Древности Константинополя

III. На берегу Золотого Рога

Бесполезно искать здесь по берегу остатков знаменитой лавры Космы и Дамиана – Космидион: стоит ли на ее месте большая мечеть Дефтердар или даже самый Эюб – трудно и даже невозможно решить. Но во всём Стамбуле нет местности более живописной и оригинальной, как эта последняя, знаменитая святыня мусульман, последний пункт на европейском берегу, где турок считает себя вполне дома – на Востоке. До русско-турецкой войны мечеть Эюба оставалась совершенно недоступной; теперь бакшиш открывает доступ во двор мечети.

Открытая кофейня на самом берегу Золотого Рога, с видом на устье Сладких Вод, покрытое каиками, идущими на гулянье; дачки, киоски, многочисленные тюрбе или гробницы, нередко из белого мрамора; всюду зелень и живописные тихие уголки; лавочки с пестро-раскрашенною египетскою посудой; продавцы четок, трубок, духов и щербета; наконец, толпы, празднично разодетые, но безмолвные и чинно двигающиеся из одного закоулка в другой, – такова картина этой местности в пятницу, в хороший день. По преданию, неизвестно, на какой легенде (вероятно, ещё византийской), основавшемуся, мощи Эюба, знаменосца Магомета, погибшего при первом будто бы нападении на Константинополь мусульман ещё в 668 году, были чудесно обретены скоро после завоевания Магомета II, – и владычество ислама было, таким образом, освящено и упрочено. Когда мы вошли во двор мечети, всё было битком набито пестрою толпой. И турки, и мусульмане из дальних провинций – курды и черкесы – нынче мало интересуются гяуром и радуются его непритворному изумлению перед красотами внутреннего двора, богатствами мечети и дивными фаянсами. В одно из окошечек самого тюрбе пророка Эюба виднеются чары Востока. На дивном фоне ковров и голубых фаянсов сияют пёстрыми цветами, переливаясь в цвета драгоценных камней, многочисленные лампы святилища; но теперь у гробницы толпятся гаремы, и окошечко мгновенно задёргивается изнутри.

Не потеряет даром времени и тот, кто от этой мечети подымется вверх по мраморной лестнице, ведущей сбоку бесконечного кладбища, идущего по обрыву берега, всё выше и выше, пока турист может не только обозреть весь Константинополь до самого отдалённого пункта, но видеть, наконец, Принцевы острова и дойти, по английскому обычаю, до того моста, откуда и совсем не видать Константинополя, а смотришь уже через него на берег Мраморного моря.

Возвращаясь отсюда по Золотому Рогу, легко будет посетить многие из древних памятников Византии, рассеянных там и сям по ее берегу. Эта экскурсия тем удобнее, что в городе заливов, проливов и всевозможных гаваней её можно совершить и на каике и на пароходе, который от моста Галаты и обратно делает здесь почти все скалы, т.е. подходит ко всевозможным пристаням, наскоро сколоченным из брёвен и досок. Поездка по берегам любопытна и в том отношении, что этим способом легко ознакомиться с оригинальным по своей пестроте стамбульским населением: впечатление одного участка остаётся у вас цельным, не смешиваясь с другими. Вот Галата-Капу, т.е. ворота дворца, некогда здесь бывшего, а ныне ведущего в квартал Галата, сплошь населённый евреями. По привычкам племени, местность избрана не только низменная, но прямо болотистая, между двух холмов, – древнее «Лугарёво», как называет, видимо, его Антоний, указывающий здесь древние церкви Павла Фивейского и Иоанна Кущника. Не подумайте сравнивать этот квартал с римским ghetto; это еврейский квартал на Востоке, и кто не видал подобного, может прийти в изумление. Римский ghetto – улица дворцов, и при всей своей грязи, затхлости, вони, несмотря на лохмотья, не лишена известной культурности. Галата же представляет нам единственное зрелище таких, наскоро сколоченных, всюду обносившихся и отовсюду подпёртых домов, что вы с трудом допускаете, чтобы в этих домах жили люди. И вы видите этих людей – красивый семический тип, но искажённый дикими нравами, как у польских евреев, и что самое оригинальное – на них шубы на заячьем меху в самую жару летом. Многие ли из них ведут своё аристократическое происхождение от испанских евреев – не знаю, но правду говорит известный своею правдивостью Де-Амичис, что не притеснение, но низкие нравы, варварская ранность браков и окружающая грязь – унизили племя. Не ищите, прибавлю, здесь чего-либо по историческим памятникам: самые стены здесь исчезли, – как-будто и их съела какая-нибудь тля, – и надо идти далее, в гору, подняться на холм, чтобы там уже, вздохнув чистым воздухом, открыть прелестную мечеть Фетхие-Джами, в древности женский монастырь во имя Божьей Матери «Всеблаженной». Прежние греки выбирали хорошие места для помещения женских монастырей. Это место особенно удачно; чудные виды открываются повсюду, и недаром облюбовали монастырь и нашли себе успокоение здесь, после тревожной жизни, Алексей Комнин, Анна Комнин и др. Сюда перешёл патриархат в 1455 году, и церковь долго принадлежала христианам. Теперь кругом уединенной церкви – пустыня. Но откуда, в самом деле, эта страсть к разрушению? Быть может, не более ста лет назад здесь был обширный монастырь, а теперь – хоть шаром покати. Внутри самой церкви всё, что прославило её в древности, исчезло; блестящие мозаики скрылись под штукатуркою; но в одном из боковых куполов сохранились ещё мозаики, изображающие Спаса, окруженного 12 пророками, да с наружной стороны видна ещё надпись, лентою идущая по карнизу. Под холмом скалистый обрыв застроен большими красивыми домами – это древний Петрион, одно из любимых мест византийской аристократии. Нынче оно занято исключительно греками, и вся местность носит пресловутое имя Фанара, потому ли, что здесь был маяк, или что, по легенде, она была укреплена во время осады, ночью при фонарях. Здесь-то в известных улицах, в глухих домах во вкус Смирны, но уже с претензией на европеизм, живут гордые своим происхождением от Палеологов и дуков фанариоты, политики и банкиры, все духовные интересы которых по завету Византии, заключаются в претензиях на главенство, во вражде к Греции, в притязаниях на чистоту языка и проч. Кроме уродливой круглой часовни, носящей и теперь имя Мухолиотиссы, Фанар не имеет старинных построек и гордится только громадным зданием своей школы в американском вкусе. В обширном, но крайне унылом здании патриархата есть на дворе несколько древних барельефов, а в самой церкви – две древние мозаические иконы: одна – Богородицы, другая – Иоанна Предтечи, и между ними часть столба Христовых бичеваний, перенесённая из Фетхие-Джами. В патриархате вас будут уверять, что это всё из Св. Софии, и даже удостоверять, что грубо сложенный из плит мраморного пола помост патриаршей кафедры и самая кафедра были некогда патриаршим троном Златоуста. В этих уверениях есть и значительная доля невежества, и доля притязательности, и обычная у византийцев традиция; но помост сделан так грубо, что бросается в глаза, а кафедра – начала прошлого века. Церковь патриархата – длинный сарай, окрашенный внутри в зеленую краску, с размалёванными под антик колоннами.

Переезд от Фанара до первого моста лучше сделать в каике и идти всё время вдоль самого берега. Какие прелестные, благодатные места! Издали самые пожарища и уродливые бараки кажутся красивыми; всё это теснится к воде, влезает по пояс в воду, строится на сваях. Турок выдвигает узенькую террасу, насыпает на неё земли и разводит растения; на одном свободном конце стоят низенькие табуреты – принадлежность кейфа.

Заметная по своей смелой архитектуре мечеть Гюль-джами или «Роза мечеть», построенная из остатков церкви Св. Феодосии, мученицы за иконопочитание, стоит как-будто на самом берегу. За нею несколько влево виднеется Эски-Имарет (т.е. древняя богадельня), уже разрушающаяся, некогда богатая церковь во имя Божьей Матери, с устоями из драгоценного красного мрамора.

Риc. 21. Бывший монастырь Спаса Вседержителя

Вот, наконец, и мост, бывший некогда единственным, а теперь, сравнительно с мостом Галаты, безлюдный и малодоходный. Вы пристаёте к месту, носящему, конечно, название ворот – Ун-Капан-Капу, т.е. ворота мучного рынка. Не советую, однако, медлить долго на пристани этой вонючей гавани, иначе – можно отравить всю поездку. Улица, на этот раз прямая, ровно подымающаяся, ведёт, мимо фабрик, простонародных харчевен, в один из промышленных греко-армянских кварталов; в конце ее налево имеется мечеть Зейрек-джами, занявшая место тоже древней церкви, а направо видите оригинальные субструкции холма. На этом холме, – говорят, насыпанном по воле одного императора, а, вероятно, только обрезанном и укреплённом, – расположен один из замечательных памятников Византии – древний монастырь Пантократора, теперь же «Килиссе-Джами», т.е. мечеть «бывшая церковь». По искусственным террасам всходите наверх, поворачивая из одного закоулка в другой, и, наконец, открывается величественный фасад этой церкви с семью арками, над которыми возвышается несколько куполов. Сбоку самой церкви ещё стоит саркофаг из зелёного мрамора с красными жилками, считающейся гробницею императрицы Ирины Комнин. Он один уцелел здесь от усыпальницы рода Комнинов и Палеологов и долго служил ещё водоёмом; теперь он стоит сбоку барака, покрывающего вход в цистерну монастыря, и на своей крышке сохранил ещё кресты в медальонах. Монастырь был богат и люден; в нём насчитывалось до 700 монахов; самая церковь состоит собственно из трёх зданий, искусно связанных вместе. Действительно, обширная паперть церкви с пятью громадными дверями, устои которых сделаны из дорогого красного мрамора, а затем главная церковь, где алтарь весь облицован пестрым мрамором, дают достаточное понятие о прежнем великолепии здания; могучие колонны поддерживают здесь купол, и Жилль в средине XV столетия видел ещё их чудный мрамор. Теперь грандиозное здание и самые эти колонны заштукатурены, должно быть, давно, потому что редко где можно увидеть стены, столь безжалостно загрязненные и ободранные, как здесь. Мы видали в таком состоянии древние церкви только в некоторых местах в Грузии, где они служат загонами для отар. Но там есть и оправдание: на месте прежних городов – теперь жалкие деревушки, а древний монастырь где-нибудь в горах, верстах в двадцати от жилья. А здесь к нам кроме муллы, явился ещё и староста церковный, православный грек из прихода, очень озабоченный судьбою древнего памятника. Он долго рассказывал нам о том, как вода попортила левую церковь, и горько жаловался на что-то. Главная церковь переделана в мечеть, побелена, и мозаичный пол покрыт циновками; боковые же церкви разрушаются. На стенах крайней слева можно видеть под штукатуркою фрески, и если бы приложить сюда некоторые средства, то можно было бы восстановить полную роспись фресками века Комнинов. О богатствах монастыря, его драгоценных сосудах, чудотворных иконах Богородицы св. Луки, Димитрия и проч., много говорят и летописцы в хронике грабежей латинян под 1204 годом.

Пантократор. Мозаика внутреннего партэкса монастыря Хора, ныне мечети Кахрие-Джами