13 000 лет до Рождества Христова
Сидя в полном одиночестве в темном зале, старейшина размышлял о тяжких испытаниях, выпавших великой империи, и о суровом приговоре, который история вынесла его цивилизации. Та жестокость, с которой они сокрушали слабых, теперь обрушилась на опоясанный кольцом остров в тысячекратном размере. Бедствие началось три года назад, когда на северной и южной окраинах империи поднялись восстания варваров.
Старейшина закрыл глаза и, словно вживую, услышал вдали крики солдат и простых жителей. Они готовились отражать последнюю атаку варваров — а варвары верили, что штурмуют Олимп и сражаются с богами, которых когда-то почитали. Пока сам Андролик скрывается под куполом эмпирея под защитой геодезической сферы с треугольными хрустальными гранями восьмифутовой толщины, остальные обитатели его мира грудью стоят на пути объединившихся народов, готовых сокрушить империю.
Он открыл старчески подслеповатые глаза и прочел приказ, который Совет эмпирея издал всего час назад, обрекая тем самым на смерть не только варваров, но и самих себя. Мысли старейшины обратились к ключам от смертельного оружия.
Андролик протянул дрожащую морщинистую руку и сдернул шелковое покрывало с огромного бриллианта. Он пристально вгляделся в бездонную голубую сферу, затем провел пальцами по глубоким извилистым канавкам, вырезанным на поверхности бриллианта лучшими мастерами. Кроме этого ключа имелось еще два. Пятьдесят поколений ушло на розыски подходящих драгоценных камней, и еще двадцать пять — на обработку. Именно в них таился секрет великой звуковой волны.
Один из ключей до сих пор готовили к работе глубоко под землей, другой был укрыт далеко на юге, в землях враждебных империи нубийских племен. Перед старейшиной покоился третий, абсолютно неотличимый от первых двух и точно так же предназначенный управлять неуправляемым.
Огромные двери в Зал эмпирея распахнулись, внутрь хлынули яркие солнечные лучи, и тьма, долго окружавшая старейшину, отступила. Старец закрыл глаза, непривычные к дневному свету. Он услышал, как генерал быстро вошел в зал и направился к столу Совета.
— С вашего позволения, старейшина Андролик.
Старик открыл глаза и бросил на генерала печальный, понимающий взгляд, после чего вновь накинул покрывало на огромный, около метра в поперечнике, голубой бриллиант.
— Вот причина, по которой я оторвал вас от обороны последнего рубежа. — Старческая ладонь Андролика похлопала по приказу. — Я дал свое одобрение, как того требовал Совет, и тем самым принимаю на себя вину за гибель империи.
Талос бросил взгляд на мраморную столешницу и потянулся к манускрипту, однако старейшина не убрал руку и придвинул свиток к себе, словно не желая отдавать.
Генерал замер.
— Время истекает, владыка, — сказал Талос. — Наши отряды на западном и северном полуостровах едва держатся; оборонительные рубежи трещат под натиском македонцев, афинян и спартанцев. Нужно действовать быстро, иначе конец всему. Фракийцы с афинянами прямо сейчас готовят вторжение союзных войск в Грецию. Собрали всех до самой Месопотамии.
— Я одобрил приказ. Наша гибель теперь лишь вопрос времени, — отозвался Андролик и перевел взгляд с генерала на бриллиант под покрывалом.
— Владыка…
Грустно усмехнувшись, Андролик кивнул. Его длинная седая шевелюра и редеющая борода блеснули в луче солнца.
— Избранный нами путь приведет к гибели куда вернее, чем варварские орды, которых мы так боимся.
— Но Совет Земли и ученые старейшины заверяют…
— Да, да, да, — оборвал генерала старик, — они уверены, что это совершенно безопасно — Он снова придвинул к себе приказ и заглянул в него. — Защита от дурака… В последнее время я все лучше понимаю, как же это важно.
— Владыка, откладывать больше…
Андролик вдруг поднялся, причем куда стремительнее, чем можно было ожидать от стосемилетнего старца.
— Откладывать — значит думать! Откладывать — значит найти другой способ покончить с этим! Откладывать — значит остановить дураков, которые полагают, будто нас спасут насилие и смерть, основанные на неподтвержденной теории!
Генерал Талос стал по стойке «смирно», глядя прямо перед собой, словно на параде. В левой руке он держал бронзовый шлем, правая покоилась на отделанной слоновой костью рукояти меча.
— Прости, старый друг, — произнес Андролик, поняв, что его слова задели генерала — последнего из великих титанов.
Генерал аккуратно опустил шлем с длинным плюмажем из голубых перьев на затейливую мраморную столешницу, и лишь затем его бородатое лицо немного смягчилось.
— Вы устали. Сколько вы уже не спите?
Старейшина отвернулся к стене, где на огромном гобелене обширная равнина и пустыни окружали крошечное внутреннее море. Их остров был выткан в самом центре, окруженный с севера, востока, юга и запада материковыми землями. Бескрайнее море тянулось на запад от Геркулесовых столбов, названных так в честь одного северного варвара, грека, который в эту минуту со своими дикими сородичами подступал к вратам родного Андролику города.
— Недостаток сна беспокоит меня в последнюю очередь. Увы, я чувствую, что долгожданный покой уже не за горами.
— Не говорите так. Мы выстоим. Мы обязаны победить!
Андролик снял с третьего ключа покрывало.
— Ничего не выйдет. От тоновых канавок не будет толка: расчеты высоты звука неверны, и оружие выйдет из-под контроля. Волна усилится до такой степени, что никакая наука не сможет ее обуздать.
По лицу храброго, но простодушного воина скользнуло недоумение.
— Все испытания проводились на древних, хрупких плитах, и в этом корень наших заблуждений. А у нас под ногами что? — Андролик ткнул в Талоса пальцем. — Свежая, прочная кора на большой глубине. Мы погубим собственный мир. Этот бриллиант накапливает энергию и усиливает ее, он просто уничтожит все и вся, тем более что наша схема тектонических плит неточна.
— Вы — великий ученый, однако старейшины…
— Старейшины ошибаются! Я изучил тоновый ключ и схему — они будут работать как надо лишь при минимальной мощности. Как только плиты начнут смещаться, вся наша наука станет совершенно бессильна. Если я прав, то схема никуда не годится, так как все плиты и разломы связаны друг с другом. Значит, ни этот ключ, ни два других не обуздают гнева земных недр, а лишь раздразнят раненого зверя. Боги столь долго скрывали от нас голубой бриллиант не беспричинно, ведь он может подпитывать волну энергией света, тепла и даже электричеством, которое вырабатывают наши собственные тела. Повторяю: оружие невозможно контролировать!
— Владыка, но зачем же вы подписали приказ о его применении?
Лицо старика само подсказало генералу ответ. Великий человек знал, что гибель цивилизации неизбежна, и решил ее не отдалять. Варвары вот-вот освободятся от их владычества, и не подобает этому препятствовать. Из долгих ночных бесед у теплого очага генерал вынес, что старейшина не враг варварам; напротив, он полагал, что нужен лишь толчок, и те тоже станут мыслящим, просвещенным народом.
Талос почувствовал, что старик успокоился.
— Скажи, как там твоя оборона? Как упреждающий удар на юге? — спросил Андролик, снова разглядывая на гобелене северную часть африканских земель.
— Гипы вот-вот переправятся через внутреннее море. Возможно, уже завтра, — промолвил генерал, опустив голову.
Повисла неловкая тишина, и старик почувствовал, что этот короткий ответ дался старому другу нелегко.
— То есть твои силы в Дельте разбиты?
— Уничтожены все до единого. Нам было не справиться с их объединенным войском. Гипам помогали не только западные варвары, но и наши бывшие союзники — афронубийцы.
— Сколько погибло? — уточнил Андролик, сразу прикрыв глаза в ожидании ответа.
— Шесть тысяч человек, которых отправили в Египет, уже не помогут нам в обороне внутреннего круга. Кроме того, варвар Геркулес разбил отряды генерала Архимеда в северном секторе внешнего кольца, а тут еще этот проклятый Ясон со своими кораблями… минус еще пять тысяч защитников. Вдобавок гипы отравили Нил, и я приказал уничтожить большой акведук — его уже обрушили в море. Мы остались без источника пресной воды.
— Так мы потеряли одиннадцать тысяч солдат всего за день?
Старейшина впился глазами в генерала, словно его слова могли — даже не могли, должны были — оказаться неправдой.
— Похоже, старинный враг перенял наше искусство войны. Против нас выступил Геркулес, который недалеко ушел в развитии от пещерного человека, и фессалиец Ясон — просто укравший у наших ученых чертежи корабля и весел. Войска союзников вооружены каменными топорами, деревянными мечами и кольями — и тем не менее они разгромили величайшую нацию в истории планеты.
— Что скажешь, мой титан? Похоже, боги отвернулись от нас? — прошептал в ответ старец.
— Прошлое всегда мстит настоящему, — грустно улыбнулся Талос. — Грехи отцов падут на детей.
Андролик кивнул.
— А что наши главные сокровища? Они надежно укрыты?
Волевой рот Талоса дрогнул в едва заметной усмешке.
— Пришлось нелегко. Ясон потопил тридцать два корабля прикрытия в море Посейдона. Тем не менее, мой друг, наша главная реликвия в безопасности, а с ней все летописи, культурные памятники, научные достижения и библиотеки. Их переправили на самые дальние рубежи западной империи, и даже наши потомки не сумеют отыскать место захоронения.
— Очень хорошо. Я совершенно обессилел — никогда раньше такого не было.
— Вы уверены, что оружие сработает? — Талос пытался отыскать хотя бы призрак надежды — не для себя, а для тех, кого поклялся защищать.
— Наше невежество — залог его неуправляемости. Кто мы такие, что пытаемся подчинить планету, по которой сами ступаем?.. Надеюсь, что секрет оружия не будет раскрыт. Вы избавились от бронзовых карт, пластин и дисков?
— Одну пластину вместе с трехмерным диском погрузили на корабль с сокровищами.
— Ее должны были уничтожить! — гневно воскликнул Андролик.
— Владыка Пифос лично отнес туда пластину на случай, если нам понадобится второй ключ.
Старейшина погладил прохладную поверхность голубого бриллианта.
— Ему не понадобится ни второй ключ, ни третий. Все кончится прямо здесь. Сегодня.
Неотрывно глядя на титана, Андролик медленно придвинул к нему приказ.
— Передай его этому пещерному безумцу, и да пребудут с нами боги. Как жаль, что тебе выпало погибнуть бок о бок с невежей.
— Мне тоже жаль. А вы, владыка?
— У меня свои планы. — Старейшина опустил голову, и генералу стало безумно жаль давнего друга. — Эти глаза повидали куда больше, чем полагалось. Я не хочу быть свидетелем нашего научного краха. — У старика перехватило дыхание. — Мы могли стать великой нацией, как мечтали когда-то, много веков назад…
Старейшина окинул взглядом огромный зал — величайшее чудо света, скрытое под хрустальным куполом.
Генерал забрал манускрипт и отвернулся, бросив прощальный взгляд на укрытый тканью бриллиант. Затем медленно вышел и затворил за собой массивные бронзовые двери. Зал снова погрузился во тьму, и эта же тьма вот-вот накроет собой величайшую империю — Атлантиду.
Колоссальная карта тектонических плит была высечена прямо на каменных стенах вулканической пещеры в миле под городом Лигос, который лежал на центральном острове, внутри колец. Варвары верили, что это гористое плато и есть Олимп. Простой обыватель углядел бы в извилистых линиях и кругах лишь бессмысленные каракули. Единственное, что он разобрал бы на поразительной карте, — это три кольца Атлантиды.
Чудесную схему — настоящее чудо света — изготавливали пять тысяч лет. Великое море Посейдона было нанесено на стену с невиданной точностью, однако этим картографы не ограничились: линии тянулись во все стороны, даже на просторы Европы, очерчивая контуры известного атлантам мира. Нашлось место и для Хинду, и для азиатских варваров дальнего востока, где обитал народ ки — повелители драконов. Пересекая бескрайнее Атлантийское море, линии делались тоньше и тянулись к двум огромным, почти неисследованным материкам далекого запада. Пять тысяч лет ушло на то, чтобы отметить на карте все разломы и тектонические плиты — ведь одним богам известно, откуда появится следующий враг.
В гигантской схеме воплощались самые последние достижения науки. Загадочные линии обозначали все, даже мельчайшие, геологические разломы на планете, обнаруженные благодаря специальным техникам прорицания. Жирным были обведены крупнейшие литосферные плиты, которые с незапамятных времен несли на себе целые континенты, едва заметно перемещаясь, словно ледники.
— Экипажам кораблей известно, что на них возложена миссия особой важности?
Генерал Талос наградил худого старика испепеляющим взглядом. Старейшина Пифос входил когда-то в Совет эмпирея, однако уже лет тридцать как удалился от дел и целиком посвятил себя волне. Этой всепоглощающей страсти дряхлый восьмидесятипятилетний ученый отдал последние годы жизни.
— Не стоит напоминать адмиралу о долге. Он знает, что погибнет. Вы можете приступать, владыка Пифос.
— Превосходно. — Старик бросил на генерала понимающий взгляд. — И не надейся меня обмануть. Я прекрасно понимаю: ты здесь по указанию предателя Андролика, чтобы покончить со мной, если план не сработает. Впрочем, я-то полагал, что он совершит это злодеяние собственноручно.
— Андролик — великий человек, и ему сейчас не до того. Для мелочей есть посланцы вроде меня. А если вы еще хоть раз назовете Андролика предателем, это слово будет последним, что сорвется с ваших лживых губ.
Пифос продолжил как ни в чем не бывало:
— Жаль. Он стал бы свидетелем чуда, о котором грезит наш народ и которое разом покончит с врагами и сотрет в пыль земли, где они ютятся в своих жалких лачугах.
Талос хмуро посмотрел на безумца и раздраженно взмахнул мечом, приказывая сигнальщикам приготовить флаги. Пять сотен тяжелораненых солдат сняли с обороны второго кольца Атлантиды. Вместо того чтобы отбивать атаки врага, они должны по цепочке подать сигнал двум последним кораблям великого флота.
Пифос двинулся к огромному бронзовому сундуку. Он грубо оттолкнул с дороги раба-нубийца и кивком велел стражникам поднять сундук. Старик так разволновался, что чуть не завопил в голос, когда один из носильщиков не удержал свой край. Наконец Пифос успокоился, поднял деревянную крышку и впился взглядом в содержимое сундука. Он сглотнул и с трепетом извлек оттуда тоновый ключ. Старейшина поднес гигантский бриллиант к горящему факелу и рассмеялся — шар тут же вобрал в себя тепло от пламени.
Талос разглядел глубокие канавки. Эти линии — не то вытравленные, не то выдолбленные на поверхности шара — причудливыми спиралями покрывали весь бриллиант. Генерал и вообразить не мог, каким образом ключ издавал неслышные уху звуки, которые управляли громадными колоколами на дне моря; простому солдату не понять научных премудростей.
Пифос велел стражнику поднять тяжелую крышку емкости, похожей на опрокинутый бронзовый бочонок, и поместил голубой бриллиант внутрь так нежно, словно укладывал новорожденного в колыбельку. Затем протянул руку вверх и достал откуда-то длинный стержень с маленьким — всего сантиметров десять в диаметре — голубым бриллиантом на конце. Из верхнего торца загадочного стержня куда-то в недра бочкообразного агрегата тянулся толстый медный провод. Поместив конец стержня в канавку бриллианта, соответствующую нужному пласту под морским дном, Пифос аккуратно закрыл крышку.
Талос обратил внимание, что медный провод идет к массивному зубчатому колесу, соединенному с другим, еще большим, которое, в свою очередь, было сцеплено со следующей шестерней — совсем уж гигантского размера. Всего генерал насчитал три десятка шестерней, они служили редуктором какого-то невообразимого механизма.
— А теперь большое колесо! — прокричал старик.
Шестнадцать сотен обнаженных варваров — пленных греков, египтян и нубийцев — ухватились за толстые канаты. Они налегли все разом, и огромная секция пола поползла по металлическим направляющим, а из-под нее в пещеру, словно выпущенные из клетки, рванулись клубы пара и испепеляющий жар. Рабы, что оказались у края отверстия, тут же вспыхнули. Громко вопя, они заметались по пещере, однако расположившиеся под сводом лучники быстро прервали мучения охваченных пламенем пленников.
Плита по-прежнему медленно ползла в сторону, хлысты щелкали, рабы кричали от боли. Бугрились мышцы, ноги скользили по грубой каменистой поверхности. Из колодца в полу било пламя — внизу со скоростью шестьдесят километров в час несся лавовый поток, — однако отверстие требовалось еще расширить, и потому кнуты надсмотрщиков все пели и пели свою жуткую песню.
— Довольно, — прошептал старик. — Шире не нужно.
Рабы, тела которых местами обгорели до самых костей, рухнули на пол, и женщины кинулись к ним с прохладной водой и целебными мазями.
Пифос с ухмылкой следил за исполнением своего плана. По сигналу перешли ко второй фазе. Пять тысяч рабов — высоких и сильных, не чета тем, что открывали колодец, — разом взялись за дело. Женщины поливали водой изуродованные шрамами спины, чтобы защитить их от невыносимого жара, который вот-вот обрушится на пленников точно та самая волна, которую они должны разбудить. Высоко над головами людей на специальной раме покоилось исполинское колесо из особым образом закаленной стали с вытравленными в знак благодарности богам священными символами. Махина топорщилась миллионом медных стержней, собранных в пучки по тысяче. Сверху на витых стальных тросах висела массивная медная плита трехметровой толщины.
— Опустить громовое колесо до средней отметки.
Рабы налегли все разом, повинуясь кнутам надсмотрщиков, и повисли на двухсотметровых канатах, прикрепленных к колесу. Люди скользили, пытаясь найти опору на каменном полу, однако громада не шелохнулась. Старухи сыпали им под ноги песок, чтобы он впитывал влагу: пещеру заполнял пар, а с тысяч пленников градом катился пот. Упираясь в малейшие неровности, рабы разом навалились на веревки, и под сводами пещеры разнесся скрип — гигантское колесо сдвинулось с места. Высоко над головами оно с грохотом скатилось со стальной рамы.
По команде пять тысяч рабов бросили канаты и побежали к дальнему концу открывшегося в полу проема. Оттуда вдруг выплеснулась разогретая до четырех тысяч градусов магма и поглотила несколько сотен мокрых от пота мужчин. Их опаленные пламенем тела обратились в прах в мгновение ока — никто из несчастных не успел даже вскрикнуть.
Выжившие собрались на дальнем берегу струи огня и расплавленного камня. Защелкали кнуты надсмотрщиков, женщины опять стали швырять на пол пригоршни песка. Рабы отчаянно стали тянуть за канаты, и исполинское колесо покатилось по направляющим вниз, к лавовой реке.
— Остановить колесо, пока оно не слишком разогналось! Живее, не то всем нам конец! — завопил старик и оттолкнул в сторону одного из надсмотрщиков, предварительно вырвав у него кнут. С пылающим взором он обрушил на ближайшую группу пленников град безжалостных ударов.
Те рабы, которых не поглотила магма, в едином порыве сражались с исполинской махиной, все набиравшей ход под действием тяготения. Семьдесят пять рабов из первых рядов упали в лаву, однако колесо, проделав половину пути, все же замедлило ход. Оно рухнуло в двадцатифутовую выемку и с оглушительным скрежетом замерло. Рабы все как один рухнули на пол, а облаченные в доспехи стражники у стен разразились радостными криками.
Талос заметил, что пол у ног Пифоса усеян трупами, а выжившие пленники все в крови и ожогах. Старик-ученый не спеша обернулся к генералу.
— Теперь подождем сигнала с моря.
Два больших военных корабля ждали на якорях в четырех километрах севернее Атлантиды. Адмирал Плиус, двоюродный брат Талоса и его постоянный консультант по военно-морским вопросам, прикрывая ладонью глаза от солнца, рассматривал изумрудное море. Он даже заподозрил было, что варвары решили дать защитникам передышку и основные силы греческого союза воздержатся от атаки, однако мимолетную надежду тут же похоронил блеск металла — далеко-далеко, у самого горизонта. Адмирал снял шлем и ступил с бака вниз, подметая палубу концом синего плюмажа из крашеного конского волоса.
— Там спартанцы, фракийцы и македоняне. — Плиус похлопал штурмана по плечу.
Перед глазами бесстрашного экипажа, собравшегося у планшири, заплясали яркие точки — много, десятки тысяч, — словно ночные звезды отражались в море. Совсем скоро здесь будет весь непобедимый флот союзников.
Корабль, шедший во главе разномастной греческой армады, обретал какую-то нереальную, почти сказочную форму прямо на глазах у адмирала.
— Флагман черный с алыми парусами. Черный, как смерть! — прокричал марсовый.
Плиус отлично знал легенду о капитане черного корабля с алыми парусами.
— Время для сигнала, владыка? — спросил капитан. — Это фракийский царь Ясон. Его флот вот-вот нас атакует.
— Подать сигнал, — неохотно велел адмирал.
— Подать сигнал! — выкрикнул капитан.
На корме огромного корабля стояла катапульта. Ее задние подпорки убрали, а переднюю часть рамы подняли повыше, чтобы обеспечить нужную траекторию. Меч перерубил веревку, и пылающий снаряд взмыл в синее безоблачное небо. Адмирал проводил его взглядом, моля, чтобы с берега разглядели сигнал сквозь пелену дыма — дыма пожаров, окутавшего родную землю, на которую никому из них больше не суждено ступить.
На берегу заметили условный знак, и первый в цепочке тут же опустил зеленый флажок. Сигнал зеленой волной пробежал пять миль по тоннелю, и всего через минуту на другом конце уже знали: катапульта выстрелила.
Защелкали хлысты, и вновь пленники из северных и южных земель корчились от боли, а кожаные ремни полосовали уже окровавленные спины. Ось исполинского колеса шелохнулась в выемке.
Пригнали еще рабов, и наконец махина тронулась. Осталось преодолеть последнюю стометровую секцию. Она стремительно набирала скорость, и рабов охватил ужас. Снова засвистели кнуты, однако огромное колесо, летящее по стальным направляющим к лавовой реке, пугало невольников куда сильнее боли. Надсмотрщики не могли их сдержать, и стрелы стали выкашивать тех, кто в ужасе бросал канаты.
Пифос сосредоточенно наблюдал, понимая, что разогнавшуюся махину уже не остановить. Стальные направляющие тридцатиметровой толщины дрожали и гнулись под весом в полтора миллиона тонн.
Наконец колесо достигло низшей точки, и ось с грохотом замерла в стальных упорах. Нижний край угодил точно в открытый колодец, из которого брызнули тысячи тонн расплавленного камня. Лава пожирала и рабов, и господ, не разбирая, кто есть кто.
— Безумец! Ты прикончишь нас всех! — вскричал Талос, хватая Пифоса за руку.
Старик рассмеялся генералу в лицо.
— Прикончу? Очень может быть. Только глянь вон туда, мой высоченный друг! — завопил он, указывая вверх.
Талос оттолкнул ученого и замер. Колесо повернулось, влекомое огненным потоком. В первые мгновения оно едва двигалось, но теперь быстро набирало скорость. Когда лопасти поднимались из огненного потока, с длинных стержней на их концах капала раскаленная лава.
— Давайте воду! Скорее!
Над колесом возникло еще одно отверстие, и оттуда полилась морская вода. Она охлаждала стальные лопатки, чтобы те не плавились. Воздух наполнился паром, и вскоре в пещере стало совсем невыносимо: воздух раскалился до ста сорока градусов. Колесо вращалось все быстрее и быстрее, а металлические стержни касались медной пластины наверху, генерируя электрическое поле.
Никакая река, никакой водяной поток не сравнится по мощи с лавовым. На глазах у Талоса открылось очередное отверстие, и пресная вода из городского водопровода хлынула на лопасти колеса. Крышка отверстия тут же захлопнулась, не выпуская воду обратно. Свежий пар уходил в трубу, пропущенную через центр колеса, к футляру, в котором как бешеный крутился голубой бриллиант. Затем цикл повторялся: отверстие открывалось снова, поливая водой следующую лопасть, которая тут же погружалась в лаву.
Звук, который выдавали тоновые канавки, поглощался иглообразным стержнем и шел дальше по медному проводу вместе с электрическими разрядами — они приводили в движение огромные колокола на дне моря.
— Красные флаги! — приказал Пифос.
Талос махнул правой рукой. Сигнальщики, державшие большие красные вымпелы, один за другим стали бросать их на пол.
Адмирал разглядел, как с внутреннего полуострова, на котором лежал город Лигос, вверх выстрелили три катапульты. Кивком отдав необходимую команду, он обернулся. Авангард Ясона был уже в трех сотнях ярдов от одинокого корабля атлантов — на втором в этот момент сращивали толстые провода.
Вокруг посыпались огненные снаряды варваров. Второй корабль держался в миле позади — там никак не могли справиться с толстенным, покрытым смазкой медным кабелем. Его отматывали с больших деревянных катушек, которые погрузили на берегу — там сейчас держали оборону остатки армии Талоса. Тысячи воинов жертвовали собой, чтобы выиграть время и дать морякам прикрепить толстый провод к металлической колонне, торчащей прямо из моря Посейдона. Колонну удерживал на месте буй, а от него вглубь спускался другой провод — еще толще. Он шел к огромным звукогенераторам, расположенным на морском дне прямо над скрытым разломом, который прорицатели древних обнаружили сотни лет назад.
Морякам все никак не удавалось справиться с гигантской петлей на конце. Одна из греческих катапульт наконец поразила адмиральский корабль. Кто-то из экипажа заметил, что флагман охватило пламя, однако остальные из последних сил сражались с тяжеленными бухтами провода. Тот подрагивал в их руках: гигантская машина набирала обороты. Еще несколько секунд, и всесокрушающая сила волны устремится из-под земли по толстому кабелю.
— Скорее! Накидывайте петлю на буй! — крикнул капитан.
Наконец петля охватила огромный медный шар на верхушке колонны, однако сотня моряков не успела разжать руки. Электрический разряд в мгновение ока убил шестьдесят человек — те так и держались за провод, дрожа и подпрыгивая на месте. Остальные в ужасе отскочили, чуя вонь паленых волос и горелой плоти.
Исполинское колесо под городом раскручивалось, и гигантские «щетки» два фута в обхвате все быстрее и быстрее скребли по медной пластине, подгоняемые потоком магмы. Кабель, протянутый по воде на палубу корабля, раскалился докрасна, едва не плавясь — деревянный фальшборт тут же вспыхнул, и пламя перекинулось на палубу. Через мгновение корабль содрогнулся и исчез, поглощенный облаком могучего взрыва.
Двести гигантских медных колоколов со специальными звукогенераторами в форме вилки располагались на морском дне, точно вдоль отмеченного на карте разлома земной коры. Крутящийся толстый стержень скользил концом по канавкам на поверхности удивительного голубого бриллианта, а электрический ток, проходя через всю конструкцию, издавал неслышный уху высокий звук, от которого ныли зубы и кости. Бриллиант посылал по медному кабелю невидимую волну — едва ощутимые колебания, которые улавливались вилками в подводных колоколах. Там колебания усиливались и уходили вниз, туда, где скрывался геологический разлом. Ничтожная часть созданной гигантскими резонаторами волны отразилась от дна — и истребила всю рыбу на три сотни миль вокруг. Мощнейшая вибрация проникла сквозь толщу породы и зону разлома до самых тектонических плит, сжатых намертво, словно сдавленных весом в триллион с лишним тонн.
От акустического удара кромки плит на двухсоткилометровом участке стали дробиться, и по поверхности моря распространились беспорядочные возмущения. Звук был все громче, волны — круче; стихия швыряла корабли Ясона, словно детские игрушки. Колоссальные плиты не выдержали натиска — они крошились в порошок, отчего все дно пошло трещинами. Изуродованные кромки обрушились на участке в две мили шириной, и плиты, которые ничто больше не удерживало, с треском врезались друг в друга на скорости свыше ста километров в час. Волны от удара устремились вверх, сквозь толщу породы.
Сразу после столкновения тектонических плит морское дно раскроила огромная трещина. Такого эффекта ученые атланты не ожидали. Сила оказалась направлена не вверх и в стороны, а вниз. Безумец Пифос рассчитывал вызвать гигантское цунами, которое поглотит греческий флот, а затем обрушится на северное побережье родины варваров. Атлантида же, лежащая куда выше над уровнем моря, чем материковые земли к северу и югу, должна была уцелеть. Вместо этого кора вздыбилась, и расположенное под ней озеро вулканической лавы хлынуло в бездонную пропасть, увлекая за собой донный песок, а вслед за ним и само Средиземное море.
Дозорные на вершине хрустального купола, покрывавшего город Лигос, увидели, как на севере в небо взметнулся невероятный водяной фонтан. Он вырос сразу на четверть километра и подбросил корабли Ясона в воздух. Защитники стен разразились восторженными криками: они радовались уничтожению вражеского флота. Затем море устремилось вниз. Оно сокрушило и поглотило двадцать тысяч греков, после чего, на глазах изумленных атлантов, закрутилось гигантским водоворотом — тот ширился, обнажив посередине морское дно и утягивая тела вместе с обломками кораблей в чудовищную воронку смерти.
Радостные вопли стихли — стены и галереи заходили ходуном под обутыми в сандалии ногами атлантов. Землетрясение невиданной доселе мощи понемногу набирало силу, и даже воздух дрожал со все нарастающей амплитудой.
Могучая звуковая волна сделала свое дело и стихла: огромные колокола уже рухнули в пропасть. Однако песок и камни продолжали исчезать в гигантской яме. Наконец они добрались до лавы, которая текла под плитами, на две мили ниже уровня моря.
Талос понял, что что-то пошло не так, когда пол задрожал и экстаз на лице Пифоса сменился смертельным ужасом. В гигантской пещере, упрятанной на целую милю в глубь острова, послышался громкий треск, словно Земле переломили хребет. Это столкнулись тектонические плиты. Столкнулись — и нанесли смертоносный ответный удар.
Страх исказил черты старика. Он бросился к медной бочке, торопливо откинул крышку и полез внутрь. В это мгновение пещера затряслась, но Пифос выдрал провод вместе со стержнем. Его руки охватило пламя, пожиравшее плоть, однако старик, вопя от боли, вытащил раскаленный бриллиант из гнезда. Безумный взгляд обратился на Талоса.
— Нужно выбираться на поверхность! — взвизгнул старик и уронил пышущий жаром бриллиант на пол. Он потрясенно огляделся, не веря, что все мечты пошли прахом, а потом заковылял к тоннелю в убежище, устроенное еще глубже в толще земли.
Ученый попытался проскользнуть мимо Талоса, когда последний из великих титанов невозмутимо протянул руку и ухватил его за плечо.
— Ты останешься здесь, старик, и увидишь, к чему привело твое мракобесие!
В этот миг скала под ногами разверзлась, и прямо на бегущих рабов и сгрудившихся надсмотрщиков выплеснулась лава. Хлынувший вслед поток воды залил ее, и гигантская пещера начала рушиться вниз, в пустоту. Последним полетело в пропасть исполинское колесо…
Милей выше на глазах Андролика рушились массивные колонны в Зале эмпирея, однако хрустальные пластины геодезической сферы держались надежно, не уступая неистовым силам природы.
Конец света разворачивался перед старческим взором, и владыка быстро достал кинжал, который специально берег, ожидая неизбежного конца цивилизации. Старейшина вознес острый клинок, намереваясь вонзить его себе прямо в сердце, но тут весь город заходил ходуном. Мраморный потолок рухнул на Андролика, в голове которого успело пронестись лишь: «Мы не умрем. В сокровищах наше спасение».
Люди в страхе бежали от стен, даже не подозревая, что внизу, прямо под ногами, страшный катаклизм буквально пожирает их остров. Сначала вода и лава поглотили побережье, а затем катастрофа двинулась вглубь: участки суши просто исчезали, словно деревья, захваченные ураганом. Наконец земляная волна в тридцать футов высотой обрушилась прямо на город, а вслед за тем разверзлась сама земля…
Внезапно оказалось, что острову не на чем держаться, и он просто сложился, словно кто-то закрыл гигантскую книгу. Все три кольца Атлантиды диаметром в тысячу километров схлопнулись и погребли под собой хрустальный купол, а потом они вместе ухнули в морскую пучину. Земля успокоилась, и наступила жуткая тишина… Глубоко внизу тектонические плиты потихоньку сходились вновь — в пятнадцати километрах от старой линии разлома.
Всего три минуты — и десять тысяч лет истории атлантов бесследно исчезли. Мощнейшее землетрясение в истории планеты пронеслось вдоль разломов, которые столь тщательно, хоть и неверно, наносились на карту многие сотни лет. Оно имело и другие последствия. Глинобитные хижины греков и египтян были сметены с лица земли. Воды ушли от островов Спарта — эта негостеприимная равнина станет через пять тысяч лет Спартой. Море отхлынуло от берегов Африки и устремилось в зияющую рану на теле планеты. Отступив, оно дало жизнь северному Египту, но землетрясение тут же уничтожило рабов, которые едва не обрели свободу. От миллионного населения осталось всего двадцать тысяч.
Ударная волна прокатилась по горному массиву на севере, погребла варваров под грудами камней и отбросила их цивилизацию на четыре тысячи лет назад. Италия обрела свой нынешний вид: край полуострова сначала обрушился в пропасть и скрылся под отступающими водами, однако через месяц снова всплыл из неспокойного моря.
Разрушения возникали по всей длине разлома, до самых Геркулесовых столбов. Под воздействием земляной волны этот крошечный горный массив буквально подпрыгнул — и тут же упал, так что между будущей Испанией и Африкой образовался промежуток с перепадом высот в четверть мили. Великий западный океан хлынул на Атласско-Африканскую равнину и смыл все, что накопилось там за десять миллионов лет. Море заполнило пустоту, оставленную наукой атлантов, а невиданная приливная волна вперемешку с землей взметнулась в воздух на целый километр. Облака затянули небо, пошли дожди, наступил новый ледниковый период.
Волны обрушили свой смертоносный гнев на земли троянцев и варваров Междуречья. На месте пресноводного озера возникло новое большое море — позже его назовут Черным. Вода все наступала и наступала на восток; там менялась погода, хлынули дожди, и начался великий потоп, давший начало легендам о Гильгамеше и Ное.
Лишь через сорок дней море вернулось в свои берега — туда, где когда-то высилась Атлантида. Буйство стихии принесло гибель почти всему живому на севере и юге Средиземноморья. В южном направлении потоп распространялся по извилистому руслу Нила, в Эфиопию, где следы великой древней цивилизации оказались на тысячи лет погребены под унылым покровом пустыни.
Еще пять лет земля дрожала и двигалась, формируя обширную часть Европы и Ближнего Востока, которую сейчас принято называть Средиземноморским бассейном.
Закончилась эпоха просвещения, для людей же битва только начиналась. Экипаж уцелевшего корабля — последние атланты, или, как когда-то верили, последние боги-олимпийцы, — успел, по поручению предусмотрительного Андролика, спрятать важнейшие достижения науки и технологии — квинтэссенцию истории погибшего мира и одновременно зловещее предостережение: вот к чему приводит самонадеянность.
Однако высокомерие людей и их страсть властвовать над собратьями вырастут тысячекратно — это так же неизбежно, как неизбежен был восход солнца в день гибели Древних.
Греция
46 лет до Рождества Христова
Старинный храм лежал в руинах. Его построили греки, павшие в войне с атлантами тринадцать тысяч лет назад; он видел решительные лица Ахилла, Агамемнона и Одиссея, слышал ученые речи Сократа, Аристотеля и Платона, которые и не подозревали, что до них существовала еще одна греческая цивилизация. Теперь же по обветшалому мраморному полу ступали кожаные сандалии Гая Юлия Цезаря и Гнея Помпея Великого.
Помпей заключил друга в крепкие объятия. Нагрудные пластины с золотыми орлами шевельнулись с мягким шорохом — для старого солдата этот звук был как нежный голос матери, когда-то качавшей его в колыбели.
— Что ж, старый друг, зачем ты вызвал меня сюда, где наши древние предки строили свои хитроумные замыслы и фантастические планы? По-моему, удобней было бы встретиться на одной из вилл у родственников твоей жены, чуточку поближе к дому.
Юлий Цезарь снял алый плащ и медленно опустился на упавшую колонну, а плащ положил рядом. Волосы Цезаря были нечесаны, и Помпей понял, что тот чем-то озадачен.
— Есть новости, брат, и эти новости поразят даже тебя, Помпея — разумного, здравомыслящего, мудрого и…
— Ладно, ладно, мой друг, я весь внимание. Довольно поливать хлеб оливковым маслом.
Помпей снял шлем и уселся рядом.
Гай посмотрел на умудренного опытом товарища и улыбнулся. Помпей узнал этот искренний взгляд: еще ребенком Юлий смотрел так, когда у него возникала очередная идея, а идей у Цезаря всегда было великое множество.
— В легендах говорится о наших предках — о Древних, помнишь, нам рассказывали о них в детстве? — Он усмехнулся. — Хотя ты-то и ребенком никогда не был.
— Ну да. Ты сидел у меня на коленях, и мы слушали древние легенды. Продолжай.
— Нас больше всего увлекала одна легенда. Ты помнишь ее?
— Конечно. Мы мечтали о высшей власти. Ведь ты говоришь о волне? — Помпей перевел взгляд с восходящей луны на лицо друга.
Цезарь кивнул и похлопал товарища по бедру.
— А ты вовсе не глуп, как утверждают некоторые!.. Да, я говорю о волне. — Теперь он глядел на истоптанные мраморные плиты. — А что, если я уже давно разыскиваю тайник, где спрятана библиотека предков?
Помпей вскочил и уронил шлем на каменный пол — грохот разнесся в тишине древнего храма, и обе группки телохранителей обернулись. Помпей долго глядел на солдат, а когда те успокоились, отеческим взором посмотрел на Гая.
— Нельзя разыскивать древние свитки! Ты что, сошел с ума? Узнай об этом остальные братья и сестры, тебя прогонят с позором. Скажи мне, брат, ведь это просто шутка?
Цезарь медленно встал и крепко взял Помпея за плечи.
— Вам легко говорить. Ваши семьи прочны как камень, моя же слаба и бедна. Юлиям никогда не достичь могущества остальных семей.
Помпей оттолкнул его и отвернулся.
— Это оттого, мой добрый друг Гай, — он печально посмотрел на друга, — что Юлии всегда были мечтателями. Ты и твои предки вечно искали легкий путь к власти. Остальные потомки атлантов поддерживали вас, но мы больше не можем тратить деньги на ваши фантазии. Мы с тобой консулы — неужели этого не достаточно?
— Деньги больше не проблема.
— Да, ты удачно женился, и дела в Галлии и Британии идут отлично. Этого вполне хватило бы — но только не тебе, Гай! Ты жаждешь не богатства. Да-да, не удивляйся. Других ты, может, и обманешь, но только не меня. Я знаю, что ты ищешь, и не сомневаюсь: это приведет тебя к краху.
— Мои солдаты ищут свитки Древних повсюду, и теперь мне известно, где они спрятаны. — Цезарь шагнул в сторону и обернулся. — Мы связаны узами родства и крови. Если легенды о силе волны правдивы, мы будем править миром, мы объединим все человечество…
— Нет, Гай, первая семья этого не допустит, — решительно возразил Помпей. — Помнишь последнего предателя из рода Древних, нашего брата Лициния Красса, избранного консулом вместе со мной? Он тоже мечтал о силе, спрятанной в древних легендах. Он отошел от нового пути Древних, заплатил за это страшную цену и так и не вернулся назад. Теперь ты, брат мой Гай, погружаешься в черные воды, где мы не позволим тебе плавать.
Цезарь хмуро смотрел в глаза друга, в глаза мужа своей дочери Юлии.
— Ты не поддержишь меня, брат?
Помпея вдруг озарило.
— Испания! Я слышал, ты послал туда этого изверга Антония с какой-то тайной миссией… Неужели он обнаружил следы наших предков?
— Время, что я провел в этом жутком месте, воздалось сторицей. Да, свитки спрятаны в Испании, и мы найдем их!
Помпей в ужасе покачал головой.
— Не безумствуй! Я буду вынужден сообщить остальным, что ты ищешь наследие Древних. Тебе придет конец, Гай. Даже не тебе — нам с тобой.
Цезарь пристально посмотрел на друга, затем поднял свой плащ и резким движением запахнул его на плечах, едва не задев Помпея.
— Мне нужно возвращаться в Галлию. Там снова восстание.
— Прошу тебя, Гай, не надо. Семья отправит в Испанию войска и не позволит тебе овладеть свитками Древних. Тебя изгонят из братства!
— Немало братьев и сестер уже на моей стороне. В отличие от вас, они не боятся снова поднять восстание. Последний раз прошу тебя, Помпей, будь с нами! — Цезарь надел позолоченный шлем и положил правую руку на рукоять меча, ничуть не скрывая угрозы. — Иначе начнется война, и Древним придет конец. Ты этого хочешь?
Помпей посмотрел на рукоять меча, сделанную из слоновой кости, затем его взгляд пополз вверх, пока не встретился с решительным взором Цезаря.
— Я вижу гораздо больше, чем ты, Гай. Твое честолюбие не допустит вмешательства семьи, да и меня оно не потерпит. — Помпей поднял упавший шлем. — Я не допущу этого, даже если наследие наших предков придется уничтожить. Даже если придется расколоть семью надвое и идти войной друг на друга. Последний раз прошу тебя: оставь в покое ключ и свитки!
— Возвращайся в Рим, старик, и больше не попадайся на моем пути. Я прибыл в это святое место, чтобы раскрыть тебе твое истинное предназначение, объяснить, что наша раса должна — слышишь, должна — править планетой!.. Увы, ты просто трусливый старик, недостойный зваться Древним.
Цезарь отвернулся и быстро пошел к выходу — плащ взметнулся у него за спиной и закрыл собой луну. Плечи старого консула поникли. Он смотрел вслед уходящему другу. Юный Гай прав: он стар, он устал — и все же ему, как и остальным братьям и сестрам, нужно собраться с силами и не допустить, чтобы Цезарь овладел свитками.
Гай Юлий Цезарь обернулся последний раз. Старый друг все еще стоял среди развалин храма. Лица его не было видно, однако решительная поза Помпея в луче лунного света говорила, что они еще встретятся на поле брани. Древние уже никогда не будут единой семьей.
Австрия, Вена
Июнь 1875 года
Карл фон Хайнеман, уже уставший от многодневного спора, проклинал своего коллегу и лучшего друга Петера Ротмана. Меряя шагами кабинет в своем просторном доме, он снова накинулся на собеседника.
— Да, само собой, вы их отыскали, но поймите — это не просто археологическая находка! Тут гораздо больше, неужели не понимаете? Дайте мне два года — больше не прошу, — а потом публикуйте все, что раскопали в Испании. В конце концов, именно я указал вам на бумаги Цезаря — без них не удалось бы сузить область поиска и отыскать сокровища.
Молодой человек, сидя в мягком кресле, набивал трубку. Его тоже раздражал этот долгий спор. Хайнеман был не только другом и учителем, но еще и меценатом — если бы не щедрое финансирование, спорить было бы просто не о чем.
— Раскопки еще не законсервированы. Мы даже не уверены, что все успели извлечь. А вдруг — уж я-то знаю, как пронырливы бывают мои коллеги! — кто-то наткнется на раскоп и первым опубликует результаты? В этом случае я проиграл, причем вы вместе со мной, и все из-за каких-то карт, схем и непонятного устройства? Осмелюсь заявить: это чистейшее безумие!
— Я прошу не так много: всего лишь на пару лет отложить публикацию результатов. В конце концов, вы получили от меня на экспедицию двадцать тысяч марок. Теперь эстафету должны принять представители точных дисциплин — настоящей науки, а не причудливых мечтаний о какой-то там погибшей цивилизации!
Петер взвился так, что кисет упал с коленей на персидский ковер.
— Как вы смеете! Как смеете полагать, что только ваша наука — настоящая!.. История складывается из кусочков того, что мы извлекаем из земли, а наше открытие целиком и полностью меняет все представления о прошлом. И вы осмеливаетесь заявлять, что лишь ваша наука — настоящая!.. Война, уважаемый, никакая не наука. Она зло, которое необходимо остановить прежде, чем мы найдем простой и быстрый способ всеобщего самоуничтожения. Мир не должен знать о ключе и о волне. Лишь волшебство истории способно соединить их вместе.
Глаза старого профессора широко распахнулись, губы скривились в гневной гримасе.
Плечи Петера поникли. Он жалел о словах, которые только что сорвались с его губ, и боялся, что смертельно обидел близкого человека. Если бы не Карл и не его связи в оборонной промышленности, Петеру бы ни за что не обнаружить в Испании сокровище. Он хорошо понимал, что поступает лицемерно, принимая деньги, происхождение которых сам же высмеивал. В конце концов, именно фон Хайнеман первым протянул руку дружбы представителям второй ветви Древних и попытался перекинуть шаткий мостик через пропасть, разделившую их с Юлиями.
— Ваши речи грубы, но, возможно, в них есть резон.
Слова Карла застали Петера врасплох. Неужели после долгих споров этот блистательный ум понял, чего просит? Неужели он наконец осознал настоящий смысл удивительной находки?
— Простите, мой друг, я вел себя глупо. Не могу описать, как я ценю вас и вашу работу. Говорю это вовсе не потому, что вы финансировали мои исследования, а потому, что и правда уважаю. Едва ли хоть кто-то в обеих ветвях Древних может оценить ваши усилия по достоинству. Мы должны прекратить раздоры, но для этого не нужно оружия — довольно и слова наших предков, ведь они так долго молчали.
— Когда вы намерены объявить всему миру об открытии?
Петер улыбнулся: все же старика удалось переспорить.
— Правильнее спросить: «Когда мы объявим?» Ваш дар и ваша предусмотрительность проложили нам путь. Это вы наткнулись на информацию об изысканиях Цезаря в Испании — без нее я не нашел бы сокровища, и именно ваши ученые расшифровали древний язык предков. В общем, я настаиваю: вы должны получить свою долю славы. Это лишь поможет объединению коалиции Юлиев и моей ветви — и мы сможем жить в гармонии с остальным миром. Вы упоминали, что ваши старейшины больше не ищут власти над миром, как наши предки. Надеюсь, расовое очищение продолжится, хотя и не так стремительно.
Карл благодарно кивнул в знак согласия. Он не возражает, чтобы его имя упомянули, сообщая прессе о сенсационных раскопках в Испании.
— Мне хотелось бы уточнить: раскоп и склад, куда перевезли находки, хорошо охраняются?
— Да. Ваши люди в Испании не спускают с раскопа глаз ни днем ни ночью. Отличная идея — купить бросовую землю на подставную компанию. А все свитки и прочие предметы хранятся у вас на складе боеприпасов — что может быть надежнее! Разумеется, я сообщу своей семье о нашем сотрудничестве; наверняка все будут рады прекращению вражды. Осмелюсь даже предположить, что они сами настоят на совместном распоряжении находками.
Фон Хайнеман едва не расхохотался. Наивность этого юного балбеса и его так называемой семьи Древних переходит всякие границы.
— К слову, о безопасности, раз уж ваша встреча с журналистами состоится на следующей неделе. Нужно составить полный список всех, кто знает о находке.
— Это проще простого. У меня есть такой список — весьма короткий, но в нем сплошь влиятельные люди. Несколько человек из вашей ветви семьи и парочка из моей, полагаю, не станут выступать до официального заявления. Они все отличные ребята. Уж наши-то точно. — Петер улыбнулся собственной шуточке, достал из кармана пальто список и протянул его собеседнику.
— Отлично, так даже проще. Как вы прекрасно понимаете, Юлии умеют хранить секреты, — с этими словами Карл открыл ящик стола.
Петер кивнул.
— Еще раз прошу простить меня за необдуманную грубость. Вы — истинный борец за дело нашей семьи, все арии должны брать с вас пример, и я…
Слова замерли у Петера на губах — Карл направил на него маленький пистолет.
— Я не злюсь ни на вас, ни на ваши слова. Мне просто жаль, Петер, что вы не прислушались к голосу разума. Вашей семье вечно не хватает воли, стоит делу дойти до контроля за размножением низших рас; а еще вы упорно не желаете власти над миром. Просто тоска берет.
— Вы собираетесь убить меня из-за древних чертежей и еще более древних мечтаний рода Юлиев?
— Да, собираюсь. Думаю, мои аргументы весомее. Потребности науки, управление низшими расами и защита западного мира — эти цели куда благороднее ваших детских сказок.
— Вы сошли с ума! Мы можем менять планету не спеша, продуманно, мирным путем. Убейте меня — и я унесу секрет волны атлантов с собой в могилу. Мало того, я…
Пуля угодила точно в сердце. Глаза молодого ученого распахнулись, и он, словно пораженный внезапной кончиной, успел лишь беззвучно шепнуть: «За что?»
Хайнеман положил еще дымящийся пистолет на стол и обернулся в крутящемся кресле, чтобы не смотреть на умирающего друга. Громкий выстрел привлек внимание рабочих в саду, теперь они прямо у него на глазах не спеша вернулись к работе. Карл так и любовался садом, пока не услышал торопливые шаги снаружи. Дверь распахнулась.
— Боже всемогущий, что вы наделали?
Карл задумчиво прикрыл глаза и услышал, как его помощник склонился над Петером.
— Вам нет нужды тратить время на профессора Ротмана: он уже в другом мире, о котором давно мечтал. Пусть воссоединится с нашими предками.
Верзила ассистент опустил окровавленные руки и посмотрел в глаза молодому ученому. Тот моргнул, а потом глаза медленно закрылись — теперь уже навсегда.
— Вы убили его, а ведь он вами восхищался. Вы хоть понимаете, что теперь Юлиям будет еще труднее договориться с остальными Древними?
Карл медленно повернулся в кресле и окинул взглядом высоченного немца.
— Занятно. Несколько секунд назад он заявил мне то же самое. А я ответил. Вам тоже нужен мой ответ?
Ассистент понял недвусмысленный намек и тут же вытянулся по струнке, щелкнув каблуками.
— Я только хотел сказать, что… что это… так неожиданно…
— Я и сам предпочел бы иной путь, но ставка слишком высока, чтобы рассчитывать на удачу. — Карл перевел взгляд с тела Петера на гиганта немца. — Вы ведь согласны?
— Да, герр фон Хайнеман…
— Пришло ли оборудование, что я заказывал?
Вопрос застал помощника врасплох. В кресле прямо напротив этого чудовища лежит тело его лучшего друга, вдобавок еще и одного из Древних, — а он, безумец, интересуется научным оборудованием!
— Кабель прислали из нашего отделения в Сингапуре, а шестнадцать тонн породы пришли два дня назад.
— Прекрасно. Надеюсь, вы организовали доставку на остров?
— Да. Я хотел сделать это как можно быстрее, поскольку рассчитывал, что вам удастся склонить…
— Как видите, удалось. Теперь возьмите себя в руки! Да, он был мне другом и учеником, но произошло то, что должно было произойти. Пути назад нет! Уберите тело, да не заливайте кровью ковер — ее там и так достаточно.
— Слушаюсь, герр фон Хайнеман.
— Теперь насчет раскопа.
— Да?
— Уничтожьте его. Избавьтесь от всех следов.
— А что делать со складом и находками?
— Их нельзя оставлять в Австрии. Свяжитесь с Йозефом Крюгером в Америке. Скажите, что отправляете ящики для изучения в условиях особой секретности. Все, что мне нужно, будет скопировано, поэтому оригиналы тоже отправляйте. У нас нет главного элемента, обозначенного на свитках с чертежами; вы уже начали искать кристаллы, которыми можно его заменить?
— Да. Возможно, подойдут алмазы из Родезии.
— Превосходно. Тело уберите — время обедать, а от Петера у меня портится аппетит. Мне нужно сегодня выехать на остров кратчайшим маршрутом — распорядитесь.
— Да, — кивнул ассистент. Вряд ли стоит давать жестокому старику еще один повод проявить крутой нрав.
— Вы что-то хотели сказать?
— Сегодня утром, до встречи с вами, профессор Ротман передал мне пакет и попросил отправить его с утренней почтой.
— И что? — спросил фон Хайнеман с интересом.
— Он упомянул, что там нечто очень ценное с раскопок в Испании.
Лицо промышленника побледнело.
— Судя по размеру, это не ключ, а раз так, то нашему плану ничто не угрожает и беспокоиться не о чем. — Он отвернулся и снова стал наблюдать за работами в саду. — Впрочем, любопытства ради… куда вы отправили пакет?
— В Бостон, штат Массачусетс.
— Америка.
Глядя, как ассистент осторожно выносит тело профессора в изукрашенную дверь библиотеки, фон Хайнеман ни секунды не жалел, что пошел на убийство ради власти над миром. Ситуация требовала жестких решений. Вне Корпорации Юлиев не должны знать, что по меньшей мере одна из древних легенд — истинная правда.
Карл подошел к большой карте мира в позолоченной раме. Сложив руки за спиной, он покачивался на пятках взад-вперед. Что, если в пакете, который Петер отослал в Соединенные Штаты, указано, где спрятаны ключи атлантов? Фон Хайнеман тряхнул головой, избавляясь от неприятной мысли, и его взгляд упал на одинокую красную булавку, воткнутую рядом с крошечным архипелагом, где его коалиция будет трудиться в ближайшие годы. Он улыбнулся, прочитав название малюсенького островка в Зондском проливе, известного лишь плантацией черного перца.
Карл несколько раз произнес название вслух: на карте оно было дано по-английски, и он повторял и повторял, пока не остался доволен произношением: «Кракатау». Пройдет каких-то восемь лет, и это слово станет для всей планеты синонимом смерти и разрушения…
Гонолулу, Гавайи
1941 год
Младший лейтенант Чарльз Килер понимал: опасны не те, что стоят перед ним. Настоящий враг, или, как говорят в кино, «главный злодей», сидел в дальнем углу, куда не падает свет. С того момента, когда Чарльза доставили на небольшой склад в центре Оаху, этот человек ни разу не шелохнулся.
Рот ему заклеили липкой лентой, и Чарльза от этого прошиб пот — даже сильнее, чем от страха, который нагоняли мрачного вида субъекты. Дышать приходилось через нос, и все время казалось, что воздуха недостаточно и он вот-вот потеряет сознание.
Человек в дальнем углу откашлялся. Кивка, адресованного одному из громил, молодой офицер в полутемной комнате не разглядел. Клейкую ленту сорвали — боль была внезапной, но лейтенант совладал с ней и не подал виду, лишь одарил гиганта гневным взглядом.
— Три недели назад отец прислал вам бандероль?
Чарльз изо всех сил вглядывался во тьму, из которой доносился голос. Мысли все еще путались из-за хлороформа, однако совсем не так сильно, как могло показаться врагам. Нужно потянуть время и понять, что происходит.
— Спрашиваю последний раз: отец присылал вам бандероль три недели назад?
Человек в углу положил ногу на ногу — больше пришедший в сознание лейтенант так ничего и не разглядел во тьме. Впрочем, он чуть было не улыбнулся: загадочный враг носил поверх ботинок гамаши. Кто ж сейчас так одевается? Молодой человек закашлялся, чтобы скрыть смех.
— Мой отец живет в Бостоне, и я… я от него ничего не получал уже пять месяцев.
Молчание.
Тот, кто сорвал клейкую ленту, подошел сзади, и вдруг, без всякого предупреждения, невыносимая боль пронзила руку от безымянного пальца до локтя.
Лейтенант закричал, а потом открыл глаза и увидел, что великан ему что-то показывает. Это был палец. Его собственный палец с кольцом выпускника Аннаполиса,[1] который Килер закончил в 1938 году. Громила бесцеремонно бросил ему на колени отрезанный палец, а кольцо, которое предварительно снял, надел себе на мизинец и, подняв его вверх, стал разглядывать украшение в тусклом свете лампочки.
— Ну что ж, лейтенант, придется спросить еще раз. Отец присылал вам бандероль три недели назад?
— Мы с отцом не разговариваем.
— О ваших взаимоотношениях, юноша, мне все известно. Отец был не в восторге от ваших карьерных устремлений. И все же бандероль он отправил именно вам. Вы подтверждаете, что получили ее?
Чарльз опустил взгляд на бетонный пол. На улице гудели автомобили и переругивались моряки. Многое бы он отдал, чтобы очутиться сейчас там…
— Мистер Вайс, прошу вас, отрежьте ему большой палец. Покончим с военно-морской карьерой мистера Килера.
Белый флотский китель заслонил собой все. Громила подошел вплотную.
— Да! Да! Я получил бандероль!
— Замечательно, лейтенант. Видите, как все просто.
Молодой человек уронил голову на грудь. Он снова подвел отца и семью.
Таинственный незнакомец встал и наконец показался Чарльзу.
Он был мал ростом, одет в очень дорогой темный костюм. Черные нафабренные волосы тщательно зачесаны назад с пробором чуть левее центра.
— Наверное, лейтенант, вам будет легче от того, что отец не узнает о случившемся. Он мертв. Ваш младший брат был в школе — иначе он присоединился бы к отцу. С ним разберутся позднее.
Сказанное с немецким акцентом дошло до Чарльза не сразу. Он разглядывал подошедшего коротышку глазами-щелочками, сдерживая слезы ярости и физической боли.
— Что?
Немец остановился и очень серьезно посмотрел на него сверху вниз.
— Повторяю, ваш отец мертв. Под пыткой он признался, что отправил вам вещь, которую мы ищем уже шестьдесят лет.
— И что… о чем вы? Что за вещь? — прошептал молодой человек.
— Ну да, вы же у нас блудный сын и не в курсе, скажем так, неофициальной деятельности вашего отца… Впрочем, неважно. Скоро бандероль окажется у нас, а о смерти вашего родителя разве что напишут в учебнике истории — причем мелким шрифтом.
Он отошел, налил стакан воды и снова обернулся к пленнику. Чарльз судорожно сглотнул. Жажда мучила юношу с того самого момента, когда его несколько часов назад схватили прямо на улице.
Франтоватый коротышка кивнул головорезам, и молодому человеку развязали руки, однако вместо облегчения тот ощутил лишь очередной прилив боли, когда из открытой раны хлынула кровь.
— Мистер Крюгер, позаботьтесь о лейтенанте.
Его грубовато дернули за правую руку и замотали обрубок пальца белой тряпкой.
— Теперь выпейте.
Чарльзу протянули стакан, и он выпил холодную воду в три больших глотка.
— Последний вопрос, лейтенант, и мистер Вагонер с мистером Крюгером проводят вас к выходу. Где бандероль с бронзовой пластиной? Там иероглифы, которых вы наверняка не поняли.
Килер сознавал, что он уже покойник. Однако в запасе имелся дерзкий удар. Все же отец доверял сыну куда больше, чем казалось со стороны.
— Она в сейфе на борту корабля. — Молодой человек улыбнулся — на этот раз широко и уверенно, затем посерьезнел и смерил коротышку взглядом. — Не знаю, приятель, как там у вас в Гитлерландии, но вообще гамаши уже никто не носит, колбаса ты немецкая!
— Что ухмыляешься, идиот? Последний раз спрашиваю, где карта?
— Там, докуда тебе не добраться. — Чарльз расплылся в широкой улыбке.
Коротышка кивнул, и лейтенанта рывком поставили на ноги.
— Отведешь нас и покажешь корабль, а там посмотрим: добраться или не добраться.
— Катись в жопу, нацистская сволочь! Ничего я не покажу.
— Вы удивитесь, юноша, но я никак не связан с нацистским режимом. Я, как вы уже заметили, немец, однако национальность ничего не значит. Наши цели в целом схожи с идеями герра Гитлера, только гораздо масштабней.
— По-моему, вы, как и мой отец, возомнили себя избранными, а остальных презираете.
Немец улыбнулся, словно придя к какому-то решению.
— В моей организации множество членов; может статься, и у вас в правительстве кое-кто есть. Даже ваш отец частично разделял идеологию Древних. А вы равняете с нами Гитлера — причем не только с нами, а и со своим отцом тоже. Мой мальчик, это же просто смешно! — Коротышка придвинулся к американцу вплотную. — Если бы не мы, неистовый крикун ни за что не пришел бы к власти. — Он отстранился. — Все, довольно играть в благородство. Название корабля?
Громила с нескрываемым удовольствием приступил к работе.
Через час большой автомобиль остановился в укромном уголке военно-морской базы Перл-Харбор, напротив острова Форд.
Два корабля стояли в самом конце длинного ряда линкоров. Звездный свет выхватил из темноты тот, что поменьше. Изящный силуэт и колоссальная надстройка второго, огромного линкора поблескивали в свете заходящей луны.
Крюгер рассматривал фотографии американских кораблей.
— Этот? — уточнил он.
— Нет, «Весталка» — плавучая мастерская. Нам нужен большой корабль по ее правому борту, — ответил тот, которого называли Вайс.
— Проклятый адвокат оказался сообразительней, чем мы думали: отправил карту сыну, а этот хитроумный придурок отдал ее на хранение капитану. Умно, нечего сказать.
Немец на мгновение прикрыл глаза, а затем снова открыл их и стал рассматривать гавань.
Перед ним находился один из знаменитейших военных кораблей мира, неоднократно бывавший флагманом всего Тихоокеанского флота. Корму как раз огибал вельбот: хохочущие моряки возвращались на борт после бурной ночи. Крюгер стиснул зубы: из головы все не шли последние слова молодого лейтенанта: «Он отправил мне карту и велел передать капитану. Удачи в поисках, козел! — Насмешка из окровавленных беззубых уст американца взбесила его сверх всякой меры. — Она у капитана в сейфе».
Коротышка раздраженно посмотрел на часы. Седьмое декабря сорок первого года, почти половина пятого. Он снова перевел взгляд на изящный силуэт гигантского линкора. Непросто будет достать оттуда карту, на которой отмечено, где спрятан ключ от могучего оружия.
Нужно как-то попасть на корабль и добраться до капитанского сейфа. В это тихое воскресное утро смех и громкая болтовня пьяных моряков ленивым эхом разносились по водной глади.
Немец понял, как проникнуть на «Аризону».
Через два часа после рассвета все было готово: за это время им едва-едва удалось раздобыть нужную форму. Крюгер, бывший спецназовец, родившийся в Германии, облачился в форму лейтенанта и сел в вельбот, который развозил матросов по линкорам. Вместе с другими моряками он поднялся на борт «Аризоны».
— Лейтенант!
Немец успел сделать по тиковой палубе корабля всего три шага.
— Вы ничего не забыли?
Чувствуя спиной заткнутый за пояс брюк и прикрытый мундиром «люгер», он глубоко вдохнул и обернулся.
Вахтенный офицер стоял руки в боки. Всего лишь младший лейтенант, на целое звание младше, чем у «лейтенанта» Крюгера. Что-то он не предусмотрел… Немец глянул на других моряков: сходя с трапа, каждый отдавал честь, повернувшись куда-то к корме линкора, а затем салютовал вахтенному. Диверсант сразу догадался, в чем его ошибка.
Он сглотнул и, пошатываясь, как пьяный, неуклюже отсалютовал флагу на корме «Аризоны», а затем и бдительному младшему лейтенанту.
Тот тоже отдал честь.
— А теперь, сэр, вам лучше сойти вниз, пока кто-нибудь званием постарше нас обоих не заметил, как вы набрались. — Вахтенный глянул на часы. — До подъема десять минут. Я бы на вашем месте пошевеливался.
Крюгер тоже с озабоченным видом посмотрел на часы — без десяти восемь — и нырнул в ближайший люк.
Вахтенный служил на «Аризоне» всего неделю, поэтому не удивился, что подвыпивший лейтенант оказался ему незнаком. Он лишь проводил офицера внимательным взглядом.
Крюгер спросил двоих моряков, как пройти к офицерским каютам. Те посмотрели озадаченно, но дорогу указали. Немца вовсе не удивило, что возле нужной каюты вытянулся морпех-часовой. Он сглотнул и двинулся по коридору — и в этот самый момент на палубе заиграли подъем. Морпех бросил взгляд на часы и пропустил момент, когда Крюгер потянулся за «люгером».
— Ни звука, капрал, и будете жить. Прошу вас, руки прочь от кобуры.
— Приятель, это не смешно. Капитан…
— Откройте, пожалуйста, дверь.
— И не подумаю, лейтенант. Бросьте умничать и уберите свою немецкую пукалку, пока нас не заметили.
Терпение Крюгера лопнуло. Он ударил капрала по голове рукояткой пистолета, быстро подхватил тело и повернул ручку. Под весом бездыханного морпеха дверь отворилась.
Немец переступил через тело и в ужасе обнаружил, что обитатель каюты уже оделся и сидит за крошечным столиком. Самое же неприятное: капитан нацелил прямо в грудь гостю «кольт» сорок пятого калибра. Немец стал медленно поднимать «люгер», но капитан покачал головой, намекая, что это движение будет для пришельца последним.
— Так вы знали?
Мужчина в ослепительно-белом кителе жестом велел подойти ближе. Когда оглушенный морпех громко застонал, глаза капитана метнулись вниз — и тут же вновь уставились на незваного гостя.
— Франклин ван Валькенбург, капитан линкора «Аризона», бортовой номер ББ-тридцать девять. Посылка была адресована мне, отец попросил сына ее передать.
— Так вы из них?
— Где лейтенант Килер?
Молчание.
— Полагаю, вы его убили.
Крюгер по-прежнему не отвечал, и капитан взвел курок.
— Позвольте, капитан, я все объясню… — начал немец.
— Ни к чему. Вы проследили пластину до Массачусетса, затем с помощью пыток выяснили, что она здесь, на корабле.
— Все не так…
— Все не так просто? Что ж, давайте я угадаю — заодно посмотрим, верно ли меня информировали мои братья и сестры. Сейчас вы станете объяснять, будто хотите не допустить, чтобы пластина попала к герру Гитлеру и его приспешникам. Что ваша коалиция пытается потушить пожар, который сама же, руками своей марионетки, и разожгла. — Ван Валькенбург улыбнулся. — Горячо?
Крюгер был явно озадачен.
— Кто вы?.
Капитан снова улыбнулся и похлопал рукой по расстеленным на столе картам.
— Обожаю старинные карты и вообще предметы из прошлого. С этой удивительной пластиной, правда, пришлось повозиться — мы о таких технологиях и не слыхали. — Опять улыбка. — Здесь, на карте, я отметил, где находится ключ, который ваши люди ищут, а мои бывшие товарищи пытаются спрятать. Карты и навигация — мое хобби, вот я и не смог устоять перед искушением. Не повезло вам. Принесли бы секрет своим хозяевам на блюдечке с голубой каемочкой.
Внезапно на базе завыли сирены, и корабль тут же ожил. Началась перекличка боевых постов. Линкор сильно качнуло. Немец воспользовался шансом и поднял пистолет, но ван Валькенбург оказался быстрее и точнее. Пуля угодила Крюгеру точно в лоб, и он рухнул прямо на бездыханного морпеха. На берегу загрохотали взрывы, один из которых сильно тряхнул «Аризону».
Капитан быстро сгреб со стола карты и убрал их в герметичный футляр, после чего направился к переборке. Набрав шифр кодового замка, он открыл сейф и, убедившись, что пластина надежно укрыта промасленной тканью, убрал внутрь футляр с картами. На секунду ван Валькенбург подумал, не взять ли их с собой и не порвать ли карту Эфиопии вместе с собственными пометками на мелкие кусочки, но все же не стал. Он закрыл прочную стальную дверцу и направился на мостик.
Через десять минут на Перл-Харбор налетела волна бомбардировщиков. Долгие месяцы японские пилоты тренировались в бомбометании именно по таким целям, как «Аризона». Когда ван Валькенбург добрался до мостика и начал раздавать указания, несколько торпед и три бомбы уже угодили в корабль.
Впрочем, смертельный удар «Аризоне» нанес бронебойный снаряд такого же линкора, переделанный в восьмисоткилограммовую бомбу, которую сбросил третий «Кейт»[2] с километровой высоты. Бомба прошила несколько палуб и взорвалась в проходе рядом с пороховым погребом носовой группы башен.
Взрывом нос линкора подбросило вверх, а тиковую палубу целиком оторвало от корпуса. Броню искорежило, словно консервную банку. Почти вся команда погибла вместе с кораблем. Катастрофа потрясла весь мир, и еще долгие годы «Аризона» и ее экипаж будут жить в сердце каждого американца.
Капитан ван Валькенбург так и не вернулся в каюту, к сейфу с тайной ключа атлантов. Он погиб на мостике корабля, уверенный, что секреты Древних пойдут ко дну вместе с «Аризоной». Из тысячи ста семидесяти семи человек команды выжило меньше двухсот, и никто из них не подозревал, какое чудо унес с собой линкор на илистое дно Перл-Харбора седьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года.
Германия, Берлин
28 апреля 1945 года
Англичанин и американец, переодетые полковниками CC, ждали у разрушенного бомбежкой дома в трех сотнях метров от рейхсканцелярии. Канонада не утихала ни на минуту. Утром русские замкнули кольцо смерти: советская армия окружила Берлин, планируя не оставить от города камня на камне.
— Может, Меллера с Иваном прикончило ко всем чертям, — предположил американец, укрываясь за грудой обломков, когда посреди улицы в сотне метров от них разорвался очередной снаряд.
— Секунд через тридцать узнаем. Сейчас огонь перенесут правее, тогда-то они и покажутся, — ответил гость из Лондона, глядя на часы.
— Такой риск ради того, чтобы доставить сообщение мертвецу! По мне, это уж слишком.
Англичанин ухмыльнулся и перевел взгляд на Гарольда Томлинсона, своего соратника по безумной миссии.
— «По первому знаку…»
— Давайте только без «…на пушки в атаку»! Для нас эта заварушка закончилась в сорок первом.
Обстрел вдруг стих, и раздался стрекот приближающегося мотоциклетного мотора.
— Секунда в секунду. Координация чертовски хороша — уж я-то в этом толк знаю. — Грегори Смайт заметил мотоцикл с коляской, несущийся зигзагами. Мотоцикл остановился, водитель с пассажиром бросились в укрытие, а артобстрел возобновился с новой силой. Дома рушились, последние немецкие ополченцы гибли под огнем.
— Надеюсь, когда-нибудь нам объяснят, как Совет коалиции сумел это провернуть, — сказал американец, торопливо сигналя русскому и немцу, чтобы те прятались с безопасной стороны полуразрушенной стенки.
— Высокопоставленных друзей можно найти и в советской армии. — Пауль Меллер привалился к стене. — Вот только немецкие дети и старики все равно в нас стреляют.
— Виктор Долевский, когда попадем в бункер, прошу вас не издавать ни звука. Малейший намек на русский акцент, и эти психи сорвутся. Может, для начальства мы ценности и не представляем, но у меня по этому вопросу свое мнение.
Русский великан кивнул Смайту, надел черную каску и стал отряхиваться: он вывозился в пыли во время броска через линию обороны немцев.
— Ну что ж, господа, нам сюда, — произнес Смайт, указывая налево.
Фальшивых офицеров провели в подземелье, расположенное в сорока метрах под зданием рейхсканцелярии. Несмотря на вентиляцию, в воздухе, словно обозленный призрак, витал кислый запах плесени.
Исхудавший полковник взял у Смайта запечатанный конверт и удивленно вскинул брови, после чего тут же велел забрать у посетителей оружие. Пока карикатурно огромные эсэсовцы бесцеремонно обыскивали и охлопывали четверых посланцев коалиции, откуда-то из глубин обширного бункера донесся пьяный смех.
— А как все начиналось… и вот что в итоге, — грустно заметил Смайт, оглядывая аскетично обставленную приемную.
На ремарку англичанина никто отреагировать не успел: вернувшийся полковник ловко щелкнул каблуками и склонил голову. За его спиной стоял невысокий человек в обычной военной форме серого цвета. Головного убора на нем не было, и сильно напомаженные волосы так и сверкали в свете мощных ламп, свисавших с бетонного потолка. Позади маячил какой-то костлявый персонаж с физиономией хорька. Все четверо, как и любой, кто оказался бы на их месте, без труда узнали Йозефа Геббельса — гитлеровского министра пропаганды. При виде гостей тот усмехнулся.
— Мне необходимо знать, для чего вам нужно видеть фюрера, — заявил Геббельс, переводя взгляд с одного посетителя на другого. Лицо Долевского он изучал чуть дольше, чем лица англичанина, американца и немца.
От Геббельса сильно пахло одеколоном, но и ему было не под силу перебить тошнотворный запах пота и страха.
— Мы не с вами беседовать пришли, господин министр. Нам нужно поговорить с тем идиотом, которого вы называете…
Англичанин вскинул вверх руку, заставив американца замолчать.
— Нам поручено встретиться с вашим фюрером и только с ним, — сказал Смайт, бросив на Томлинсона испепеляющий взгляд.
Геббельс посмотрел на американца с презрением.
— Вас отведут. — Министр неуклюже — он сильно хромал — отступил в сторону. — Только не надейтесь, ваше поручение ничего не изменит.
Четверо представителей коалиции весело переглянулись.
— Меня зовут Борман, — представился костлявый. — Сюда, пожалуйста.
Две секретарши у одинокой двери выглядели невозмутимо, словно сегодня обычный рабочий день. Когда откуда-то из глубин подземного лабиринта вдруг донесся женский вопль, они и бровью не повели, а лишь подняли головы и без намека на улыбку кивнули Борману.
— Входите. Фюрер очень рад визиту представителей коалиции, — сказала молодая секретарша Траудль Юнге.
Американец засмотрелся на симпатичную женщину и даже улыбнулся ей, но та глядела на него без всякого выражения, и Томлинсон, опомнившись, последовал за остальными.
Борман потянулся к двери, когда та вдруг отворилась и в приемную вышла еще одна женщина с безупречным макияжем и тщательно уложенными светлыми волосами.
— Прошу меня извинить, господа. — Длинные ресницы дрогнули, и Ева Браун, даже не обернувшись, отошла к секретаршам.
В апартаментах Гитлера к запаху живых цветов примешивалась едва уловимая нотка духов Евы Браун. Все четверо посланцев замерли при виде хозяина: он был бел как полотно и очень слаб. Фюреру можно было дать лет на двадцать больше, чем было на самом деле.
— Господа, у вас пять минут, чтобы изложить свое дело. У фюрера и его генералов заседание штаба, — безучастно произнес Борман.
Смайт едва не рассмеялся. Он словно попал в гости к Безумному Шляпнику, а не к владыке Третьего рейха.
Правой рукой Гитлер что-то писал, а левую держал под столом. Очки на переносице были погнуты. Наконец он поднял на посетителей глаза с болезненно расширенными зрачками. Мертвые глаза. Глаза безумца.
— С чего это вдруг явились предатели моего рейха? — спокойно спросил Гитлер и снял очки, избегая смотреть на посетителей.
— Совет коалиции осведомлен о вашем плане бежать из бункера. Нам также стало известно, что вы намерены скрыться в Аргентине. Мы здесь, чтобы предупредить: этому не бывать.
Гитлер никак не мог унять дрожь в левой руке, поэтому стиснул ее под столом правой.
Заговорил немец:
— Коалиция приказывает вам оставаться здесь. — Он достал из кармана коробку и поставил ее на стол. — То, что внутри, поможет прекратить этот позор куда надежнее, чем любые средства вашего коновала. Раз уж подводный круиз к берегам Америки отменяется, вам предписано покончить с собой в течение двадцати четырех часов после нашего визита, иначе советские войска возьмут вас в плен — кстати, в коалиции многие настаивают именно на таком исходе. Они считают, что таблетка — слишком простой путь.
— Вы… вы обещали мне…
— Фюрер хочет сказать, что если бы вы сдержали обещание и передали ему ключ атлантов вместе с технологией, то рейх остался бы цел и невредим, — зло бросил вскочивший Борман.
Смайт пропустил реплику мимо ушей.
— Герр Гитлер, пять лет назад вы предали коалицию. Вы не подчинились нашему приказу и напали на Польшу. Западные державы вступили в войну, тем самым нарушив все расчеты и планы. И вы рассчитывали получить в награду технологии атлантов? Мы дождемся другой возможности. Может быть, в следующий раз она подвернется где-нибудь западнее Германии. — Смайт подтолкнул коробку к Гитлеру. — Спешки ведь нет… Теперь решайте: или это, — он постучал по крышке коробки, — или вас выставят на потеху на Красной площади как какого-нибудь диковинного зверя — что, впрочем, недалеко от истины. Выбор за вами.
Все четверо развернулись и вышли. За делегацией Юлиев захлопнулась дверь.
Адольф Гитлер даже не подозревал, что следующая попытка объединить силы Юлиев и ввести на всей планете жесткую расовую политику уже началась. Только на этот раз коалиция не будет искать опоры в одной из держав. Она сама планирует достичь своей цели и получить оружие Древних.
Мрак, спустившийся на Германию в сорок пятом, — ничто в сравнении с непроглядной тьмой, которая должна накрыть планету семьдесят лет спустя.
Красное знамя с золотым орлом, только без свастики, будет гордо реять над новым миром.