Древо мира. Вехи будущего

Глава 9

Сад горел. Белые бутоны чернели, съеживали под языками бушующего пламени и превращались в прах. Они кричали безмолвно, молили о пощаде, но никто не слышал. Никто не знал, что они живут не только для того, чтобы радовать своей красотой, они берегут жизни. И теперь, вслед за ними, будут исчезать те, кто берег весь этот мир от опасности.

Сладкий, чистый запах роз сменился горькой, едкой гарью.

Магия почти довершила начатое людьми, оставив только острые голые палки – скелеты мертвых кустов, что уныло смотрели в безоблачное небо.

– Нет!

Он смотрел, как его дом рушится, и понимал – жизнь почти закончилась. Он не может сберечь Дворец, а значит, погибнет вместе с ним. Сил больше не было. Он потушил два пожара, остановил армию, но маги… Магов победить он не в силах.

Конечно, он уйдет, растворится в темном от дыма воздухе, но перед этим сделает кое-что. Не все розы они уничтожили, пусть и старались. Один еще цвет. Маленький, еще не набравшийся сил, ребенок по сравнению с остальными. Выбор без выбора. Даже если точно знаешь, что умрешь, то почему не совершить единственный за такую долгую жизнь хороший поступок?

– Я люблю тебя, принцесса Миндаль, – с грустной улыбкой произнес он и пошел сквозь языки пламени, туда, где в глубине некогда прекрасного сада, еще тлела жизнь.

***

– Нет! Кайрен!

Я чувствовала запах дыма, слышала треск огня и не понимала, где нахожусь. Казалось, что я – там, среди этого ада, но в то же время – здесь, в самом тихом и спокойном месте.

Ненавижу сны!

Огляделась и поняла, что я здесь одна. Гая не было, он ушел, оставив меня спокойно спать. И правда, чего опасаться в лесу, которого нет ни на одной карте, который никогда не стоит на месте и вообще не существует?

Зажмурилась, прогоняя стоявший перед глазами образ. Отец не мог приказать атаковать Дворец. Ведь все знали, что это дом богини, разрушить его – уничтожить саму основу веры. Но думал ли об этом сумасшедший? Или верил, что все, что он делает, это к лучшему?

Я села, подтянула коленки к груди и обхватила их руками. Впервые я чувствовала такой всепоглощающий страх, что готова была просто плакать от чувства обреченности, что окутывало меня. Если Кайрена больше нет, то какой смысл во всем этом? Без него мне не нужен этот мир. Да, я буду стараться, чтобы Гай и остальные жили, радовались солнцу и магии, но… Война закончится, рано или поздно кто-то поставит точку. И что мне делать потом? Выйти замуж за Флания и стать примерной женой? Свергнуть отца, захватить трон и… устроить еще одну войну?

Это все бессмысленно.

Я чувствовала, как обжигающе горячие слезы скатываются по щекам. Ветер пытался смахнуть их, но только мешал, запутывая растрепавшиеся волосы. Зажмурилась, до боли вжимая лицо в колени, стискивая пальцы. Хотелось кричать. Хотелось сорваться и отправиться во Дворец, чтобы самой увидеть – правдив ли сон.

Но это невозможно. Стоит мне покинуть Блуждающий лес, и я уже не смогу вернуться. Я не могу бросить Гая одного, не объяснив ничего.

– Его больше нет.

Мертвый голос, из которого ушла вся жизнь. Треснутый, сломанный, уничтоженный той же вестью, что и я.

Подняла голову, не скрывая, что все знаю, сглотнула вставший в горле ком:

– Его нет…

Ааронд опустился рядом.

Он был невероятно молод, слишком молод для человека, сын которого умер сотни лет назад. Я раньше не придавала значения этому факту, но теперь видела, как разом изменился мужчина, который внушал страх каждому, кто жил на светлых территориях.

Мысли беспорядочно перепрыгивали с одного на другое, будто спасая меня от того хаоса, в который я могла провалиться.

– Ты любила его, – не вопрос.

– Я любила его, – не ответ.

– Я никогда не ценил того, что имел. Не понимал, как мне повезло иметь сына, – Ааронд протянул руку, и из земли к нему навстречу потянулась веточка, всего лишь росток, пробившийся из упавшего семечка. – Нежеланный, нежданный, ненужный… В тот раз я смог вернуть его. Но тогда рядом была она, пусть и не со мной, но я знал, что она дышит тем же воздухом, видит те же звезды… Она не помогла, не захотела, ослепленная обидой и ревностью. А моих сил оказалось слишком мало. Мы упустили момент, когда все еще можно было изменить. Кайрен стал тенью себя, пленником в ее доме.

Я повернула голову, чтобы видеть Ааронда.

Мужчины не плачут. Папа Грег часто повторял, что это единственное, что он не может себе позволить. Каменное сердце, молчаливые страдания, стиснутые зубы и чистый, ясный взгляд. Герой, который в любой ситуации сохраняет хладнокровие. Но доводилось ли старому вояке, доверенному королевы, испытывать хоть крохотную долю тех страданий, что выпали на долю Ааронда? Сомневаюсь. И все же я не видела слез, только пустой, потухший взгляд. Наверное, мой был таким же.

– Кем она была?

Я почти знала ответ, но вдруг испугалась, всхлипнула и отвернулась.

Страшно. Лучше свернуться клубочком и уснуть, чтобы не знать о том, что в этом мире больше нет того, кому я отдала свое сердце.

– Эмилия Миндаль и Гай Гиациант. Тебе никогда не казалось, что ваши с братом имена слишком странные? Прекрасные цветы в окружении ничтожеств, – Ааронд вздохнул. – Мне жаль вас. Жаль Рэна и себя. Жаль ее. Наши судьбы сплелись столь тесно, что теперь только багам под силу их распутать. Если они, конечно, существуют.

– Светлая и темный, – стерла слезы и посмотрела на него. – Они могут вернуть Рэна!

Ааронд засмеялся.

Затих ветер, слетели с деревьев испуганные птицы, закружились, путаясь в ветвях, стремясь покинуть насиженные места. Лоза, стремившаяся к его руке, вдруг вытянулась и обхватила запястье мужчины, сжимая так крепко, что изрезала кожу, пуская кровавые капли.

– Не смогут.

– Почему?

Надежда должна жить, пока дышишь, пока бьется сердце, а кровь стучит в висках.

– Ты спросила, кем она была? – вздохнул он, скидывая с руки напившийся его крови росток. – Она была чудом. Моим личным чудом… Ты была в доме снов, где всегда весна и ветер играет среди цветущих яблонь?

– Да, – шепнула едва слышно. – Там я видела маму…

– Что? – нахмурился он. – Невозможно! Но… Тогда нам стоит пойти туда. Закрой глаза, я отведу нас.

Трава была слишком мягкой, а воздух – слишком свежим и вкусным. Я откинулась на спину и закрыла глаза, почувствовав, как самый страшный маг земель вокруг Древа Мира берет меня за руку.

Здесь ничего не изменилось, но в то же время я чувствовала, что все иначе. Будто мой личный сон, моя страна грез была не такой, как та, что принадлежала Ааронду. Яблоневый сад замер, уснул, превратившись в картинку, сквозь которую мы шли, направляясь к большому дому с террасой, увитой плющом. Все казалось серым, выцветшим, потускневшим, выгоревшим на ярком южном солнце.

– Все не так, – тихо произнесла я, и мой голос потух, увязнув в тяжелом воздухе.

– Меня больше нет, – просто ответил он. – Моя душа – она такая. Серая и неинтересная. Зачем жить, если нет того, ради кого бьется сердце?

Бесшумные шаги на скрипучем песке. Никаких следов. Если это действительно отражение его внутреннего мира, то мне страшно. Я пришла в мир грез с тем, кому незачем возвращаться обратно. Так отпустит ли он меня, если вдруг решил остаться здесь?

– Ты пришел!

– Пришел…

– Пришел…

– Пришел…

Сотни голосов окружили нас как воронье на поле боя. Эха не было, каждый из них жил собственной жизнью, и это вызывало дрожь. Но не от страха. Он предчувствия, что вот-вот случится нечто такое, что перевернет все мои знания, изменит реальность раз и навсегда.

– Я пришел, – ответил Ааронд.

– Долго шел!

– Долго, – согласил он.

Мы ступили на лестницу, которая вдруг выросла до бесконечных размеров. Ступени терялись где-то высоко в небе, и казалось, что невозможно преодолеть ее, осилить этот путь.

– Играть? – в голосе появилась надежда.

– Ты знаешь, я не игрушка.

– Играть! Ты обещал, что сыграешь со мной. Она обещала!

– Ее больше нет. И игр не будет.

– Сыграй, – предложил голос, и в его интонациях я уловила нотки лукавства и надежды, что Ааронд согласится. – И я ее верну.

– Ее нельзя вернуть.

– Я могу. Сыграй.

– И она бы согласилась на продолжение игры? – качнул головой Ааронд. – Никогда!

Маг разозлился и махнул рукой. Лестница тут же вернулась в свое истинное состояние, а голос произнес:

– Зря…

И исчез.

– Ты уверена, что хочешь все увидеть? – вдруг спросил Ааронд, останавливаясь. – Я – не хочу.

– Мы можем уйти.

Он горько усмехнулся и пошел вперед.

Страх сковывает, лишает надежды. Нам нельзя отступать, как бы того ни хотелось. Я понимаю, что могу увидеть, узнать то, что не предназначено для меня, но… Этот мир – мой дом, и сейчас он пылает в огне войны, которая началась из-за меня. Если это позволит мне хоть немного понять, что же происходит, то я готова! Я бы заложила свое сердце, оставила здесь, только бы не чувствовать ту боль, то отчаяние, что съедает изнутри.

Ааронд прав. Как может цвести душа, если нет того, для кого ей стоит жить? Мой дом снов сейчас выглядел бы намного хуже, чем его.

Старая дверь, сколоченная из необработанных досок. Ржавые гвозди, торчащие в разные стороны. Щели, сквозь которые пробивается ледяной ветер.

Я посмотрела на темного мага. Он стоял рядом со мной, стиснув зубы так, что мне казалось, еще немного, и они не выдержат. Я физически чувствовала его напряжение и… страх. Необъяснимый, пугающий до кончика ногтя на мизинце.

Что же могло так испугать самого страшного человека в мире?

– Познакомься со мной, – криво улыбнулся Ааронд и открыл дверь.

***

Она была его огнем.

Мысли о ней согревали его ночами, когда он в изнеможении падал на ледяной тюфяк, набитый соломой.

Она была его светом.

Ее лицо, которое он видел в своих грезах, не давало ему отчаяться после очередного наказания. Его тело, покрытое шрамами от кнута и непосильной работы, жило только для того, чтобы увидеть ее. Лишь раз. Лишь мельком. Ему было достаточно ее улыбки, обращенной не к нему. И робкого взгляда небесно-голубых глаз, испуганного, если она вдруг сталкивалась с ним. За каждую их встречу его нещадно наказывали, он умирал без еды и воды, но снова возвращался туда, где мог видеть ее.

Он был никем. Сирота, найденный среди кучи мусора.

Он был не нужен родителям. И не был нужен тем, кто его нашел.

Он был не глуп. Он был умен. Он учился там, где остальные не видели знаний. Там, где другие опускали руки и сдавались, он шел вперед.

Но было его происхождение. Его бедность. Нищета. Он был почти рабом.

Один хозяин сменял другого. Но ничего не менялось. Работа на полях, в конюшне, на кухне – рабский труд за скудную оплату. Наказания за малейшую провинность. И новый хозяин. Снова. И снова.

Пока он не оказался здесь.

Поместье. Много работы. Он был нужен, и его взяли. Жалких грошей едва хватало на еду. И чуть-чуть, всего лишь пару монет оставалось на мечту. Откладывая по немного, он мог накопить и уехать туда, где всем будет все равно, кто он.

Он работал в поле все лето, чувствуя себя живым, человеком, на которого не смотрят сверху вниз, а с наступление осени вернулся в поместье. Принести воды, наколоть дров, разделать свинью, убрать у крепостной стражи. А все потому, что девчонка-служанка не вернулась бы живой и невредимой оттуда, где жили, ненавидя себя и других, сорок озверевших мужчин. Каждый день он выматывался так, что не помнил, как засыпал и где.

А потом увидел ее. Дочь хозяина. Младшую.

Она была феей из его снов. Золотисто-рыжие волосы горели в свете заката, когда она вышла из повозки, которая привезла ее в родной дом. На ней было платье под цвет небесных глаз. Она была сошедшим с неба пожаром, который разом сбил с ног, больно ударил его в грудь, лишив всех мечтаний, но подарив новые.

– Моя мечта, – только и сумел прошептать он.

Конечно, она не знала, кто он. И вряд ли когда-нибудь бы узнала. Но для него она была ангелом, спустившимся в его личную преисподнюю. Зачарованный, он не мог оторвать от нее взгляда, пока она не скрылась в дверях отчего дома.

Много позже он вспоминал этот момент, как начало неотвратимой катастрофы…

***

Он услышал испуганный вскрик первым. А может быть и единственным. И сразу понял, что это она нуждается в помощи.

Она стояла, прижимаясь спиной к стене, оказавшись в ловушке между старым сараем и телегой с сеном. Она была в опасности, она нуждалась в нем, пусть и не подозревала о его существовании. А все потому, что перед ней, оскалившись, стояла большая черная собака.

Ее взгляд… Испуганный, полный надежды, устремленный на него…

Он не мог бросить ее в беде.

Девушка шевельнулась, и этого было достаточно, чтобы злобная тварь кинулась на нее.

Но он успел. Закрыл ее своим телом.

Он чувствовал, как клыки раздирают его кожу, погружаются в мясо. Боль заполнила каждую клеточку его тела. Но его Ангел теперь был в безопасности, и ничто другое не имело значения.

Потом его даже наградили. Освободили от всех работ, пока не заживут раны. Пса же хозяин пристрелил сам, явно жалея, что лишается такого хорошего зверя. Черный охотник всегда приносил ему добычу, выслеживая зверя в лесу и загоняя до смерти.

А девушка, ставшая мечтой, исчезла. После расспросов все, что ему удалось узнать, что хозяин посадил свою дочь под замок и никого к ней не подпускал. Боялся ли он за нее или нет, но рыжеволосая красавица перестала выходить во двор.

В леденящей пустоте ночи он снова и снова видел ее лицо. Оно вселяло в него надежду, заставляло трудиться. Закрывая глаза после тяжелого дня, он представлял ее улыбку и засыпал, веря, что где-то там живет его мечта и думает о нем. День за днем, месяц за месяцем он искал встреч с этой девушкой. Но она словно растворилась в осенней дымке, оставил на память о себе одно единственное воспоминание.

Близилась зима.

Он часто уходил из поместья. Уходил туда, где поля соединялись с лесом, мечтая о будущем. И еще чаще мечтая об огненном ангеле. Денег, скопленных за годы, уже могло хватить на то, чтобы уехать далеко и попытаться начать жизнь заново.

В этот день все было как обычно. Та же самая тропа, то же самое поваленное дерево… И маленькая фигурка, казавшаяся совершенно чужой, среди холодной серости леса.

Он замер. Он узнал бы ее из сотен других. Узнал даже с закрытыми глазами. Сердце не врало, и только ему он доверял всю жизнь.

– Здравствуй, – он сказал это совсем тихо, но она услышала. Услышала и не испугалась. Только обернулась и несмело, словно опасаясь, что он растает как сон, ответила:

– Здравствуй. Я тебя ждала…

Они были незнакомы. У них не было ничего общего. Непокорный мальчишка, слуга, который мечтал о несбыточном. И его хозяйка, совсем еще девчонка, не знавшая голода и страданий, но, как и он, хранившая мечту, о которой знало лишь ее сердечко.

Они были незнакомы. Как солнце и луна, как жар и снег, разные и чужие друг другу настолько, насколько это можно представить. Но в целом мире они не смогли бы найти никого ближе и роднее.

– Я здесь мечтаю, – сказал он.

– Это отличное место, – ответила она. – И о чем ты мечтаешь?

– О тебе.

– Это глупо. Я здесь. А мечтать нужно о том, что там, – она взмахнула рукой. – О том, что мы не видим, но знаем. О том, что если встать на носочки и вытянуть шею, за горизонтом будет виден самый краешек. Это и есть мечта. Она всегда близко. Так близко, что, кажется, протяни руку и вот она. Можно дотронуться. Но при этом так далеко, что не взять. Не прикоснуться.

– До тебя я тоже могу дотронуться, – он провел ладонью по ее волосам, лишь слегка касаясь их, словно хрупких золотых нитей.

– Не нужно мечтать обо мне, – попросила она и посмотрела прямо в его черные глаза.

«Я уйду за ним в ад и не смогу вернуться».

***

– Я не знаю твоего имени.

Она бросила на него осторожный взгляд. Они встречались в одном и том же месте каждый день.

– И я тоже не знаю твоего, – несмело улыбнулась она.

Его сердце сжалось от этой улыбки. Он жаждал увидеть в ее глазах хоть что-то помимо страха. Любовь. Радость. Желание жизни. Любое проявление счастья, которое он испытывал, всего лишь видя ее.

– Ты не скажешь мне?

Она робко пожала плечами:

– Я не люблю свое имя… Оно напоминает мне о том, что хочется забыть. Отзвуки прошлого, которые омрачают наше будущее.

–Наше?

В его сердце ярким огнем полыхнула надежда. Она думала о будущем с ним. Мечтала. Хотела.

– Да… Для меня ты – единственное, что оставляет веру в будущее.

Сердце не выдержало и взорвалось тысячей золотых теплых огней.

– Ты любишь меня? – он спросил то, что мучило его уже давным-давно.

Последний вопрос. Последнее испытание для измученной души.

Она подняла на него взгляд. Глаза цвета ясного зимнего неба вспыхнули, осветившись нежностью.

– Да.

– Я могу называть тебя любимой, но для других все же должно быть имя.

Видеть в ее глазах радость было для него самой лучшей наградой. Но появившийся вслед за этим страх, вновь наполнил душу мраком.

Каждый день он приходит к их месту у края леса и ждал ее на поваленном дереве. Становилось все холоднее, приближалась зима. Все чаще и чаще небо закрывали тревожно-свинцовые тучи. Она тоже приходила, но каждый раз прощалась с ним, словно это было их последнее свидание. Все чаще он видел на ее глазах слезы и в ярости понимал, что ничего не может поделать. Слуга не может претендовать на дочь господина.

– Знаешь, – на ее губах играла улыбка. – С тех пор, как я увидела тебя… Я начала мечтать. Ты же знаешь, что я младшая из детей, но никогда не видела своих братьев и сестер. Не видела, потому, что я – незаконнорожденная. Моя мать встретила отца, когда была слишком юной и просто сошла с ума от любви к нему. Он бросил ее, никогда не обещал вернуться, хотя знал обо мне. Я, конечно, мечтала, что когда-нибудь он придет и заберет нас к себе, что у нас будет счастливая жизнь… Но так не бывает. Бывает совсем по-другому… Он, действительно, вернулся и забрал меня, вот уж счастье! – с горечью воскликнула она. – Только не потому, что любил, а совсем по другой причине.

Она замолчала, и эта тишина в который раз наполнила его сердце ужасом.

– Я выхожу замуж, – сказала она, наконец.

Мир все же начал рушиться. Воздушные замки складывались как карточный домик, рассыпались прахом мечты. Мрак, захвативший душу, расползался, туманил разум, окутывал безысходностью.

– Ты, – его голос прервался.

– Прости… Я не могла сказать, – слезинки скатывались по щекам, оставляя мокрые дорожки, но он боялся дотронуться до нее и стереть их. – Я ненавидела это место еще до ого как приехала сюда… Но, выйдя из повозки… Ты стал первым, кого я увидела. Ты стоял в стороне и был совершенно другим, непохожим на остальных. Я знала, для чего он привез меня сюда. У него договор с одним из его… друзей. Дочь в обмен на земли. Я в обмен на клочок земли для скота… Унизительно. Меня продали, просто продали. Когда он забирал меня из дома, я еще ничего не знала, но по дороге рассказал все. Он радовался, что я выжила! И теперь не нужно отдавать родных дочерей. Пусть у меня не было отца, но я выросла в любви. Маме и дяде предлагали за меня деньги, мужчины сватались, но уходили, поняв, что никакая сумма не стоит моего счастья. Если бы мама только знала!

Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, отгоняя страхи. Но он не мог. Впервые за всю жизнь, он боялся так, что останавливалось сердце. Боялся ее слов. Боялся ее слез.

– Когда я все узнала… я… я не хотела жить. Я не хотела стать женой старика, чтобы страдать всю жизнь, родить ребенка и умереть в родах, потому что мужу будет плевать на меня. Я мечтала о любви… А когда приехала сюда, то увидела тебя, – она подняла на него заплаканные глаза. – И сразу поняла, что ты – единственный, кого я смогу полюбить. Я знала, что это неправильно, так не должно быть, но сердце говорило мне лишь одно. Твердило постоянно, что ты – тот самый.

Он чувствовал, как в нем снова рождается надежда. Она любит, любит, любит!

Жизнь обрела смысл, чуть было не сгинувший в отчаянии. Голодный, находя черствый ломоть хлеба, не испытывает большей радости, чем влюбленный, обретший надежду. Надежда в любви светит ярче, чем путеводная звезда, держит крепче, чем стальная цепь. Тот, у кого есть надежда, свернет горы и не остановится ни перед какими преградами. Влюбленный не остановится ни перед чем и не отступит назад до тех пор, пока сама судьба не скажет – хватит.

– Я люблю тебя, – твердо сказал он.

Ответ он знал и видел в ее глазах.

***

– Я так не узнал твоего имени…

Она была сама нежность. Ее дыхание грело ему шею в том самом месте, где чувствовалось биение его сердца. Высшим наслаждением для него было держать ее в своих объятьях. Слышать биение ее сердца, ее голос, вдыхать запах ее волос. Все, над чем он когда-либо смеялся, теперь представало в ином свете.

– Я же говорила, что не люблю свое имя.

– Тогда… может, придумаешь другое?

Она посмотрела на него своими ясными голубыми глазами.

– Другое… Хорошая идея, – она отстранилась, и он почувствовал тоску, хотя знал, что она никуда не собирается. – Мы создадим для себя новый мир. Только ты и я – его обитатели. Хочешь, там всегда будет день? И там будет только добро. А мы будем править им. Меня будут звать, – она на мгновение остановилась. – Знаешь, мне никогда не нравилось мое имя… Но я знала женщину, единственную, кто по-настоящему был добр ко мне здесь, пока отец не решил, что она слишком слаба… Ее звали Тинара. Мне всегда нравилось это имя, мне от него было так спокойно… Я бы хотела, чтобы меня звали так. Ты будешь называть меня Тинарой?

– Все будет так, как ты этого захочешь.

Теперь у его Ангела есть имя. Тинара. У Ангела идеальное имя.

– Теперь и ты должен назвать свое имя, – с улыбкой потянулась к нему девушка.

– Я не хочу называть свое имя… Для меня оно, как и для тебя, слишком связывает с прошлым. А мое прошлое – это рабство. Это боль, унижение и отчаяние… Я тоже хочу начать все с чистого листа…

– Тогда придумай и себе имя, – Тинара была очень серьезна.

Он вздохнул и попытался собраться с мыслями, стараясь унять дрожь. Он словно решал свою судьбу, создавая новую, на которой не было отпечатков прошлого.

– Ааронд… Пусть будет это имя, – он вздрогнул, когда она опустила свою ладонь на его руку. – Я знал одного рыцаря… Он был благородным, защищал слабых, помогал. В те времена я хотел быть как он. Но что мог сделать ребенок без семьи, без друзей? Живущий в страшной нищете? Я был человеком, который старался изменить свою жизнь, но не мог этого сделать.

– Ты будешь лучше, чем он. Ты – мой рыцарь, – улыбнулась Тинара.

Он посмотрел в ее глаза. В них дрожали слезы. Ааронд знал, что он виноват в них, но не чувствовал прежней боли в сердце. Она любила его, она была его ангелом. Ей единственной было под силу вытащить его из того мрака, что царил в самых потаенных уголках души. Его души, которая была уже давно мертва. Или так ему казалось, пока он не встретил ее, свою Тинару. Теперь ему не страшно было думать будущем, что бы оно ни таило в себе.

Они сидели, обнявшись, на поваленном дереве очень долго.

– Знаешь, – тихо проговорила Тинара. – Когда я увидела тебя, я снова начала мечтать…

– Я тоже.

– Я так долго и так много мечтала, что однажды поняла, что придумала целый мир. И он стал казаться для меня более реальным, чем все, что меня окружает.

Ааронд крепко сжал ее руку.

– Стоит тебе только захотеть и у нас будет этот мир. Реальный или нет – неважно, ведь он будет самым настоящим для нас! Хочешь, там всегда будет весна, и солнце никогда не скроется за горизонтом?

– Нет! – засмеялась Тинара. – Как же спать по ночам?

– Мы не будем спать по ночам! – он хотел, чтобы она продолжала смеяться больше всего на свете, и продолжал говорить. – Будем гулять по лесам, среди вековых деревьев…

– А путь освещать нам будет трава под ногами! – продолжила девушка. – А если захотим есть, то на любом дереве будут расти яблоки!

– Так ли уж на любом?

– Ну, хорошо, пусть еще будут груши.

Они делились мечтами, создавая для себя идеальный мир, в котором любое их желание было реальностью

– Только знаешь, – с неожиданной грустью сказала Тинара. – Есть то, чего бы я никогда не хотела видеть в нашем мире…

– И что же это? – казалось, сердце его пропустило удар.

– Я бы не хотела видеть там зла…

***

Она пришла. С завываниями ледяного ветра. С крупными, вездесущими хлопьями снега, несущими тепло земле и спрятанным в ней росткам и погибель тем, кто не нашел себе приюта.

Зима. Она пришла.

Тропинки к поваленному дереву больше не существовало. Ее занесло после первого же снегопада.

Ааронд искал встреч с Тинарой и все больше отчаивался. Он практически не видел ее, но даже так заговорить с ней означало погубить и ее, и себя. Он – практически раб. Она – дочь хозяина. С каждым днем зимы на его сердце все больше проявлялась ледяная корка. Все больше его захватывал страх. Все ближе была ее свадьба. Гости выехали с первым снегом, но задержались, и теперь каждый день в воротах могла появиться колонна во главе со стариком, который хотел взять в жену юную красавицу.

Но в ушах стояли ее слова: «Я люблю тебя». Теперь они согревали его по ночам и давали силы днем.

Но дни шли, убегали прочь, забирая последние крохи надежды.

Он стоял у конюшни и ждал, пока скроется из виду хозяин, решивший навестить кого-то из старых друзей. Уже закрылись ворота за ним и его свитой, но Ааронд все медлил, придумывая, как лучше пробраться к покоям девушки и остаться незамеченным. Слуг в поместье было много, а уж женская половина целиком состояла из сплетниц.

Он не заметил, как к нему подошли. И вздрогнул только тогда, когда почувствовал нежное прикосновение и услышал любимый голос:

– Я тебя искала.

Он схватил ее и затащил в конюшню, пока никто не увидел их вместе. Одно дело, разговаривать во дворе, у всех на виду. Совсем другое – в конюшне, где хозяйка любуется лошадьми, а бессловесный слуга убирает навоз. Даже увидев их, никто ничего не заподозрит.

Ааронд сжал ее в объятьях, вдыхая незабываемый аромат ее волос.

– Нам нужно бежать, – тихо сказал он то, что мучило его последние дни.

– Сегодня?

Он посмотрел на нее. Тинара не была испугана. Она смотрела на него, как на единственного человека в мире. На единственного, кому можно верить. И верила.

Радость в его душе вспыхнула и угасла.

– Нет. Если мы попытаемся бежать сегодня, мы погибнем. Замерзнем в снегах. У нас нет ни повозки, ни лошадей, ни припасов.

– Тогда как? – ему было невыносимо видеть, как таяла надежда в ее глазах с каждым его словом.

– Завтра я еду в город, покупать припасы к зиме на последней ярмарке. Обычно я этим не занимаюсь, но один из слуг, что должны были везти повозку, слег в горячке, и я попросился на его место. У меня есть сбережения, немного, но их должно хватить. У одного старика есть телега и лошадь, кляча, но через горы перевезет.

– Через горы? – Тинара удивленно вскинула на него глаза.

Юноша улыбнулся.

– За горами лето. И люди другие.

– Как в нашем мире?

– Именно, как в нем.

Ему не хотелось говорить ей, что путь предстоит долгий и опасный. Что за горами, скорее всего, будут другие горы. Что в лесу могут быть разбойники. А может, они даже не смогут далеко уехать, и их настигнет ее отец. Все это было не важно. Сейчас они собирались бежать в свой собственный, пусть и придуманный, мир.

– Я куплю припасы и загружу в телегу, поставлю у края леса, там, где начинается дорога на юг. Завтра к закату я буду ждать тебя там.

– А если? – ее страх вдруг стал почти осязаемым.

– Никаких «если». Ты мне веришь? – он обнял ее так крепко, как сумел, стараясь передать ей частичку своих сил, наполнить храбростью.

– Только тебе, – прошептала в ответ Тинара.

***

Судьба любит шутки. И чем отчаяннее план, тем больше она вставляет палок в колеса.

На последнюю ярмарку отправились почти все жители поместья. И Ааронд, и некоторые из рыцарей, и сам хозяин с дочерями. С Тинарой.

Казалось, что все кончено. Тщательно продуманный план рухнул. Ааронд не смог бы уйти и купить то, что было ему нужно, не смог бы взять телегу с лошадью и ухать к лесу. Точно так же, как и Тинара теперь не могла прийти к месту встречи.

Город был большой. Каменные дома на широких улицах. Деревянные лачуги, теснившиеся одна к другой, прибежище для тех, кого судьба обделила деньгами, талантом, а иногда и тем, и другим. Ремесленные и торговые лавки, окружавшие рыночную площадь тесным кругом. Огромная толпа народа, жившая в самом городе или окрестных деревнях и поместьях. Шум, крики, чужой говор.

Ааронду не нравились города. Среди толпы незнакомых людей было очень легко потерять самого себя. Ему приходилось видеть тех, кто менял непосильный труд на полях на городскую жизнь. Тем, кто с ней не знаком, она кажется лакомым кусочком пирога. В действительности, легкий заработок, оказывается совсем не легким, городской особняк – продуваемой всеми ветрами комнатушкой, а заморские яства – плесневелой горбушкой хлеба, потому, что на большее можно заработать только теми путями, он которых заживо гниет душа.

Чем больше проходило времени, тем меньше знакомых лиц было вокруг. Ааронд успел договорить со стариком и за довольно скромную плату выкупить у него полудохлого коня, бывшего, наверное, старше, чем этот самый старик раза в два, и развалюху-телегу. Но денег на припасы все равно осталось немного.

Не зная, где искать Тинару, Ааронд бессмысленно бродил по рынку. Он уже хотел вернуться к телеге и оправиться на условленное место, когда увидел ее. Девушка стояла у шатра старой цыганки, и та старательно зазывала ее внутрь. Ааронд испугался, его ангел была неискушенной, слишком невинной, чтобы знать, что может ожидать ее. Он стремительно бросился к ней, позабыв, что их не должны видеть вместе.

– Тинара, – окликнул ее он.

Девушка обернулась, и ее лицо осветила радостная улыбка. Она хотела обнять его, но вдруг отшатнулась и огляделась по сторонам. Она тревожилась, как бы их не заметили вместе. Тогда план побега бы провалился.

Посмотрев ей в глаза, Ааронд сжал ее пальцы.

– Я предскажу ваше будущее, – скрипучим голосом сказала цыганка.

– Мы не нуждаемся в этом, – ответил ей он.

Тинара молчала, и Ааронд, еще крепче сжав ее руку, потянул ее прочь.

– Ваша дорога будет опасна, но еще более опасно будет сегодня возвращаться домой, – раздалось за их спинами.

– Что?

– Не спешите домой, спешите туда, где вы найдете новый дом.

Теперь они смотрели на старую цыганку, словно она могла сообщить им то, что изменит жизнь, навсегда и безвозвратно.

– Ты, правда, можешь рассказать о моем будущем? – с каким-то благоговением в голосе спросила Тинара.

– Тебе не следует ничего знать о том, что грядет. Но слушайте мой совет, бегите сейчас, пока еще не слишком поздно.

– Идем, – Ааронд вновь попытался увести девушку, но она сопротивлялась, вселяя в его душу все большую тревогу.

– Мне все равно, что будет в будущем… Но одно я хочу знать, – она умоляюще посмотрела на юношу. – Я должна знать, – и обернулась к цыганке. – У меня дети?

Не успев ее остановить, Ааронд замер после этих слов. Внутри него снова что-то дрогнуло. Этот вопрос раскрывал больше, чем можно было подумать. Вопрос об их будущем. О том, смогут ли они пережить хотя бы эту зиму.

– Дети, – протянула цыганка. Ее губы раздвинулись, обнажив кривые зубы. – Из всех вещей, которые ты могла бы узнать от меня, ты спрашиваешь об этом? Что ж… У тебя будут дети… У тебя будет двое детей…

Радость захлестнула его. У них было будущее.

Цыганка перевела взгляд на юношу.

– И у тебя будет двое детей, – сказала она, буквально прожигая его взглядом.

– Конечно, – ответил Ааронд, прижав к себе Тинару.

Старуха хотела сказать еще что-то, но в этот момент девушка резко отшатнулась от Ааронда. К ним приближались служанки, которым было поручено следить за младшей дочерью хозяина. Тинара судорожно вздохнула и пошла им навстречу, как можно беззаботнее оглядываясь по сторонам. Казалось, что она просто гуляла, ненадолго задерживаясь у лавок уличных торговцев. На Ааронда она не оглядывалась, но он, хоть ему и было больно, прекрасно ее понимал.

– Парень, – цыганка подошла к нему совсем близко, и он увидел, как черны были ее глаза, светившиеся жизнью. – Береги ее. Я вижу вашу жизнь. Много любви. Много счастья и радости. Но и страданий не меньше. Тебе скажу то, что ей не сказала. Будет у нее двое детей. Вот только не суждено ей при жизни узнать, какими они вырастут.

Ааронд дернулся было, но старуха удержала его.

– А ты не отступайся от нее никогда, держись ее света, ее любви. Иначе беде быть.

Она разжала руку, и он, высвободившись, пошел прочь, думая над ее словами.

– И это… Про детей твоих, – вновь окликнула она его. – Будет у тебя ребенок, роднее, чем может быть родной. Вот только узнаешь ты о нем, когда поздно будет. Если только сам искать не начнешь. А найдешь, тогда и поймешь все, что до того не мог понять…

Сказав это, она скрылась в своем шатре. Ааронд смотрел ей вслед. Он пытался осознать ее слова. Его ангел поверила словам этой женщины. Ведь она сказала то, что было правдой. Значит, и про их будущее она говорила правду.

Ему нужно было оберегать свою любимую. И ради этого он был готов на все. Абсолютно.

***

Время шло, а она не появлялась. Мрачные мысли роились в его голове. Зря он отпустил ее домой, нужно было уезжать из города сразу, как говорила старуха-цыганка. И пусть бы за ними погнались, но они могли бы быть уже за много миль отсюда.

Но Ааронд уступил, он не вернул девушку, когда она уходила. И теперь, ожидая ее в условленном месте, не находил себе места от беспокойства. Его златовласый ангел мог попасть в беду, а он мог ничего не узнать. Тьма в душе начала разрастаться, захватывая все больше и больше. Это уже было не простое беспокойство. Умопомрачающая ярость, взращенная бессилием.

Где же ты ангел?

– Беги!

Голос, который он узнает из сотен других. Испуганный. Паникующий.

Она бежала. Зеленый плащ ярко выделялся на предзакатном снегу. Ее волосы сливались с последними лучами солнца. Он еще не видел ее лица, но уже знал, что она чувствует. Одна душа на двоих. Ее страх парализовал его. Сам он ни за что бы не испугался. Он слишком многое пережил, чтобы бояться. Хотя нет… было то, чего и он боялся – потерять ее.

Их разделяла всего пара шагов, когда она споткнулась. Или кончились силы. Он подхватил ее и понес к телеге. Она судорожно хватала его за руки, пытаясь что-то сказать.

– Он знает.

Он знает. Всего два слова, а сколько стоит за ними.

– Беги, а не хочу, чтобы с тобой… – ее голос был еле слышен.

Ааронд уложил ее и сам взобрался в повозку, зло хлестнул лошадь, торопясь убраться отсюда как можно дальше.

– А я не хочу без тебя, – почти прокричал он. – Чтобы не случилось, а всегда буду с тобой. Не брошу, словно трусливая тварь. Я люблю тебя!

Он знал, что их догонят. Груженая телега со старой клячей. Что они могли сделать? Что? Против охотников на резвых скакунах, откормленных, не знавших усталости? Он уже слышал их позади, но оглянуться не мог. Потерять надежду, вот что это значит.

Старая дорога была укутана снегом, ее еще не смяли колеса незадачливых путников, что решили отправиться в путь снежной зимой. Лошади было трудно, но она упрямо двигалась вперед, подгоняемая Аарондом.

– Он догонит, – Тинара сидела, обхватив колени руками.

– Нет!

Их найдут, в этом не было сомнений. По лету шансов было бы больше. Можно было потеряться в зелени, спрятаться под поваленным бревном, скрыть следы бурным ручьем. Но зимой… Сверкающий снег, девственно чистый не только затруднял движение, он открывал преследователем все тайны тех, кто пытался сбежать.

Чем дальше они углублялись в лес, тем медленнее двигалась телега. У старой лошади не хватало сил, чтобы пробиться сквозь высокие сугробы. Временами она замирала, будто бы говоря, что не двинется с места, но, вздохнув, делала еще несколько шагов.

– Нужно было ехать к тракту, – произнесла Тинара.

– Там нас ждала бы смерть, а здесь мы выиграли немного времени.

Он не оборачивался, чтобы не видеть ее слез, но слышал их в ее голосе. Это мучило, резало его сердце, ведь ангел не должен плакать, он должен лишь смеяться, радоваться и не думать о том, что в жизни может случаться плохое.

Дорогу преградило упавшее дерево. Дальше телега не смогла бы проехать. Разворачиваться? Звук охотничьего рога заставил обоих вздрогнуть. Вот и загонщики, что выслеживают их будто диких зверей. Через сколько их догонят? Час, день?

– Мы пойдем пешком!

– Пешком? Но… мы замерзнем и умрем.

Она говорила правильные вещи, но даже такая участь была для него лучше, чем знать, что она умрет или останется один на один с участью похуже.

– Не умрем, – спрыгнув с телеги, Ааронд освободил лошадь от упряжи и протянул руку Тинаре. – Ты помнишь, что сказала цыганка? У нас еще будут дети.

Его рыжеволосый ангел тут же улыбнулась. Ради ее улыбки можно было и солгать. Но идти через заснеженный лес туда, где заходило солнце, где были лишь высокие горные пики и дикие животные, было еще хуже. Он вел ее на смерть и знал это, но не хотел останавливаться, чтобы подумать, чтобы выбрать иной путь.

Холод пробирал до костей. Потяжелевшая, намокшая одежда уже не грела. Тинара падала, но он раз за разом помогал ей подняться и идти дальше. Звук охотничьего рога становился все ближе, но уже давно не пугал. Казалось, все мысли застыли вместе с телом.

– Ты видишь? – Ааронд попытался улыбнуться, но губы не слушались.

На миг, в свете заходящего солнца ему показалось, что впереди сияет нечто прекрасное и зовет их к себе.

– Что?

– Там, за горизонтом.

– Я вижу только лес.

Она снова упала, но на этот раз даже не попыталась подняться.

– Нам нужно идти дальше.

Он опустился на колени радом с ней, пытаясь поднять, приободрить, расшевелить, но понял – ничего не поможет.

Тинара улыбалась ему посиневшими от холода губами, но смотрела куда-то вдаль, словно не замечая его.

– Теперь и я вижу, – наконец, сказала она. – Мечта, что за горизонтом, я вижу ее, но не могу дотянуться. Может, мы попробуем сделать это вдвоем? Дотянемся?

Ааронд не ответил, наклонился и поцеловал, закрывая своим телом от холода. Он не хотел думать, что все так кончится, но выхода не было. Его план провалился, и там, за горами, уже нет сказочно-прекрасного мира, который они придумали для себя.

– Я люблю тебя, – чувствуя, как растет в груди огонь, прошептал он. – Я всегда буду тебя любить, не смотря ни на что, буду любить только тебя.

– А я – тебя.

Хотелось закрыть глаза и уснуть. Не думать ни о чем, просто отдаться на волю природы и уснуть вечным сном, чтобы не чувствовать ни боли. Почти мечта, и она почти исполнилась.

– Любишь ее? – тихий, будто шелест снега во время метели, голос.

– Люблю.

– Больше жизни любишь?

– Моя жизнь не имеет значения.

– Уверен?

Он поднял голову, но не увидел ничего, только мрак, который окружал их. Исчез лес, пропал снег, и только они двое так и держали друг друга в неразделимых объятиях.

– Можешь забрать мое сердце, если я вру!

– Не врешь, – тихий, едва различимый смех. – Ищешь мечту? Протяни руку – и она твоя.

– Наша?

– Тогда тянитесь к ней оба!

Он обхватил Тинару за ладошку и вытянул вперед руку. Туда, где видел отблески золота, куда-то за горизонт. Оно было так далеко, что даже слепой понял бы – им не дотянуться.

– Что это? – слабым голосом произнесла она.

– Наша мечта.

– Нужно желать сильнее. Стремиться к ней.

Они поднялись и пошли в сторону сияния. Каждый шаг давался с трудом, но они упрямо двигались вперед до тех пор, пока тьма не растворилась в свете нового мира.