Древняя история Среднего Поволжья

Заключение Некоторые вопросы этнической истории

Области Среднего Поволжья и Прикамья многими археологами, историками и языковедами рассматриваются как наиболее возможная территория формирования и развития финно-угорской общности. Естественно, это обстоятельство повышает интерес к древнейшей истории края и изучение его археологических — памятников приобретает важное значение и для этногенетических построений.

Вопросами происхождения и развития финно-угорских народов занималась многочисленная плеяда финских, эстонских, венгерских, русских и других ученых, преимущественно языковедов, о чем свидетельствует накопившаяся в течение последних ста лет значительная литература, начиная от штудий Клапрота и М. Кастрена до новейших исследований П. Хайду, Эт. Итконена, Б.А. Серебренникова, П.Н. Третьякова и др. Достаточно подробный анализ этих исследований дан в сводных работах Э.Н. Сетяля[1077], В.Х. Тойвонена[1078], Эт. Итконена[1079], П.А. Аристэ[1080], П. Хайду[1081] и П.Н. Третьякова[1082], а также в материалах недавно проведенных научных сессий по этногенезу мордовского[1083] и марийского[1084] народов. Отсылая читателя к этим работам для более подробной справки, ограничусь лишь суммированием мнений по поводу древней родины финно-угорских народов, так как этот вопрос имеет первостепенное значение для нашего исследования.

Абсолютное большинство языковедов — Ф. Кеппен, Н. Паасонен, Х. Скёлд, Э. Сетяля, В. Тойвонен, И. Себештьен, П. Хайду, А. Иоки, Б.А. Серебрянников и др. — считает, что основная территория обитания и формирования ядра финно-угорского населения находилась в Волго-Камье и прилегающих к этой области районах Среднего Урала. Никто из этих исследователей уже не поддерживает мнение Ф. Видемана и А. Кастрена, полагавших, что первоначальная прародина финно-угров находилась далеко на востоке, в предгорьях Алтая и Саян, так же, как и гипотезу Г. Коссины, помещавшего предков финно-угров в Центральной Германии и Скандинавии. Для нас особенно ценно почти единодушное высказывание языковедов в этом вопросе, ибо, как мы увидим ниже, оно подтверждается и археологическими материалами.

Особый интерес в связи с настоящей проблемой вызывают попытки ряда археологов, начиная с И.Р. Аспелина и до авторов новейших, преимущественно советских работ увязать археологические материалы с лингвистическими и создать на их основе ряд гипотез финно-угорского этногенеза. Рассмотрим некоторые из них.

Отец финской археологии И.Р. Аспелин в последней четверти прошлого столетия предпринял попытку археологического обоснования гипотезы Кастрена о формировании финно-угорских предков в глубинах Азии и их постепенном распространении на запад[1085]. Однако ни один из последующих археологов не поддержал И.Р. Аспелина, если не считать некоторых работ А.М. Тальгрена[1086]. Последним были предприняты обширные исследования в области археологии Евразии, особенно эпохи бронзы и раннего железа. Твердо убежденный в том, что ананьинская культура является культурой финно-угорской, А.М. Тальгрен попытался ретроспективным путем подойти к решению проблемы. Однако явная недостаточность материалов не позволила ему создать какую-либо стройную теорию, и он в конечном итоге, отказавшись от поисков финно-угорской прародины в далекой Сибири, вынужден был присоединиться к мнению тех археологов, которые, начиная от О. Альмгрена[1087] и Ю. Айлио[1088], пытались искать основу финно-угорской общности в неолитических культурах с ямочно-гребенчатой керамикой и полагали, что финно-угорские племена формировались на обширной территории леса и лесостепи Европы от Волги до Прибалтики[1089]. Это мнение было поддержано и некоторыми советскими археологами — Б.С. Жуковым, А.Я. Брюсовым[1090], Х.А. Моора[1091]. Достаточно подробная критика этой теории, высказанная П.Н. Третьяковым[1092], позволяет не останавливаться на разборе ее ошибочности.

С.П. Толстовым[1093] и В.Н. Чернецовым[1094] высказана мысль о первоначальном формировании ядра финно-угорской общности в Приаралье на базе кельтеминарской культуры с последующим выходом ее носителей в Приуралье и переходом в III тысячелетие до н. э. в Прикамье. Рациональным зерном в этой теории является этническое определение камско-уральских неолитических племен как финно-угорских, хотя их кельтеминарская основа и вызывает серьезные возражения[1095]. Действительно, предположение о приаральской основе никоим образом не вяжется с палеолингвистическими данными, свидетельствующими о том, что даже древнейшая прародина финно-угров должна располагаться не южнее полосы тайги и никак не в полупустынных районах Приаралья[1096].

Мысль о принадлежности неолитической культуры с гребенчатой керамикой Урала и Прикамья финно-угорскому этносу была поддержана рядом археологов[1097] и развита П.Н. Третьяковым в его новейших исследованиях, посвященных этногенетическим проблемам народов Восточной Европы. Он считает, что основная область формирования финно-угорской основы в эпоху мезолита и неолита располагалась в районе Среднего Урала и в прилегающих к нему Прикамье и Зауралье. Отсюда в эпоху неолита и ранней бронзы двумя волнами происходило распространение финно-угорских племен на запад — в Поволжье и Прибалтику. Основная волна этого распространения, по мнению П.Н. Третьякова, связана с движением племен волосовской культуры, происхождение которых на базе камской (волго-камской) неолитической культуры кажется ему вполне вероятным[1098].

К сожалению, ко времени написания указанных работ археологических материалов, связанных с основными районами финно-угорского генезиса, было сравнительно немного, а по ряду периодов они вообще отсутствовали. В какой-то мере этот недостаток может быть восполнен новыми материалами, изложенными в настоящей работе, поэтому автор берет на себя смелость высказать свое мнение по данной проблеме.

Полагая, что лишь опираясь на археологические материалы, которые, бесспорно, увязываются с финно-угорским этносом, можно решать этногенетические проблемы, автор избрал для последующего изложения ретроспективный метод, т. е. путь от известных, но более поздних этнических групп к неизвестным, более ранним образованиям.

В основных разделах настоящей работы была предпринята попытка проследить преемственное развитие древнейшей история населения Среднего Поволжья до эпохи ананьинской культуры. Установлено, что в первой половине I тысячелетия до н. э. в крае существовали фактически лишь две большие культурные общности — все Прикамье и значительную часть Среднего Поволжья с востока занимала ананьинская культура, а в более западные районы входила часть территории городецко-дьяковской общности[1099].

Носители ананьинской культуры большинством исследователей рассматриваются как несомненные предки ряда финноязычных народов Восточной Европы[1100]. Но основу какой же финно-угорской группы составляла ананьинская общность? Пермской, как предполагают некоторые исследователи, или более широкой? Скорее всего, на наш взгляд, верно второе предположение.

На базе ананьинской культуры ближе к концу I тысячелетия до н. э. оформляются такие культуры, как пьяноборская[1101], гляденовская и осинская[1102], кара-абызская[1103]. В свою очередь гляденовская и последующая за ней ванвиздинская культуры послужили основой развития в I тысячелетии н. э. культуры коми народности[1104]; осинская, по мнению В.Ф. Генинга, нашла свое продолжение в древнеудмуртской культуре[1105]. Таким образом, можно считать, что только гляденовско-осинское продолжение ананьинской общности явилось основой пермской ветви финно-угорских народов. Сложнее обстояло дело с носителями пьяноборской и кара-абызской культур. По мнению В.Ф. Генинга, судьба пьяноборских племен и их азелинских потомков неясна[1106]. Однако работы последних лет в Среднем Поволжье, особенно на территории Марийской АССР, позволили проследить несомненное участие позднепьяноборских (азелинских) племен, после их выхода в Волго-Вятское междуречье, в формировании культуры древнемарийской народности[1107]. Особый интерес в связи с этим вызывает Младший Ахмыловский могильник, четко выявивший основные компоненты древнемарийской культуры, в том числе и выраженный позднепьяноборский[1108]. Есть основания утверждать, что культура и этнос древних мари формировались на основе позднепьяноборского продолжения ананьинской культуры и позднегородецкого реликта городецко-дьяковской общности.

Рядом археологов — А.А. Спицыным, П.П. Ефименко, П.Н. Третьяковым, А.П. Смирновым, Е.И. Горюновой и др. — неоднократно отмечалось определенное участие населения позднепьяноборского типа в сложении культуры и этноса более западных финнов, в частности финноязычных народов Верхнего Поволжья и Приочья[1109].

В последние годы новые археологические исследования мордовских древностей (М.Р. Полесских, П.Д. Степановым и др.) также отчетливо показали наличие и в основе древнемордовской культуры восточного компонента, скорее всего пьяноборского и кара-абызского типа[1110].

Таким образом, мы приходим к выводу о том, что на основе ананьинской культуры происходило формирование не только народов пермской ветви финно-угорской языковой семьи. Часть потомков ананьинских племен участвовала в генезисе и таких финноязычных народов, как мари, мордва и, возможно, древняя меря. В таком случае ананьинскую общность мы должны рассматривать в этническом отношении как еще не распавшуюся общность восточных (пермо-волжских) финноязычных племен, включавших предков как пермских, так и в какой-то степени волжских финнов.

Этот вывод согласуется и с результатами наблюдений языковедов, полагающих, что такая нераспавшаяся общность восточных финнов существовала еще в эпоху раннего железа. В этой связи интересно сохранение у мордвы, мари, удмуртов и коми таких общих слов, как «железо», «золото», «городки», «мякина» и других, возникших, очевидно, в эпоху раннего железа[1111].

Соответственно на базе городецко-дьяковских племен происходило формирование этнических основ еще не распавшейся в эпоху раннего железа западной финноязычной общности. Впоследствии на этой базе сложились прибалтийские финны, карелы, вепсы и др.[1112] Более восточные (городецкие) племена этой общности составили субстратную основу древних мордвы, муромы, меря и марийцев[1113].

Резюмируя вышесказанное, можно думать, что в эпоху раннего железа в лесной полосе Восточной Европы существовали две финноязычные группы — восточная (ананьинская) и западная (городецко-дьяковская). За Уралом в это время оформляется усть-полуйская культура, принадлежавшая угорской группе[1114].

Выше уже было показано, что ананьинская культура вырастает на основе приказанской, племена которой к концу эпохи бронзы заняли почти всю будущую ананьинскую территорию. Как было замечено, нет существенных оснований для предположений о проникновении в это время из Зауралья каких-то больших групп племен, якобы составивших ядро ананьинской общности, Основными предками ананьинцев явились приказанские племена[1115] и если мы признаем финноязычность ананьинских племен, то должны признать принадлежность и приказанских племен к финно-угорскому этническому кругу. Конечно, при выяснении вопросов происхождения ананьинской культуры нельзя не учитывать моменты субстратного характера, а именно, наслоение приказанских племен при их распространении в Верхнее и Среднее Прикамье на остатки турбинских[1116], а в бассейне Вятки и Ветлуги на остатки чирковско-сейминских племен, возможное растворение в приказанской среде в низовьях Суры остатков балановских (хула-сучьских) племен и т. п.

Нельзя полностью отрицать и зауральские включения. Работы Л.Я. Крижевской[1117] в Башкирском Приуралье и В.П. Денисова[1118] в Верхнем Прикамье показали появление здесь в самом начале эпохи раннего железа памятников так называемого гамаюнского типа, в культурном отношении близких к памятникам Зауралья.

Однако все эти явления, придававшие специфику локальным вариантам приказанской и ананьинской культур, не могли понизить основополагающую роль приказанских племен в ананьинском генезисе.

О том, что приказанские племена составили основу раннеананьинских племен, свидетельствуют и наблюдения антропологов. В последние годы благодаря широким раскопкам как приказанских, так и раннеананьинских могильников удалось собрать сопоставимые между собой антропологические комплексы. Т.А. Трофимова, М.С. Акимова, В.П. Алексеев и другие антропологи, изучавшие эти материалы, подтверждают несомненную преемственность приказанской и раннеананьинской антропологических серий. Особенно показательны в этом отношении материалы II Полянского могильника, в которых приказанские (большинство) и раннеананьинские (меньшинство) антропологические комплексы совершенно нерасчленимы и полностью взаимосвязаны друг с другом.

Помимо такой непосредственной антропологической преемственности, сходно также и соотношение антропологических типов внутри приказанской и раннеананьинской серий. Так, для приказанского материала М.С. Акимовой[1119] удалось выявить следующую закономерность: несмотря на в целом смешанный европеоидно-монголоидный тип приказанского антропологического комплекса, в сериях, полученных из разных районов, соотношение монголоидных и европеоидных типов неодинаково. В западных районах (могильники Рождественский, Балымский) преобладает европеоидность. В центральных (II Полянский, Маклашеевские могильники) указанные типы выступают равномерно. В более восточных памятниках (Луговские, Кумысские курганы) отмечается некоторое увеличение монголоидности.

Но это же явление характерно и для раннеананьинского времени. Если в целом для раннеананьинского, так же, как и для приказанского типа, свойственно «ярко выраженное сочетание европеоидных и монголоидных черт, что может указывать на давнюю смешанность европеоидных и монголоидных компонентов»[1120], то в более западных раннеананьинских памятниках (Акозинский и Старший Ахмыловский могильники) отмечается преобладание в антропологическом материале европеоидных черт, а в более восточных (Луговской и Ананьинские могильники) — монголоидных[1121].

Такое распределение антропологических типов, возникшее, очевидно, в эпоху бронзы, если не раньше, является результатом активного воздействия в этот период на автохтонное население края инородных не только по культуре, но и по антропологическому типу племен. И если на западе это были преимущественно европеоидные племена — носители балановской, срубной, абашевской и прочих культур, то на востоке, по-видимому, постоянно происходил контакт с монголоидными племенами.

Итак, по нашему мнению, приказанские племена в этническом отношении являлись финно-угорскими и составляли основу восточной (волжско-пермской) финской группировки.

Как неоднократно подчеркивалось выше, приказанским племенам были близки в культурном и родственны в этническом отношении поздняковские племена, заселявшие Волго-Окский бассейн и прилегающие районы Верхнего и Среднего Поволжья. На поздних этапах развития поздняковской культуры вырабатывается специфическая керамика с «текстильной» обработкой поверхности и ряд других черт, характерных затем для городецко-дьяковской культуры. Поэтому есть основания предполагать формирование городецко-дьяковской культуры на поздняковской основе. Но племена городецко-дьяковской культуры в свою очередь составили базу сложения ряда западных финноязычных народов. Если это так, то поздняковские племена также следует считать финно-угорскими и рассматривать их в качестве основы западной финской группировки.

Таким образом, мы приходим к выводу о том, что в эпоху бронзы, во второй половине II и на рубеже II–I тысячелетий до н. э., в лесостепной и лесной полосе Восточной Европы существовали разделенные на две большие группы финноязычные племена. Между этими группами сохранялись связи, то усиливавшиеся, то ослабевавшие за счет внедрения в их среду или между ними иноязычных племен.

По-видимому, в период существования этих группировок связи финноязычного населения Восточной Европы с угорской племенной группировкой, жившей в Зауралье, почти прекратились. В материалах приказанской культуры, как мы видели выше, почти совершенно не ощущаются какие-либо зауральские элементы, если не считать андроновских.

И, наоборот, в этот период наиболее активное воздействие на финноязычные племена оказывали восточноевропейские племена индоиранской и индоевропейской языковых групп, т. е. происходила своеобразная «европеизация» финноязычных племен, их окончательный отход от угорских сородичей.

Значительную роль в судьбах приказанских и поздняковских племен сыграли носители срубной культуры, говорившие, по предположению языковедов[1122] и археологов[1123], на языке индоиранской группы.

По-видимому, те многочисленные индоиранские лексические заимствования, которые наблюдают языковеды почти у всех финноязычных народов Восточной Европы, в большинстве случаев возникли в условиях приказанско-поздняковских и срубных контактов. Характерно, что значительная часть этих заимствований связана с понятиями, относящимися к скотоводству, земледелию, типам оружия. И это не случайно, что развитие последних особенно широко наблюдается по материалам приказанской культуры, ибо несомненно, было связано с внедрением в Среднее Поволжье скотоводческо-земледельческих племен, среди которых ведущее место занимали племена срубной культуры. От последних финноязычные племена, очевидно, и заимствовали следующие понятия:

• корова — vaça (авеста), vasikka (фин. — теленок), vasikka (удм.), vazik (эст.), vaz, vaza (морд.)[1124];

• соха — karch (др. инд., снскр.), hurnia (скиф. — пашня), karhu (фин.), кораш (мар. — бороздить, делать черту), геры (удм.), гор (коми)[1125];

• гореть, сжигать на корню — sochtan (др. иран.), sütan (эст.), sotni (коми-зыр.), soetan (удм.), sokso (мари).

Возможно, что из древнеиранской среды к финно-угорским племенам проникли и некоторые типы боевого оружия, в том числе:

• палица, булава — vazra (авеста), vasara (фин.), vãskal (удм,), vashken (коми — ударять), user (морд.)[1126];

• меч — çiri (снср), kuras (фин.), kurask (эст.), kěrde (мари).

Кроме указанных слов, имеется еще несколько индо-иранских заимствований типа:

• золото — zaranya (авест.), zarni (коми, удм.), sördni (мари), şirne (морд.)[1127];

• господин — asura-s (снскр.), ahura (авест.), azoro, azor (морд.), uzir (удм. — богатый), ozir, uzir (коми), ora (мари. — хозяин)[1128].

Воздействие балановских и родственных им фатьяновских племен, которые ряд исследователей (Х.А. Моора, А.Я. Брюсов, М. Гимбутас и др.) склоны считать представителями древнебалтийской ветви индоевропейских племен, по-видимому, особенно активным было, как это мы видели на археологическом материале, в период волосовской культуры, т. е. тогда, когда еще существовала нераспавшаяся общефинская языковая группа.

Выше неоднократно отмечалось, что приказанская и поздняковская культуры сформировались на основе волосовской культуры. В первой четверти II тысячелетия до н. э. волосовская общность еще существовала на обширной территории лесостепи и леса Восточной Европы от р. Камы на востоке и до верховий Волги на западе.

Рубеж III–II и первая половина II тысячелетий до н. э. — это время активных контактов волосовских племен с фатьяновско-балановскими представителями культур «боевых топоров». На основе смешения балановских и части волосовских племен возникает своеобразная чирковско-сейминская культура, занявшая промежуточную территорию между восточными (волго-камскими) и западными (волго-окскими) группами волосовских племен. Контакты волосовского населения на ранней поре охотничье-рыболовческого с земледельческо-скотоводческими фатьяновско-балановскими племенами оказали большое воздействие на развитие экономики и общественных отношений волосовских племен, что нашло отражение и в лингвистическом материале.

Возможно, к этому периоду относится до десяти общих почти для всех финских языков слов балто-славянского происхождения («тысяча», «корень», «нож», «зерно», «черенок», «рукоятка» и др.), отмеченных Ф. Кеппеном[1129], И. Мегистэ[1130], Б.А. Серебренниковым[1131], Г.С. Кнабе[1132].

При рассмотрении конца волосовской эпохи нельзя не учитывать еще одно обстоятельство. Ближе к середине II тысячелетия до н. э. восточные группы племен волосовской культуры, на основе которых сформировались чирковско-сейминская и приказанская культуры, испытали определенное воздействие, если не включение, зауральских племен, принесших ряд новых приемов в обработке металла и новые типы орудий, что наглядно прослеживается на материалах Сейминского и Турбинского могильников. Возможно, это и предопределило распад общефинской (волосовской) группы на восточную (приказанскую) и западную (поздняковскую).

По мнению П.Н. Третьякова, в период существования волосовской культуры произошло основное расселение финно-угорских племен на запад[1133]. В процессе выхода волосовских племен в Волго-Окское междуречье и Верхнее Поволжье местные неолитические племена с ямочно-гребенчатой керамикой постепенно растворились в волосовской среде, что нашло археологическое отражение в образовании таких относительно кратковременных культур, как «Балахна Б». Мы пока не знаем всей сложности этого процесса, но такие явления, очевидно, происходили почти на всей территории наложения волосовской культуры на культуру с ямочно-гребенчатой керамикой (см., например, судьбу рязанской, валдайской карельской и других культур). Ясно одно — подобные процессы в основном протекали лишь в западных районах поэтому при выявлении специфики развития западной группы финноязычных племен, кроме их волосовской основы, должен учитываться и субстрат носителей культуры с ямочно-гребенчатой керамикой.

Антропологический тип волосовского населения ввиду крайней ограниченности краниологического материала может быть восстановлен лишь в самых общих чертах.

Черепа из волосовского погребения на Володарской стоянке характеризуются европеоидными чертами[1134]. Такой же европеоидный облик, но более приближающийся к черепам из среднеднепровских неолитических погребений имеет череп из Панфиловского погребения[1135]. Два черепа из поздненеолитического погребения на Гулькинской стоянке обладают некоторыми монголоидными чертами, хотя в общем также европеоидны[1136]. Наконец, череп из стоянки на р. Модлоне, относящийся к позднему периоду стоянки с керамикой волосовского типа, приближается к палеосибирскому, смягченно монголоидному типу[1137]. В целом можно предполагать, что для волосовского населения был характерен европеоидный антропологический тип с определенными элементами монголоидности.

В волосовских материалах, кажется, наблюдается установленная для раннеананьинского и приказанского периодов закономерность — в черепах из восточных (Гулькинское погребение) и северных (Модлона) памятников больше монголоидных черт, а из более западных — больше европеоидных.

Волосовской культуре в Прикамье была близка турбинская[1138], население которой в этническом отношении, очевидно, также было финноязычным. Последнее, как мы видели выше, вошло в качестве субстрата в состав предананьинского населения эпохи поздней бронзы.

В Зауралье в эпоху раннего металла развивалась горбуновская культура, которую некоторые исследователи склонны подразделять на две группы — аниноостровскую и дмитриевскую[1139]. Большинство археологов, занимавшихся изучением ранних энеолитических памятников Зауралья, отмечают их определенную близость к культурам Волго-Камья[1140].

Действительно, наиболее ранние энеолитические памятники Зауралья (верхнее поселение на Козловой-Перейме, Аятское озеро, Абселямовская стоянка) проявляют близость не только к ранним турбинским памятникам, но и к ранним материалам волосовской культуры. И там, и здесь еще сохраняются полуназемные жилища прямоугольной формы, иногда соединенные друг с другом переходами, распространяется керамика котловидной и полуяйцевидной формы с приостренным или округлым днищем и уплощенным краем венчика, изготовленная из глины с примесью толченых раковин, коры или талька в тесте и покрытая по внешней поверхности зональным орнаментом из гребенчатых оттисков. Из специфичных каменных орудий следует отметить характерные желобчатые шлифованные долота и тесла, ножи из плитчатого кремня и сланца, валиковые топоры, концевые скребки и подтреугольные наконечники стрел с усеченным основанием. Также характерны изготовленные из кремня и реже из глины фигурки животных, иногда человека.

Отмеченные общие черты не могли возникнуть лишь в результате межплеменных взаимосвязей, они, по-видимому, свидетельствуют о сохранении до рубежа неолита и энеолита, т. е. до начала II тысячелетия до н. э., этно-культурной общности волго-камско-уральских племен. Такой общностью могла быть лишь финно-угорская общность. И если в волосовско-турбинской группе мы усматриваем финноязычные племена, то зауральскую группу, очевидно, следует рассматривать как угорскую.

Сохранение финно-угорской общности вплоть до начала эпохи металла в известной степени подтверждают и наблюдения языковедов. По мнению Е. Сетяля, В. Тойвонена, Э. Итконена, Б.А. Серебренникова и других языковедов, финно-угорская языковая общность существовала вплоть до появления зачатков скотоводства, земледелия и первых металлов. Об этом свидетельствуют общие для всех финно-угорских народов названия, некоторых понятий, связанных с указанными явлениями.

• медь — vaski (фин.), viska (морд.), ßaz (мар.), usvas (удм. — свинец), atßos (манси — свинец), vas (венг. — железо) и т. п.;

определенное сходство проявляется и в названиях других цветных металлов — серебра, цинка и свинца;

• свинья, поросенок — porsas (фин.), partsos (морд.), pars (удм,), pores (манси);

• зерно — juva (фин.), juv (морд.), ju (удм.), jea (манси);

к этим словам можно прибавить еще кашу, жидкий крупяной суп rokka (фин.), руньрок (коми) и т. п.[1141]

В первой половине II тысячелетия до н. э. финно-угорская общность, очевидно, распалась и поэтому следует полагать, что отмеченные элементы общности при переходе от неолита к эпохе раннего металла, несомненно, выступают больше как реликтовые явления. Реальное существование финно-угорской общности следует отнести к более раннему периоду, а именно к эпохе неолита.

Действительно, как мы отмечали выше, в позднем периоде неолита, т. е. в III тысячелетии до н. э., племена Волго-Камья, Урала и Зауралья входили в большую культурную общность, именуемую камско-уральской, или волго-камско-уральской. Характерными признаками материальной культуры этой общности следует считать поселения с жилищами прямоугольной и подквадратной форм, котловидной формы керамику с приостренным или округленным днищем и поверхностью, орнаментированной преимущественно оттисками гребенчатого штампа с почти обязательным ямочным рядом по краю горла.

В соответствующей главе настоящей работы была показана преемственность волосовской культуры от волго-камской неолитической. Но, признавая финноязычность племен волосовской и турбинской культур и их происхождение на основе волго-камского неолита, мы, естественно, должны признать и принадлежность последнего к культуре финноязычного населения. Однако, как мы видели выше, волго-камская неолитическая культура в развитом неолите, несомненно, составляла единство с зауральской культурой, на базе которой сформировались в эпоху раннего металла угорские племена Зауралья. В таком случае носителей обширной камско-уральской в широком смысле этого слова культуры развитого неолита следует считать финно-уграми.

Финно-угорская языковая, а вместе с ней и этно-культурная общность, очевидно, существовала в течение почти всего неолитического периода. Кроме археологических данных, это подтверждается и наблюдением языковедов.

Е.Н. Сетяля, В.Х. Тойвонен, Э. Итконен считают, что ко времени финно-угорской общности относится образование ряда понятий, которые могли возникнуть лишь в эпоху неолита:

• поселок, деревня — küla (фин.), навес, сарай — tala (фин.), плотина, насыпь — pato (фин.), горшок — pata, сверло — ora (фин.), мед — mëzi (фин.), обменивать, торговать — ostaa (фин.), шаман — heita (фин.).

Наблюдения языковедов представляют также интерес для определения основной территории обитания финно-угорских племен. В этом отношении особенно показательны работы Э. Итконена и П. Хайду. Так, Э. Итконен на основании отсутствия во всех финно-угорских, а также самодийских языках понятия «море», обозначающего обычно как большая вода или «озеро», приходит к выводу о первоначальном обитании финно-угорских племен в районах, удаленных от моря[1142]. П. Хайду в одной из своих последних работ считает общими для финно-угров названия таких деревьев, как вяз (венг., мари, мордва, фин.), береза (удм., коми, манси, ханты), сосна (удм., коми, венг., мари), ива (фин., удм., коми, ханты), лиственница (коми, манси, ханты), и полагает, что область обитания финно-угорских племен должна была располагаться в лесной полосе[1143]. Среди указанных названий деревьев особенно важно название вяза, ибо вяз распространен был в период голоцена только в Европейской части СССР и не выходил за пределы Урала[1144], тогда как другие указанные породы деревьев имеют широкое распространение по всей лесной полосе Евразии. Что же касается лиственницы, то, по М.И. Нейштадту, она, наряду с Сибирью, известна и в лесной полосе Восточной Европы, включая северные области Волго-Камья вплоть до Белого моря[1145]. Наличие этого названия в основном у коми, манси и хантов не противоречит локализации лиственницы в основном в северных районах. Общими в финно-угорских языках являются и названия меди и пчел. Но, как известно, за пределами Урала нет диких пчел, поэтому следует полагать, что финно-угорские племена познакомились с ними в Европейской части СССР.

Таким образом, мы имеем все основания полагать, что финно-угорская общность в эпоху развитого неолита, т. е. в III тысячелетии до н. э., локализовалась в Волго-Камье, Приуралье и в Зауралье, но недалеко от Уральского хребта.

Этой общности в IV тысячелетии до н. э. (скорее всего в первой половине) предшествовала еще большая общность, территориально занимавшая почти все Волго-Камье, Приуралье и Западную Сибирь до Енисея. Для ранненеолитической культуры этой общности была характерна керамика с накольчато-прочерченной орнаментацией и специфичным рядом тонких ямочных, иногда сквозных углублений по краю сосуда, а также подквадратной формы полуземлянки. Крайним западным памятником этой общности, если не считать группу с керамикой типа «сперрингс» в Финляндии и Карелии, является Гавриловская стоянка в устье р. Оми, а на востоке близкого типа керамика найдена на Бирюсинской стоянке в бассейне р. Енисея[1146].

В культурном отношении эта общность, несомненно, была связана с волго-камско-уральской поздненеолитической общностью. И если носители последней были финно-уграми, то их предки также должны принадлежать к этому этническому кругу, но более широкому, чем просто финно-угорский. Вероятно, это была уральская языковая общность, куда, кроме племен, говоривших на финно-угорском языке-основе, входили и самодийские племена.

Эта общность, очевидно, существовала до второй половины IV тысячелетия до н. э., когда, по мнению ряда исследователей[1147], в Зауралье с юга проникли племена, тесно связанные по культуре с кельтеминарскими племенами Приуралья. Последние, принесшие своеобразную керамику, орнаментированную прочерченно-волнистыми узорами, очевидно, разорвали уральскую ранненеолитическую общность на две части — западную и восточную.

И если в западных племенах, оставшихся преимущественно к западу от Урала и частично смешавшихся в Зауралье с пришлыми племенами, есть основание усматривать финно-угров, то в восточной группе, племена которой достигали берегов Енисея, следует искать предков самодийских племен. Это предположение было высказано в свое время еще А.П. Окладниковым, считающим, что самодийские племена в районы Сибири проникли из Приуралья в эпоху неолита[1148]. Не исключено, что при этом в глубины Сибири распространилось и население с европеоидными чертами, что отмечается антропологами в ряде неолитических могильников Красноярского края[1149].

По наблюдениям языковедов племена уральского языкового единства существовали в период, когда им были известны такие понятия, как «нарты», «лук», «тетива», «наконечник стрелы», «долото», «лыжа», «игла, проколка», а также действия — «грести», «плести» и т. п. Существовала обширная терминология родства — «мать», «невестка», «брат, дядя», «зять», «золовка»[1150]. Ряд слов-понятий: «долото», «нарты», «лыжа» мог возникнуть в северной лесной полосе лишь в эпоху неолита[1151], поэтому выведенное на археологических материалах предположение о существовании уральского языкового единства вплоть до первой половины неолита получает дополнительное лингвистическое подтверждение. Примерно до середины IV тысячелетия до н. э. доводят время существования уральской общности и языковеды (см. Е. Сетяля, В. Тойвонен, Э. Итконен).

Племена уральской языковой общности, по мнению языковедов, находились в тесном контакте с населением областей индо-европейской языковой общности[1152]. Еще Ф. Кеппеном в 1886 г. было выделено несколько десятков слов, общих для индо-европейской и уральской языковой семей[1153]. Некоторые из них, по мнению специалистов (Х. Сколд, Г. Хирт, А. Херинг), имеют очень древнее, общее для обеих языковых семей происхождение (это понятия «воды», «соль» и другие, всего до 16 слов), а другие были, вероятно, заимствованы племенами уральской общности от индоевропейцев. В числе последних особенно интересно наличие таких слов, как «сосуд, чаша», «сто» и др.[1154] В соответствующем разделе настоящей работы отмечалось, что волго-камские, а через них, очевидно, и зауральские неолитические племена заимствовали производство глиняной посуды из южных областей Восточной Европы через днепро-донецкие племена, которые, по мнению Д.Я. Телегина, в свою очередь получили его от неолитических племен Побужья. В то же время, буго-днестровская культура рядом исследователей[1155] рассматривается как одна из реальных основ индоевропейской языковой семьи. Если это так, то любопытно совпадение лингвистических и археологических наблюдений.

Вопрос о территории расселения племен уральской языковой семьи, как уже отмечалось в начале настоящего раздела, получил значительное освещение в науке и привлек внимание ученых различных специальностей.

Новейшие материалы не позволяют согласиться с предположениями С.П. Толстова и В.Н. Чернецова о появлении в Зауралье и Западной Сибири предков народов уральской группы в VI–V тысячелетиях до н. э. в результате распространения «из Приаралья и восточного Прикаспия культуры позднемезолитического облика, характеризующейся орудиями микролитического типа»[1156]. Во-первых, по мнению языковедов, уральская языковая группа могла сформироваться лишь в лесной и лесостепной полосе (см. выше); во-вторых, в основе культуры уральских и последующих финно-угорских племен лежит культура не с микролитическими традициями в обработке камня, а с макролитическими. Об этом, в частности, свидетельствует и ранее появление у финно-угорских племен бревенчатых домов, лодок, нарт, лыж и т. п., для изготовления которых требовались, прежде всего, крупные орудия труда типа долот, тесел, сверл и т. п., названия которых, как мы видели выше, языковеды считают общими для многих языков, входящих в уральскую общность. В-третьих, керамика с прочерченно-струйчатым орнаментом, появившаяся в Зауралье во второй половине IV тысячелетия до н. э. в результате кельтеминарского воздействия, кроме Зауралья, более широкого распространения не получила. Вполне вероятно, что воздействие южного населения на культуру и этнос племен Зауралья, наблюдаемое в IV–III тысячелетиях до н. э., сыграло какую-то роль в создании специфики формирования угорской группы, но едва ли более.

П. Хайду в своей последней работе на основе лингвистического анализа палеоботанических данных пришел к выводу, «что прародина уральских народов в начале и в середине среднего голоцена находилась севернее Среднего Урала, между нижним течением Оби и руслом Печоры, преимущественно на сибирской стороне данного края»[1157]. Основанием для такого предположения, не претендующего на роль окончательного вывода, по его мнению, является наличие в уральских языках общего названия для двух таежных пород деревьев — пихты (мар., удм., коми-зыр., ханты, манси, сельк.) и сибирского кедра (коми-зыр., удм., ханты, манси, ненцы), которые в среднем голоцене якобы были распространены в основном в Зауралье[1158]. Но, как показывают исследования М.И. Нейштадта (1957), в среднем голоцене пихта росла не только в Зауралье, но «она мигрировала на правобережье Камы и в район верхнего течения р. Печоры»[1159], а по наблюдениям Г.Н. Лисицыной[1160] пыльца пихты обнаружена в среднеголоценовых отложениях и р. Модлоны, т. е. далеко на запад от Урала. Также и сибирский кедр «в среднем голоцене распространился через северную часть Уральского хребта на запад»[1161] хотя, вероятно, не западнее Печоры. Вместе с тем общее название сибирского кедра для удмуртов, коми, сибирских угров и других народностей могло возникнуть и в более позднее время в результате обитания указанных народов в районе современного произрастания сибирского кедра, который, как известно, в настоящее время продолжает распространяться на запад и юго-запад от Среднего Урала. Поэтому следует полагать, что палеоботанические данные не противоречат локализации племен уральской языковой общности в районах Волго-Камья и Приуралья. Наконец, племена уральского языкового единства должны были обитать в такой области, где они могли иметь тесные контакты с населением индо-европейской общности. Но эти контакты могли происходить не восточнее Европы, поэтому следует считать обязательным распространение племен уральской группы и на территории восточной Европы.

Исходя из вышеизложенного, в качестве рабочей гипотезы можно предложить следующую схему развития племен уральской языковой общности. До середины IV тысячелетия до н. э. племена этой общности, археологически представленные к этому времени неолитической культурой с керамикой, орнаментированной на кольчато-прочерченным орнаментом (подразумевая под накольчатым орнаментом оттиски отступающей лопаточки), обитали на обширной территории Волго-Камья, Приуралья и Зауралья, ограниченной на западе бассейном р. Оки, на юге Жигулями, на севере верховьями Вятки и Камы и на востоке р. Обью, если не восточнее. Вполне возможно, что в культурном и этническом отношении к этой общности были близки племена днепро-донецкой культуры, которые или представляли ответвление этой древней уральской общности, на что указывают, кроме археологических материалов, и древние финно-угорские топонимические реликты в Поднепровье и бассейнах Сожа и Десны[1162], или же являлись племенами, говорившими на исчезнувшем языке, занимавшем промежуточное положение между индоевропейскими и финно-угорскими. В связи с этим интересно замечание Г.Ф. Дебеца, изучавшего черепа из днепро-донецких могильников и отметившего на них «некоторое влияние элементов сибирского происхождения»[1163].

Во второй половине IV тысячелетия до н. э. уральская языковая общность распалась в результате ее расчленения в западном Приуралье вторгнувшимся с юга населением. Это население в культурном отношении было близким к кельтеминарским племенам и сыграло, вероятно, определенную роль в формировании угорского компонента финно-угорской общности. В результате распада уральской общности племена самодийской группы, по всей вероятности, отошли на восток вплоть до Енисея, а финно-угорская общность осталась в Волго-Камье и Западном Приуралье. Не исключено, что в это же время от уральской (древней финно-угорской) общности произошло отпочкование протолопарской группы, появившейся ближе к концу IV тысячелетия до н. э. в Карелии и Южной Финляндии в виде племен, оставивших неолитическую культуру с керамикой типа «сперрингс»[1164].

Поиски более древних корней уральской языковой общности уводят нас в эпоху мезолита, когда формируется в Приуралье и Волго-Камье большая мезолитическая общность, возникшая на основе культуры населения, вышедшего из Сибири на рубеже палеолита и мезолита (см. материалы стоянок типа Постникова оврага, Голого камня и др.). Прослеживая преемственное развитие культуры населения Волго-Камья от эпохи раннего мезолита до неолита, мы можем утверждать, что субстратная основа уральской языковой общности имеет несомненное палеосибирское происхождение. Но вместе с тем нельзя не учитывать и наслоений среднего и позднего мезолита, когда происходило определенное сближение волго-камского и приуральского населения с населением Восточной Европы и, прежде всего, поднепровских районов. Очевидно, в этом следует усматривать установление тесных контактов предков уралоязычных племен с далекими предками индоевропейской языковой общности. Не исключено образование в эго время и своеобразной евроазиатской (индоуральской) общности, возможность существования которой предполагается языковедами (Х. Скёльд, Н. Андерсен, Л. Свиит, В.И. Георгиев, Б.В. Горнунг и др.)[1165]. Наблюдаемые О.Н. Бадером и другими исследователями, в частности Г.Н. Матюшиным, включения в позднем мезолите в приуральскую среду населения с микролитическими орудиями геометрических форм, очевидно, усилили этот индоевропейский элемент древнего уральского языка-основы.

Резюмируя вышесказанное, предлагается следующая схема финно-угорского генезиса:

Формирование этнических основ финно-угорских народов относится к глубокой древности и связано преимущественно с районами Волго-Камья и Урала по обе стороны хребта. На этой широкой территории происходили процессы сложения и последующего распада как уральской, так и финно-угорской языковых общностей.

Начало формирования уральской языковой общности следует отнести к эпохе мезолита и полагать, что в ее сложении активное участие приняли два компонента — восточный (палеосибирский), носители которого вышли в район формирования на рубеже палеолита и мезолита, и западный (палеоевропейский). Последний представлял, с одной стороны, древний палеолитический субстрат, а с другой — группы населения, постоянно включавшиеся в эпоху мезолита и раннего неолита на территорию края как с запада, так и с юга.

Эпоха раннего неолита (до середины IV тысячелетия до н. э.) еще застает уральскую общность, племена которой обитали в пограничной зоне между Европой и Азией от р. Оби на востоке и до р. Оки на западе. В середине IV тысячелетия до н. э. в результате внедрения в Зауралье южных племен уральская языковая общность распадается на самодийскую и финно-угорскую группы.

В Волго-Камье и Приуралье в течение развитого неолита, т. е. до III тысячелетия до н. э., существовала финно-угорская общность, носители которой на рубеже IV–III тысячелетия до н. э. были вынуждены под давлением племен культур с ямочно-гребенчатой керамикой несколько потесниться к востоку. К этому же периоду в культуре зауральского населения постепенно изживаются южные (кельтеминарские) черты, что, очевидно, связано с окончательной ассимиляцией пришлых элементов местным финно-угорским населением.

На рубеже III–II тыс. до н. э. наблюдается распад финно-угорской общности на финскую и угорскую. Первая археологически определяется волосовско-турбинской культурой, вторая, вероятно, горбуновской. Распространение волосовских племен на западе в Верхнем Поволжье и западнее означало основное движение финноязычных племен в этом направлении.

Общефинская этно-культурная (волосовская) и языковая общность ко второй половине II тыс. до н. э. разделилась на две группы — восточную (приказанскую) и западную (поздняковскую), на базе которых в эпоху раннего железа произошло формирование соответственно ананьинской и городецко-дьяковской культурных общностей. Последние в более или менее едином виде просуществовали вплоть до рубежа нашей эры. Очевидно, до этого же времени сохранялись единые восточная и западная финноязычные группы.

В течение всего времени развития отдельные группы финно-угорской и даже уральской общностей не теряли связей друг с другом и постоянно находились во взаимодействии, что нельзя не учитывать при выяснении отдельных периодов всего этногенетического процесса.