Древнескандинавская литература

Римы

Хотя баллада была распространена во всех скандинавских странах, в Исландии она появилась позднее, чем в других, и ее распространение там никогда не было широким: в Исландии у баллады был сильный конкурент — римы, самый исландский из поэтических жанров, когда-либо бытовавших в этой стране.

Жанр этот, как обычно считается, возник еще в XIV в. По-видимому, римы всегда были письменными произведениями. Древнейшая из сохранившихся рим («Рима об Олаве») сочинена около 1360–1370 гг. Жанр рим был популярен в Исландии в течение всего последующего шестисотлетнего периода. Слушание рим было издавна излюбленным занятием исландцев. Возможно, правда, что первоначально их танцевали, как баллады в других скандинавских странах. Но, по-видимому, еще в Средние века римы пелись, а не танцевались. Существовали профессионалы, которые записывали римы и зимой ходили с хутора на хутор. Такой профессионал читал риму с рукописи и пел ее на специальный мотив, а остальные подпевали ему.

Римы — это длинные стихотворные повествовательные произведения. Бели такое произведение все выдержано в одном размере, то оно называется «рима» (ríma от rím «рифма»), и в таком случае это самый обычный для рим размер, который называется «ферскейтт» (ferskeytt от fern «четверной» и skeyta «скреплять»). Бели же оно состоит из нескольких частей, выдержанных каждая в особом размере, то такие части называются «рима», а произведение в целом — «римы» (rímur), и так же, поэтому, называется и сам жанр.

Ферскейтт — это четырехстрочная строфа, в которой нечетные строки связаны мужскими рифмами, а четные — женскими. Первая и вторая, третья и четвертая строки в такой строфе связаны, кроме того, аллитерацией. В нечетных строках такой строфы четыре слога, несущих метрическое ударение, а в четных — три. Вот первая строфа «Римы об Олаве»:

Аллитерирующие звуки выделены жирным шрифтом.

Ферскейтт издавна стал в Исландии самым популярным размером. В этом размере там до сих пор сочиняются шутливые или сатирические четверостишия, и, как говорится в одном из них, такое четверостишие бывает первой игрушкой исландца, но со временем становится в его руках смертоносным оружием.

По мнению одних ученых, этот размер восходит к рунхенту (см. выше), одному из скальдических размеров; по мнению других, — к одному из размеров средневековой латинской поэзии; по мнению третьих, — к четырехстрочной балладной строфе (см. выше, с. 406). Однако если учитывать стихосложение рим в целом, а не отдельные его элементы, то очевидно, что основа его — скальдическое стихосложение. Рифмовка в римах всегда охватывает все строки в строфе (а не только четные, как в четырехстрочной балладной строфе); в римах всегда есть не только конечная рифма, но и регулярная аллитерация (между тем ее нет в балладах и в латинской поэзии); в большинстве размеров, используемых в римах, есть, кроме того, еще и регулярная внутренняя рифма (а она обычна в скальдической поэзии, и ее нет в балладах и в латинской поэзии). Вместе с тем для стихосложения рим, как и для скальдического стихосложения, характерны сочетание разных формальных элементов в пределах одной строки (т. е. рифмы, конечной или внутренней, и аллитерации); строгость узора, который образуют эти элементы в строфе; многообразие размеров, получаемое путем варьирования этого узора. Таким образом, стих рим — это, как и скальдический стих, очень тесная и строгая форма.,

Для того чтобы соблюсти эту форму на протяжении одной римы (а рима часто достигает многих десятков строф), нужно большое версификаторское мастерство. Но еще большее мастерство нужно, чтобы соблюсти эту форму на протяжении цикла рим: ведь размер, т. е. узор рифм, конечных и внутренних, а также длина и количество строк в строфе, всегда меняется от римы к риме в пределах одного цикла рим, т. е. одного произведения, и такой цикл может состоять из десятка или более рим. Постепенно выработалось огромное количество строфических вариаций, применяемых в римах. Тот, кто сочинял римы, должен был владеть всеми этими размерами. Размер считался тем «драгоценнее» (dýrara), т. е. лучше, чем больше строфа была охвачена узором созвучий, т. е. чем более тесной и строгой была стихотворная форма.

Фразеология рим, как и скальдическая фразеология, условна и вычурна. В римах широко используются хейти, т. е. поэтические синонимы из арсенала скальдической поэзии, и кеннинги типа «находка Одина», «вино Фьёльнира», «пиво Рёгнира», «напиток Высокого», «ладья Фьялара» и т. п., т. е. поэзия, «Хильд колец», «Биль запястий», «Гевн золота», «сосна богатства», «липа ожерелий» и т. п., т. е. женщина, «Бальдр богатства», «обагритель меча», т. е. мужчина, «тинг мечей» — битва, «огонь битвы», т. е. меч, «роса ран» — кровь, «ветер великанши», т. е. душа, «ложе дракона», т. е. золото, и т. п. Как видно из этих примеров, кеннинги, используемые в римах, часто содержат имена мифологических персонажей, известных по «Младшей Эдде». Но кеннингов, новых по сравнению со скальдическими, в римах, в сущности, не бывает, и в противоположность тому, что характерно для скальдической поэзии (см. выше), словесное выражение кеннингов редко варьируется в римах за счет замены компонента кеннинга кеннингом или словом, близким по значению. Поэтому, хотя кеннинги в римах не менее условны, чем скальдические, они трафаретней и проще. Для рим характерны также двучленные сочетания типа «цвет юности» (= юность), «узы памяти» (= память), «огонь ненависти» (= ненависть), получившие распространение, как предполагается, под влиянием немецкой средневековой поэзии. По форме они всегда сочетание двух существительных — определяемого и определения в родительном падеже, а по содержанию — обозначение переживания, состояния, качества и т. п. В принципе эти сочетания представляют собой сравнения (так, «цвет юности» — это сравнение юности с цветением и т. д.). Однако значение определяемого в этих сочетаниях очень часто настолько неясно (так, в сущности, ничего не значат встречающиеся в этих сочетаниях слова grein, partur или reitur), что сочетание в целом явно не сравнение, а синоним (так, hrygðar grein — это поэтический синоним слова hrygð «печаль»).

В отличие от скальдической поэзии в римах всегда есть сюжет. В этом отношении они похожи на баллады. Но римы гораздо длиннее баллад, в них больше персонажей и событий, чем в балладах, и, главное, сюжет в риме — это, как правило, пересказ сюжета какого-нибудь письменного произведения, всего чаще — саги, в которой, как в волшебной сказке, герой побеждает всех врагов, преодолевает все препятствия и в конце концов женится на королевской дочери, — т. е. сказочно-романической саги или «саги о древних временах» (см. выше). Таким образом, сколько-нибудь оригинальных сюжетов в римах не бывает.

В сказочно-романических сагах обычно есть гиперболические описания сражений героя с его противниками — берсерками, викингами, великанами и т. п. В римах такие описания фантастических битв стали важнейшей составной частью. Когда в Исландии получила распространение Библия, ее иногда читали вместо рим, но она не выдерживала конкуренции рим, и к этому времени относится высказывание одной старушки, ставшее поговоркой: «Евангелие не забавно, там нет битв». Как видно из этого высказывания, гиперболические описания фантастических битв казались забавными, т. е. смешными. Однако в этих описаниях нет ничего сатирического. Они явно не осмеяние. Смех в римах — это, как правило, смех архаический. В сущности, он близок к комизму в эддических песнях (см. с. 327). Только в мансёнге (см. с. 422), вместе с зачатками лирики в римах появляется и лирическое самоосмеяние, хотя и в этом случае не всегда ясно, в какой мере автор осмеивает себя, а не просто смешит.

Архаический смех нашел наиболее яркое выражение в «Риме о Скиди», единственной риме с оригинальным сюжетом и одном из самых замечательных памятников исландской литературы. В «Риме о Скиди» описывается сон, приснившийся однажды бродяге-нищему по имени Скиди. По-видимому, Скиди — это тот самый нищий бродяга, о котором в «Саге о Стурлунгах» говорится как о реальном лице, жившем в конце XII в. («Рима о Скиди» была сочинена в XV в., но сохранилась в рукописях не древнее XVIII в.). Возможно, что кто-то записал сон, рассказанный этим нищим бродягой в свое время, и автор римы пересказал эту запись в стихах, ведь римы — это всегда пересказ чего-то. Скиди, герой римы, — фигура ярко комическая. В нем комично все: его внешность, его прожорливость, его хвастовство. Сплошная буффонада и то, что ему снится. Сам Тор приглашает его в Вальгаллу, чтобы он рассудил двух легендарных героев — Хедина и Хёгни — в их распре из-за Хильд, дочери Хёгни. Но, попав в Вальгаллу, Скиди сам берет Хильд в невесты. С богами, как и с легендарными героями, он вообще обращается совершенно запанибрата. Но тут он нечаянно перекрестился, и это служит поводом для того, чтобы разгорелась фантастическая битва между богами и героями. Скиди не отстает от них. Гротескно-гиперболическое описание этой битвы занимает целых пятьдесят пять строф. В конце концов Сигурд, знаменитый победитель дракона Фафнира, выбрасывает Скиди из Вальгаллы, и Скиди просыпается. В своей котомке он находит зуб, выбитый им у дракона Фафнира, и комок совершенно прогорклого масла, который ему дала Фрейя (лучшего масла у нее не нашлось). Масло это отдали собакам, и они сразу подохли.

Сохранилось множество циклов рим, сочиненных в Средние века (около шестидесяти). Многие из них еще не изданы. Все они очень похожи друг на друга: те же перегруженные созвучиями размеры, та же условная и вычурная фразеология, такие же пересказы того или иного повествовательного произведения. Обнаружить в римах какую-либо авторскую выдумку трудно («Рима о Скиди» — исключение). Между тем римы — это, несомненно, авторские произведения. Древнейшая из сохранившихся рим — «Рима об Олаве» (ее первая строфа приведена выше) была сочинена лагманом Эйнаром Гильссоном. Он был автором также ряда других стихов, в основном религиозного содержания. Авторы других рим далеко не всегда известны. В частности, неясно, кто был автором «Римы о Скиди» (то ли Эйнар Фостри, то ли Сварт Тордарсон). Несомненно, однако, что римы всегда подразумевают фиксированность текста, т. е. осознанное авторство.

Осознанность авторства находит выражение прежде всего в том, что обычно в начале римы (как отдельной, так и входящей в цикл) автор говорит, пересыпая стих мифологическими кеннингами, что-нибудь вроде «я начинаю риму», а в конце римы — «я кончил риму». Аналогичные высказывания были обычны и в скальдических драпах. Но в римах есть и другое выражение осознанности авторства — так называемый «мансёнг» (mansöngr от man, первоначально «рабы» или «рабыня», потом «женщина» и söngr «песня»), т. е. лирическое общее место, с которого часто начинается рима.

Содержание мансёнга — это обычно страдания автора от любви к женщине, причем нередко автор объясняет свою любовную неудачу тем, что он стар. Иногда автор высказывает в мансёнге также общие сентенции о муках любви, иллюстрируя их примерами из литературы. Возможно, что первоначально мансенг — это обращение к какой-либо конкретной женщине. По-видимому, в некоторых римах имя женщины зашифровано посредством иносказательных выражений. Но как правило, жалобы автора на любовную неудачу — трафарет, литературная условность. Никакого биографического смысла в них нет. Тем не менее именно поэтому они шаг вперед в развитии авторского самосознания по сравнению с его выражением в скальдической поэзии. Эти жалобы — зачаток лирики в собственном смысле слова, т. е. обобщенного выражения чувства. В стихах скальдов, например в стихах Кормака в «Саге о Кормаке», иногда встречаются высказывания вроде «я ее люблю» или «я страдаю от любви» и т. п. Но там такие высказывания имеют биографический смысл. Кормак говорит о Стейнгерд, своей возлюбленной, т. е. конкретной женщине и конкретной ситуации. Обобщенное выражение чувства было в поэзии скальдов еще невозможно! В мансёнге рим появляется обобщенное выражение чувства. В мансёнге «я» — это очень часто не автор, а лирический герой, созданный автором, хотя он, как правило, и абсолютно трафаретен.

Таким образом, с одной стороны, авторство в римах — это та же ступень развития авторского самосознания, что и в скальдической поэзии: творчество в римах, как и у скальдов, направлено только на форму, и она поэтому вычурна и условна, тогда как в содержании рим, поскольку оно всегда только пересказ, творчество отсутствует, как оно отсутствовало и в поэзии скальдов, поскольку там невозможен был вымысел. Можно даже сказать, что в известном смысле гипертрофия формы в римах зашла дальше, чем в скальдической поэзии: творчество в римах направлено не на словесное варьирование кеннингов, как в скальдической поэзии, а на расцвечивание стиха созвучиями, т. е. на менее содержательную часть формы; в то же время содержание в римах формальнее, чем в скальдической поэзии, поскольку оно задается сюжетикой произведений, которые пересказываются, а не фактами действительности.

С другой стороны, однако, римы — это, несомненно, шаг вперед в развитии авторского самосознания. Ведь осознанное авторство развилось не в повествовательной поэзии, а в хвалебной песни. В повествовательной поэзии оно было первоначально невозможно. Между тем римы — это повествовательная поэзия и в то же время поэзия, в которой господствует осознанное авторство. Таким образом, с римами осознанное авторство распространилось на повествовательную поэзию. Вместе с тем в поэзии, в которой господствовало осознанное авторство, лирика, т. е. обобщенное выражение чувства, все же было первоначально невозможно. Между тем мансёнг рим — это зачаток лирики: с мансёнгом в поэзии появляется лирический герой как создание автора.