Древнейшие океанские плавания

Плавание Питея из Массалии

Неверие, которым были проникнуты к Питею его древние критики, в особенности Полибий и несколько в меньшей степени Страбон, в значительной мере является причиной того, что в нашем распоряжении имеются лишь самые краткие и при этом далеко не всегда достаточно внятные отрывки его собственных слов. Письменная традиция сохранила наименования двух его сочинений — «Землеописание» и «Об океане». Возможно даже, что это лишь по–разному переданные названия одного и того же сочинения.

Из сообщений Страбона (который в этом случае опирается на своего учителя Эратосфена, достаточно широко воспользовавшегося трудами Питея) и из замечаний некоторых древних астрономов явствует, что Питей был передовым ученым своего времени не только в географии, но также и в области астрономии. Так, он определил широтное положение своего родного города Массалии, чем впоследствии воспользовался другой великий физик и астроном древности, Гиппарх, для проведения параллели через Массалию и {67} Византий (Стамбул). Гиппарх воспользовался также и тем определением, которое дал Питей для точки Северного полюса, являвшийся для того времени, по его расчету, одной из вершин треугольника, образованного звездой β созвездия Малая Медведица и звездами δ и κ созвездия Дракона. Питей произвел также определение высоты Солнца и измерение широты для четырех точек, соответствующих 48, 54, 58 и 61° северной широты. А так как измерение полуденной высоты Солнца, необходимое для этих расчетов, могло быть получено лишь на месте, следует допустить, что Питей или сам побывал под указанными широтами, или же пользовался данными каких‑либо доверенных лиц. Однако для того чтобы допустить, будто он сам или какой‑либо другой грек из Массалии мог произвести эти измерения, необходимо решить вопрос о реальной возможности подобного путешествия в ту эпоху.

Строгость, с какой карфагенское правительство оберегало берега Испании и Гибралтарский пролив от посягательств греков и этрусков (что явствует из первого договора Карфагена с Римом, заключенного в последние годы VI в. до н.э. и полностью приводимого в «Истории» Полибия), делает весьма мало вероятной возможность плавания греческого корабля в атлантических водах в IV в. до н.э. Также нелегко себе представить, чтобы грек мог проделать этот путь на каком‑либо карфагенском судне. Однако остается еще возможность для материковых сообщений с северной Кельтикой по Роне и Луаре, о чем вскользь была уже речь немного раньше.

Принимая во внимание, что Полибий со ссылкой на Питея сообщает о торговом городе Корбилоне, расположенном на берегу р. Лигера (Луары), можно думать, что греки проникали к североатлантическому побережью ради приобретения олова и янтаря именно этим путем. На существование такого пути в древнее время намекает известный уже нам позднеримский географ Руф Фест Авиен в его «Морских побережиях». Однако нужно думать, что если Питей действительно воспользовался этим путем, то в своем описании такой серьезный наблюдатель, каким себе его приходится представлять, должен был бы сообщить о нем какие‑либо подробности. Тем не менее вплоть до походов Цезаря античная наука не располагала почти никакими сведениями о внутренних областях Кельтики (современной Франции).

Питей сообщает некоторые данные о северо–западной части Кельтики, как об области племени остимиев. Западную оконечность этой области он называл мысом Кабайон. Имя {68} остимиев (которых Страбон называет осисмиями), по–видимому, следует сопоставить с эстримниями других древних авторов, по которым были поименованы Эстримнидские (они же Касситеридские) острова. Для одного из этих островов Питей сообщает имя Уксисама, отожествляемое с современным Уэссаном, до которого, по Питею, от берегов Кельтики необходимо плыть трое суток. Далее Питей сообщает, некоторые сведения о Британии (Англии), придавая этому острову искусственную, треугольную форму.

Данными Питея о Британии позднее воспользовался знаменитый александрийский географ Эратосфен. По этим представлениям, треугольный остров Британия был обращен вершиной к северо–западу, а основанием к северному берегу Кельтики. Углы основания этого треугольника образуют два мыса — Кантион на юго–западе и Белерион на северо–западе, на северо–востоке же его располагается мыс Оркан, удаленный от мыса Белериона на громадное расстояние в 20 000 стадий (около 2000 километров). Сохранилось сообщение Страбона, указывающее на ошибку Питея при определении размеров о. Британии. Соответственно данным Страбона, Питей якобы сообщает еще и о том, что он исходил всю Британию пешком. Некоторые современные ученые допускают, что Питей строил свои суждения о размерах Британии на сообщениях о длине каботажного плавания вокруг острова, учитывавших все извилины его берегов. По–видимому, Питей сообщал также какие‑то сведения о добыче олова у племени бриттов недалеко от мыса Белерион (современный Корнуэлл), в юго–западной части острова, о мирном и трудолюбивом характере туземцев, имевших сношения с заморскими торговцами, которым они продавали металл. Этими сведениями значительно позднее воспользовался греческий историк Диодор Сицилийский.

На расстоянии шести дней плавания от мыса Оркан, в северном направлении, Питей помещает о. Туле, который фигурирует во многих более поздних географических описаниях. Этот остров, по представлению Питея, являлся северным пределом Вселенной, так что если плыть от него еще дальше на север, хотя бы на протяжении одного дня, то не будет уже ни воды, ни земли, ни воздуха, а лишь какая‑то смесь всех этих трех стихий, которую он именует «морское легкое». Там невозможно передвигаться ни пешком, ни на корабле.

О положении о. Туле и о реальном смысле описанных Питеем удивительных физических явлений, якобы наблюдаемых {69} к северу от этого острова, еще в древности, а также и в новое время происходило немало споров. Некоторые ученые (начиная со Страбона) склонны были объявить о. Туле просто выдумкой Питея. Другие же пытались так или иначе согласовать его данные с реальной географией. Ввиду того что Питей представлял себе о. Туле как обитаемую землю, расположенную где‑то у полярного круга, не так давно знаменитый полярный исследователь и путешественник Фритьоф Нансен высказал предположение, что Туле — это северо-западная часть Норвегии, примерно у Тронхеймского фиорда. Положение этой местности, по его мнению, вполне подходит к данным Питея о двух–трехчасовой продолжительности летних ночей на о. Туле. Островом же Скандинавию продолжали считать и значительно позднее Питея — вплоть до XI—XII вв.

Пользуясь указаниями Питея, Плиний в своей «Естественной истории» сообщает, что к северу от о. Туле находится «свернувшееся» море, называемое‑де некоторыми писателями Кроновым. Это сопоставление северной части Атлантического океана с легендарным Океаном бога Кроноса, царя царства блаженных в потустороннем мире, вполне соответствует сказочным представлениям о крайнем севере. Такие же картины не могли не возникать из сообщений Питея, основывавшихся в какой‑то степени все на тех же баснях, какие еще и раньше звучали в рассказах финикийских мореплавателей о чудесах Атлантики и об ужасах «непроходимого» моря, легенда о котором в своей основе имеет не что иное, как отдаленное и завуалированное представление о полярных морских льдах. Надо также полагать, что сведения об о. Туле, лежащем не то у самого полярного круга, не то несколько к югу от него, на широте современных Шетландских островов, основаны скорее всего на отвлеченных и полулегендарных данных об островах Северного моря, поэтому его точная локализация так же мало вероятна, как и локализация Эстримнидских (Касситеридских) островов.

Измерения высоты Солнца, произведенные Питеем для этих широт, могли основываться на показаниях тех людей, которые либо сами плавали на север, либо были более или менее подробно осведомлены о таких плаваниях. В одном из отрывков сочинения Питея, сохраненном греческим астрономом I в. до н.э. Гемином в его «Элементах астрономии», сообщается о том, что «варвары показали нам место, где Солнце удаляется на покой. В этой местности ночь была очень коротка — в одних местах она продолжалась два, а в {70} других три часа, так что Солнце по прошествии короткого времени после захода появляется вновь». Из неопределенности и невнятности этого отрывка следует заключить, что речь здесь идет не о чьих‑либо личных наблюдениях, а лишь об описаниях явлений, далеко не вполне ясных самому рассказчику. Следует, разумеется, считаться и с возможными позднейшими искажениями сообщений Питея, которые могли породить или во всяком случае усугубить неясность и туманность Питеевых рассказов о северных странах.

К числу таких искажений, быть может, относится сообщение Страбона о том, что Питей будто бы прошел пешком по северным берегам Европы вплоть до Танаиса. Реальный смысл этого сообщения таков же, как содержащееся в «Истории» Геродота упоминание о путешествии Аристея из Проконесса, который дошел якобы до области племени исседонов, живших где‑то в азиатских пространствах к северу от Индии.

Питеем, однако, несомненно, были собраны некоторые наблюдения и сведения о северных берегах Кельтики и о Прибалтике. Диодор Сицилийский и Плиний со слов Питея сообщают о «скифских» берегах и островах близ Кельтики на Северном океане, где в больших количествах местными жителями собирается янтарь. Питей, видимо, считал, что к востоку от Кельтики, границу которой он помещал на Эридане (Рейне), начинается Скифия. Питей называет имя племени гвинонов, живших на заливаемом приливами Северного моря побережье, которому дает имя Ментономия или Метуонии — в этих именах некоторые ученые хотели бы слышать подобия более поздних древнегерманских племенных наименований иствеонов или тевтонов.

На расстоянии одного дня плавания от этого побережья Питей помещает остров, на который в весеннее время волны выбрасывают янтарь, происходящий из «свернувшегося» моря. Жители острова употребляют его на топливо и для продажи. Имя этого янтарного острова — Абалус (или Балция), в котором позволительно угадывать отзвук наименования Балтики. Остров отожествляется с Гельголандом, положение которого наиболее точно соответствует данным Питея.

Что касается имени р. Танаиса, которое в древности чаще всего прилагалось к Дону, то весьма возможно, что Питей употребил его лишь символически, в качестве имени реки, разграничивающей Европу и Азию, желая сказать, что европейский север известен ему до самых границ Азии. Однако {71} многие современные ученые, допускающие, что Питей действительно путешествовал по Северной Европе, хотят видеть в Танаисе Питея какую‑либо реальную северную реку и скорее всего Эльбу.

Между тем путешествия Питея, по–видимому, не более реальны, чем путешествия его земляка Эвтимена к «истокам Нила» или плавание Скилака по Индийскому океану. По. скольку не имеется никаких конкретных данных, вроде тех, какие сообщали о своих путешествиях Ганнон, Неарх и Полибий, осторожнее и разумнее говорить не о реальном путешествии Питея по северным странам, а лишь об определенной литературной форме романа о путешествии, в которую он облек собранные и сообщаемые им сведения о севере Европы — форме, как мы видели, весьма принятой в древней литературе. Но это отнюдь не умаляет значения его астрономических и географических исследований, оказавших огромное влияние на всю последующую науку.

Материалы наблюдений Питея должны были служить серьезным аргументом в поддержку теории существования сплошного водного океанского пространства на севере Европы и Азии, соединяющегося на востоке с Индийским или Восточным (Эойским) океаном. Так, в значительной степени опираясь на исследования Питея, представлял себе положение вещей в III в. до н.э. Эратосфен. Влияние этих представлений было достаточно глубоко. Оно сказывалось также и в тех случаях, когда реальные географические факты были неизвестны, а лишь предполагались соответствующими этим представлениям, влиявшим подчас на выводы весьма серьезных наблюдателей.