Во II в. до н. э. на о. Тенедосе находилось бронзовое изображение ольвиополита Посидея[802], а в I в. н. э. в Византии – позолоченное изображение гражданина Ольвии Оронта (IPE I2. 78, 79).

Следы ног на уцелевших постаментах дают возможность представить величину фигур: они в большинстве случаев приближалась к росту человека. Многие бронзовые статуи имели вставные глаза из кости или из камня. Их находки в Ольвии и Пантикапее также близки к натуральным размерам глазных яблок и зрачков[803].

В городах Северного Причерноморья, как и в прочих греческих государствах, почетные статуи помещали на видных местах центральной площади и у главных святилищ. В декрете Диофанта сказано, что его статую следует поставить на акрополе Херсонеса возле алтарей Девы и Херсонаса, а в декрете в честь херсонеситов упомянуты их изображения в ольвийском святилище Аполлона. Иногда место предлагалось выбрать родственникам, как в случае со статуей Никерата, или памятник помещали в месте, связанном с деятельностью человека; например, изображение Феокла украшало отстроенный им ольвийский гимнасий (IPE I2. 40).

Провозглашение почетного декрета с решением о постановке каменной стелы с текстом декрета

Чтение глашатаем почетного декрета во время многолюдных празднеств было для каждого эллина желанным актом прославления среди соотечественников. В дальнейшем об этом напоминали выставленные на видном месте каменные, чаще всего беломраморные стелы с вырезанными на них текстами декретов, в которых перечислялись заслуги того или иного гражданина. В заключительной части постановления часто говорится, что его текст следует написать на белокаменной стеле и установить ее в определенном месте, обычно там же, где находились статуи. В эллинистический период такое почетное пространство для стел в Ольвии отвели у храма Аполлона (НО. 29, 35, 36), а в Херсонесе у храма и алтаря Девы (IPE I2. 344; НЭПХ. 2), то есть на теменосах верховных богов государства. Есть единичные упоминания о постановке стелы в помещении ольвийской коллегии Семи[804], а в римское время – в ольвийском святилище Зевса (НО. 45) и в херсонесском святилище Асклепия (IPE I2. 376). В большинстве же надписей рекомендуется установить декрет на акрополе Херсонеса (IPE I2. 354, 357, 358, 360, 364, 368, 382; НЭПХ. 112, 121), а в Ольвии – на самом видном и почетном месте города (IPE I2. 40; НО. 49).

На ряде стел с подобными декретами, изданными в честь иностранцев, начертаны проксении (рис. 90). Они были у греков одной из самых распространенных наград иностранцам за выдающиеся торговые, финансовые, дипломатические и некоторые другие услуги государству. Проксены в дружественном городе пользовались определенными льготами, а у себя на родине оказывали поддержку и помощь приезжим из этого города, так что их функции можно сравнить с деятельностью консулов нового времени[805]. Сопоставление текстов проксений разных полисов показывают, что они очень схожи и для них существовали строго определенные формулы, которые незначительно изменялись на протяжении многих веков. В римский период проксении постепенно утрачивали свое первоначальное значение и часто превращались в почетные титулы[806].

Обычно льготы, предоставлявшиеся проксениями, включали освобождение от налогов на ввозимые и вывозимые товары, а также освобождение от уплаты гаванных сборов. Особо ценной наградой проксену служило дарование гражданства, уравнивавшего его во всех правах с полноправными жителями дружественного города. Иногда льготы распространялись на братьев и сыновей проксена, а торговыми преимуществами могли по его поручению пользоваться слуги[807].

Древнейшая проксения в Северном Причерноморье найдена в Ольвии; это декрет в честь Иатрокла, гражданина Синопы, изданный во второй половине V в. до н. э. (НО. 1). Проксении продолжали давать вплоть до позднеримского времени; последние из уцелевших херсонесских проксений датируются III в. н. э. (НЭПХ. 114). От имени Народа и Совета ольвиополиты и херсонеситы предоставляли проксении купцам и лицам, исполнявшим различные дипломатические поручения, причем обе деятельности в античности зачастую совмещали одни и те же люди. Они приезжали в Северное Причерноморье с берегов Понта, из Эллады и Малой Азии (IPE I2. 20, 21, 23, 26-28, 30, 227, 340, 349, 356-359, 364, 365, 376, 380, 382, 697; НО. 1-27, 45; НЭПХ. 6, 7, 110).

На Боспоре проксении предоставлялись от имени царя и давались значительно реже, чем в Ольвии и Херсонесе (КБН. 1-5)[808].

Вероятно, граждане городов Северного Причерноморья получали проксении во многих греческих государствах, но определенных сведений об этом сохранилось не очень много. В III в. до н. э. ольвиополит, имя которого не уцелело, получил проксению в Херсонесе (IPE I2. 345). В свою очередь в Ольвии проксений удостоились херсонеситы Пирралий в IV в. до н. э., а столетием позже – Дионисий (НО. 3, 26). Декреты II в. до н. э. свидетельствуют о проксениях, изданных в Томах для гражданина Тиры Нила и в Оропе для не известного теперь по имени херсонесита (МИС. 8 и № 2 в дополнении); там же его соотечественник получил проксению столетием позже (МИС. 9). В I в. н. э. ольвиополит Оронт стал проксеном Византия (IPE I2. 79), а во II в. н. э. некий херсонесит – в Тие, небольшом городе на южном берегу Понта (НЭПХ. 13).

В особую группу следует выделить награждение проксенией в Дельфах и на Делосе. Там находились прославленные во всей греческой ойкумене святилища Аполлона, которые особенно во время праздников посещало множество паломников. О датах начала торжеств возвещали специальные посольства феоров, отправлявшиеся в разные города, чтобы все знали, когда прибыть в Дельфы на Пифийские игры и на Аполлонии на Делос. За оказание гостеприимства феорам и, вероятно, другие услуги Дельфы даровали проксению и целую серию привилегий херсонеситу Сокриту, ольвиополиту Дионисию и боспорянину Никию. Наряду с правами не платить налоги при торговых операциях им разрешалось вне очереди вопрошать дельфийский оракул и решать в суде свои спорные дела, а также пользоваться неприкосновенностью и проэдрией (Syll3. 585; МИС. 12). Позже в 192 г. до н. э. сходных привилегий удостоились послы херсонеситов Формион и Гераклид, а также херсонесит Гимн и пантикапеец Апатурий (Syll3. 281; МИС. 13, 14). На острове Делосе в III в. до н. э. проксении получили пантикапеец Койран, а во II в. до н. э. ольвополиты Дионисий и Посидей (МИС. 21, 23, 24).

Дарование права проэдрии

Проэдрия была распространенной наградой, которая давала право занимать почетные первые кресла в театрах, на стадионах и других общественных местах. Упомянутые выше херсонеситы, ольвиополиты и боспоряне, награжденные проксениями, удостоились также проэдрии в Дельфах и на Делосе (МИС. 12, 21), причем в делосской надписи подчеркнуто, что подобные места им можно занять во время состязаний, то есть на праздничных мусических и атлетических агонах.

Предоставление проэдрии существовало в Ольвии по крайней мере с IV в. до н. э. К этому времени относится декрет об исополитии ольвиополитов и милетян (Syll3. 286; МИС. 35), в котором отмечено, что милетяне могут воспользоваться правом проэдрии в Ольвии, а ольвиополиты в свою очередь в Милете. В ольвийской проксении, близкой по времени декрету об исополитии, гражданин Истрии наряду с обычными для Ольвии льготами проксена получил также право проэдрии (НО. 7). Такими, к сожалению, скудными свидетельствами подтверждается существование в Северном Причерноморье проэдрии как одного из видов наград.

Похвала и праздничное угощение

В текстах почетных надписей перед упоминанием о наградах часто выражалась похвала за деяния чествуемого лица[809]. Об этом можно прочесть в декретах Каллиника, Антестерия и во многих проксениях.

Наряду с разнообразными наградами большой честью считалось приглашение на прием с угощением за общественный счет; это также записывалось в почетном декрете. В Северном Причерноморье пока документально известно о подобных приемах только в Ольвии. В эллинистический период они проходили у жреца Аполлона, главного бога государства, и устраивались, вероятно, в каком-то помещении на его теменосе около агоры. О таких приемах сообщается в трех надписях (НО. 29, 35, 36), но только в одной сохранились имена чествуемых подобным образом: это херсонеситы Аполлодор, Аполлоний и Евфрон, награжденные золотыми венками за крупные финансовые услуги государству. Наверное, ольвиополиты дали по этому случаю грандиозный пир, потому что для его организации привлекли троих граждан[810].

В Афинах подобные приемы проходили в пританее. В 346 г. до н. э. там устроили угощение в честь боспорских послов Сосия и Феодосия, сообщивших, что вступившие на престол цари Спарток и Перисад будут по отношению к Афинам проводить такую же дружественную политику, как их предшественники (IG II2. 212; МИС. 3).

Получение награды становилось важным событием в жизни любого гражданина. Этот акт совершался в торжественной обстановке государственного праздника и имел в глазах эллинов большое политическое и воспитательное значение (Dem. XVIII, 120). Оно ясно выражено в заключительных словах декретов Каллиника и Никерата ( IPE I2. 25, 34). В первом утверждалось, что, подобно Каллинику, «каждый получит от народа почесть и награду, достойную благодеяний», а во втором говорилось, что почести, оказанные Никерату, должны побудить граждан быть «более ревностными к услугам отечеству, видя, как благодетели украшаются надлежащими почестями».

Само провозглашение о награде на празднике в присутствии большинства граждан считалось высокой честью. Недаром оратор Эсхин оспаривал не только возможность наградить Демосфена золотым венком, но и отрицал право провозгласить об этом в театре (Aeschyn. III, 32). Херсонеситы в надписи на постаменте статуи Демократа отметили, что город удостоил его «вечным провозглашением» (IPE I2. 425).

По надписям из Северного Причерноморья известно, где здесь объявляли о наградах. Глашатай читал почетные декреты во время Дионисий в ольвийском и херсонесском театрах (IPE I2. 25, 344; НО. 28), в Народном собрании (IPE I2. 34; НО. 28, 34), на Парфениях в Херсонесе (IPE I2. 352), во время конных ристаний на Ахилловом Дроме (IPE I2. 34), на празднествах, сопровождавшихся агонами в Тире[811].

Итак, многие эллины, жившие на северных берегах Понта, удостаивались различных наград на праздниках у себя на родине и в других государствах. В Тире, Ольвии и Херсонесе существовала система наград, сходная с той, которая была в Афинах и других греческих городах[812]. На Боспоре известно лишь о небольшом количестве проксений и о наградах на атлетических состязаниях, которые всегда сопровождались призами для победителей. В то же время боспоряне за пределами своей родины получали разнообразные награды, которые не практиковались в их государстве.

На местных праздниках глашатай возвещал о похвале деятельности соотечественников и иностранных граждан, сообщал об увековечивании их статуей или рельефом, о постановке на видном месте города белокаменной стелы с вырезанным на ней почетным декретом, об увенчании золотым венком, о предоставлении права проэдрии, о приглашении на общественное угощение, а также об издании проксении для иностранцев с предоставлением того или иного набора прав и льгот. Начиная с IV в. до н. э. вплоть до заката античности перечисленный состав наград почти не изменялся. В римское время к нему добавились некоторые титулы, например, «отец отечества» или «отец города» в Ольвии (IPE I2. 42, 46, 174), что соответствовало латинскому pater patriae; это было очень высокое и почетное звание (в надписях его ставили всегда на первое место), но сейчас нельзя определенно сказать, за что его давали в условиях небольшого города на краю ойкумены.