Древности Константинополя

IV. Внутри Константинополя

Как легко делать экскурсии в приморском городе по берегам, так трудно обозреть его внутренние части, и это общее правило получает особенную силу здесь, в Стамбуле. От моста Галаты вы ещё могли пользоваться конножелезною дорогою и экипажами для главных улиц, хотя езда по булыжным мостовым Стамбула была своего рода испытанием. Но на других пунктах экипажей вовсе нет, и к вашим услугам только верховые лошади; если вам недалеко ехать, то, пожалуй прогулка верхом будет и приятна и разнообразна. Но что делать, если надо ехать несколько вёрст по закоулкам, где двум осликам трудно разминуться, где на улицу выдвигаются табуреты кейфующих жителей с шашечными досками, где балконы мушарабие висят над самой вашей головой, будь вы даже среднего роста, и на голову вашу вместо прежних заклятий гяура, сыплется шелуха семечек, которыми тешатся соглядатаи уличной жизни? Вот вопрос, который мы пробовали решить на разные лады, но который оканчивался всегда одним способом – экскурсией по пешему хождению.

Внутренность Константинополя столь же, если не более, разнообразна, как его окраины, и если бы можно было добыть какие-либо статистические данные о различных кустарных промыслах, в нём производящихся, и восстановить при этом сведения о промышленности древней столицы, то картина вышла бы очень характерная. К сожалению, одного вовсе нет, другого ещё не дано, и пока приходится положиться на одни собственные наблюдения. Стамбул почти вовсе не имеет фабрик и заводов, – одни только неугомонные пароходики компании «Шеркет» с раннего утра и до поздней ночи окутывают его дымом. И между тем, Стамбул – город мануфактурный, но все его производства или ручные, или кустарные, с примитивными приводами и машинами. Известная забавная ошибка того туриста-француза, который увидав ручной привод шерстобитов, принял его за музыкальный инструмент. Разные местности города ещё переполнены кожевниками, лудильщиками и медниками, шерстобитами ткачами, крамарями и пр. Разнообразное население Турции собирается сюда для работы, и мастера Бруссы (совр. г. Бурса – Прим.Ред.) и Багдада мешаются здесь с лезгинами, болгарами и анатолийцами. Но как жалок вид этих ремесленников, напрасно истощающих свои силы и искусство в неравной борьбе с фабрикантами Англии! Сколько бы и где бы вы ни ходили по Стамбулу, везде вы выносите впечатление бедности, упадка, медленного вымирания промышленности, и как богат ещё недавно казался Каир, которого промыслы имели свой рынок! Недолго остаётся жить прежнему Стамбулу, и близко время, когда самые бабуши будут работаться только для любознательных иностранцев. Сравните же эту бедность с блестящим торговым и промышленным состоянием Византии, которая была в своё время поставщицею всего Запада, куда ехали из Венеции и Генуи для выучки, где торговый флот был так велик, что теснил собою военные суда в гавани, где благотворительные учреждения, госпитали и приюты были так богаты, где на ряду со всеми прихотями и роскошью процветало искусство всех родов, и музыка – инструментальная и вокальная, полковая и церковная – занимала громадный персонал, где изготовлялись «хитрости», от златотканных одежд и фабрикации колоссальных мозаик до часов и автоматов. Со времён Юстиниана так много выделывалось именно в столице шёлку, что в XI веке, во время процессий, улицы от дворца до Св. Софии буквально устилались драгоценными шёлковыми материями. Все богатства Византии проистекали из ее художественной промышленности и исчезли вместе с нею; ее наследники – Палермо и Амальфи – уступили в свою очередь Пизе и Флоренции, эти – Генуе и Венеции.

В древности весь Константинополь делился на ряд больших рынков и форумов, и самые великие императоры озаботились их пышным убранством. Постепенно росшая империя оттесняла эти рынки дальше, и первый из них около дворца – Августеон, скоро стал уже парадною площадью, на которой не было торговли. Форум Константина был устроен уже на втором холме, а за ним, по берегам Мраморного моря, были расположены: хлебная площадь, форум Феодосия, Амастрийский, Аркадия; их расположение в южной полосе города соображалось, очевидно, с бывшими здесь гаванями, но также и с главным путем или улицею триумфов. На этом пути ныне всё изменилось, и продолжительная работа потребна прежде, чем исследователям удастся отыскать и наметить хотя места прежних памятников. Один из исследователей, Скарлат Византий, был убеждён, что каждая большая мечеть Стамбула стоит на месте какой-либо древней церкви, и его мысль безусловно верна, хотя неверны самые сближения.

Рис. 22. Колонна императора Маркиана

Уже на самом углу улицы, против Св. Софии, стоит одна мечеть, другая, с несколькими тюрбе – выше, и между ними стоит ещё так называемая горелая колонна, знаменитый столп императора Константина, из порфира: «в том же столпе лежат запечатлены округи Христовы (12 кош), и Ноева ковчега скира, чем Ной ковчег делал, и камень, из него же Моисей воду источил». Бронзовую статую Аполлона, стоявшую на колонне, Константин велел принимать за свою собственную и лучи сияния на голове сделал из святых гвоздей. Возможно, что под колонною доселе ещё хранится заложенный палладий города; сама колонна крайне пострадала от молнии при Комнинах, от землетрясений и пожаров; барабаны её составляющие, охвачены по швам бронзовыми обручами, имеющими вид лавровых венков. Немного вправо от колонны, на дворе мечети Нури-Османие («Свет Османа»), стоящей перед одним из входов в базар, в укромном садике стоит порфировый саркофаг, а на другом дворе виден великолепный мраморный помост от бывшей церкви. Весьма возможно, что на месте этой мечети стояла некогда церковь во имя 40 Мучеников Севастийских, построенная Маврикием, в свою очередь, на месте тюрьмы и что саркофаг этот заключал в себе тело Василия Македонянина, знаменитого воителя из ряда императоров, преобразовавших устарелую Римскую империю в Византийскую. Далее, по той же улице, большая мечеть Баязида, по-видимому, бывшая церковь Божьей Матери Халкопратийской, на углу громадной площади Сераскерата, сменившего общественные здания Капитолия. На холме Капитолия стоит теперь мечеть Сулеймание, также помещённая на месте церкви св.Евфимии. Улица от Нури-Османие становится всё уже, и в обе стороны ее без конца сменяют кофейни, овощные лавки, хлебопёки, кожевники и медяники. Но едва с этой шумной улицы свернёшь направо, за угол, – жизнь и шум разом стихают: в местности, носящей имя Ак-Серай, с обширной конной площадью Ат-Мейдан, живут исключительно мусульмане. Обширный форум Амастрийский, здесь находившейся и названный по бранному прозвищу пафлагонцев именем города Амастрии, был местом казни и иной расправы; в римскую эпоху он был украшен храмами солнца и луны, в одном из них в древности стояла статуя Зевса работы Фидия, может быть знаменитый хризелефантинный идол Зевса Олимпийского. В 408 году по Р.Х. храм в Олимпии сгорел, и статуя могла попасть в Константинополь, но погибла ли она окончательно здесь или во дворце Лавза, трудно сказать, так как у византийских писателей имя Фидия стало нарицательным. Площадь была полна некогда всяких статуй, фронтонных и иных групп и была предметом суеверного ужаса византийцев.

За площадью легко увидеть купола мечети Фенери-Иеса – бывшего монастыря Богородицы Панахранты: церковь стоит осмотреть ради прекрасной ее орнаментики в мрамор.

Pиc. 23. Водопровод императора Валента

Вообще же идущие на север от Ат-Мейдана глухие переулки, столь глухие, что таких даже в Стамбуле мало, полны разных руин и битого мрамора. Маленькие мусульманские кладбища, здесь часто попадающиеся, как прелестные оазисы зелени, непременно окружены разными обломками. Путеводителем служат купола мечетей Шах-Заде и Мехмедие. По дороге увидите прелестную колонну, так назыв. Кыз-Таши, т.е. колонну Девы, уединённо возвышающуюся среди домиков и хижин, на открытой площадке; на пьедестале ее доселе читается надпись в честь императора Маркиана, царствовавшего в V веке. Подымаемся ещё выше и выходим на хребет холма, спускающегося к Золотому Рогу; вдоль всего этого хребта, от мечети Завоевателя и почти до Сераскериата, идут одна за другою сорок арок колоссального акведука императора Валента, так назыв. Боздоган-Кемери; и доселе идёт по нём вода из лесов Белградских. Виды сквозь арки чрезвычайно живописны, особенно те, которые открываются на залив; арки служат на улицах воротами, а на частных землях они заложены, и к ним пристроены большею частью дома; лишь в немногих богатых участках у их подножия разбиты садики, и вьющаяся зелень окутала их до половины.

Многое ещё можно было бы осмотреть в этой местности, которая, несмотря на все видимые перемены, так много сохранила от древности: мечеть Вефа-Джами, предполагаемую церковь Феодора Тирона и место погребения Константина Палеолога близ Шах-Заде; мечеть Магомета, построенную на месте Константиновой базилики свв. апостолов, знаменитой усыпальницы Византийских императоров, хранящую, как говорят, в своих громадных подвалах не одну драгоценную древность, уцелевшую и от латинского разорения и от турок; наконец, величавую мечеть Селима, воздвигнутую на месте большого монастыря и осененную платанами, замечательными даже для Константинополя. Но всего не перечтёшь и всего не осмотришь.

Громаден Стамбул и сам по себе, по своим бесконечным расстояниям, по колоссальным мечетям, которые представляют собой целые городки, по разнообразию местности, холмов и долин, пустырей и улиц, кипящих жизнью, наполненных толпой; если кто захочет узнать Стамбул ближе, он покается ему на первых порах неизмеримым городом. Но Стамбул также был и остаётся истинным преемником древнего Константинополя; никогда ни Галата, ни Пера, ни Скутари не заместят его. Стамбул – город отходящего типа; всё в нём заведено и идет из древности: жилища из дерева, жалкие, рассыпающиеся; улицы полны нечистот; все что есть великого и прекрасного, посвящено религии, – и в этом высокая, поучительная сторона города. Но здесь одна религия насильственно вытеснила, подавила другую, и город стал призраком самого себя: пустынны, мертвы стоят эти колоссальные мечети, и на их дворах редко встретишь кого-либо. На большой улице Перы европейский дипломат чувствует себя дома, ещё может вообразить, что Турция способна возродиться при его помощи. На одной из бесчисленных дач, рассеянных по Босфору, турист может легко предаваться грёзам о создании на его берегах всемирного космополитического города вилл и мраморных дворцов, а в Скутари увлекаться прелестью восточного кейфа в тени кипарисов и платанов. Лишь в Стамбуле раскрывается историческая правда, и путешественник может понять, что за этою панорамою встает полная печали картина великой руины: призрак всемирного города должен ожить и, по слову, имеющему такой неопределённый и вместе такой ясный смысл, – это возрождение есть только вопрос времени, а ныне только вопрос, быть может, немногих месяцев.