Глава VIII Стамбул средневековый

Столица турецких султанов славилась как красивый и процветающий город, не уступавший Константинополю. В великолепный природный рисунок города хорошо вписались новые строения — создание мусульманских зодчих.

Новый архитектурный облик города возник не сразу. Обширное строительство велось в Стамбуле со второй половины XV до конца XVIII в. Прежде всего султаны позаботились о восстановлении и укреплении стен города. Затем начали появляться новые здания— султанская резиденция, мечети, дворцы вельмож. В числе первых сооружений были султанский дворец Эски Сарай («Старый дворец»), возведенный в районе бывшего Форума Феодосия, мечеть и тюрбе (мавзолей) Эйюба Ансари, легендарного сподвижника пророка Мухаммеда. Эти первые образцы османской архитектуры относятся к 1457—1458 гг.

Мечеть Эйюба Ансари была первым культовым зданием, построенным по приказу султана в завоеванном городе. В ней хранились драгоценные реликвии ислама, в частности камень из священной для всех мусульман мекканской мечети Кааба, сохранивший на себе, по убеждению верующих, отпечаток ноги Мухаммеда. Как отмечалось, именно здесь происходил обряд восшествия на престол турецких султанов. Здание мечети, сооруженное из белого мрамора, венчали два изящных минарета. Во дворе находился источник, воды которого считались способными исцелять болезни и облегчать страдания. Мечеть и тюрбе Эйюба Ансари на протяжении веков входили в число наиболее почитаемых мусульманами святых мест -Стамбула.

Эски Сарай был сооружен вскоре после завоевания Константинополя, и султан Мехмед II жил здесь со своим двором и гаремом почти 15 лет. Для строительства дворца были использованы развалины древнего Капитолия. Высокие стены Эски Сарая образовывали неправильный пятиугольник и имели четверо ворот, двое из которых были постоянно на запоре, а двое тщательно охранялись.

В 1466 г. на площади, где некогда находился Акрополь Византия, было начало сооружение дворцового комплекса Топкапы. Мехмед II переехал в новую резиденцию со своей канцелярией, оставив в Эски Сарае двор и гарем. При султане Сулеймане I весь двор располагался уже в Топкапы. Эски Сарай же со временем стал местом пребывания сераскерата (военного ведомства), казарм и госпиталя.

Строительство дворцовых зданий на территории Топкапы велось долго. В 1635 г. здесь был сооружен небольшой Ереванский дворец, названный так по случаю взятия турецкими войсками Еревана. Несколькими годами позже неподалеку от него в честь взятия турками Багдада был построен Багдад кёшк (Багдадский павильон), в 60-х годах XVII в. на территории Топкапы появились гарем и ряд служебных помещений. Первоначально многие строения в комплексе Топкапы возводились из дерева, но после грандиозного пожара 1660 г., уничтожившего множество домов, в том числе ряд зданий в Топкапы, дворцовые сооружения стали, как правило, возводиться только из камня. Строительство на территории султанской резиденции не прекращалось и в XVIII в. Завершилось оно лишь к 1817 г.

Главная прелесть дворца Топкапы, отличавшегося внешней простотой и строгостью линий, состояла в его расположении: он стоял на высоком холме, буквально нависая над водами Мраморного моря. Дворцовый комплекс украшали многочисленные сады. Славился «сад тюльпанов», в котором насчитывалось 800 видов тюльпанов. В дворцовой библиотеке, сооруженной по приказу султана Ахмеда III (1703—1730), была собрана ценная коллекция книг и рукописей.

Неповторимый облик Стамбула создавали бесчисленные мечети. Как уже было сказано, Мехмед II повелел превратить в мечеть храм св. Софии. Завоеватели безжалостно замазали известкой великолепные мозаики, заменили крест на куполе полумесяцем; позже по углам храма встали четыре высоких минарета, и бывшая святыня христиан приобрела вид большой мечети. В мечети были перестроены с течением времени и многие другие христианские храмы Константинополя: церковь Хора стала мечетью Кахрийе, церковь Паммакаристи — мечетью Фетхийе, церковь Пантократора — мечетью Зейрек. Около 20 крупных церквей были превращены в мечети и в этом новом качестве существовали в течение веков, напоминая о византийском периоде в жизни древнего города.

Вскоре началось сооружение новых мечетей. Первые постройки мало отличались от ранних турецких мечетей Бурсы или Изника (Никеи). Правда, использовался и опыт византийских зодчих, а в некоторых случаях их приглашали руководить крупными стройками. Так, сооружением мечети Мехмед Фатих, названный так в честь султана Мехмеда II Завоевателя (Фатиха), руководил грек Христодул. Эта мечеть строилась около восьми лет на месте бывшего храма св. Апостолов и в основном из его материала. Ее громадный купол уступал по своим размерам только куполу храма св. Софии. В 1768 г. мечеть была разрушена землетрясением, после чего была отстроена заново. В обширном дворе мечети, как, впрочем, и во дворах других крупных мечетей Стамбула, располагались несколько медресе, богадельня, госпиталь, библиотека, усыпальницы султанов, принцев и принцесс Османской династии, гробницы святых и особо почитавшихся лиц.

С конца XV в. появился новый для османского искусства тип мечети, образцом для которого в значительной степени послужил храм св. Софии. Вообще, его архитектура оказала большое влияние на турецкое зодчество. Когда архитектор Кемальэддин приступил к проектированию мечети в честь царствовавшего в то время султана Баязида II, он взял в качестве образца храм св. Софии. Завершенная в 1501 г., мечеть Баязида напоминала его общим рисунком, размерами, формой купола. «И хотя турецкие зодчие,— отмечает советский искусствовед Ю. А. Миллер,— часто творчески перерабатывали саму идею св. Софии, в десятках и сотнях мечетей, возведенных в последовавшие столетия по всей Османской империи, без труда угадывается прославленный христианский храм... Возникшие вслед за мечетью Баязида памятники имеют цельный художественный образ. Основой продолжает служить куб, завершающийся полусферическим куполом. Еще Кемальэддин, вводя в планировку мечети Баязида перекрытые куполами крылья, соединенные аркадами с центральной частью, развил более ранний конструктивный прием. Добавив же обширный, окруженный купольной колоннадой квадратный двор — харим, или авлу,— перед мечетью, с фонтаном для религиозных омовений, он не только внес еще один новый элемент в общее решение, но и осуществил задачу создания культового комплекса. Многократно повторяемый впоследствии, этот элемент не был случайным, а имел глубокий смысл. Легкие колоннады двора, тонкие и стройные минареты, играя подчиненную роль, подчеркивали крупные, нерасчлененные формы - средней части комплекса. В полном соответствии с главной идеей разрабатывались и интерьеры — в виде огромных по объему помещений, переходящих в подкупольное пространство».

В середине XVI в. в Стамбуле было сооружено много великолепных зданий по проектам Синана — одного из самых выдающихся и плодовитых турецких архитекторов. Армянин из города Кайсери в Малой Азии, в Стамбул он попал юношей в числе христиан, отобранных для службы в янычарском корпусе. Синан участвовал во многих походах. Затем занялся архитектурой. Блестящие способности привели его во времена правления Сулеймана I на пост главного придворного зодчего. По проектам Синана и под его руководством в различных городах Османской империи были построены 81 соборная и 50 малых мечетей, 55 медресе, 32 дворцовых здания, 19 мавзолеев, 17 имаретов — мусульманских благотворительных заведений, 3 больницы, 7 акведуков, 8 мостов, 17 караван-сараев, 33 бани и ряд других сооружений. Синан прожил необычайно долгую жизнь — 110 лет. Наибольшую славу принесли ему три мечети — шедевры средневековой османской архитектуры: мечеть Шах-заде и мечеть султана Сулеймана I (Сулейманийе) в Стамбуле и мечеть султана Селима I (Селимийе) в Эдирне.

Сооружение мечети Шах-заде было завершено в 1548 г. Ее строили по приказу султана Сулеймана I. Предание гласит, что Сулейман повелел умертвить своего сына Мустафу по подозрению в измене в результате ложного доноса, который был следствием интриги жены Сулеймана, Роксоланы. Другой сын султана, Джихангир, вскоре умер, не вынеся смерти любимого брата. Когда к жестокому отцу пришло запоздалое раскаяние, он пожелал воздвигнуть мечеть в память погибших сыновей и назвал ее «Шах-заде», что означает по-турецки «принц», «наследник престола».

В 1550 г. Синан по приказу Сулеймана начал сооружение еще одной мечети. Султан хотел, чтобы новая мечеть стала чем-то вроде памятника его великолепному царствованию. Строительство продолжалось целых семь лет. Сулеймана это раздражало, и, если верить историкам, он не раз давал Синану понять, что тот рискует кончить свои дни, как зодчий Аяз, который был казнен Мехмедом II за затяжку в строительстве одного из воздвигавшихся по высочайшему указу зданий. Турецкий путешественник, географ и писатель XVII в. Эвлия Челеби приводит в своем труде полулегендарный рассказ о ларце с драгоценностями, который персидский шах послал султану с откровенным намеком на то, что у него не хватает средств на завершение такого большого строительства. Сулейман повелел Синану употребить шахские драгоценности в строительстве наравне с обычными камнями. Султан мстил шаху за издевку, но мечеть и в самом деле стала драгоценной. Отнюдь не легендарен факт, что на ее постройку были израсходованы колоссальные суммы. Правда, здание оказалось великолепным; оно восхищает как монументальностью, так и мастерством планировки и внутренней отделки. При мечети были несколько медресе, тюрбе султана Сулеймана и его жены, медицинская школа, больница и благотворительная столовая. Со временем здесь были сооружены мавзолеи и нескольких других султанов. В самом конце XVI в. рядом с великолепными мавзолеями появилась и скромная гробница самого Синана.

Среди других построек Синана выделялось медресе в Ускюдаре (Скутари) — азиатской части Стамбула. В дальнейшем оно стало как бы эталоном для строительства крупных медресе.

Строительство культовых зданий шло в Стамбуле непрерывно и в XVII в. Среди мечетей, выросших в тот период, наиболее интересна мечеть султана Ахмеда I — Ахмедийе. Ее автором был Мехмед-ага — один из талантливейших учеников и последователей Синана. Здание мечети было громадным: в нем одновременно могли совершать молитву 35 тыс. верующих. Другая впечатляющая особенность заключалась в том, что были сооружены не традиционные два или четыре минарета, а шесть.

Об истории строительства минаретов мечети Ахмедийе также сложились легенды. Одна из них гласит, что шесть минаретов появились в результате ошибки архитектора, неверно понявшего приказание Ахмеда I. Султан якобы повелел воздвигнуть «золотые минареты» (по-турецки «алтын минаре»), а глуховатый архитектор, не осмелившийся нарушить этикет, который запрещал переспрашивать султана, решил, что ему приказано строить «алты минаре», т. е. «шесть минаретов». Другое предание — менее анекдотичное — рассказывает, что султан Ахмед I действительно приказал соорудить шесть минаретов, пожелав, чтобы воздвигаемая в его честь мечеть во всем превзошла Айя-Софью (св. Софию). Однако ортодоксы усмотрели в этом попытку принизить значение мечети в Мекке, имевшей пять минаретов. Поскольку минареты Ахмедийе уже были сооружены, султану пришлось пристроить к мекканской мечети еще два минарета, возвратив ей утраченное преимущество. Впрочем, скорее всего шесть минаретов Ахмедийе возникли в проекте самого архитектора, стремившегося к оригинальному решению. Так или иначе, но творение Мехмед-аги по праву заняло выдающееся место в поистине грандиозном ансамбле мечетей Стамбула. К концу XVII в. в османской столице насчитывалось 485 соборных и 4495 приходских мечетей, при них находилось 515 медресе. К числу культовых сооружений этой эпохи относились и дервишские обители (текке), которых в Стамбуле в XVII в. насчитывалось более 500.

Многочисленные мечети и мавзолеи, дворцовые здания и ансамбли, медресе и текке были не только образцами османской архитектуры. Многие из них стали и памятниками турецкого средневекового прикладного искусства. Мастера художественной обработки камня и мрамора, дерева и металла, кости и кожи участвовали в отделке зданий, особенно интерьеров. Ажурная резьба по мрамору и по дереву, изумительной работы изразцовые панно и цветные витражи, искусно выполненные бронзовые канделябры, бесценные ковры из малоазиатского города Ушака — все это украшало дворцы и мечети, являясь свидетельством таланта и трудолюбия безымянных умельцев.

Повсюду в Стамбуле сооружались фонтаны, строительство которых считалось у мусульман делом богоугодным. Самым красивым фонтаном Стамбула считался фонтан султана Ахмеда III, сооруженный около главных ворот дворца Топкапы в 1728 г. По изяществу формы и богатству отделки с ним соперничал фонтан предместья Стамбула Топхане («Пушечный двор»), построенный в 1609 г. при султане Ахмеде I и перестроенный в 1733 г. при Махмуде I. Само же предместье Топхане получило свое название в связи с тем, что здесь были расположены хорошо оснащенные артиллерийские мастерские, а также литейный пушечный завод, сооруженный в XVI в. при Сулеймане I.

Своеобразный характер придавали городу наряду с мусульманскими культовыми сооружениями и знаменитые турецкие бани. «После мечетей,— отмечал русский путешественник начала XIX в.,— первые предметы, поражающие приезжего в турецком городе,—здания, увенчанные.свинцовыми куполами, в которых сделаны шахматом отверстия с выпуклыми стеклами. Это „гаммамы“, или общественные бани. Они принадлежат к лучшим произведениям архитектуры в Турции, и нет городишка, такого жалкого и бездольного, где бы не было общественных бань, открытых с четырех часов утра до восьми вечера. В Константинополе их до трехсот».

Бани играли в Стамбуле, как и в других турецких городах, особую роль. Наряду со своим прямым назначением они были для жителей местом отдыха и встреч, чем-то вроде клуба, где после омовения можно было многие часы проводить в беседе за традиционной чашечкой кофе, покуривая трубку или кальян. В Стамбуле было много крупных бань. Среди них выделялись бани Хассеки, сооруженные по проекту Синана недалеко от Айя-Софьи. «Тип турецкой бани,— пишет Ю. А. Миллер,— сложился под непосредственным влиянием византийских, с которыми турки познакомились еще в сельджукский период. Как правило, такие сооружения состояли из нескольких частей. В первом зале центральное место обычно занимал фонтан в виде раковин, укрепленных на вертикальной доске. Вода из них стекала уступами — с верхней, меньшей, в нижние, большие. Вдоль стен располагались галереи для раздевания. В смежном помещении, с более высокой температурой, посетители отдыхали и затем переходили в последний зал. Там находились мраморные бассейны с бронзовыми кранами для горячей и холодной воды, а в центре — круглое или восьмиугольное возвышение, на котором делали массаж. Отопление велось чаще всего посредством подземных печей, из них горячий воздух проходил под мраморными плитами пола и по трубам в стенах. Таким образом нагревалась и вода, поступавшая в залы».

Восторженными описаниями стамбульских бань — их целительного воздействия, удивительной для европейца особой атмосферы блаженства («кайфа»), в которую погружались на многие часы посетители бань,— заполнены многие страницы книг о средневековом Стамбуле. Об искусстве массажистов турецких бань, способных исцелять от многих недугов, ходили легенды.

Подобно баням, неотъемлемую часть турецкой столицы составляли рынки, в большинстве своем крытые. Их было множество — по продаже муки, мяса, рыбы, овощей, фруктов, мехов, тканей и даже специальный рынок пряностей, называвшийся Египетским базаром. Обычно рынки представляли собой лабиринты улочек и переулков со сводчатыми крышами; в десятках и сотнях лавок и лавочек с раннего утра шла оживленная торговля. Строились рынки, как правило, по проектам известных архитекторов. Так, под руководством Синана был сооружен стамбульский рынок Тирьяки.

Некоторые стамбульские рынки были созданы на базе рынков византийской столицы. Так возник сохранившийся до наших дней Крытый рынок (Капалы Чарши). Многократно перестраивавшийся и расширявшийся, Капалы Чарши к XVIII в. превратился в целый городок, насчитывавший несколько тысяч лавок и ремесленных мастерских. О том, как выглядел Капали Чарши в XVIII—XIX вв., можно судить по одному из описаний начала XIX в.: «Он состоит из длинных, широких и перепутанных между собой коридоров под высокими кирпичными арками, куда свет проникает через отверстия, сделанные в кровле. Своды и стены расписаны цветами и фигурами, по обеим сторонам галереи устроены поставцы, но так, что оставлена дорога посреди. На прилавке у каждого поставца сидит купец... Снабженный крышею и охраняемый от ветра, дождя и солнца, этот базар служит целый день прибежищем многочисленным толпам народа. В летние жары он особенно приятен. Все спешат из душной атмосферы некрытой улицы в его освежительную прохладу. Тогда он похож на подземный город, кипящий хлопотливым населением многих тысяч людей, которые шумят, покупают и продают в холодном полусвете сумерек». Торговали здесь решительно всем — благовониями и драгоценностями, тканями и обувью, булатными клинками и старинными рукописями...

Существовали в средневековом Стамбуле и своеобразные торговые центры — бедестаны. В XVI в. в столице было три бедестана. Бедестан представлял собой массивное каменное здание с железными воротами и решетками, внутри которого располагались десятки лавочек и мастерских. Французский путешественник XVI в. С. Морис так описывал первый стамбульский бедестан, сооруженный в 1461 г.: «Это — место в Константинополе, где золотых и серебряных дел мастера, ювелиры и торговцы тканями, затканными золотом, и другими ценными вещами выставляют для продажи свои товары. Оно состоит из двух больших крытых помещений, окруженных стенами толщиной в шесть футов. В стенах имеются четверо двойных дверей (одни против других), соединенных сводами. Сами помещения также сводчатые, а купол поддерживается двадцатью четырьмя колоннами. Там есть множество маленьких лавочек, устроенных в стенах и пилястрах,— нечто вроде шкафов в шесть футов шириной и четыре фута длиной; перед ними стоят маленькие столики, чтобы выставлять товары на продажу».

Стамбул был крупнейшим центром работорговли. Невольничьих рынков в городе было несколько, и ежегодно через них проходили десятки тысяч рабов. Чаще всего живой товар состоял из пленных, в том числе русских и украинцев, захваченных крымскими татарами.

Высокая Порта и власти Стамбула постоянно заботились о стабильном снабжении столицы продовольствием. Это достигалось строгой регламентацией процесса снабжения — от закупки продуктов у производителей до продажи на городских рынках. Регламентировались и источники поступления продовольствия в столицу. Так, зерно шло из Румелии, преимущественно из Южной Болгарии, из дунайских княжеств, Измира и некоторых районов малоазиатского побережья Мраморного моря. Скот пригоняли из Болгарии, дунайских княжеств и Анатолии. Овощи, фрукты и молоко поступали из окружавших город земледельческих районов. Сыры привозились из Румелии и Валахии. Российский посол в Стамбуле П. А. Толстой отмечал в 1703 г. особое значение черноморской торговли для снабжения турецкой столицы. Он писал, что товары, которые «приходят из Черного моря в Константинополь и расходятся по всей турецкой земле»,— это «пшеница, ячмень, овес, масло коровье, сало конопли, мед, сыры, мясо соленое...» П. А. Толстой подчеркивал, что «ежели того с Черного моря не будет, хотя един год, оголодает Константинополь».

В немалой мере забота властей о снабжении города вызывалась боязнью народных волнений. Султанские указы предписывали городским властям неукоснительно наблюдать за тем, чтобы мука в город поступала своевременно, а хлеб выпекался в достаточном количестве. Все пекари были обязаны иметь запас муки на один-два месяца и выпекать хлеб хорошего качества. За сырой или подгоревший хлеб пекаря полагалось бить палкой по ступням. Один из европейцев, живших в Стамбуле в середине XVI в., отмечал, что турки — жители столицы ежедневно требуют в пекарнях только свежевыпеченный хлеб; это заставляет пекарей так рассчитывать выпечку, чтобы к началу следующего дня у них не оставалось вчерашнего хлеба.

Стамбул потреблял огромное количество мяса. Для примера отметим, что в 1674 г. в город было доставлено и забито около 200 тыс. буйволов, почти 4 млн. овец и 3 млн. ягнят. Только двору султана и янычарам, расквартированным в столице, в том же году понадобилось 325 тыс. овец и ягнят.

Цены на зерно и мясо строго регламентировались с учетом качества продуктов и времени года. Начало этой регламентации было положено султанскими указами еще в начале XVI в. За соблюдением установленных правил торговли и ценами надзирали высшие должностные лица. Преследовались не только нарушения установленных цен, но и недовесы, которые наказывались весьма ощутимыми денежными штрафами. Обычно по средам, после заседания дивана, специально посвящавшегося вопросам экономической жизни Стамбула, великий везир в сопровождении кадиев основных районов города — собственно Стамбула, Эйюба, Галаты и Ускюдара, янычарского аги, глав цехов и многочисленных чиновников городской администрации инспектировал рынки. Со временем, когда великий везир стал чаще отлучаться из Стамбула, командуя султанскими войсками в военных походах, продовольственное снабжение столицы перешло под контроль стамбульского каймакама и его ближайших помощников. Стамбульский кадий давал купцам разрешение на поставку в город пшеницы, причем закупочные цены на зерно устанавливались великим везиром. В случае необходимости суда с пшеницей сопровождал конвой. Цены на овощи, фрукты и молочные продукты не регламентировались, но и они находились под контролем кадия Стамбула и его помощника — мухтесиба, главной функцией которого было наблюдение за рынками и ремесленными цехами. Овощи, фрукты и молоко продавались по ценам, установленным кадием и мухтесибом в зависимости от расходов на их доставку в город; при этом прибыль от продажи указанных продуктов не должна была превышать 10%.

Мухтесибы были грозой стамбульских рынков. В их функции входил не только надзор за ценами, но и контроль над торговлей без обманов и обвесов. Когда мухтесиб обходил рыночные ряды, специальный служащий носил за ним своеобразную эмблему его власти — фалаку, палку для битья виновных в тех или иных нарушениях. Уличенного в обмане или обвесе торговца тут же наказывали. За обман было положено 39 ударов фалакой. Виновного водили вдобавок по городу, повесив ему на шею деревянную колодку. За более серьезные прегрешения мухтесиб был вправе проколоть мочку уха, а также разорвать ноздри или отсечь ухо. И все же, несмотря на столь грозные наказания, в городе действовало немало спекулянтов.

В середине XVI в. в Стамбуле появились первые кофейни, которые открыли здесь сирийцы. В XVI— XVII вв. число кофеен было значительным. В последние десятилетия XVI в. их было около двухсот. Султаны и высшие улемы не раз запрещали работу кофеен, полагая их местами распущенных сборищ. При султане Мураде IV употребление кофе даже преследовалось строже, чем питье запрещенного Кораном вина. Кстати, владельцы стамбульских питейных заведений, появившихся тоже в середине XVI столетия, имели строгое указание не продавать вино мусульманам. Запрет этот, впрочем, часто нарушался.

В XVIII в., когда общее положение империи резко ухудшилось, снабжение столицы стало более трудным делом. К тому времени в столице осело множество крестьян, покинувших свои села в поисках заработка. В 1740 г. власти провели перепись населения Стамбула, а затем приказали покинуть город всем, кто проживал в нем меньше шести месяцев. Однако добиться выполнения своего приказа им не удалось. Проблема снабжения с этого времени стала для властей предметом постоянной тревоги.

Ансамбль огромного восточного города составляли дворцы султана и знати, мечети и медресе, дервишские обители и благотворительные учреждения, бани, рынки и караван-сараи. Но особую прелесть панораме средневекового Стамбула придавали соборные мечети, которые обычно воздвигались на вершинах самых высоких холмов Босфорского мыса. «Часто писали о том,— отмечает Р. Мантран,— что Стамбул, подобно Риму, расположен на семи холмах; факт этот сам по себе не столь уж неточен, однако различия в уровнях холмов в некоторых местах столь незначительны, что более определенно можно выделить лишь пять холмов, каждый из которых увенчан характерным сооружением. Так, с востока на запад видны дворец султанов, мечеть Нури Османийе (построена в XVIII в.), мечеть Сулейманийе, мечеть Мёхмед Фатих и мечеть Селима I; именно их купола возвышаются над городом и вызывают такое восхищение европейских путешественников».

Не меньшее восхищение вызывало местоположение города, разрезанного на три части водами Босфора и Золотого Рога. «Вряд ли можно увидеть или даже представить себе что-либо более очаровательное, чем подход к Константинополю со стороны моря,— писал один из европейских путешественников в конце XVII в.— Находишься посреди трех огромных морских рукавов, один из которых течет с северо-востока, другой направляется на северо-запад, а третий, образованный двумя другими, вливается на юге в огромный бассейн Пропонтиды (Мраморного моря). Эти три морских рукава омывают со всех сторон сушу, так что взором легко охватить поля, незаметно переходящие во множество холмов, застроенных загородными виллами, покрытых садами. Открывается вид огромного количества домов... Среди всех этих домов заметно невероятное число куполов и минаретов, возвышающихся над обычными домами. Зелень кипарисов и других деревьев в бесконечных садах несколько препятствует смешению бесчисленных объектов, которые предстают перед вашим взором и которые, если можно так выразиться, очаровывают всех, кто прибывает в Константинополь».

Самые различные авторы — европейские и восточные— на протяжении веков не уставали восторгаться панорамой Стамбула. Многократно описаны мечети с их свинцовыми куполами и ажурными минаретами, султанские дворцы и дворцы вельмож, нежные кипарисы и синяя гладь морских вод.

Гигантский город естественным образом распадался на три части: собственно Стамбул, находившийся на мысу между Мраморным морем и Золотым Рогом, Галата и Пера на северном берегу Золотого Рога и Ускюдар на азиатском берегу Босфора, третий крупный район турецкой столицы, выросший на месте древнего Хрисополя, где некогда находилась таможня Алкивиада.

Основную часть города составлял собственно Стамбул, границы которого определялись линиями сухопутных и морских стен бывшей византийской столицы. Именно здесь, в старой части города, сложился политический, религиозный и административный центр Османской империи. Здесь находились резиденция султана, все правительственные учреждения и ведомства, важнейшие культовые сооружения. Тут же по традиции, сохранившейся с византийских времен, располагались крупнейшие торговые дома и ремесленные мастерские. Турки считали настоящей столицей империи не весь огромный городской комплекс, а только этот район. Галата и Пера были для них обиталищем «неверных». Постепенно старый город начал разрастаться, выходить за пределы Феодосиевых стен. В его северо-западной стороне, на побережье Золотого Рога, возник район Эйюб. Вначале это было предместье, но затем оно вошло в черту города. Эвлия Челеби так описывал Эйюб в XVII в.: «Это густонаселенный и процветающий район города с садами и виноградниками. Он насчитывает до 9800 дворцов и домов... Здесь же расположен рынок с 1085 лавками, где можно приобрести бесчисленное множество различных товаров... Здесь и лавки с восхитительными на вкус йогуртом и каймаком, а также популярные цирюльни. Каждую пятницу многие тысячи людей приходят на могилу святого Абу Эйюба, и рынок при этом приобретает море покупателей». Другое предместье возникло на берегу Мраморного моря, также за пределами Феодосиевых стен, недалеко от крепости Едикуле. Но район Едикуле не слился с городом, ибо в этом предместье располагались скотобойни и сотни кожевенных мастерских, отравлявших воздух. Едикуле в эпоху средневековья была одной из самых мрачных тюрем Османской империи.

На северном берегу Золотого Рога находилась Галата — местопребывание многочисленных купцов, преимущественно греков, армян, евреев, а также итальянцев и французов. После завоевания Константинополя султан Мехмед II не отнял у генуэзцев, владевших Галатой с XIII в., их торговые привилегии, но Галата лишилась независимости, которой обладала в последние века существования Византийской империи. Галата стала частью османской столицы, и турецкая администрация контролировала ее жизнь так же, как и жизнь всех других районов города. И этот район продолжал расти, выходя за пределы древних стен. Так возникли морской арсенал Касымпаша (на побережье Золотого Рога), артиллерийский арсенал Топхане (на берегу Босфора) и ряд поселений, ставших предместьями Галаты. Поскольку Галата была центром морской торговли османской столицы, местом стоянки торговых судов, здесь находились не только лавки, продававшие все, что было нужно морякам, но и верфи, мастерские по изготовлению снастей и парусов и, наконец, бесчисленные портовые таверны, делавшие эту часть города шумной и небезопасной. Эвлия Челеби, описывая район Галаты, отмечал, что здесь на берегу моря находилось две сотни различного рода увеселительных и питейных заведений, «в каждом из которых пятьсот-шестьсот повес проводили время в свое удовольствие, производя, вместе с певцами и танцорами, такой шум, что описать его невозможно ни на одном языке... Сказать „Галата“ — это все равно, что сказать ,,таверна“...»

В XVI—XVII вв. важным районом турецкой столицы стала Пера, расположенная к северу от Галаты, на холмах, с которых открывается великолепная панорама Босфора. На территории, некогда занятой виноградниками и садами, постепенно сложился один из самых богатых кварталов, где разместились посольства западных держав, дома богатых купцов, католические церкви.

Свою специфику имел и Ускюдар. Сюда прибывали торговые караваны из Армении и Ирана, и поэтому в Ускюдаре было множество постоялых дворов — караван-сараев и ханов. Здесь было несколько рынков, на которых шла оживленная торговля привозными товарами. В Ускюдаре находились также султанский дворец, использовавшийся в качестве летней резиденции, и дворцы придворных и высших сановников империи. Основную массу населения Ускюдара составляли турки, армяне и персы.

Очевидцы, дружно восхищавшиеся панорамой и местоположением города, были столь же единодушны в разочаровании, возникавшем при более близком знакомстве с ним. «Город внутри не соответствует своему прекрасному внешнему облику,— писал итальянский путешественник начала XVII в. Пьетро делла Валле.— Напротив, он довольно безобразен, поскольку никто не заботится о том, чтобы держать улицы в чистоте... из-за небрежности жителей улицы стали грязными и неудобными... Здесь очень мало улиц, по которым могут легко проехать... дорожные экипажи — ими пользуются только женщины и те лица, которые не могут ходить пешком. По всем остальным улицам можно ездить только верхом или идти пешком, не испытывая при этом большого удовлетворения». Узкие и кривые, в большинстве своем немощеные, с бесконечными спусками и подъемами, грязные и мрачные — таковы были почти все улицы средневекового Стамбула. Только одна из улиц старой части города — Диван Иолу — была широкой, сравнительно опрятной и даже красивой. Но то была центральная магистраль, по которой султанский кортеж обычно проезжал от Адрианопольских ворот до дворца Топкапы. Эта трасса довольно точно совпадала с линией главной улицы византийской столицы — Месы.

По мере расширения Османской империи турки воспринимали более высокую культуру покоренных ими народов, что, естественно, находило отражение и в градостроительстве. Тем не менее в XVI— XVIII вв. жилые дома турецкой столицы выглядели более чем скромно и отнюдь не вызывали восторга. Многие путешественники отмечали, что частные дома, стамбульцев, за исключением дворцов сановников и богатых купцов, представляют собой малопривлекательные сооружения.

В средневековом Стамбуле насчитывалось 30— 40 тыс. зданий — жилых домов, торговых и ремесленных заведений. В подавляющем большинстве это были одноэтажные деревянные дома. В начале XVIII в. власти даже издали специальное распоряжение, которое определяло высоту зданий. Оно предусматривало, что высота жилых домов мусульман не должна превышать 9 м, немусульман — 7 м, а лавок — 3 м.

Обычно турецкий дом состоял из двух половин — мужской (селямлык) и женской (харем). В двухэтажных домах — а такие дома были только у состоятельных людей — первый этаж отводился под служебные помещения и жилище прислуги, хозяева же располагались в верхних комнатах. Вторые этажи имели много окон и балконы, нависавшие над узкой улицей и поддерживавшиеся деревянными консолями. Крутые крышы домов, сложенные из красной черепицы, выступали над стенами, образуя широкий навес.

Застройка жилых кварталов шла сумбурно. В результате улицы все более сужались, балконы затеняли и без того темные уличные проходы. Поскольку город раскинулся на холмах, во многих местах сооружались лестницы, нередко весьма крутые. Вечерние прогулки по городу были неудобны, а порой и опасны из-за отсутствия освещения. Вечером и ночью разрешалось ходить лишь с фонарем в руках.

Дома городской бедноты обычно состояли из двух комнаток. Часто они представляли собой просто лачуги, где не было ничего, кроме спальных принадлежностей и грубой посуды. В зажиточных домах, именовавшихся «конаками», вдоль стен располагались длинные низкие диваны, в стенах были сделаны ниши для хранения посуды и различных вещей. В комнатах стояли шкафы для постельных принадлежностей. Обеденных столов не было; еду раскладывали на маленьких столиках, вокруг которых сидели на подушках, разбросанных на коврах. В богатых домах непременно был большой камин, тогда как жилища бедноты зимой отапливались с помощью тех же жаровен-мангалов, на которых готовилась пища. В состоятельных домах имелись кухни, где стояла большая печь, которую топили дровами или древесным углем. Кухонная печь внутри делилась на несколько частей, рассчитанных на котлы разной величины.

Водоснабжение всегда было сложной для Стамбула проблемой. Воды не хватало, обычной картиной были толпы людей у источников. Водовозы развозили воду тем, кто мог платить за такую услугу. Вода была предметом спекуляции; смотрители источников за солидную взятку «не замечали», как жители домов, стоявших вдоль водных магистралей, делали водоотводы на свои участки для полива садов и огородов. Злоупотребления на почве нехватки воды позволяли себе чиновники всех рангов, вплоть до высших чиновников городской администрации. Порой власти брались наводить порядок и устанавливать справедливость в деле водоснабжения столицы. Виновных наказывали крупными денежными штрафами, но через некоторое время принцип — у кого деньги и власть, у того и воды больше,— вновь торжествовал. Пример показывали высшие сановники, нередко сооружавшие водные цистерны у своих дворцов и домов. В XVI в. в городе продолжалось строительство водопроводных коммуникаций, всячески поощрялось строительство колодцев, поиск новых источников воды. Существовало даже правило, что две трети воды из нового источника шло тому, кто этот источник нашел.

Поскольку Стамбул был в основном деревянным городом, он часто становился жертвой огня. Только с 1633 по 1698 г. зафиксирован 21 крупный пожар, и каждый раз выгорали целые кварталы. Пожары уничтожали торговые ряды и ремесленные мастерские, склады и жилые дома. Весной 1683 г. за два месяца произошло шесть пожаров, уничтоживших более 3 тыс. жилых домов и лавок. В городе не существовало пожарных команд, а потому в 1572 г. был издан указ, предписывавший, чтобы каждый домовладелец имел лестницу, равную высоте дома, и бочку с водой. Позже, в первой половине XVII в., появились указы, в соответствии с которыми дома и лавки должны были сооружаться в основном из камня, глины и самана. За выполнением этих указов следили, однако, не очень тщательно, деревянных построек оставалось в Стамбуле очень много и в XVIII в.

Немало было, конечно, хороших домов, принадлежавших состоятельным людям. Правда, особняки купцов и сановников не отличались особым изяществом и богатством внешней отделки. Впрочем, дворцы вельмож внешне тоже выглядели довольно просто. Один из французских путешественников второй половины XVII в. сделал по этому поводу любопытное замечание: «В Стамбуле существует также много дворцов частных лиц, но снаружи они совсем некрасивы и даже, напротив, просто безобразны, и кажется, что хозяева стремятся их сделать малопривлекательными снаружи из страха вызвать ревность султана». Вместе с тем все путешественники отмечали роскошь во внутреннем убранстве домов богачей и дворцов сановников.

Среди дворцов, принадлежавших высшей бюрократии, выделялся дворец Ибрагим-паши, великого везира султана Сулеймана I, воздвигнутый рядом с бывшим ипподромом. Неподалеку от мечети Сулейманийе был сооружен дворец другого вельможи, Сиявуш-паши, в котором было 300 комнат. В XVI— XVII вв. было построено несколько десятков дворцовых зданий, каждое из которых насчитывало по 400—500, а иногда и до 700 комнат. Большинство этих дворцов, принадлежавших приближенным султанов или высшим чинам османской администрации, было сооружено по проектам Синана и его учеников.

Более четырех с половиной веков древний город, ставший столицей Османской империи, не видел у своих стен вражеских войск, не испытывал тяготы осад. Но нельзя сказать, что многочисленные войны, которые вели турецкие султаны в трех частях света, не затрагивали Стамбул, не отражались на его населении. В XV—XVII вв. военные походы султанов не ограничивались завоеванием новых огромных территорий; они приносили и огромную добычу, значительная часть которой попадала в Стамбул, увеличивая богатства султана и знати. Правящая верхушка империи, в свою очередь, стремилась поддерживать стабильный уровень жизни населения столицы, чтобы предотвратить взрывы народного недовольства. Примечательно, что в этот период столица практически не знала серьезных перебоев в снабжении, тогда как во многих провинциях голод был нередким явлением, особенно в конце XVI — начале XVII в. Султаны заботились не только о снабжении столицы, но и о развитии ремесел. Так, завоевав Каир, султан Селим I распорядился переселить в Стамбул тысячи искусных каирских ремесленников.

С конца XVII в., когда Османская империя все чаще и чаще стала терпеть поражения в войнах с Австрией, Польшей, Венецией и Россией, жителям Стамбула не раз приходилось испытывать материальные затруднения, вызванные непомерными военными расходами. Ночь на 12 сентября 1683 г., когда турецкая армия после двухмесячной безуспешной осады Вены потерпела у ее стен сокрушительное поражение, отозвалась в столице империи тревогой. Когда же через четыре года войска герцога Савойского разгромили турецкую армию в битве при Зенте (у реки Тисы), обратив в бегство самого султана Мустафу II, потерявшего в сражении своего великого везира, жители столицы впервые по-настоящему усомнились в победоносной силе войск султана. Правда, Османская империя была еще могущественна, и ее войска еще не раз одерживали победы. Но снижение ее военной мощи, вызванное экономическим и научно-техническим отставанием от европейских держав, стало необратимым процессом. Это убедительно подтвердили и поражения Турции в ее войнах с Россией 1768—1774 и 1787—1791 гг. В эти годы Стамбул все более ощущал ухудшавшееся положение государства. Это сказывалось, в частности, в порче монеты, к которой власти не раз прибегали и ранее, с конца XV в. Но в последней четверти XVIII в. фальсификация монеты приняла невероятные размеры. Дело доходило до того, что даже фальшивомонетчики пускали в оборот монеты с большим содержанием серебра, чем государственный монетный двор. Это вызывало резкое недовольство населения столицы, потому что отражалось на его материальном положении.

Османская столица не раз оказывалась ареной народных волнений, вызванных непосильными налогами и порчей монеты. Особенно значительным был бунт 1651 г. По распоряжению великого везира в цехах ремесленников и торговцев принудительно распределялись только что отчеканенные крайне низкопробные монеты, причем они навязывались горожанам по искусственно завышенному курсу. Урон был столь значительным, что начались волнения, охватившие более 50 тыс. ремесленников и торговцев Стамбула. Толпы людей заполнили улицы, громко требуя справедливости. Султан и его приближенные, напуганные размахом выступления, сочли за лучшее уступить бунтовщикам. Принудительный курс новых монет был отменен. Султан отказался и от некоторых новых налогов, а также смести великого везира и ряд сановников, вызвавших гнев горожан.

Всего через несколько лет столица на себе испытала горечь военного поражения турецких войск. В июле 1656 г. венецианская эскадра разгромила султанский флот. Весть об этом пришла в столицу одновременно с известием о том, что победители блокировали черноморские проливы. Это не замедлило сказаться на продовольственном снабжении Стамбула. Цены на рынках возросли, народ начал роптать. А во дворце тем временем разгорелась очередная схватка за власть. В роли главы заговорщиков, пытавшихся свергнуть султана, оказался шейх-уль-ислам. Правда, заговор не удался, и его руководителя казнили.

Порой напряженная обстановка в столице бывала отголоском событий, происходивших весьма далеко от стен Стамбула. Так произошло в 1526—1527 гг., когда в ряде районов Малой Азии полыхал огонь народного восстания под руководством Календера Челеби. Султанские войска подавили его с большим трудом. Августовским днем 1527 г. великий везир Ибрагим-паша вступил в столицу как победитель повстанцев. К седлу его коня была прикреплена голова Календера Челеби.

В конце XVI — начале XVII в. малоазиатские провинции империи более десяти лет снова сотрясали крестьянские восстания. Правительственные войска несколько раз терпели поражение в битвах с повстанцами. Из Стамбула в повстанческие районы то и дело перебрасывались новые воинские части. Перелом наступил только после того, как часть примкнувших к повстанцам мелких феодалов, по разным причинам недовольных центральной властью, перешла на сторону султана. Но и после поражения главных сил повстанцев во главе с крестьянином Календер-оглу султанские войска более года проводили карательные операции, составляя устрашающие пирамиды из голов убитых или казненных повстанцев. Когда глава карателей Мурад-паша вернулся в декабре 1609 г. в Стамбул, он демонстрировал горожанам сотни знамен, захваченных во время боев с восставшими крестьянами. Число уничтоженных победителем людей было чудовищно: от 60 тыс. до 100 тыс. Впрочем, мы уже отмечали, что жителям средневекового Стамбула жестокость была не в диковинку.

Стамбул был крупнейшим торговым и ремесленным центром империи османов. По данным Эвлии Челеби, в середине XVII столетия в Стамбуле насчитывалось более 23 тыс. ремесленных мастерских, в которых трудилось около 80 тыс. человек. Число лишь крупных купцов, преимущественно оптовиков, превышало 15 тыс. Им принадлежали почти 32 тыс. магазинов, лавок и торговых складов. В Стамбуле действовало 65 корпораций мелких торговцев — лавочников и лоточников. Они контролировали более 14 тыс. лавок. В сфере мелкой торговли было занято почти 50 тыс. жителей столицы.

Весь торговый и ремесленный люд Стамбула был объединен в цехи. Так, швейное производство было представлено 19 цеховыми организациями, кожевенное— 35, оружейное — 36, строительное — 44, булочное и кондитерское — 29. Право открывать в городе мастерские или лавки предоставлялось только мастерам, подмастерья и ученики были полностью подчинены воле мастера. Общими вопросами деятельности цехов ведали избиравшиеся мастерами цеховые советы. Главой цеха был староста — кетхюда. Он представлял интересы цеха в правительственных учреждениях и решал все споры, возникавшие между его членами. Цеховые советы строго наказывали нарушителей цеховых уставов — их в зависимости от проступка штрафовали, били палками по пяткам, на время закрывали мастерскую; самым большим наказанием было изгнание из цеха.

Городские власти контролировали деятельность цехов. Специальные чиновники наблюдали за распределением между цехами необходимых им товаров и изделий, за производством и качеством продукции, взиманием налогов, исполнением правительственных установлений, касавшихся цен. Жизнь ремесленников-немусульман регулировалась не только султанскими властями и цеховыми советами, но и советами их религиозных общин. Решения последних имели для них такую же силу, как и распоряжения городских властей. Более того, советы общин отвечали перед властями за порядок в подведомственных им цехах. Среди наиболее квалифицированных ремесленников Стамбула было много немусульман. В цехах ювелиров преобладали греки, а среди пекарей было много армян. Особенно много греков, армян и евреев участвовало в торговых операциях, они преобладали и в сфере ростовщичества.

Цены на продукцию ремесленников регламентировались столь же тщательно, как цены на продовольствие. Особенно строго определялись цены на пользовавшиеся широчайшим спросом кожаные изделия, особенно обувь, а также на все виды сапожных работ и необходимые для них материалы. Твердые цены устанавливались и на другой вид популярных товаров — шорно-седельные изделия, а также на ткани, головные уборы, одежду, оружие. Строго регламентировались и цены на лесоматериалы, а их покупка в селах, в обход городской торговли, наказывалась. Все виды бытовых услуг, в частности труд цирюльников и банщиков, также детально регламентировались. Мухтесиб контролировал не только деятельность ремесленных и торговых цехов, но и работу аптекарей и лекарей. Цены на все виды продукции устанавливались с таким расчетом, чтобы прибыль производителя не превышала 10%. Лишь в некоторых, особенно трудоемких видах ремесла допускалась прибыль в размере 20%. Существовала также система штрафов. В обувном производстве она выглядела довольно обоснованной: если обувь преждевременно распарывалась по шву, штраф платил сапожник, а если разрывалась кожа (верх или подошва) — кожевник.

О высоком качестве изделий стамбульских ремесленников свидетельствуют отзывы многих европейских путешественников XVII в. Особенно славилась столица работами ювелиров и граверов, чеканщиков и оружейников. Стамбул был главным центром производства оружия в империи. Здесь тысячами изготавливались кинжалы, копья и ружья, шлемы и щиты, наконец, знаменитые ятаганы, без которых мы и представить себе не можем средневековых турецких воинов. Значительная часть оружия богато отделывалась, создавались и редкие по художественному достоинству образцы. Славились и изделия стамбульских кожевников, частично вывозившиеся в Европу. В мастерских Ускюдара выделывались высококачественные шелковые и бархатные ткани, великолепная парча.

Каждый цех ежегодно или один раз в несколько лет устраивал праздник, длившийся иногда целую неделю. Эти праздники превращались в своеобразные ярмарки, на которых демонстрировалась и продавалась продукция ремеслеников цеха. Во время церемонии восшествия на престол нового султана стамбульские цехи участвовали в параде, причем каждый цех сооружал катящиеся подмостки, на которых изображалась та или иная лавка или мастерская.

Крупным центром международной, в том числе транзитной, торговли был стамбульский порт. В гавани Золотого Рога постоянно находились сотни судов из разных стран. Суда европейцев обычно швартовались к тому берегу Золотого Рога, на котором были расположены торговые ряды Галаты.

Через стамбульский порт шел в Европу поток товаров, доставлявшихся из Малой Азии. Это обстоятельство, как и само местоположение города, разделенного морскими водами на три части, привело к появлению целой армии лодочников. Переброской людей и грузов через Босфор и Золотой Рог было занято в XVI—XVII вв. около 15 тыс. лодочников.

В эпоху средневековья Стамбул был в основном городом-потребителем. Продукция столичных ремесленников шла почти целиком на местный рынок. Кроме того, процветала торговля привозными товарами, что позволяло снабжать жителей города продуктами питания и обеспечивать ремесленное производство сырьем. Со всего света стекались в Стамбул различные товары, в том числе предметы роскоши для сановной знати и именитого купечества.

Вопросы судопроизводства находились в компетенции кадиев, среди которых первое место занимал кадий Стамбула. Кадиям были подчинены чиновники, инспектировавшие деятельность торговых и ремесленных корпораций. Эйюб, Галата и Ускюдар были разбиты на более мелкие административные единицы — нахийе, во главе которых стояли подчиненные кадиям нахибы, осуществлявшие в числе прочих и судебные функции.

Полицейская служба в столице была подчинена крупным военачальникам. Например, янычарский ага руководил полицейской службой в большей части собственно Стамбула, командующий артиллерией — в Топхане и Пере, а капудан-паша (командующий флотом) — в Галате и в районе морского арсенала Касымпаша. Специальные полицейские чины, именовавшиеся «асес-баши», отвечали за безопасность и порядок в городе в темное время суток. В каждом квартале ночная охрана была представлена сторожем, который подчинялся асес-баши. Уголовная полиция была довольно многочисленной, имела и тайных агентов. По свидетельству многих европейских путешественников XVI—XVII вв., убийства в средневековом Стамбуле были явлением сравнительно редким. Одна из причин этого необычного для огромного портового города положения заключалась в том, что если убийцу не удавалось обнаружить, то жители квартала, где произошло преступление, должны были платить значительный денежный штраф.

В османском Стамбуле, подобно византийскому Константинополю, было множество нищих, доставлявших властям и полиции немало хлопот. Нормы мусульманского права разрешали попрошайничество на городских улицах старикам, калекам и слепым. Им даже выдавалось специальное удостоверение, разрешавшее сбор милостыни. Эти разрешения выдавал глава корпорации нищих, своего рода цеха, охранявшего права «законных» нищих. Но среди попрошаек было и немало вполне здоровых людей, просто уклонявшихся от работы и толкавшихся на базарах в поисках сердобольных подателей милостыни. Не гнушались попрошайничества и софты. По свидетельствам очевидцев, нищенство было в средневековом Стамбуле вполне доходным промыслом.

Префект Стамбула, шехир-эмини, руководил всем, что относилось к делам строительства, отвечал за ремонт зданий, а также за снабжение города водой. Без разрешения подчиненного префекту главного архитектора, мимар-баши, в Стамбуле нельзя было ничего строить. Чиновники ведомства мимар-баши могли приказать снести ветхое строение, наложить штраф за содержание дома в плохом состоянии. Существовала специальная служба, отвечавшая за чистоту улиц. Таким образом, муниципальная служба Стамбула была для своего времени неплохо организована.

В эпоху средневековья столицы Османской империи не отличалась значительным развитием науки, литературы и искусства. И все же в этом городе чиновников и воинов, ремесленников и торговцев прошла жизнь некоторых видных деятелей турецкой культуры. Во второй половине XV в. здесь жил теолог, математик и астроном Лютфи Такади, создавший труд о классификации наук. Увлечение творениями древнегреческих философов и общение со стамбульскими учеными-греками было, вероятно, одной из причин того, что Лютфи Такади был признан еретиком и казнен. Примерно в те же годы в Стамбуле работал соратник знаменитого узбекского астронома и математика Улугбека Али Кушчу, организовавший в султанской столице первую в Османской империи математическую школу. В первой четверти XVI в. в Стамбуле стало известно имя турецкого мореплавателя Пири Рейса, который в 1517 г. преподнес султану Селиму I свой труд — карту мира, составленную по многим другим картам, в том числе по карте, принадлежавшей самому Колумбу. Подробнейшее описание Стамбула XVII в. составил Эвлия Челеби, чей многотомный труд «Книга путешествий» является ценным источником по истории и географии Османской империи и многих европейских и азиатских стран. Современник Эвлия Челеби, энциклопедист Хаджи Хальфа (Кятиб Челеби), в середине XVII в. по поручению султана Мехмеда IV участвовал в подготовке законов, направленных на улучшение финансового положения империи. Он вошел в историю и как составитель трактата о мерах по ликвидации неурядиц в государственных делах. Его перу принадлежит много исторических сочинений, а также библиография книг на арабском, персидском и турецком языках, включающая 8 тыс. имен.

В Стамбуле жило немало поэтов, но лишь немногие вошли в историю турецкой литературы. Назовем талантливого лирика, любимца султана Сулеймана I и его преемников, Бакы (1527—1600), а также блестящего сатирика Нефи (1572—1635). Сатирические стихи Нефи, обличавшие бездарных и корыстолюбивых сановников, стоили ему жизни. С согласия султана Мурада IV один из задетых сатириком везиров пригласил его в свой дом, где поэт был убит.

Основные стороны жизни Стамбула, сложившиеся в эпоху расцвета Османской империи, длительное время оставались без особых изменений. Лишь в XVIII столетии появляются новые веяния. Начавшийся в XVII в. упадок империи стал в XVIII в. особенно ощутимым на фоне экономического и культурного прогресса Западной Европы. Знакомство с опытом развитых европейских стран, в частности Франции, побуждало наиболее дальновидных государственных деятелей стремиться к проведению реформ на европейский лад. В Стамбул стали приезжать приглашенные Высокой Портой европейские инженеры, специалисты в области военного искусства и врачи; его начали посещать видные европейские ученые, музыканты, художники и литераторы. Одним из результатов пребывания турецкого посольства во Франции (1720 г.) было создание в Стамбуле типографии, печатавшей книги на турецком языке.

Первый печатный станок появился в Стамбуле еще в конце XV в., когда здесь была открыта еврейская типография. В 1565 г. в турецкой столице возникла армянская типография, а в 1627 г. греческие монахи основали здесь типографию, печатавшую книги на греческом языке. Турецкие власти между тем категорически запрещали действовавшим в Стамбуле типографиям выпускать книги не только на турецком, но и на арабском и персидском языках. Когда же в европейских типографиях в XVI—XVII вв. начали печатать книги на арабском языке (в 1542 г. был издан Коран, в 1593 г.— знаменитый «Канон» Ибн Сины), правители Османской империи долгое время не разрешали их ввоз в страну. Мусульманские религиозные сочинения, изданные типографским способом, были объявлены «нечистыми» и подлежали немедленному уничтожению, если попадали в пределы империи.

До появления в Турции первых печатных книг образованная прослойка турецкого общества Стамбула пользовалась рукописями. Мусульманский обычай создавать хранилища рукописных книг в качестве богоугодного дела был в Стамбуле широко распространен. В городе существовало множество частных библиотек, в которых хранились десятки тысяч рукописей на арабском, персидском и турецком языках. В 1719 г. была создана и дворцовая библиотека. Однако рукописная книга не могла полностью удовлетворить интерес к математике, астрономии, естествознанию, медицине. По мере знакомства с достижениями европейской науки и культуры потребность в печатной книге все более увеличивалась.

В 1726 г. Ибрагим Мутеферрика (венгр, принявший ислам) и Саид-эфенди обратились к великому везиру Ибрагим-паше с просьбой разрешить открыть типографию для печатания книг на турецком языке. 5 июля 1727 г. султан Ахмед III издал указ, разрешавший открыть типографию; однако указ запрещал публикацию книг религиозного содержания. То была уступка мусульманскому духовенству, решительно возражавшему против «осквернения» Корана и других религиозных книг. Между тем именно эта уступка невольно оказала услугу делу культурного развития страны и ее столицы: на турецком языке стали издаваться книги светского характера, способствовавшие распространению научных знаний.

Первая турецкая типография была открыта в Стамбуле в доме Ибрагима Мутеферрика в квартале Султан Селим. 31 января 1729 г. в свет вышла первая печатная книга — переведенный на турецкий язык арабский толковый словарь Джаухари, составленный в XVI в. В мае Ибрагим Мутеферрика издал географическое сочинение известного турецкого ученого XVII в. Хаджи Хальфы, затем в свет вышло несколько книг по истории. Наконец, была издана «Турецкая грамматика», составленная монахом-иезуитом Холдерманом. И хотя после смерти основателя первой турецкой типографии книгоиздательское дело у турок захирело надолго, она сыграла большую роль в развитии турецкой культуры.

Последнее десятилетие царствования султана Ахмеда III вошло в историю Османской империи как «эпоха тюльпанов». Это название связано с тем, что после возвращения в 1720 г. турецкого посольства из Франции султан и столичная знать, наслушавшись рассказов о великолепных дворцовых парках и садах Франции, вознамерились завести такие же в турецкой столице. На берегах Босфора и Золотого Рога появилось множество садов, где чаще всего выращивались тюльпаны. В те годы даже ко всему привычные стамбульцы поражались огромным тратам высших сановников, которые сооружали себе дворцы в стиле барокко по привезенным из Франции проектам. В тот период и для султана было построено несколько зимних и летних дворцов, в том числе роскошный дворец Саадабад на берегу речки Татлысу («Сладкие воды»). Этот дворец и его парк явно создавались как копия с французского Версаля. Также в подражание французским замкам был сооружен в квартале Бебек дворец Хумаюнабад. На берегу Босфора возник еще один дворец во французском стиле — Нешабад. По приказу великого везира Ахмеда III Ибрагим-паши в квартале Бешикташ был сооружен для проведения в нем праздников с иллюминацией дворец Ферахабад. Все новые дворцы и особняки стамбульской знати были построены в стиле так называемого османского рококо, отличающегося раздражающей вычурностью. Их сооружение было порождено бездумным подражанием европейской моде. Это подражательство проявилось и в быту столичной верхушки: возникла мода на одежду, мебель, предметы домашнего обихода из Европы, в моду вошли даже загородные прогулки в экипажах. Вето-лице было разбито несколько парков, на территории которых были устроены фонтаны на европейский манер. Столичная знать стремилась перенять стиль жизни французской аристократии. В моду вошли празднества и увеселения, для которых великий везир приказал доставить в столицу из провинции около 2 тыс. музыкантов, 500 поваров, множество гимнастов, фокусников и мимов. Время от времени в Стамбуле устраивались театрализованные представления, спортивные игры или скачки для развлечения простых горожан.

Султанский двор в эти годы задавал тон бездумным тратам на увеселения. Поводов было для них множество. Празднества устраивались при посещении султаном дворца великого везира, в связи с замужеством султанских дочерей или обрядом обрезания принцев. Торжества были необычайно пышными, сопровождались раздачей подарков придворным, а порой и столичным жителям. И на все это тратилась уйма денег из казны, которую никак нельзя было назвать богатой. О состоянии государственных финансов свидетельствует такой курьезный факт. Когда великому везиру Ибрагим-паше удалось на некоторое время добиться превышения доходов империи над расходами (это было в 1721 г.), привыкший к постоянному дефициту Ахмед III соизволил даже лично побывать в казне, чтобы полюбоваться на сокровища. Впрочем, отсутствие дефицита длилось очень недолго.

В первой половине XVIII в. в Стамбуле возникли первые военные учебные заведения европейского характера, что объяснялось стремлением правительства модернизировать армию. В 1737 г. в Ускюдаре при артиллерийских казармах было открыто первое в Турции учебное заведение, где изучались точные науки, в частности прикладная математика. Его организовал Хумбараджи Ахмед-паша (в прошлом граф Бонневаль) для подготовки образованных офицеров. Несколько позже, в 1761 г., в столице при содействии иностранного советника турецкой армии барона де Тотта было открыто несколько специальных школ для навигаторов, артиллеристов и фортификаторов. В 1773 г. в Сютлюдже было основано морское инженерное училище. Примечательно, что непосредственным поводом к его созданию послужило поражение, нанесенное турецкому флоту русской эскадрой в Чесменском бою (7 июля 1770 г.).

К концу XVIII в. Стамбул был огромным разноликим городом, привлекавшим не только путешественников, но и европейских специалистов, искавших здесь выгодную службу. Он оставался столицей огромного государства, обладавшего колоссальными материальными ресурсами и немалой военной мощью. Но упадок Османской империи — экономический и военный — был столь очевиден, что необходимость поисков выхода из тяжелого положения стала все более сознаваться правящими кругами страны.

Загрузка...