Дрожь

Глава 58 Грейс 42 °F

Очутившись в подвале у Бека, я испытала разом самую большую радость и самое большое горе с тех пор, как Сэм превратился в волка, потому что увидеть Бека там, в его собственном мире, было все равно что еще раз увидеть Сэма. Все началось, когда мы оставили Оливию в уборной — ее рвало, — а сами встретились с Беком у лестницы, ведущей в подвал, потому что встретить нас у входной двери он не мог, там было слишком холодно, — и я поняла, как многим в себе Сэм обязан Беку. Даже мельчайшие жесты — протянуть руку, чтобы щелкнуть выключателем, склонить голову, приглашая нас следовать за ним, неловко пригнуться, чтобы не удариться головой о нависающую балку в самом низу лестницы, — так напоминали Сэма, что у меня защемило сердце.

Потом мы очутились в подвале, и у меня перехватило дыхание. Просторное помещение было заполнено книгами. Их было не просто много. Это была настоящая библиотека. Вдоль стен до самого потолка тянулись книжные полки, до отказа забитые книгами. Даже не приближаясь к ним, я увидела, что они расставлены по категориям: высокие пухлые атласы и энциклопедии на одной полке; растрепанные пестрые покетбуки на нескольких других, большие фотоальбомы, подписанные заглавными буквами на корешках, романы в твердых переплетах, поблескивавшие суперобложками. Я медленно вышла в центр комнаты и остановилась на тускло-оранжевом ковре, разглядывая книги.

И запах — запах Сэма был в этой комнате повсюду, как будто он находился здесь, со мной, держа меня за руку, разглядывая все эти книги вместе со мной и ожидая от меня слов: «Мне здесь нравится».

Я уже собиралась нарушить молчание, сказав что-то вроде «теперь я понимаю, где Сэм пристрастился к чтению», когда Бек произнес почти виноватым тоном:

— Когда проводишь столько времени в четырех стенах, поневоле начнешь читать.

И тут я внезапно вспомнила, как Сэм рассказывал мне про Бека, что это его последний год в человеческом обличье. Он никогда больше не прочтет этих книг. Мигом растеряв все слова, я замерла, молча глядя на Бека, а потом наконец глупо выдавила:

— Я люблю книги.

Он улыбнулся, словно все понимал, потом взглянул на Изабел, которая вытягивала шею, как будто где-то на этих полках должен был храниться Джек.

— Джек, наверное, в другой комнате, играет на приставке, — сказал Бек.

Изабел с сомнением покосилась на дверь в соседнюю комнату.

— А он не загрызет меня, если я туда войду?

Бек пожал плечами.

— Полагаю, он опасен не больше, чем обычно. Это самая теплая комната во всем доме; думаю, ему там уютнее. Хотя он до сих пор постоянно превращается туда-обратно. Просто будь осторожна.

Любопытно, что он говорил о Джеке скорее как о животном, нежели как о человеке, словно инструктировал Изабел, как обращаться с гориллами в зоопарке. Когда она скрылась за дверью, Бек указал на одно из двух мягких кресел.

— Присаживайся.

Я с радостью уселась в кресло. От него пахло Беком и еще несколькими другими волками, но сильнее всего пахло Сэмом. Так легко было представить, как он сидит здесь, на этом самом месте, свернувшись калачиком, и читает, пополняя и без того непристойно обширный словарный запас. Я прислонилась виском к боковине кресла, воображая себя в объятиях Сэма, и покосилась на Бека, который устроился в кресле напротив, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Вид у него был усталый.

— Я отчасти удивлен, что Сэм столько времени держал тебя в секрете.

— В самом деле?

Он пожал плечами.

— Хотя чему тут удивляться. Я ведь не рассказал ему про свою жену.

— Он все знал. Он рассказывал мне о ней.

Бек рассмеялся, отрывисто и тепло.

— И это тоже не удивительно. Утаить что-нибудь от Сэма было решительно невозможно. Не люблю избитых фраз, но он читал людей как открытую книгу.

Мы оба говорили о нем в прошедшем времени, как о покойнике.

— Думаете, я когда-нибудь увижу его снова?

Лицо у него было отстраненное, непроницаемое.

— Думаю, этот год был для него последним. Правда. Для меня самого он точно последний. Не знаю, почему ему было отпущено так мало лет. Это совершенно ненормально. То есть, конечно, это индивидуально, но меня лично укусили двадцать с небольшим лет назад.

— Двадцать?!

Бек кивнул.

— В Канаде. Мне было двадцать восемь лет, я был восходящей звездой в своей фирме и поехал туда в отпуск. Хотел отдохнуть на природе.

— А все остальные? Откуда они родом?

— Кто откуда. Когда я услышал, что в Миннесоте объявились волки, то решил, что они вполне могут быть такими же, как я. Поэтому я отправился на поиски, выяснил, что не ошибся, и Пол взял меня под крылышко. Пол — это...

— Черный волк.

Он кивнул.

— Кофе не хочешь? Я готов кого-нибудь убить за чашку кофе, если позволишь такое выражение.

Я испытала острое чувство благодарности.

— Это было бы замечательно. Если скажете мне, где искать кофеварку, я все сделаю. — Он указал на просвет между полками неподалеку от небольшого холодильника. — А вы рассказывайте дальше.

— О чем? — со смешком в голосе спросил он.

— О стае. О том, каково это, быть волком. О Сэме. Зачем вы инициировали Сэма. — Я помолчала, стоя с кофейным фильтром в руке. — Да, именно об этом. Я хочу знать ответ на этот вопрос.

Бек провел по лицу ладонью.

— Самый неприятный. Я инициировал Сэма, потому что был бездушной эгоистичной свиньей.

Я насыпала в фильтр молотый кофе. Раскаяние в его голосе было слишком очевидным, но я не собиралась позволить ему уйти от ответа.

— Это не причина. Тяжелый вздох.

— Я понимаю. Джен — моя жена — только что умерла. Когда мы познакомились, у нее был рак в терминальной стадии, так что я знал, что это должно произойти, но я был молодой и глупый, думал, вдруг произойдет чудо и мы будем жить долго и счастливо. Но чуда не произошло. Я впал в депрессию. Задумывался даже о самоубийстве, но когда ты волк, в этом есть один забавный момент: самоубийство не кажется хорошей идеей. Ты никогда не замечала, что животные не убивают себя намеренно?

Я об этом не задумывалась. Я сделала себе мысленную заметку.

— В общем, в то лето я был в Дулуте и увидел Сэма и его родителей. Понимаю, это звучит чудовищно. Но все было не совсем так. Мы с Джен все время говорили о детях, хотя оба понимали, что этому никогда не бывать. Врачи отпустили ей всего восемь месяцев. Какой тут ребенок? В общем, я увидел Сэма. Со своими желтыми глазами он был как настоящий волк, и эта идея полностью завладела мной. И не надо мне ничего говорить, Грейс, я и сам понимаю, что это было неправильно, — но я увидел его с недалекими и скучными родителями, у которых ума было не больше, чем у пары голубей, и подумал, что я был бы ему куда лучшим отцом. Я мог бы дать ему неизмеримо больше.

Я молчала, и Бек снова уткнулся лбом в раскрытую ладонь. Его голос казался голосом древнего старика. Я ничего не сказала, но он простонал:

— Ох, Грейс, я все понимаю. Все понимаю. Но, видишь ли, какая закавыка. На самом деле мне нравится быть таким, какой я есть. Нет, поначалу это было не так. Это было проклятие. Но в конечном итоге я просто стал по-разному любить лето и зиму. Понимаешь? Я знал, что в конце концов потеряю человеческий облик, но давным-давно с этим смирился. И думал, что и Сэм тоже смирится.

Я отыскала в закутке над кофеваркой кружки и вытащила две штуки.

— Но он не смирился. Молоко нужно?

— Капельку. Не слишком много. — Он вздохнул. — Для него это ад. Я создал для него персональный ад. Ему необходимо самосознание, чтобы ощущать себя живым, а когда он утрачивает его и превращается в волка... это ад. Я в жизни своей не встречал человека лучше его, а я искорежил ему жизнь. За все эти годы не было ни дня, чтобы я не сожалел о содеянном.

Возможно, он этого и заслуживал, но я не могла смотреть, как он терзается. Я принесла ему кофе и села обратно в кресло.

— Он любит вас, Бек. Может, он и ненавидит жизнь в волчьей шкуре, но он любит вас. И вот что я вам скажу: мне невыносимо сидеть здесь с вами, потому что все в вас напоминает мне о нем. Если вы и восхищаетесь им, то потому, что это вы сами сделали его тем, кто он есть.

Бек вдруг показался мне до странности уязвимым. Он долго сидел молча, обхватив кружку с кофе ладонями и глядя на меня сквозь поднимающийся от нее пар, потом сказал:

— О чем я точно не буду грустить, это о способности испытывать раскаяние.

Я нахмурилась, глядя на него, и сделала глоток кофе.

— Вы все забудете?

— Ты ничего не забываешь. Просто воспринимаешь все по-иному. Сквозь призму волчьего сознания. В волчьем обличье некоторые вещи становятся совершенно неважными. Есть еще эмоции, которых волки просто-напросто не испытывают. Это все утрачивается. Но самые важные вещи — их нам удается сохранить. Большинству из нас.

Например, любовь. Я вспомнила, как Сэм смотрел на меня еще до того, как мы познакомились в человеческом облике, а я смотрела на него. Как мы влюбились друг в друга, как это ни немыслимо. У меня больно защемило сердце, и я на миг онемела.

— Тебя укусили, — сказал Бек.

Мне уже была знакома эта его манера — задавать вопрос утвердительным тоном.

Я кивнула.

— Чуть больше шести лет назад.

— Но ты так и не стала оборотнем.

Я пересказала историю о том, как меня забыли в запертой машине, и изложила ему свою теорию о возможном противоядии, которую изобрели мы с Изабел. Бек довольно долго сидел молча, водя пальцем по небольшому кружку на боку кофейной чашки и безучастно уставившись на книги на стене.

— Это может сработать, — кивнул он наконец. — Ваша гипотеза не лишена логики. Но, думаю, чтобы все получилось, во время инфицирования нужно находиться в человеческом облике.

— Сэм тоже так сказал. Он сказал, если собираешься убить в себе волка, не нужно при этом быть волком.

Взгляд Бека по-прежнему был обращен куда-то внутрь себя.

— Ох, и все-таки это рискованно. Нельзя начинать лечение менингита, пока не удостоверишься, что лихорадка убила волка. А смертность при бактериальном менингите запредельная, даже если поймать его в зародыше и сразу начать лечение.

— Сэм сказал мне, что ради противоядия рискнул бы жизнью. Думаете, он правда так считал?

— Безусловно, — не колеблясь ответил Бек. — Но он же волк. И вероятно, останется волком до конца жизни.

Я уткнулась в полупустую кружку, глядя, как жидкость у самого края ободка меняет цвет.

— Я подумала, может, привезти его в клинику, вдруг он в тепле снова превратится в человека.

Наступило молчание, но я не торопилась увидеть выражение лица Бека.

— Грейс, — ласково произнес он наконец.

Я сглотнула, продолжая разглядывать содержимое кружки.

— Я знаю.

— Я наблюдаю за волками вот уже двадцать с лишним лет. Все предсказуемо. Каждому из нас отпущен свой срок... а потом все, конец.

— Но в этом году он же превратился в человека, хотя и не должен был, — по-детски заупрямилась я. — Когда его подстрелили, он стал человеком.

Бек сделал большой глоток кофе и забарабанил по стенке кружки пальцами.

— И для того, чтобы спасти тебя, тоже. Он превратился в человека, когда тебе грозила опасность. Не знаю, как он это сделал. И почему. Однако же он это сделал. Я всегда считал, что дело тут в адреналине, из-за которого организм решает, что стало тепло. Насколько я знаю, он пробовал проделать это еще несколько раз, но у него ничего не вышло.

Я закрыла глаза и представила, как Сэм несет меня на руках. Я почти видела это, чуяла это, чувствовала это.

— Черт. — Бек помолчал. — Черт, — повторил он затем еще раз. — Он хотел бы этого. Он пошел бы на этот риск. — Он осушил свою кружку. — Я помогу тебе. Как ты собиралась везти его в клинику? Усыпить на время поездки?

Вообще-то я думала об этом с тех самых пор, как мне позвонила Изабел.

— Наверное, другого выхода у нас нет. Иначе он не дастся.

— Нужен бенадрил, — будничным тоном сказал Бек. — У меня наверху есть.

— Я только не смогла придумать, каким образом заманить его сюда. После аварии я его больше не видела, — сказала я, осторожно подбирая слова. Я не позволяла себе надеяться. Просто не могла.

— Я знаю, как это сделать, — откликнулся Бек. — Эту часть я беру на себя. Я его приманю. Бенадрил положим в какую-нибудь котлету или что-нибудь в этом роде.— Он поднялся и забрал у меня кружку. — Ты мне нравишься, Грейс. Как бы мне хотелось, чтобы Сэм мог...

Он умолк и положил руку мне на плечо.

— Это может сработать, Грейс. — Голос у него был такой добрый, что я чуть не расплакалась. — Это может сработать.

Я видела, что он сам не верит в свои слова, но видела и то, что он хочет поверить. Пока что мне было этого достаточно.